Good Night (джен)

“…it’s no use going back to yesterday, because I was a different person then” Alice in Wonderland, Lewis Carroll

Вход в пещеру скрывался в самой середине Запретного леса и был настолько узок, что напоминал случайную щель в скале. Я протиснулся через тоннель и наконец оказался в совершенно круглой зале с источавшим белый свет потолком и доходившим почти до самых стен круглым колодцем посередине. Колодец этот казался бездонным, по крайней мере, когда я бросил в него камешек, я так и не расслышал, как он ударился о землю. Диадема покоилась в прозрачной сфере каких-то чар, зависнув в самом центре пропасти.

Некоторое время я стоял на краю обрыва и просто оглядывался кругом. Задача добраться до диадемы не показалась мне особенно сложной: можно было, например, попросту захватить из школьной кладовки метлу — и эта кажущаяся простота показалась мне подозрительной. Отец говорил, что приблизиться и осмотреть диадему действительно можно было без больших сложностей, однако что случится, если попытаться прикоснуться к ней, он не знал.

Я поднял волшебную палочку и, немного поколебавшись, вызвал Адское Пламя — в надежде, что огонь выжжет всю залу вместе с диадемой. Тем не менее, когда языки пламени коснулись окружавшей ее полупрозрачной сферы, они вдруг утихли, словно их никогда и не было. Я безуспешно попробовал некоторые другие заклятия, а потом заставил небольшой камушек подняться в воздух и подлететь к диадеме, и увидел, как он рухнул вниз, стоило ему задеть сферу. Очевидно, если кто-нибудь постарался бы трансфигурировать что-нибудь наподобие моста, он тоже разрушился бы прямо у него под ногами, стоило бы только коснуться сферы.

В этом, разумеется, в полной мере выразилось коварство Темного Лорда: подумать только, заставить волшебника пытаться сколотить лестницу голыми руками.

Для меня это означало, что остается только один вариант. Я выдохнул, отступив немного назад, сжал волшебную палочку. Шаг, еще один, я подпрыгнул и понесся вперед, подхваченный собственным заклятием, вытянув руку, как будто пытался ухватить снитч. Мои пальцы коснулись сферы, соскользнули по краю диадемы, но не смогли ухватить ее. Я начал падать, немного пролетев вперед из-за скорости. Ноги коснулись твердой поверхности. Не удержав равновесия, я покатился и заскользил по полу, и мне казалось, должен был вот-вот наткнуться на стену, но потом понял, что пролетел ее насквозь, словно ту, что была на вокзале Кингс-Кросс, и выскочил с противоположной стороны. В последний момент мне удалось зацепиться рукой, чтобы не соскользнуть в разверзнувшуюся за спиной пропасть.

Вскарабкавшись обратно, я выдохнул и посмотрел на все еще висевшую в воздухе диадему. И одна попытка была довольно безумной, а уж попробовать снова — хуже не придумаешь. Конечно, я решился.

Чтобы попробовать еще раз, я аккуратно прошел вокруг колодца, чтобы оказаться напротив выхода из залы. Там, по крайней мере вокруг проема, стена была сплошная.

Некоторое время я размышлял, а потом, сделав шаг назад, прыгнул снова, помогая себе заклятием. На этот раз мне удалось ухватить диадему, или, скорее, подтолкнуть ее рукой, так как едва я коснулся ее, пальцы отказались сжиматься как следует. Я снова свалился на пол, покатился, врезался в край прохода. Диадема со звоном ударилась о камень, заскользила, отскочила от стены и полетела в пропасть. Я дернулся, успев в последний момент зацепить ее ботинком.

Потом я аккуратно взял диадему, положил ее на пол перед собой и некоторое время сидел без движения, пытаясь отдышаться. Мне показалось, что можно немного отдохнуть, прежде чем пытаться ее уничтожить.

“О чем ты?”, — пронеслось вдруг в моей голове. — “Этот артефакт прибавляет ума. Может быть, ты мог бы его использовать?”

Я вздрогнул, уставившись на лежавшую на полу диадему.

“Если бы ты рассчитал все правильно, твой отец остался бы жив. Если бы тебе хватило магических способностей сразиться с Темным Лордом… Могу поспорить, с диадемой ты постигнешь заклятия, которые тебе и не снились”

Мне показалось очень странным, что я не подумал об этом раньше и даже так просто собирался сжечь такую ценную вещь всего лишь какие-то несколько минут назад. Я потянулся, взял диадему в руки и некоторое время смотрел на нее.

“Ты сделаешь новый маховик, если потребуется. И сможешь вновь вернуться назад и все исправить… Так чтобы не пострадал никто из невиновных.”

Центральный камень вдруг хищно блеснул, на мгновение напомнив мне почему-то стеклянный глаз. В каком-то прозрении я с ужасом выронил диадему, выхватил волшебную палочку и произнес заклятие.

Струи огня, рыча, бросились вперед, диадема зашипела, словно издыхающая змея, я рванулся и скрылся в проходе, принялся протискиваться сквозь него. Огненные твари свирепствовали в зале и в бешенстве царапали стены. И мне казалось, было только несколько минут: прежде чем иссякнут мои силы их удерживать, и они накинутся уже на меня. Я вновь оказался в Запретном лесу и завалил заклятием вход в пещеру.

Несколько дней после этого я скитался в окрестностях школы Хогвартс. Мне казалось, что можно было бы попытаться спасти Лавгуд, когда она поедет домой на Рождество, а после этого дождаться нужного момента и отправиться в поместье Малфоев.

Мне пришлось тогда несколько дней жить в лесу и, не желая пренебрегать удобствами, я ужасно вымотался, применяя трансфигурацию направо и налево. Неприятно, разумеется, было то, что еду приходилось похищать из Хогсмида, рискуя быть замеченным.

Когда однажды вечером я сидел у огня, мне вспомнились слова отца о том, что диадема, скорее всего, не была единственным крестражем. Он предполагал, что остальные должно было быть поручено сохранить другим великим магическим семьям. Блэки, Мафои, Лестрейнджи, Нотты получили по одному. Ему казалось также, что после возвращения еще один он мог поручить Снейпу, хотя в этом у него не было полной уверенности.

Когда заскрипели колеса тормозящего поезда, я был на вокзале — кое-как изменив внешность с помощью заклятий, скрывался в толпе учеников. Я не мог встретить здесь самого себя, так как по предложению Слизнорта уехал еще до окончания семестра, но вызывать лишние вопросы у остальных мне не хотелось.

Лавгуд никак не появлялась. Я ходил туда-сюда по перрону, так что проводник уже начинал косо на меня поглядывать.

— Заходите, поезд отходит! — крикнул он мне, но я покачал головой, ответив, что мне нужно кое-кого дождаться.

Мне казалось, что Лавгуд была не из тех, кого сложно заметить, но я так ее и не видел. Собиравшаяся толпа учеников редела, пока все они не забрались наконец в поезд, и, когда колеса вновь скрипнули, я понял вдруг, что Лавгуд не появится. И все-таки я зашел в поезд, осмотрел все купе, и только тогда поверил наконец, что я действительно не успел, и ее забрали раньше. Ко мне вернулось давящее чувство, будто все это уже случалось.

Когда спустя несколько дней я смотрел на самого себя, понуро сидящего на скамейке, мне казалось почти удивительным, что я был сейчас в том же самом месте, где все началось. Думал ли я тогда, что всего лишь через несколько минут после того, как я страстно захочу вернуться в мир без Темного Лорда, другому мне придется сразиться с ним, не имея надежды на победу?

Вскоре появился мой отец. Он объяснял что-то другому мне, потом обнял его. И я на мгновение улыбнулся, вспомнив об этом.

— Маховик позволит тебе путешествовать во времени. Ты сможешь исправить все… — сказал он.

В кустах послышался шорох, и другой я обернулся, но увидел только прогуливавшегося между кустов белого павлина. Я же успел заметить, что этот павлин только что вылетел из волшебной палочки Северуса Снейпа, зачем-то вернувшегося и желавшего теперь скрыть свое присутствие. Он, кажется, подслушал по крайней мере часть разговора.

— Удачи, — сказал отец, вручил мне портал, и другой я исчез с громким хлопком.

— Нет! — лицо Снейпа вдруг исказилось, как будто от страха, он выхватил палочку и выскочил их своего укрытия. Я тоже рванулся с места. Мне показалось, что он заметил Темного Лорда, и я, конечно, собирался тоже принять участие в сражении, даже если этому суждено было быть последним моим поступком.

— Остолбеней! — закричал Снейп. Красные искры ударили моего отца, отбросили его.

И только тогда я понял наконец, что Темный Лорд никогда не появлялся.

Уже плохо осознавая происходящее, я тоже сотворил какое-то заклятие, врезавшееся Снейпу в бок. Он схватился за поврежденное место, пошатнулся, сделал несколько шагов, чтобы удержать равновесие.

— Уходи быстрее! — закричал я моему отцу. Он кивнул, взялся откручивать маховик.

Я снова направил палочку на Снейпа. Искры окатили его руку, так что она повисла плетью, но он, кажется, почти не заметил этого, словно даже не пытался защититься, думая только о том, чтобы помешать уйти моему отцу.

Не помня себя, я бросился вперед, выкрикивая новые и новые заклятия. Снейп отбил одно из них, второе влетело ему в колено, он оступился, упал. Но было поздно. С его палочки уже сорвалась красная вспышка, ударившая отца прямо в висок. Я с ужасом увидел, как тот повалился на землю, странно вздрагивая, как прижал руки к лицу. Висевший у него на шее маховик времени раскрутился, забрав его обратно в прошлое.

Я застыл на месте. Отец был мертв. Перед моими глазами пронеслись воспоминания, как я заклинаниями заставлял биться его сердце. И так он умер в третий раз.

Снейп бросился к тому месту, где еще секунду назад лежал мой отец, прокричал что-то. Он все еще припадал на одну ногу, тяжело дышал и немного кривился, наверное, от боли, волшебной палочки у него тоже больше не было. Когда он обернулся на меня, его лицо было искажено от волнения.

— Где маховик?!

Я почти не разобрал слов, от захлестнувшей меня ненависти. Снейп только что убил моего отца.

И вновь, как когда-то давно, мне захотелось только одного — уничтожить его, заставить его заплатить хотя бы так, если никак иначе. Я вскинул руку и направил на него волшебную палочку, в голове была только одна мысль, каково это — применить убивающее заклятие. Снейп заметил мое движение, дернулся в сторону, но было поздно.

— Авада Кедавра!

Зеленые языки пламени окатили Снейпа, но он почему-то так и остался стоять. Я заметил, что он прикасается к черной метке на своей руке, в следующую секунду мне в спину влетело оглушающее заклятие. Я упал, кто-то бросился ко мне, забрал волшебную палочку.

— Заприте его, я потом разберусь, — распоряжался Снейп, в его голосе все еще слышалось волнение.

— Повезло вам, Снейп, что заклятие не сработало, — Беллатриса язвительно усмехнулась.

— Доложить Темному Лорду? — спросил еще кто-то.

— Северус, прошу вас… — вмешался голос Нарциссы Малфой.

Меня заставили подняться и держали, пока Снейп хлопал меня по карманам в надежде, кажется, отыскать маховик. Потом меня отвели в подземелье и толкнули на кучу соломы.

Я был уверен, что Снейп скоро придет убить меня. Он знал откуда-то про маховики времени и, кажется, пытался помешать мне отправиться в прошлое. Так что, как мне представилось, вопрос был только в том, важнее ему было все-таки выяснить судьбу маховика до самого конца или же просто покончить со мной. Конечный итог, впрочем, не различался, поэтому я просто уставился в потолок и так и лежал, не чувствуя никакого желания подняться.

Ко мне вернулось то давящее ощущение, словно все это уже случалось, словно я в каком-то высшем смысле бежал все время по кругу, который расчертил сам для себя. И все это стало почему-то выглядеть в моих глазах насмешкой. Это было банальностью, частью тягучей череды событий. Заклятие, убившее моего отца даже не должно было оказаться смертельным, но все равно бурлящая в душе ненависть призывала к мести, хотя больше всего мне хотелось бы, чтобы этого просто никогда не случалось.

Дойдя до этой мысли я как-то застыл, не чувствуя желания развивать ее дальше. Снейп вскоре должен был прийти, чтобы убить меня.

— Привет, тебя зовут Теодор Нотт? А меня Полумна Лавгуд, — мне отчетливо послышался приглушенный голос.

Некоторое время я удивленно оглядывался, а потом заметил щель в стене, откуда и донеслись до меня эти слова. Сквозь просвет этот видны были только светлые, почти белые волосы, но Лавгуд почему-то живо предстала передо мной — со своими большими затуманенными глазами, и я вспомнил почему-то, как она кормила фестралов в Запретном Лесу.

— Мы с мистером Олливандером вчера заметили эту щель в стенке, и вот она пригодилась… — дружелюбно заметила Лавгуд. — Спасибо тебе, что вылечил меня. И заступился тогда…

Мне вдруг вспомнилось, что для нее с того момента не прошло и нескольких дней.

— Не стоит.

— Очень даже стоит! — возмутилась Лавгуд. — Тебя же поэтому заперли здесь?

— Нет… — пробормотал я. — Я тогда прощения приходил просить, — голос мой стал почему-то отрывистым. — Не постеснялся тоже… Прощения… — она хотела начать что-то говорить, но я перебил ее, мне вдруг показалось очень важным узнать: — Послушай... Скажи мне... Я видел, как ты кормила фестралов в Запретном Лесу. Когда была в Хогвартсе. Почему?

— Фестралов? — она, почему-то мало удивилась этому вопросу, даже немного повеселела, как будто вспоминала о чем-то приятном. — Да, я тогда всегда захватывала что-нибудь для них, когда шла гулять. Вроде как для уток…

— Тебе они не напоминают о смерти близких? — непонимающе спросил я.

Мгновение она, задумавшись, молчала, наверное, такой вопрос и вовсе никогда не приходил ей в голову.

— Немного. Но не очень, — она еще немного помедлила. — Все-таки они же не знают, что я вижу их только потому, что умерла моя мама.

— Не знают, — усмехнулся я. — Но от этого не легче. Все равно каждый раз все будто снова перед глазами.

— Значит, ты немножечко все еще там, — задумчиво сказала Лавгуд, говорила она почему-то немного нараспев, как будто постоянно читала стихи. — Мыслями. Наверное, ты поэтому так много знаешь лечебных заклятий.

Очень странно было, что она угадала все правильно, хотя едва знала меня, наверное, все это лежало ближе к поверхности, чем я привык думать.

— Может быть... А с тех пор, как умер мой отец, я в двух местах одновременно, — мне стало смешно от собственной шутки. — А ты, значит, больше не там? Сбежала?

— Нет, не сбегала, — с увлечением сказала она. — Я когда хочу — там, а когда не хочу — нет. Как будто это мой летний домик.

— Летний домик? — я невольно усмехнулся: у нее была крайне странная манера выражать свои мысли.

Лавгуд, кажется, немного смутилась, как будто сказала случайно что-то лишнее.

— Воспоминания о маме приятные и немного грустные, — она говорила вдруг с большим жаром, чем раньше. — Как летний домик, когда лето закончилось. Туда можно зайти и перелистать фотографии, но оставаться там все время уже нет никакого смысла.

— Нет смысла, это правда… Но все равно… — произнес я. — Уйти тоже очень тяжело.

— Это мозгошмыги! — уверенно заявила Лавгуд.

— Кто? — я наклонился к самой щели, в надежде разглядеть ее лицо и найти признаки того, что она шутила.

— Мелкие зверюшки, — ее голос был уверенным. — Проникают в мозг и вызывают размягчение мозга. Их нужно ловить и отгонять. Иначе замучают.

— Хорошо, что их не существует, — усмехнулся я.

— Но мы чувствуем, как они что-то делают, а стало быть, они есть, — возразила она.

Я хмыкнул. Мне было неясно, как могли философские глубины сочетаться с причудливыми фантазиями. Хотя, возможно, только так и могло быть.

— Пусть мозгошмыги. Но все-таки скажи мне. Ты боишься смерти? — задумчиво спросил я.

— Смерти? Боюсь, конечно, — немного озадаченно отозвалась она, а потом, немного подумав, добавила: — Но если сделать ничего нельзя, зачем тогда и бояться…

— А если можно? Если всегда можно?

— Это только кажется, что можно, поэтому и страшно, — с жаром возразила Полумна. — Но если уж нельзя, то нельзя, и зачем только себя и других мучить, если нельзя?

— А что, если можно? — как заведенный повторил я, на мгновение задумался, а потом неожиданно даже для себя выпалил: — Я собрал маховик времени и, может быть, соберу еще один… Тогда все можно. Все можно исправить.

Лавгуд молчала, может быть, не понимая точно, о чем я говорил, а потом вдруг сказала, на этот раз даже с заботой:

— Если пытаться спасти, когда нельзя, то будешь как будто бы терять снова и снова.

Видные через щель волосы колыхнулись. Мне показалось, будто она как-то знала обо всем, что случилось, словно была прорицательницей.

— И если повернуть время вспять, то тогда и правда останешься там, — задумчиво произнесла она. — На самом деле, а не только мыслями.

Ко мне вернулось гнетущее ощущение того, что я шел по кругу. И подумалось, что, может быть, это все, что было — бесконечное повторение.

— Но как знать, можно или нельзя? Может быть, нельзя. Я даже сам чувствую, будто бы нельзя. Но что, если можно? — пробормотал я, потом остановился, так и не зная, как закончить эту мысль. Потом мне пришло в голову, что поэтому Лавгуд и была такой спокойной, и именно поэтому я был так взволнован. С другой стороны, я и не знал, так ли плохо было мне быть взволнованным, все-таки, именно моя одержимость заставила меня создать маховик.

Вместе с вернувшимся гнетущим ощущением замкнутого круга, мне начало казаться, что Лавгуд была права, что спасти отца все-таки было нельзя, как будто я опять боролся с неостановимой стихией, что даже если удалось бы создать новый маховик, я так и проходил бы через бесконечное повторение момента его смерти.

— Но что, если можно? — повторил я, снова спрашивая себя. — Тогда обязательно нужно! Ведь нужно же! Кем я буду, если не попробую?

Лавгуд сунула в щель палец и погладила меня по тыльной стороне ладони.

— Ты очень несчастный человек — произнесла она.

Я усмехнулся.

— Знаешь, ты права. Это оттого, что я иду по кругу. А иду по кругу оттого, что думаю, что вдруг можно и вдруг это вовсе не круг, а петля. А ты идешь вперед, потому что считаешь, что нельзя… И может мне тоже надо бы идти вперед… Но если…

Некоторое время мы молчали. Мне вдруг вспомнилось, что скоро должен был появиться Снейп, и я терял зря время, расспрашивая ее о фестралах, и я взялся пересказывать ей все, что знал о крестражах.

— Слушай! — я снова наклонился к самой щели. — Мне надо кое-что рассказать тебе.

Я пересказал ей все, что знал — об уничтоженной диадеме, о Лестрейнджах, Малфоях и Блэках. Она не перебивала меня, только задавала иногда вопросы, когда не понимала, о ком я говорил.

Потом я услышал в коридоре шаги, замолчал и отодвинулся резко от стены. Заскрипела растворяющаяся дверь, и в проеме я увидел Снейпа. При виде него в моей душе снова загорелась ненависть, вытеснив все остальное. А еще где-то в глубине ворочался страх, я был уверен, что скоро умру.

Снейп остановился в небольшом отдалении, направил на меня палочку и потребовал рассказать ему о маховиках.

— Что вы сделали в прошлом, Нотт? — его взгляд был по обыкновению непроницаемо-безразличен.

— Пытался спасти отца, которого вы убили, — огрызнулся я.

— Я лишь оглушил его, — поправил он меня.

— Это заклятие оказалось для него смертельным, — сказал я, с ненавистью смотря на него. — Он умер у меня на руках, а потом вы нашли тело.

Снейп остался холоден — его, по всей видимости, совершенно не обеспокоило это известие — и продолжал задавать вопросы:

— И вы, конечно, хотите снова попробовать спасти его?

Я молчал, с ненавистью глядя на него. Мне стало противно от того, что я ответил на предыдущий его вопрос, и больше делать этого я не собирался, хотя бы он выбивал слова силой.

— Значит, вы сами спрятали маховик. И у вас нет другого, — протянул Снейп. — Так что все, что остается — ваши знания…

Если до того момента у меня и оставались какие-то сомнения в том, что он пришел убить меня, то теперь они рассеялись.

— И стереть их так просто не получится. Это были ваши выводы, и они вернутся…

Мне стало очень страшно и показалось, что оставалось только попытаться в отместку напугать и его.

— Вы узнали о маховиках от Дамблдора, не так ли? — со злой насмешкой протянул я. — Именно он приказал вам помешать мне отправиться в прошлое. А вы, кажется, выполняете его приказы… Хотя убить меня, чтобы помешать мне создать новый маховик — уже ваше творчество.

Для Снейпа это стало большой неожиданностью, он едва уловимо дернулся и крепче сжал свою палочку.

— Хотите знать, кому еще я рассказал об этом? — поинтересовался я.

Снейп слегка скривился, но быстро овладел собой.

— Помните, я говорил вам подумать, могут ли у Темного Лорда быть причины убить вас? — я усмехнулся. — Теперь, не сомневайтесь, они у него есть.

— Довольно глупое вранье, — процедил Снейп. — Тогда вы не сидели бы здесь.

— Уверены? — я все еще улыбался.

— Думаю, вам лучше не дерзить, а постараться убедить меня, что создавать новые маховики вы не собираетесь, — вкрадчиво заметил Снейп. — Поверьте, мое заклятие сработает.

Меня охватывало уже такое бешенство, что стало совершенно безразлично, убьет он меня или нет. Я собирался молчать, даже если мог бы выпросить себе помилование. Снейп заметил мое настроение и, кажется, понял, что ждать уверений бесполезно.

— Что ж, вы, думаю, ненавидите Темного Лорда не меньше моего, — его голос стал глухим. — Так что должны понимать, что я не могу оставить ни единой возможности вернуть его. Даже если не вы сами… Кто-нибудь другой.

Какое-то время он молчал, направляя на меня палочку.

Я ждал смерти каждую секунду. Сердце бешено колотилось, словно собираясь наверстать удары за всю оставшуюся жизнь. И когда мне уже казалось, что я вижу устремляющиеся ко мне зеленые языки пламени, неожиданно послышался голос, звучавший приглушенно — из-за того, что нас и говорящего разделяла стена.

— Профессор Снейп! Не надо, пожалуйста!

Эти слова, наверное, уже повторяли не в первый раз, и мне удалось расслышать их только теперь. Как во сне я увидел, что Снейп опустил палочку и вышел из камеры. Впрочем, вернулся он спустя всего лишь несколько секунд, таща под руку Лавгуд. Казалось, она была почти в каком-то забытьи, ее волосы разметались, огромные глаза еще больше, кажется, расширились от страха.

— За что вы хотите убить его? — ее голос дрожал. — Он же ничего не сделал.

— Мисс Лавгуд, — немного громче, чем требовалось, произнес Снейп, уставившись на нее, — пожалуйста, вбейте в Нотта хотя бы немного здравого смысла.

— Вы, конечно, тварь, — процедил я.

— Для его же блага, — с нажимом повторил Снейп, не обращая на меня внимания. — Убедите его принести обет…

Показалось, будто Лавгуд застыла от ужаса, словно бы не представляя, почему два человека, которые почти что сражались на одной стороне, могли так возненавидеть друг друга.

— Можете убить меня, я не стану клясться, — мне казалось, что все внутри пылает от злости. — Вы убили моего отца и, надеюсь, тоже умрете.

Снейп оттолкнул Лавгуд, так что она едва не упала, снова направил на меня палочку. На долю секунды все мы трое как будто застыли. Мне казалось, что сердце отсчитывает последние секунды моей жизни, и я не слышал уже ничего, кроме сотрясавших мои жилы ударов. Мои мысли опять уцепились за что-то отвлеченное, словно все мое существо рвалось оказаться подальше от того, что должно было сейчас случиться. Я думал о том, что, если у Темного Лорда и в самом деле были причины убить Снейпа, то ему тоже долго не протянуть, о том, больно ли будет умирать, и о том, каково будет вновь встретиться с отцом, уже за завесой.

Я, наверное, видимо дрожал, ведь мне было страшно, как никогда прежде, все вокруг снова расплывалось, и я видел только безразличные глаза Снейпа. И вдруг лицо его страшно перекривилось, как будто от какой-то внутренней муки. Он вдруг резко опустил волшебную палочку, пробормотал что-то и вышел прочь.

Мгновение я не мог даже поверить в это. Лавгуд бросилась ко мне, обняла меня, я крепко-крепко сжал ее. И какое-то время казалось, словно от охватившего меня волнения нельзя было и вздохнуть, а потом я начал говорить. Говорил я путано, много запинался, но все-таки мне почему-то хотелось высказать хотя бы некоторые из мыслей, которые ринулись вдруг в мою голову.

— Я и правда боюсь смерти… Больше всего… Только не своей… Смерти близких, — мой голос сбивался, может, все еще дрожал от страха. — В этом я… Я почти как, — секунду не получалось найти нужные слова. — Почти как Темный Лорд с его крестражами…

Теперь, когда я обнимал ее, ко мне вдруг вернулось это странное чувство, что все-таки даже и с помощью маховика спасти отца было почему-то невозможно. И мне показалось важным ухватиться за эту мысль, распутать ее до конца, и, едва я потянул за эту нитку, как меня вдруг озарило.

— Но и вправду нельзя! — почти закричал я, отстранившись, ухватив ее за плечи и глядя ей в глаза. — И вправду нельзя!

В голове пролетела мысль, что в записках, которые я выкрал из Отдела Тайн, не содержалось ни единого упоминания о временной петле, которая не замкнулась бы идеально сама на себя, и что ни разу не было случая, когда волшебник, путешествуя во времени, возвращаясь, не узнавал бы своего будущего. И что и со мной получилось точно так же. Маховик сломался, когда я попытался отправиться в прошлое, чтобы убить Темного Лорда, и все остальное случилось ровно так же, как я помнил.

— Маховик сломается. Он не сможет перенести в прошлое, если петля не завершена… Это всего лишь маленький, слабый прибор. Он может сместить время, только когда оно попадает в ту же колею, идеально совмещается с самим собой, а события замыкаются, — я почти захлёбывался словами. — Действия приведут к тому, что все случится точно так, как уже случилось.

Когда я сказал это, мне показалось, что с моей души свалился тяжкий камень, как будто круг наконец прервался. Лавгуд все еще обнимала меня.

— Вот и все, — как-то отстранённо закончил я. — Нельзя. Вот и все.

— Да, но теперь начнется что-то другое, — весело заметила она.

Я улыбнулся, и не так, как обычно, мрачной усмешкой, а по-настоящему.

Вскоре случилось так, что наши с Лавгуд пути разделились, и когда я вновь встретился с ней после битвы за Хогвартс, она не помнила об этом разговоре, и даже того, что я рассказывал ей о крестражах. Когда она во второй раз благодарила меня за то, что я вылечил ее, не подозревая, что уже когда-то это делала, меня охватывала щемящая грусть.

Мне всегда представлялось, что Снейп стер ее воспоминания, желая защитить свою легенду, и из-за этого я возненавидел его еще сильнее, если такое, конечно, было возможно. Думаю, что непременно снова попытался бы убить его, если бы он остался жив — и тогда ему бы удалось, может быть, справиться с тем, что остановило его в прошлый раз, и, как он и собирался, покончить наконец с самой возможностью создания маховиков.

Я удалился от замка и остался один в Запретном Лесу. Я знал уже точно, что Снейп мертв, а значит, все, что волновало меня до сих пор, должно было остаться теперь позади. Этот момент ощущался словно граница двух реальностей: уже потухли убивающие заклятия, перестали дышать последние умирающие, но все не пришло еще в порядок, не начались разбирательства.

Занимавшееся утро окрашивало стволы деревьев розоватой дымкой, капли света ютились на темно-зеленых листьях, проливались пятнами на землю. Я остановился на небольшой полянке, с волнением вдыхая влажный от росы воздух. В руках у меня был кусок мяса, который я взял на разгромленной школьной кухне. Прошло уже, казалось, много времени, мне думалось даже, что они все разбежались во время битвы и не появятся теперь. Но наконец в зарослях послышался шорох, и фестрал со странной хищной грацией выступил на поляну. Я бросил ему мясо и принялся наблюдать, как он отрывает целые куски и проглатывает их.

На меня нахлынули воспоминания — о матери и отце, но теперь от них не было больно, а только лишь грустно. Мне подумалось, что Лавгуд тогда оказалась права. Начиналось что-то другое, круг был разорван, и я мог наконец двигаться дальше. И сейчас был этот тихий момент размышлений в начале долгого пути, точка, подводящая итог всему случившемуся. Сейчас я кормил фестралов в Запретном лесу.