Письмо из 2001 года (гет)

Северус медленно шёл по пустынному ночному коридору из кабинета директора к своим комнатам. Раньше ученики старались не попадаться ему на глаза, зная, когда он дежурил. Теперь же всем было строго-настрого запрещено под страхом самых страшных наказаний выходить из общежитий после отбоя. Северус пока не знал, на что были способны Кэрроу, но надеялся, что хотя бы кого-то таким образом он убережёт от увечий и посещений медпункта.

Замерев у окна в башне и пару секунд побуравив мрачным взглядом желтеющие верхушки деревьев, он продолжил путь до своей гостиной. У него так и не вышло занять апартаменты Альбуса, хотя тот не раз просил его использовать их по своему усмотрению. Несмотря на то, что практически каждое действие той роковой ночью было спланировано, проговорено и буквально отрепетировано, легче от этого не становилось. Это не было первым убийством в его жизни, не было первым предательством, не было первой потерей. Но менее больно от понимания тоже не становилось.

Началась всего вторая учебная неделя, а он уже был измотан так, словно целый год подходил к концу. Коллеги его не принимали, доносить действительно важную информацию между строк стало практически невозможно, хотя он и не ждал иного. Особенно после долетевших до преподавательского состава слухах о чудовищной смерти Чарити Бербидж, последние годы учившей детей Маггловедению. Северус понимал, что и сам бы реагировал точно так же, если бы вообще не попытался убить такого, как он. Коалиция против него сама по себе была ему не страшна, однако создавала дополнительные проблемы там, где и без того было практически невозможно не оступиться.

Дойдя до гостиной, он позвал домовика и попросил принести поздний ужин. Этим вечером он уже побывал на ковре у Лорда, докладывая о делах в Хогвартсе, и смог около получаса поискать необходимые книги в библиотеке Люциуса, прикрывшись ото всех неудачным экспериментом с увеличением продолжительности действия Оборотного зелья. Может быть, он был бы и не прочь рассказать о странных письмах старому другу, но пока посчитал это преждевременным — тем более ответа от своей собеседницы, предпочитавшей отвечать довольно быстро, он пока не получил.

Когда пришло первое письмо, он пытался свести несколько отчётов в один генеральный для встречи с Попечительским советом Хогвартса и был сбит с толку. Короткая записка с письмом, написанным будто бы им самим и не отразившим никаких опасных или обманных чар, — несколько предложений и до оторопи странная подпись. Первой мыслью было — проверка! Но логичнее казалось подписаться Поттером, когда как Грейнджер была бы одной из последних, с кем он мог бы вступить в переписку. К тому же, слишком странная идея о временной петле — для чего это могло понадобиться Лорду, было непонятно, а больше никто о подобных проверках не додумался бы.

Аккуратно вывернувшись из щекотливой ситуации, Северус вскоре получил второе, достаточно наглое по своей сути и странное по содержанию, послание от того, кто по-прежнему назывался Гермионой Грейнджер. Северус подумал и решился ответить, не менее нагло и самоуверенно — тем более, его задело упоминание якобы мисс Грейнджер о его скорой смерти. Узнать об этом факте своей будущей биографии было страшно, но одновременно в какой-то мере освобождающе.

Уже отправив письмо, он осознал, что уже практически верит в эту дикую идею с играми времени. Это было так странно, но отчего-то не казалось невозможным. В нём на несколько минут проснулся маленький мальчик, которому мама втайне от отца показывала несложные заклинания, вызывая восторженный смех. Разве что, он никак не мог представить свою невольную собеседницу преподавателем: в его глазах она всё ещё была девчонкой, студенткой, от которой у него сводило зубы, вездесущей подружкой Поттера, зубрилой с манией величия. А писать ему должна была, вероятно, молодая женщина, которая, как и он когда-то, волею судьбы оказалась в некоторой степени заложницей Хогвартса и делала первые шаги во взрослую жизнь.

Её ответ и поразил его, и одновременно практически успокоил. Четыре года — маленькая жизнь, особенно на фоне войны, когда каждый день может стать последним. Если всё это было правдой, значит, в том, что он уже сделал и только собирался, действуя строго по плану, разработанному Альбусом, был высший смысл, который он иногда терял. Если эта девчонка могла написать ему через четыре года из Хогвартса, значит, он справится с тем, что ещё предстояло, а на большее он и не надеялся даже наедине с самим собой.

Однако, несколько раз перечитав её искреннее в некой торопливости послание, он так и не нашёл слов, чтобы написать ей в ответ хоть одну строчку. Да и не был уверен, что стоило. Самое главное он уже знал — зачем ему лишняя головная боль, которой обязательно становилась Гермиона Грейнджер на его памяти?

И всё же шло время, начались учебные дни, а мысли то и дело возвращались к спрятанным под несколькими заклинаниями кратким письмам из будущего. Он пытался и никак не мог представить её в преподавательской мантии, за учительским столом, среди детей, которые были ненамного младше неё самой. А ещё, конечно, его интересовала сама загадка этого временно́го феномена — он всегда любил загадки, а эта была определённо одной из лучших, что встречались ему на протяжении всей его жизни.

Проведя непростые выходные в Малфой-мэноре и отчитавшись перед Лордом, Северус смог выдохнуть только вернувшись в свою гостиную. Скинув мантию и сюртук, он расстегнул пару пуговиц рубашки и сел за письменный стол у окна. Ему нужно было подготовить ответ на бессмысленный запрос Министерства и дать некоторые указания деканам, но сил совсем не осталось: пришлось после собрания ближнего круга экстренно побывать у Паркинсонов и оценить тяжесть проклятия, наложенного недовольным Лордом на хозяйку дома. Он откинулся на спинку кресла — всегда ненавидел сидеть за столом на обычном стуле, — и попробовал сформулировать основные тезисы для будущей беседы с Помоной, Филиусом и Минервой, но руки на автомате потянулись к письмам, скрытым в тайном ящике под собственными охранными заклинаниями.

Сняв защиту, Северус тяжело вздохнул и упёрся взглядом в маленькую стопку конвертов, лежавших перед ним. В гудящей от усталости голове медленно формировалось дерзкое, беспардонное в своём эгоизме желание: дать себе крохотную частичку свободы, хотя бы перед финалом, и позволить этот маленький фарс у всех на виду — переписку со своей бывшей ученицей в то время, когда за одно это его могли убить.

После смерти Альбуса не осталось никого, кто мог бы понять его мотивы и поступки, трактовать их, не опираясь на сиюминутные впечатления, а просто быть уверенным в том, что всё, происходящее в этот момент, на самом деле необходимо и правильно, верно. Северус до этого момента даже не думал, как это на самом деле было тяжело: не иметь возможности сказать кому-то о том, что сделал с отчаянием и сожалением. Как иронично выглядело с этого ракурса осознание, что единственным человеком, кто сейчас мог его понять, оказалась Гермиона Грейнджер.

Северус ещё немного посидел, глядя на конверты, подписанные её аккуратным, округлым почерком, а затем взял в руки перо, макнул в чернила и начал писать ответ. Всё же он как-то странно доверял своей собеседнице, которая могла оказаться кем угодно, нужно было спросить, попытаться запугать или надавить. Но письмо вышло скорее насмешливым, чем угрожающим или суровым. Ему было интересно, что она скажет, как попытается доказать свою личность, и в то же время какая-то его часть опасалась, что это была жестокая проверка и каждая строка, выведенная его рукой, могла стать для него последней.

На вызов прилетела всё та же встрёпанная небольшая сова, и Северус кивнул сам себе. Попытавшись угостить её, он получил клювом по пальцам и больше решил не рисковать. Отправив послание, он плеснул в стакан огневиски и, не потушив камин, скрылся в спальне, оставив запрос Министерства и нетронутые тезисы для коллег на следующий день.

* * *

Северус, опершись о стол кулаками, тяжело дышал после стычки с Амикусом Кэрроу.

Являясь его заместителем, Кэрроу мог устанавливать определённые правила, например, виды наказаний за провинности, совершённые учениками. Но все изменения должны были согласовываться с директором, пусть и предполагалось, что это чистая формальность. Однако поймав сегодня, совершенно случайно, Кэрроу на желании применить к ученику непростительное в качестве наказания за непослушание в общем коридоре, Северус не сдержался. Заварушка вышла знатная, хотя и за закрытыми дверями директорского кабинета.

Северусу ещё предстояло выработать тактику поведения с братом и сестрой Кэрроу, что позволило бы исподволь контролировать их, защитить студентов, насколько это было возможно, и не допустить смертей детей. Пока получалось плохо, но он смог отстоять ребёнка, к которому, не успей он вмешаться, был бы применен Круциатус, и знал, что правда на его стороне хотя бы потому, что ученик был чистокровным когтевранцем из тех редких представителей иных факультетов, кто благоволил Лорду с самого начала. Такого семья бы не потерпела, и разразился бы скандал, ненужный ни Лорду, ни Министерству, которое пусть и было захвачено, но всё ещё находилось в переходном состоянии. И Кэрроу не мог этого не признать, хотя отрицал свою вину до последнего. Как Северус добился бы того же, будь на месте того когтевранца какой-то полукровка-пуффендуец, которого некому было бы защитить, случись что, он не знал, и это было самым гадким.

Прошла почти неделя с тех пор, как ранним утром сова принесла новое письмо от Гермионы — теперь он был в этом уверен, — и ему нужно было переварить её практически наивную откровенность. Кажется, с ним никто не был настолько прост в общении со времён дружбы с Лили. Эта девчонка писала ему так, точно болтала со своими гриффиндорскими приятелями — искренне, непринуждённо, хотя и придерживаясь определённой линии поведения.

Кого она видела в нём? Своего профессора? Двойного агента? Бывшего пожирателя? Героя войны? От последнего предположения было просто смешно — никто и никогда не назвал бы его героем войны.

Северус скривил губы в усмешке и, развернувшись, присел на край стола, мантия тяжёлыми складками хлестнула по икрам. Он чувствовал, как начинала медленно нагреваться метка — после полученного донесения от Кэрроу Лорд задумался, призывать своих слуг или нет. Потерев предплечье, он выпрямился и в несколько шагов пересёк кабинет, остановившись у двери, ведущей в апартаменты директора. Через пару секунд он был уже в своей гостиной. Этому фокусу его научил портрет Альбуса: магия Хогвартса поддерживала директора всегда, а уж сотворить пространственный мини-портал для школы было проще простого.

Призвав из спальни бодрящий эликсир, он выпил ровно половину, отставив фиал с оставшимся зельем на каминную полку. Ему не было известно, сколько продлится встреча в Малфой-мэноре, так что следовало подготовиться, чтобы сил хватило и на уверения, и на защиту, и на окклюменцию. По телу начало разливаться приятное тепло, и он повёл плечами, разминая затёкшие мышцы. Сев за письменный стол, Северус вытянул из ящика чистый пергамент и, подумав немного, начал быстро писать убористым, ровным, хотя и немного неразборчивым почерком.

«Здравствуйте, мисс Грейнджер.

Ваше письмо по большей части смогло убедить меня, что по ту сторону пергамента скрываетесь именно Вы. Однако это знание мало что меняет. Но мне приятно знать, что есть ещё один человек, понимающий мои мотивы.

Мне пока не попался ни один труд, который хотя бы косвенно упоминал такое взаимодействие, как у нас. А как дела с вашими поисками?

Рад, что мой совет в отношении преподавания принят Вами с таким энтузиазмом. Я и сам стараюсь прибегать к нему время от времени. Хотя в этом году, судя по поведению знакомых Вам брата и сестры, это правило действовать не будет. Разве что, теперь меня самую малость успокаивает ваша уверенность в том, что я справлюсь. Будем считать, что Вам лучше знать.

Касаемо же вашего вопроса, признаться, я был удивлён, что Вы решили обратиться за советом именно ко мне. Хотя и вижу определённую логику в вашем решении. Так вот, отвечу сразу: есть лишь два пути. Первый: Вы становитесь этаким Волшебником страны Оз, исполняя желания детей, учитывая их не всегда адекватные интересы, и тем самым зарабатываете дешёвый авторитет, но жертвуете материалом и его усвоением. Второй: Вы играете роль Бастинды, используете жёсткие методы подавления несогласных, доносите всю полезную информацию, заставляете так или иначе выискивать прочие знания самостоятельно и познавать предмет на практике и в конце обучения студенты иногда будут подходить к Вам с благодарственной речью — но никогда во время учёбы. Надеюсь, смог донести до Вас свою мысль исключительно понятно, на известных Вам примерах. Третьего варианта я лично не нашёл. Но, возможно, найдёте Вы со своей неуёмной энергией и чаще всего неуместными попытками сделать мир лучше.

Главное, не допускайте мистера Поттера до преподавания в Хогвартсе, иначе он будет вторым Люпином: обожаемым учениками, мягким, глупым и не умеющим давать ни капли теории, без которой наука всегда мертва. Вы же не хотите быть такой? Делайте выводы самостоятельно.

Постараюсь довериться Вам и сделать вид, что спокоен из-за оставшихся в ваших руках книг. Но ни секунды не поверю в то, что Вас настолько задели мои слова! Кроме слова «кокетка» у меня в голове не находится ни одного, а оно, думаю, не совсем подходит в данной ситуации. Поэтому назову Вас «лгунишкой», мисс Грейнджер.

Буду надеяться, что следующее письмо от Вас будет содержать хоть каплю полезной информации. Ну и, возможно, пару сплетен из будущего? К сожалению, не могу похвастаться тем же, всё главное Вы уже знаете. В моём дружеском близком кругу сплетни не в чести, их сразу же выбалтывают под громкие крики и взмахи палочек.

Если и в этот раз был крайне любезен, по вашему мнению, то прошу прощения, спешу на встречу с друзьями.

Северус Снейп

P.S. Чем Вы кормили эту странную сову, мисс Грейнджер? Она не ест нормальное совиное угощение!»