Письмо из 2001 года (гет)

Отправь мне письмо

В десятом году.

Мне кажется, я его всё ещё жду,

Но в наших глазах сегодня темно.

Отправь мне письмо

В десятом году.

Я знаю теперь, что ты имел в виду.

Но время не врач, ему всё равно.

Неблизкий мой путь, но я к тебе иду.

И время идёт, и всем всё равно.

© Princesse Angine

Тишина пустых школьных коридоров оглушала. Ни смеха, ни крика, ни топота, ни шушуканья. Было странно и непривычно. Она впервые оказалась здесь в это время — конец августа в пустующем Хогвартсе пугал и делал мир вокруг чуть более заунывным, точно застывшим в предчувствии осени и скорого увядания.

Лето в этом году выдалось дождливое и холодное. Весь август то и дело шёл дождь, и казалось, что только-только мелькавший впереди сентябрь давным-давно с удобством обустроился в каждом парке и на каждой лавочке. Позолоченные кроны деревьев Запретного леса раскачивались в неистовом воздушном порыве и будто призывали дождь.

Гермиона поёжилась, поправила воротник преподавательской мантии, слишком тонкой для пронизывающего ветра, и, оторвав взгляд от заоконного мира, ускорила шаг, направляясь к кабинету директора Макгонагалл. Два поворота налево, один — направо, вверх по лестнице, скрытой гобеленом с болтливой ведьмой из Йоркшира, и длинный коридор. Каблуки стучали по камням, точно отмеряли оставшееся до начала учебного года время, и Гермиона поморщилась, отбрасывая странные мысли подальше. Она не боялась, нет, но ей бы хотелось найти с учениками общий язык, а кому как не ей было знать, что это и со взрослыми людьми у неё получалось не всегда, не то, что с детьми.

Окончив академию магических искусств по классу чар и трансфигурации и так и не найдя себе работу по душе (хотя предложений было много, да всё не то и не с теми), она обратилась за советом к своему бывшему декану, как единственному взрослому человеку из прошлой жизни, которому она доверяла в полной мере для этого вопроса. Минерва же, воспользовавшись шансом, тут же предложила ей роль преподавателя трансфигурации, так как собственно преподавание на пару с директорскими обязанностями слишком выматывали всё ещё крепкую, но уже далеко не молодую волшебницу. Деканство Гриффиндора, к счастью, уже несколько лет лежало на Септиме Вектор.

Предложение вернуться в школу уже в новом качестве обернулось неожиданной удачей для Гермионы. В магическом мире у неё не было никого, кто мог бы помочь ей, кроме Гарри, но она и так жила у него слишком долго, пора было идти своим путём, так что без работы пришлось бы тяжело. К тому же ей была необходима пауза после логичного, но оттого не менее болезненного разрыва с Роном. Однако Гарри, метавшийся между ними двумя, никак не давал этой ране зарубцеваться, то и дело расковыривая её вновь. Гермиона любила обоих мальчишек, но, казалось, она повзрослела немного быстрее и теперь ей стоило отойти, чтобы дать и им возможность вырасти без её участия. Они должны были наконец оторваться друг от друга, чтобы понять, какими людьми они стали и ещё могли стать. К тому же погрузиться в работу с головой не казалось такой уж плохой идеей — может быть, так она поймёт намного быстрее, чем именно хотела бы заниматься в будущем, да и просто быть в школе всегда слишком ей нравилось, чтобы она могла отказаться.

Уйдя глубоко в свои мысли, Гермиона чуть не пролетела мимо горгульи, охранявшей вход в директорский кабинет, но вовремя затормозила и усмехнулась, глядя на прищурившегося сторожа.

— Честь и отвага, — негромко озвучила она пароль, и горгулья вместе с потайной лестницей пришли в движение.

Осторожно шагнув на ступеньку, Гермиона заправила за ухо выбившийся из небольшого низкого пучка локон и сцепила руки в замок за спиной — даже спустя годы учёбы и войну она всё так же нервничала перед попаданием в директорский кабинет. Ухмыльнувшись предположению, что должен был бы чувствовать Гарри, если бы был на её месте, она кратко улыбнулась и вскинула голову в ответ на негромкое:

— Добрый день, Гермиона! Как я рада вас видеть!

* * *

Её новые комнаты не были совмещены с кабинетом, как это обычно бывает у преподавателей, но Гермионе это даже нравилось. Хотелось отделить немного работу от оставшегося клочка личной жизни, если она у неё вообще будет со всеми этими дежурствами и факультативами, о которых несколько часов назад с таким задором вещала директор Макгонагалл. Она просила называть её Минервой, да. Но Гермионе было довольно сложно перестроиться так быстро, так что пока они ограничились «профессором» — ещё не «Минерва», но уже не «госпожа директор».

Вещи в небольшую довольно аскетичную гостиную, примыкавшую к спальне, ещё утром доставил Кричер, перенеся из её комнаты в доме на Гриммо несколько чемоданов с книгами и мягкую дорожную сумку, подаренную ещё родителями перед поездкой к Виктору в Болгарию и увеличенную по старой памяти заклятием незримого расширения, в которой поместились все её вещи, мелочи и минимальный запас косметики, которой Гермиона почти не пользовалась. Теперь всё это стояло перед камином и загораживало проход в спальню. Запретив школьному эльфу Нотти, прикреплённой к ней и появившейся вместе с её прибытием, разбирать свои вещи, Гермиона совсем забыла, что после краткого введения в работу её ждёт ещё и уборка.

Вернувшись со встречи с Макгонагалл и сняв преподавательскую мантию, она решила немного изменить комнаты под себя и вот уже пару часов махала палочкой, делая перестановку и пытаясь придать хоть чуточку уюта будто совсем необжитым помещениям. В спальне появились плотные тёмно-бордовые шторы и лёгкие кремовые под ними, на кровать легли красивое лоскутное покрывало и маленькие подушки. У стены напротив окна встал небольшой столик, на котором выстроились вряд немногочисленные пузырьки и баночки с косметикой и кремами, под ним, трансфигурированный из второй тумбочки, разместился мягкий пуф.

«Нужно попросить Нотти наложить чары постоянной трансфигурации. Жаль, что волшебникам они не под силу! Всё же эльфы удивительные создания!» — Гермиона оценила свои усилия и поменяла цвет пуфа с зелёного на кремовый, в цвет шторам.

Одежда сама собой разложилась в комоде и заняла вешалки в вертикальном шкафу-пенале, прилегавшем к комоду. В гостиной одно кресло, обитое тёмно-зелёным бархатом, переехало к камину, а то, что поменьше, матово-синее, укрытое мягким вышитым сукном, встало рядом с письменным столом. К зелёному креслу, на подлокотник которого лёг мягкий плед в крупную песчано-коричневую клетку, в пару встал чайный столик, округлой формы с ножкой в виде тройки сов, устроившихся друг у друга на голове. Раскиданные по комнате шкафы встали в один ряд у стены напротив камина, и на их полки запрыгнули, повинуясь лёгким движениям руки, книги, привезённые ею из собственного дома и дома Гарри, касающиеся всех возможных вопросов, с которыми она могла столкнуться во время преподавания и с которыми ей могло бы оказаться неудобно идти к мадам Пинс.

«Интересно, а кто здесь жил раньше?» — задалась вопросом Гермиона, когда наткнулась на забытые в спальне, судя по всему, старым хозяином комнат, книги — в общей массе охватившие практически все отрасли магии, а потому совершенно не помогавшие угадать личность преподавателя, жившего тут до неё. Решив, что она сможет узнать о личности этого аскета позже, она мягко отлевитировала найденные тома на отдельную полку шкафа в гостиной, пообещав себе вернуть их владельцу, если это окажется возможным.

Отряхнув ладони, словно перетаскивала запылённые книги голыми руками, Гермиона заметила на полу у шкафов какой-то конверт. Присев, подняла его, оглядела и прочитала адресата: «Д. Д. Мур». Почерк был ей незнаком, письмо было запечатанным, так что она не смогла понять, было ли это полученным, но так и не прочитанным, или написанным, запечатанным, но так и не отправленным посланием.

Призвав из спальни кусок пергамента, конверт и заправленное перо, новинку из магазина Джорджа, вдохновлённую маггловскими ручками, она присела за свой новый письменный стол и, недолго подумав, вывела ровным красивым почерком отличницы:

«Здравствуйте.

Конверт с письмом, найденный Вами вместе с моим пояснением, был обнаружен при уборке комнат, которые вы раньше занимали в Хогвартсе. Он просто выпал из одной книги, оставленной вами в спальне. Не зная вашего имени, не могу обратиться к Вам, как полагается.

Не имея права вскрывать ваше послание, я решила, что наилучшим выходом будет направить его Вам, а заодно узнать, куда можно будет переслать забытые Вами книги.

Буду рада получить ответ и рекомендации к действию.

С наилучшими пожеланиями,

Гермиона Грейнджер, преподаватель Трансфигурации в Хогвартсе»

Запаковав листок вместе с найденным конвертом и произнеся заклинание нахождения адресата, она позвала Нотти, и та появилась через пару секунд с негромким хлопком — в чистенькой наволочке в мелкий цветочек и с её шарфиком, повязанным вокруг длинных ушей. Гермиона улыбнулась: это она отдала ей лёгкий газовый шарф в подарок, клятвенно заверив, что это не означает, что Хогвартс в лице Гермионы прогоняет эльфийку прочь. Похлопав огромными глазами, Нотти раскланялась и исчезла, а теперь стояла перед ней в уже приспособленном к делу подарке.

— Нотти, сделай одолжение, пожалуйста, отправь вот это письмо со школьной совой, хорошо? — Гермиона присела и отдала конверт радостной от получения первого задания эльфийке. — А через часок я была бы не прочь выпить чая с тостами и джемом.

— Будет сделано в лучшем виде, профессор Грейнджер, — пропищала малышка.

Гермиона поморщилась и попросила:

— Пожалуйста, зови меня Гермионой, Нотти.

— Хорошо, профессор Гермиона, — бойко отрапортовала Нотти и, поклонившись, исчезла с тем же хлопком, что и появилась.

Хихикнув из-за смешного обращения, Гермиона потянулась и, вытащив шпильки, наконец распустила волосы. Удлинённое каре рассыпалось по плечам, и она с удовольствием несколько раз провела пальцами по голове, с нажимом массируя уставшую кожу. С удовлетворением оглядев гостиную, она взяла недочитанную художественную маггловскую книгу, одну из тех, что закупила на случай меланхоличных вечеров у камина, и села в зелёное кресло, поджав под себя ноги и прикрывшись пледом.

Завтра обещал забежать Гарри, ему нужно было что-то обсудить с профессором Флитвиком насчёт каких-то мудрёных чар, с которыми она сама не была знакома, а Гарри столкнулся во время дежурства в аврорате. Так как этот воскресный день у них обоих был выходным, они решили прогуляться по замку и заглянуть в Хогсмид, вспомнив детство. Так что новоселье можно было считать почти случившимся.

Потянув закладку-ленточку на себя и открывая книгу на последней прочитанной странице, Гермиона задумчиво перевела взгляд на озорно покачивавшееся в камине пламя.

«Всё-таки интересно, кто же получит моё письмо? Надо будет ещё раз изучить те книги попозже», — подумала она и снова обратила внимание на детектив, лежавший на её коленях. О том, чтобы уточнить имя бывшего хозяина комнат у Нотти, она даже не подумала.

Ответ на её письмо пришёл во время завтрака.

Как оказалось, учителя, пока школа была пуста, завтракали у себя в комнатах, встречаясь в Большом зале только во время обедов и ужинов. Потому, окрылённая определённой долей свободы, Гермиона, расположившись в уже облюбованном зелёном кресле, одновременно пила чай, ждала прихода Гарри, писала письмо Полумне, работавшей теперь магозоологом в одном из больших заповедников в Италии, и пыталась дочитать вчерашний детектив. И тут раздался стук в окно.

Вскинув голову, Гермиона увидела небольшую встрёпанную сову с письмом в клюве. Подскочив, она бросилась открывать ставни, чтобы впустить вероятно уставшего почтальона. Когда птица расположилась на краю письменного стола, Гермиона забрала конверт и, взяв тарелку со столика у камина, протянула ей кусочек сыра. Сова ухнула, но угощение взяла.

Повертев конверт, Гермиона вздохнула — на плотной бумаге было написано только лишь: «Гермиона Грейнджер». Почерк показался знакомым, но она никак не могла вспомнить, где видела его раньше. По двум словам угадать было слишком сложно. Любопытство буквально распирало её, потому, закусив губу, она использовала лёгкое «Секо», чтобы добраться до содержимого. Внутри оказался кусок пергамента с кратким ответом:

«Не знаю, с чего Вы решили разыгрывать меня, мисс Грейнджер, но считаю нашу переписку в высшей степени неуместной. Не говоря о том, что сову могут перехватить, а значит, Вы и мистер Поттер пострадаете в первую очередь.

Мне нечего Вам сказать, кроме того, что в письме, отправленном Вами, нагло, но, следует заметить, довольно искусно подделан мой почерк.

Надеюсь, что Вы больше не посмеете мне написать и тем более прикидываться тем, кем Вы, к счастью, не являетесь.

Северус Снейп»

Дочитав записку до конца, Гермиона приоткрыла рот и застыла, вновь и вновь пробегая глазами по ровным строчкам, очень похожим на надписи, сделанные её бывшим профессором, бывшим Пожирателем смерти, двойным шпионом, убийцей и героем прошедшей войны, умершим более трёх лет назад.

* * *

День после получения письма прошёл как в тумане: во время прогулки с другом в Хогсмиде, душевного разговора в «Трёх мётлах», исследования замка и позднего ужина у неё в комнате Гермиона то и дело вспоминала короткую записку — похожую и в то же время совсем не похожую на написанное Северусом Снейпом. Как это вообще могло быть правдой? И кто мог так подшутить над ней? Сова ошиблась и отнесла письмо не тому адресату?

Она была слишком рассеянной, чтобы Гарри не заметил её состояния, но, видимо, списал всё на продолжающиеся терзания из-за разрыва с Роном. А Гермиона внезапно поняла, что уже несколько дней совсем о нём не думала — элементарно было просто некогда. Подготовка класса и программы на год для всех курсов, обустройство на новом месте, встречи со старыми преподавателями и знакомство с новыми — всё это занимало каждую минуту её бодрствования, так что на сожаления и глупые страдания просто не было сил. Да и пора было заканчивать — они расстались четыре месяца назад, как раз перед очередной годовщиной победы.

Глядя на Гарри, доедавшего третье пирожное, Гермиона всё думала: показывать или не показывать другу полученное письмо. Было странно скрывать от него такую загадку, но она пока и сама не разобралась с тем, что произошло. Чем Гарри мог помочь ей?

Наконец, когда друг исчез в зелёном пламени, переместившись в дом на площади Гриммо, Гермиона села за письменный стол, повертела в руках утреннюю записку и решительно взмахнула заправленным пером.

«Уважаемый неизвестный!

Полагаю, Вы и сами знаете, что прикрываться чужим именем низко. Тем более — именем человека, которого все знают и который погиб три года назад.

Надеюсь, Вы всё же назовёте своё настоящее имя и адрес, куда я смогу переслать ваши книги.

Более не намерена Вас беспокоить.

Гермиона Грейнджер, по-прежнему преподаватель Трансфигурации в Хогвартсе»

Подписав и запаковав послание, она призвала сову заклинанием, которому её сегодня научил профессор Флитвик. На её зов прилетела та же сова, что утром принесла письмо от человека, назвавшегося почившим профессором. Погладив немного лохматую птицу по голове и угостив специально купленным этим днём в Хогсмиде совиным лакомством, Гермиона отдала ей конверт и приоткрыла вторую створку пошире. Сова вылетела, негромко шелестя перьями.

Замерев у открытого практически настежь окна, Гермиона попыталась прикинуть, куда именно полетела сова, но та словно исчезла, растворилась в иссиня-чёрном небе, как только вылетела из её гостиной. Ночь вступала в свои права, может, поэтому она не успела отследить пернатого почтальона? Гермиона поморщилась, запахнула объёмную кофту плотнее и вдохнула ночной запах близкой осени. На грядках Хагрида уже начинали созревать тыквы, позолоченные кроны Запретного леса в темноте казались грязными, с севера дул холодный ветер. Завтра в школу вернутся ученики, а послезавтра по-настоящему начнётся новый учебный год.

Подышав свежим воздухом ещё немного, Гермиона закрыла окно и повернулась, оглядывая комнату. Ей было немного страшно перед завтрашней встречей с будущими студентами. Нет, она была уверена в своих знаниях, но вот в том, что сможет найти свой стиль — не совсем. Гермиона в задумчивости потянулась к волосам и разворошила причёску, заставив кудрявые пряди разлететься по плечам. Обняв себя за плечи, она посмотрела на огонь в камине.

Почему-то некстати вспомнился профессор Снейп: как он вёл занятия, как держал их в строгости и страхе, как несправедливо снимал баллы и имел явных любимчиков среди слизеринцев. Но иногда ей даже нравился его подход: минимум воды — максимум знаний, и всё — на практике. Нет, она не хотела перенимать его стиль ведения занятий, но что-то точно можно было взять и от него.

«Интересно, как бы он отреагировал на моё назначение преподавателем, будь он жив и по-прежнему работай в Хогвартсе? Наверное, закатил бы глаза и фыркнул что-то оскорбительное», — усмехнулась она собственным мыслям.

Вспоминать о случившемся три года назад в лодочном сарае не хотелось. Та ночь ещё долго снилась ей в кошмарах, не только из-за Северуса Снейпа, но и многих-многих других. Иногда Гермионе хотелось, чтобы Живоглот снова был рядом с ней, но он так привык к Норе, а миссис Уизли настолько привязалась к рыжему наглецу, что у неё не хватило силы воли разлучить их. Заводить нового питомца она не стала, а теперь подумала, что зря: вечера и ночи в этом замке будут очень долгими без компании.

Молодых преподавателей, кроме неё, в штате не было. Новый зельевар Энтони Моррис, сменивший профессора Слизнорта на посту два года назад, и уже три года работавшая преподавателем ЗОТИ Эмилия Роудс были примерно одного возраста с её родителями. Преподавательница по маггловедению, правда, была чуть старше неё, но такой странной, что это не могла не подтвердить в разговоре с Гарри даже Гермиона, много лет дружившая с Полумной Лавгуд.

Стоило признать, последние дни ей было одиноко, и только эта история с письмами немного развеяла её тоску. Но завтрашний день обещал быть достаточно тяжёлым и хлопотным, так что стоило уже лечь спать. Гермиона кивнула сама себе и медленным шагом направилась в спальню.

Однако не успела она закрыть за собой дверь, как в окно постучали — всё та же сова, зависнув по ту сторону стекла, держала в клюве новое послание. Поразившись скорости, с которой птица доставила письмо и принесла ей ответ, Гермиона бросилась к окну, чтобы впустить её.

Новый конверт был как две капли воды похож на предыдущий — та же плотная бумага, тот же почерк, действительно очень похожий на почерк её бывшего профессора. Вытащив пергамент, она затаила дыхание и пробежала глазами по ровным строчкам.

«Мисс Грейнджер, ваша наглость переходит все мыслимые даже для гриффиндорцев границы! Как смеете Вы отчитывать меня за то, что я называюсь собственным именем?

К тому же, что за бред Вы написали о моей смерти? Понимаю, Вам, мисс, с вашими пустоголовыми дружками во главе с мистером Поттером хотелось бы, чтобы всё так и было. Но почему именно три года? Кажется, три года назад я по глупости пытался защитить вашу безалаберную компанию от Блэка и перекинувшегося в оборотня Люпина и, судя по всему, к вашему общему негодованию, остался жив. А после преподавал у Вас на протяжении ещё трёх лет. Или у Вас проблемы с памятью? Может быть, прислать Вам пару зелий?

Я не понимаю, о каких книгах Вы говорите и почему так упорно величаете себя преподавателем Трансфигурации. Не уверен, что Вы настолько умны уже сейчас, чтобы сравниться с уровнем опытного мага, или, возможно, это у Вас такая ролевая модель. Так моё Вам признание: что вашим идолом всегда была Минерва, и без дополнительных заявлений было ясно абсолютно всем в школе. И прошу, давайте этим письмом прекратим в высшей степени глупую переписку.

Северус Снейп, ныне Директор Хогвартса (скрывать уже бессмысленно, завтра утром Вы узнаете всё из «Ежедневного пророка»)»

Глубоко дыша носом, чтобы успокоиться, Гермиона неверяще всматривалась в слова, написанные убористым, чуть вытянутым почерком. Слова переплетались в предложения, а те в абзацы, но ни одно из них никак не укладывалось в голове.

Если первая записка показалась ей лишь тенью прошлого Снейпа, то в этой она буквально услышала его язвительный низкий голос. Упоминаемые события во время побега Сириуса тоже говорили в пользу его авторства — об этом из ныне живущих не знал никто, кроме неё и мальчишек. Да, можно было спорить до хрипоты с самой собой, что это невозможно, что мёртвые не могут писать писем. Но она чувствовала, что это был Снейп. Просто чувствовала. Он опять отчитал её, как первокурсницу, и Гермиона никак не могла поверить в реальность происходящего.

В её руках было письмо, написанное умершим три года назад человеком, написанное четыре года назад, судя по событиям, на которые он ссылается:«Северус Снейп, ныне Директор Хогвартса (скрывать уже бессмысленно, завтра с утра Вы узнаете всё из «Ежедневного пророка»)»

Как такое могло случиться на самом деле? Это чья-то жестокая игра, иллюзия без смысла или излом в ткани времени? Могло ли её письмо случайно прорвать временное полотно и оказаться в прошлом, а его письмо — у неё в настоящем?

Она была так мало знакома с хрономагией, что на пару секунд ей даже стало стыдно. Но данная отрасль чар была засекречена, так как изучалась только невыразимцами, а общий курс не включал практически ничего, кроме упоминаний о маховиках времени и зачарованных портретах, сохранявших личность нарисованного навечно. Гермиона никогда не слышала о подобных случаях, но, будучи в определённой степени учёным, она понимала: это не значило, что такого не могло быть в принципе.

Она перевела взгляд на сову и погладила её по торчавшим во все стороны пёрышкам. Нужно было что-то написать, как-то объяснить, придумать вместе, как им быть. Но она понимала, что всё работало, если это действительно был прорыв временной ткани, как действие маховика времени: постараться минимизировать последствия своих действий в прошлом. Она и так уже рассказала Снейпу, если это действительно был он, что тот умрёт меньше, чем через год. Одного этого хватило бы, чтобы разорвать временную петлю. Но его письмо почему-то всё же пришло — значит, она могла попробовать написать ему снова.

Гермиона села за стол и угостила сову, а затем вытянула из стопки небольшой лист пергамента. Пару мгновений посидев с закрытыми глазами, она взяла в руку перо и быстро написала ответ.

«Профессор Снейп,

Вы можете мне не верить, я и сама слабо верю в то, что это реально. Но всё же, попробуйте взглянуть на мои слова серьёзно.

Я пишу Вам письмо из 2001 года, находясь, судя по всему, в комнатах, которые Вы занимали, живя в Хогвартсе в 1997-1998 годах. Я не знаю, как это возможно. Мне не приходилось сталкиваться с такой разновидностью хрономагии. Возможно, Вы встречались с подобными прецедентами?

По всем канонам эта связь между прошлым и настоящим для меня и настоящим и будущим для Вас должна была прерваться ещё после моего второго письма. Но я держу в руках Ваш ответ. И, надеюсь, Вы всё же получите мой. Думаю, такую почту отследить не смогут, сова доставила Вам моё письмо и принесла ваш ответ буквально в течение пяти минут.

Я буду рада, если Вы мне ещё напишете. А если нет, то просто знайте, что Вы будете неплохим директором для своего времени. С назначением Вас!

Гермиона Грейнджер, с августа 2001 года преподаватель Трансфигурации в Хогвартсе»

Северус Снейп молчал.

Гермиона, окунувшаяся в преподавание с головой, сначала как-то мало обратила на это внимания: ну нет ответа — и ладно, не до того. Но прошёл первый учебный день, третий, наступили первые выходные, и тогда, выдохнув от напряжения, сковавшего всё её тело, она поняла, что он так и не написал.

Это даже не было особо обидно, скорее — досадно и как-то грустно, что ли. Впервые она столкнулась с магией, о которой даже не подозревала, и тут бы выяснять, ставить эксперименты, делиться наблюдениями, но не было самой возможности. Навязываться она не собиралась, к тому же, как она могла быть уверенной, что это на самом деле Северус Снейп? Может быть, её вообще разыграли Гарри с Роном? Хотя причин так недобро шутить над ней не было даже у последнего.

Стоя у окна вечером в воскресенье и накручивая на палец прядь на виске, Гермиона смотрела на стремительно желтевшие листья деревьев на самом краю Запретного леса и думала обо всём сразу: о новой работе, занимавшей абсолютно всё время, шумных и неугомонных младших, скептически настроенных средних и откровенно не доверяющих её опыту и знаниям старших курсах, пустоте личных комнат, неудачах в личной жизни и одиночестве, которое словно коконом окончательно окутало её ещё три года назад, когда даже ведущий специалист по ментальной магии в Англии Янус Тики развёл руками на её просьбу вернуть память родителям. Кутаясь в тёплую шаль, она смотрела на дымок, вившийся из трубы домика Хагрида, провожала глазами пролетавшие мимо листья, подхваченные ветром, наблюдала, как медленно начинают темнеть дорожки под начавшимся дождём, и внезапно вспомнила о Северусе Снейпе.

Что он делал в это самое время четыре года назад? Может быть, ознакамливался с отчётностью, с которой никогда не сталкивался, будучи только деканом? Или, возможно, пил огневиски, глядя на затухавший в камине огонь, и собирался с силами для новой недели, зная, что каждую секунду всё может выйти из-под контроля? Или, вполне вероятно, он вообще мог в это время быть на вызове у Тёмного лорда? Как он себя чувствовал, будучи здесь совсем один, окружённый коллегами, которые его презирали и ненавидели, зажатый со всех сторон соглядатаями Лорда и каким-то образом находивший в себе силы каждое утро вставать с постели и идти дальше делать то, что мог в тот момент, для спасения и победы Гарри, а значит, той стороны, что выбрал давным-давно?

Гермиона никогда раньше не размышляла об этом, приняв раз и навсегда факт верности бывшего профессора «свету» и, как и прочие, называя его героем. Но сколько за этим званием — Герой войны — стояло человеческих сил и бессонных ночей, полных отчаяния и страха? Почему-то только сейчас, находясь в тех же комнатах, что и он, — теперь она отчего-то была уверена в этом на сто процентов, — Гермиона пыталась представить, как прожил свой последний год в Хогвартсе этот закрытый ото всех мужчина.

Решив позже поговорить об этом хотя бы с Макгонагалл, она позвала Нотти и попросила принести ей большую кружку какао и что-нибудь перекусить, потому что от усталости не смогла впихнуть в себя на ужине ни крошки. Пока эльфийка выполняла её просьбу, Гермиона подошла к книжным шкафам, выбирая, чем занять остаток вечера и часть ночи. Её палец как раз упёрся в редкий справочник по лечебным чарам, принадлежавший прежнему хозяину комнат, как по ту сторону оконного стекла раздался глухой стук. Резко развернувшись на каблуках мягких домашних туфель, она уставилась на окно, в котором темнел силуэт застывшей в воздухе совы.

Через минуту Гермиона уже поблагодарила Нотти за какао и пару сэндвичей к нему, угостила как обычно взъерошенную сову, которую она решила назвать Карли, и держала в руках, не решаясь открыть, долгожданное письмо — стоило признаться в этом хотя бы себе. Вытащив пергамент, она присела на подлокотник зелёного кресла и развернула довольно объёмное на этот раз послание.

«Мисс Грейнджер,

Чем серьёзнее я думаю о ваших словах, тем большей ерундой и глупостью кажется мне сама мысль о написании ответа. И всё же я почему-то снова пишу Вам. Возможно, потому что я тоже никогда не слышал о подобных чарах и теперь испытываю некоторый интерес касательно их механизма и применения.

Но если Вы каким-то образом уверились в том, что я тот, кто есть на самом деле, то как я могу быть уверен в вашей личности? Если, опять же, принять на веру ваше более чем странное уверение, что я получаю письма из будущего. К тому же, мне сложно представить Вас профессором в столь юном возрасте. Я считал, что если план Альбуса всё же выгорит, то Вы будете покорять Министерство и загребать жар чужими побеждёнными руками. Неужели рядом с Шеклболтом и прочими победителями, раз Вы пишете мне не из Азкабана, не оказалось свободного и тёплого местечка для старой соратницы и подруги?

Хотя какое мне, в сущности, дело? Так — чистое любопытство того, кто всё равно не сможет проверить правдивость ваших россказней, судя по прелюбопытнейшему факту о моей скорой смерти из вашего письма.

Я по-прежнему считаю нашу переписку потерей времени, которого у меня, в общем-то, практически нет. Но Вы можете продолжать писать мне комплименты о моём директорстве, хотя, уверен, Вам хотелось бы строчить одни проклятья, но воспитание и комплекс отличницы не позволят. Тем и буду богат.

С опозданием, но всё же поздравляю и Вас с назначением, мисс Грейнджер! Если Вы по своему желанию полезли в эту петлю, то я даже не знаю, кому сочувствовать больше: мне или Вам? У меня хотя бы не было выбора, а у Вас явно проблемы с головой. Но я дам Вам совет, по старой памяти. Самое главное — не заавадить особо наглых или тупых студентов в первый учебный месяц, потом становится легче, знаю по собственному опыту.

И да, обращайтесь с моими книгами осторожно, не смейте трогать их грязными руками или заламывать страницы, раз уж у Вас нет возможности вернуть их мне.

Я постараюсь изыскать информацию об этом временно́м феномене в библиотеках Малфоев и Забини. А Вы можете взять на себя Хогвартс. Обмен найденной информацией приветствуется.

Северус Снейп»

* * *

Весь следующий день Гермиона была немного рассеянной. На работе это не отражалось, уроки проходили практически идеально, насколько это возможно у неопытного учителя, но во время встреч с коллегами за обедом или ужином и в коридорах она то и дело отвечала невпопад, а то и вовсе отвлекалась от ничего не значащих бесед и задумчиво упиралась взглядом то в окно, то в стену. Решив, что бывшая ученица слишком углубилась в работу, Минерва пригласила её к себе в кабинет на чашечку кофе. Размышлявшая о чём-то своём, Гермиона только растерянно кивнула и обещала вскоре быть в кабинете директора.

После того, как она уже практически ночью прочитала письмо Снейпа, Гермиона не могла думать ни о чём другом. Фактически потерянный шанс на изучение временной петли, в которую они попали совершенно случайно, вновь оказался у неё в виде недвусмысленного предложение начать совместные изыскания. И плевать, что целая треть, если не больше, письма была сплошной издёвкой над ней! Хотя теперь, будучи не его студенткой, а практически коллегой, Гермиона не могла не заметить, что у профессора был определённый стиль и пусть и довольно чёрное, но понятное ей чувство юмора.

Задержавшись после последнего занятия у пятого курса в кабинете и наложив запирающие чары для всех, кроме коллег, она села за стол и начала писать ответ, планируя отправить его вечером, когда останется, наконец, одна.

«Здравствуйте, профессор!

Наверное, это прозвучит банально и даже странно, но я очень рада, что Вы всё же ответили мне. Я понимаю, о чём Вы говорите: мне и самой вся эта ситуация кажется если не абсурдом, то глупой и даже жестокой шуткой. Однако я склоняюсь ко мнению, что мы всё же действительно оказались во временной петле.

Понимаю также и ваше недоверие. Вы дали мне достаточно информации, чтобы знать, с кем именно я общаюсь. Не уверена, что дам Вам столько же, чтобы Вы смогли довериться мне, но постараюсь.

Мне известно, что Вы можете вызывать телесного Патронуса, хотя бытует мнение, что Пожиратели смерти не обладали магическими возможностями для этого. Также я знаю, что ваш защитник имеет форму лани в память о ранее близком Вам человеке.

Кроме того, именно Вы в ночь «Семи Поттеров» напали на Джорджа Уизли и применили Сектумсемпру, авторское заклятие Принца-Полукровки, которым, как мне стало известно на шестом курсе из учебника Гарри, называли себя именно Вы, сэр.

Ну и последнее, что может дать Вам повод доверять мне: мне известно, что Вы убили Альбуса Дамблдора по его же просьбе, одновременно исполняя клятву, данную матери Драко Малфоя, давая Тёмному лорду то, что он хотел, и позволяя всему миру считать, что у Вас нет сердца.

Надеюсь, у Вас появилась причина хотя бы попытаться довериться мне.

Возвращаясь к самой ситуации, я признаюсь, что у меня ещё не было времени пройтись по закрытой секции библиотеки, но займусь этим в ближайшее время. Как только найду хотя бы одно упоминание, обязательно напишу Вам.

Ваше письмо, конечно, полно учтивости и не содержит ни грамма издёвки. Благодарю за чудесное поздравление! Я долго смеялась, правда. Примерно как-то так и представляла ваши попытки примириться с преподавательской действительностью. Я уже ощутила насущную пользу от вашего совета и сегодня еле удержалась от применения пыточных чар, посчитав, что до окончания первого месяца осталось всего-то чуть больше трёх недель.

А как проходит ваше начавшееся директорство? Думаете, тоже отделаетесь только первым месяцем? Или в этот раз процесс затянется из-за ретивых новых коллег, брата и сестры?

А еще, Вы сейчас удивитесь, я бы хотела попросить вашего совета: как мне вести себя с учениками, если без шуток? Младшие не осознают до конца, что я учитель, средние не принимают мой авторитет после профессора Макгонагалл, а старшие не верят, что я действительно могу их чему-то научить, потому что некоторые помнят меня ещё студенткой. Как, без наказаний и страха, можно заработать их уважение? И возможно ли? Иногда вечером мне начинает казаться, что я не справлюсь. Понимаю, что не имею права выплёскивать это на Вас, но мне, в общем-то, больше не с кем поговорить, так скажем, по душам. Директора я волновать не хочу, а больше, пожалуй, меня никто не поймёт.

И спасибо за неясное, но всё же данное вами разрешение пользоваться вашими книгами! Клятвенно обещаю, что буду беречь их, хотя мне буквально физически больно из-за того, что Вы могли представить меня той, кто может навредить книге! Ваша маленькая библиотека в надёжных руках, не переживайте, профессор.

Это письмо слишком сумбурное, но я не хочу его переписывать. Здесь каждое слово от сердца, очень по-гриффиндорски. Наверное, оно Вас взбесит, а потом, возможно, немного понравится.

Если захочется поговорить, буду рада получить от Вас весточку даже без информации, которую мы ищем. Знаю, что этот учебный год будет для Вас непростым. Но Вы справитесь, помните это.

С искренним участием и интересом,

Гермиона Грейнджер»

Закончив писать своё имя, Гермиона покачала головой и, наведя на пергамент чары высыхания и свернув письмо в трубочку, положила в карман мантии. Её послание Снейпу вышло странным, нелепым, слишком личным и в то же время очень искренним, что было на самом деле странно, ведь они толком и не общались никогда вне занятий. Но всё больше времени проводя в его бывших комнатах, так и не занятых все эти годы кем-то другим, она словно чувствовала его незримое присутствие, а письма, прилетавшие из прошлого, только подстёгивали это ощущение.

Ей в равной степени хотелось разобраться в причинах их странной связи и узнать немного больше о человеке, сыгравшем огромную роль в войне, а значит, и в её жизни, иначе лично для неё всё сложилось бы совсем иначе.

Внезапно она поняла, что совсем забыла об обещании быть у директора после занятий. Идти не хотелось, у неё ещё оставались незаконченные дела перед завтрашними практическими занятиями с третьим и шестым курсом, но проигнорировать мягкое, но ясное требование явиться в кабинет начальства Гермиона не могла. Она осмотрела стол, взмахнула палочкой, убирая все вещи, лежавшие на партах после окончания занятия, по своим местам в шкафах и ящиках, и пригладила волосы.

* * *

Через пятнадцать минут Гермиона уже сидела в кабинете директора, перед ней стояла чашка с ароматным чаем и блюдце с печеньем — хотя бы не с лимонными дольками, и то хорошо! — а напротив сидела прямая, немного строгая, но давно привычная Минерва Макгонагалл.

— Добрый вечер, Гермиона, — негромкое приветствие и тишина. Гермиона поправила сбившуюся немного набок мантию и снова коснулась постоянно выползающих из причёски волос.

— Профессор, вы хотели меня видеть? Что-то произошло? — она сразу перешла к делу, решив не тратить время на пустой светский разговор: у них обеих было много дел, так что следовало сразу узнать причину личной аудиенции.

— Я заметила, что вы немного рассеяны последние дни, Гермиона, — кивнула Макгонагалл и сложила руки, сцепленные в замок, на коленях. — Мне бы хотелось быть уверенной, что у вас всё хорошо. Я помню, как мне было непросто в самом начале моей работы в школе. Так что, если у вас какие-то недопонимания с учениками, можете спросить у меня совета.

Гермиона неуверенно пожала плечами, вспомнив, что всего полчаса назад писала о том же самом в письме Северусу Снейпу. Эта мысль заставила её кратко улыбнуться — действительно, выходило смешно. Минерва же приняла улыбку на свой счёт и тоже быстро улыбнулась в ответ.

— Не бойтесь, Гермиона, все мы, кто работает в Хогвартсе, проходили этот этап «притирки» к школе, коллективу, детям. Это нормально, у вас всё получится, с вашими знаниями, умом и достаточной для преподавателя эмоциональной гибкостью.

Гермиона была удивлена, но благодарно кивнула. Она никогда не задумывалась о том, что в преподавании была необходима ещё и гибкость, хотя, если говорить откровенно, только она иногда и спасала её в своё время от того, чтобы не заколдовать Гарри и Рона во время подготовки домашней работы.

— Спасибо, профессор. Действительно, реальность оказалась немного суровее моих представлений о работе. Но это не плохо, просто не совсем так. Я справлюсь, спасибо за доверие и веру и в меня, — она ещё раз улыбнулась и опустила голову, беря в руки чашку и грея ладони — в Хогвартсе было до ужаса холодно, не спасало даже наложенное пару часов назад согревающее заклятие.

— Вот и славно, — Макгонагалл расцепила пальцы и тоже потянулась за чашкой. — Если вам понадобится совет или помощь, не стесняйтесь обращаться, Гермиона.

Несколько минут они провели в дружелюбном молчании, медленно цедя достаточно горячий чай и наслаждаясь окутывавшим их теплом. Наконец, отставив чашку в сторону, Гермиона подняла глаза на собеседницу.

— Профессор, скажите, кто занимал комнаты, в которых я живу, ранее?

— До вас, Гермиона, там жил Северус Снейп. Недолго, правда, последние пару лет, что он работал здесь.

Минерва смотрела на неё с непониманием, и Гермиона решила пояснить свой интерес:

— Просто я нашла в комнатах книги, оставленные старым владельцем, и почему-то сразу подумала именно о профессоре. Слишком разрозненные темы, словно его интересовало всё сразу.

— В общем-то так и было, — Макгонагалл повела плечами и некоторое время смотрела в сторону, рассматривая шкаф с собственными книгами у стены. — Северус был очень талантливым волшебником, разносторонне развитым, с большим потенциалом. Если честно, думаю, что он мог бы стать хорошим директором, случись всё иначе и будь мы иначе настроены в отношении него в тот момент. Глядя назад, я понимаю, что он сделал всё, что смог, чтобы не сгореть между двух огней и уберечь большую часть учеников от зверств Кэрроу.

— А почему он жил в тех комнатах, а не в директорских апартаментах? — заинтересовалась Гермиона, стремясь узнать немного больше, чтобы, если у неё не получится уверить Снейпа в своих словах в этот раз, попытаться снова.

— Северус не хотел жить в комнатах, которые много лет занимал Альбус. Наверное, это было для него слишком сложно в тот момент. Мы же все были только рады, что он не занял апартаменты Дамблдора. В комнатах Северуса рядом с общежитием Слизерина после возвращения на место преподавателя Зельеварения жил Слизнорт, и он взял себе комнаты, в которых теперь живёте вы, Гермиона. Я тоже не смогла жить в комнатах Альбуса, потому вам достались не стандартные гостиная и спальня преподавателя Трансфигурации, а пустовавшие все эти годы бывшие комнаты Северуса. Бедный мальчик… — последняя фраза словно была сказана вслух случайно, и Гермиона сделала вид, что пропустила её мимо ушей.

Значит, комнаты пустовали все эти годы и словно ждали её. Об этом стоило подумать, но позже.

— Значит, я могу пользоваться книгами, найденными у себя? Я бы отправила их прежнему хозяину, но… — Гермиона замялась, и Минерва кивнула, показывая, что понимает её.

— Да, думаю, что в этом не будет ничего страшного. У Северуса была хорошая небольшая библиотека редких книг, особенно по чарам и зельям. Пожалуй, вы сможете найти для себя что-то интересное.

Гермиона кивнула и поднялась из кресла. Макгонагалл последовала за ней. У выхода на тайную лестницу с горгульей Минерва коснулась предплечья Гермионы.

— Всё будет хорошо, у вас всё получится.

— Спасибо, профессор, — немного механически улыбнулась Гермиона и встала на ступеньку, чтобы через несколько секунд оказаться в относительно пустом школьном коридоре.

Северус медленно шёл по пустынному ночному коридору из кабинета директора к своим комнатам. Раньше ученики старались не попадаться ему на глаза, зная, когда он дежурил. Теперь же всем было строго-настрого запрещено под страхом самых страшных наказаний выходить из общежитий после отбоя. Северус пока не знал, на что были способны Кэрроу, но надеялся, что хотя бы кого-то таким образом он убережёт от увечий и посещений медпункта.

Замерев у окна в башне и пару секунд побуравив мрачным взглядом желтеющие верхушки деревьев, он продолжил путь до своей гостиной. У него так и не вышло занять апартаменты Альбуса, хотя тот не раз просил его использовать их по своему усмотрению. Несмотря на то, что практически каждое действие той роковой ночью было спланировано, проговорено и буквально отрепетировано, легче от этого не становилось. Это не было первым убийством в его жизни, не было первым предательством, не было первой потерей. Но менее больно от понимания тоже не становилось.

Началась всего вторая учебная неделя, а он уже был измотан так, словно целый год подходил к концу. Коллеги его не принимали, доносить действительно важную информацию между строк стало практически невозможно, хотя он и не ждал иного. Особенно после долетевших до преподавательского состава слухах о чудовищной смерти Чарити Бербидж, последние годы учившей детей Маггловедению. Северус понимал, что и сам бы реагировал точно так же, если бы вообще не попытался убить такого, как он. Коалиция против него сама по себе была ему не страшна, однако создавала дополнительные проблемы там, где и без того было практически невозможно не оступиться.

Дойдя до гостиной, он позвал домовика и попросил принести поздний ужин. Этим вечером он уже побывал на ковре у Лорда, докладывая о делах в Хогвартсе, и смог около получаса поискать необходимые книги в библиотеке Люциуса, прикрывшись ото всех неудачным экспериментом с увеличением продолжительности действия Оборотного зелья. Может быть, он был бы и не прочь рассказать о странных письмах старому другу, но пока посчитал это преждевременным — тем более ответа от своей собеседницы, предпочитавшей отвечать довольно быстро, он пока не получил.

Когда пришло первое письмо, он пытался свести несколько отчётов в один генеральный для встречи с Попечительским советом Хогвартса и был сбит с толку. Короткая записка с письмом, написанным будто бы им самим и не отразившим никаких опасных или обманных чар, — несколько предложений и до оторопи странная подпись. Первой мыслью было — проверка! Но логичнее казалось подписаться Поттером, когда как Грейнджер была бы одной из последних, с кем он мог бы вступить в переписку. К тому же, слишком странная идея о временной петле — для чего это могло понадобиться Лорду, было непонятно, а больше никто о подобных проверках не додумался бы.

Аккуратно вывернувшись из щекотливой ситуации, Северус вскоре получил второе, достаточно наглое по своей сути и странное по содержанию, послание от того, кто по-прежнему назывался Гермионой Грейнджер. Северус подумал и решился ответить, не менее нагло и самоуверенно — тем более, его задело упоминание якобы мисс Грейнджер о его скорой смерти. Узнать об этом факте своей будущей биографии было страшно, но одновременно в какой-то мере освобождающе.

Уже отправив письмо, он осознал, что уже практически верит в эту дикую идею с играми времени. Это было так странно, но отчего-то не казалось невозможным. В нём на несколько минут проснулся маленький мальчик, которому мама втайне от отца показывала несложные заклинания, вызывая восторженный смех. Разве что, он никак не мог представить свою невольную собеседницу преподавателем: в его глазах она всё ещё была девчонкой, студенткой, от которой у него сводило зубы, вездесущей подружкой Поттера, зубрилой с манией величия. А писать ему должна была, вероятно, молодая женщина, которая, как и он когда-то, волею судьбы оказалась в некоторой степени заложницей Хогвартса и делала первые шаги во взрослую жизнь.

Её ответ и поразил его, и одновременно практически успокоил. Четыре года — маленькая жизнь, особенно на фоне войны, когда каждый день может стать последним. Если всё это было правдой, значит, в том, что он уже сделал и только собирался, действуя строго по плану, разработанному Альбусом, был высший смысл, который он иногда терял. Если эта девчонка могла написать ему через четыре года из Хогвартса, значит, он справится с тем, что ещё предстояло, а на большее он и не надеялся даже наедине с самим собой.

Однако, несколько раз перечитав её искреннее в некой торопливости послание, он так и не нашёл слов, чтобы написать ей в ответ хоть одну строчку. Да и не был уверен, что стоило. Самое главное он уже знал — зачем ему лишняя головная боль, которой обязательно становилась Гермиона Грейнджер на его памяти?

И всё же шло время, начались учебные дни, а мысли то и дело возвращались к спрятанным под несколькими заклинаниями кратким письмам из будущего. Он пытался и никак не мог представить её в преподавательской мантии, за учительским столом, среди детей, которые были ненамного младше неё самой. А ещё, конечно, его интересовала сама загадка этого временно́го феномена — он всегда любил загадки, а эта была определённо одной из лучших, что встречались ему на протяжении всей его жизни.

Проведя непростые выходные в Малфой-мэноре и отчитавшись перед Лордом, Северус смог выдохнуть только вернувшись в свою гостиную. Скинув мантию и сюртук, он расстегнул пару пуговиц рубашки и сел за письменный стол у окна. Ему нужно было подготовить ответ на бессмысленный запрос Министерства и дать некоторые указания деканам, но сил совсем не осталось: пришлось после собрания ближнего круга экстренно побывать у Паркинсонов и оценить тяжесть проклятия, наложенного недовольным Лордом на хозяйку дома. Он откинулся на спинку кресла — всегда ненавидел сидеть за столом на обычном стуле, — и попробовал сформулировать основные тезисы для будущей беседы с Помоной, Филиусом и Минервой, но руки на автомате потянулись к письмам, скрытым в тайном ящике под собственными охранными заклинаниями.

Сняв защиту, Северус тяжело вздохнул и упёрся взглядом в маленькую стопку конвертов, лежавших перед ним. В гудящей от усталости голове медленно формировалось дерзкое, беспардонное в своём эгоизме желание: дать себе крохотную частичку свободы, хотя бы перед финалом, и позволить этот маленький фарс у всех на виду — переписку со своей бывшей ученицей в то время, когда за одно это его могли убить.

После смерти Альбуса не осталось никого, кто мог бы понять его мотивы и поступки, трактовать их, не опираясь на сиюминутные впечатления, а просто быть уверенным в том, что всё, происходящее в этот момент, на самом деле необходимо и правильно, верно. Северус до этого момента даже не думал, как это на самом деле было тяжело: не иметь возможности сказать кому-то о том, что сделал с отчаянием и сожалением. Как иронично выглядело с этого ракурса осознание, что единственным человеком, кто сейчас мог его понять, оказалась Гермиона Грейнджер.

Северус ещё немного посидел, глядя на конверты, подписанные её аккуратным, округлым почерком, а затем взял в руки перо, макнул в чернила и начал писать ответ. Всё же он как-то странно доверял своей собеседнице, которая могла оказаться кем угодно, нужно было спросить, попытаться запугать или надавить. Но письмо вышло скорее насмешливым, чем угрожающим или суровым. Ему было интересно, что она скажет, как попытается доказать свою личность, и в то же время какая-то его часть опасалась, что это была жестокая проверка и каждая строка, выведенная его рукой, могла стать для него последней.

На вызов прилетела всё та же встрёпанная небольшая сова, и Северус кивнул сам себе. Попытавшись угостить её, он получил клювом по пальцам и больше решил не рисковать. Отправив послание, он плеснул в стакан огневиски и, не потушив камин, скрылся в спальне, оставив запрос Министерства и нетронутые тезисы для коллег на следующий день.

* * *

Северус, опершись о стол кулаками, тяжело дышал после стычки с Амикусом Кэрроу.

Являясь его заместителем, Кэрроу мог устанавливать определённые правила, например, виды наказаний за провинности, совершённые учениками. Но все изменения должны были согласовываться с директором, пусть и предполагалось, что это чистая формальность. Однако поймав сегодня, совершенно случайно, Кэрроу на желании применить к ученику непростительное в качестве наказания за непослушание в общем коридоре, Северус не сдержался. Заварушка вышла знатная, хотя и за закрытыми дверями директорского кабинета.

Северусу ещё предстояло выработать тактику поведения с братом и сестрой Кэрроу, что позволило бы исподволь контролировать их, защитить студентов, насколько это было возможно, и не допустить смертей детей. Пока получалось плохо, но он смог отстоять ребёнка, к которому, не успей он вмешаться, был бы применен Круциатус, и знал, что правда на его стороне хотя бы потому, что ученик был чистокровным когтевранцем из тех редких представителей иных факультетов, кто благоволил Лорду с самого начала. Такого семья бы не потерпела, и разразился бы скандал, ненужный ни Лорду, ни Министерству, которое пусть и было захвачено, но всё ещё находилось в переходном состоянии. И Кэрроу не мог этого не признать, хотя отрицал свою вину до последнего. Как Северус добился бы того же, будь на месте того когтевранца какой-то полукровка-пуффендуец, которого некому было бы защитить, случись что, он не знал, и это было самым гадким.

Прошла почти неделя с тех пор, как ранним утром сова принесла новое письмо от Гермионы — теперь он был в этом уверен, — и ему нужно было переварить её практически наивную откровенность. Кажется, с ним никто не был настолько прост в общении со времён дружбы с Лили. Эта девчонка писала ему так, точно болтала со своими гриффиндорскими приятелями — искренне, непринуждённо, хотя и придерживаясь определённой линии поведения.

Кого она видела в нём? Своего профессора? Двойного агента? Бывшего пожирателя? Героя войны? От последнего предположения было просто смешно — никто и никогда не назвал бы его героем войны.

Северус скривил губы в усмешке и, развернувшись, присел на край стола, мантия тяжёлыми складками хлестнула по икрам. Он чувствовал, как начинала медленно нагреваться метка — после полученного донесения от Кэрроу Лорд задумался, призывать своих слуг или нет. Потерев предплечье, он выпрямился и в несколько шагов пересёк кабинет, остановившись у двери, ведущей в апартаменты директора. Через пару секунд он был уже в своей гостиной. Этому фокусу его научил портрет Альбуса: магия Хогвартса поддерживала директора всегда, а уж сотворить пространственный мини-портал для школы было проще простого.

Призвав из спальни бодрящий эликсир, он выпил ровно половину, отставив фиал с оставшимся зельем на каминную полку. Ему не было известно, сколько продлится встреча в Малфой-мэноре, так что следовало подготовиться, чтобы сил хватило и на уверения, и на защиту, и на окклюменцию. По телу начало разливаться приятное тепло, и он повёл плечами, разминая затёкшие мышцы. Сев за письменный стол, Северус вытянул из ящика чистый пергамент и, подумав немного, начал быстро писать убористым, ровным, хотя и немного неразборчивым почерком.

«Здравствуйте, мисс Грейнджер.

Ваше письмо по большей части смогло убедить меня, что по ту сторону пергамента скрываетесь именно Вы. Однако это знание мало что меняет. Но мне приятно знать, что есть ещё один человек, понимающий мои мотивы.

Мне пока не попался ни один труд, который хотя бы косвенно упоминал такое взаимодействие, как у нас. А как дела с вашими поисками?

Рад, что мой совет в отношении преподавания принят Вами с таким энтузиазмом. Я и сам стараюсь прибегать к нему время от времени. Хотя в этом году, судя по поведению знакомых Вам брата и сестры, это правило действовать не будет. Разве что, теперь меня самую малость успокаивает ваша уверенность в том, что я справлюсь. Будем считать, что Вам лучше знать.

Касаемо же вашего вопроса, признаться, я был удивлён, что Вы решили обратиться за советом именно ко мне. Хотя и вижу определённую логику в вашем решении. Так вот, отвечу сразу: есть лишь два пути. Первый: Вы становитесь этаким Волшебником страны Оз, исполняя желания детей, учитывая их не всегда адекватные интересы, и тем самым зарабатываете дешёвый авторитет, но жертвуете материалом и его усвоением. Второй: Вы играете роль Бастинды, используете жёсткие методы подавления несогласных, доносите всю полезную информацию, заставляете так или иначе выискивать прочие знания самостоятельно и познавать предмет на практике и в конце обучения студенты иногда будут подходить к Вам с благодарственной речью — но никогда во время учёбы. Надеюсь, смог донести до Вас свою мысль исключительно понятно, на известных Вам примерах. Третьего варианта я лично не нашёл. Но, возможно, найдёте Вы со своей неуёмной энергией и чаще всего неуместными попытками сделать мир лучше.

Главное, не допускайте мистера Поттера до преподавания в Хогвартсе, иначе он будет вторым Люпином: обожаемым учениками, мягким, глупым и не умеющим давать ни капли теории, без которой наука всегда мертва. Вы же не хотите быть такой? Делайте выводы самостоятельно.

Постараюсь довериться Вам и сделать вид, что спокоен из-за оставшихся в ваших руках книг. Но ни секунды не поверю в то, что Вас настолько задели мои слова! Кроме слова «кокетка» у меня в голове не находится ни одного, а оно, думаю, не совсем подходит в данной ситуации. Поэтому назову Вас «лгунишкой», мисс Грейнджер.

Буду надеяться, что следующее письмо от Вас будет содержать хоть каплю полезной информации. Ну и, возможно, пару сплетен из будущего? К сожалению, не могу похвастаться тем же, всё главное Вы уже знаете. В моём дружеском близком кругу сплетни не в чести, их сразу же выбалтывают под громкие крики и взмахи палочек.

Если и в этот раз был крайне любезен, по вашему мнению, то прошу прощения, спешу на встречу с друзьями.

Северус Снейп

P.S. Чем Вы кормили эту странную сову, мисс Грейнджер? Она не ест нормальное совиное угощение!»

Проведя первую половину субботы в дальнем углу библиотеки, копаясь в разных справочниках, содержащих информацию о хрономагии и артефактах, способных вызывать временные аномалии, Гермиона была вынуждена признать, что сделать невероятное открытие на основе их со Снейпом связи будет нелегко. Фрагменты разрозненных фактов, упоминавшихся буквально в двух словах в том или ином фолианте, не выстраивались не то что в ровную гипотезу, но и даже в слабенькое предположение.

Хмыкнув, она вытащила из кармана кусок пергамента, на котором начала вчера вечером писать ответ профессору, но ограничилась одним приветствием. Гермиона почесала кончик носа и отодвинула мешавшие и теперь бесполезные книги в сторону, освободив на столе место. Призвав затерявшееся где-то между научными трудами и её записками зачарованное перо, она тряхнула головой и принялась выводить строчки послания в прошлое.

«Здравствуйте, профессор!

Хорошо, что Вы написали! В этот раз Вы были намного менее любезным, и за это спасибо. Хотя вынуждена признать, что теперь начинаю понимать Ваш юмор и в целом настрой. И, конечно, я в восторге от вашего образного мышления! Почему Вы никогда не применяли его на занятиях со студентами? Могли бы стать всеобщим любимцем!

Мои поиски пока совершенно безуспешны. В разных источниках мелькают мысли о связи двух временных потоков, но это обычно происходит в виде портала или артефакта вроде сквозного зеркала. Кроме того, эти два потока обычно находятся намного ближе друг к другу во времени, примерно в пределах действия маховика. Подытоживая сказанное, профессор, так просто мы не станем всемирно известными хроноучёными, придётся погорбатиться над книгами. А я уже размечталась озолотиться на нашем открытии и поехать жить к морю, куда-нибудь в Италию или Испанию. Хотя, может, я рано опускаю руки и Вы уже что-то нашли?

Надеюсь, начало года вышло терпимым! Не представляю ваш Хогвартс, словно что-то мешает фантазировать о школе в таких мрачных тонах. Если хотите, я буду время от времени напоминать Вам, что всё получится и Вы справитесь. Хотите?

Знаете, профессор, я и подумать не могла, что Вы знаете такие удивительные вещи вроде «Волшебника страны Оз»! Понимаю, что Вы тоже были ребёнком, причём ребёнком-полукровкой, так что вполне могли знать о маггловских сказках. И всё же это так неожиданно. И смешно! Даже очень. Я так долго улыбалась, представляя себя в разных ипостасях, и пока не нашла ту, что мне больше подходит. Возможно, воспользуюсь вашим вполне себе дельным, хотя и крайне любезным советом: поищу третий вариант, что-то вроде Железного человека и Дороти вместе взятых.

Кстати! Вы совершенно зря так думаете о Гарри, профессор! Он умнеет день ото дня, правда. И это говорю Вам я, которая шесть лет проверяла его домашние работы и делала в них исправления, чтобы он хоть немного думал. Если Вам интересно, а что-то подсказывает мне, что да, то Гарри сейчас работает в аналитическом отделе аврората. Сначала он хотел стать оперативником, но потом как-то резко склонился к кабинетной должности и сложным вычислениям цепей магических следов. Очень любопытная работа, могу заметить. Робардс звал и меня к нему в пару, но я отказалась, хочу попытаться понять, что могу одна, без Гарри плечом к плечу.

Вы раните меня от письма к письму всё больше и больше, сэр! Как Вы можете не верить мне, да ещё и называть лгунишкой? Когда я Вам лгала? Хоть раз назовите! Чур, не вспоминать кражу на втором курсе, это было не враньё, а вынужденная необходимость, к тому же, напрямую Вы не спрашивали, я ли это украла ваши запасы. А молчание не ложь. Если вспомните хоть один раз, то признаю, что имеете право называть меня даже лгуньей. А пока можете употреблять слово «кокетка», мне нравится! (Представляю, с каким лицом Вы читаете моё письмо. Может, пожелать Вам стойкости и на этом пути?)

Что касается сплетен… Даже не знаю, о чём Вам рассказать. Из самого свежего и, возможно, интересного для Вас: на прошлой неделе расстроился брак Драко Малфоя и Астории Гринграсс. Неожиданно для всех. По слухам, инициатором стал Малфой, видимо, нашёл партию получше. Газеты начали придумывать одну причину за другой, но моим фаворитом пока является идея о Гарри, который пару лет как расстался с Джинни Уизли и теперь якобы стал разлучником, третьим лишним в паре «прекрасных блондинов» (клянусь, это цитата, а кого — догадайтесь сами). Свет и тьма, добро и зло — и всё в этом духе. С Малфоем я не общаюсь, а вот Гарри смеётся в ответ на вопросы — и на этом тема исчерпывает себя. Вот и попробуй угадать, что там между стажёром-невыразимцем и аврором-аналитиком. Хотя я бы уже не удивилась ничему. Так что не могу сказать, что совсем не интересуюсь новостями о чужой жизни.

Искренне надеюсь, что ваши дружеские посиделки закончились без обид и ущерба для вас и вашей репутации.

А ещё верю, что Вам удаётся выкроить немного времени для поисков литературы по нашей теме. Не забывайте, мы можем стать богатыми! Думаю, для нас обоих это неплохой шанс. Вы хотя бы можете ещё прославиться открытием какого-то суперзелья, с вашим-то талантом, а я располагаю только возможностью написать автобиографию с громким названием «Мои десять месяцев с Гарри Поттером» и рассказать всем, какой национальный герой неряха в быту. Так что я на Вас надеюсь, профессор, последний вариант так себе, правда?

Пишите, я буду ждать!

Гермиона»

Подписав письмо, она уже собралась было скатать пергамент в свиток, как хитро улыбнулась и подписала чуть ниже:

«P.S. А Вы бы куда уехали жить, если бы внезапно разбогатели и могли делать всё, что захотите? Почему-то мне кажется, что в Англии Вы бы не остались. Или я ошибаюсь?»

Гермиона помедлила и приписала ещё пару строчек:

«P.P.S. У меня нет совиного лакомства, так что я кормила Карли печеньем из «Сладкого королевства». И да, я нарекла нашу сову Карли, должны же мы с Вами её как-то называть».

После этого, довольная и всё ещё улыбавшаяся, она перевязала пергамент ленточкой, собрала свои заметки, захватила перо, плавным движением палочки отправила лежавшие на столе фолианты по своим местам на полках шкафов неподалёку и, кивнув нескольким студентам, покинула библиотеку, решив отправить письмо до ужина. Завтра нужно было сходить в Хогсмид и купить печенье для Карли — оно катастрофически заканчивалось.

* * *

Преподавание оказалось тяжёлым трудом, изредка приносившим улыбки, но чаще — вздохи сожаления и усталости. Гермиона никак не могла найти ту самую середину, стиль поведения, при котором могла бы соблюсти и свои, и чужие желания и потребности. Ей часто вспоминались шуточные напутствия Снейпа, и она расслаблялась, осознавая, что никто за столь короткое время не смог бы сразу найти верный подход. Да, отличница в ней мучилась и страдала, когда выходило не так, как ей хотелось: идеально и с первого раза. Но её вполне удерживали от истерики околонаучные изыскания в библиотеке.

После обеда Гермиону обещал навестить Гарри. Он скучал один в доме на Гриммо, привыкнув за последние четыре года жить рядом с подругой, и тосковал без неё. Они договорились прогуляться по Хогсмиду, а потом аппарировать в Лондон и провести вечер субботы и воскресенье вместе, может быть, сходить в кино или просто погулять по маггловской части города. Между ними никогда не было ничего романтического, ни единого намёка, но их всё ещё связывало общее прошлое и тесная тёплая связь двух людей, некоторое время вынужденных быть рядом круглые сутки и доверять только друг другу.

После войны Гарри пытался вновь сойтись с Джинни, Гермиона начала встречаться с Роном, но они продолжали жить вдвоём на Гриммо, где обосновались сразу после возвращения из Хогвартса в тот военный май. Съезжаться со своими половинками они не собирались, во всяком случае Гермиона не планировала в первое время строить общий быт с Роном, а затем это уже стало и не важно, потому что ожидания слишком сильно разошлись с реальностью, и ей стало пусто и одиноко рядом с ним. Примерно то же самое ощущал и Гарри, раз за разом убеждая себя, что всё в порядке и нужно просто подождать, у них с Джинни всё наладится.

Они часто сидели рядом в гостиной, пили крепкий чай, ели пирожные и кексы, сотворённые руками, как оказалось, талантливого в кулинарии Кричера и пытались найти ошибки, устранить просчёты. Гарри не выдержал первым, Гермиона цеплялась за свои логические выводы до последнего. Но и после того, как всё было кончено, Гарри то и дело ненавязчиво предлагал ей простить Рона и попробовать ещё раз. Он так боялся распада их трио, боялся потерять обоих друзей, что был готов буквально толкать их друг к другу. Тогда Гермиона, устав сражаться с ним в уже практически их общем доме, приняла предложение Макгонагалл и сбежала от него в школу.

Конечно, она скучала — и по другу, и по мрачному, но привычному дому, и по спокойствию тёмной библиотеки Блэков, и даже по-своему уютному бормотанию и ворчанию Кричера. В волшебном мире у неё практически никого не осталось, кроме Гарри и Луны. В маггловском — буквально никого после потери родителей. Последние годы она была рядом с Гарри постоянно, они ели, жили и спали недалеко друг от друга. И если бы они были парой, это ещё можно было бы понять. Но они не были. И ей необходимо было уйти и узнать, кем она может стать одна, какой она будет без Гарри Поттера за спиной — и каким будет Гарри без неё.

Теперь, готовясь к встрече с другом и кидая некоторые вещи для ночёвки в ту самую бисерную сумочку, с которой так и не сняла чары незримого расширения, Гермиона размышляла, о чём, связанным с работой, она может пожаловаться Гарри, а над чем им лучше вместе посмеяться. А ещё ей очень хотелось рассказать ему об их со Снейпом переписке, но она пока не решалась: слишком многое было неясно, очень сложно было бы подобрать тему.

«Пусть это пока останется нашей с ним тайной, — подумала Гермиона, расчёсывая волосы и нанося фиксирующие чары. — А после я обязательно расскажу Гарри о Снейпе и всей этой истории. Пока ещё рано».

Проверив, всё ли взяла, Гермиона взглянула на пустую вазочку из-под печенья и поставила мысленный восклицательный знак — не забыть про печенье для Карли, когда будем идти мимо «Сладкого королевства».

«Снейп подумает, что я свихнулась», — хихикнула она, вспомнив, о чём написала в письме, отправленном перед обедом. В тот же миг перед ней возник почти осязаемый серебристый олень и мягко склонил голову в поклоне, а следом раздались чуть хрипловатый, будто простуженный голос и смех Гарри: «Привет! Я у ворот, жду тебя. Идём скорее, иначе меня утащит за собой Хагрид, а я хочу провести выходные с тобой».

* * *

Гермиона, конечно, не ожидала, что ответ придёт ей тем же вечером, всё же у её собеседника была насыщенная жизнь, и то, что он ей вообще отвечал, уже было самым настоящим чудом. Но всё же, укладываясь спать в своей комнате в доме на Гриммо после насыщенного дня и вечера в компании друга, она негромко вздохнула. Всю свою жизнь она старалась поступать, сверяясь с логикой и рациональным взглядом на мир. Но эта их странная связь совершенно не вписывалась ни в одно логическое допущение, рационального зерна в ней тоже не было, приходилось просто верить — и это было тяжелее всего.

К тому же, если допустить, что Снейп ответил бы ей практически моментально, то её интересовал ещё и вопрос доставки письма куда-то, помимо их комнат. Да, в голове у неё почти сразу закрепилось именно это сочетание — «их комнаты». Ведь в каком-то смысле они оба на самом деле прямо сейчас были их обитателями. И могла ли Карли доставить письмо от неё к нему и от него к ней куда-то в другое место либо из другого места?

Гермиона буквально подпрыгнула на кровати и призвала с небольшого стола у окна старый блокнот и обычную шариковую ручку. Быстро черкнув пару строк: «Доброй ночи! Это просто проверка связи и одной теории, не пугайтесь, профессор! Гермиона» — она буквально слетела с постели и поспешила на чердак, где на постоянной основе обитал новый питомец Гарри, тёмно-серый филин Герцог. Его подарил Поттеру Кингсли на первую годовщину Победы, потому что Гарри так и не решился сам купить себе сову после Букли, а Гермионе писать было попросту некому.

Оказавшись у насеста Герцога, Гермиона, захватившая из комнаты пару печеньиц, купленных для Карли, протянула одно строгому филину. Дождавшись, пока Герцог благосклонно склонит голову, она вытащила из кармана халата маленькое послание и произнесла заклинание, которое в первый раз использовала для поиска Снейпа с Карли. Герцог ухнул и вылетел в окно с привязанным к лапке конвертом

Гермиона, затаив дыхание, мерила чердак шагами — ровно двадцать, если идти поперёк комнаты, двадцать шесть и ещё полшага, если вдоль. Действие заклинания не было изучено точно, как и сама совиная магия. Но ей было известно, что если человек умер или так случилось, что доступ к его магии перекрыт, то сова под заклинанием обнаружения должна вернуться в течение получаса.

Часов у неё с собой не было, так что она не знала, сколько прошло минут. По её примерным ощущениям выходило как раз около тридцати. В тот миг, когда она уже была готова выдохнуть и начать анализировать, какие её открытие дарит перспективы, Герцог влетел на чердак с её письмом на лапе и осуждающим взглядом янтарно-жёлтых глаз. Гермиона прикусила нижнюю губу, отвязала послание, отдала филину второе печенье, мягко потрепала его по крылу и, получив в ответ, дружелюбный клевок в ладонь, отправилась обратно в спальню. Вывод напрашивался сам собой: их связывала магия Хогвартса — а иначе её письмо долетело бы до Снейпа и с помощью Герцога.

Гермиона не знала, радоваться этому открытию или нет. Что-то стало понятнее, но сама ситуация ещё больше обострилась и вывернулась под другим углом. Почему они? Почему именно четыре года? Что такого важного они должны сделать, чтобы оправдать эту связь? Как она может помочь ему отсюда, а он ей оттуда? Неужели это просто прихоть магии или Хогвартс действительно обладает собственным разумом и делает что-то рациональное за этой завесой из случайностей?

Было странно и непривычно не ощущать задора в миг, когда на стол лёг кусок пергамента, а руки взяли уже почти привычное автоматическое перо. Она была раздосадована, она была расстроена, она была в смятении. И ей хотелось поделиться этим с тем, кто мог её понять — и это совершенно точно был не Гарри.

«Северус, здравствуйте.

Я позволю себе смелость называть Вас по имени. Хотя, в общем-то, у меня нет никаких оснований, прямых или косвенных, для этого. Кроме того, что эта связь может прерваться в любой момент, а мне вдруг остро захотелось хоть раз обратиться к Вам так, словно я Вам равная и имею право отбросить эти ненавистные «сэр», «мистер» и даже «профессор». Если Вы оскорблены моей наглостью, прошу прощения. Я постараюсь держать себя в руках, если Вы всё же захотите продолжения этих разговоров.

Вы, вероятно, уже получили моё дневное письмо. Оно другое, более лёгкое и смешливое, в привычном уже нам обоим стиле. Но сейчас я пишу Вам после одного сделанного совершенно случайно открытия. И не могу шутить, потому что мне почти страшно.

За эти несколько недель я привыкла к вашим письмам, к вашей иронии и даже вашему сарказму. Мне нравится читать весточки от Вас. Мне нравится их ждать, веря, что Вы напишете, когда сможете. Сегодня ночью, буквально час назад, я попыталась отправить Вам письмо не из наших комнат и даже не из Хогвартса. Это был просто минутный порыв, но я не могла не проверить возникшую мысль. Но письмо не дошло до Вас, сова вернулась, не сумев Вас найти, не почувствов Вас. Значит, Вас действительно нет здесь и сейчас, в моей реальности. И от этого горько и почему-то страшно. Значит, письма летают от меня к Вам и от Вас ко мне только потому, что магия Хогвартса решила, что в этом есть особенный смысл, высший смысл… Иного вывода я сделать не могу. И сколько продлится эта связь — тоже.

Я не могу знать, что эта переписка значит для Вас. Возможно, что и ничего, что Вы таким образом просто развлекаетесь. Я тоже так думала до сегодняшнего вечера. Но оказалось, что при прямой потери контакта, меня охватил страх больше никогда не получить от Вас весточки, не узнать, как Вы. Это странно. Для Вас это, возможно, даже более странно, чем для меня. Мы всегда были друг другу никем. Но ведь зачем-то школа свела нас вместе снова, спустя три года после нашей последней встречи, оставив между нами четыре года, прожитых мной и не прожитых Вами.

Не знаю, что хотела сказать этим письмом. Не знаю, буду ли его отправлять завтра, когда вернусь в Хогвартс. Но я хочу зафиксировать этот момент хотя бы для себя: Вы, Северус, теперь для меня не просто человек из прошлого, герой войны и мой бывший преподаватель. Я не могу найти слово, чтобы описать вашу роль в моей жизни теперь. Но это явно не связано с прошлым, как бы абсурдно это ни звучало. Вы для меня живы, Вы говорите со мной, думаете обо мне, пока читаете мои письма и пишете свои. Мы существуем в одном временном потоке на разной высоте. Для меня Вы, как минимум, спутник на этом жизненном этапе.

Нас объединяет Хогвартс и его магия, наши комнаты и письма. И если Вам тоже этого достаточно, чтобы окончательно поверить мне и продолжить, то давайте продолжим. А если нет, прошу, напишите мне об этом, чтобы я не мучилась непониманием и ожиданием.

Простите, если была слишком откровенной или прямолинейной. Но я устала прятаться за шутками и иронией.

Гермиона»

Всё воскресенье Гермиона была сама не своя, и Гарри, устав делать вид, что всё в порядке, после обеда, когда она уже стала собираться в Хогвартс, усадил подругу в кресло и сел у её ног, глядя снизу вверх.

— Гермиона, что происходит? Ты весь день какая-то потерянная. Я могу помочь?

Она внимательно посмотрела на него и покачала головой. Всё слишком запуталось. Она бы, может быть, и хотела рассказать всё Гарри. Но понял бы он её или заподозрил бы, что кто-то собирался причинить ей вред, прикрываясь именем Снейпа? Северуса… Написанное ночью, чересчур откровенное письмо жгло карман мантии, и Гермиона уже несколько раз порывалась порвать его и выбросить. Но кому бы она тогда солгала? Только самой себе. А с собой она с некоторых пор старалась быть честной. Может быть, и собеседник это оценит. Если же нет…

— Это связано со школой? Тебе там плохо, тяжело, настолько, что возвращаться не хочется? Оставайся здесь, это и твой дом тоже. С Макгонагалл как-то решим вопрос, найдём тебе временную замену или что-то вроде… — Гарри растерянно всматривался в её лицо, выискивая хотя бы одну подсказку.

— Нет, мой хороший, — попыталась улыбнуться Гермиона, понимая, что всё это слишком: она слишком сильно переживает заурядный вывод, который могла бы сделать уже давно, слишком сильно привязалась к человеку, который ни разу в жизни не говорил с ней вживую дольше минуты, слишком погрузилась в себя и напугала единственного близкого человека, который оставался с ней рядом. — Видимо, просто устала. Я же рассказывала, что преподавание оказалось более сложным, чем мне виделось поначалу.

Гермиона опустила руку с подлокотника и пригладила встрёпанные, как и всегда, волосы Гарри. Тот нерешительно улыбнулся, а потом зажмурился и подставился под тёплое прикосновение, заставляя продолжить. Он вообще, как оказалось, был очень тактильным, в школе они это как-то не замечали, считая, что обниматься — это фишка не их трио, а вот во время войны и после — выяснилось само собой. Открытием это было как для Гермионы, так и для самого Гарри.

— Эх ты, котёнок бродячий, — усмехнулась она и ещё пару раз провела ладонью по его голове, лаская, как ребёнка. — Скажи-ка мне, милый друг, что у вас всё-таки с Малфоем?

Гарри улыбнулся уже намного шире и хитро посмотрел на неё.

— Ты не поверишь: мы дружим, как и с тобой.

— Прямо как со мной? — Гермиона покачала головой и окатила взглядом, полным скепсиса.

— Ну не совсем, конечно, но больше мне нечего тебе сказать по этому поводу.

Гарри напряжённо ждал ответа, вся показная бравада и наигранная хитрость улетучились. Гермиона склонилась к нему всем телом и прикоснулась к немного колючей щеке ладошкой.

— Дру́жите — так дру́жите. Мне, в целом, не так уж и важно, как ты это называешь. Я только хочу знать, что у тебя всё хорошо и он не сделает тебе больно, прикинувшись тем, кем не является.

Они несколько секунд смотрели друг другу в глаза, а затем Гарри накрыл руку Гермионы, всё ещё лежавшую на его щеке, своей. Его облегчение буквально ощущалось кожей.

— Спасибо. Рон принял наше общение в штыки, и после я боялся тебе сказать. Ведь Драко… Малфой сделал тебе лично много плохого…

— Гарри, мы уже давно не дети, чтобы вспоминать былое и мерить людей на плохих и хороших по поступкам из нашего общего прошлого. Рон ещё поймёт, что ошибся. Дай ему время. А если нет — значит, он многое потеряет.

Гарри благодарно кивнул, и Гермиона освободила руку из его хватки.

— Тебе уже пора?

— Да, желательно быть на ужине, чтобы узнать, не случилось ли чего, пока меня не было в школе. Хотя об экстренном уже сообщили бы, наверное.

— Я провожу тебя до замка, пойдём. Кричер тут приготовил тебе гостинцы с собой. Твой любимый пирог с вишней и те трюфельные конфеты, которые тебе понравились.

Гермиона довольно хмыкнула и закинула руки за голову, вытягиваясь в тонкую, почти ровную линию на кресле.

— Отлично! Значит, сегодня вечером объемся сладким. На мой взгляд, не худшая смерть, — хихикнула она в ответ на хмурый взгляд Гарри. — Шучу! Парой кусков пирога и конфетами меня не взять!

Соскакивая с кресла и бросаясь бегом в спальню, Гермиона даже на время забыла про свои метания. Гарри шипел, что на такие темы не шутят, и гнался за ней вплоть до двери её комнаты, но так и не догнал. А потом они долго смеялись, стоя по разные стороны двери и прижавшись к ней лбом.

Да, она скучала по их единению, по тишине или веселью — одним на двоих, но и всё же была рада, что ушла. Иначе бы всего этого не случилось: возвращения в школу, редких улыбок учеников, похвал старших коллег, долгих прогулок по территории Хогвартса и писем, самых удивительных за всю её жизнь.

* * *

Новая неделя в школе принесла так много хлопот, что ей даже некогда было думать, что она так и не получила ответ на свои письма. Да, вернувшись, она всё же отправила второе, ночное, письмо, угостив Карли перед отлётом особенно щедро — вдруг им больше не суждено было встретиться. Гермиона не собиралась писать в прошлое без ответа, строча одно послание за другим, уважая право собеседника прекратить их переписку в любой момент.

Вспомнила она о том, что её откровения остались без внимания, только к вечеру четверга. Если бы всё дело было только в желании Снейпа говорить с ней, она бы погрустила и забыла, наверное. Но Гермиона не забывала и о том, что профессор находился в намного более уязвимом положении, чем она, и каждое его письмо было актом глубочайшего доверия и желания идти против всего, что его окружало. Они оба не знали, как влияли их письма на окружающую реальность. Всё это уже могло начать менять его прошлое и её настоящее. И если ей пока ничего не грозило, то ему и без весточек из будущего жилось в 1997 году несладко.

Гермиона устало выдохнула, войдя в свою гостиную и расстёгивая заколку в волосах. День был тяжёлым, ей еле удалось разнять гриффиндорцев и слизеринцев, затеявших дуэль прямо на её практическом занятии, а затем пришлось сопровождать их к мадам Помфри. И это только третий курс, что же ждало её дальше? Расстегнув и сняв тяжёлую мантию, она отправила её по воздуху в ванную комнату и посмотрела на весело потрескивающее пламя — Нотти разжигала камин перед её приходом в комнаты, стараясь согреть вечно мёрзнувшую Гермиону, которой не помогали ни чары, ни тёплые свитера под мантиями, ни стоявшие на всех горизонтальных поверхностях маленькие сосуды с синим заколдованным огнём. Эта осень была особенно холодной, как и в тот год, когда они с Гарри плутали по лесам и никак не могли согреться.

Присев в кресло у камина, Гермиона обхватила себя за плечи и уставилась на огонь. Ей казалось, что после окончания войны эта дикая грызня между факультетами должна была завершиться, но на деле всё вышло с точностью до наоборот. На Слизерине учились дети из семей Пожирателей, большинство не прямые наследники, и всё же потерявшие родителей, братьев или сестёр, других родственников или друзей, учащиеся иных факультетов пытались травлей слизеринцев свести счёты за свои боль и потери. Но кому как не Гермионе знать, что никакая месть не поможет забыть то, что произошло? Молли убила Беллатрису Лестрейндж в ту роковую ночь, в Большом зале, Гермиона это видела собственными глазами. И всё же до сих пор изредка просыпалась от ночных кошмаров, гостьей которых становилась правая рука Волан-де-Морта.

Гермиона вспоминала, как успокаивала слизеринца-первогодку, брат которого вместе с другими детьми был доставлен в Больничное крыло. Мальчик плакал от страха за брата и за себя, не понимал, что они сделали не так, ведь они никого не обижали и вели себя тихо, как и просила их мама. Их отец стал Пожирателем за год до конца войны, талантливый артефактор, он был вынужден присягнуть на верность Лорду, чтобы не трогали его семью. Он погиб, еще до Битвы за Хогвартс, так и не выйдя ни в один рейд, отказываясь под любыми предлогами, а мальчишки теперь были вынуждены расплачиваться за то, что их отец просто достаточно любил свою семью, чтобы поступиться собственными принципами ради их жизней.

Они были детьми, когда Волан-де-Морта начали упоминать в связи с настоящей опасностью. Они всё ещё были детьми, когда уходили с Гарри на поиски крестражей. Они продолжали быть детьми, пусть и слишком рано повзрослевшими, оплакивая потери и получая военные награды. И Гермиона не хотела ни для одного ребёнка, находящегося под её, в том числе, защитой, такой судьбы. Ненависть, хула, непонимание и неприятие делали намного больше зла, чем тёмные искусства. И ей очень хотелось хоть как-то это изменить. Может быть, снова поговорить с Макгонагалл и дополнить учебный план совместными внеклассными занятиями для разных факультетов.

«Интересно, что бы сделал на моём месте Снейп? — подумала Гермиона, продолжая следить за языками пламени, причудливо изгибающимся над поленьями. — Какую бы маску он ни надевал, что бы он ни разыгрывал каждый раз перед нами, он не желал детям зла, всегда вставал на нашу защиту. Может быть, он что-то придумал бы. Но точно не дал бы в обиду своих змеёнышей…»

К завтрашнему занятию у семикурсников ей нужно было найти необычные примеры трансфигурации живых объектов, и следующие несколько часов, плавно перешедших в ночь, она потерянно листала справочники, учебники и прочие труды из библиотеки дома на Гриммо, взятые в школу в воскресенье, и старинные сочинения неизвестных волшебников, оставшиеся от Снейпа. Именно в одной из книг профессора Гермиона в итоге и нашла то, что искала.

Произнеся заклинание копирования, она встала из кресла, в котором сидела, обложившись книгами, и потянулась. В плечах и шее что-то неприятно хрустнуло, но стало легче. Гермиона посмотрела на часы и покачала головой. Часовая стрелка уже давно перешла с двенадцати на единицу и медленно подбиралась к двойке, а она всё никак не чувствовала сонливость, обычно присущую столь позднему времени. За окном барабанил дождь, навевая умиротворение, но ей было неспокойно: из-за подравшихся сегодня детей, из-за общего ощущения одиночества и неприкаянности в большом и почему-то чужом теперь замке, из-за отсутствия ответа от Снейпа. Стоило признать, что последнее нервировало её особенно сильно.

Выпив воды и собрав свои записи в папку, Гермиона застыла у окна, глядя, как снаружи по стеклу бьёт ливень, скрывая за своей пеленой абсолютно всё. Она бросила взгляд на стол и неряшливо брошенные на нём куски пергамента, как по ту сторону окна показалась встрёпанная больше обычного Карли, их с профессором сова. Гермиона охнула и бросилась вручную открывать окно, совсем забыв про магию.

Мокрая и недовольная, птица уселась на стол, намочив собою всё, что Гермиона не успела убрать. Да и Мордред с ним всем, ей было о чём подумать и помимо этого. Например, что письмо было большим, судя по размеру свитка, или что ответ всё же пришёл, несмотря на её несдержанность, или что со Снейпом всё хорошо, хотя бы физически, раз он смог ей написать и вызвать Карли.

Отвязав письмо, Гермиона положила перед совой печенье и поставила пиалу с водой. Открывать послание было страшновато, но любопытство взяло верх — она села на подлокотник кресла у стола и развернула свиток. Узкий, чуть летящий почерк, словно автор торопился, когда писал ровные, несмотря ни на что, строчки. Гермиона вздохнула и провалилась в чужие слова.

«Мисс Грейнджер, доброй ночи!

Каждый вечер собираюсь написать Вам, но всё никак не получалось выкроить время. Школа, новые заместители, частые дружеские посиделки, поиски одной небезызвестной Вам особы. Слишком много дел и ответственности, слишком мало свободы и жизни. Преподавание ещё не видится Вам под таким углом?

Меня практически оскорбило то, что Вы, вероятно, полагали, будто у меня нет минимальных знаний о художественной литературе, распространённой, да будет Вам известно, не только среди магглов. Чувствовать себя буквально неучем в глазах бывшей ученицы как-то странно и почти унизительно, хотя мне должно быть совершенно всё равно. Возможно, это просто первые предвестники старости, до которой мне, к счастью, не предстоит добраться. Так что, мисс, не считайте, что Вы остаётесь оскорблённой после прочтения писем в одиночестве.

А вот что Вас могло навести на мысль, что мне хотя бы минимально интересна жизнь мистера Поттера, я так и не понял. Хотя за сплетни благодарю. Никогда не считал своего крестника гением, но всё оказалось ещё хуже, чем я предполагал. Мне только любопытно, как на все эти новости теперь реагируют родители Драко, если они могут это сделать. Продолжайте в том же духе, мисс Грейнджер, из Вас не выйдет, конечно, вторая Рита Скитер, но конкуренцию Вы ей вполне сможете составить.

Хотя, безусловно, налицо влияние мистера Поттера и его вечного желания, чтобы всё само прыгнуло к нему в руки. Чтобы стать богатым и ни от кого не зависеть, мисс Грейнджер, нужно немного больше, чем написать книгу о ваших совместных скитаниях с Мальчиком-который-никогда-не-думал-о-последствиях-своих-поступков. Нужно, как минимум, много работать. Хотя, судя по тому, как изящно Вы рассказываете сплетни, у Вас есть талант к сочинительству. Может быть, домохозяйки и читали бы ваши статейки или книжонки.

Северус Снейп

P.S. Назвать сову Карли и разбаловать её, прикармливая печеньем из «Сладкого королевства» — в этом вся Вы, мисс Грейнджер! Эта птица теперь не притрагивается ни к чему другому. Из-за этого мне пришлось заказывать печенье специально для неё, потому что иначе она меня клевала!»

Гермиона выдохнула, дочитав письмо. Всё было в порядке, как она и думала — просто задержали дела. Но под первым пергаментом притаился второй. Вероятно, ответ на второе письмо, написанный уже после того, как оно было получено. Было страшно, и обнадёживающе, и пугающе.

Проведя ладонью по волосам, она отбросила пергамент на стол и опустила взгляд на странно рваные строчки ещё одного послания. Нет, они были ровные, но абзацы обрывались очень часто, словно автор хотел сказать что-то ещё, но постоянно себя останавливал. Облизав губы, она окунулась в совершенно неожиданное признание.

«Гермиона,

Ты получила это письмо вместе с предыдущим, смысла приветствовать тебя вновь я не вижу. И, как ты уже заметила, я решил пойти ещё дальше, чем ты, и перейти на «ты». Думаю, ты не будешь против. В любом случае, прощения просить я не буду.

Твоё письмо было неожиданным. Даже немного шокирующим. Я не ожидал его и не думал, что оно вообще возможно.

Потом я клял себя на чём свет стоит, что не удосужился сразу же проверить то, о чём ты написала — возможность отправлять и получать письма вне Хогвартса. Видимо, был настолько измотан или удивлён внезапно образовавшейся связью с будущим, с тобой, что не подумал о простейшем из объяснений. Ведь оно было на поверхности!

А после проклятий я долго думал, что мне вообще не стоит тебе больше писать. Это выглядит слишком мелодраматично даже для тебя, не только для меня.

Я уже знаю самое главное: мы победим, всё будет не зря. И этого, в общем-то, достаточно, на первый взгляд. Четыре дня я вынашивал мысль приписать к предыдущему письму благодарность за потраченное время и пожелание успехов в преподавании, попрощаться и навсегда закрыть для себя эту тему.

Но снова и снова думал о том, что Карли больше не прилетит, не будет писем от тебя, смешных и дерзких, совершенно не похожих ни на одно полученное мною письмо.

У нас во внутреннем кругу говорят, что одному легче. И это действительно так: мне не за кого бояться, некем дорожить, меня не взять на крючок чьей-то жизнью. И потому мне намного легче, чем людям семейным. Но ещё в одиночестве есть какая-то изматывающая тоска, которую не разбавить ни случайными краткими встречами, ни крепким алкоголем, ни обещаниями, которых я, увы, не могу себе дать.

Я в общем-то к ней привык. Но эту тоску внезапно смогла разогнать ты, Гермиона. И это слишком ценно, чтобы я мог отказаться от этой странной связи, созданной Хогвартсом.

У меня сложные отношения со школой. Сначала я её обожал, потом ненавидел, любил и терпеть не мог. Она была моим домом и моей тюрьмой. А теперь она по какой-то необъяснимой причине объединила нас. Возможно, чтобы я мог закончить всё, что обязан. Возможно, ты тоже найдёшь в наших разговорах что-то важное для дальнейшей жизни.

Я знаю, что часто задеваю людей, намеренно и нет. Чаще намеренно. Тебя во время твоей учёбы это касалось особенно часто. И мне жаль.

Вероятно, тайна нашей временной петли разгадана. Но я хочу продолжать нашу переписку. Хочу получать от тебя странные письма с жалобами, сплетнями и шутками. Хочу, чтобы ты ждала моих писем, чтобы ты думала обо мне, как я думаю о тебе, пряча тебя в самые дальние уголки сознания, отправляясь на очередной вызов.

И если ты согласна — твоя очередь.

Северус»

С колотящимся так, словно вот-вот разломает грудную клетку и вырвется на свободу, сердцем, Гермиона оторвалась от письма и крепко зажмурилась. В голове звучал густой низкий голос Северуса, и она не могла избавиться от ощущения, что он всё это время стоял рядом и тихо зачитывал свои строки.

Каждое его слово словно что-то разбивало в ней вдребезги. Все уверения самой себе, все просьбы держать себя в руках полетели к Мордреду, а ей было всё равно. Словно ей впервые в жизни признались в любви, хотя ни слова о чём-то подобном сказано не было.

Гермиона сделала глубокий вдох и очень долгий выдох, пытаясь вернуть себе самообладание. Её собеседник просто хотел продолжить общение — вот и всё. Она покачала головой и хихикнула. Лгунья из неё по-прежнему была так себе.

Это письмо, с ещё не до конца подсохшими буквами, — она потёрла большим пальцем указательный, испачканный тёмными, почти чёрными чернилами, — было слишком похоже на её ночное послание, чтобы она могла закрыть на это глаза. Импульсивное, честное, личное. Ночь всегда делала слова откровеннее, а мысли яснее.

Она прикусила губу и бросила взгляд на окончание письма — уже привычное им обоим послесловие. Строки скакали перед глазами от нахлынувших совершенно полярных чувств, но смысл Гермиона поймала сразу и не могла не улыбнуться, скользя взглядом по изящным буквам, по словам, которые значили для них обоих намного больше, чем могло показаться.

«P.S. Гермиона, ты спрашивала в одном из писем, не хочу ли я, чтобы ты напоминала мне о том, что я справлюсь.

Сначала это показалось мне глупым и даже унизительным. Но чем больше я думаю об этом, чем больше дней проходит с начала этого учебного года, тем сильнее я хочу верить, что это всё не зря, а верить, в общем-то, не во что.

Мне бы не хотелось, чтобы кто-то, а тем более ты, видел школу такой, как сейчас. Так что напоминай мне, что и это тоже пройдёт. Мне это необходимо».

Тема этой главы: Princesse Angine — Письмами.

Послушать можно здесь: https://youtu.be/SEp9XGWWe4k

Осматривая класс, что был полон студентов седьмого курса, корпевших над проверочной работой, Гермиона то и дело бросала взгляды на небольшой учебник на углу её стола — внутри спрятаны пергаменты с обрывками писем, которыми последние три месяца они обменивались с Северусом, когда придётся.

Там же лежала пара последних записок, нацарапанных явно на бегу, уведомлявших о том, что несколько дней он может не выходить на связь, так как отбывает на вызов, а следом — об очередном задании. Гермиона успела написать ему в ответ только пожелание удачи и обещание дождаться его письма. С тех пор прошла почти неделя.

Они отошли от больших посланий, отправляя любую значимую для них мысль. Это вышло совершенно случайно: просто однажды Гермиона по ошибке отправила только начатый черновик письма вместо полного и логичного, а ещё всё же немного прилизанного послания. Северус осознал преимущество такой переписки и теперь говорили они намного чаще, чем в самом начале. Конечно, потом то самое неотправленное письмо Гермиона всё же вручила Карли вместе с новым и пометкой —«вариант 2».

Сделав вид, что от скуки пролистывает учебник, Гермиона перебирала несколько последних весточек от Северуса: в этой он рассказывал о том, как проучил Алекто Кэрроу, пытавшуюся проклясть двух малышей-первокурсников за то, что были недостаточно любезны с ней; а в этой жаловался на пронзительно-холодный ноябрь и то, что никак не может согреться (она написала ему в ответ, что ей в это время было тоже несладко где-то в лесах, а она настоящая мёрзнет так же, как и он, четыре года спустя осень была такой же отвратительной; а вот — самая последняя, прощальная.

Конечно, они не договаривались об этом, даже не обсуждали толком ни разу. Но так повелось: Северус писал ей перед тем, как уйти на вызов Лорда, а Гермиона ждала его. Спустя четыре года, спустя тысячу с лишним ночей, она стояла у окна и ждала сову, которая приносила счастливые вести: что он был жив и в состоянии помочь себе сам, что вернулся, что она могла наконец лечь спать, хотя до подъёма и оставалось всего ничего.

Это было странно, бессмысленно, по меньшей мере, ведь помочь она ему ничем не могла — не из будущего уж точно. Но что-то глубинное, не поддававшееся пониманию и осмыслению, заставляло её замирать от страха и беспокойства за него, находившегося невыносимо далеко: между ними стоял 1461 день. Гермиона вела подсчёт одной особенно долгой ночью, вглядываясь в темноту за стеклом, вслушиваясь в шум дождя и понимая, что её поведение уже точно не вписывается ни в одни рамки нормальности. Но Северус однажды обмолвился, что впервые понимает, зачем терпит незаслуженные наказания и до последнего держит мысленные щиты: чтобы вернуться и написать ей. Потому что его впервые кто-то ждал с этих жутких встреч, кто-то думал о нём, жаждал его возвращения — и он старался вернуться изо всех сил.

Задание всегда занимало больше времени, от суток до нескольких дней, и Гермионе пришлось признать, что ожидать письма Северуса у окна в таких случаях действительно было бы чересчур странно и паршиво. Чаще всего в эти дни она была крайне нервной и вспыльчивой, задавала слишком сложные эссе, придиралась по мелочам, почти грубила донимавшим её коллегам, хотя и старалась сдерживаться и одёргивать себя.

Обычно в такие долгие, беспросветно-тягучие дни и ночи Гермиона писала Северусу кучу записок, то и дело возвращаясь мыслями к их незаконченным обсуждениям, и отправляла их скопом в ответ на отчаянно ожидаемое, уже привычное короткое: «Гермиона, я вернулся».

Она рассказывала о крикливых учениках и списанных контрольных, о тарелках с маленькими лапками и шляпах, улетавших от своих хозяев под потолок на вороньих крыльях, о глупых разговорах ни о чём в учительской после обеда и спасительной тишине дальних библиотечных стеллажей, о прочитанной на днях занятной, не включавшей в себя ни одного честного факта, статье о жизни «Золотого трио» после окончания войны и молчаливых выходных с Гарри на Гриммо, 12, о новых шторах в их уже общей с Северусом гостиной и нелюбви к обязательному тыквенному меню на Хэллоуин, о робких мыслях насчёт введения внеклассных занятий для объединения факультетов и тихих вечерах в спальне с древним томом по алхимии, который Северус оставил ей в подарок на Хэллоуин в секретной нише за книжным шкафом, о холоде ночей этой осенью и планах на приближавшееся Рождество, о новых сплетнях Риты Скитер об уже давно женившемся на Малфое, по её уверениям, Поттере и настоящем тихом повзрослевшем Драко, с которым они случайно увиделись у Гарри и даже немного поговорили, о запомнившихся бытовых, никак не связанных с их местонахождением, моментах из многомесячных скитаний по лесам и мечтах найти своё место в жизни.

Гермиона никогда не писала о своём страхе за него, о том, как давило в грудной клетке, сжимая сердце всё сильнее, пока в окно наконец не стучалась своим маленьким клювом Карли с запиской от него. Не писала она и о том, что уже слабо представляла свою жизнь без их писем, без его голоса в своей голове, без мыслей о нём по утрам и вечерам, без совершенно напрасной, глупой, уж точно не свойственной ей надежды на совсем другой финал их истории. К чему было бередить рану, которая и так не могла затянуться? К тому же, Гермиона всё ещё боялась настолько менять его реальность: а вдруг это могло привести к фатальным изменениям, к их проигрышу, к воцарению Лорда?

Они оба не знали, насколько меняли их реальности эти стихийно сложившиеся отношения, которые им сложно было хоть как-то охарактиризовать. Коллеги? Союзники? Приятели? Друзья? Возлюбленные?.. О последнем и думать было смешно — и почему-то именно об этом думалось намного чаще, чем обо всём остальном. Да, это было бы дико и неуместно, ужасающе несвоевременно и глупо, но ведь именно так и рождаются настоящие чувства, правда?

Гермиона никак не могла понять иронии злодейки-судьбы: как так вышло, что единственного мужчины, который по-настоящему смог увлечь и заинтриговать её, с кем ей было спокойно и хорошо, к кому стремились её сердце и мысли, уже три года как не существовало в этом мире?

Подняв голову на громкий шорох и заметив уничтожаемую шпаргалку, Гермиона покачала головой и невербально призвала работу пытавшегося обмануть её студента, выставив в верхнем правом углу листа пометку — «пересдача». Может быть, она и отвлеклась немного, провалившись в рефлексию и воспоминания, но жульничать на своём занятии не позволила бы никому.

* * *

Последняя пара перед обедом была окончена, и Гермиона поспешила в их комнаты, чтобы проверить, не прилетела ли Карли. Оставив окно приоткрытым, она надеялась, что их верный пернатый почтальон влетит в гостиную и не замёрзнет, ожидая её возвращения с письмом от Северуса. Буквально вбежав в комнату, Гермиона разочарованно вздохнула и на мгновение прикрыла глаза: отчего-то отчаянно захотелось плакать. Слишком большое напряжение, слишком сильный страх за жизнь невероятно близкого и невозможно далёкого человека. Умом она, конечно, понимала, что для объективных переживаний ещё не было повода, но чувства никогда не были её сильной стороной — она всегда доверяла своей рациональной личности больше, — и теперь, допустив эмоции намного ближе, позволив им главенствовать, буквально тонула в них, не зная, как выплыть.

Поправив волосы у зеркала и несколько раз повторив упражнение «дыхательного квадрата» — вдох на счёт четыре, перерыв на счёт четыре, выдох на счёт четыре и снова перерыв на счёт четыре, — она присела за стол. Необъяснимая тревога душила и путала мысли. Гермиона оглядела стопки книг у окна и, взяв в руки перо, начала писать на куске пергамента то, что совсем не собиралась не только отправлять, но и выводить на бумаге:

«Северус,

Это твоё задание даётся мне как-то особенно тяжело: в голову лезут дурные мысли, где-то под веками мечется необоснованный страх. Я не знаю, что переживаешь в этот момент ты, но уверена, ты справляешься со всем намного лучше меня.

Ты сказал, чтобы я напоминала об этом, и я напоминаю: ты точно выстоишь, ты сможешь, всё это однажды закончится, рассыпется, как карточный домик. Просто знай: мысленно я всегда с тобой. Что бы это ни значило и как бы ни выглядело со стороны.

У меня нет ни одной причины буквально заставлять своё сердце качать кровь бесперебойно, словно ничего не происходит, но всё же я то и дело напоминаю себе об этом. Я не знаю, чего бы сейчас желал ты сам, но мне хотелось бы оказаться рядом и просто… Хотя это, конечно, совсем не важно.

Всё это время я боялась, что могла изменить что-то в твоём времени своими письмами, хотя и пыталась минимизировать то, о чём говорила тебе. А теперь мне всё чудится, что тебя нет в Хогвартсе слишком долго (хотя я и понимаю, что это неправда). И мне действительно очень страшно ждать и понимать, что Карли может больше никогда не прилететь…

Когда ты получишь это письмо, то уже, конечно, вернёшься к нам в комнаты. И всё же я прошу: возвращайся. Пожалуйста, возвращайся поскорее.

И пусть это выглядит и прозвучит до одури глупо, я всё равно напишу. Ты мне нужен, Северус. Очень нужен.

твоя Гермиона»

Гермиона пробежала взглядом по листу, покачала головой и уже хотела испепелить его, но всё же задумалась. Северус, застрявший в замке с сотнями испуганных детей и издевавшимися над ними пожирателями, пытавшийся балансировать между «правильно» и «необходимо», исполнявший жестокий план убитого им Дамблдора и игравший со смертью каждую встречу с Лордом, — этот Северус имел право получить от неё хотя бы это честное признание, раз уж она не могла дать ему ничего больше.

Не позволяя себе передумать, Гермиона быстро свернула письмо в маленький свиток и махнула палочкой, призывая Карли. Через полминуты потрепав сову по голове, она привязала свиток к лапке и, запрещая себе думать о последствиях, выпустила Карли в морозный декабрь.

Невозможно было вечно прятаться от себя и своих чувств — она никогда не была трусихой и не собиралась становиться ею из-за Северуса Снейпа. И если не быть трусихой означало признаться ему в заведомо бесперспективных туманных чувствах, которые она пока и сама до конца не определила, то Гермиона решила так и сделать.

Просидев на подлокотнике кресла у холодного камина еще около получаса и пообещав себе постараться не съесть себя поедом хотя бы до вечера, она уже собралась было отправиться на обед, как в стекло постучалась взбудораженная и встрёпанная больше обычного Карли. Гермиона буквально подлетела к окну и рванула створку на себя.

Отвязав небольшой свиток и впервые не угостив сову в ту же минуту, она дрожащими руками развернула ещё мокрое и пачкавшее пальцы послание:

«Гермиона, я вернулся.

Переступил порог сорок минут назад, дал необходимые указания и хотел было уже отправить тебе стандартную весточку, как прилетела Карли с твоим письмом. И я, сказать начистоту, сейчас крайне растерян.

Следуя логике и чести, мне стоило бы уже давно оттолкнуть тебя, попрощаться ещё тогда, после раскрытия секрета нашей временно́й связи.

Но раз уж всё сложилось так, как сложилось, то мне следовало бы напомнить тебе обо всём, что нас разъединяет и делает любые отношения между нами невозможными, как то: возраст, ошибки прошлого, нулевые перспективы на жизнь с моей стороны и, конечно же, самое главное — отсутствие у меня времени на эту самую жизнь.

Возможно, в процессе я и сам бы осознал и вспомнил всё это и мне стало бы легче лгать, что я не могу ответить тебе и даже не понимаю, о чём ты пишешь.

Но ты ведь прекрасно знаешь, что о чести я никогда не вспоминал, да и не уверен, что вовсе не лишён её. А уж на логику мне точно давно плевать.

Я не могу сделать вид, что не понимаю, о чём ты решилась мне написать. Как не могу и солгать тебе, что мне легко даётся осознание масштабов пропасти, в которую мы оба падаем всё быстрее и быстрее. Потому что есть тысяча причин нам обоим забыть о твоём письме и жить дальше, будто его не было. И есть всего одна этого не делать. И, думаю, мы оба знаем, что наш случай как раз второй.

Я чувствую, как наши дни утекают, как песок в часах, что у нас остаётся всё меньше времени. И глупо молчать об этом, раз уж ты снова решила идти ва-банк и быть максимально честной. Как-то не по-мужски не ответить тем же, правда?

Если и есть в этом неправильном, странном мире сила, могущественнее страха и жажды выжить любой ценой, то это моя тяга к тебе. Это уроборос, у неё нет начала и не будет конца. И только она теперь движет мной, заставляя делать каждый новый вдох.

Ты — счастливый сон, который не должен был мне присниться, но всё же приснился.

Что нам со всем этим делать — не знаю.

Помнишь, в одном из первых писем ты как-то спросила, куда бы я уехал, если бы мог, если бы знал, что могу исчезнуть и меня никто не потревожит? Я тогда ничего тебе не ответил. Да в общем-то, мне нечего было написать тебе, я просто не знал ответа на твой вопрос.

Теперь я хочу сказать, что мог бы уехать куда угодно и был бы там счастлив, если бы ты поехала со мной. Абсурдно говорить об этом, тем более зная, что всё уже предрешено. И всё же…

Ты бы поехала со мной, будь у нас этот шанс, Гермиона?»

Дочитавшая последние строки и замершая, не в силах глотнуть воздуха, Гермиона медленно опустилась на колени на пол и горько заплакала, прижав лист с письмом Северуса к груди. Внутри взрывались счастливые фейрверки — он ответил, он действительно ответил мне! — и в то же время всё тело сковывал сильнейший страх: как теперь всё сложится, что будет дальше?

Взмахнув палочкой с невербальным «Акцио», она призвала небольшой кусочек пергамента с пером и, так и оставшись на полу, быстро написала несколько строк, решаясь по-настоящему бороться за то, что необходимо именно ей, только ей:

«Северус, я бы поехала с тобой куда угодно.

И поеду с тобой куда угодно — ты только живи, хорошо? А я постараюсь сделать всё, чтобы помочь тебе в этом.

с любовью, твоя Гермиона»

Дни бежали за днями, приближая Рождество и каникулы. А письма Гермионы и Северуса летали из прошлого в будущее и обратно.

Там, в 1997, замок был истощён злобой и жестокостью, окутан холодом и страхом, буквально дышал ненавистью и бессилием — Рождество существовало, но словно в другой вселенной, там его уже не особо ждали. Здесь, в 2001, Хогвартс обрастал украшениями, собирал в каждой нише группки студентов, обсуждавших подарки и будущие увеселения, укрывался белоснежным одеялом и дразнил далёкими огнями Хогсмита.

Северус писал Гермионе о наработках новых зелий и заклинаний, которыми он коротал бессонные ночи, потому что зелье сна без сновидений было для него непозволительной роскошью, а иначе он давно не мог заснуть. Она рассматривала их, читала всё, что попадалось по данной теме, и писала большие рецензии, иногда — вносила дельные предложения по улучшению свойств и скоростей. Северус благодарно брал их в работу и вновь исписывал ночами десятки пергаментов, пока Гермиона неспокойно спала в той же постели, в которой сидел с заметками он, — только на расстоянии четырёх лет от него.

Гермиона писала Северусу о попытках создать клуб перемирия для сближения факультетов, о разработанном для него плане занятий, о коллективных стратегиях и квестах, способных подтолкнуть учеников разных факультетов если не к прощению, то хотя бы к пониманию достоинств и особенностей каждого. Северус восхищался её упорством и мудростью, делился мыслями и предложениями, злободневно шутил и стойко не затрагивал тему будущего, потому что Гермиона обещала, что расскажет всё, когда будет готова.

А пока план по его спасению не был дописан, она старалась отвлекать его, как могла. Например, предложением прогуляться по рождественскому маггловскому Лондону, если позволит его внеурочная занятость. Сочельник они, конечно же, не брали в расчёт, но план передвижения составили, передав друг другу с Карли карты с предложенными местами для обязательного посещения и выбрав из них то, что понравилось обоим. Дата оставалась открытой и зависела от возможности Северуса вырваться из Хогвартса и Ставки Лорда.

Гермиона в последний раз бросила взгляд на окно, за стеклом которого пару минут назад скрылась Карли, унося короткую записку-ответ для Северуса, — по ту сторону кружились снежинки, подхваченные разбойником-ветром, — и хлопнула в ладоши, вызывая Нотти.

— Нотти, ты запомнила мои инструкции? Повтори, пожалуйста, — попросила Гермиона, увидев эльфийку посреди комнаты.

Сама она подошла к зеркалу, висевшему над камином, и начала заплетать французские косички — так было удобнее прятать волосы под шапку и шарф от снега. Заклинание сушки делало из её волос то самое «воронье гнездо», от которого она столько лет избавлялась в школе, так что проще было попытаться минимизировать попадание снега на волосы во время будущей прогулки с Гарри.

— Профессор Гермиона, Нотти всё запомнила, да-да, — затараторила домовуха. — Нотти будет ждать ваших писем, мисс, и призывать сову Карли, передавать ей письма профессора Гермионы и получать письма, которые она приносить. Письма профессора Гермионы Нотти будет передавать профессору Гермионе, мисс, где бы она ни была. В Сочельник передать с совой Карли подарок, вон тот, — она указала на большую коробку, стоявшую на столе у окна. — Нотти — хороший эльф, мисс, она всегда выполнять всё, что ей наказывают.

— Нотти, это не наказ, а большая просьба с моей стороны и огромное одолжение с твоей, — повернувшись к ней, ответила Гермиона, улыбнувшись эльфийке, гордо вскинувшей подбородок. — Я понимаю, что у тебя есть много дел в Хогвартсе помимо моей просьбы. Но для меня это действительно очень важно.

Такая простая идея пришла ей совершенно неожиданно, в один из вечеров после приглашения Гарри провести с ним каникулы, пока она обдумывала, как согласить на предложение друга и при этом не терять возможность общения с Северусом. А вдруг за эти дни что-то пойдёт не по их плану?

Тогда появившаяся по её зову, Нотти забрала письмо у обалдевшей от эльфийской наглости Карли и передала в руки Гермионе. Почему-то о такой уловке та никогда не думала: попытаться поддерживать связь через домовиков, которые свободно могли аппарировать из Хогвартса и внутрь него благодаря своей особой магии. Написавшая об этом в тот же вечер, Гермиона предложила Северусу такой вариант Рождества, и он, немного подумав, согласился, пообещав, что тоже придумает что-то подобное со своим домовиком, если в праздник Лорд не будет призывать их к себе для «душевной вечеринки». Северус был в своём репертуаре, но Гермиону больше не трогала язвительная жёсткость его шуток, главное, что у него есть силы шутить, думалось ей.

— Профессор Гермиона не понимать, мисс, нет, — снова затараторила Нотти. — Для Нотти большая честь выполнять такое важное задание профессора Гермионы! Мы, эльфы преподавателей, призваны выполнять приказы вас, мисс, мы освобождены от остальной работы. А профессор Гермиона, мисс, почти ничего не поручает Нотти. Наконец у Нотти есть задание! — вдохновенно щебетала эльфийка, и Гермиона хихикнула, затягивая узел резинки на конце второй косички.

— Спасибо большое, Нотти! — улыбнулась Гермиона и, взяв с каминной полки маленькую коробочку, протянула её малышке. — Это твой подарок на Рождество. Я знаю, что это не принято, но ведь шарфик ты приняла, это просто знак моей благодарности. Если захочешь, можешь подождать до Рождества или открыть сейчас.

Глаза у эльфийки засияли от радости и предвкушения, когда она обхватила подарок длинными тонкими пальцами. Гермиона довольно хлопнула в ладоши.

— Профессор Гермиона совсем особенная, мисс, да-да, — с придыханием пропела Нотти, — никто, кроме профессора Гермионы, не дарит подарки эльфам, не в наказание, а для радости. Профессор Гермиона, мисс, Нотти подождёт до Рождества. Подарок Нотти положит сюда, — она просеменила к маленькой ёлочке, стоявшей в углу гостиной, и поставила коробочку под нижнюю ветку, практически скрыв его из виду.

— Я рада, что ты принимаешь мои подарки, Нотти, — вздохнула Гермиона и, проверив вещи в сумке и ещё раз коснувшись последнего письма Северуса, лежащего во внутреннем кармане и скрытого от посторонних глаз заклинанием, махнула палочкой, призывая из спальни шарф и шапку. — Ты тоже особенная.

Оставив довольную эльфийку светиться от гордости, Гермиона поправила горловину свитера, сбившуюся набок, не застегнув, надела пальто и повесила на плечо сумку, среди вещей в которой лежала и старая-добрая зачарованная бисерная сумочка.

— И да, — вспомнила она, — я предупрежу Кричера, домового эльфа Гарри Поттера, что ты будешь периодически появляться в его доме. Чтобы у вас не случился конфликт. На этом инструктаж окончен, — хихикнула Гермиона и махнула Нотти рукой. — До встречи после каникул!

* * *

Гарри медленно шёл по дорожке от домика Хагрида, к которому заглянул по старой дружбе, к главному входу в школу. Гермиона, как обычно в последний месяц, собиралась настолько долго, что его не спасали даже согревающие чары. Посчитав, что бывшего ученика, да к тому же героя, не выгонят на мороз, он решил подождать её в холле, но не подумал, что там будет целая толпа детей.

Был полдень последней субботы перед Рождеством, наступавшим через три дня, и директор Макгонагалл с помощью патронуса только что напомнила Хагриду о проводах студентов до станции и посадке на Хогвартс-экспресс. Гермиона, как свободный учитель без деканской нагрузки, была отпущена до Нового года в своеобразные каникулы, и Гарри уговорил её приехать на Гриммо, чтобы провести праздники вместе. Ни у него, ни у неё не было родных, кроме друг друга, так что Рождество обещало быть камерным, разве что, забредёт Драко на огонёк, да Невилл с Луной заглянут на часок. А прямо сейчас они договорились пройтись по магазинам в Косом переулке и купить подарки, которые, по словам Гермионы, как обычно остались на последний день.

Привалившись плечом к одной из колонн, Гарри раздумывал, что же подарить подруге и как купить это, не привлекая её внимания, стараясь не замечать заинтересованных взглядов, которые бросали на него старшекурсники, и восторженных — у младших. Дети пусть и спешили поскорее покинуть школу на время каникул, но всё же появление самого Гарри Поттера, как он слышал с разных сторон, было делом намного занятнее, чем тихие сборы в холле и во дворе.

Ребята шутили, смеялись и украдкой кивали на него. Несколько старшекурсниц уже около шести раз прошли в опасной близости от Гарри, кидая на него отнюдь не детские взгляды, а один высокий рослый парень поглядывал на него через холл настолько откровенно, что Гарри совсем стушевался, моля всех известных богов, Мерлина и даже Салазара, чтобы Гермиона поскорее появилась рядом и им удалось покинуть Хогвартс до того, как его женят без его согласия. Хорош герой нации, нечего сказать, усмехнулся Гарри и прикрыл глаза, делая вид, что не видит и не слышит рой вокруг него.

Уйдя целиком и полностью в мольбы о спасении, Гарри не заметил подошедшую сзади Гермиону. Мягко постучав ему по плечу, она смущённо улыбнулась, когда он повернулся и открыл рот, чтобы высказать ей, как он страдал. Обведя взглядом студентов, она громко шикнула на них и гневно посмотрела на особо обнаглевших девушек с седьмого курса. Гарри возрадовался своему ангелу-хранителю и решил смолчать. Гермиона, хихикнув, вытащила из сумки, висевшей на плече, длинный шарф и шапку. С двумя косичками, еле достающими до плеч, в пушистом кремовом свитере с ёлкой, заправленном в чёрную юбку до колен, и высоких сапогах-ботфортах без каблука она выглядела не старше своих учениц. Гарри радостно улыбнулся и чмокнул подругу в щёку. Вокруг послышались вздохи и улюлюканье.

— Гермиона, тебя не отличить от старшекурсниц!

— Гарри Джеймс Поттер, прекрати подрывать мой авторитет! Или я брошу тебя на растерзание этим малолетним акулам, — прошипела Гермиона и, поймав в глазах друга испуг, ухмыльнулась и почти тут же нахмурилась, увидев в толпе студентов знакомую вихрастую макушку песочного цвета: — То-то же. Пойдём скорее, а то вон там идёт младший Шафик — не хочу попадаться ему на глаза в таком виде. Он и так проходу мне не даёт.

— О, у тебя появился такой высокородный поклонник! — захихикал Гарри, утягиваемый Гермионой на улицу. — Это твой шанс, подруга. — И тут же получил локтем в бок.

— Ну почему, у меня ещё есть Малфой, — едко бросила Гермиона ошарашенному Гарри, когда тот отдышался. — Предложу ему разбавить их прозрачную голубоватую кровь своей, если станет совсем невмоготу, — она тихо засмеялась, игнорируя неверие в его глазах. — А что? После последней прогулки втроём нас и так считают чуть ли не триадой, тебе можно, а мне нет? Или я не так хороша для наследника Малфоев, как Гарри Поттер? — продолжала потешаться Гермиона, повиснув на локте друга и уже в открытую смеясь над отсутствием у него достойного ответа.

— Откуда в тебе столько насмешничества? Мерлин, где та правильная девочка, которую Снейп называл заучкой? — закатил глаза Гарри, удерживая поскользнувшуюся подругу в вертикальном положении.

Гермиона благодарно погладила его по предплечью и, представив шок Гарри, если бы тот знал о них с Северусом, немного смягчила реальность:

— У неё были лучшие учителя — она выросла и превратилась в нового Снейпа!

____________________________

Примечание автора:

Дорогие читатели!

У меня наконец получилось вернуться сюда и написать целую главу, правда, без писем.

Не сердитесь, зато следующая будет преимущественно состоять из них, но не совсем стандартно, если честно. Обещаю, что будет интересно, романтично и по-рождественски, пусть на улице и стоит июльская жара.

Буду очень рада вашим комментариям и откликам, это поможет мне, правда.

В этой главе предлагаю из лета буквально нырнуть в Рождество с помощью фото с Christmas aesthetic.

https://disk.yandex.ru/a/1b628ZrIh4XmdQ

А также у меня есть специальный рождественский плейлист. Так что наслаждайтесь❤️‍🔥🌟

https://clck.ru/34wES6

И, конечно, в моём канале в Телеграм есть арты с моим представлением героев. Так что обязательно забегайте посмотреть.

Прямая музыкальная тема этой и следующей главы: The Sweeplings — When Winter Falls Послушать можно тут: https://youtu.be/rOJ0n-_nzNw

Перевод тут: https://muztext.com/lyrics/the-sweeplings-when-winter-falls

— И почему она целый день куда-то уходит, а потом возвращается задумчивая и такая тихая? — тихо спросил Драко, свесившись через подлокотник своего кресла, чтобы точно не быть услышанным Гермионой, испарившейся из гостиной.

Гарри сделал то же самое и хихикнул, покачнувшись. Драко ухватил его за руку, помогая удержать равновесие, и цыкнул в ответ на его широкую ухмылку.

— Я не знаю. Говорит, что у неё там какое-то срочное дело, то ли исследование, то ли это касается того её клуба перемирия или как его там… На проблемы вроде не похоже, она бы сказала, мы привыкли быть честными друг с другом, — Гарри почесал затылок, чем ещё больше взлохматил свои и без того находившиеся на грани беспорядка волосы. Драко покачал головой и вновь бросил взгляд в сторону коридора, ведшего к лестнице.

Несколько минут прошло в тревожной, но достаточно дружелюбной тишине, и Драко почти успокоился, если бы не Гарри…

— Герм, ты же присоединишься к нам за ужином? — громко поинтересовался Поттер, решив, что со второго этажа, где находилась её спальня, подруга его не проклянёт — она ненавидела, когда её подзывали через весь дом: «Гарри, в конце концов, ты волшебник, ты можешь прислать патронуса!». — Кричер предупредил, что всё будет готово минут через пятнадцать.

Драко громко вздохнул, представив, как они празднуют Рождество вдвоём с Гермионой, потому что Гарри, проклятый за отсутствие терпения, не сможет составить достойную компанию двум самым выдающимся выпускникам Хогвартса за последние сто лет.

Не то, чтобы они с Гермионой не ладили. Нет, подруга Поттера оказалась на редкость мудрой молодой женщиной, сумевшей отпустить детские обиды и посмотреть на старого врага беспристрастно. В каком-то смысле можно было даже сказать, что они… подружились. Просто Драко никогда не думал, что его самая желанная компания на Рождество будет состоять из этих двоих. И ладно бы только Гарри, о дружбе с которым он грезил всё детство вплоть до первого сентября 1991 года, а то и ещё дольше, но Гермиона…

Она вошла в его жизнь совершенно неожиданно, буквально ввалилась, подмяв под себя все условности. Просто однажды Гарри открыл ему дверь, провёл на кухню, где завтракала Гермиона, и посадил его рядом, чуть склонившись между ними и усмехнувшись: «Дети, не ругайтесь и не деритесь, я скоро вернусь». И ушёл. А Гермиона осталась, и негромкий свежий запах её духов, — полынь, мята и ветивер, может быть? — и её настороженный взгляд, и тихое: «Не смей сделать ему больно. Иначе я перережу тебе горло, веришь?», — и его собственный ошарашенный смешок, и отчаянная внезапная вера в её слова, и неожиданный утвердительный кивок, и её неуверенная улыбка. Когда Гарри вернулся, они уже обсуждали какую-то статью в новом «Вестнике зельевара» и вспоминали занятия у Снейпа.

Драко очень скучал по нему, жёсткому, циничному, едкому и суровому, закрытому на все пуговицы и миллион замков, переживавшему за него как за родного сына. Когда-то Северус был частью его маленькой, но дружной семьи: Драко, отец, мама и его крёстный. Теперь от семьи остались только он да мама, которой запретили появляться в Англии в ближайшие пятнадцать лет. Отец — в тюрьме, вообще не факт, что он доживёт до срока освобождения, а Северус — в могиле. Как всё изменилось…

Кто бы сказал ему ещё год назад, что он, Драко Малфой, будет сидеть в доме Гарри Поттера и пить с ним сливочное пиво, обсуждая шёпотом проблемы Гермионы Грейнджер, он бы ни за что не поверил.

Однако Гермиона не ответила даже на провокацию Гарри, и Драко отчего-то начал нервничать.

— Я пойду, позову её, — просто сказал он, вставая. Гарри кивнул и тоже поднялся, направившись в сторону столовой — видимо, решил проверить всё ли готово у Кричера.

Оказавшись у двери в спальню Гермионы, Драко замялся. Между ними не было ничего романтического, упаси Салазар, но всё же вторгаться в комнату леди без приглашения было как-то неправильно. Вздохнув, он уверенно постучал по косяку и тут же услышал:

— Входите.

Гермиона сидела на подоконнике, по-турецки сложив ноги и читая наполовину исписанный каким-то знакомым почерком пергамент. В голове завертелось какое-то воспоминание, но, так и не развернувшись до конца, улеглось обратно. Дочитав, она прикусила губу, а затем подняла голову и встретилась с ним взглядом.

— Драко, ты что-то хотел?

— Гарри звал тебя, Кричер уже почти готов угощать нас рождественским ужином.

— Я не слышала, — пожала плечами Гермиона, сложив пергамент и положив его на левое колено.

Драко смерил её скептическим взглядом и подошёл поближе, безмолвно спрашивая, можно ли ему присесть. Она кивнула и, спустив ноги вниз, немного сдвинулась вбок, освобождая для него место справа от себя.

— Что-то случилось? — сразу спросил Драко, внимательно глядя на приятельницу. Та лишь снова пожала плечами.

— Нет, всё в порядке. Почему ты спрашиваешь?

— Ты сама не своя эти дни, точнее, последний месяц, и это заметил даже я, кто не знает тебя так хорошо, как некоторые. А сегодня ты вообще практически весь день провела здесь, — он обвёл комнату рукой, и Гермиона фыркнула:

— И это все твои улики, Холмс?

Драко закатил глаза и развёл руками. Долгими холодными вечерами Гарри один или в компании с Гермионой активно просвещали его, частенько против воли, в основах маггловской массовой культуры, так что он понял, чьим именем был назван, но иных аргументов действительно не имел.

Гермиона побарабанила по колену, на котором лежало письмо, и неуверенно тепло улыбнулась, точно сбросила маску. Драко чуть подался к ней и мягко толкнул её плечом. Она посмотрела на него и опустила голову, глубоко вздохнув.

— Всё в порядке, правда. Это был долгий семестр. И мне нужно отдохнуть.

— У тебя остались незаконченные дела в школе? Поэтому ты бегаешь сегодня весь день туда-сюда?

— Что-то вроде того, — хмыкнула Гермиона, о чём-то задумавшись. Через пару минут она вновь посмотрела на Драко и положила ладонь на его руку, лежавшую на бедре. — Я обязательно расскажу тебе, когда смогу. Пока я просто не готова говорить об этом, ни с тобой, ни с Гарри. Так что не обижайся, дружок, ладно?

Драко ещё несколько секунд пристально вглядывался в её лицо, а затем кивнул, пожал её пальцы в ответ и, чуть помедлив, спрыгнул с подоконника.

— Мы с Гарри ждём тебя в столовой. Приходи нарядной. Возможно, я даже смогу заставить переодеться нашего героя.

Гермиона хихикнула, представив адские муки, ожидавшие Драко, намеревавшегося вытащить Гарри из джинсов и старого свитера.

— Тебе будет очень обидно, если я скажу, что не особо верю в твой успех? — засмеялась она. Драко вскинул голову и задрал нос.

— Эх ты, самая умная ведьма своего поколения! Спорим, что я смогу переодеть Поттера к ужину?

— На что? — Гермиона изо всех сил сдерживалась, чтобы не захохотать.

— Если выиграю я, то ты расскажешь мне, хотя бы в общих чертах, почему ходишь такая грустная и задумчивая последние месяцы, — хитро прищурившись предложил Драко. Гермиона приподняла брови и усмехнулась.

— Неплохо! А если выиграю я, ты каждый вечер будешь смотреть со мной маггловские рождественские фильмы! — она победно улыбнулась, видя настоящее страдание в его глазах. — Или так, или никакого спора.

— Ты настоящая ведьма, — буркнул Драко и тут же засмеялся, видя удовлетворение на её лице. — Хорошо, договорились!

* * *

Когда за Драко закрылась дверь, Гермиона вздохнула и вновь развернула пергамент с письмом Северуса. От него пахло полынью и валерианой — Северус варил Напиток живой смерти? Буквы задиристо прыгали, и потому ей казалось, что Северус писал эти строки, будучи страшно занятым.

Полдня Гермиона не могла себя успокоить, то и дело возвращаясь к себе в спальню, вызывая Нотти и снова и снова спрашивая, не было ли письма. Она уже успела накрутить себя и испугать самым страшным исходом, замучить эльфийку, которая, как заведённая, повторяла: «Нет, профессор Гермиона, писем не было. Нотти тут же приносить письмо профессору Гермионе».

Но сорок минут назад Нотти наконец показалась в проёме гостиной, и Гермиона сорвалась, ничего не объясняя ребятам, сидевшим рядом с ней у камина и пытавшимся её развлекать. И вот это долгожданное письмо. Северус всё же нашёл время, чтобы написать ей, и она была очень счастлива хотя бы просто знать, что это Рождество он проведёт в Хогвартсе, а не в Малфой-мэноре.

«Гермиона, с наступающим Рождеством!

Надеюсь, что ты сейчас в центре настоящего праздника, того самого Рождества, к которому ты привыкла в детстве и которое всё же бывало в Хогвартсе, пока ты училась. У меня за все годы было очень мало по-настоящему радостных рождественских ночей, и, пожалуй, все они прошли в школе.

Я представляю тебя в гостиной на Гриммо, 12 в тёплом круге света от горящего камина, на твоих волосах отсветы от ёлочных гирлянд. Ты улыбаешься, тебе очень идёт улыбка. Я бы хотел быть с тобой этим вечером, даже несмотря на сопутствующую компанию мистера Поттера и моего крестника. Я бы хотел сидеть рядом с тобой, слушать тебя, смотреть на твой профиль, касаться твоей руки, волос и понимать, что впереди у нас ещё очень много всего, возможно, целая жизнь.

Понимаю, что иду на поводу у нас обоих, просто представляя всё это. Но ведь Рождество — время чудес, как говорят магглы. И мне хочется хотя бы на эти вечер и ночь позволить себе наивность и глупость, благодаря которым я могу поверить, что нашу ситуацию можно как-то изменить…

Да, что на самом деле важно. Ты просила уточнить дату, когда я буду свободен. Это Рождество и ближайшие дни я проведу в Хогвартсе, если не случится ничего из ряда вон. Лорд решил не призывать круг, что меня очень тревожит, но в то же время даёт малый отдых. Выбирай любой день на этой неделе, я с радостью буду сопровождать тебя на прогулке по вечернему Лондону. Мои уточнения по маршруту на втором листе пергамента, просто произнеси своё имя.

Вернувшись в Хогвартс, ты найдёшь свой подарок в той же нише. Надеюсь, он тебе понравится!

Я мог бы написать ещё много всего — и оно, вероятно, уже было бы совершеннейшей сентиментальной ерундой, — но мне пора на праздничный ужин, иначе мои друзья, брат и сестра, начнут волноваться.

С Рождеством, Гермиона! И пусть эта ночь будет для тебя волшебной.

твой Северус»

Гермиона медленно водила пальцем по пустому пергаменту и никак не решалась произнести своё имя: слишком нереальной казалась ей встреча с Северусом, пусть и такая номинальная. Они собирались прогуляться по одним и тем же улицам, запланировав всё вплоть до минут. Точнее — распланировала всё Гермиона, а он, вероятно, внёс какие-то правки и скрыл карту от посторонних глаз, зачаровав и сделав её имя паролем.

Это было до смешного романтично и практически физически больно. Когда Гермиона читала его письмо, она буквально видела его рядом с собой в гостиной: вот они сидят на диване и смеются над очередной глупой шуткой Драко, она, привалившись к Северусу, кладёт голову ему на грудь, а он, закинув руку на диван, мягко касается её шеи своими удивительными пальцами, лаская кожу…

Гермиона прикрыла глаза и глубоко вздохнула, сбрасывая морок. Нужно было посмотреть карту, выбрать день и написать Северусу ответное письмо, хотя она уже послала ему сегодня парочку. Проблема была только в том, что несколько часов спустя они с Гарри, те Гермиона с Гарри четыре года назад, нарвутся на Нагайну в теле почившей Батильды Бэгшот и еле унесут ноги. Что будет потом в реальности Северуса? Поднимет ли Лорд всех по тревоге или закроется ото всех, пытаясь вылечить своего страшного любимца? Она никогда не интересовалась этим вопросом. Будет ли у них эта долгожданная прогулка? И что она вообще сможет им дать, если они будут так далеко друг от друга?

Прошептав своё имя, она улыбнулась, увидев их схематичный маршрут с точным указанием, где и во сколько они должны были оказаться. В финале их прогулки значилось небольшое кафе, о котором она как-то обмолвилась в одном из писем, что оно одно из её самых любимых мест в Лондоне. Рядом с названием была приписка: «Я приглашаю тебя на самое сумасшедшее свидание в твоей жизни, Гермиона. Но если ты согласишься, я буду счастлив».

Засмеявшись и сморгнув слезу, она призвала чистый пергамент и тут же написала ответ, решив не ждать до позднего вечера, как хотела, раз он всё равно был на ужине.

«Северус,

Рождество без тебя не Рождество. Мне всё кажется, что вот-вот откроется дверь и ты войдёшь ко мне, тёплый, домашний.

Я бы очень хотела провести эти дни, особенно эти праздничные дни, с тобой. Сидеть, обнявшись, у камина, пробовать стряпню Кричера, играть в снежки, гулять по заснеженным улицам города, греясь в кофейнях, убирать с твоих волос снег, ведь ты точно не носишь шапку.

Я предлагаю встретиться завтра точно в шесть вечера у старого кинотеатра. Твой план — абсолютный восторг! Если у нас всё получится, это будет лучшее свидание в моей жизни! Мерлин, как я надеюсь, что у нас будут ещё сотни свиданий! Сегодня я особенно подвержена этой странной надежде, как и ты. Но, возможно, так и нужно, только так и можно.

Если у тебя не получится, это не страшно, мы можем выбраться и позже. Просто напиши мне, пожалуйста, напиши в любом случае. Я буду ждать.

Твой подарок, если получится, передаст тебе Карли. Ведь с книгами раньше выходило, вдруг выйдет и сейчас? А если нет — тебе придется лично прийти ко мне за своим подарком. Это ведь стоящая причина, чтобы выжить, правда?

Я бы очень хотела, чтобы ты был здесь. Я устала пробегать дверные проёмы, боясь встретиться с Гарри или Драко, потому что Кричер везде развесил неснимающуюся омеллу, которая блокирует любые движения без поцелуя. Не знаю точно, кого он решил свести и с кем, но подозреваю, что он является поклонником Риты Скитер. Выводы делай сам. (нарисована смешная мордочка)

Единственный мужчина, которого я хотела бы поцеловать в это Рождество — это ты. Надеюсь, что это взаимно.

Пусть это Рождество будет спокойным для тебя и школы.

С праздником, Северус!

всегда твоя, Гермиона»

Выведя последнюю букву, она щёлкнула пальцами и позвала Нотти. Эльфийка появилась через пару мгновений, когда Гермиона уже накладывала высушивающие чары на пергамент.

— Держи, — Гермиона протянула ей свёрнутый пергамент. — Нотти, не забудь приложить к письму подарок, он лежит на столе. Если Карли вернётся с ним обратно, отнеси его в мою спальню. Спасибо тебе за помощь!

— Всё будет сделано, профессор Гермиона! — пискнула Нотти и растворилась, оставив её одну.

Пару минут Гермиона еще сидела на подоконнике, думая о том, куда именно они загоняют себя с Северусом своей перепиской и практически несбыточными мечтами. Но ей как никогда действительно хотелось верить в хороший финал, потому Гермиона спрыгнула на пол и решительно направилась к шкафу, чтобы переодеться к праздничному ужину. Вдруг сегодня Драко всё же совершит чудо?