Письмо из 2001 года (гет)

Всё воскресенье Гермиона была сама не своя, и Гарри, устав делать вид, что всё в порядке, после обеда, когда она уже стала собираться в Хогвартс, усадил подругу в кресло и сел у её ног, глядя снизу вверх.

— Гермиона, что происходит? Ты весь день какая-то потерянная. Я могу помочь?

Она внимательно посмотрела на него и покачала головой. Всё слишком запуталось. Она бы, может быть, и хотела рассказать всё Гарри. Но понял бы он её или заподозрил бы, что кто-то собирался причинить ей вред, прикрываясь именем Снейпа? Северуса… Написанное ночью, чересчур откровенное письмо жгло карман мантии, и Гермиона уже несколько раз порывалась порвать его и выбросить. Но кому бы она тогда солгала? Только самой себе. А с собой она с некоторых пор старалась быть честной. Может быть, и собеседник это оценит. Если же нет…

— Это связано со школой? Тебе там плохо, тяжело, настолько, что возвращаться не хочется? Оставайся здесь, это и твой дом тоже. С Макгонагалл как-то решим вопрос, найдём тебе временную замену или что-то вроде… — Гарри растерянно всматривался в её лицо, выискивая хотя бы одну подсказку.

— Нет, мой хороший, — попыталась улыбнуться Гермиона, понимая, что всё это слишком: она слишком сильно переживает заурядный вывод, который могла бы сделать уже давно, слишком сильно привязалась к человеку, который ни разу в жизни не говорил с ней вживую дольше минуты, слишком погрузилась в себя и напугала единственного близкого человека, который оставался с ней рядом. — Видимо, просто устала. Я же рассказывала, что преподавание оказалось более сложным, чем мне виделось поначалу.

Гермиона опустила руку с подлокотника и пригладила встрёпанные, как и всегда, волосы Гарри. Тот нерешительно улыбнулся, а потом зажмурился и подставился под тёплое прикосновение, заставляя продолжить. Он вообще, как оказалось, был очень тактильным, в школе они это как-то не замечали, считая, что обниматься — это фишка не их трио, а вот во время войны и после — выяснилось само собой. Открытием это было как для Гермионы, так и для самого Гарри.

— Эх ты, котёнок бродячий, — усмехнулась она и ещё пару раз провела ладонью по его голове, лаская, как ребёнка. — Скажи-ка мне, милый друг, что у вас всё-таки с Малфоем?

Гарри улыбнулся уже намного шире и хитро посмотрел на неё.

— Ты не поверишь: мы дружим, как и с тобой.

— Прямо как со мной? — Гермиона покачала головой и окатила взглядом, полным скепсиса.

— Ну не совсем, конечно, но больше мне нечего тебе сказать по этому поводу.

Гарри напряжённо ждал ответа, вся показная бравада и наигранная хитрость улетучились. Гермиона склонилась к нему всем телом и прикоснулась к немного колючей щеке ладошкой.

— Дру́жите — так дру́жите. Мне, в целом, не так уж и важно, как ты это называешь. Я только хочу знать, что у тебя всё хорошо и он не сделает тебе больно, прикинувшись тем, кем не является.

Они несколько секунд смотрели друг другу в глаза, а затем Гарри накрыл руку Гермионы, всё ещё лежавшую на его щеке, своей. Его облегчение буквально ощущалось кожей.

— Спасибо. Рон принял наше общение в штыки, и после я боялся тебе сказать. Ведь Драко… Малфой сделал тебе лично много плохого…

— Гарри, мы уже давно не дети, чтобы вспоминать былое и мерить людей на плохих и хороших по поступкам из нашего общего прошлого. Рон ещё поймёт, что ошибся. Дай ему время. А если нет — значит, он многое потеряет.

Гарри благодарно кивнул, и Гермиона освободила руку из его хватки.

— Тебе уже пора?

— Да, желательно быть на ужине, чтобы узнать, не случилось ли чего, пока меня не было в школе. Хотя об экстренном уже сообщили бы, наверное.

— Я провожу тебя до замка, пойдём. Кричер тут приготовил тебе гостинцы с собой. Твой любимый пирог с вишней и те трюфельные конфеты, которые тебе понравились.

Гермиона довольно хмыкнула и закинула руки за голову, вытягиваясь в тонкую, почти ровную линию на кресле.

— Отлично! Значит, сегодня вечером объемся сладким. На мой взгляд, не худшая смерть, — хихикнула она в ответ на хмурый взгляд Гарри. — Шучу! Парой кусков пирога и конфетами меня не взять!

Соскакивая с кресла и бросаясь бегом в спальню, Гермиона даже на время забыла про свои метания. Гарри шипел, что на такие темы не шутят, и гнался за ней вплоть до двери её комнаты, но так и не догнал. А потом они долго смеялись, стоя по разные стороны двери и прижавшись к ней лбом.

Да, она скучала по их единению, по тишине или веселью — одним на двоих, но и всё же была рада, что ушла. Иначе бы всего этого не случилось: возвращения в школу, редких улыбок учеников, похвал старших коллег, долгих прогулок по территории Хогвартса и писем, самых удивительных за всю её жизнь.

* * *

Новая неделя в школе принесла так много хлопот, что ей даже некогда было думать, что она так и не получила ответ на свои письма. Да, вернувшись, она всё же отправила второе, ночное, письмо, угостив Карли перед отлётом особенно щедро — вдруг им больше не суждено было встретиться. Гермиона не собиралась писать в прошлое без ответа, строча одно послание за другим, уважая право собеседника прекратить их переписку в любой момент.

Вспомнила она о том, что её откровения остались без внимания, только к вечеру четверга. Если бы всё дело было только в желании Снейпа говорить с ней, она бы погрустила и забыла, наверное. Но Гермиона не забывала и о том, что профессор находился в намного более уязвимом положении, чем она, и каждое его письмо было актом глубочайшего доверия и желания идти против всего, что его окружало. Они оба не знали, как влияли их письма на окружающую реальность. Всё это уже могло начать менять его прошлое и её настоящее. И если ей пока ничего не грозило, то ему и без весточек из будущего жилось в 1997 году несладко.

Гермиона устало выдохнула, войдя в свою гостиную и расстёгивая заколку в волосах. День был тяжёлым, ей еле удалось разнять гриффиндорцев и слизеринцев, затеявших дуэль прямо на её практическом занятии, а затем пришлось сопровождать их к мадам Помфри. И это только третий курс, что же ждало её дальше? Расстегнув и сняв тяжёлую мантию, она отправила её по воздуху в ванную комнату и посмотрела на весело потрескивающее пламя — Нотти разжигала камин перед её приходом в комнаты, стараясь согреть вечно мёрзнувшую Гермиону, которой не помогали ни чары, ни тёплые свитера под мантиями, ни стоявшие на всех горизонтальных поверхностях маленькие сосуды с синим заколдованным огнём. Эта осень была особенно холодной, как и в тот год, когда они с Гарри плутали по лесам и никак не могли согреться.

Присев в кресло у камина, Гермиона обхватила себя за плечи и уставилась на огонь. Ей казалось, что после окончания войны эта дикая грызня между факультетами должна была завершиться, но на деле всё вышло с точностью до наоборот. На Слизерине учились дети из семей Пожирателей, большинство не прямые наследники, и всё же потерявшие родителей, братьев или сестёр, других родственников или друзей, учащиеся иных факультетов пытались травлей слизеринцев свести счёты за свои боль и потери. Но кому как не Гермионе знать, что никакая месть не поможет забыть то, что произошло? Молли убила Беллатрису Лестрейндж в ту роковую ночь, в Большом зале, Гермиона это видела собственными глазами. И всё же до сих пор изредка просыпалась от ночных кошмаров, гостьей которых становилась правая рука Волан-де-Морта.

Гермиона вспоминала, как успокаивала слизеринца-первогодку, брат которого вместе с другими детьми был доставлен в Больничное крыло. Мальчик плакал от страха за брата и за себя, не понимал, что они сделали не так, ведь они никого не обижали и вели себя тихо, как и просила их мама. Их отец стал Пожирателем за год до конца войны, талантливый артефактор, он был вынужден присягнуть на верность Лорду, чтобы не трогали его семью. Он погиб, еще до Битвы за Хогвартс, так и не выйдя ни в один рейд, отказываясь под любыми предлогами, а мальчишки теперь были вынуждены расплачиваться за то, что их отец просто достаточно любил свою семью, чтобы поступиться собственными принципами ради их жизней.

Они были детьми, когда Волан-де-Морта начали упоминать в связи с настоящей опасностью. Они всё ещё были детьми, когда уходили с Гарри на поиски крестражей. Они продолжали быть детьми, пусть и слишком рано повзрослевшими, оплакивая потери и получая военные награды. И Гермиона не хотела ни для одного ребёнка, находящегося под её, в том числе, защитой, такой судьбы. Ненависть, хула, непонимание и неприятие делали намного больше зла, чем тёмные искусства. И ей очень хотелось хоть как-то это изменить. Может быть, снова поговорить с Макгонагалл и дополнить учебный план совместными внеклассными занятиями для разных факультетов.

«Интересно, что бы сделал на моём месте Снейп? — подумала Гермиона, продолжая следить за языками пламени, причудливо изгибающимся над поленьями. — Какую бы маску он ни надевал, что бы он ни разыгрывал каждый раз перед нами, он не желал детям зла, всегда вставал на нашу защиту. Может быть, он что-то придумал бы. Но точно не дал бы в обиду своих змеёнышей…»

К завтрашнему занятию у семикурсников ей нужно было найти необычные примеры трансфигурации живых объектов, и следующие несколько часов, плавно перешедших в ночь, она потерянно листала справочники, учебники и прочие труды из библиотеки дома на Гриммо, взятые в школу в воскресенье, и старинные сочинения неизвестных волшебников, оставшиеся от Снейпа. Именно в одной из книг профессора Гермиона в итоге и нашла то, что искала.

Произнеся заклинание копирования, она встала из кресла, в котором сидела, обложившись книгами, и потянулась. В плечах и шее что-то неприятно хрустнуло, но стало легче. Гермиона посмотрела на часы и покачала головой. Часовая стрелка уже давно перешла с двенадцати на единицу и медленно подбиралась к двойке, а она всё никак не чувствовала сонливость, обычно присущую столь позднему времени. За окном барабанил дождь, навевая умиротворение, но ей было неспокойно: из-за подравшихся сегодня детей, из-за общего ощущения одиночества и неприкаянности в большом и почему-то чужом теперь замке, из-за отсутствия ответа от Снейпа. Стоило признать, что последнее нервировало её особенно сильно.

Выпив воды и собрав свои записи в папку, Гермиона застыла у окна, глядя, как снаружи по стеклу бьёт ливень, скрывая за своей пеленой абсолютно всё. Она бросила взгляд на стол и неряшливо брошенные на нём куски пергамента, как по ту сторону окна показалась встрёпанная больше обычного Карли, их с профессором сова. Гермиона охнула и бросилась вручную открывать окно, совсем забыв про магию.

Мокрая и недовольная, птица уселась на стол, намочив собою всё, что Гермиона не успела убрать. Да и Мордред с ним всем, ей было о чём подумать и помимо этого. Например, что письмо было большим, судя по размеру свитка, или что ответ всё же пришёл, несмотря на её несдержанность, или что со Снейпом всё хорошо, хотя бы физически, раз он смог ей написать и вызвать Карли.

Отвязав письмо, Гермиона положила перед совой печенье и поставила пиалу с водой. Открывать послание было страшновато, но любопытство взяло верх — она села на подлокотник кресла у стола и развернула свиток. Узкий, чуть летящий почерк, словно автор торопился, когда писал ровные, несмотря ни на что, строчки. Гермиона вздохнула и провалилась в чужие слова.

«Мисс Грейнджер, доброй ночи!

Каждый вечер собираюсь написать Вам, но всё никак не получалось выкроить время. Школа, новые заместители, частые дружеские посиделки, поиски одной небезызвестной Вам особы. Слишком много дел и ответственности, слишком мало свободы и жизни. Преподавание ещё не видится Вам под таким углом?

Меня практически оскорбило то, что Вы, вероятно, полагали, будто у меня нет минимальных знаний о художественной литературе, распространённой, да будет Вам известно, не только среди магглов. Чувствовать себя буквально неучем в глазах бывшей ученицы как-то странно и почти унизительно, хотя мне должно быть совершенно всё равно. Возможно, это просто первые предвестники старости, до которой мне, к счастью, не предстоит добраться. Так что, мисс, не считайте, что Вы остаётесь оскорблённой после прочтения писем в одиночестве.

А вот что Вас могло навести на мысль, что мне хотя бы минимально интересна жизнь мистера Поттера, я так и не понял. Хотя за сплетни благодарю. Никогда не считал своего крестника гением, но всё оказалось ещё хуже, чем я предполагал. Мне только любопытно, как на все эти новости теперь реагируют родители Драко, если они могут это сделать. Продолжайте в том же духе, мисс Грейнджер, из Вас не выйдет, конечно, вторая Рита Скитер, но конкуренцию Вы ей вполне сможете составить.

Хотя, безусловно, налицо влияние мистера Поттера и его вечного желания, чтобы всё само прыгнуло к нему в руки. Чтобы стать богатым и ни от кого не зависеть, мисс Грейнджер, нужно немного больше, чем написать книгу о ваших совместных скитаниях с Мальчиком-который-никогда-не-думал-о-последствиях-своих-поступков. Нужно, как минимум, много работать. Хотя, судя по тому, как изящно Вы рассказываете сплетни, у Вас есть талант к сочинительству. Может быть, домохозяйки и читали бы ваши статейки или книжонки.

Северус Снейп

P.S. Назвать сову Карли и разбаловать её, прикармливая печеньем из «Сладкого королевства» — в этом вся Вы, мисс Грейнджер! Эта птица теперь не притрагивается ни к чему другому. Из-за этого мне пришлось заказывать печенье специально для неё, потому что иначе она меня клевала!»

Гермиона выдохнула, дочитав письмо. Всё было в порядке, как она и думала — просто задержали дела. Но под первым пергаментом притаился второй. Вероятно, ответ на второе письмо, написанный уже после того, как оно было получено. Было страшно, и обнадёживающе, и пугающе.

Проведя ладонью по волосам, она отбросила пергамент на стол и опустила взгляд на странно рваные строчки ещё одного послания. Нет, они были ровные, но абзацы обрывались очень часто, словно автор хотел сказать что-то ещё, но постоянно себя останавливал. Облизав губы, она окунулась в совершенно неожиданное признание.

«Гермиона,

Ты получила это письмо вместе с предыдущим, смысла приветствовать тебя вновь я не вижу. И, как ты уже заметила, я решил пойти ещё дальше, чем ты, и перейти на «ты». Думаю, ты не будешь против. В любом случае, прощения просить я не буду.

Твоё письмо было неожиданным. Даже немного шокирующим. Я не ожидал его и не думал, что оно вообще возможно.

Потом я клял себя на чём свет стоит, что не удосужился сразу же проверить то, о чём ты написала — возможность отправлять и получать письма вне Хогвартса. Видимо, был настолько измотан или удивлён внезапно образовавшейся связью с будущим, с тобой, что не подумал о простейшем из объяснений. Ведь оно было на поверхности!

А после проклятий я долго думал, что мне вообще не стоит тебе больше писать. Это выглядит слишком мелодраматично даже для тебя, не только для меня.

Я уже знаю самое главное: мы победим, всё будет не зря. И этого, в общем-то, достаточно, на первый взгляд. Четыре дня я вынашивал мысль приписать к предыдущему письму благодарность за потраченное время и пожелание успехов в преподавании, попрощаться и навсегда закрыть для себя эту тему.

Но снова и снова думал о том, что Карли больше не прилетит, не будет писем от тебя, смешных и дерзких, совершенно не похожих ни на одно полученное мною письмо.

У нас во внутреннем кругу говорят, что одному легче. И это действительно так: мне не за кого бояться, некем дорожить, меня не взять на крючок чьей-то жизнью. И потому мне намного легче, чем людям семейным. Но ещё в одиночестве есть какая-то изматывающая тоска, которую не разбавить ни случайными краткими встречами, ни крепким алкоголем, ни обещаниями, которых я, увы, не могу себе дать.

Я в общем-то к ней привык. Но эту тоску внезапно смогла разогнать ты, Гермиона. И это слишком ценно, чтобы я мог отказаться от этой странной связи, созданной Хогвартсом.

У меня сложные отношения со школой. Сначала я её обожал, потом ненавидел, любил и терпеть не мог. Она была моим домом и моей тюрьмой. А теперь она по какой-то необъяснимой причине объединила нас. Возможно, чтобы я мог закончить всё, что обязан. Возможно, ты тоже найдёшь в наших разговорах что-то важное для дальнейшей жизни.

Я знаю, что часто задеваю людей, намеренно и нет. Чаще намеренно. Тебя во время твоей учёбы это касалось особенно часто. И мне жаль.

Вероятно, тайна нашей временной петли разгадана. Но я хочу продолжать нашу переписку. Хочу получать от тебя странные письма с жалобами, сплетнями и шутками. Хочу, чтобы ты ждала моих писем, чтобы ты думала обо мне, как я думаю о тебе, пряча тебя в самые дальние уголки сознания, отправляясь на очередной вызов.

И если ты согласна — твоя очередь.

Северус»

С колотящимся так, словно вот-вот разломает грудную клетку и вырвется на свободу, сердцем, Гермиона оторвалась от письма и крепко зажмурилась. В голове звучал густой низкий голос Северуса, и она не могла избавиться от ощущения, что он всё это время стоял рядом и тихо зачитывал свои строки.

Каждое его слово словно что-то разбивало в ней вдребезги. Все уверения самой себе, все просьбы держать себя в руках полетели к Мордреду, а ей было всё равно. Словно ей впервые в жизни признались в любви, хотя ни слова о чём-то подобном сказано не было.

Гермиона сделала глубокий вдох и очень долгий выдох, пытаясь вернуть себе самообладание. Её собеседник просто хотел продолжить общение — вот и всё. Она покачала головой и хихикнула. Лгунья из неё по-прежнему была так себе.

Это письмо, с ещё не до конца подсохшими буквами, — она потёрла большим пальцем указательный, испачканный тёмными, почти чёрными чернилами, — было слишком похоже на её ночное послание, чтобы она могла закрыть на это глаза. Импульсивное, честное, личное. Ночь всегда делала слова откровеннее, а мысли яснее.

Она прикусила губу и бросила взгляд на окончание письма — уже привычное им обоим послесловие. Строки скакали перед глазами от нахлынувших совершенно полярных чувств, но смысл Гермиона поймала сразу и не могла не улыбнуться, скользя взглядом по изящным буквам, по словам, которые значили для них обоих намного больше, чем могло показаться.

«P.S. Гермиона, ты спрашивала в одном из писем, не хочу ли я, чтобы ты напоминала мне о том, что я справлюсь.

Сначала это показалось мне глупым и даже унизительным. Но чем больше я думаю об этом, чем больше дней проходит с начала этого учебного года, тем сильнее я хочу верить, что это всё не зря, а верить, в общем-то, не во что.

Мне бы не хотелось, чтобы кто-то, а тем более ты, видел школу такой, как сейчас. Так что напоминай мне, что и это тоже пройдёт. Мне это необходимо».