Наши пути (гет)

«Дор Репого Дорогой Арнольдо,

как там джунгли, уже спас человечество?

Я скоро копыта двину в этой школе. Задают дофига, приходится постоянно скакать из класса в класс как идиотам, а ещё со мной на большинстве предметов сидят идиоты натуральные. Как я уже говорила в том письме (говорила же?), принцесса Ронда нас кинула в обмен на мажорскую частную школу, но тут и без неё профурсеток хватает. Придётся заняться их воспитанием.

Фиби с Джеральдом бесят. Не знаю, что он там тебе наплетёт по телефону, но не верь ни единому его слову. Я бы не стала сопли распускать на английской литературе, когда мы смотрели «Унесённые ветром». Я книгу прочитала ещё два года назад. И что вообще шляповолосый забыл на английской литературе?!

Дома тоже бесят. До Дня благодарения полтора месяца, но Мириам как чокнутая готовится к приезду Ольги с новым ухажёром. Надеюсь, он окажется не таким гадом, как прошлый, иначе придётся и с ним разбираться. Тяжело быть единственным адекватным человеком в моей долбанутой семье.

А твои как? Наверное, на седьмом небе от счастья. Представь, что я фыркнула «филантропы». Но они всё равно крутые. Правда. Не слишком будет, если ты передашь им от меня привет?

Кстати, мы ходили в Сансет-Армз. Твоя бабушка испекла какое-то странное печенье с привкусом соленых огурцов (подозреваю, что они там и были), а дедушка рассказал, какие мы были в подготовишке. Узнала кое-что интересное про себя и много компромата на других. Абнер, похоже, скучает, но не бойся, справится. Эта свинья ещё меня переживёт.

Ну вот, второе письмо было не так сложно писать, как первое, хотя всё равно странно, что я успею рассказать тебе это по телефону ещё до того, как письмо придет. Ладно, оставлю пару историй про запас. У нас тут каждый день что-то да происходит.

Жаль, что не могу разделить это с тобой по-настоящему.

P.S. Слушаю твой сборник без остановки. Особенно круто под него засыпать.

P.P.S. Серьёзно, ты не мог найти песни ещё скучнее?

С любо Твоя Хельга»

Арнольд перечитал письмо, наверное, в сотый раз, улыбаясь до ушей как в первый. Погладил аккуратные буквы, местами написанные с напускной небрежностью, и продолжил пялиться в учебник по истории. Снова безрезультатно. Смысл абзацев не просто ускользал, он улетал со скоростью колибри, так, что только по звуку крохотного пропеллера и было понятно, что под носом что-то пронеслось.

Проходить учебную программу в одиночку с минимальной помощью родителей оказалось гораздо сложнее, чем он думал. Но ещё сложнее оказалось находиться за сотни миль от тех, с кем не расставался всю свою сознательную жизнь.

На этих мыслях Арнольд всегда себя одёргивал — он здесь ради родителей. С ними он расставался на целых десять лет, так что несколько месяцев потерпеть уж можно.

Хотя будь у него выбор не выбирать вообще, так бы он и сделал.

Глава о Римской империи продвигалась даже хуже главы о Древней Греции. Наверное, Арнольду никогда ещё не было так скучно читать историю, как здесь, в Сан-Лоренцо.

На той неделе они с родителями выбрались в поход к руинам — точнее, тому, что от них осталось. Папа сказал, что его всегда удивляло, как жадно джунгли сжирают творения рук человеческих, и если люди вдруг исчезнут с лица Земли, природа быстро возьмёт своё. Арнольд раньше о таком даже не думал, поэтому сразу записал его слова, чтобы не забыть. А папа рассмеялся и заметил, что ему не надо ничего записывать, ведь теперь он всегда будет рядом. Арнольду это запомнилось даже больше, чем руины.

Прошло уже полтора года с момента их пробуждения — того момента абсолютного счастья и неверия, что оно настоящее. И хотя за полтора года Арнольд привык, что родители у него теперь есть, от таких фраз он до сих пор впадал в секундный ступор.

— Малыш, ну как продвигается? — подошла неслышно мама, чмокнула его в макушку и села рядом, обмахиваясь панамой как веером.

— Нормально, — соврал Арнольд на автомате и захлопнул учебник. — Обед?

Мама прищурилась. Многозначительно посмотрела на книгу с торчащим из неё краем письма Хельги.

Арнольд, кажется, покраснел.

— Вряд ли твои друзья будут рады, если тебя оставят на второй год, — улыбнулась она. — И да, обед.

Вечером того же дня, когда пение птиц сменилось стрекотом цикад, а жара — прохладой, Арнольд слушал сборник Хельги перед сном. Не то чтобы в нём было много подходящих песен, но несколько спокойных каким-то чудом попали: видимо, показались ей не слишком «сопливыми».

Арнольд так и представлял, как она сидела у магнитофона, вслушиваясь в лирику как самый строгий цензор в мире, и отбрасывала песни за одно только упоминание слова «любовь». Видимо, поэтому джаз в её сборнике был только инструментальный.

Как бы она ни старалась, он всё равно умел читать между строк.

«Where is my mind?»

Арнольд и сам частенько задавался этим вопросом.

Он был вдали от дома всего два месяца, а по ощущениям прошла целая вечность. В этом круговороте событий и новых знакомств ему иногда казалось, что он больше не он — не Арнольд Шотмен из Хиллвуда, а Арнольд из ниоткуда. Словно он всегда жил посреди океана буйной природы, учился по книжкам и каждую ночь засыпал под пение цикад, залетающее в окно без стекол. Словно они с родителями всегда были здесь, ездили по стране и помогали людям, словно весь мир сжался до Сан-Лоренцо.

В этой новой реальности было так просто забыть старую, и Арнольд боялся, что рано или поздно забудет.

Папа с мамой, кажется, уже забыли.

* * *

За запорошенным снегом стеклянным потолком проглядывался тусклый рассвет.

Арнольд высунул руку из тепла одеяла в холод комнаты, нащупал обогреватель, включил его и попытался отключить себя ещё на пять минут.

Не вышло, как и во все дни до этого — организм, привыкший просыпаться с солнцем, просыпался даже при его фактическом отсутствии. Даже тогда, когда поваляться в кровати было бы лучше для самого организма: не тратя лишнюю энергию на попытки согреться.

Арнольд наказал самовольное тело очередным пропуском зарядки, спустился на кухню, одетый как на улицу, поставил чайник и начал готовить паэлью.

Когда ароматный пряный бульон с рисом начал кипеть, осталось лишь выложить кругом креветки, накрыть крышкой и уделить время остывшему до комфортной температуры чаю.

Кухня совсем не изменилась. В ней никогда не было идеального порядка и свежего ремонта, так что даже спустя годы она казалась живой. Арнольд по привычке сидел на своём месте и смотрел на место рядом. Хотелось поворчать, что чайник остыл, опять его включить, уйти смотреть телевизор и вернуться только через час, взглянуть на чайник и хлопнуть себя ладонью по лбу. Рассмеяться. Заметить: «Коротышка, ты чего такой смурной?» — и выслушивать детские проблемы, кажущиеся теперь глупыми, со всей серьезностью. А в конце дать самый лучший совет и опять забыть про чай.

Хотелось сделать всё это, но у него другая задача. Сегодня очередь Арнольда выслушивать и поддерживать, даже если этот человек никогда не признается, что ему нужна поддержка.

Он ведь и так смалодушничал. Занялся вчера покраской стен в одной из комнат, убедил себя, что это не потерпит отлагательств и надо обязательно делать это весь день. Прекрасно зная — похороны отлагательств не потерпят. Поминки, на которые он должен был прийти хотя бы как сосед. Но стены не будут смотреть с укором и затаённой болью. Из-за стен ему не станет ещё паршивее, чем обычно.

Арнольд посыпал паэлью нарезанными маслинами, положил дольки лимона, схватил кастрюльку за ручки и, не оставляя себе ни минуты на раздумья, двинулся в сторону дома Патаки. Паэлья была гарантией — если не получится в этот раз, то будет повод вернуться за кастрюлей.

И гарантия оказалась как нельзя кстати: дверь открыла Ольга. Судя по всему, в положении. Она приняла соболезнования, поздравления и блюдо, пригласила войти и тут же заметила, даже до прозвучавшего вопроса, что «сестрёнка ещё спит». Арнольд представил, какой неловкой будет встреча, если он останется. Арнольд вспомнил, как бывало больно по утрам, потому что кое-кто не в настроении.

Арнольд сдался, пообещав себе прийти завтра и надеясь, что она ещё не уедет.

Пожалел об этом в ту же минуту, но дверь уже закрылась, и возвращаться было глупо.

Мысленно назвал себя ослом и бесхребетной рыбиной.

Вернулся домой и продолжил красить комнату, как будто это панацея.

Нейтрально-бежевые стены панацеей быть не хотели, и на фоне медитативных однообразных движений самооскорблениям ничто не помешало перейти на новый уровень. Теперь Арнольд был не только рыбиной, но ещё и предателем, трусом и попросту pendejo*. Он пытался найти себе оправдания, но оправдания панацеей тоже быть не захотели.

А затем он вспомнил своё состояние три года назад. Умножил его вдвое.

Скинул заляпанный краской фартук и побежал вниз по лестнице, распахнул дверь…

Хельга быстро шла прочь от Сансет-Армз по обратной стороне дороги. Он легко узнал её высокую, чуть сгорбленную фигуру, расхлябанную походку с руками в карманах, словно намекающую — лучше не лезь. Как всегда, он этот намёк предпочёл не заметить и пошёл следом, гадая, куда она идёт.

Старое кафе-мороженое. Странно, что оно ещё работает; странно, что она пришла именно сюда.

Арнольд подождал минут пять, чтобы это выглядело как случайная встреча, хотя сам не поверил бы в такую случайность. Дверь зазвенела колокольчиком, но Хельга этого не заметила, смотря в телефон и хмурясь. Он улыбнулся и подошел, и даже тогда ей понадобилось несколько секунд, чтобы поднять взгляд.

Сначала в нём было раздражение, потом мелькнул испуг, а затем зрачки расширились, брови поднялись, она быстро просканировала его с головы до ног и непривычно тихо ответила «привет».

Первый рубеж был пройден, осталось только найти причину сесть напротив. Причина нашлась в виде официанта — Арнольд заказал кофе, радуясь, что Хельга взяла его не на вынос. Почему-то в этот момент ему показалось, что керамическая кружка послужит якорем и не позволит ей сбежать, о чём она точно уже подумывала.

Вблизи Хельга была другой. Взрослой, с мягкими, но чёткими чертами лица, которые чуть портил «отцовский» нос, и с непривычной стрижкой. Когда они столкнулись на улице в прошлый раз, будучи студентами, она была не такой женственной.

— Когда мы в последний раз виделись? — спросил Арнольд, чтобы разбавить тишину. И намеренно продолжил: — Между вторым и третьим курсами колледжа?

Между третьим и четвёртым, он точно это помнил.

— Наверное.

А она нет.

— Давно ты вернулся? — спросила она так, будто уже знала ответ.

— Где-то месяц назад, — и продолжил, хотя она не спрашивала: — Надеюсь, что навсегда, но уж как сложится.

Следующий вопрос должен был звучать небрежно:

— А ты надолго?

Завтра Хельга уезжает. Что ж, этого следовало ожидать. Вряд ли даже похороны могли бы стать для неё значимой причиной, чтобы задержаться в доме родителей.

Арнольд заметил, как она смело отпила горячий кофе и обожгла язык, но поспешно отвел взгляд на свою кружку, чтобы она не смущалась.

Может, она в порядке и он зря беспокоится?

Может, пора прекращать мерить всех по себе?

Может… может ли быть такое, что она не случайно оказалась возле его дома?

Больше Арнольд не сомневался.

— Будет странно, если я скажу, что шёл за тобой от Сансет-Армз?

«Ответь».

— Будет странно, если я скажу, что специально к нему пришла?

*pendejo — засранец (исп.)