Природоохранная зона (джен)

Больше всего Алинка ненавидела раннее утро.

В пять минут седьмого противной трелью звенел будильник. Она выныривала из уютных сновидений, скидывала одеяло и — за исключением летних месяцев — сразу же начинала мёрзнуть.

Горячий душ немного приводил Алинку в чувство. Ненавидеть мир она не переставала, но хотя бы согревалась.

Потом завтракала йогуртом с полезными бифидобактериями, спешно наряжалась и выходила наружу. Наступало время пешей прогулки до работы — единственное, что Алинке искренне нравилось по утрам.

Город медленно просыпался. Зимой дорогу освещали уличные фонари и жёлто-красные огни машин; в остальное время — оранжевые лучи утреннего солнца. Лучи отражались в стёклах панельных домов, витринах магазинов и окрашивали в оранжевый — любимый алинкин цвет — всё вокруг.

Воздух ещё не успевал наполниться автомобильными выхлопами. Битком набитые автобусы проносились прочь, а горожане кучковались на остановках, будто опята под пнем. У гаражей Алинку неизменно встречал рыжий бездомный кот, выпрашивая кусочек колбасы или сыра.

К коту Алинка чувствовала особую симпатию. Они с ним были похожи — оба выживали как получается.

Впрочем, дело было не в мурлыкающем коте, забавно спрессованных в автобусах горожанах или свежем воздухе. Просто Алинка хорошо себя чувствовала: уже проснулась, но ещё не устала.

Увы, настроение резко менялось на подходе к магазину. Желудок скручивался в комок, и на Алинку вдруг накатывала жуткая смесь внезапной усталости, сильной тревоги и застарелого отчаяния. Прорываясь сквозь эти чувства, словно через мутную воду, она снимала магазин с сигнализации, открывала рольставни и отпирала двери.

Или просто стучалась, если Маша пришла первой.

Двери нужно было сразу же запереть обратно — чтобы покупатели не просочились сюда раньше времени.

Мартовским утром в магазине было промозгло. Центральное отопление срезали при перепланировке, поэтому требовалось включить конвекторы и ждать, пока воздух прогреется. И когда Алинка скидывала пуховик и надевала рабочий фартук, тело вновь охватывала противная дрожь.

«Всё хорошо, — терпеливо уговаривала она себя. — Смена уже началась. Разберёмся с приёмкой, переживём утренний час пик, потом дневной, потом вечерний… И баста, домой».

К счастью, Маша обычно брала на себя нудную обязанность сверить остаток денег в кассе с записями вчерашней смены.

Ровно в восемь Алинка отпирала двери, и в магазине появлялись первые посетители — местные алкоголики, которым не терпелось похмелиться. Они покупали водку или дешёвый портвейн, широко улыбались гнилыми зубами, невнятно бормотали комплименты и спешно уходили, сжимая в руках вожделенное пойло.

За ними вереницей тянулись идущие на работу люди: брали лапшу быстрого приготовления, дешёвый пакетированный чай, печенье и сигареты.

Около девяти раздавался стук в дверь подсобки — это приезжала машина с вино-водочного завода. Одна из продавщиц оставалась на кассе; другая шла встречать водителя, проверять накладные и рассчитываться за партию. Водитель, заодно выполняющий обязанности грузчика, заносил тяжёлые вещи в подсобку; но вот таскать их по залу приходилось вдвоём с Машей.

Алкоголь продавался хорошо — его брал каждый третий покупатель. Удобно было держать ящики под прилавком.

В полдесятого приезжала молочка, и процедура повторялась. В десять приезжал хлеб. Наконец, около одиннадцати заезжал сам хозяин, только что вернувшийся с оптовой базы. Его машина была завалена ящиками с овощами, фруктами, колбасой и бакалеей. Где-то внизу прятались упаковки промтоваров.

После этого Алинка оборачивалась на часы и снова говорила себе:

«Всё хорошо. Уже полдень. Самое противное — приёмка — позади».

В двенадцать начинался дневной час пик. Магазин посещали домохозяйки — успевшие отвести детей в сады и школы, позавтракать и ощутить необходимость заняться делами; и пенсионеры. Это были самые муторные категории покупателей: скандальные, дотошные, берущие всего понемногу и на развес.

С двух до шести поток посетителей уменьшался. Заходили запоздавшие домохозяйки и пенсионеры; забегали школьники — за чипсами, шоколадом, жвачкой и газировкой.

Впрочем, отдыхать было некогда. Михаил Викторович, хозяин магазина, любил повторять: свободное время существует для других дел. Нужно было доразложить по полкам и витринам то, что приехало утром; привести в порядок тетрадь списаний и подготовить заявки на следующий день; помыть полы после приёмки и решить ряд других хозяйственных мелочей.

Ни товароведа, ни уборщицы в магазине не было. Михаил Викторович не видел смысла переплачивать за работу, которую могли выполнить сами продавцы.

«Всё замечательно, — твердила себе порядком измотанная Алинка ближе к шести. — Ещё четыре часа, и будем закрываться. Пережить четыре часа — разве это сложно?..»

После шести начинался вечерний час пик. Возвращающиеся домой горожане покупали еду на ужин, промтовары и алкоголь. Алинка с Машей вставали за обе кассы, а покупатели выстраивались в очереди — требуя пельменей, замороженного мяса, колбас и бог знает чего ещё. Алинка бегала по залу как электровеник, вновь от всей души ненавидя мир. Единственное, что спасало её настроение — времени на эту ненависть почти не было. Разве что секунд десять между нарезанием колбасы и взвешиванием овощей.

После восьми людской поток ослабевал. Заходили задержавшиеся трудяги и опять местные алкоголики — отмечавшие что-то и не рассчитавшие количество выпивки. Кто-то предусмотрительно брал алкоголь на завтра, чтобы с утра не считать минуты до открытия магазина.

В десять вечера магазин пустел. Маша закрывала кассу, а Алинка шла мыть витрины, заляпанные жирными отпечатками пальцев.

Минут через двадцать вновь заезжал хозяин — забирал часть выручки, принимал заказы на завтрашний день, ругал за мелкие косяки. Теперь оставались только мелочи: переодеться, выключить конвекторы и запереть помещение. А дальше ждало только хорошее — ужин, вечернее безделье и мягкая постель.

Поэтому настроение Алинки опять стремительно улучшалось. Больше всего ей нравился вечер после второй смены, когда она возвращалась по тихому вечернему городу, от души радуясь начавшимся выходным.

Но если кто-то из продавцов заболевал, выходные отменялись. В подобные дни Алинка старалась ни о чём не думать — кроме того, что всё обязательно будет хорошо.

* * *

2013 год, пятое марта

— Почему нет ценника? — возмущённо спросила женщина средних лет, кивая на полки с хлебом. — Я хочу вишнёвую слойку. Я что, угадывать ее цену должна?

Между бровей на её лице застыли крупные вертикальные морщины.

Ещё на покупательнице были дорогая замшевая куртка, тонна макияжа и салонный маникюр. Странным образом перечисленное не делало её красивее. Мешало выражение лица: недовольно-капризное, как у избалованного ребенка.

— Извините, — неискренне ответила Алинка. — У нас переоценка была, забыли прикрепить. Вишнёвая слойка стоит…

— Уже не надо, — перебила женщина, кидая презрительный взгляд. Алинке резко вспомнились школьные завучи — женщины с таким же взглядом и количеством косметики на лице, заставлявшие саму Алинку смывать свой макияж в школьном туалете. — Понабирают бездельников, ничего сделать не могут…

— Извините, — сквозь зубы повторила Алинка. Подождала, пока за женщиной закроется дверь и прошипела:

— Сука старая…

Маша, не поднимая головы от тетради списаний, издала короткий смешок. Раньше она бы возмутилась такой реплике, но три года работы с людьми немного изменили ее характер.

— Маш, — вздохнула Алинка. — Я обедать.

— Приятного! — откликнулась подруга.

На стойке перед кассой блестела свежая партия глянцевых журналов — которую сама же Алинка разложила этим утром. Большую часть периодики печатало местное издательство «Аполлон». Модели на обложках — ровесницы Алинки и ни капли не красивее — смотрели в объектив фотоаппарата с самоуверенным, холодным выражением лиц. В школьном учебнике истории Алинке как-то попадалось изображение горделивой боярыни, стоящей перед толпой крестьян — и эмоции на лице боярыни были точно такими же.

Алинка схватила первый попавшийся журнал, взяла с полки вишнёвую слойку — так и не купленную вредной женщиной — и направилась в подсобку.

Там она поставила закипать электрический чайник, высыпала в кружку растворимый кофе — его резкий запах ударил в нос, стоило порвать пакетик — и устало опустилась на стул. После щелчка закипевшего чайника залила кофе, достала слойку из упаковки и с любопытством открыла журнал.

Подобную продукцию Алинка полюбила читать ещё в школе.

Чаще всего в журналах печатали рекламу, сплетни из жизни знаменитостей, интервью с некоторыми из них и гороскопы на неделю или месяц; время, на которое небо приоткрывало свои тайны, подозрительно совпадало с периодичностью выхода конкретного журнала.

В интервью приглашённые гости любили рассказывать одинаковые истории успеха. Приезжал бедный провинциал в столицу, поначалу работал за гроши, а потом оказывался в нужном месте в нужное время, где на него обращал внимание какой-нибудь известный продюсер.

Последнее случалось не из-за везения, как могли подумать скептики, а потому что герой интервью сильно об этом мечтал — и Вселенная материализовала его мысли. «Я не побоялся и поехал за мечтой», — говорил он со страниц журнала остальным, побоявшимся и оставшимся; а может, изначально мечтавшим недостаточно сильно.

Злодеями в подобных историях часто выступали неодушевлённые места — например, фабрики и заводы. Они грозно маячили на горизонте, недовольно пыхтели трубами, выбрасывая облака едкого чёрного дыма, и изо всех сил пытались заманить героя в свои грязные и душные цеха.

В конце интервью журналист вместе с приглашённым гостем обычно задавались важными вопросами. Как правильно материализовывать мысли? Поможет ли медитация? Чем нужно питаться, чтобы достичь успеха?

Алинка уже успела выучить, что мысли обязательно материализуются, в медитациях нужно просить Вселенную о желаемом, а йогурт с правильными бифидобактериями необходим для достижения здоровой микрофлоры кишечника, а затем — успеха.

Допивая кофе, Алинка изучила гороскоп. Следующая неделя для её знака зодиака обещала удачу в решительных действиях — особенно в тех, что должны воплотить в жизнь давно желаемое.

Внезапно Алинке почему-то вспомнилось, как три года назад она нашла Машу на школьном стадионе.

…Произошло это солнечным майским утром. Подруга сидела на земле, прислонившись спиной к ржавому забору, задумчиво жевала травинку и смотрела расфокусированным взглядом куда-то в кудрявые облака.

— Чего высматриваешь? — весело поинтересовалась Алинка. — Еле тебя нашла. Мы же после уроков хотели чипсов с газировкой купить. И пойти на набережную гулять…

Маша пожала плечами. Выглядела она подозрительно: то ли недовольно, то ли расстроенно.

Алинка вздохнула, осознав, что прогулка откладывается. Сняла с плеча оранжевую лакированную сумочку и села рядом:

— Что-то случилось?

— Меня бабушка беспокоит, — неожиданно призналась Маша. — Странная она какая-то стала…

— В смысле?

Маша поморщилась:

— Постоянно забывает, куда вещи положила. На выходных ездили на рынок, так она там заблудилась. А ведь лучше меня город знает…

— Возраст, — глубокомысленно сказала Алинка то, что говорили обычно в таких случаях взрослые. — Что поделать…

— Я её к врачу уговорила записаться. На следующей неделе пойдем.

— Ты тоже пойдёшь?

— Ага. Вдруг по дороге в поликлинику заблудится…

Руки Маши теребили черную косу, выдавая явную нервозность. Алинке не в тему подумалось, что подруге повезло от природы иметь густые жёсткие волосы. Будь они помягче и послабее — уже, наверное, выпали бы от такого с собой обращения.

— …Я вот думаю, — продолжила тем временем Маша. — А если врач скажет, что нужно какое-то дорогое лечение? Разве стоит тогда деньги на мою учёбу тратить? Даже если на бюджет поступлю, факультет сложный, работать первые курсы не смогу…

Алинка ненадолго задумалась и уверенно ответила:

— Стоит.

Маша вопросительно взглянула на неё.

— Илья Алексеевич считает, что у тебя хорошие способности, — напомнила ей Алинка. — Кстати, помнишь Витю? Который мой сосед бывший?... Он ведь тоже на мехмат поступил. Уже к четвёртому курсу программистом в какой-то филиал крутой иностранной фирмы устроился. И ему зарплату там платили — больше трёх тысяч долларов! Я потом пересчитала — это девяносто штук в месяц, прикинь!..

Маша хотела было что-то возразить, но Алинка ещё не закончила.

— …Врач, наверное, скажет, что всё хорошо. А в будущем, если твоя бабушка сильнее разболеется — тебе хорошее образование как раз пригодится. Да и сама посуди: она же столько старалась, чтобы ты его получила. Репетиторов всяких оплачивала…

— Наверное, ты права, — растерянно призналась Маша.

— Конечно права, — самодовольно подтвердила Алинка.

Оранжевая сумочка стояла на земле и блестела в лучах майского солнца. На её корпусе и ручках были серые потёртости — появившиеся всего за несколько месяцев, прошедших с момента покупки.

Все модные девушки носили именно такие сумочки — лакированные и блестящие. Девушки попроще предпочитали полиэстеровые, с ремешком через плечо — такая была у Маши. Школьницы из неблагополучных семей кидали тетради и ручки куда придётся: в пакет из продуктового магазина или в мешок для сменки.

Мешки для сменки, равно как и разнообразные сумочки, продавались на «Пневке» — большом вещевом рынке в Центре. Официально у него было другое название, но все называли рынок по имени бывшего завода пневмоинструментов, в цехах которого рынок и находился.

— Я тоже за своё будущее поборюсь, — загадочно заметила Алинка. Лёгкость, с которой она произнесла эти слова, была напускной: в глубине души ей было не по себе.

— Ты о чём? — не поняла Маша.

— Как школу закончу, уеду в Москву.

План был прост и базировался на информации, почерпнутой в глянцевых журналах, телевизионных передачах и интервью со звёздами на радио. Алинке нужно было любым способом уехать в столицу, а ещё лучше — за границу. И уже там зубами вцепиться в первую подвернувшуюся возможность добиться успеха.

Будущую идеальную жизнь Алинка представляла себе где-нибудь в тёплом месте, на берегу лазурного океана, в собственном двухэтажном доме с большим бассейном.

Здравый смысл кричал, что план никуда не годится. У неё нет образования, связей, даже почти нет денег на переезд. Но Алинка изо всех сил пыталась приглушить этот голос — подспудно понимая, что иначе не справится с затаившимся внутри отчаянием.

— Ты уверена, что стоит так рисковать? — как назло, Маша тоже решила побыть голосом разума. — Страшно ведь уезжать одной и без денег…

Алинка хотела было промолчать, но не сдержалась и прошипела:

— А здесь оставаться не страшно?! Что мне делать? Меня-то учителя не хвалят! На завод идти? Там и так увольняют каждый год, отца вон сократили… В офис меня не возьмут, полно людей поумнее… И вообще, я хочу жить счастливо! А не как мать — сначала в киоске за десять штук горбатиться, а потом ещё идти полы мыть!..

— А отец всё так же пьёт? — неожиданно спросила подруга.

Алинка передёрнула плечами:

— Уже полгода. Как с завода уволили…

— Бабушка говорит, что ты всегда можешь к нам прийти жить. Если дома неуютно станет. И чтобы ты не стеснялась…

— Ага, — злобно выпалила Алинка. — Перееду к вам и тоже полы мыть устроюсь. Будем мы вместе с твоей бабушкой жить, вечерами чай пить и тебя с учёбы ждать.

Мгновение спустя она устыдилась своей злости к людям, предложившим помощь — и глубоко вздохнула, восстанавливая самообладание.

— Тогда давай придумаем, как связь держать, — жалобно попросила Маша. — Вдруг что случится. Вы с бабушкой для меня самые близкие люди…

— Придумаем, — буркнула Алинка, глядя в сторону. Больше ей не хотелось ни набережной, ни чипсов с газировкой.

Зато Маша неожиданно вспомнила об их планах и резко встала, потянув Алинку за руку:

— Ладно, потом поговорим. Пока пошли гулять. Погода хорошая, к чёрту всё… Как думаешь, Вова с нами пойдёт?

— Вряд ли, — честно ответила Алинка, пока Маша тащила её к выходу со стадиона на манер паровоза, тянущего вагон. — Ты же знаешь, у него в последнее время настроение так себе. Ну, ещё с Нового года…

— А если попробовать уговорить…

— Бесполезно это.

— Значит, пошли гулять вдвоем.

Забавным образом разговор — поставивший крест на планах их обеих — произошёл как раз на набережной. Только месяцем позже, на следующий день после отгремевшего здесь же выпускного.

— …В магазин пойду, я уже договорилась. Восемнадцати ждать не надо, всё равно официально не устроят, — сказала тогда Маша и внезапно расплакалась.

Алинка зачем-то перегнулась через перила и всмотрелась в тёмные воды реки, текущей прочь от асфальтированной набережной дальше, в глухую рощу.

— Ну, Нину Сергеевну правда сейчас без помощи оставлять нельзя, — неловко заметила она спустя пару мгновений. — А что врач сказал? Разве тебе не должны, не знаю… Какого-нибудь опекуна найти на время?

— Врач спросил, когда мне восемнадцать будет. Я говорю — в следующем году. А он отвечает: тогда вам пока проще за бабушкой последить да пожить спокойно эти месяцы, чем всю эту муру с опекой затевать. Мол, только документы на квартиру и паспорт спрячьте, чтобы проблем не было, когда она чудить начнёт…

В наступающих сумерках постепенно зажигались фонари. Издали они выглядели изящными, словно сошедшими с картин девятнадцатого века; но вблизи было видно, что городская администрация просто запихнула фонарные столбы в дешёвые пластиковые формы, имитирующие кованую сталь. Настоящим старинным фонарям здесь неоткуда было взяться — городу не было и века.

Под ногами валялись остатки конфетти с прошедшего выпускного.

В сумочке Алинки уже лежал билет на поезд до Москвы и скопленные всеми правдами и неправдами десять тысяч рублей. Она планировала просто приехать на вокзал, перекусить местной шаурмой и пойти куда глаза глядят навстречу своему счастью.

Мама рассказывала, что когда-то у них в Москве был родственник. Правда, ещё в девяностые он продал квартиру, желая перебраться поближе к Чёрному морю. Но пока он ехал в поезде, произошёл дефолт; в итоге денег от продажи жилья родственнику по приезде хватило как раз на вокзальный пирожок.

Что с ним произошло дальше, Алинка помнила плохо — вроде бы заболел и довольно скоро умер.

— А давай я правда к вам перееду? — неожиданно даже для себя сказала она, вспомнив недавнее предложение. — Устроюсь вместо тебя этим продавцом. Буду за твоей бабушкой следить. А ты... учись. Потом, когда выучишься, мне тоже поможешь…

Заплаканная Маша покачала головой:

— Факультет сложный. Я не смогу работать и себя содержать параллельно с учёбой. А бабушкина пенсия вся на лекарства уйдёт…

Прохладный порыв ветра с реки разметал конфетти и приподнял светлые алинкины кудряшки.

— Может, Илью Алексеевича спросить? Он же тоже наш мехмат заканчивал. Может, подскажет чего…

— Он же собирался уволиться, как нашу параллель выпустит. Наверное, уже уволился… Не думаю, что ему теперь есть до нас дело.

Алинка замолчала, потому что дельные мысли кончились. Некоторое время она просто смотрела на жёлтые отсветы фонарей на водной глади; потом, повинуясь какому-то тёплому чувству в груди, оттолкнулась от перил и обняла подругу:

— Тогда я с тобой здесь останусь на время. Заодно денег поднакоплю, потому что ты права, не дело это… Нужны вам там ещё продавцы?

— Алин, — всхлипнула Маша, уткнулась ей в плечо и продолжение фразы вышло невнятным. То ли «спасибо», то ли «извини».

Тогда Алинка просто обняла подругу покрепче и постаралась не думать о том, что сама только что струсила и осталась в городе. А может, изначально мечтала недостаточно сильно.

…В текущую реальность Алинку вернул звук собственного имени.

«Да что опять, — раздражённо подумала она, вставая со стула. Словно соглашаясь с её настроем, ножки стула противно проскрежетали по плитке. — Кому-то срочно нужно отпустить покупки, а пару минут в очереди постоять нельзя, мы же такие деловые тут все…»

Зашла в торговый зал, заметила Машу, устало прислонившуюся к прилавку, и растерялась. Что здесь происходит?

Справившись с замешательством, быстро подошла к подруге и поступила так, как когда-то делала мама с самой Алинкой — приложила ладонь ко лбу.

Маша ойкнула от неожиданности, и Алинка не смогла сдержать смех.

— Уходи домой, — посоветовала следом, убирая руку. — Если станет хуже, позвони обязательно. А я тут…

Она бросила взгляд на часы на стене: вечерний наплыв покупателей скоро начнётся. Блин, как не вовремя!

— …сама разберусь, в общем.

Видимо, Маша подумала о том же, потому что Алинке пришлось настойчиво повторить:

— Шоколадку мне потом подаришь за труды. Иди уже.

Вечер буднего дня, и так не обещавший быть приятным, только что резко стал просто отвратительным.

* * *

Вскоре Алинка полностью сосредоточилась на взвешивании товаров, подсчёте денег и тысяче других мелочей — необходимых, чтобы очередному горожанину было чем поужинать. Мир за пределами магазина словно перестал существовать вовсе.

Если бы ей сейчас сказали, что Вселенная схлопнулась до пределов этих нескольких квадратных метров, Алинка бы даже не удивилась.

Следующий покупатель попросил замороженных пельменей.

— Сто двадцать рублей, — вздохнула она, доставая из морозилки нужную пачку. Подняла глаза и вдруг заметила, что этим покупателем оказался Илья Алексеевич.

— Пожалуйста, — вежливо ответил тот, выкладывая на монетницу нужную сумму. — Я смотрю, вы тут активно работаете?..

— Приходится, — улыбнулась Алинка. Она всегда любила видеть его — старый знакомый, времён беззаботной юности. — Представляете, я сегодня в одиночку смену дорабатываю…

— А где же ваша подруга?

— Заболела, — призналась Алинка, бросая взгляд на очередь. — У неё температура поднялась, вот и ушла домой. Простыла, наверное…

— Вот как, — Илья Алексеевич тоже быстро оценил очередь. Кто-то уже начал ворчать, но в драку пока не лезли. — Тогда… Не подскажете, где она живёт?

— Этот же подъезд, последний этаж, — с готовностью сообщила Алинка. — Серая такая металлическая дверь в углу. Найдёте?

— Найду. Не знаете, что она любит? Может, печенье какое-нибудь?..

— Любит, не любит, — недружелюбно заметил кто-то в очереди. — Стоят тут, болтают по полтора часа…

Илья Алексеевич предусмотрительно отошёл от прилавка, пропуская следующего человека.

— Гляньте там в углу зала фрукты, — весело крикнула ему Алинка, принимаясь за нового покупателя. — Там много витамина С, говорят, он помогает…

«Кажется, чьи-то школьные мечты сегодня всё-таки сбудутся», — вдруг подумалось ей.

Жаль, не алинкины.