Чужая (гет)

Беллатрикс на самом деле неплохо относится к Сириусу, только она в жизни этого никому не расскажет. Причина в том, что он слишком пренебрежительно относится к общему мнению их семей насчёт чистокровных, а ещё в том, что попал на Гриффиндор. Вот только и она теперь на Гриффиндоре. Беллатрикс боится изменить себе, стать такой же, как кузен, но одного лишь взгляда хватает, чтобы понять, что этому не бывать. Заносчивый, нахальный, бесстрашный, честный, слишком прямой — только восхваленные качества красно-золотого факультета. Ничего от аристократа. А что же она? Она совсем не такая, но ногой не ступила в предназначенный им обоим Слизерин. Беллатрикс не понимает, никогда не понимала, как можно было стать таким в их обществе, и от этого только хмурится. Что же могло с Сириусом такого случиться, что он однажды свернул с пути и на волоске находится от того, чтобы называться предателем.

Белла кипит от негодования и бросает первый подвернувшийся учебник в стену. Твёрдые корешок и обложка глухо бьются о твёрдую поверхность и с таким же звуком — о пол. Беллатрикс не заботит, что книга валяется без присмотра — она привыкла, что вещи за ней кто-то поднимает.

Ей не нравится беспокоиться насчёт Сириуса. Хотя бы даже потому, что Андромеда с мечтательной улыбкой пытается ей втолковать, что она так часто думает о нём потому, что он её родной брат, и это нормальные родственные чувства. Беллатрикс смеётся издевательски и называет сестру глупой. Никакой ей Сириус не брат, и уж точно не родной. Но тем не менее, от этого меньше она беспокоиться не начинает. Сириус либо ногой, либо ухом, либо пятой точкой непременно присутствует в половине её мыслей даже тогда, когда думать она о нём совершенно не желает.

Она не хочет помнить о нём ничего хорошего. Только то, что он так пренебрежительно относится к своему роду, что высмеивает её и её поведение, что хамит взрослым, что рвётся на свободу так, будто его держат в Азкабане. Не хочет помнить, как он находил её в слезах и успокаивал, утирал ей нос платком, хоть она бешено вырывалась. Не хочет помнить, что он продолжал попытки пообщаться с ней даже после всех полученных от неё синяков. В конце концов, он на три четверти состоит из всего того, что невыносимо её раздражает.

— Белочка, — неожиданно выдаёт Сириус после долгого молчания.

Сириус лежит и смотрит в потолок. Ему всего пять, а Белле едва-едва исполнилось четыре, но она ещё ни разу не согласилась с ним поиграть. Поэтому он нехотя поднимается и тащится к старшим кузинам, у которых, наверняка, сидит Регулус, которому тоже можно будет придумать милое имя. Уж он-то точно не откажется.

Белла улыбается, вспоминая детское недоумённое лицо кузена. Тут же злится на себя, и улыбка пропадает.

— Беллз, — зовёт её семилетний Сириус.

Она чувствует кузена совсем близко, слышит его хрипловатое от бега дыхание. Его руки вдруг обвиваются вокруг её тела, и он стискивает её в объятиях. Сириус улыбается. Ей трудно дышать, и трещат рёбра. Домой Сириус едет с фингалом под глазом.

Беллатрикс вспоминает, что дома, в библиотеке, на третьей полке снизу в пятом шкафу лежат фотоальбомы. В одном из них много колдографий из их детства. Сириус, кажется, портил абсолютно все снимки: скучающе рассматривал потолок, пытался дотянуться до Регулуса, показывал язык, строил забавные рожицы, воображал из себя напыщенного аристократа. Есть одна, которую она очень любит, только никому никогда про неё не расскажет: Белла сидит на полу над книжкой, рядом горит свеча, а Сириус осторожно подсаживается перед ней и ласково смотрит на неё с озорным огоньком в глазах — снимок, сделанный Регом на маггловский фотоаппарат. Она не помнит, где и когда сделано фото, очень не любит, когда он смотрит так на неё, но каждый раз при взгляде на него она чувствует, что сердце бьётся как-то по-другому.

Белла тяжело вздыхает и выбирается из своего укромного убежища — кровати, завешанной бардовым пологом. Она осторожно спускается по ступенькам вниз, стараясь не стучать каблучками, и предельно аккуратно выглядывает из-за угла в гостиную, готовясь исчезнуть в любой момент, как только кто-нибудь заметит её макушку. Людей мало, но Сириус сидит в излюбленном кресле. У него в ногах сидит Поттер и что-то беспрерывно говорит, а кузен слушает вполуха и рассеянно путает пальцы в его космах. Беллатрикс вдруг осознаёт, что взгляд синих глаз буравит её. Сириус щурится и даже не улыбается, сильнее сжимает подлокотник кресла, верно, намереваясь встать. Беллатрикс крутится на каблуках, тряхнув чёрными кудрями, и уходит наверх. Захлопнув дверь, она убеждает себя, что ей только слышится, будто он зовёт её. Злость на себя накатывает волнами и накрывает с головой.

— Я уезжаю в Хогвартс уже завтра.

— Знаешь, Беллз, неправда всё это. Я понимаю, конечно, что ты того, — он крутит пальцем у виска, — а вся моя семья считает меня полным придурком… но ты это… всё равно. Ты на самом деле не ненавидишь меня, Беллз, ты меня любишь.

Беллатрикс правда любит Сириуса.

Вот только она ещё маленькая, чтобы это осознать и не посчитать очередной глупостью.