Червь (джен)

Возвращение к началу.

— Эмма мертва, — сказала я.

София кивнула.

— Её отец сказал мне.

Выражение её лица нисколько не изменилось, не появилось даже намека на какие-либо чувства. Ей и вправду было всё равно, или она невероятно хорошо притворялась?

Забавно, насколько легко люди примеряли на себя подобные маски. По большому счёту, костюмы ничего не значили. Ткань или кевлар, паучий шёлк или сталь. Настоящими барьерами между нами и враждебным миром были наши фальшивые лица, слои защиты и лжи, при помощи которых мы обманывали самих себя.

Глядя на Софию, я почувствовала, что тоже инстинктивно укрываюсь за подобной маской. Я прятала чувства, направляя их в насекомых, даже несмотря на беспокойство о пассажире и о том, что он, возможно, сливается со мной. Я обладала сейчас аурой непоколебимого спокойствия, пусть даже и не была уверена, нравится ли мне Тейлор, которая за последние полтора года превратила это в привычку.

Мы вдвоём в этой дерьмовой крохотной импровизированной тюрьме. Сплетница организовала строительство этого места заранее, в расчёте на то, что нам может понадобиться безопасное хранилище или тюрьма для нарушителей спокойствия Земли Гимель. Слишком крохотная, чтобы вместить всех, несмотря даже на дополнительные меры. Заключённые со сроками менее шести лет были переведены в менее изолированные места, где к ним могли присоединиться их семьи и друзья. Паралюди были единственным исключением для этих условных освобождений.

Возможно, это было нарушением гражданских прав или даже законов, но у людей, принимающих решения, были сейчас другие заботы.

Телефон зажужжал. Я подняла его и взглянула на экран.

«Удар по Японии. Оч. мало осталось. Большинство эвакуировано. Погибло ок. 22млн. Общая оценка 500млн погибших».

— Телефон СКП, — заметила София. — Новая модель, у меня такой не было.

— Ага, — ответила я и положила телефон на полочку рядом с пуленепробиваемым стеклом.

— Большая страшная Шелкопряд. Тебя ведь сейчас так зовут?

— Я предпочитаю Тейлор.

— Тейлор. Стала большой шишкой, даже среди кейпов.

Я пожала плечами.

— По большому счёту, это никогда не было целью. Мне нужна была власть только чтобы сделать то, что было нужно.

— Власть в общем смысле никогда меня не прельщала — сказала она. — Личная сила? Я всегда больше уважала силу на уровне один на один.

Я позволила себе немного расслабиться. У нас было что обсудить. Диалог не превратится в скандал с оскорблениями.

— Я полагаю, — сказала София, — ты приняла мои уроки близко к сердцу. Использовала то, чему научилась на наших маленьких… как это сказать? Занятиях? Вынесла что-то для себя, в конце концов.

Она приписывает это себе? Я была несколько огорошена. Это какие же ей нужны были умопостроения, чтобы… что?

Лёгкая улыбка коснулась её губ. Самодовольная, снисходительная. Столь знакомая после всех наших столкновений.

— И отметина на щеке пропала, там, где я тебя поцарапала.

— Полагаю, она исчезла в процессе исцеления или регенерации. Заслуга Мрака, или Панацеи, или Козла Отпущения. Точно не знаю.

— Хм, — сказала она, изучая меня. Взгляд был недобрым. — Твоя семья спаслась?

Простой вопрос ударил меня, словно пощёчина.

— Нет, — ответила я. — Я не знаю. Я не пыталась перепроверить или разузнать.

— Я тоже, — сказала она. — Да и не в том я положении, чтобы задавать вопросы. Но они и так не часто заезжали. Символические посещения, понимаешь, о чём я?

— На самом деле нет, — сказала я. — После того, как я вошла в Стражи, мы с отцом поладили. Мы виделись не так часто, как мне хотелось бы, но я бы не сказала, что это были символические посещения.

— Вот в чём разница между тобой и мной, — она оглянулась через плечо на охранницу позади, затем поставила ногу на полочку под пуленепробиваемым стеклом. Руки в наручниках она положила на колено. — Твоему отцу было не всё равно. Помнишь ту встречу у директора, когда ты пыталась отстранить нас от занятий? Больше всего меня злило не то, что ты пыталась сделать, а то, что с тобой был твой отец.

— А та женщина…

— Просто тётка из СКП.

Я кивнула, но меня отвлекла вибрация телефона. Я подняла его и посмотрела на экран.

«Разрушен пузырь в Мордовии. Спящий разбужен, в последний раз его видели на пути к порталу Заин. Потери неизвестны».

— Миру и правда кранты? — спросила София.

— Да, — ответила я и положила телефон обратно. — Масштаб, количество повреждений, последствия — всё хуже, чем после любого нападения Губителя. Говорят, погибло уже пятьсот миллионов.

Сообщение о гибели половины миллиарда людей произвело на неё не большее впечатление, чем упоминание о смерти Эммы. По крайней мере, на первый взгляд.

— Очень жаль, — сказала она.

— Пути назад нет, — сказала я. — Прямо сейчас мы подготавливаем контратаку. Посмотрим, что сработает, а что нет.

— Он справился с Бегемотом, — заметила София.

— Я знаю, я там была, — сказала я.

Её это, кажется, задело. Брови сошлись ближе, она поёрзала и поставила на полочку обе ступни, закинув ногу на ногу. Она ответила только после того, как уселась:

— Он побил Бегемота, а никому это не удавалось. Он ещё сильнее.

— Мы всё равно попытаемся, — сказала я. — Не думаю, что кто-либо из нас готов смириться и умереть.

— Тупо, — заметила София. — Впустую отдать свои жизни.

— Альтернатива не лучше, — ответила я.

— Чего? Не драться? Найти хорошее место, чтобы спрятаться в другом измерении? Это в тысячу раз лучше, Эберт. Мы для этого засранца словно тараканы. Ты знаешь, что будет, если мы сомкнем ряды и отправимся строем умирать? Сильнейшие погибнут, и не останется никого, кто смог бы защитить остальных. Человечество погибнет. Нет. В пизду. Тараканы выживают, несмотря на все наши попытки от них избавиться. Потому что их много, они крепкие, и разбегаются настолько быстро, что в любом случае некоторые выживают. Они переживут хищников, яды, огонь, радиацию и через несколько поколений восстановят свою численность.

— И всё же ты сражалась с Левиафаном.

— Я и с Бегемотом сражалась, за несколько месяцев до этого. Ну, как сражалась, поисково-спасательные операции. Разница между этим боем и теми в том, что против ёбаных Губителей мы словно крысы. По сравнению с ними мы просто грызуны, но грызуны, которые могут укусить в ответ. Собери достаточно крыс, и все вместе они могут одолеть человека, неважно насколько оснащён будет этот человек.

— А тараканы, значит, не могут? — спросила я с ноткой иронии.

Она посмотрела на меня, будто я ей в лицо плюнула.

— Не пытайся умничать, Эберт, тебе это не идёт.

Я закатила глаза.

— Я говорю метафорически. Это… как же это слово? Ну, типа лестницы?

— Иерархия.

— Иерархия, да. Сын на ступень выше Губителей.

— На пару ступеней, — сказала я.

— На пару ступеней, неважно. Так что надо учесть эту хрень, ясно? Кто мы по сравнению с этим говнюком? Мы в самом низу. Что нам делать? Разбегаться. Рассеяться как можно шире. Если мы найдём способ разбежаться по миллиону разных земель, один единственный урод не сможет нас всех убить. Попрятаться по деревням и нам будет похер.

Меня это в некотором роде застало врасплох. Это был неплохой план. Пораженческий, но неплохой. К чему-то такому и мы неявно пришли на собрании, хоть и согласились рассматривать другие варианты. Я получила возможность увидеть, как она смотрела на мир, возможность оценить, влиял ли её пассажир на неё так же, как мой на меня, и я наблюдала философию, которую она, кажется, ценила.

Это был проблеск настоящей Софии, и то, что я увидела, не соответствовало моим ожиданиям.

— А я-то думала, — рискнула я заметить, — что тебя больше заботит превосходство над остальными.

София покачала головой, губы слегка изогнулись.

— Я на самом деле превосходила остальных, потому так себя и вела. Я и сейчас выше большинства. Это даёт бонусы. Можно делать, что хочешь, многое сходит с рук, тебе удаётся заставить людей не замечать того, что им не следует замечать. Учитывая твою историю, готова поспорить, ты это делала. Использовала достоинства силы?

— Достоинства силы, — сказала я. — Да, использовала.

— Потому что ты лучше. Возможно, ты слегка высокомерна? Немного меньше готова прощать ошибки?

— Я была такой, раньше, — ответила я. — Вот только оказалось, что благодаря этому я не становлюсь ни сильнее, ни умнее. В критический момент это не стало преимуществом, скорее наоборот.

Она поставила ноги на пол и наклонилась вперёд, опершись локтями о полочку, лицо замерло в сантиметре от стекла.

— Но потому ты и дошла так далеко. Там ведь были и другие, и они тоже ничего не смогли сделать. Это не причина думать иначе.

— Это был очень важный момент, — сказала я. — Самый важный. Но я не была в правильном месте, не связалась с нужными людьми. И самое главное, я не задала правильных вопросов.

Она выглядела предельно разочарованной.

— Ну вот, теперь ты снова плаксивая сучка. Сплошной негатив.

— Ретроспектива, — сказала я. — Позволяет понять, что сделано не так, измениться.

— Твоя самая большая проблема, Эберт, что ты никак не можешь понять, где тебе место. Я едва не начала уважать тебя. Трудно было этого не сделать, когда ты начала так точно меня копировать. Но ты по-прежнему треплешься о вещах, о которых не должна трепаться.

Копировать её.

Я когда-то признавала, что училась у Бакуды, у Джека. Я копировала Чистоту, в том, как она относилась к своим подчинённым, вот только направила это на свою территорию. Чему-то меня научили Выверт и Баланс. Но то, что сказала София, задело меня.

Я знала почему. И вовсе не потому, что мне показалось, что она пугающе права. Нет, я злилась, потому что это был выход для неё самой. Отговорка, оправдание, чтобы остаться в своём уютном крохотном мирке.

Наилучшей местью стала бы моя благополучная жизнь, но, кажется, какая-то мелочная часть моей души хотела утереть ей нос. Да и не то, чтобы моя жизнь была благополучной. Мир катился в тартарары, отец погиб, и я не знала, за что мне бороться.

Я посмотрела на перчатки. Когда-то они были тёмно-серыми, но сейчас даже полоскание в холодной воде не очистило их от крови.

— София, — сказала я.

— Чего? — спросила она и откинулась на спинку стула.

— Они открывают Клетку. Выпускают на волю некоторых из самых страшных злодеев, в надежде, что те помогут против Сына. У них там много огневой мощи.

— Ага.

— Нет никакого смысла выпускать их, и при этом оставлять за решёткой тех, кто вообще не заслужил Клетки. Я не знаю точных цифр, но наверняка здесь множество потенциальных рекрутов.

— И ты пришла сюда потому что, что? Хочешь нанять меня?

Я пропустила её слова мимо ушей.

— Проблема данной ситуации в том, что нет хорошего способа отследить всё происходящее. В подобном хаосе невозможно вести записи, время ограничено, невозможно организовать надзорные группы. Как тогда решить, кого следует отпустить на свободу?

— Хороший вопрос, — сказала София, глядя на меня исподлобья, но уже без злости.

— Кейпы по большей части взаимодействуют с другими кейпами. Меньше людей нужно искать, объяснять и опрашивать, по сравнению с необходимостью найти всех гражданских, кто мог быть в курсе. Метод не идеальный, даже порочный. Но мы опрашиваем жертв. Товарищей которые пострадали от их действий, врагов этих кейпов — всех. Достоин ли этот заключённый кейп свободы? С учётом того, что на кону, готов ли ты оставить всё, что между вами было, и дать ему второй шанс?

Она хмыкнула.

— А ты, значит, моя жертва?

— Я и Стражи Броктон-Бей, — ответила я. — Неформалов тоже спросили, но они передали свои права мне, и дали лишь общий совет.

«Она нахуй никому не нужна, — сказала Чертёнок. — И она подстрелила моего брата. Эта сучка не стоит того, чтобы постоянно беспокоиться, что тебя застрелят в спину из арбалета».

— Как тупо, — сказала она, — превратили всё в состязание на популярность.

— Делаем то, что необходимо, — ответила я.

— Как тупо, — снова повторила она. Я бы не заметила, если бы она не повторила одни и те же слова дважды. Слегка по-разному. Прорывающиеся чувства? Презрение? Разочарование?

Возможно, свобода значила для неё куда больше, чем она была готова показать.

Возможно, в каком-то смысле, она осознала, что пожинает последствия своих поступков.

Что ж, со мной было то же самое.

— Полагаю, сейчас ты хочешь, чтобы я начала тебя умолять? Я дам тебе удовлетворение, а ты…

— Нет, — сказала я. — Я не собиралась делать ничего подобного.

— Потому что я не стану этого делать.

— Я знаю, — сказал я.

«Ты на это не готова, судя по твоим словам».

Эта личная гордость, это чувство безопасности, которое она черпала в том, что нашла свою роль, своё место в мире — это стало её маской, стеной, которой она отгородилась от мира.

— Ты нападала на людей, — сказала я. — И судя по тому, что ты хотела со мной сделать в ту ночь, когда Неформалы тебя похитили — ты пыталась перерезать мне горло — ты убивала.

— Да. Как и ты. На тебе, наверное, больше трупов, чем на мне.

— Возможно, — сказала я.

— Ты тоже нападала на людей.

— Нападала, — согласилась я.

— Намного больше, чем я.

— Возможно.

— И ты даже не пыталась это скрыть. Захватила город, грабила банки, напала на благотворительный банкет, напала на штаб-квартиру…

— Шантажировала мэра, — добавила я. — Незаконно пленила людей и ещё много чего.

— И вот ты там, а я здесь, — сказала она и усмехнулась. — Забавно, как всё вышло. В конце концов, всё определяется силой. Властью. Насколько ты полезна для других? Я была полезной, сильной, даже заметной в некотором смысле, и ради меня дёргали за ниточки. Даже за твою ниточку.

— Да, — сказала я.

— Но я создавала больше проблем, чем решала. Они бросили меня в тюрьму, сказали, что из-за нарушения условий испытательного срока. Но почему они это сделали на самом деле? Потому что я создавала больше проблем, чем решала. Я не особо полезна, не так ли, Эберт? Меня захватил Регент, и я стала обузой. Непригодной для сражения с плохими парнями. Нашу Свинку списали по той же причине.

— Даже если всё было так, они могли перевести тебя в другой город. Могли бы, — сказала я. — Но, возможно, ты сожгла мосты. Возможно, другие команды тебя не захотели.

Она немного покачала головой, и улыбка стала чуть шире.

— Я думаю, ты узко смотришь на вещи, — сказала я. — Речь не только о полезности, есть и другие факторы.

— Типа какие? Умение понравиться? Внутреннее содержание? Уважение? Доверие?

— Что-то в этом роде, — сказала я.

— Чушь собачья, — заявила она и сузила глаза. — Ты думаешь, ты больше нравишься людям? Херня, и я не подшучиваю сейчас, как мы делали это в школе. Ты и я, мы одинаковы. Мы жестокие, когда это нужно, мы бьём врагов так, чтобы они не смогли ударить в ответ. Мы хорошо делаем свою работу. Разница в том, что тебе повезло, а я сделала неудачную ставку.

— Нет, София, — сказала я.

— Нет? Ты занимаешься бегом, так? Это было по телеку.

— Я занимаюсь бегом, да.

— Ты не думаешь, что пыталась подражать мне? Подсознательно? Я была в легкоатлетической команде, и чем же ты занялась, неудачница, когда решила улучшить себя? Начала бегать?

— Даже близко не похоже на подражание, — сказала я, ощущая раздражение. — Только не в этом. Кое в чём другом? Может в чём-то мы и похожи. Возможно, быть кейпом в этом испорченном мире означает, что ты хоть немного, но пройдёшь в этом направлении.

— Достаточно быть личностью, — сказала она. — Иметь дело с реальностью.

— Возможно, — сказала я. — Но если я и была похожа на тебя, то справилась лучше, прошла дальше, нащупала новые пределы.

Я заметила, как её глаза сузились ещё сильнее.

— И я поняла, что это крайне дерьмовый способ жить, — закончила я.

— Ой, — ответила она. — Ты меня задела.

По её голосу ничего не было заметно, как и по выражению лица… но плечи были напряжены, а руки перестали ёрзать и замерли.

Я встала со стула, взяла телефон, посмотрела на экран.

«Новая Зеландия выпотрошена. Установлено время контратаки, через полтора часа. Проверка эффективности дальних атак. Участвуют Легенда, Притворщик, Эйдолон. Для поддержки и координации требуется помощь Шелкопряд».

— Значит, уходишь, — сказала София.

— Да, ты сказала, что не будешь помогать, скорее уползёшь, как таракан.

— Я этого не говорила. Я сказала, что мы все должны так поступить.

— Так или иначе, попробуй меня переубедить.

— Умолять? Мы снова к этому вернулись.

— Убедить меня.

Она немного покачала головой.

— Нахуй, пусть мир горит. Нам всем будет лучше. Нет притворства, нет фальши, никаких традиций и этого неизменного «вот так всё и устроено, и так будет всегда». Полная перезагрузка, а если кто и останется, то сможет начать новую жизнь.

— Звучит невероятно похоже на то, что говорил Джек.

— Иди на хуй, Эберт!

— Ладно. Я ухожу с чистой совестью. Сиди в своей камере и думай каждую минуту, не придёт ли Сын, чтобы разорвать это здание и стереть тебя с лица планеты.

Она хмыкнула, но я заметила, как напряглись её шея и плечи. Я была словно Рейчел: смотрела и пыталась понять её естественные реакции, пыталась разгадать её.

Или всё было наоборот? Может быть, я была похожа на Рейчел как раз таки тем, как она смотрела на собак, понимая их лучше, чем большинство людей?

— Ты боишься, — сказала я.

— Иди на хуй, Эберт, — выплюнула она.

— Ты боишься и прячешься за очень хорошей маской.

— Чёрта с два, я ненавижу притворство и эту херню с фальшивыми лицами.

— Ты сказала, что мы похожи. Ты права. Мы обе очень хорошо умеем притворяться храбрыми.

— Есть разница между тем, чтобы притворяться, и тем, чтобы быть, — огрызнулась она. — Я не притворяюсь.

— Ты отказываешься сделать хоть что-то, что могло бы свести тебя с твоего пути. Вот почему ты держишься за своё место. Если ты никогда не пошевелишься, ты рискуешь никогда не увидеть себя без маски.

— Отъебись, Эберт. Лицемерная всезнайка, сирота сраная!

Она использовала слово «сирота», чтобы оскорбить, заставить меня вспылить. И всё же я чувствовала себя нормально. Задело ли это меня? Да. Я почувствовала, как мне не хватает чего-то глубинного и важного, а я не была готова позволить себе испытать эти чувства. Не была готова услышать всю правду или увидеть тело и по-настоящему осознать, что папы больше нет.

Мне придётся это сделать, и может быть даже в скором времени, если я хочу проявить уважение к папе.

Так что да. Я задета. Её слова укололи меня, я всё ещё не была в порядке. Но я сохранила спокойствие.

Без притворства, без масок. Я была в порядке.

— Спасибо, София, — сказала я. — Я чувствую себя намного лучше, чем до нашей встречи. Я не знаю, права ли ты…

— Неудачница!

Её вспышка привлекла внимание охранницы. Женщина приближалась.

— …насчёт того, что мы похожи. Но я не хочу быть человеком, с которым ты можешь себя сравнивать. Я снова буду Тейлор, так что спасибо тебе, за то, что помогла мне смириться с этим.

Я могу быть Тейлор, и при этом не быть слабой. Сохранить лучшие части Рой и Шелкопряда.

Я повернулась, чтобы уходить.

— Сука!

Её трюк явно был отработан заранее. Без сомнения, она тренировалась в камере или в моменты, когда она была в наручниках и за ней никто не следил. Как на долю секунды использовать силу до того, как запястья коснутся наручников, спадая от локтей к ладоням. Я почувствовала движение при помощи насекомых.

Она подцепила ногой стул, сделав его таким же призрачным, как она сама, и пнула его сквозь пуленепробиваемое стекло. Стул материализовался и врезался в мой. Оба ударили в меня в ногу.

Я пошатнулась. В том месте, куда ударил стул, голень вспыхнула болью.

Софию уже схватила охранница, наручники были плотно прижаты к запястьям.

— Значит это и есть настоящая ты? — спросила я.

— О господи, ты такая прете… пре…

— Претенциозная?

— Пизда! — выкрикнула София среди хрипов, продолжая бороться. — Я сломаю тебя!

— Передохни одну-две минуты и успокойся, — сказала я. — Дыши. Расслабься, если сможешь. Если ты посмотришь мне в глаза и пообещаешь, что не будешь нападать на меня или кого-нибудь другого, я дам добро на твоё освобождение.

Повисла тишина. И охранница, и София замерли, ошеломлённо глядя на меня.

— Вы шутите? — сказала охранница.

Прижатая головой к полочке, София продолжала тяжело дышать. Её лицо закрывали волосы.

— Предложение ограничено по времени, София, — сказала я. — Мне нужно время, чтобы приготовиться, и если ты согласна, тебе это тоже понадобится.

Она не шевелилась. Охранница перестала давить на неё и сейчас только придерживала за цепь от наручников, выкручивая руки так, чтобы они были подняты у Софии за спиной. Должно быть очень неудобно, учитывая, как выгнуто её тело и как голова прижата к полке.

Боится.

— Я не прошу тебя сражаться с Сыном. Поисково-спасательных операций будет достаточно. Это не безопасно, но…

— Заткнёшься ты когда-нибудь? — голос Софии был приглушён: отверстия в стекле не были рассчитаны на то, чтобы передавать звук в таком положении. — Блядь, я сделаю это, если ты прекратишь лепетать.

— Посмотри мне в глаза и обещай, что не будешь со мной связываться.

Охранница позволила Софии выпрямиться.

Она посмотрела мне в глаза — взгляд исподолобья, обещающий сотню видов насилия.

— Я обещаю.

Я пожала плечами. Охранница взглянула на меня, и я кивнула.

— Дело ваше, — сказала она. — Я отведу её обратно и подготовлю.

— Не нужно, — сказала я и посмотрела в потолок. Пора попробовать. — Две двери: одну для меня, вторую для неё, к остальным на земле Бет.

Порталы открылись двумя прямоугольными окнами. По одному с каждой стороны пуленепробиваемого стекла. В отличие от тех, что я видела раньше, эти были тёмными.

Когда я вошла в свой портал, София, всё ещё в наручниках, бросила на меня косой взгляд. Дверь уже закрывалась, когда я заметила, что она повернулась и вошла в свой.

Я не хотела отпускать её на волю безо всякого надзора. Я ненадолго возьму её с собой, затем найду для неё место.

Я чувствовала, что это решение мне нравилось. Оно казалось правильным. Это была не маска, за которой я пыталась спрятаться. Нет. Всё было проще.

Я больше не боялась её.

* * *

Существовали другие, более серьёзные вещи, которых стоило бояться.

Неба практически не было видно. Не только из-за облаков — в воздухе висела тяжёлая, крупная пыль. Светало, и казалось, что рассвет длится уже очень долго. Последствия телепортации, смены часовых поясов.

Алый свет. Сквозь практически чёрные облака проглядывало на удивление алое небо, которое освещало окружающие вершины и окрашивало их в тот же оттенок. Яркие пятна среди глубоких тёмных теней.

Изо рта шёл пар. Летняя одежда не спасала от царившего здесь холода. Пейзаж вокруг походил на догорающий костёр, играя пепельными, угольно-чёрными и красными цветами, вот только… было очень холодно. Холодная земля вытягивала тепло из ног. Мы стояли на склоне горы, на плоском уступе, достаточно большом, чтобы вместить три вертолёта, однако сейчас здесь был только один модуль Азазель и группа людей, примерно человек шестьдесят.

Но холодно было не только из-за высоты. Уровень пыли в атмосфере тоже давал о себе знать.

Насекомым приходилось нелегко. Я собрала их вокруг тела: не столько чтобы согреться, сколько чтобы поделиться теплом.

Почти все присутствующие насекомые ползали по моей коже и по сложенным под одеждой рукам, и в итоге моё восприятие окружающего пространства было ограничено. Тем не менее, я сумела почувствовать приближение Рейчел. Я почти не отреагировала, когда она накинула куртку мне на плечи, ограничилась лишь взглядом и благодарным кивком.

Собралось множество людей. Прибыли уже все, кто присутствовал на собрании, за исключением Святого, но кроме них здесь были и многие другие. Некоторых я узнала, а некоторых нет. То здесь, то там открывались порталы, впуская новых людей, которые присоединялись к толпе.

— Давно не виделись, — произнёс кто-то с бостонским акцентом.

Я оглянулась и увидела Сталевара с его партнёршей, девушкой со щупальцами, обвившими его тело. Но он обращался не ко мне.

Он смотрел на Софию.

— Привет, начальник, — отозвалась она.

Он взялся за наручники Софии и его руки поглотили металл. София повела плечами и принялась растирать запястья.

— Давай без фокусов, — попросил Сталевар. — Многие и так уже на грани.

— Замётано, — ответила та.

Сталевар отошёл, присоединился к своей группе.

София осталась одна, дрожа от холода в лёгкой тюремной одежде.

Время шло. Не похоже, чтобы я прибыла к самому началу. Я побрела вдоль уступа, лавируя между группами людей, и остановилась возле Азазеля.

Сплетница была погружена в работу и не отрывала взгляда от мониторов. Отступник склонился над ней и направлял её действия.

Я оставила их и подошла к Чертёнку и Рейчел, которые сидели, прислонившись спинами к Ублюдку. Уступ заканчивался крутым обрывом в считанных сантиметрах от их ступней. Неподалёку стоял Мрак, который наблюдал за происходящим, пытаясь при этом держаться как можно дальше от Ампутации.

— ...нет больше торговых центров, — рассуждала Чертёнок. — Не будет больше шопинга, реалити-шоу, всяких дебильных подростковых музыкальных групп, над которыми можно было поржать…

— Чем занята? — спросила я.

— Вспоминаю всё, о чем буду скучать, — ответила Чертёнок. — Собираюсь начать с мелочей и добраться до самого главного. Нужно набраться смелости, знаешь ли…

— Ты хочешь сказать, что будешь скучать по нам? — поинтересовалась я.

— О, да что вы о себе возомнили! — воскликнула Чертёнок. — Просто прелесть! Я хотела сказать про этих, э-э-э… жутковатых детишек, которые слишком сильно напоминают своего старшего брата. Вот по ним я буду скучать. Больше, чем следовало бы. Больше, чем по вам.

Я протянула руку, чтобы потрепать её по голове, но она отпрянула. Я села рядом с Рейчел.

Грудь Ублюдка поднималась и опускалась. Это доставляло неудобство. Тепло, но недостаточно уютно, чтобы задремать. Было ужасно холодно, и всего через минуту я почувствовала, что задница замёрзла и онемела. Ещё больше напрягало общее ощущение, будто кто-то мягко подталкивает меня к краю, отпускает и снова толкает.

Я не была уверена, что если по какой-то причине Ублюдок решит встать на ноги, я смогу удержаться и не упасть вниз.

Надо было надеть ранец.

— А у меня такого не много, — сказала Рейчел, прервав молчание. — Всё, что нужно, я всегда могла взять с собой. Были ещё деньги, но это просто цифры, которых я не понимала, в компьютере, которого у меня не было.

— Сейчас кое-что у тебя есть, — сказала я.

Она качнула головой так медленно, что это едва можно было посчитать кивком.

— Ага.

Я не стала продолжать. Мы наблюдали за восходом кровавого солнца.

— Не хочу это терять, — сказал Рейчел. — Ничего из этого.

Я…

Услышав это, я даже не смогла закончить свою мысль.

«Чёрт, Рейчел, не говори так, не напоминай».

Я подумала о папе.

О маме, несмотря на то, что мне казалось, что эта рана уже зажила.

Я подумала о родном городе, который уже нельзя было назвать домом.

Я подумала о своей гордости, о свой миссии… их я тоже потеряла.

Я опустила голову и поджала колени, чтобы положить на них руки и спрятать лицо в складках куртки Рейчел. Слишком неприкрыто. Огромное тело волка заслоняло нас от всех остальных, но… слишком неприкрыто.

— Простите, — пробормотала я. Горячие слёзы обожгли щеки.

— Какого чёрта ты извиняешься? — спросила Чертёнок.

Я приподняла голову и попыталась собраться с мыслями.

— Я просто… мои чувства как-то не в порядке. Несколько выбита из колеи.

Чертёнок не повернулась ко мне, только подняла узкие чёрные линзы своей маски к небу.

— Сегодня был плохой день, если ты не заметила. Сегодня можно быть расстроенной. Это нормально.

Нормально.

Я привыкла считать, что мои чувства неупорядочены, бесконтрольны, неразумны и иррациональны.

Может быть, это и есть обычные чувства, которые я выпустила из-под контроля, и которые теперь заполняют всё моё существо, отвлекая и разрывая меня на куски?

Я уже давно перестала переживать из-за своих противоречивых или испорченных чувств. В каком-то смысле я решила для себя, что во всём виноват пассажир.

Но я сомневалась, что на него можно было списать всё, что я испытывала сейчас. Зачем бы пассажиру устраняться? Захватить контроль, стать частью моей личности а затем вот так вот отступить?

Или это была только я?

Блядь. Я не понимала, хотела ли я, чтобы всё ограничивалось только мной.

Я снова спрятала лицо в куртке.

«Зачем?»

«Ради чего всё это?»

Я медленно вдохнула, пытаясь дышать ровно, чтобы не издавать никаких звуков, которые могли подсказать другим, что со мной происходит, но ничего не вышло. Вдох прервался, и я всхлипнула. Дальше будет только хуже.

Мне стало всё равно. Глупо было злиться на других за попытку сохранить тайну своих личностей, а потом переживать из-за своей репутации или о том, как я выгляжу.

К чёрту. Если я собираюсь быть Тейлор, мне на это плевать.

Рейчел положила руки на мои плечи и сдавила, неуклюже обняв. Затем потянулась, положила руку мне на голову и почесала вправо-влево, и опять. Голова от её движений качалась.

Утешительно… но настолько нелепо, что я наполовину всхлипнула, наполовину засмеялась.

Наверное, это помогло лучше всего.

Я положила голову ей на плечо, и она прижала её к себе рукой, не пытаясь больше почёсывать.

Мы смотрели, как продолжается восход Солнца, как красное небо проглядывает через просветы в облаках.

Я почувствовала, что уже не плачу и вытерла слёзы. Только со второй попытки у меня получилось задать вопрос:

— Как дела у Мрака?

— Сама его спроси, — сказала Чертёнок.

Я покачала головой.

— Он в порядке, Морока жива, а вот Шулер нет. Так что Морока получила повышение.

— Она теперь главная?

Чертёнок кивнула.

— Ясно.

Осталось ли ей чем руководить? Что делать с группой воров, если всё, что можно было украсть, стёрто с лица планеты?

Я не стала развивать тему.

— Я… — начала Чертёнок.

— Готово, — выкрикнул кто-то, прервав её.

Все до единого, кто находился на широком плоском уступе склона горы, повернулись.

Я вытерла лицо руками и встала на ноги, несколько встревоженная и близостью отвесного края, и тем, насколько холод сковал мои движения.

Но ничего такого не случилось. Мы обошли спящего Ублюдка и присоединились к остальным.

Открылся первый из порталов.

Из него вышел широкоплечий мужчина с настолько заросшим лицом, что его можно было принять за бездомного. На нём была тюремная роба со словами «Бауманский центр заключения паралюдей» на спине.

— Это безопасно? — спросил кто-то. Девочка, чуть старше десяти.

— Их всех отправили по своим камерам. Возможно, кто-нибудь скоростной и сможет проскользнуть, если поймёт, что происходит, но у нас здесь много людей, — ответил человек, стоящий рядом с ней.

— Ты не ответил на вопрос, — сказала Чертёнок. — Нет, это не безопасно. Это те ещё ублюдки.

Мужчина с бородой повернулся и зыркнул в нашу сторону, затем необъяснимо сконфузился, и двинулся вперёд. Толпа расступилась, он подошёл к краю.

Я читала об этих людях, пока добиралась к Софии и ждала её. Если всё пойдёт худо, мы окажемся зажаты между ними и Сыном. Мне хотелось всё о них знать.

Человек с бородой был Судья, лидер тюремного блока, народный мститель. Он нападал на семьи, особенно на супругов и детей своих врагов, чтобы сломать их ещё до того, как их настигнет орудие, которое он называл Молоток Судьи. Он стал известен задолго до того, как появились правило трёх нападений, да и вообще любые другие правила. Но даже с учётом этого, люди потеряли терпение, когда на одной из своих «миссий» Судья объявил блефом обещание злодея взорвать небольшую бомбу. Оказалось, что то был не блеф. Судья выжил. Многие, очень многие другие — нет.

Следующей вышла солидная женщина с длинными волосами. Её тюремная роба была разорвана на части, затем сшита заново в тяжелые брюки и куртку. Люстрация. В некотором роде знаменитость, в некотором роде антигерой. Она собрала вокруг себя множество феминисток студенческого возраста, наполнив их практически религиозным рвением, затем отдала несколько роковых приказов, которые всколыхнули волну насилия. Тысячи её последовательниц издевались над мужчинами, зачастую весьма жестоко. Очень скоро всё дошло до того, что наиболее фанатичные её сторонницы начали кастрировать и убивать мужчин, и даже расчленять своих недостаточно рьяных союзниц.

Моя мать, когда заканчивала школу, входила в одну из групп Люстрации. Она ушла, когда началось насилие. Я слышала, как она задавалась вопросом в разговоре с Лейси, коллегой моего отца, хотела ли Люстрация изначально, чтобы всё закончилась так плохо.

Но всё закончилось именно так. Множество людей пострадало.

Странно было думать о том, что моя мать была с этим связана, и теперь, спустя столько лет, круг замкнулся.

Женщина, худая, с короткими платиновыми волосами, которые торчали во все стороны настолько, что я не сумела сказать, были ли они растрёпаны или уложены так специально. У неё были заострённые черты лица, а глаза выглядели так, словно обычно она держала их полуприкрытыми. Движения её тела были необычайно текучими, конечности были подвижны как макаронины, казалось, что у неё было в два раза больше суставов, чем у обычного человека. Но это было не так.

Это была Журавль Гармонии. Сокращённо Журавль.

Записи о её задержании были обрывочны, по всей видимости, информацию изменили или спрятали, без сомнения, чтобы защитить её «детей», которые сделали карьеру в Стражах или Протекторате. Она собирала детей с силами и растила из них солдат.

Она подошла к толпе, повернулась лицом к какому-то одетому в мантию герою, двадцати с чем-то лет.

Она встала на цыпочки и поцеловала его в лоб. Поцелуй продолжался достаточно долго, чтобы это стало казаться странным. К тому моменту, как она закончила и встала спиной к своему воспитаннику, уже открылся следующий портал.

Кислотный Душ. Убийца полицейских и кейпов. Он использовал свою силу, чтобы чудовищно уродовать своих бесчисленных противников и подружек. Светлые волосы не были уже зелёными, как на старых фотографиях, под глазами появились круги. Он вышел из портала, присел на выступ перед толпой и принялся кого-то высматривать, а когда нашёл, начал пристально разглядывать.

Я повернулась и увидела мужчину в деловом костюме, который стоял и, не отрываясь, глядел на Кислотного. Судя по выражению его лица, он был готов в любой момент разрыдаться, но взгляда не отводил.

Теория Струн и Лабораторный Крыс вышли из одного портала. Теория Струн была низкой, сутулой, миниатюрной женщиной с тёмными волосами, завязанными в косу. Губы искривились, выражая усмешку или даже улыбку. В своих очках она напоминала мне лягушку или маленькую ящерицу. Лабораторный Крыс наоборот, совершенно не походил на Технаря. Его зубы просто вопили о необходимости установить брекеты: они все сгрудились в передней части рта, перекрываясь и торча из нижней десны. У него была пышная шевелюра и густые брови. Он был высоким и широкоплечим, хотя впечатление портил заметный животик.

Теория Струн создавала свои технарские устройства и торговала «гарантиями безопасности». Не использованием своего оружия, не нападениями на цель. Она лишь гарантировала, что владелец «гарантий» не станет одной из её следующих, наугад выбранных целей, в число которых могли попасть как заправки в Индонезии, так и полный футбольный стадион в Кардиффе.

Понятно, что общественность крайне настойчиво требовала её ареста.

Лабораторный Крыс, наоборот, работал скрытно, разрабатывая рецепты, которые могли превращать людей в чудовищ. Он использовал их на бездомных, а когда те закончились, начал выискивать одиноких прохожих, например людей на утренних пробежках или случайных гостей города. Было не вполне ясно, что же он хотел разработать. Я так и не поняла, пытался ли он испытать свои рецепты на подопытных для того, чтобы потом использовать на себе, или наоборот.

Об варианта были странными и ничего не объясняли.

Появился Гальванат. Это был один из основных игроков, создавших организованную преступность в ранних девяностых. Боевик мафии, который получил силы и решил, что у него есть всё, чтобы стать главарём. Получалось неплохо, он был способен сделать неуязвимыми целое подразделение солдат и мог убить любого противника электрическим разрядом при одном-единственном прикосновении.

Никто кроме Александрии и Губителей не мог выдержать луч Сына больше чем мгновение, но была надежда, что Гальванат сумеет обеспечить людям способность пережить скользящий удар.

Чёрная Кадзэ. Городская легенда Японии, которая обрела реальность. Рассказывали, что после гибели Косю она повредилась рассудком. Вот только на протяжении всего судебного процесса она сохраняла ясность ума, оставалась спокойной и терпеливой. Никто не знал, сколько на её счету трупов, но самые осторожные оценки превышали десятки тысяч. Она бродила по разрушенным городам, убивая выживших и спасателей, уничтожая экипажи и затапливая корабли, которые слишком близко подошли к побережью. Гибли целые области страны.

И даже с учётом подобной репутации, она оставалась всего лишь заурядно выглядящей японской женщиной в тюремной робе с завязанными в хвостик волосами. Пальцы правой руки сжимались и расслаблялись. Она словно искала кого-то, не находила и начинала искать снова.

Судя по всему, с ней поговорили и решили, что вполне допустимо выпустить её наружу и позволить общаться с миром.

Я заметила как Масамуне, стоящий рядом с Отступником и другими членами Гильдии, подошёл к Чёрной Кадзэ.

Несколько мгновений они стояли вплотную друг другу совершенно неподвижно. Лишь только рука Чёрной Кадзэ продолжала сжиматься и расслабляться.

Масамуне вернулся к группе из Гильдии, и Чёрная Кадзэ, склонив голову и отстав на шаг, последовала за ним.

Инженю уже не столь походила на фею, как на фотографиях восьмилетней давности. Раньше она была миленькой и большеглазой. Сейчас она стала привлекательной женщиной, хоть и не настолько, чтобы сыграть роль симпатичной соседки в молодёжной комедии.

Оставалось лишь надеяться, что её привычки тоже изменились. Она встречалась по очереди с тремя кейпами, героями. Все они попали в Клетку, и записи говорили, что они не прожили там ни дня после её появления. Когда четвёртый ухажёр использовал свою силу для отравления городского хранилища воды, убив около тысячи человек, люди начали интересоваться общим элементом — подружкой. Четвёртый отправился лечиться к психиатру, а Инженю угодила в Клетку.

Она протянула руку, выставив пальчик с накрашенным ногтем, провела рукой вдоль толпы и выбрала свою цель.

Её походка была тщательно отработана, она шла неторопливо, покачивая бёдрами. Приблизившись к Шевалье, она обняла его и приподняла одну ногу, согнув в колене. Герой даже не шевельнулся.

Следующим появился Маркиз. В его каштановых волосах и бороде сейчас появилась проседь, в уголках глаз заиграли морщинки.

Он был одним из самых страшных ублюдков в Броктон-Бей задолго до того, как появились Неформалы. Этот парень мог сойтись лицом к лицу с целым отрядом Империи Восемьдесят Восемь и остаться в живых. Он был достаточно успешным, чтобы обзавестись наёмниками, и достаточно безжалостным, чтобы карать их за ошибки. Его путь в Клетку был очень похож на тот, по которому едва не прошла я сама. Нарушений закона было так много, что к тому времени, когда герои наконец-то победили, правило трёх ошибок уже на него не распространялось.

Он не выглядел таким неистовым, как на своих фотографиях. Сейчас он был спокойным.

Я бы даже сказала скорбным.

Он подошёл к толпе и остановился перед женщиной, которая показалась мне знакомой, но которую я не сразу узнала.

В тот момент, когда она дала ему пощёчину, всё встало на свои места.

Леди Фотон. Сара Пелхам.

Брандиш и Бризант стояли рядом, такие же угрюмые.

Люди вокруг напряглись в ожидании боя.

Но всё закончилось, когда Маркиз торжественно кивнул. Он пробормотал несколько слов, затем отошёл и встал возле уступа, на котором восседал Кислотный Душ, справа от Лабораторного Крыса и Теории Струн.

Появился Учитель, и я поискала глазами Святого.

Отсутствует.

Учитель выглядел вполне заурядно. Если надеть на него клетчатый свитер и штаны и поместить в класс, то он выглядел бы там на своём месте. Спереди были видны залысины, а волнистые волосы коротко пострижены.

Преступления: заговор с целью убийства вице-президента Соединённых Штатов. Успешный. Заговор с целью убийства премьер-министра Великобритании. Успешный. Он выбирал серьёзные цели, уделял этому достаточное количество времени и достигал успеха. Устанавливал свои пешки, предоставлял им слабые силы Умников, которые были необходимы для наблюдения и сбора информации, для оценки будущего и интуитивного понимания взлома компьютеров и декодирования, а также поиска слабостей в противниках и выявления наилучших способов навредить им.

До тех пор, пока последователи сохраняли силы, они оставались абсолютно преданными ему.

Святой хотел освободить его больше, чем удержать контроль над силами Дракона. Но почему?

Потому что освобождение Учителя позволит Святому вернуть управление силой, и он сможет использовать все её возможности?

Это не столь важно. Сначала мы победим Сына, а уж затем разберёмся с этим. На что бы ни был способен Учитель, это не может быть хуже, чем золотой человек.

В манере, свойственной королевским особам, Зелёная Госпожа задержалась. Королева Фей.

Из-за своей привычки искать, убивать и захватывать «души» кейпов, она нажила целую толпу смертельных врагов.

В итоге, за ней посылали множество команд, и все они потерпели неудачу. Тридцать два кейпа были убиты и захвачены.

За ней отправили новых. И снова неудача. Пятьдесят были вынуждены спасаться бегством, тринадцать были убиты и поглощены.

Когда этого оказалось недостаточно, по ней ударили всем, что было доступно, пытаясь заставить её сдаться.

Но она пошла в Клетку по собственной воле.

И сейчас они выпустили её.

Лидеры тюремных блоков. Они отстаивали свою власть, содержали территорию, и Умники признали их кандидатуры приемлемыми. Перепроверка не была настолько тщательной, какой могла бы быть, с учётом того что эти люди сами по себе не менее чем три раза обводили Умников вокруг пальца.

Но это была огневая мощь.

У нас было от получаса до сорока пяти минут до того, как мы впервые ударим по Сыну. Попытаемся сделать всё, что сможем, сведя риски к минимуму. В лучшем случае бывшие заключённые смогут стать нашим преимуществом, в худшем — пушечным мясом.

Прибывали и другие. Десятками. Некоторые были подчинены лидерам блоков, другие… они не знали, куда идти. Я наблюдала, как Люстрация поманила девушку с жёлтыми перьями в волосах, однако та не сдвинулась с места.

Я видела, как вперёд выступил Лун, окружённый несколькими кейпами. Он остановился, глубоко вдохнул, затем выдохнул настолько громко, что даже я услышала. Его торс был обнажён, и, несмотря на холод, он не попытался ничего на себя надеть. Его взгляд скользнул по толпе, замерев на секунду на мне, Рейчел и Мраке.

Затем появилась Панацея.

Она изменилась, её пышные каштановые кудри были заплетены в косу, лицо стало уже, проступили скулы. На ней была маечка, тюремная куртка была завязана вокруг пояса. На руках появились татуировки. В верхней части правого плеча было восходящее солнце, на левом — сердце и меч.

Простые тату, символы и идеи становились плотнее, приближаясь к ладоням, яркие красные чернила заполняли всё пространство между чёрно-белыми изображениями.

Кровь на её руках.

Я очень хорошо заметила, как большинство заключённых расступилось, когда она двинулась вперёд.

Отметила, как непринуждённо своим низким голосом заговорил с ней Лун, пока она осматривала толпу. Она остановила взгляд на членах Новой Волны, на своих родителях.

Брандиш вышла вперёд и обняла Панацею.

Панацея приняла объятия холодно. Она не поднимала взгляда от земли.

Словно чтобы отвлечься, она посмотрела по сторонам на стоящих вокруг людей. Она увидела меня, Рейчел, Мрака и Чертёнка.

Я заметила на её лице секундное замешательство, когда она увидела стоящую рядом с нами Софию. Ещё раз взглянула на меня.

Она проговорила одно слово. Я не услышала его за шумом толпы, за начавшимися разговорами.

Что?

Затем она увидела кого-то ещё. Ампутацию.

Которая коротко помахала ей рукой.

На этот раз я услышала, что сказала Панацея.

— Ебануться.