Правила игры (гет)

Утром Гермиона спит долго, она слишком устала от бала и переволновалась после него. Завтракает она в постели, а верный Диди подает ей, счастливый из-за возможности поухаживать за неугомонной хозяйкой. Домовые эльфы привязаны к волшебникам, которым служат, им доставляет удовольствие их радовать. Теперь Гермиона это понимает, хотя все равно считает, что маленьким слугам надо платить.

Уже ближе к обеду по времени она направляется в подземелья профессора Снейпа, у того всегда найдется занятие. Почему-то совсем не хочется идти к Волан-де-Морту. Ночной разговор поселил сомнения в ее душе, и Гермионе просто необходимо во всем разобраться, прежде чем снова предстать перед Повелителем.

Директор Хогвартса кружит по лаборатории, успевая вовремя помешивать и добавлять ингредиенты в три котла. Просто потрясающая многозадачность!

‒ Миссис Малфой? Я вас не ждал. Думал, вы будете отсыпаться после бала, ‒ Снейп приподнимает бровь, но больше ничем своих чувств не показывает.

‒ Я уже выспалась. Готова поработать.

Гермиона действительно хочет погрузиться в работу, но голова продолжает думать о предательстве Ричарда Кребба и заданиях Люциуса.

Неужели члены сопротивления еще надеются на ее лояльность им? Если его правда подослал Рон, значит, он пытается ее спасти! С одной стороны, приятно, что ее не забыли, что хотят вернуть, несмотря на статус миссис Малфой. С другой стороны, они могут хотеть сделать из нее шпионку в стане врагов. Нынешнее положение Гермионы вполне позволяет это сделать. Вот только она теперь на стороне Темного Лорда, все расчеты Рона неверны. Когда он это поймет? И что изменится, если поймет? Вдруг он прекратит эту глупую бойню? В это слабо верится, но ведь надежда умирает последней.

К тому же добавлялось метание между мужем и Повелителем. Темный Лорд не раз давал понять, что Гермиона нравится ему как женщина, что он хотел бы видеть ее своей. Теперь, когда она беременна и собирается произвести на свет наследника, ничто не мешает ему устранить Люциуса и завладеть ею. Ведь никакого шанса противостоять ему у супругов Малфой нет. Гермионе хочется верить, что она слишком плохо думает о Темном Лорде, что он пожалеет ценного слугу и не станет причинять ей боль. Но мы же говорим о Волан-де-Морте! Разве он вообще на такое способен?

Гермионе кажется, что все слишком запутано, что, даже заняв достойное положение, она не выпуталась из целой сети слизеринских интриг. Все это явно не для ее прямолинейной натуры, однако жить с этим как-то придется.

Хочется посоветоваться со Снейпом, но Гермиона понятия не имеет, как объяснить ему всю ситуацию. Конечно, он умеет быть чутким, когда захочет, но сейчас дело не настолько серьезно, чтобы зельевар заинтересовался его распутыванием.

Уже вечером, возвращаясь из подземелий, Гермиона оказывается рядом с хозяйским кабинетом. Она сама не понимает, как оказалась в этом коридоре. Волшебный дом похож на Хогвартс, он тоже может привести по собственной воле в совершенно неожиданное место. Или не по собственной? Может, по воле Темного Лорда?

‒ Зайди, Гермиона, ‒ раздается из-за двери. Не остается другого выхода, как послушаться.

Волан-де-Морт сидит в кресле у камина и листает увесистый том с пергаментными страницами. Гермиона видит руны и схемы, но они ей не знакомы. Дверь за ней мягко захлопывается.

‒ Я нашел для тебя очень интересную книгу о развитии магического потенциала новорожденных, ‒ Повелитель кивает на фолиант поменьше, лежащий на письменном столе. ‒ Думаю, тебе полезно будет это почитать.

Гермиона молча кивает и берет книгу. Она даже прижимает ее к груди, словно защищаясь ею от Темного Лорда.

‒ Тебя что-то тревожит? ‒ Волан-де-Морт опускает свой старинный том на колени и пронзает Гермиону красным взглядом.

Она мотает головой, но он отвечает ей скептическим выражением на лице. Ему даже легиллименция не нужна, чтобы распознать ложь.

‒ Какова судьба Ричарда Кребба? ‒ спрашивает Гермиона, хотя этот вопрос ее как раз мало волнует.

‒ Он мертв. Сегодня утром его убил твой муж.

Гермиону передергивает. Ей неприятно думать о том, что Люциус убил человека, что в нем достаточно ненависти для выполнения смертельного проклятия. Для Непростительных заклинаний нужен особый настрой. Странное дело, она всегда знала, что ее муж Пожиратель Смерти и совершил много нелицеприятных поступков, сама старалась вернуть ему прежнее положение при Темном Лорде, а теперь ей противно думать о его прошлом и его работе в настоящем. Как могут такие чувственные губы произносить «Авада Кедавра»? Как могут столь нежные руки не дрожать, направляя волшебную палочку в сердце человека? Это не укладывается в голове.

‒ Значит, Кребб все-таки был предателем? ‒ лепечет Гермиона, хотя губы дрожат от избытка чувств.

‒ Да, он не был удовлетворен своим положением и переметнулся к сопротивлению. Ричард, в отличие от отца, не носил Темной Метки. Если бы все члены сопротивления и сочувствующие ему не были объявлены вне закона, мы не смогли бы вынести ему никакого обвинения.

Гермиона слушает вполуха. Перед ее глазами стоит образ Люциуса, хладнокровно произносящего «Авада Кедавра». Ее колотит.

‒ А жаль мальчика, ‒ словно не замечая ее состояния, продолжает Волан-де-Морт. ‒ Он подавал большие надежды, был отличным травологом. Мы могли бы найти применения его талантам. Думаю, он бы отлично сработался с Северусом.

Гермиона только кивает. Какой смысл думать об упущенных возможностях? Ричарда Кребба больше нет, и они никогда не узнают, сработался бы он с Северусом или нет.

‒ Гермиона, убийства — часть нашей жизни, мы убивали раньше и будем убивать впредь.

‒ Я понимаю. Но все еще не могу смириться.

‒ Иди сюда.

Волан-де-Морт откладывает книгу с непонятными рунами на журнальный столик и протягивает руки. Гермиона идет к нему, как загипнотизированная. Он усаживает ее к себе на колени, забрав из рук том о развитии детского магического потенциала, и ощущение его тела рядом неожиданно успокаивает и приводит мысли в порядок. Возможно, это какая-то особая невербальная магия.

‒ Ты слишком благородна для этого, поэтому я никогда не предложу тебе убивать кого-то. У тебя другая роль. Ты станешь ученым, исследователем, будешь помогать нам своими талантами. А убивают пусть те, кто на большее не способен.

‒ Вы считаете, что Люциус не способен на большее? ‒ даже сейчас Гермиона напрягается от такого вывода. Теперь она не сомневается, что Волан-де-Морт воздействует на нее успокаивающими чарами, мнется, хочет встать, но руки, обнимающие ее, неожиданно становятся твердыми и не выпускают.

‒ Я хорошо знаю Люциуса. Я знаю, на что он способен. Тебе больше не нужно восстанавливать его доброе имя.

Гермиона чувствует напряжение. Ей впервые за долгое время становится страшно рядом с Волан-де-Мортом. Он безумно опасен в гневе! А насколько она уже разгневала его?

‒ Я беспокоюсь за него, ‒ все-таки выдавливает она. Ей кажется, что красные радужки Темного Лорда подергиваются инеем, если иней может быть красным.

‒ Он твой муж, тебе положено за него волноваться.

Гермиона кивает. Ей неуютно в кабинете, на коленях у Повелителя, хочется уйти и уткнуться носом в рубашку Люциуса. Да, сегодня утром он убил человека, но ведь он по-прежнему остается ее любимым мужем, и он исполнял приказ. Не убей он Ричарда Кребба, Волан-де-Морт убил бы его. Все они подневольные.

Однако Темный Лорд вовсе не намерен ее отпускать. Его руки сжимают ее все крепче. Его лицо приближается к Гермиониному.

‒ Мой Лорд! Пожалуйста, не надо! ‒ молит она.

‒ Не надо? Ты обещала, что проявишь нежность, а теперь кривишься? Опять вспомнила своих дружков-сопротивленцев?

В кои-то веки это обвинение несправедливо, потому что о Роне и других она сейчас не думает вовсе. Ее куда больше волнует судьба Люциуса. Вчерашние мысли о том, что его могут специально подставлять, всплывают снова и кажутся все более достоверными.

‒ Нежность нельзя проявлять по приказу! ‒ выплевывает Гермиона. Она снова видит перед собой чудовище, и ей неприятно. Ведь он может быть другим!

‒ Если я хочу, можно сделать все! ‒ почти рычит Волан-де-Морт. Он наклоняется и целует Гермиону в губы. В этом нет любви, даже нет страсти, только желание показать власть. Темный Лорд терзает ее губы до боли, а она не может даже оттолкнуть его из-за неравенства физической силы.

‒ Пустите! ‒ пытается выкрикнуть она, но этим только позволяет языку Повелителя проникнуть в рот.

‒ Что здесь происходит? ‒ дверь кабинета открывается. На пороге стоит Люциус Малфой. Темный Лорд забыл закрыть дверь? Или для хозяина поместья здесь нет непреодолимых преград?

Волан-де-Морт удивлен, это сразу ясно. Видимо, увлекшись доказательством своей силы, он не проконтролировал приближение Малфоя. Гермиона пользуется возможностью максимально отдалить от него свое лицо, но встать с колен ей все-таки не позволяют.

‒ Как ты смеешь врываться ко мне с подобными вопросами, Люциус? ‒ шипит Волан-де-Морт.

Лицо Малфоя непроницаемо холодно. Скрывать свои чувства он научился мастерски. Вот только Гермиона достаточно его изучила, чтобы видеть за маской страх и боль. Конечно, ему неприятно видеть, как Волан-де-Морт целует его жену, как она сидит на коленях у Повелителя. Но бросать вызов Темному Лорду сейчас может только сумасшедший. Что он сделает? Позволит хозяину пользоваться Гермионой и закроет на это глаза? Или умрет, защищая свою честь, и все равно отдаст супругу в руки Повелителя? Гермионе хотелось бы избавить Люциуса от этого нелегкого выбора, но она не может.

‒ Это мой дом. И моя жена. Вы сами поженили нас, хотя я просил вас этого не делать. И теперь вы сами наставляете мне рога?

‒ А если я передумал? ‒ от этих слов Темного Лорда внутри у Гермионы все холодеет. Значит, она угадала правильно!

‒ Мой Лорд, нежность нельзя получить по приказу. Я заботилась о вас по своей воле, мне было это приятно. Но если вы убьете моего мужа, то никогда не получите моей привязанности, ‒ Гермиона говорит и чувствует, что если сейчас Волан-де-Морт убьет Малфоя, она спустится в лабораторию Снейпа и сама сварит себе яд. Потому что стать игрушкой в постели Темного Лорда настолько ниже ее достоинства, что пережить этот позор невозможно.

Волан-де-Морт медленно переводит на нее взгляд, словно стараясь загипнотизировать. Чего он хочет больше: успокоить или напугать? Гермиона не знает, но в этот момент решается ее дальнейшая судьба. Она просто не может позволить себе сдаться.

‒ Помните, вы говорили, что в отличие от Дамблдора, я умею любить? И я умею, я люблю Люциуса и уважаю вас. Но я не прощу, если вы убьете его. Вы можете приказать мне, но никогда сделанное по приказу не доставит вам того удовольствия, как сделанное добровольно. Вы можете запытать меня до полусмерти, но это не заставит меня полюбить вас. Вы можете меня убить, я не боюсь смерти, потому что подобное принуждение хуже смерти.

Гермиона переводит дух. Волан-де-Морт смотрит на нее, не отрываясь, и не шевелится, словно сам загипнотизирован. Хочется посмотреть, какое впечатление ее слова произвели на Люциуса, но она боится прервать зрительный контакт с Темным Лордом и все испортить.

‒ Вы говорили, что жалеете Беллатрису. Она любила вас большего всего на свете и сошла с ума от этой любви. Вы хотите сделать меня такой же? Хотите сумасшедшую, сломанную женщину? Только я никогда не отвечу вам той же преданностью, что Беллатриса, по принуждению. Сломав меня, вы получите безвольную куклу, но не мои мозги и не мое сердце.

Гермиона замолкает. Она не знает, что сказать. Запал кончился, вместе с ним ушло вдохновение. Накатывает усталость, словно на плечи повесили ранец с камнями.

Волан-де-Морт вздрагивает и сталкивает ее с колен. Гермиона от неожиданности чуть не падает, но ей все-таки удается сохранить равновесие. Она поднимает глаза на Люциуса. Он шокирован, в нем борется столько чувств, что он сам вряд ли может в них разобраться, не то что Гермиона.

‒ Убирайтесь! Оба! Оставьте меня! ‒ почти выкрикивает Волан-де-Морт.

Супругов Малфой словно ветром сдувает из его кабинета. Только оказавшись в голубой спальне, они могут, наконец, перевести дыхание. Чуть придя в себя, Гермиона кидается вперед и крепко обнимает Люциуса, утыкается носом в его рубашку, как давно хотела. Он еще с минуту стоит, словно застывшее изваяние, а потом и сам крепко ее обнимает, утыкается носом в макушку и снова замирает.

Так они стоят некоторое время, приводя в порядок лохмотья нервов, сильно пострадавшие после сегодняшнего столкновения с Темным Лордом.

‒ Нам теперь несдобровать, ‒ невесело усмехается Гермиона, когда к ней возвращается способность говорить.

‒ Повелитель забрал у меня все: свободу, гордость, Нарциссу, дом… Я не мог позволить ему забрать еще и тебя! Темному Лорду стоит понять, что в жизни его слуг должно быть что-то, ради чего стоит жить, помимо него и его идеалов.

‒ Я люблю тебя, Люциус! Я бы выпила яду, если бы он тебя убил!

Руки Малфоя напрягаются. Он явно недоволен таким решением.

‒ Не надо! Ты должна жить! Без тебя мир станет темнее…

Он поникает от этого откровения. Гермиона подталкивает его в сторону и усаживает на кровать. Сама она опускается рядом и пытается поймать его взгляд.

‒ Люциус, мы справимся. Мы найдем способ выкрутиться из этой передряги!

‒ Знаю, ‒ он снова крепко обнимает жену. ‒ Главное, что мы вместе. Но неужели ты спала с … ним?

‒ Нет! ‒ Гермиона даже ужасается этому предположению. ‒ Никогда! Я носила ему завтрак, накрывала пледом, сидела с ним и разговаривала ни о чем. Я была ему другом, но не любовницей!

Конечно, она упускает кое-какие детали, но ведь это же во благо, да? По крайней мере, Люциус от ее слов заметно успокаивается.

‒ Я очень рад. Даже думать не хочу, что … он тебя трогал…

‒ Люциус, мне приятно, что ты меня ревнуешь, но не стоит. У нас есть дела поважнее.

Малфой тут же становится серьезным и кивает. Теперь их жизнь в опасности, но они твердо намерены выжить друг ради друга.