Свой выбор - 1 (джен)

Дни шли за днями. Гарри окончательно втянулся в учебу и мало обращал внимания на то, что порой происходило вокруг. Тот факт, что вороны редко пересекались на занятиях с львами или змеями, сильно этому способствовал. Лишь в гостиной факультета или за столом в Большом зале мальчик узнавал об очередном витке противостояния между алым и зеленым факультетами.

Как-то раз, сидя в Библиотеке и листая толстый справочник для очередного эссе по Трансфигурации, Поттер на своей шкуре ощутил все прелести этого противостояния, когда в зал, пыхтя и топая, ввалился Рон Уизли. Он недовольно глянул на стеллажи, на сидевшую за одним из столов Гермиону, а потом направился прямо к Гарри.

— Снова ты тут! — довольно громко констатировал рыжик, за что получил недовольный взгляд мадам Пинс. — Сколько можно? Ты все время сидишь над книгами.

Гарри недоуменно поднял на мальчика взгляд.

Их общение было обрывочным и всякий раз шло по одному сценарию: большую часть времени Рональд Поттера игнорировал, но потом вываливал на рейвенкловца кучу претензий. Иногда Гарри хотелось даже посчитать количество слов, сходных по смыслу с «должен», вылетавших изо рта рыжего гриффиндорца. Вот и сегодня Рон не отступил от своего обычного наезда, выпалив:

— Почему ты поступил на этот дурацкий Рейвенкло?! Ты ведь Поттер! Твои родители учились на Гриффиндоре! Ты тоже должен был поступить к нам. А ты с воронами, этими заучками!

Гарри удивленно вздернул бровь. Складывалось впечатление, что разговор в поезде Уизли совершенно забыл. Ну а то, что Поттер ни разу не давал повода усомниться, что и он сам вполне себе заучка, доказывало, что в глазах Рона Гарри Поттер — не живой человек со своим мнением и своими желаниями, а некий условный образ, который должен соответствовать ожиданиям.

«Но так и есть, — не без горечи сказал себе юный маг. Он за эти почти два месяца успел неплохо изучить то, что писали магические издания последние десять лет, а потому прекрасно представлял то, каким виделся Гарри Поттер всем нынешним подросткам и детям. Пока сам Гарри сносил наказания и голодовку в темноте маленького чулана, его ровесники из магического мира читали выдуманные истории о подвигах Мальчика-Который-Выжил и играли с куклой «Гарри Поттер». — Для Рона я не человек. Он придумал себе Поттера и никак не может отказаться от своей мечты. Я, лично я, его не волную. Лишь его собственные желания».

— Что ты хочешь, Рон? — спросил Гарри строго. — Что такого случилось, что ты пришел в Библиотеку, чтобы сообщить мне свое весьма ценное мнение?

— А где тебя еще искать, если не здесь? — хмуро и обиженно выдохнул Уизли. — Ты торчишь в Библиотеке днями. Не удивлюсь, если и ночами!

— Так чего ты хотел, Рон? — устав слушать претензии, спросил Поттер.

— Вуд укомплектовал команду по квиддичу! — с возмущением заявил Рон и таки плюхнулся на стул напротив Гарри. — И ты бы видел, кого он взял на место ловца! Да я в сто раз лучше летаю.

— И при чем здесь я и мой факультет? — в недоумении спросил Гарри.

— Если бы ты учился с нами, тебя наверняка бы взяли в команду! — с возбуждением ответил рыжик. — Твой отец был отличным игроком. И даже капитаном! Квиддич у тебя в крови!

— Даже если и так, Рон… С какого перепугу меня кто-либо взял бы в команду на первом курсе? — опешил Гарри.

— МакГонагалл обязательно бы это устроила, — заверил Рон. — Она очень любит квиддич и радеет за свою команду. Но у нас давно не было хороших игроков. Фред и Джордж — загонщики, но в их деле важно лишь то, как умеешь битой махать.

— А мое мнение никого бы не взволновало? — опешил от таких заявлений Поттер. — Мне казалось, для занятий данным видом спорта необходимо желание и самих игроков.

— А ты не хочешь играть?! — неверяще воскликнул рыжик.

— Мистер Уизли! — недовольно осадила мальчика мадам Пинс.

— В игру, цель которой забивать мячи в кольца, сидя на метлах на высоте в сотню футов над землей? — фыркнул Поттер. — В игру, где легко покалечиться и оказаться в Больничном крыле на несколько дней? В игру, которая отнимает значительное количество сил и времени, но не прибавляет знаний? Спасибо, конечно, но я ни сейчас, ни в будущем не буду даже пытаться ввязываться во что-то подобное.

— Что?! Да как ты можешь? — вскричал Уизли, за что заработал не просто окрик библиотекаря, а требование покинуть зал Библиотеки.

Гарри вздохнул, покачал головой и вернулся к книгам, но через минуту поймал себя на том, что раз за разом пробегает взглядом по одной и той же строчке. Разговор с Роном не желал выходить из головы.

Поттер уже заметил, что Уизли не преследовал его каждый день, но всплески «дружеского внимания» происходили время от времени. И после происшествия с лестницей участились, будто кто-то влиял на Рона, понукая того вести с Гарри «душеспасительные» беседы, увидев, что мальчик не увлекся идеей запретного коридора и усиленно налегает на учебу.

— Будто кому-то очень мешает то, что я учусь и задаю вопросы, — себе под нос пробормотал мальчик. — Хотя логично. Если судить по образу моего отца и тем россказням, которые обо мне сочинили… Мне положено не учиться, а веселиться, геройствовать, лезть в каждую бочку и каждую щель, играть за сборную, а потом, после учебы, стать каким-нибудь… бравым аврором. Однако!

Вспомнилась беседа с Помоной Спраут, состоявшаяся несколько дней назад. Большую часть октября, реализуя то, начало чему положила бабушка, юный маг то и дело после занятий сопровождал Невилла в теплицы, мотивируя это тем, что Травология не самый любимый предмет и ей нужно уделить побольше внимания.

Профессора такой подход впечатлил, и она сама довольно легко перешла к столь важной для Гарри теме — упомянула родителей:

— Похвальное рвение, дорогуша. Ваш отец тоже не блистал в гербологии, вы явно справляетесь лучше него. Джеймс не пытался хоть как-то разобраться, отлынивал и эссе писал весьма посредственно.

Слушая волшебницу, Поттер решил, что дополнительные занятия — идеальный способ получить сведения о родителях. Учителя, не вынужденные отвлекаться на весь класс, вполне могут поделиться воспоминаниями, особенно, если их подтолкнуть к этому.

Пока Гарри и Невилл вдумчиво смешивали в больших ящиках грунт с драконьим навозом и другими питательными веществами в разных пропорциях — заготавливали материал для уроков разных курсов, на которых в ближайшее время планировалось множество разных пересадок — профессор довольно подробно, пусть и в мягкой форме рассказала мальчикам о том, как вел себя Джеймс Поттер в стенах Хогвартса.

Вспоминая сейчас тот рассказ, Гарри мог лишь кривиться. Пусть он и до этого неплохо представлял себе личность отца, но дедушки и бабушки фактически не знали Джеймса Поттера с того момента, как он отправился в школу. Два месяца летних каникул и скудные письма мало говорили о нем, а после единственный сын Флимонта и Юфимии и вовсе взбрыкнул, пожелав рано жениться и съехать от родителей.

А вот учителя наблюдали рост и развитие Джеймса Поттера изо дня в день на протяжении семи лет. В те самые семь лет, когда ребенок превращается во взрослого.

— Ну… во взрослого в своих глазах, а не в глазах преподавателей, — сказал вслух Гарри, припомнив книги по психологии, которые читал как раз этой весной, решив, что пора получше узнать о переходном возрасте.

В школе Джеймс с первых дней стал сначала негласным лидером своего курса, а после третьего курса — и всего факультета. Фамилия семьи, покровительство директора и поддержка друзей дали Джеймсу ощущение уверенности, постепенно переросшее в иллюзорное чувство превосходства над остальными.

Спраут ничего не говорила прямо, но Гарри и сам быстро понял то, что она осторожно обходила стороной и чему не давала оценку. Еще бы! Избалованный родителями, всякий раз прикрываемый Дамблдором, Джеймс Поттер быстро привык к своему статусу неприкосновенного, которому все легко сходит с рук. И это обернулось тем, что гриффиндорец учился спустя рукава, а все свободное время отдавал многочисленным безобидным и не очень проделкам.

Один раз поиздевавшись над слизеринцами и не получив за это существенного наказания ни от своего декана, ни от декана Слизерина, ни от директора, Джеймс и его друзья продолжили свои не самые чистые делишки. А собственноручно напяленная корона настолько застилала глаза Джеймсу, что он не понимал истину — она ему не по размеру. Его мир был ограничен собственными мыслями, фантазиями и словами друзей. Критически взглянуть на себя он не хотел или не мог. Хотя к этому раз за разом призывала Лили Эванс. Но даже мнение понравившейся девочки не могло отрезвить Поттера.

Безнаказанность и самоуверенность с годами только росли, вылившись в то, что Джеймс и его друзья обзавелись целой кучей врагов в стенах школы. Поттер и Блэк, заводилы квартета, отлично разбирались в иерархии магического общества, а потому всячески избегали того, чтобы третировать чистокровных и тех, кто имел некую протекцию. Но вот остальным жилось туго.

Поттер и Блэк насмехались над магглорожденными со своего факультета, бесконечно доставали тихонь-барсуков, даже воронов стороной не обошли. Но самой впечатляющей травле подвергся единственный на их курсе полукровка со Слизерина, которому и без Поттера с Блэком приходилось несладко.

Гарри поежился, представив то, как обращались мародеры с Северусом Снейпом. И не мог ему не сочувствовать, ведь и сам в каком-то смысле испытал на своей шкуре что-то подобное.

«Дети за грехи отцов не в ответе, но я явно расплатился по отцовским счетам. Интересно, изменил бы что-то Джеймс Поттер, если бы знал, что однажды его сыну придется пережить что-то подобное?»

Ответа не было.

И Гарри еще повезло, что начать он решил именно с профессора Спраут. Точнее, за него так решила бабуля, прекрасно знавшая характер своей знакомой. Даже от болтливой преподавательницы Травологии Поттер узнал весьма урезанную и смягченную версию. Остальные вряд ли бы поделились с Гарри хоть половиной этого. За два месяца мальчик убедился, что многие преподаватели в Хогвартсе или предпочитают вовсе не говорить о его родителях, или, за давностью, стараются помнить лишь хорошее.

— О мертвых или хорошо, или ничего, — нерадостно фыркнул Гарри.

Он все же навестил Хагрида. Точнее, он шел к опушке Запретного леса, собираясь по сложившейся традиции провести час-другой в корнях приглянувшегося дерева, откуда его нельзя было увидеть из замка, но столкнулся с лесничим. Тот решил, что Поттер пришел в гости и вынудил юного мага зайти на чашку чая.

В ту чашку поместилось бы не меньше десятка обычных порций чая, но хоть сам напиток был невероятно вкусным, и Гарри, воспользовавшись возможностью, выпросил у полувеликана кое-какие травы, которые тот добавлял в чай. Идею с чаепитиями воронята таки осуществили, а потому полдюжины внушительных веников всевозможных травок ребят очень впечатлили.

Теперь то и дело в мальчишеской спальне проводили эксперименты, отщипывая от этих веников листики и веточки, чтобы добавить в заварку.

Визиты девочек повысили чистоту в спальне, чему Гарри был несказанно рад. Даже Майкл, бурча и недовольно зыркая на соседей, убирал свои носки и разбросанные по стульям рубашки и мантии.

Но само чаепитие у Хагрида не принесло Поттеру никаких полезных сведений. Лесничий, как заведенный, то и дело хвалил директора, вспоминал Джеймса и твердил, что у Гарри глаза матери. Но ни об учебе родителей, ни об их приключениях вне занятий не упоминал. Зато пытался расспрашивать мальчика о его успехах и всячески советовал с проблемами идти к Дамблдору, не злить Снейпа и не общаться со слизеринцами.

— Слизни же! — громко ворчал лесничий. — Злые они. Ничего человеческого в них нет. Аристократишки.

Гарри мог лишь сдерживать свое недоумение и смешки на все подобные реплики. Он будто слушал речи ребенка, для которого существует лишь белое и черное, а людей он оценивает не по поступкам, а по принадлежности к той или иной группе. Сказали ему, что Слизерин — зло, вот он и твердит это всем вокруг.

А уж речи о человечности из уст полувеликана Поттер даже обдумывать не собирался. Как и его пренебрежительное отношение к аристократии.

Но речи Хагрида прекрасно показывали ту линию поведения, которую пытались навязать Гарри.

Ненависть к Слизерину.

Осознание избранности и ответственности перед магическим миром.

Пренебрежение аристократией.

Все это объясняло мотивы отправки Гарри жить к магглам. Отрезанный от мира магии, он должен был потерять всякую связь как с ним, так и с семьей. Возвращение же в мир магии стало бы, после Дурслей, своеобразным избавлением, благодарность за которое оказалась бы направлена на первых же людей, встреченных в мире магии: на Дамблдора, Хагрида и семью Уизли. Таким образом, вместо реальной семьи, наставников и авторитетов среди людей своего круга, Поттер бы получил то, что ему бы навязали. А дальше бы продолжилось формирование взглядов мальчика, еще больше отрезая его от нужной информации, засоряя его голову «правильной».

Пойди все по плану директора, Гарри даже не узнал бы, что он аристократ, а если бы и узнал, то окружение быстро привило бы мальчику отвращение к собственному статусу. А авторитет в лице директора направил Поттера в том направлении, которое необходимо Дамблдору, сделав мальчика марионеткой в руках великого и светлого.

И хоть план частично провалился, но директор не терял веры в то, что ему удастся все изменить со временем. И Гарри искренне опасался того момента, когда от мягких действий через Уизли и Хагрида Дамблдор перейдет к чему-то посерьезнее. А такое обязательно произойдет.

* * *

За пару дней до Хэллоуина в гостиной факультета на доске появился внушительный свиток, украшенный по углам символами всех факультетов.

— Рейтинг успеваемости, — определила Се Ли раньше, чем первогодкам объяснили старшие. — Я слышала, его составляют четыре раза в год, чтобы студенты чувствовали еще и индивидуальный соревновательный дух.

Воронята столпились перед свитком, просматривая результаты. Значки возле фамилий наглядно демонстрировали, что на всех курсах по учебе лидировали рейвенкловцы. Вторыми шли слизеринцы, а вот выходцы с львиного факультета тащились в самом хвосте.

— Кубок школы уже несколько лет забирает Слизерин, — рассказала детям Пенелопа. — Но это из-за квиддича. У них всегда достаточно сильная сборная, игроки приносят своим много баллов по итогу матчей. Гриффиндор тоже всегда старается преуспеть в соревнованиях, но у них много балбесов, разоряющих копилку. Да и нет достаточно сильных учеников.

— Перси Уизли второй на пятом курсе, — отметил Терри. — После Роберта.

Малышня довольно заулыбалась. Старосту мальчиков первогодки обожали. Но обаятельную и отзывчивую Пенелопу — еще больше.

— А ты третья, — с удовольствием добавила Падма.

— Зато Гарри на первом курсе первый, — усмехнулась староста. — Так держать.

Остальные ребята дружно закивали, соглашаясь. Сам Поттер немало удивился результату двух месяцев учебы.

— Не думал, что так неплохо учусь, — признался он смущенно.

В прежней школе ему очень хотелось проявить себя, ведь он отлично усваивал материал, но из-за Дадли приходилось сдерживаться, чтобы не получить нагоняй от тети и дяди. И в Хогвартсе мальчик не стремился всех превзойти по старой привычке, хотя рядом не было Дурслей. Но все равно оказался в лидерах курса.

— Мне казалось, Грейнджер должна быть первой, — добавил он.

— Вовсе нет! — отмахнулась Лайза. — Ты у нас на самом деле самый сильный на курсе.

Гарри к собственной радости не увидел в глазах ребят зависти, а в голосе Турпин не слышалось насмешки.

— У тебя зелья всегда на «Превосходно», — поддакнул Терри. — И эссе теперь тоже на высший балл. И на Трансфигурации ты всегда первым задание выполняешь.

— Вот-вот, — покивала Менди. — А Грейнджер…

— Сестра сказала, что Гермиона даже своих раздражает, — заметила Падма. — Профессор МакГонагалл ее постоянно нахваливает и называет самой умной ведьмой столетия, но там кроме отличной памяти ничего нет. Даже минимального чувства такта, воспитанности… — Девочка недовольно поджала губы. — Вечно руку тянет, с места отвечает и смотрит на всех с превосходством, хотя ни капельки не ориентируется в нашем мире.

Гарри и сам совсем недавно нырнул в этот самый «мир», а потому немного поморщился и примирительно сказал:

— Ну ей простительно. У нее ведь нет родственников среди волшебников. Некому все объяснить.

— Нет, — покачала головой Падма, не соглашаясь. — Тут дело в другом. Ты вот тоже рос среди магглов и никто тебе ничего не объяснял, но ты ведь стремишься разобраться сам.

Поттер задумался.

А ведь верно!

Да, у него обнаружились родичи, пусть и только в виде портретов, но ведь изначально Гарри сам стремился побольше узнать о мире магии, никто его к этому не подталкивал.

— А Грейнджер из того самого типа магглорожденных, которые не желают принимать чужие правила и порядки, а пытаются навязать собственное представление о правильности. Такие тащат в наш мир свои маггловские замашки, — хмуро добавила девочка.

В Индии семья Патил относилась не просто к аристократии, а была частью династии тамошних магических правителей. Благодаря этому и в Великобритании, пусть у семьи и не было здесь родового поместья и родового камня, Патил считались аристократией самой высшей пробы.

Как-то раз Падма даже рассказала историю своих родителей, брак которых мог и не состояться из-за того, что здесь, в Британии, на отца Падмы и Парвати устроили настоящую "охоту" многие чистокровные семьи. Пусть индийская родня и считала подобный союз не лучшим выбором, но глава рода серьезно обдумывал возможность заключения выгодной сделки, узнав, что наследник младшей ветви желает взять в жены пусть и индианку, но не такую уж и родовитую.

Но будущим супругам повезло. Главу рода образумила бабушка семейства, старейшина рода, без всякого пиетета накостыляв внуку за то, что попытался разрушить счастье молодых в угоду собственным амбициям. И после никто и ни разу о таком вмешательстве не пожалел, ведь в итоге у супругов родились дочери-близняшки, а два года назад на свет появился и наследник — крепкий мальчик.

Семья Патил всячески придерживалась традиций, но удивительно легко сочетала их с традициями общества магической Британии, что даже не всем местным удавалось.

— Нам пришлось стольким поступиться, чтобы на нас не косились, — выдохнула Падма, — такие жертвы принести, а эта магглорожденная лишь фыркает и заявляет, что магические традиции — пережиток, магия — только сила, которой управляют люди…

Дальше девочка ничего не сказала, но все ее прекрасно поняли.

— А она еще не только всех поучает!.. — добавила Падма через минуту. — Она очень завистливая.

Гарри хмыкнул и решил, что девочка преувеличивает, но убедиться в ее словах смог на ближайшем уроке Чар, произошедшем как раз в Хэллоуин, когда на практическом занятии в аудитории собрался весь курс.