Однажды в другой вселенной (гет)

Космос — это западня. Грёбаная ловушка для придурков-идеалистов — другими словами, учёных, — которым не сидится на тёплой и уютной Земле. Земля — дом, Космос — смерть. Нет, не быстрая, если, конечно, ты не решил покурить в открытый иллюминатор. О, нет. Нет-нет-нет. Умирать будешь медленно, даже не осознавая, что отходишь в мир иной. Ты уже мёртв, когда станция покидает атмосферу родной и милой Земли, и, если тебе посчастливилось вернуться обратно, то тебя можно спокойно называть Иисусом и создавать новую религию.

Тина уже давно выучила зубодробительный текст молитв. Её любимая — "Отче Наш". Банально до одури, но именно эта короткая мольба всегда помогает успокоиться. Весь секрет — сосредоточиться на словах. Тревога уходит сама собой, а хладнокровие возвращается, принося с собой ясность мыслей.

То есть то, что просто, чёрт возьми, необходимо для выживания в космосе. Может, поэтому Тина до сих пор жива. Может, ей просто везёт. Может, Вселенной захотелось поразвлечься, наблюдая за тем, как Тина бродит по явно необитаемой планете в поисках даже не жизни — хотя бы собственного корабля.

Они что, улетели?

Тина уже четыре раза прочла Отче Наш, поэтому её руки не трясутся, а дыхание ровное. Что, кстати, очень даже неплохо: воздух в скафандре ограничен.

Тина читает молитву в сто тридцать второй раз, привалившись спиной к неровному валуну, когда на алом горизонте появляется маленькая чёрная точка. Второе солнце неизвестной планеты село несколько минут назад, поэтому видимость не особо хорошая, но сомнений нет: это станция.

Бог действительно есть, думает Тина — далеко не в первый раз — и поднимается на ноги, лениво взмахивая руками. Обе ракетницы на поясе пусты, так что остаётся привлекать к себе внимание довольно старомодным способом, но Тина совершенно спокойна: Бог-то есть.

Станция быстро приближается, и Тина в какой-то момент понимает, что, кажется, это не совсем её корабль.

Ладно, мало ли в космосе кораблей. В конце концов, все летят с Земли. Все они равны: абсолютные неудачники, которые, скорее всего, не вернутся обратно.

Корабль зависает в воздухе, а потом медленно опускается на поверхность планеты, поднимая неровные клубы тёмно-коричневой пыли. Он огромный; земля под ногами Тины вздрагивает, и Тина вздрагивает вместе с ней: станция выглядит угрожающе. Нет, дело не во внешнем виде; так-то корабль как корабль, ничего особенного. Дело в Тине: Тина верит интуиции, а сейчас интуиция советует хорошенько пробежаться в противоположном от корабля направлении. Интуиция — это святое, это как молитва, поэтому Тина делает небольшой шажок назад, ещё один, и ещё, но помчаться со всех ног ей мешает портативное силовое поле. Тина с исследовательским любопытством смотрит на горящие вокруг неё синие огоньки: таких технологий она ещё не видела, а потом понимает, что не может двинуться с места. Совсем. Может пошевелить рукой, но только с неимоверным усилием.

Плохо. Это — плохо. Это значит, что Тину воспринимают как врага. Это значит, что, скорее всего, на Землю она больше точно не вернётся.

Тина стискивает зубы и под учащающийся стук собственного сердца читает Отче Наш в сто тридцать третий раз.

От корабля к ней направляются три фигуры. Скафандры на них матово-чёрные, а стекла шлемов затемнены. Тине не удаётся поймать за хвост ускользнувшую мысль: где-то она таких уже видела.

Фигуры обступают её с трёх сторон, и Тина приветливо — ей хочется думать, что её оскал выглядит именно так, — улыбается тому, кто стоит напротив неё. Затемненное стекло никак не реагирует на её отбеленные зубы, а вот скафандр справа подходит ближе.

Тина бы подняла руки в жесте доброй воли, но всё, что она может — это едва заметно пошевелить кистью. В общепринятом языке жестов это не значит ничего.

Алое небо, постепенно переходящее в фиолетовое, причудливо отражается в шлемах, придавая стёклам необычайно глубокий оттенок. Тина прекрасно понимает, что сейчас делают эти трое: совещаются, решая её судьбу.

То, что силовое поле резко отключается, Тина воспринимает как хороший знак. Не удержавшись, она падает на колени и тут же поднимает обе руки: она сдаётся.

Тот, что слева, качает головой и рукой показывает на корабль.

Пока живём, радостно думает Тина, бросая взгляд на небо: спасибо, Бог.

Округлой формы шлюз закрывается за их спинами, когда они заходят внутрь станции. Ботинки с лязгом прилипают к полу: привет, гравитация; а грохот двигателей слышен даже сквозь шлем. Тина с интересом осматривается, но в шлюзовом отсеке полутемно, видны только змеящиеся провода на стенах да тусклые лампы по бокам.

Повинуясь жесту одного из сопровождающих, она снимает шлем и с наслаждением вдыхает кажущийся невероятно свежим воздух.

Ещё бы — после стольких часов в скафандре.

Тина взъерошивает руками слипшиеся волосы и чувствует себя относительно хорошо, когда её почти вежливо подталкивают в спину.

Ему лет тридцать. Второму — столько же. Третий чуть постарше, в небольшой бородке уже поблёскивает седина.

У всех троих — татуировки на шеях. Тина разглядывает треугольник с вертикально перечёркнутым кругом внутри и вдруг вспоминает. И холодеет.

Это знак пиратов.

Это знак пиратов Грейвса.

Она автоматически шагает вперёд, тупо глядя в спину идущего перед ней мужчины. Грейвс — он как космос: скорее всего, тебя убьёт.

Им мало рассказывали про космических пиратов в целом, но вот лично Грейвсу уделили целых три слайда длинной вступительной презентации. Стандартный набор (жесток-умён-неуловим) дополняли благородные черты лица и невероятные стратегические способности. Ограбления межгалактических станций проходили как по маслу, потому что двумя годами ранее один из его людей вступил в команду экипажа, а второй уже пять лет работал на заводе по производству дверей для космических кораблей — и так далее. Он мыслил масштабно — и даже слишком, поэтому понять, что на что влияло, было очень сложно и пока что выходило за грани возможностей только начавшей развиваться космической полиции.

Короче говоря, Грейвс был крайне хитрым и совершенно непредсказуемым подонком.

По шее Тины струится холодок, очерчивая линию позвоночника. В скафандре вдруг становится очень прохладно, и Тина мельком смотрит на маленький экранчик: нет, с температурой всё в порядке.

Время молиться, думает Тина, когда её приводят на мостик, с которого открывается потрясающий вид на планету, закутывающуюся в ночь. Совсем рядом мерцают звёзды, весело подмигивая: мы вот живы; а с левой стороны медленно выползает покрытая оспинами местная луна грязно-бежевого цвета.

Грейвс стоит спиной к Тине, заложив руки за спину. Капитан Тины, Серафина Пиквери, тоже любила так делать; она могла простоять всю ночь, просто глядя на бескрайние просторы космоса, в такие моменты кажущегося дружелюбным.

Тина предпочитает ночью спать и ничего не теряет: днём космос абсолютно такой же; ему всё равно, какие разделения на сутки придумали люди.

— Вы знаете, почему вы всё ещё живы? — интересуется Грейвс, чуть поворачивая голову.

Низкий голос, чётко очерченный профиль.

— Нет, — честно хрипит Тина и негромко откашливается. В горле неприятно першит, и она подавляет машинальное желание потереть пальцами область трахеи.

— Я тоже, — Грейвс встаёт спиной к звёздам, и Тина удивлённо поднимает брови: Грейвс носит галстук.

Никто не носит галстуки в космосе, понимаете?

— Вас заметил мой штурман, — Грейвс делает шаг вперёд, и Тина отшатывается, упираясь в чью-то грудь.

Сильная рука возвращает Тину на место.

— Честно говоря, мне стало интересно, — Грейвс подходит к ней ещё ближе, — какого чёрта вы вообще забыли на этой равнине? Решили позагорать? — он пытливо всматривается в её лицо. — Вечерний променад?

Тина моргает.

— Э-э-э-э, — информативно отвечает она, пытаясь быстренько прочитать молитву. — Я — Тина, — говорит она, так как в голове отчего-то смертельно пусто.

Грейвс терпеливо кивает.

— Прекрасно. Это должно мне как-то объяснить ситуацию? — осведомляется он, чуть наклоняя голову влево.

Тина хочет закрыть лицо руками и хотя бы попытаться собраться с мыслями. Паники нет, но вместо этого лексический запас стремительно пустеет, а ладони становятся неприятно влажными.

Она опускает взгляд, рассматривая исцарапанные ботинки скафандра. Ей точно потребуются новые — если, конечно, её сейчас не вытолкнут в открытый космос. Тогда уже будет всё равно.

Грейвс тоже молчит, видимо, ожидая ответа. Люди на мостике с интересом косятся на Тину; они выглядят совершенно нормальными и непохожими на пиратов.

— Я не знаю, где мой корабль, — наконец выдавливает Тина, продолжая исследовать состояние обуви. — Я... Мне надо было собрать образцы, я отошла чуть дальше положенного, потом... — она трёт ладонью лоб, мучительно пытаясь вспомнить. — Я так и не поняла, что произошло; меня просто выкинуло в другое место... — Тина поднимает взгляд, встречаясь глазами со взглядом Грейвса. — Я — доктор наук, я совершенно безвредна, — делает попытку она, пытаясь разглядеть в его зрачках хоть немного милосердия.

Никакого милосердия там нет и в помине, зато в глубине радужки вспыхивает интерес.

Грейвс смотрит на высокую девушку — Тину — и мысленно выносит ей приговор. А потом... отменяет его.

Что-то его цепляет; он сам не знает, что именно. То ли шоколадные глаза красивой формы, то ли приятный тембр голоса, то ли небрежная мальчиковая причёска. Грейвс верит в судьбу, и сейчас ему кажется, что судьба даёт ему знак.

— Доктор наук... — задумчиво тянет он, глядя в расширенные зрачки. — Специализация?

— Поверхностные слои литосферы планет класса G2,5 V, — Тина чуть откидывает голову, выпрямляя спину.

Позади слышен лёгкий смешок, а затем маскирующее его покашливание.

Вот ты и упустила последний шанс выжить, понимает Тина. На пиратском корабле не нужен почвовед, ещё и ограниченный планетами определённого спектрального класса.

— Есть степень по математическому программированию и интерполяции, — уже обречённо добавляет она.

Чисто теоретически, эта степень должна помогать в настройке бортовых компьютеров — то есть, чуть повышать полезность Тины. Теоретически.

Грейвс проводит указательным пальцем по тонким губам, чуть постукивая подушечкой по нижней.

Гораздо проще высадить эту красотку обратно на планету, пусть изучает свои поверхностные слои, пока воздух в скафандре не кончится. От неё будут проблемы — Грейвс почти предвидит это, глядя на Тину, но что-то внутри него говорит: ну и пусть.

В конце концов, он пират. Проблемы — его стихия.

Грейвс снова смотрит в глаза Тины. Он не может её отпустить: надо же разобраться, что в ней такого, что затронуло давно забытые струны окаменевшего сердца.

— Добро пожаловать на борт, — говорит Грейвс, наслаждаясь удивлёнными лицами команды и ещё более удивленным лицом Тины. — Придётся захватить пару жилых модулей на планетах класса G2,5 V, чтобы вам было, чем заняться, — он усмехается, снова закладывая руки за спину и поворачиваясь к звёздам. — Отведите её в отсек D, — приказывает он, рассматривая созвездие Сетки.

— Спасибо, — тихо шепчет Тина, не веря своему счастью.

Космос снова оставляет её в живых.