В свете луны (гет)

В детстве, когда Драко было всего года четыре, мама перед сном рассказывала ему необычную сказку, при воспоминании о которой сердце замирало.

Свободная в тот вечер от балов и светских застолий, Нарцисса решила провести его с сыном и поведать историю, покорившую её сердце очень давно. Она узнала её от сестры, как потом рассказала Малфою мама, встречавшейся с маглом. Книга, подаренная тетей Андромедой, в которой хранилась эта история, отличалась от ей подобных, что часто приносили мальчику домашние эльфы. Та книжка была тяжела, словно весила тысячу тонн, а картинки в ней были застывшими, словно неживыми. Было и множество страниц, пожелтевших, будто листья осенние. Маленькому Драко казалось, что книжка сломалась, но его мама, мягко погладив сына по светлой макушке, и тихо, будто боясь, в ответ прошептала на ушко: «Она не из нашего мира. Картинки в этой книжке всегда были бездвижны, но только это большой секрет. О ней папе ни слова, хорошо?». Тогда мальчик кивнул и пообещал маме сохранить тайну.

В голове Драко всё ещё жило воспоминание, как Нарцисса, устроившись поудобнее и обняв его, открыла книжку на сорок восьмой странице с картиной бескрайнего моря, и как мягкий голос матери начал наполнять комнату.

В той сказке не было привычных чудовищ, доблестных магов, принцев на белом коне, дамы в беде и даже счастливого конца. Эта история была сурова в своей несправедливости и не давала даже намека на счастливый конец. В тот вечер будущий лорд умолял свою маму сказать, что это неправда, выдумка, пришедшая ей в голову. Ему хотелось верить, что русалочка*, пожертвовшая собой, жива; что эта она вышла замуж за принца, просто выпив оборотное зелье. Он не верил, что столь чистая, невинная девушка получила столь печальный конец в своей истории. «Это несправедливо, — говорил маленький Драко, — она хорошая, а у них всегда все хорошо. Скажи, что есть другой конец… Счастливый…»

Но всё, что смогла сказать мать будущему лорду в ответ на его молитвы — мягкое напутствие: «Дорогой мой сынок… Драко, я хочу, чтобы ты кое-что понял: часто в нашем мире случается несправедливость и жестокость. От них никто не может быть защищён. Они случаются как и с хорошими, так и с плохими людьми. Я хочу, чтобы ты знал об этом и всегда был готов. Запомни это, и тебя будет не сломить». Эти слова, произнесённые в тот далекий вечер, накрепко засели в голове Драко, буквально записались на подкорку. Он прислушался к матери и старался придерживаться напутствия.

Но сегодня, шестнадцатого сентября тысяча девятьсот девяносто шестого, стоя в пустом зале Выручай-комнаты, дрожа от паники, словно лист на ветру, Драко позабыл про все на свете. Он был не готов к предстоящему. Просто не готов… Драко хотел сбежать, отсрочить предстоящую ночь… Ночь полнолуния…

До сегодняшнего вечера ему казалось, что он сможет избежать превращения в волка; что отец или мать пришлют ему выкраденную у Волан-де-Морта колбу с антидотом, или крёстный сможет раздобыть формулу и сварить зелье. Драко верил, что сможет спастись от уготованной для него суровой участи. Чёрт возьми, он даже взывал к Мерлину, словно веря, что этот великий маг спустится к нему с небес и выручит его. Но, к его великому сожалению, ничто и никто не могло ему помочь. Надежда в его сердце жила до последнего, но почувствовав, как с каждой минутой солнце все дальше уходило за горизонт, уступая свое место для луны, она угасла, как спичка.

Весь день у Драко была высокая температура, а голова беспощадно болела. Он постоянно дергал плечом, где остался шрам от укуса, словно пытаясь стряхнуть с него муху. А чувства его настолько сильно обострились, что он буквально мог идти по запаху или сломать вилку, слегка надавив на нее. Это одновременно пугало и заставляло Драко восхищаться.

Мощь и сила… Они пропитывали его тело и мышцы, давая ему преимущество на тренировках. Слизеринец никогда не чувствовал такого. Казалось, что ему подвластно все. Малфой даже был бы готов остаться с этим проклятием навсегда, если бы мог избавится от ежемесячного превращения.

Вздохнув поглубже, Драко снял рубашку и вышел к центру комнаты, где стояла гигантская клетка. Её стальные прутья, защищенные магией для надежности, были толще, чем дюжина палочек в охапке волшебника. Пройдя внутрь сооружения, Драко услышал характерный звон металла. Дверь клетки захлопнулась и откроется лишь на рассвете. Подойдя к прутьям выхода, он сжал их и дернул пару раз. «Надеюсь, что выдержат», — подумал про себя Малфой. Пройдя в дальний угол, парень сел на холодный пол, вытянул ноги и посмотрел в окно. В его серых, как пепел, глазах отражались облака, прикрывшие собой, словно занавес, лик луны. Отведя взгляд на часы, Малфой начал насвистывать мелодию любимого произведения, пытаясь успокоиться.

Драко предстояло пережить превращение в одиночку. Нотт порывался пойти с ним, но его убедили, что лучше ему остаться в гостиной. По мнению Малфоя, Тео не стоит видеть весь этот ужас. Тем более, для него так спокойнее. Драко казалось, что, превратившись, он вполне будет способен сломать прутья и преодолеть специальный защитный барьер. Он не готов так рисковать. Тем более, Северус Снейп, по удачному стечению обстоятельств дежуривший на восьмом этаже, не позволил бы своему студенту всю ночь провести без сна.

Драко пытался расслабиться. Избавиться от лишних мыслей и вспомнить что-то хорошее. Ему хотелось оживить в памяти первый полет на метле, когда ветер ласкал лицо своим теплым дуновением, образ матери, мягко перебирающую клавиши фортепиано или отца, сидящего с ним на трибуне в день матча по квиддичу, когда Драко было семь. Но страх был сильнее…

Неожиданно он почувствовал, что в легких исчез весь воздух, будто он оказался под водой. Его взгляд сразу метнулся в сторону окна. На небе в сопровождении ансамбля звезд появилась луна. Её слабый серый свет окутал Малфоя, заставляя вжаться в прутья. Он словно пытался сбежать, протиснуться через тонкие щели в клетке.

Драко слышал, как кости под кожей трещали и чувствовал, как они ломались, вызывая невыносимую боль. Только сейчас он понял, что агония от раны, оставленной Сивым, была мелочью по сравнению с превращением. Кости изменяли свою форму, а мышцы вместе с ними растягивались, обвивая их. Драко выгнул спину назад, запрокинул голову и заорал во весь голос, срывая связки. Ему казалось, что так станет легче… Но боль была той ещё сукой и не хотела уступать.

Парень был готов провалиться в манящую тьму своего сознания, лишь бы избавиться от этого чувства, но беспощадная боль, пронизывающая все тело, не давала такой возможности. Она была сурова, как Волан-де-Морт, и горяча, как лава.

Но внезапно боль отступила, уступая место облегчению. Кости застыли, а мышцы наполнились силой. Драко, прикрыв глаза, тяжело выдохнул. Он впервые чувствовал такую расслабленность, дарившую столь много радости. Он вытянул, как ему казалось, руки вперед, прогибаясь в пояснице. Но, открыв глаза, он увидел лапы, покрытые черной, словно сама тьма, шерстью. В первые секунды мозг отказывался воспринимать реальность. Паника накатывала волнами, заставляя сердце биться чаще. Взглянув в окно, Драко увидел отражение своего нового обличия.

Массивное волчье тело, длиной почти в десять футов**, было покрыто густой шерстью, переливающейся в свете луны, и возвышалось над полом на четырёх, внушающих ужас своими размерами, лапах. Ярко-голубые глаза, цветом напомнившие летнее небо, сильно выделялись на тёмном фоне волчьей морды. Убедившись, что зрение его не обманывает и это не игра воображения, он почувствовал, как его пульс стал замедляться. Паника отступила, давая возможность познакомиться с новой сущностью.

Драко попытался сделать шаг вперед. Казалось бы, легкое дело — заставить лапы двигаться. Но парень чувствовал себя, будто ему всего год, и он пытается сделать первый шаг в своей жизни. Подняв правую переднюю лапу вместе с левой задней, он почувствовал, как равновесие покидает его тело, заставляя упасть на бок. После этого он встал и снова попытался сделать шаг, но опять упал.

Драко не сдавался и спустя буквально полчаса грациозной походкой прошелся вдоль стальных прутьев клетки. В этот момент внутри него загорелось теплое пламя гордости за себя, словно его команда выиграла школьный кубок по квиддичу. Он давно не ощущал себя так хорошо. В этом, казалось бы, ужасном обличье, Драко ощущал себя как никогда комфортно, словно всегда должен быть волком. Он хотел выбраться за пределы этих стен и пробежаться вдоль берега Чёрного озера. Но голос разума, не покидавший его головы, напомнил, что в любой момент его волчья сущность, сдерживаемая магией зелья, может взять верх и растерзать любого человека, встретившегося ему на пути.

Но, несмотря на это, на душе появилось некое спокойствие. Пережив самую страшную часть полнолуния, Драко чувствовал, что страх превращения отступил на задний план и он мог наконец-то сосредоточиться на данном ему Тёмным Лордом задании. Хотя говорить об этом было еще рано. Но сейчас, впервые за несколько месяцев, Малфой не переживал и чувствовал давно забытое умиротворение.

Сделав несколько кругов по клетке, Драко почувствовал сонливость, веки стали слишком тяжелыми, чтобы держать их открытыми. Дойдя до угла, он опустился на землю и свернулся калачиком, проваливаясь в столь привлекательные объятия сна.

* * *

Ужин всегда был самой ожидаемой частью дня для любого студента Хогвартса. В это время Большой зал наполнен той самой атмосферой тепла и уюта, так сильно схожей с домашней. В воздухе витал вкусный запах еды, приготовленной с любовью домашними эльфами. В любой части зала был слышен шепот переговоров и споров, гром, шелест страниц и звон тарелок.

На своих обыденных местах в центре гриффиндорского стола вновь сидело Золотое трио, бурно что-то обсуждавшее. Никто не мог расслышать их голоса (спасибо заклинанию «оглохни»), но всем было видно, что дискуссия была весьма напряженной.

— Он никогда не пропускал занятия за все шесть лет. Я чувствую, что он исчез не просто так, — сказал Гарри, смотря прямо Гермионе в глаза, нависнув над тарелкой. — Снейп его просто покрывает. Я слышал, как Паркинсон жаловалась Гринграсс, что не могла найти Малфоя весь вечер, а зайдя утром к нему в комнату, узнала, что он вообще не появлялся.

— Гарри, пожалуйста, перестань видеть в Малфое только Пожирателя Смерти. Я устала тебе повторять, что, возможно, у него действительно в семье что-то случилось. Вдруг после всех этих событий, произошедших у них в семье, у Нарциссы появились проблемы со здоровьем. Ты же сам видел на чемпионате, как Малфой относится к матери. Она действительно ему дорога. Тем более, ты видел, что Снейп всю ночь дежурил на восьмом этаже. Мне надоело напоминать, что на втором курсе ты тоже думал на Малфоя. Тогда хотя бы у тебя были причины. А сейчас ты строишь свои теории всего лишь на том, что Драко и его мать зашли в Лютный переулок.

И так уже продолжалось несколько недель. Гарри и Рон везде ходили с картой Мародеров, следя за каждым шагом Малфоя, после чего обо всем рассказывали Гермионе. Их не устраивало, что слизеринец зачастил в библиотеку, проводя там большую часть своего свободного времени. Их не устраивало его безразличие к гриффиндорцам и неестественная бледность. Иногда Гермионе в голову приходила бредовая мысль, суть которой состояла в том, что вся эта ненависть — лишь предлог для её друзей, чтобы следить за своим кумиром. Поделившись с Джинни этой точкой зрения, Грейнджер услышала одобрительное хмыканье, а потом и заразительный хохот.

— Гермиона, как же ты не понимаешь, что его семья является правой рукой Волан-де-Морта? — встрял в спор Рон, разделявший позицию друга.

— А когда ты наконец-то поймешь, что не всегда люди в семье могут разделять одну точку зрения?

— Да, возможно, ты права, Гермиона, — вместо друга ответил Поттер, — но мне не даёт это покоя. Все знают, что база Волан-де-Морта находится в северном Уилтшире, где также находится и особняк Малфоев. Представь, какое это совпадение. Плюс, ты забываешь, что Реддл…

— Мне это надоело, — внезапно прервала Гарри Гермиона, хлопнув ладошкой по столу. — Я устала слушать это. Ещё раз услышу от вас двоих… — поймала недоумевающий взгляд рыжего друга. — Да, Рон, тебя это тоже касается. И не надо на меня так смотреть. Так вот, ещё раз услышу про Малфоя в роли Пожирателя или про Волан-де-Морта в их доме, я превращу вас в хорьков. Пока у вас действительно не будет доказательств причастности Малфоя к действиям Пожирателей, я не буду воспринимать вас всерьез. Ведёте себя, словно дети, играющие в детектива. И если вы не против…

Её голос на секунду замолк, а взгляд остановился на слизеринском столе. На лице появилась ухмылка, так сильно схожая со слизеринской:

— О, смотри, Гарри, там Малфой сидит и за обе щеки уплетает еду. Может, подойдёшь и узнаешь, где он был, раз ты так волновался?

Не успели парни взглянуть на стол под зелёными гербами, как Грейнджер уже убежала в сторону выхода, намереваясь прогуляться по замку и вернуться, лишь когда наступит комендантский час. Ей нужно было слегка отдохнуть от этой болтовни.

А за столом Слизерина и вправду сидел Малфой, собравший вокруг себя половину факультета. Он весело что-то рассказывал, и на его лице сияла привычная ухмылка, сопровождавшая его большую часть учебных лет. Мертвенная бледность исчезла, даже вернулся румянец. Малфой словно приехал с отпуска, длившегося целых три месяца, хотя отсутствовал всего один день.

— Не нравится мне это… — тихо прозвучал голос Рона, эхом раздавшийся в голове Гарри. Тот вновь взглянул на место, где секунду назад стояла подруга.

— Рон, Гермиона ушла.

— Что? — спросил отвлеченно Уизли, после чего слегка дернулся и взглянул на место Грейнджер. — Ну и пусть. Все равно, она нас слушать не будет, пока не успокоится. Давай лучше обсудим предстоящую тренировку.

А в это же время Гермиона, не спеша, шла по лестнице, держа в руке пару черных балеток. Медленно перебирая ногами по мраморному полу, она наслаждаясь его прохладой. Она часто так делала дома, за что ее так же часто ругали родители, но не могла это прекратить. Такие прогулки по холодной поверхности пола дарили ей покой.

Вскоре Гермиона добралась до седьмого этажа, где никогда никого не было. Этот этаж после четвертого курса закрыли на реконструкцию. Предполагалось, что здесь сделают зал для тренировок использования защитных заклинаний и дуэльный клуб. Но наступил пятый курс, пришла Амбридж и проект оказался в заморозке. Дамблдор уже пообещал, что в скором времени проект возобновит свою работу, но пока седьмой этаж пустовал, что очень радовало.

Гермиона медленно на цыпочках брела по холодному коридору, прикрыв глаза и насвистывая любимую мелодию. Она уже не помнила название песни, и даже откуда ее взяла. Эта мелодия словно всегда жила в ее разуме. Она была мягкой, словно облако, и дарила такое простое чувство счастья, что девушка просто не могла перестать её насвистывать.

Вдруг Грейнджер услышала шаги, нарушившие столь чудную атмосферу коридора. Повернув голову к источнику звука, Гермиона резко остановилась. К ней на полной скорости, вытянув руку с палочкой вперед, шел Маклагген. В его глазах читался страх вперемешку со злостью. Гермиона, бросив балетки на пол, попыталась достать палочку, но не успела.

— Остолбеней! Силенцио! — заклинания неуверенно сорвались с уст Кормака.

Белый луч попал прямо ей в грудь, парализуя все конечности и заставляя ее упасть на спину. Удар об пол причинил адскую боль, которая волной прокатилась по телу. Гермиона попробовала невербально применить контрзаклинание, но поняла, что это бесполезно. Палочка выпала из рук.

Вскоре в ее поле зрения появился Маклагген. Он присел возле неё на одно колено и взглянул прямо в глаза. На его губах появилась хищная ухмылка. От былого страха на лице не осталось и следа. Вид парализованной жертвы придавал ему уверенности.

Кормак аккуратно провел пальцами по лицу Гермионы, убирая каштановые пряди. Это вызывало у неё отвращение. В его жесте виднелась некая нежность и трепет, но это была лишь игра.

— Знаешь, Грейнджер, а ведь я не хотел этого. Я отговаривал себя, искал причины, но в моей голове постоянно кричал голос: «Я должен это сделать». Так что в этом виновата только ты, Грейнджер. Только ты…

Слова его были пропитаны ненавистью. Кормак словно выплевывал каждое слово.

Его рука медленно спустилась от лица к шее. Он нежно погладил мягкую кожу Гермионы. Но спустя мгновение нежность исчезла, уступая место грубости. Парень крепко схватил её за горло, всем своим весом прижимая её сильнее к полу, оставляя на белом бархате коже фиолетовые разливы. Воздуха в легких катастрофически не хватало. Гермионе казалось, что вот-вот — и она потеряет сознание, но Маклагген словно чувствовал это. Он ослабил хватку, давая возможность тонкой струйке воздуха проникнуть в легкие.

Это пытка продлилась минут пять, пока не наскучила. Для Гермионы же это время тянулось, словно несколько часов. Прикрыв глаза, она прислушалась к ощущениям. Боль была адской. Её нельзя было сравнить ни с чем. Гермионе казалось, что по её шее прокатился танк.

Маклагген отстранился буквально на секунду, чтобы разглядеть свое творение. Ему нравилось наблюдать за её страданиями, смотреть как из её глаз вместе со слезами медленно вытекала всякая надежда. Но ему этого было явно мало…

Неожиданно раздался щелчок. Гермиона от испуга открыла глаза. В его руках сверкнул металл ножа. Он медленно поднес его к носу девушки, нежно проведя по нему, давая почувствовать тонкий аромат железа. Кормак видел, как ее глаза широко раскрылись и как в них заплескался страх. Он был опьянен видом.

— Неужели ты боишься этой игрушки? Можешь не отвечать. Знаю, что боишься. И не зря, кстати. Я ведь не боюсь применить её по назначению. Все равно меня отчислят из школы за то, что я уже сделал, так почему бы мне не продолжить.

Сказав это, он медленно поднес лезвие к часто вздымающейся груди девушки. Гермиона крепко зажмурилась в надежде, что тьма поглотит сознание и подарит ей умиротворение. Она уже представляла, что будет.

Кормак нежно провел холодным лезвием по её тонким запястьям. Он дразнил, играл на нервах, словно проверяя их на прочность, и с неким извращённым удовольствием наблюдал за взглядом Грейнджер, в чьих карих глазах одна эмоция сменяла другую. Для него это было неким квестом: понять лишь по взгляду её состояние. Фраза «Глаза — зеркало души» сейчас играла совсем другими красками.

Кормак выглядел… Нет, это здесь не подходило. Кормак и был маньяком. Каждый его жест, движение были пропитаны тем самым сумасшествием, что были свойственны такому типу личности. А его ухмылка… Она была схожа с той самой знаменитой ухмылкой Джокера из комиксов, что часто читали мальчики в маггловской школе Грейнджер.

Неожиданно острый кончик лезвия остановился возле тоненького плечика девушки. Всего одно мгновение — и нож преодолел преграду в виде рубашки, проникая и разрывая мышцы, вызывая тем самым неописуемую боль, что туманом накрыла сознание девушки. Маклагген даже перекинул ногу через Гермиону, сел ей на бедра и со всей силы надавил на резную рукоятку ножа, заставляя лезвие глубже проникнуть в плечо.

Гермиона хотела задергаться, предпринять хоть какую-то попытку сопротивления, но все, что она смогла сделать, так это сильнее зажмуриться и вздохнуть поглубже.

Вскоре боль слегка притупилась, позволяя ей немного прийти в себя и расслабиться. Но эти изменения не ускользнули от зоркого взгляда Кормака. Он не мог позволить такую роскошь, как передышка. Каждая секунда, мгновения этого вечера должны навсегда врезаться в ее память.

Маклагген буквально вырвал лезвие ножа из плеча, отбрасывая его в сторону. Одной рукой надавил на рану, а второй потянулся к карману, откуда достал волшебную палочку. Всего одна секунда — и деревянный кончик был прижат к кровоточащему плечу Гермионы. Кормак крепко зажмурился и, сосредоточившись, тихо прошептал заклинание. Кожа под волшебной палочкой начала пузыриться, покрываясь волдырями, прижигая рану и останавливая кровотечение, причиняя девушке необычайно острую боль. Гермионе хотелось кричать во весь голос и рвать на себе волосы. Она молилась Мерлину, чтобы все эти пытки наконец-то закончились.

Из-за ослепляющей сознание боли Гермиона не почувствовала, как школьная рубашка, до этого скрывавшая её стройное туловище, исчезла. Кормак одним легким движением с треском разорвал тонкую ткань, скомкав, откинул ее в сторону. Пятна крови, пропитавшие белоснежный хлопок, раздражали одним своим существованием.

Первым порывом Гермионы было прикрыть свою грудь, но тело сопротивлялось и не хотело подчиняться желаниям своей хозяйки.

Положив палочку обратно в карман, тяжело выдохнув, Кормак наклонил голову набок и с улыбкой наблюдал за паническим страхом в ее глазах. В голову закралась неприятная мысль, что за этими пытками может последовать что-то более ужасное. Это не укрылось от его внимания.

— Неужели ты боишься, что я тебя изнасилую? Прости, Грейнджер, но ты меня абсолютно не возбуждаешь, — наклонившись, он с усладой прошептал ей на ухо. — Хотя тело у тебя ничего. Возможно, при других обстоятельствах…

Вдруг парень отстранился от неё, встав на ноги. Гермионе на секунду показалась, что Кормарк одумался и собрался уйти, но к сожалению, он встал лишь для того, чтобы с размаху нанести ногой удар по животу, а потом ещё один, и ещё. Гермиона хотела завыть от всепоглощающий боли, но крик застрял где-то глубоко в горле.

Отойдя на пару шагов назад, Маклагген откинул голову назад и смахнул появившийся на лбу пот, после чего с усладой взглянул на открывшуюся ему картину. Всё тело покрыто фиолетовыми красками, а кожа лица неестественно бледна. Он был весьма доволен своей работой, но, казалось, что чего-то не хватает. «Цвета», — подсказал ему внутренний голос. Для полной картины не хватало чего-то красного. Не хватало крови…

Эта мысль зажгла в его глазах азарт. Ему скорее хотелось приступить к работе.

Взяв Гермиону за руки, Кормарк потащил бесчувственное тело к ближайшей стене. Усадив ее, накинул на плечи гриффиндорскую мантию, прикрывая наготу. «Остался всего один штрих. Один штрих…» — подумал он.

Взял с пола нож и направился прямиком к Гермионе. Кормак заметил, как её глаза раскрылись от ужаса. От этого улыбка на его лице стала шире. Он подошел к Гермионе и сел возле нее на корточки.

— Мне жаль, что для тебя всё так закончится. Ты мне очень нравилась. Кстати, если выживешь, то передай Поттеру привет от нашего Темного Лорда. Он ждёт встречи с ним.

После этих слов Маклагген приступил к своей работе. Он взял руку девушки, поднял её, предоставляя тем самым себе больший доступ, и начал медленно резать белоснежный бархат кожи, глубоко проникая в мышцы, лезвием касаясь кости. Он хотел, чтобы Грейнджер умирала медленно.

Проделав такую манипуляцию с другой рукой и ногами, Кормак встал и оглядел свое творение. Падший ангел сидел перед ним, склонив голову и вытянув руки в стороны. Кровь ручейками текла по коже, собираясь в небольшую лужицу на мраморном полу. Пройдясь взглядом в последний раз по ее телу, он направился к лестнице, оставляя после себя шлейф дорогого одеколона.

Гермиона проводила его затуманеным взглядом. Боль отступила на задний план, оставляя место усталости. Ей так хотелось провалиться в манящую тьму подсознания, но что-то держало ее здесь… Жгучая боль в районе ребер или надежда, что её найдут. Но с каждой секундой тьма все ближе подбиралась к ней. Она несла покой и умиротворение. Гермиона протянула руку навстречу…

Теплые пальцы сомкнулись на ее запястье и подарили столь долгожданный сон…

* — сказка «Русалочка» Ганса Христиана Андерсена

** — три метра