Отпуск в Азкабане, или Женитьба по ревизии (гет)

Утром Ванечка проснулся от заливистого лая чем-то обиженного Трибко. Пес бегал кругами и неистово лаял на огромные куски материи, небрежной кучей лежащие на берегу. Полотнища ткани, похожей на брезент, но какой-то вырвиглазной расцветки, волнообразно шевелились, раздуваемые утренним бризом, и из глубины этого своеобразного шатра слышались треск и непереводимая ни на один язык игра слов. Кот же, нахально спавший у Ивана на груди, от телодвижений вьюноши проснулся тоже и теперь укоризненно шипел, вцепившись в изрядно помятую от сна на песке его рубашку.

Ваня нерешительно придвинулся к шатру, немного потоптался, вслушиваясь, и вежливо, как учила бабушка, спросил:

— Доброе утро, вам нужна помощь?

— Какое, к черту лысому, доброе? — треск стих, и в ответ Ване раздалось приятное контральто. — Какая тут, бабушка ваша дядя Бен, помощь? Тут аварийная посадка!

И из слоёв ткани выкарабкалась девушка, да такая, что у Ивана, как говорится, в зобу дыханье спёрло, голова резко стала напоминать — если судить по её содержимому — воздушный шарик, вокруг замельтешили искрящиеся сердечки, а на песке тут и там стали появляться цветущие китайские розаны. Правда, несчастные гибискусы цвели почему-то ярким бирюзовым цветом, затмевая своей красотой пристыжённое море.

Ворон, восседавший на одном из деревьев, хрипло каркнул:

— Невермор! — затем тоже посинел и представился: — Птица цвета ультрамарин!

— Лиза-Маша, — доброжелательно, аки голодный удав, улыбнулась девица.

— Ваня, — очень смущённо выдавил Ваня, учтиво шаркнул ножкой, и его уши запламенели маками на фоне голубого неба.

— Вот и встретились два одиночества, — ностальгически резюмировал ворон.

Тут авторы почувствовали настоятельную необходимость пояснить любезному читателю за девицу Лизу-Машу.

Итак, Лизочка-Машенька, названная родителями в честь бабушек — родители никак не могли договориться, имя какой из бабушек предпочесть, — была премилой девушкой, будто бы сошедшей с картины Кустодиева. Пышные каштановые волосы её были заплетены в длинную косу, а в больших томных карих очах плескалось желание не то затискать кого-нибудь, не то этим кем-нибудь всласть покомандовать. Энергия этой барышни была неиссякаема, что приводило практически всех окружающих её личностей в священный трепет.

В общем и целом, это была пребойкая молодая особа: восемьдесят семь килограммов чистейшего воинствующего энтузиазма. Лиза-Маша, при всей своей комплекции, была столь пластична и шустра, что в равной степени легко исполняла и балетную "складочку", и марш-бросок несчастнейшего из воинских подразделений, вверенных заботам её батюшки, за четыреста километров по непроходимым Лысогорским лесам — с целью сбора соцветий молодого венценосного папоротника.

Отчего батюшка сей девицы — Илья Гурьевич Штерн-Петровский, генерал Добровольных Исполнительных Вековых Авиационно-Навигационных войск,⁽¹⁾ пребывал в перманентном расстройстве. С раннего младенчества Илья Гурьевич Штерн-Петровский лелеял мечту: он всегда хотел, прямо-таки страстно желал быть архитектором. Мечта разбилась вместе с мировой справедливостью, когда маленького Илюшу прогнали с первой же ступеньки Лысогорской художественной студии тандем из зачарованного мольберта и грязной замурзанной тряпки, по дороге выставив ему страшный диагноз: "в связи с полнейшим отсутствием способностей к малеванию чего бы то ни было". С тех самых пор архитектура стала для будущего генерала прямо-таки идеей фикс. Он, как и многие родители до него, а также весьма вероятно, что и после, полагал, что плод его чресел, его единственное дитя, его плоть и кровь, его гордость — любимая доченька станет великим архитектором, круче, чем эти ваши Казаков и Баженов, чьи потомки выгнали юного Илью из академии. Но, увы: страсти к рисованию, да и вообще к любому рукоделию, кроме, пожалуй, битья посуды и вычерчивания удивительно подробных и чётких планов местности, у Лизы-Маши не было и в помине. Более того, любые попытки заставить её, к примеру, выполнить чертеж дома, проваливались в зародыше. Зато ушлая девица сходу могла предложить план штурма этого дома, да зачастую и не один — гены всё же брали своё, — но, увы, её папенька мечтал совсем не об этом.

Устав от бесцельных споров с папенькой, а так же с маман, отчаянно пытающейся научить дочь готовить хоть что-то — так чтобы в итоге кухня не напоминала результат вторжения инопланетного разума, Лиза-Маша взошла на свой личный воздушный шар, подаренный двоюродным дядюшкой в июне на окончание ВАВ — Военной Академии Волшебников, и отчалила с попутным ветром к любимой тетушке Басе — уж та-то наверняка поймет её!

Увы и ах, в пути её совершенно предсказуемо снесло ветром — и вместо гостиницы "Райский уголок" выпускница ВАВ оказалась на берегу, рядом с очаровательной собакой и — как она выяснила позже — не менее очаровательным юношей.

Ваня — Ванечка, как мысленно переименовала его Лиза-Маша, ей очень понравился. "Берем в плен! — проснулся в ней папенька, загарцевавший на лихом скакуне горячих эмоций. — В плен и без разговоров!"

Однако мгновением позже в девице пробудилась ее maman, женщина самых честных правил, которая требовала присмотреться к юноше повнимательнее, а уж потом — брать в плен, решительно и бесповоротно.

Ловким движением палочки Лиза-Маша уменьшила свое пострадавшее летательное средство до карманных размеров и закинула его в свой семейно-необъятный девичий ридикюль.

— Вы не в курсе, где тут гостиница пани Баси? — нежным голосом ласково спросил Ванюшу этот ангел с двойным именем. Вопрос этот поставил его сначала в тупик, и вместо вразумительного ответа Иван поднатужился и выдал сто девятый сонет Шекспира:

— Что без тебя просторный этот свет!

В нем только ты, другого счастья нет!

Лиза-Маша сразу же заулыбалась, заискрилась своим чудесным смехом, а Ванечка, проморгавшись от радужных искр в собственных глазах, смог вспомнить, что пани Басей называли ту рыжую ровесницу его матушки — она еще Трибко тискала.

— О, так вам была нужна пани Бася? Я знаю, где это. Трибко, показывай дорогу.

По пути в отель молодые люди обнаружили, что у них неожиданно много общего: Лизе-Маше нравились Ванечка и Трибко, Ване нравилась Лизонька-Машенька, Трибко был его другом, погоду же они оба находили превосходной. Суровый ворон с романтичным карканьем кружил над ними, периодически линяя синими перьями. Трибко, будучи объектом всеобщего восхищения, гордо шествовал впереди, показывая дорогу, а на его спине чинно восседал Фима, покачиваясь на ходу, как умудрённый жизнью караванщик на любимом белом верблюде.

Тем временем с утра в отеле царил нешуточный переполох. Во-первых: этот блондинистый шая-патриот, он же буржуй недобитый, он же мистер Малфой объявил, что прибывает завтра, камином, и однозначно выказывал желание быть принятым со всем комфортом. Во-вторых: обеспокоенная отсутствием письма из Сохо от отпрыска Ванда прислала в отель громовещатель, который почему-то сработал на Кота, отчего тот обошёлся с ним крайне эмоционально. В-третьих, несчастная Рива Ицхаковна никак не могла найти своего Фимочку, отчего все окружающие её сочувствующие персоны, за исключением заключённых постояльцев, находились в сумбурных поисках питомца. Товарищ Ада уже подумывала было вместо очередной тренировки на плацу устроить подопечным внеочередную прогулку цепью вокруг острова.

Явление Вани и Лизы-Маши на дворе Азкабана прошло достаточно тихо. Но въезд ненаглядного Фимы на спине это белого чудовища заставил несчастную Риву Ицхаковну побелеть и картинно лишиться чувств прямо перед прибывшими. Падая в обморок, она ловким движением приземлилась на Ваню, как на несомненного виновника происходящего хаоса, чтобы тот ощутил всю тяжесть своего проступка. Вернее, попыталась это сделать, потому как Лизочка-Машенька, разгадавшая её намерения, а также стратегически быстро оценившая габариты ЕЁ Ванечки и почтенной дамы, бодренько привела её в порядок "Эннервейтом". Несанкционированная магия вызвала, аки джина из бутылки, всю почтенную компанию в лице пани Баси, Руфи Леопольдовны и товарища Ады.

— Шо це? Нет, я вас спрашиваю: шо це? Вам, деточка, шо здесь надобно? Ми не сдаем почасово. Ваня, чадо, ты где её нашёл? Господи, до чего же наглющие девки пошли — приходят утром у порядочное место, как ни в чём ни бывало. У вас, деточка, мамо есть? Исте! Вина ду́же за вами соскучилась! Сегодня вина танцует джаз — а завтра ми платим алименты! Ваня! Я кому сказала? — пани Бася грозно затолкала Ванечку вместе с белым пуделем за спину и отважно выставила бронированное декольте навстречу наступающей опасности в виде странно знакомой корпулентной барышни с косой.

— И вам не хворать, тётушка Бася! Я бачу, ви дуже рады мени здесь видеть! — бойко выдала Лиза-Маша на суржике. — Ловите ушами моих слов! А батя исчо говорил, что вы як Бенина мама! Но аве резон⁽²⁾ мон маман, что вам сам чёрт не брат!

— Шо тебе батя ховорил? А как звали твою бабку по отцовской линии со стороны троюродной кумы? — Бася хитро прищурила глаз. — А как здоровьечко старшего ефрейтора гарнизона, который носит до твоего бати распоряжения со ставки?

— Мордатого, с ручищами такими?

— Его, — Басина рука шумно опустилась на декольте, отражая тем самым забытое теснение в груди.

— Помер он, тётушка. Майора получил. Месяц назад генерала Салочука из горящей бани вытащил, отмечали. Пошёл проветриться к озеру, а как раз полнолуние было — там его русалка и того-с.

— Помер? — глаза Барбары Казимировны заблестели от лютой несправедливости мира. — Да ты шо!

— А то…

— Да ти ж моя мурмулеточка, да як же я тебе кохаю! Гляньте, то ж моя Лизонька, ну вылитая ж я у двадцать лет! Ангел. А я сразу приметила — кровь не водица!

— А бабку, — грустно вздохнула Лиза-Маша, — вы имеете таки в виду — Анисью Ефимовну Романюк-Цепнович?

— Её, родимую! — Бася крепко прижала племянницу к пышной бурно вздымающейся груди.

— Вот и славно, — облегчённо выдохнул Дедалус, вылезая из укрытия, — а не выпить ли нам за встречу?

И он бодро организовал стопочки с дементоровкой.

— Какое-такое за знакомство? — гневно изрекла Руфь Леопольдовна, в такт каждому своему слову потрясая тростью. Волшебная палочка в седых волосах органично дополняла образ сей почтенной дамы.

— Этот милейший вьюнош забыл поставить свою дражайшую матушку в известность, где он! И скажите мне, какого ляда вы были уверены, что я в Сохо? Да я там сроду даже и не бывала! Кто из вас читать не научился? Кому тут очки выписать нужно?

Вейбрич взяла передышку, восстанавливая дыхание после тирады, остальные испуганно переглянулись, опасаясь, что почтенная дама вошла во вкус и ее словоизлияния затянутся. Но всех спас Дингл:

— Ну, таки, за это и надо выпить! Ваня, конечно, обормот, и вид имеет бледный, но за это надо выпить дементоровки! Она прекрасна, чтобы я так жил!

Вот на этом они и сошлись.

Лиза-Маша сорвала бурные аплодисменты, по-кавалеристски лихо опрокинув стопочку и занюхав её, за неимением ржаного хлебушка, каким-то вульгарным кексом с цукатами. Додик одобрительно крякнул, а Ванечка лишь прикрыл глаза в тихом ужасе.

Естественно, одной стопочкой дело не обошлось. Через пару часов встреча переросла в спонтанный пикничок на берегу. Лилась дементоровка, трещал костерок, поджаривались на углях скопившиеся излишки куропаток — Фима при всём желании не мог съесть все запасы, предназначенные — по накладным — для доброй сотни заключённых, даже при посильной помощи Трибко. На плацу ансамбль старательно наяривал танцевальные ритмы планеты, глотая слюни.

Быстрее всех наклюкавшуюся Руфь Леопольдовну потянуло на воспитание подрастающего поколения.

— Иван! — патетически вскричала она. — Стань передо мной, как лист перед травой!

Ванечка встал. Нет, Ванечка честно попытался встать, но, поскольку к крепким напиткам он был непривычен, а уважение и законы гостеприимства не позволяли отставать от Лизы-Маши, лихо опрокидывающей стопку за стопкой, к тому моменту твёрдо стоять на ногах он решительно не мог. Так что Иван в конце концов переместился под грозные очи Вейбрич на четвереньках, справедливо рассудив, что уж за Конька-Горбунка он в первом приближении сойдёт.

— Ты пошто боярыню обидел, с… Тьфу, ты пошто маменьке до сих пор не написал, где оказался? — громыхнула Руфь Леопольдовна и выдохнула такую густую смесь алкогольных паров, что неосторожно пытавшийся прикурить Дингл угодил под струю пламени, сравнимой по мощи с драконовским выхлопом, и был вынужден спасаться, оперативно нырнув в море.

— Я больше не буду, — уныло протянул Ванечка, повесив голову и лихорадочно соображая, какой каминный адрес у его дома. Вариант послать письмо "на деревню дедушке" однозначно отпадал.

Тут пострадавший с утра Кот, мстительно щурясь, ненавязчиво предложил Вейбрич заготовку под громовещатель. Та откашлялась и стиснула конверт в руке на манер микрофона.

— Уважаемая Ванда Войцеховна, — начала она умильным голоском, встряхнула головой, сверкнула глазами и рявкнула: — Ты не просто Сельдеревич, ты ещё и Бестолкович! Скажи на милость, как образованная женщина — если она, конечно, не в полном маразме — может перепутать Сочи и Сохо, так тебя разэтак! В Азкабане твой Ванечка! — и эффектным жестом подкинула громовещатель.

Кот сцапал его и, усмехаясь в усы, помчался отправлять.

Часы, оставшиеся до прибытия сиятельного лорда Малфоя, стремительно таяли.

1) Далее по тексту — ДИВАНные войска.

Вернуться к тексту

2) Искаженное avait raison — была права.

Вернуться к тексту