Упивающийся мщением (джен)

Уилл проснулся со странным ощущением вывиха, словно границы сознания, растянувшись до предела, не могли встать на место. Он потерял собственную форму и не мог вспомнить, из-за чего. Что случилось прошлой ночью? Провалы в памяти должны были исчезнуть вместе с энцефалитом...

Он уселся на кровати. Руки дрожали, волосы промокли от пота, изнутри поднималось чувство... «тошноты» — пришла полубессознательная мысль.

Её второе ухо.

Несколько долгих минут он анализировал свои ощущения, пока не понял, что это не тошнота, а стыд. И он вспомнил кантату из слёз. Уилл провёл ночь, наслаждаясь чужими страданиями. Господи.

Зеркала у него не было. Он ощупал пальцами лицо и уставился на ладони.

Это было слишком. Он запутался, слишком углубившись в сознание доктора Лектера... Чтобы понять убийцу, вовсе необязательно им становиться: Уилл должен быть сильнее, потому что здесь даже на минуту нельзя терять рассудок. Именно этого Ганнибал и добивается.

Он посмотрел через прутья на спящего Фариа. На то, как поднимались и опускались его плечи, на худую спину. Он убил трёх бездомных, считая их дьяволами, и задушил свою подружку телом их с Фариа двухлетней дочери. Шизофрения. Тогда ему ещё не диагностировали заболевание.

Стыд достиг своего апогея. Этот человек болен, а Уилл получал удовольствие, насыщаясь его страданиями. Кто он после этого?

Часы тянулись вязким илом. Когда прибыли санитары с завтраком и таблетками, Уилл, не дожидаясь приказа, встал лицом к стене и развёл руки. Само содействие.

Старший санитар поставил поднос и повернулся, чтобы уйти.

— Фариа нужны часы, — сказал Уилл.

Даже стоя спиной к пришедшим, он знал, что те обменялись взглядами. Раздумывали, идти на контакт или нет.

— Зачем? — в конце концов спросил старший.

— Вы ведь слышали, как он плачет по ночам. Это растерянность: в камере нет окон; ничего, за что можно было бы уцепиться. Ничто не напоминает ему, кто он. Когда выключается свет, Фариа кажется, что его закопали заживо; дав часы, вы дадите ему лопату, которой он выкопает себе выход наружу.

— Часы, — уже более серьёзно повторил санитар, подойдя ближе, в поле зрения Уилла. Это был крупный, сильный на вид мужчина, но в его манере поведения сквозила некоторая мягкость. Он попытался поймать взгляд Уилла.

— Тебе тоже нужны часы?

— Нет, — почти улыбнувшись, покачал тот головой.

— Почему?

Уилл подумал о Ганнибале Лектере.

— У меня уже есть лопата.

* * *

Через три дня Барни принёс электронные часы со скруглёнными углами и закрепил их на стене напротив камеры Фариа. Плач прекратился.

После этого случая Барни стал приходить к Уиллу, чтобы поговорить с ним и о других заключённых. Уилл объяснял, как думают люди за решёткой, взамен получив редкий дар — знание, что ему верят. Он рассказал, что Донован скоро сломается, что у Элвенко передозировка лекарств, а поместить Хейга и Мосли в соседние камеры было плохой идеей с любой точки зрения. Слыша эти разговоры, заключённые начали с презрительными усмешками называть его «доктор Грэм». Уилл не был против; ему нравилось чувствовать себя хоть немного полезным.

* * *

Особенно когда он увидел, как это раздражает Чилтона.

— Барни, не стоит прислушиваться к советам людей без медицинского образования, — сказал тот в Кофейной комнате. — Тем более, психически нездоровых.

— Просто делаю свою работу, сэр, — спокойно отозвался Барни. Сегодня кресло было без ремней, но он приковал руку Уилла к металлической скобе в центре стола. — Если у кого-то из пациентов проблемы, я делаю всё возможное, чтобы им помочь.

Чилтон погрозил пальцем.

— Ваша помощь, Барни, тут никому не нужна. И ваша тоже, мистер Грэм. Хватит заботиться о моих пациентах — подумайте лучше о себе.

— Сдаётся мне, вашим пациентам не повредит немного заботы со стороны, — заметил Уилл тихо.

Чилтон поджал губы.

— Вы подвергаете сомнению качество предоставляемого здесь медицинского ухода?

— Я сомневаюсь не в качестве ухода, доктор. Я сомневаюсь в его существовании.

Чилтон швырнул об стол бумаги, которые держал в руках.

— Мои пациенты — преступники! Как и вы!

— Мистер Грэм ещё только ожидает суда, сэр, — вмешался Барни, и Уилл чуть не рассмеялся.

— Барни, вы свободны, — рявкнул Чилтон, кипя от гнева.

Оставшись с Уиллом наедине, он прижал руку к груди, чтобы не дать своему бурному дыханию повредить не до конца зажившей ране на животе.

— Сегодня мы проведём нейропсихологические тесты, — прошипел он. — Вы знаете, для чего?

— Будете искать повреждения головного мозга, — глухо сказал Уилл.

— Верно. Возможно, вам будет интересно узнать, что...

— Это Джек Кроуфорд просил провести тесты, — закончил за него Уилл, не давая Чилтону возможности позлорадствовать.

Тот прищурился.

— Это доктор Лектер вам рассказал?

Уилл не ответил.

— Занятно, — протянул Чилтон, — что вы к нему прислушиваетесь. Не очень-то это согласуется с вашими прошлыми, э-э, нападками.

Уилл продолжал молчать.

— Или вы отказываетесь от своих обвинений?

— Не отказываюсь, — сказал Уилл холодно.

— А вот если бы отказались, ваши дела могли бы пойти на лад, — заметил Чилтон. — Но, конечно же, я не ожидаю разумного поведения от такого человека, как вы. В конце концов, болезнь повредила зоны вашего мозга, отвечающие за логическое мышление. Давайте-ка их и проверим.

Уилл рисовал фигуры, группы объектов, соединял точки, отстукивал пальцами ритм. Казалось, проверка памяти тянется часами. За всё время он и слова лишнего не сказал: только ответы на тестовые вопросы. Это было неохотное сотрудничество, но всё же сотрудничество; Чилтон не заслуживал даже этого. Но он делал это не для Чилтона. А для Джека. Джек должен был поверить, что Уилл здоров.

* * *

Взмах маятника.

Стены камеры падают одна за другой, словно коробка распадается на части. За её пределами роскошная обстановка офиса Ганнибала Лектера. Он — Ганнибал Лектер, сидящий за своим столом и точными карандашными штрихами воспроизводящий рисунок Рафаэля. Рядом на столе лежит бумага с результатами тестирования Уилла. Тот с блеском прошёл все тесты, и заметка Чилтона гласит, что пространственная память Уилла и его способность к визуализации намного превышают норму. Мозг в полном порядке, по крайней мере физически. Минус одна соломинка, за которую мог бы ухватиться бедный Джек.

Чем Ганнибал занимается сейчас? Раздумывает, как удобнее перерезать верёвку, привязывающую лодку Уилла к его прошлой жизни? Как лучше переписать эмоциональные отклики, нравственный облик — все те утомительные мелочи, которые медленно выводят Ганнибала из себя? Фигуры расставлены на доске и находятся в его власти. Он хочет начать партию, поэтому поднимает трубку и звонит... звонит...

Маятник останавливается.

На другом конце коридора послышались свист и хохот. Значит, посетитель — женщина. Алана. Поднявшись, Уилл потёр лицо и поправил воротник тюремного комбинезона. На этот раз он будет больше стараться. Он хотел выглядеть в глазах Аланы как можно лучше. Нельзя верить всему, что говорит Ганнибал, но если то, что он сказал про Алану, правда...

Посетителем оказалась не Алана.

— Привет, незнакомец, — сказала Беверли. Она не выглядела особенно обеспокоенной тем приёмом, что ей оказали заключённые Балтиморской лечебницы, но было что-то настороженное в том, как глубоко она держала руки в карманах своей кожаной куртки.

— Привет, — неопределённо отозвался Уилл.

Она обежала глазами скудную обстановку его камеры.

— Мило тут у тебя. Хотя не особенно уютно. Может, постер повесить? Что-нибудь мотивирующее, вроде котёнка на ветке с надписью: «Держись, малыш».

— Вообще-то я собачник, — ответил Уилл. Он почувствовал что-то новое в торопливой манере разговора Беверли. Какую-то нервозность, даже тревогу. Та продолжала стоять, засунув руки в карманы.

Словно сделав над собой усилие, она сказала:

— Выглядишь гораздо лучше.

— Э-э, спасибо?

— Извини, но в последний раз, когда я тебя видела, ты был похож на мертвеца, так что улучшение налицо. И честно говоря, тебе ещё есть куда стремиться. С тобой тут нормально обращаются?

Он пожал плечами.

— Как с неудачным экспериментом.

— Как обычно, значит?

Они обменялись натянутыми улыбками, и Беверли приняла более расслабленную позу. Она увидела, что, несмотря на новую обстановку — угрожающих охранников, других преступников, камеру и тюремный комбинезон — Уилл остался прежним.

— Мы в Бюро по тебе скучаем.

Уилл был благодарен ей за эту очевидную ложь.

— Уверен, что без меня у вас странностей поубавилось.

— Вообще-то у нас всё чертовски странно. Даже более странно, чем было, в каком-то смысле. — И под вопросительным взглядом Уилла она неожиданно выпалила: — Джек сейчас под следствием. Питерсон наседает на него, подвергая сомнению его суждения, его компетентность, практически каждое принятое им решение за последние два года.

В её голосе слышался гнев. Уилл знал, что при всей внешней непочтительности Беверли Джека боготворила.

— В том числе и его решение вернуть меня на работу, — добавил он.

Она кивнула.

— Это пункт номер один. Само собой.

— Питерсон в чём-то прав. Со мной Джек допустил много ошибок.

Беверли посмотрела на него с непроницаемым выражением и спросила прямо:

— Ты это сделал?

Уилл спокойно выдержал её взгляд.

— Нет.

— «Нет» — не помнишь, как делал, или «нет» — вообще этого не делал?

— Я вообще этого не делал.

— Улики против тебя.

— Да, я помню твои слова.

— Это было до того, как я увидела наживки.

От того, как исказилось её лицо при этих словах, Уилла кольнуло неприятное чувство.

— Я их даже не видел, Беверли. Я их никогда в жизни не видел.

— Думаешь, кто-то подбросил их тебе домой?

Он кивнул.

— Твой психотерапевт?

Уилл в унынии пожал плечами и кивнул.

— Боже, — покачала головой Беверли. — Уилл, я не знаю. Просто не знаю.

— Понимаю, звучит безумно.

— Да, но ты всегда говорил безумные вещи. А это совсем ни в какие ворота, Уилл. Донкихотское безумие!

Он отвёл взгляд.

— Ты допрашивала доктора Лектера?

Беверли моментально подобралась.

— Он чист. У него есть алиби на время совершения всех убийств, даже Мариссы Шур: владелец отеля в Блумингтоне той ночью видел доктора Лектера, но не видел тебя. Правда, доктора Лектера запомнить гораздо легче — извини, конечно — из-за его вечных костюмов-троек. И ты бы видел его записи. Как в архиве. Он хранит свои ежедневники и записные книжки годами, так же, как и все чеки. Будто проводит биографическое исследование самого себя.

Уилл увидел в этом неплохой шанс. И ещё он кое-что почувствовал в голосе Беверли.

— Он тебе не нравится. Доктор Лектер.

Та вздохнула. Видимо, ей хотелось быть честной, но она знала, что не стоит давать Уиллу напрасной надежды.

— Ну да, мне всегда казалось, что с ним что-то не так. Просто он слишком собран, понимаешь? Слишком хладнокровен. У меня от него мурашки по коже. Может, дело в том, что он, ну, настоящий европеец. Но то, что он немного странный, не значит, что он убийца, Уилл.

— Я понимаю.

— Да почему ты вообще так уверен, что это он?

Уилл не сразу понял, что его так ошеломило в заданном вопросе.

— Знаешь, — сказал он, — а ведь ты первая, кто спросила.

— Ты мне ответишь?

— Это трудно объяснить, — вздохнул он.

Её взгляд был серьёзен.

— Попробуй.

— В Миннесоте я кое-что увидел, — осторожно начал он.

— Что именно?

Он думал и думал, но так и не нашёл правильных слов, чтобы это объяснить.

— Монстра, — признался он.

Одно слово, и он её потерял. Беверли — судмедэксперт; ей нужны конкретные доказательства, а не фантазии и призраки. Она бросила взгляд в конец коридора, на выход, путь отступления.

— Не стоило мне приходить, — проговорила она.

— Зачем ты вообще пришла? Сама решила или тебя прислал Джек?

Она повернулась к нему, явно что-то про себя решая, а затем потянулась к сумке и вытащила папку.

— Меня прислал Джек.

Уилл так быстро метнулся к решётке, что Беверли отшатнулась. Он притворился, что не заметил, — ради них обоих.

— Моё дело? — он вопросительно посмотрел на бумаги. У Аланы всё-таки получилось?

— Разве что тебя зовут Филиппа Голдтвейт, — ответила Беверли. И, видя полный замешательства взгляд, продолжила: — Или Барбара Льюис. Или Аманда Фрэнсис Грин. Три разные женщины, всех столкнули на рельсы нью-йоркского метро на прошлой неделе.

Брови Уилла поползли вверх.

— Загвоздка вот в чём. — Теперь, когда она начала рассказывать о деле, её голос зазвучал привычно деловито. — Ни у кого из них не было при себе карточки на метро. Они не заплатили за проезд. И на момент смерти все были одеты в белые платья одного и того же размера, от одного и того же производителя.

— Ты считаешь, что это дело рук серийного убийцы, — сказал Уилл, устремив на неё пристальный взгляд.

— Джек считает, что это серийный убийца. И он хочет знать, согласен ли с этим ты.

Уилл был настолько поражён, что несколько секунд не знал, что сказать.

— Дело, — с усилием выговорил он.

Беверли выпрямилась.

— Что ты думаешь насчёт того, чтобы вернуться к работе?

— Э-э… — Он действительно не знал, что на это ответить. — Я думаю... что несколько растерян. Джек забыл, что я — заключённый психиатрической больницы строгого режима?

— Поверь мне, не забыл. — Беверли не смогла скрыть ухмылку.

— На прошлой неделе он думал, что у меня повреждён мозг. А теперь он желает взять меня на работу?

— Ну, он не будет тебе платить. Но если ты нам поможешь, это будет «жестом доброй воли», как он сказал.

Уиллу не хотелось делать для Джека никаких жестов, тем более добрых.

— Похоже, он в отчаянии, — заметил он.

Беверли встряхнула папкой.

— Ему сейчас важно добиться успеха хоть в чём-то, и он думает, что тебе это тоже не повредит.

— Да, вот только успех для Джека — совсем необязательно успех для меня.

Уилл глядел на дело сквозь решётку: сейчас это была просто папка, бежевая, неподписанная и невзрачная; сверху выглядывал чёрный уголок фотографии. Ящик Пандоры, наполненный ужасами, невиданными доселе.

— Прости, — сказал он. — Это плохая идея.

— Думаешь, не справишься? — сдвинув брови, спросила она.

— Я знаю, что справлюсь. В этом и проблема.

Беверли медленно опустила руку с бумагами.

— Как хочешь, — сказала она. — Но, Уилл, ты ведь понимаешь, что в камере ты оказался не потому, что раскрывал эти дела? Прежде чем заболеть, ты спасал жизни. Ты помогал людям, помогал нам. Всё остальное, что ты, возможно, совершил... было результатом болезни. Это всё из-за энцефалита, а не из-за твоей работы. Помогая ФБР, ты становился лучше, а не хуже!

Уилл не ответил. Если бы он не вернулся в ФБР, он бы никогда не встретил Ганнибала Лектера. Именно то, как Уилл работал, заинтересовало Ганнибала Лектера, и теперь поимка Ганнибала Лектера — единственная работа, за которую Уилл был готов взяться. Он чувствовал, что в голове недостаточно места для другого убийцы. Конечно, он не мог рассказать об этом Беверли. Джек послал её в надежде, что ей удастся уговорить его сотрудничать, потому что сам Джек был не в силах этого сделать. Беверли благоразумна и всегда говорит то, что думает. Уиллу она нравится. Ему не захочется её разочаровывать. Зная обо всём этом, Джек им манипулировал. Снова.

Уилл решил отплатить той же монетой.

— Мне нужно моё дело, — заявил он. — Дело подражателя.

— Я не знаю, Уилл, — с беспокойством сказала Беверли. — Возможно, даже Джек не сможет это организовать.

— Он организует, — откликнулся Уилл. — Или в Нью-Йорке и дальше будут умирать девушки.