Незнайка в бывшем Солнечном городе (джен)

Пока автомобиль колесил по городу, Пробочку уже немного развезло, и она принялась морализаторствовать:

— Колдовством мы занимаемся с этой палочкой. Бесовщиной!

— Вот, кстати, о бесовщине, — сказал Трезвенький, — так это ты, типа, всё что угодно можешь теперь сделать?

— Ну да.

— Что ж, — вздохнул Чистюля, — прежде чем мир прекратит существование, скажи, можно ли сделать так, чтобы Знайка не пил?

— Я по-твоему зверь какой-то? — возмутился Незнайка, — последнюю радость у него отнять? Не ожидал я такого от тебя…

— Понятно. Ну, сделай хотя бы, чтоб черти ему не являлись. Он же когда-то был учёным с мировым именем. Жалко…

Автомобиль тем временем как раз проезжал мимо знайкиного дома. Оттуда донёсся нечленораздельный вой, а потом голос Знайки:

— Аааа!! Демоны!

— Ну вот, опять, — констатировал Чистюля.

— Чтоб не являлись — это можно.

Незнайка нахмурился, взмахнул палочкой и произнёс нараспев:

— Да воспретит Господь Собору архангела Люцифера и прочих адских сил бесплотных являться рабу Божьему Знайке, что проживает в Бурячковом городе на улице Алкогольной Полинейропатии!

Где-то раскатисто ударил гром, и автомобиль присел на рессорах, как пугливая лошадь, но зато вопли из дома Знайки стихли.

— Ну вот, — с облегчением вздохнул Трезвенький, — и ты впервые в жизни сделал что-то хорошее.

— Аааа !! — Раздался отчаянный крик. — Опричники! Палачи! Живым не дамся!

Грохнул сверхзвуковым хлопком рельсотрон, и в стене знайкиного дома появилась очередная дырка.

— Оставим их одних, — задумчиво произнёс Чистюля.

Незнайка закивал:

— Поехали-поехали! Я сомневаюсь, что у этой колымаги броня «Королевского тигра». Знайкина приблуда нас насквозь пробьёт! У неё ж дульная энергия как у ИС-а и ЗИС-а вместе взятых!

Вскоре они выехали из города. Незнайка несколько раз на ходу пытался налить и выпить, но из-за постоянных ухабов он то проливал водку на пол, то обливался сам, то давал себе стаканом по зубам. Лишь когда машина остановилась перед перекрёстком, он смог нормально выпить и налить Пробочке.

— Мда, — сказала она, — в этом ящике много водки, но такими темпами ей вскоре наступит конец.

Трезвенький же тем временем всматривался в горизонт. Где-то на границе слышимости доносились как будто удары в подушку. На указателе налево было написано «Земляной город».

— А что это бахкает? — спросила Пробочка.

— Это гражданская война, — пояснил Чистюля и зло посмотрел на Незнайку. — Ты не знаешь, кто бы мог быть в ней виноват?

— Не знаю.

— Вот поэтому, — Чистюля грязно выругался, что ему было несвойственно, — тебя и зовут Незнайкой. «Кто разрешил безналичный фертинг обналичивать?» «Не знаю» «Кто союзников всех слил?» «Не знаю.» От союзников этих, понятно, проблемы одни были; но царю от горностаевой мантии тоже, кроме опрелостей, ничего толкового не было, но положено так. А ты, полудурок… Ладно, проехали. Уже ничего не изменить и не исправить.

Впрочем, Незнайка пропустил мимо ушей значительную часть чистюлинской филиппики, услышав только слово «война». На войне он не был, но в тоталитарные времена успел послужить в армии, хоть и на продскладе. Потому хорошо представлял себе, что такое вонючие мокрые портянки, яма в земле, до половины наполненная водой во время дождя и называемая окопом, прыщи на роже от противогаза и многое, многое другое, что Устав лаконично называет «тяготы и лишения воинской службы».

— Вобщем, поехали-ка направо, в Солнечный город, — вынес вердикт Незнайка.

После поворота дорога стала шире, но сделалась скорее «направлением», перепаханным военной техникой. Трезвенький развлекал попутчиков историко-стратегическими выкладками. Например, сколько у кого было в Холодную войну танков и ракет, и для чего. Незнайка, которого длинные слова только расстраивали, условился с Пробочкой выпивать каждый раз, как только Чистюля употребит прилагательное «военно-политический».

И когда асфальт пришёл в норму, они нарезались в дымину.

— Слушай, Трезвенький, — сказал Незнайка, — а пойдёшь ко мне в советники?

— Нет, — ответил Чистюля, — Ибо ты часть той силы, что вечно хочет хрен знает чего, но совершает зло.

Через некоторое время на горизонте показалась железная дорога. Чистюля сбросил скорость, чтобы пропустить едущий поезд, но тут внезапно ему решил дать совет Незнайка.

— Проскочим!

— Не, нафиг. — Сказал Трезвенький, выключая передачу.

В ответ Незнайка решил прибегнуть к единственному оставшемуся у него средству и начал совершать магические пассы. Он делал круговые движения указательными пальцами и мизинцами обеих рук, и носовой голос, которым говорят чоткие пацаны, и который он больше не старался скрыть, разнесся по округе. Раздались первые слова ужасной формулы: ОГТРОДАИФ, ГЕБЛ — ИХ, ЙОГ-СОТОТ НГАХНГАИ, ЗХРО! Тьфу, чёртова жвачка! Гари, говорю, добавь!

Но что это? Автомобиль перестал слушаться Трезвенького, из-под капота повалил белый дым, тормоз провалился в пол, а паровоз навис справа немым укором.

Чистюля яростно вдавил газ, и машина в последний момент выскользнула из лап смерти.

Он остановился у обочины, вытер пот со лба.

— Вот же крести её бабушку. Чуть не сдохли. Мне в последний миг в голову что-то ударило: газовать надо.

— Это я тебя по голове ударил, — признался Незнайка.

— За что? — удивился Трезвенький.

— Не нравишься ты мне. И никогда не нравился. Не куришь, не бухаешь. Правильный дофига, книжки читаешь… Ну я и подумал, раз нам всё равно конец, отведу душу напоследок.

— Понятно, — кивнул Трезвенький. — Не производили контрацептивов в достаточном количестве раньше, ох, не производили!

— То-то, — важно сказал Незнайка. — А вы эту экономическую свободу не цените… Выпьем же за это. Ты — буш?

— Ноу, айм нот Буш, — машинально ответил Трезвенький.

— Ну и зря. Не боись, у нас тут последнего гаишника видели еще при Николае Палкине.

— Да при чём тут гаишники? — возмутился Трезвенький. — Вот повезу вас пьяный и доеду до первого столба. Это только ты изо всех передряг выходишь без царапины. Видно, Князь Тьмы не спешит тебя прибирать, обоснованно опасаясь за территориальную целостность своего царствия. А у меня и Пробочки такого защитника нет.