Лягушка Волшебная (джен)

Попроси Франкенштейна расписание составить, и его предмет будет вообще везде. Не то чтобы я — или кто-либо иной пока что — была против того, чтобы ОПТИ был четыре занятия в неделю вместо двух, но в отличие от всех остальных я была хорошо знакома с этим маньяком от образования. Ему дай волю, он бы добавил обязательную математику и английский, мировую литературу, биологию и физику. Чисто для общего развития. А то берут детишки иглы дикобраза для зелий и понятия не имеют, что это за зверь и где у него те иглы растут. Но такой воли ему, очевидно, не дали. Да и где взять преподавателей на такие маггловские науки в тесном магическом сообществе? Однако надо заметить, что расписание действительно стало намного приятнее, и уроки оказались в равных долях совмещены с разными факультетами. С Гриффиндором у нас теперь была история магии и почему-то ОПТИ, травология, зельеварение и чары с Когтевраном, а трансфигурация и астрономия с Пуффендуем. В итоге сегодня, в четверг, у нас был весь день с Гриффиндором: история магии и сразу после неё сдвоенное ОПТИ.

Я понятия не имела, сказала ли профессор МакГонагалл хоть кому-нибудь, почему понадобилось переделывать всё расписание полностью, но взгляд профессора Снейпа где-то в районе лопаток я периодически чувствовала. А вообще, что старое, что новое расписание меня немного озадачивало тем, что в нём не было совершенно никакой физкультуры. Нет, я понимаю, что студентам и так приходилось изрядно побегать по замку между аудиториями, но это не то же самое. Но похоже, в Британии не разделяли мнения о глубокой связи ментального и физического. Я размышляла о том, как мне быть с этим, и пришла к выводу, что лучшим вариантом будет вставать пораньше и топать на пробежку с зарядкой. Собственно, дома режим такой и был.

Историю магии вёл профессор Бинс. И был профессор Бинс привидением. В начале урока он эффектно возник из классной доски и проплыл к широкому столу. Сквозь него можно было видеть записи на доске, но было неясно, как давно они там находятся и к какому уроку относятся. Убедившись, что первокурсники прилежно приготовили пергаменты и перья, он начал лекцию. И уже через минуту она заняла с большим отрывом первое место с моём списке самых скучных, а он, надо заметить, был немаленьким. Особенно учитывая, сколько воспоминаний об образовании теперь хранил мой разум. Однако я на чистом упрямстве записывала за ним даты и события, считая это тренировкой духа. И вот уж точно я не хотела прийти на занятие Хеймдалля сонной. Ну уж вот уж нет уж.

Кабинет ОПТИ был большим, и Хеймдалль попросил нас сесть по одному за парту и не доставать ничего. Я села на самую заднюю парту в самом тёмном углу и попыталась прикинуться привидением. Девчонки сели на первые парты, мальчишки за ними. А перед доской за широким столом улыбался самым очаровательным своим оскалом профессор Ольстин. Он внимательно осмотрел класс, чуть задержавшись, как мне показалось, на моей персоне, и оскалился ещё жутчее. Ох, не к добру это.

— Доброе утро, — произнёс он. — Сегодня у нас с вами первое занятие, и я бы хотел познакомиться с каждым. Мой предмет вы будете изучать все семь лет, и я постараюсь в достаточной мере обучить каждого из вас. Даже тех, кто искренне полагает себя неспособным к защитной магии.

Он начал поднимать студентов по одному, чтобы они называли имена и говорили пару слов о себе. Строгих правил о том, что говорить, он не дал, так что каждый говорил что-то такое, благодаря чему его бы запомнили. Например, Джинни Уизли сказала, что у неё шесть старших братьев; Абигейл — что её семья разводит грифонов, и они хотят восстановить их популяцию в дикой природе; Колин Криви — что увлекается фотографией; Апекс — что мечтает стать колдомедиком. Благодаря тому, куда я села, я оказалась самой последней.

— Фрейя Нильфхейм, — произнесла я, поднявшись. Мне надо было тоже что-то сказать, а я пока сидела ничего не придумала. — Я альбинос и не могу находиться на солнце.

— Спасибо, мисс Нильфхейм, — хмыкнул Хеймдалль. — Итак, на этом уроке мы поговорим только об общих аспектах. И когда я говорю «поговорим», я имею в виду именно беседу. Как вы, наверное, обратили внимание, в качестве учебника вам предложен первый том пятикнижия «Азы защитной магии». В нём описаны защитные техники для волшебной палочки. Кто может назвать мне иные магические проводники, о которых говорится в остальных томах? — он дошёл как раз до последних парт. Мне следовало бы подождать, когда он отвернётся, но прежде чем это случилось, я подняла развёрнутую ладонь на уровень плеча, где-то в глубине души веря, что он не заметит. Шиш. — Мисс Нильфхейм?

— Остальные тома по порядку это посох, меч, кольцо и артефакты, — отозвалась я, поднявшись. — Последний, правда, больше можно отнести к предмету артефакторики как таковой, но…

— Спасибо, — перебил он меня. — Когда у нас будут проходить подобные разговорные занятия, вы можете отвечать с места. Продолжим. Кто может назвать главное различие между первыми четырьмя и последним вариантом?

Я села и снова подняла свою ладошку. Судя по поднятым рукам на первых партах, я была не единственной, кто мог дать ответ, но Хеймдалля они, очевидно, интересовали мало, потому что он подошёл к моей парте и разве что не присел на неё.

— Да, мисс Нильфхейм, — улыбнулся он.

— А почему вы только её спрашиваете? — раздался голос с первой парты. Это была Ханна Шоу, темнокожая гриффиндорка.

— Как угодно, — обернулся Хеймдалль. — Мисс Шоу, тот же вопрос.

— Как известно, палочка, посох, кольцо и меч сами по себе являются артефактами, — гордо отозвалась она.

— Ответ не полный, — строго заметил Хеймдалль. — Кто дополнит?

Я подумала, что мне в принципе на его занятиях свою бледную ладошку можно и не опускать. Профессор ОПТИ внимательно осмотрел класс, в котором определённо никто не мог дополнить Ханну, и снова повернулся ко мне. Я вздохнула, скривила жабью морду, но руку не опустила.

— Прошу, мисс Нильфхейм, — снова улыбнулся он.

— К артефактам принято относить магические предметы направленного действия, например, мётлы, напоминалки, порталы или порт-ключи, — заговорила я. — Для их использования не требуется заклинание или какое-либо иное магическое усилие. Некоторые такие артефакты имеют очень сложное строение чар, как например, распределяющая Шляпа или потолок в Большом зале, а другие создаются доступным практически каждому волшебнику набором заклинаний или даже одним заклинанием. Артефактом может стать любой предмет, однако для артефактора…

— Спасибо, — снова перебил он меня. — Это было бы интересно классу, если бы у нас был урок артефакторики. Но мы в этом классе будем говорить только о противодействии тёмным искусствам. К тёмным искусствам традиционно относят заклинания и магические практики, способные нанести существенный или непоправимый вред. Они существуют в великом множестве, и хотя лично я не согласен с отнесением к ним некоторого волшебства, у Министерства есть определённое представление о том, что есть магия тёмная, а что нет. Скажем, взрывное заклинание «бомбардо» не относится к тёмным искусствам, а вот по идее чистящее «аблатио»⁽¹⁾ относят к ним. Впрочем, моей задачей на этот год будет обучить вас не столько всей защитной магии в целом — этого за год не добиться никому — сколько реагировать на угрозу и делать это максимально эффективно. Давайте-ка сдвинем столы и немного поиграем.

Играть с Хеймдаллем, когда он преследовал в игре образовательные цели — то есть, почти всегда — мне никогда особенно не нравилось. Потому что игрой это называлось весьма условно. Он поставил на свой стол большую корзину с разноцветными маленькими, хорошо знакомыми мне шариками, и радостно наблюдал за тем, как первокурсники тягают мебель. Благо, именно в этом классе парты были не такие уж тяжёлые. Места оказалось довольно много, и Хеймдалль попросил всех встать в круг. Мне хотелось встать за дверь, но я послушно встала напротив его ухмыляющейся персоны.

— Никакой защитной магии вы пока ещё не знаете, так что сегодня мы просто потренируем вашу реакцию, — он достал два мячика из корзины. — Красные мячи — злонамеренные заклинания, и от них вам нужно уворачиваться, зелёные — наоборот, полезные, и их вам нужно ловить.

На вид мячи, конечно, одинаковые, но на самом деле это не так. Зелёные мячи довольно мягкие, шершавые, и они всегда у него были за полезное, а вот остальные — в данном случае только красные — очень твёрдые. Их и ловить-то больно, а уж получать по туловищу, да если он их ещё и ускорит… Синяк будет как минимум. Проверено на моей тушке.

— Мобилициркус⁽²⁾, — взмахнул палочкой Хеймдалль, и мячи поднялись в воздух.

Началось всё как забавная игра с довольно медленным шариками. Все весело хихикали, уворачиваясь от них, но я-то знала, что они постепенно начнут ускоряться. Нет, был, конечно, шанс, что Хеймдалль пожалеет детей. Но он был ничтожно мал и для самого Ольстина, а уж в сочетании с Франкенштейном, ждать пощады вообще не приходилось. Так что до конца урока хотя бы по одному разу досталось всем. Ну, кроме меня и самого Хеймдалля. А остановился он только тогда, когда веселье конкретно так иссякло и сменилось лёгким ужасом. Впрочем, до предельной скорости он и близко не дошёл. Потом было десять минут галдежа с расставлением столов на место, а затем Хеймдалль велел достать учебники и открыть главу первую — «Щитовые чары». В своё время он заставил меня зазубрить именно её наизусть. Он всегда говорил — не знаешь, чем защищаться, защищайся «протего». Они, конечно, не спасали от физических, например, атак, но неплохо держали основную массу заклинаний. Так что я настолько хорошо знала эту главу, что повторяла слова из неё про себя быстрее, чем успевала пробегать глазами по строчкам. Минут пять я честно изображала чтение, а потом сдалась и растеклась по парте. Бдительный Хеймдалль этого, конечно же, не упустил.

— Мисс Нильфхейм, вы закончили? — улыбнулся он.

— Да, сэр, — отозвалась я и выпрямилась.

— Что ж, тогда идите сюда ко мне. Вы ведь сможете показать, что прочитали?

Когда Хеймдалль-Франкенштейн хотел, он источал такое обаяние, что его можно было черпать ложкой. В принципе, он мог в таком вот виде вполне хладнокровно душить жертву старой резинкой от трусов, а она бы при этом билась в экстазе. Но меня всегда пугало, когда он впадал в такое состояние. Потому что впадал он в него только тогда, когда что-то хотел. А когда он что-то хотел, он это получал. Ну, если речь шла не обо мне, потому что чем сильнее работало это его обаяние, тем с более громкими воплями ужаса и более далеко я уносила ноги. По крайней мере, эта я. Однако сейчас я просто не могла пулей вылететь из класса и спрятаться где-нибудь, не знаю где. Я вышла к доске.

— Я атакую вас жалящим заклинанием, а вы используете чары, о которых прочитали, — посерьёзнел он. — Готовы?

Я достала палочку и кивнула. Хеймдалль шевельнул рукой, и прежде чем сглаз сорвался с его палочки, я пискнула: «Протего», — и резко рассекла воздух своей палочкой вниз. Жалящее заклинание ударилось о мой щит, как будто пустив круги по воде, и его отбросило назад к Хеймдаллю. Он ловко швырнул его в стол.

— Блестяще, мисс Нильфхейм, — снова улыбнулся он. — Вместе с ответами на первом уроке — двадцать очков. Кто хотел бы повторить?

Желающих, как ни странно, не нашлось. Что подарило всему классу подробную и максимально детальную лекцию о том, как именно творить щитовые чары. Вообще, в «Азах…» об этом было довольно неплохо написано, но голосовое оформление профессора расставляло нужные акценты. На домашнее задание Хеймдалль не поскупился, попросив написать эссе на один большой свиток на тему щитовых чар. И разумеется, после того, как урок закончился, он попросил меня задержаться. Я собиралась медленно, ожидая, пока все уйдут. Последним в сумку я запихивала перо, когда услышала голос Ханны Шоу.

— Вы не начислили мне очков за ответ, — негромко произнесла она.

— В самом деле? — Хеймдалль поджал губы. — Что ж, два очка за неполный ответ. И два штрафных очка за выкрики с места. Можете идти.

Она промолчала, но очень громко возмущённо подумала. Я всё ещё ковырялась на своей парте, когда Ханна прошла мимо, злобно на меня зыркнув. Напугала, блин, ежа голым задом. Когда дверь за ней закрылась, я, бросив сумку на столе, поплелась к столу Хеймдалля.

— Выключай свою харизму, — попросила я. — У меня на неё аллергия.

— Разумеется, — он улыбнулся, и на этот раз мне не захотелось экстренно выучить трансгрессию. — Я составил для тебя расписание. Завтра в шесть тридцать жду тебя на пробежку. Уже три дня без утренних тренировок.

— Кошмар, — картинно закатила глаза я. — А сегодня… — я взяла из его рук протянутый пергамент. — В пять верховое фехтование?

— Поскольку первокурсникам свои мётлы иметь нельзя, будешь пользоваться той, что я взял для тебя, — усмехнулся Хеймдалль.

— А где будет проходить занятие? Вряд ли директор дал тебе добро на моё истязание, — нахмурилась я.

— Там за стадионом есть низинка с крутыми откосами, — он неопределённо махнул рукой. — Никто не увидит.

— А если увидит? — скривилась я. Оказываться на слуху ещё больше мне не хотелось.

— Пара заклинаний, и даже захочет — не увидит. Не переживай. Те.

— Лучше бы вы получили разрешение директора, профессор, — вздохнула я.

— Только после того, как у вас пройдут уроки полётов, — он пожал плечами. — Это уже на следующей неделе.

— Ладно, хорошо, как скажешь… те, — улыбнулась я.

У нас ещё было время до обеда, но мои одноклассники всё равно ушли в Большой зал — там было довольно много места и достаточно светло, так что многие делали там домашнее задание. Да и кто-нибудь из преподавателей всегда был там, чтобы в случае чего пресечь шалости. Я заметила всю группу, когда проходила мимо раскрытых дверей. Народу в зале было много, и я не стала заходить, опасаясь новой волны мигрени. Вместо этого я решила спуститься в гостиную Слизерина — там-то сейчас как раз никого не должно было быть. По подземелью я и правда шагала в гордом одиночестве, и в таком же одиночестве даже успела начать готовить домашку по ОПТИ. По идее, мне надо было бы взять некоторые книги в библиотеке, но я совершенно не хотела возвращаться в шум, так что подумывала вызвать своего домовика, чтобы он принёс мне всю нужную литературу из дома. К тому же, я-то точно знала, чего Хеймдалль хотел в этом эссе лично от меня. Я углубилась в «Азы…», хотя ничего нового там, определённо, не было, когда услышала чьё-то бормотание над своей головой. Я обернулась и увидела мальчика со второго курса с серыми глазами и платиновыми волосами. Он был очень сосредоточен.

— Мистер Малфой, — обратилась я, и он, очевидно, от неожиданности вздрогнул. — У вас озабоченный вид. Что-то случилось?

— А, это ты, — отозвался он. — Мы на факультете типа семьи, как говорит МакГонагалл. Так что можешь звать меня на ты и по имени. Ты же Фрейя Нильфхейм? Из Нильфхеймов?

— Да, — я кивнула. — Хорошо. А что всё-таки стряслось?

— У нас проблемы с квиддичем, — скривился он. — В том году выпустился ловец, и заменить его некем. Я поговорил с отцом, и он предложил нам новые мётлы. На «Нимбусе 2001» даже я утру нос Поттеру.

— Мысль интересная, но не очень реальная, — я покачала головой. — Если мистер Малфой приобретёт для команды Слизерина новые мётлы и ты войдёшь в команду, будет выглядеть, будто место ты купил. Это низко. К тому же, Поттер играет с прошлого года, верно? — он кивнул. — Тогда, чтобы утереть ему нос, нам нужен ловец с первого курса.

— Редкие первокурсники прилично держатся на метле, — мрачно изрёк Драко. — Да и директор не позволит.

— А нам и не его надо убедить, а профессора Снейпа, — я улыбнулась. — Если твой отец спонсирует команду, а ты не станешь даже пробоваться, это будет благородный широкий жест аристократа. А роль ловца оставь мне.

— А ты хорошо летаешь? — сощурился он.

— Полагаю, достаточно, чтобы убедить профессора Снейпа, — я изогнула бровь.

— И в чём вы намерены убедить меня, мисс Нильфхейм? — раздался над нами низкий голос. Я подняла голову и столкнулась взглядом с почти чёрными глазами профессора.

— В том, что могу играть за сборную факультета по квиддичу, — прямо ответила я.

— О, вы так считаете? — он скривился. — Вам не даёт покоя слава мистера Поттера?

— Я сама достаточно известна в определённых кругах, и слава мистера Поттера меня никоим образом не касается, — я сделала максимально честное лицо. — Однако у нашей сборной нет ловца, а я могу сорвать вибрисс с морды бегущего гепарда так, что он и не заметит.

— Звучит убедительно, — на лице профессора возникло подобие улыбки. — Однако как первокурснице вам запрещено иметь личную метлу, а на ваш урок полётов посмотреть я прийти не смогу.

— В этом нет никакой необходимости, — насколько мне известна была моя мимика, я улыбнулась по-детски непосредственно. — Профессор Ольстин одолжит мне метлу, и вы сможете увидеть, как я летаю, уже сегодня в пять часов.

— Ольстин? — озадаченно переспросил он.

— Ой. Постоянно забываю, что директор Дамблдор представил его Эдельштейном, — я сжала переносицу. — На манер британской транскрипции. Извините.

— В пять часов, — повторил профессор. — Постарайтесь.

Если хочешь, чтобы у тебя не было врагов — не отсвечивай. А я вот максимально отсветила. Прямо начиная с первого дня. И, видимо, карма моя такая — везде отсвечивать. Потому что вряд ли можно придумать способ засветиться больше, чем вылезти на поле для квиддича. У меня почему-то не было никаких сомнений в том, что отбор я пройду. Мне захотелось сдать назад от одной только мысли о том, что первая игра может быть с Гриффиндором. А я даже мысли не допускала о том, чтобы проиграть. Нет уж, не в мою смену.

Когда я пришла на обед в Большой зал, ко мне тут же прилипли одноклассники. Они устроили мне допрос с пристрастием о том, зачем меня оставил новый профессор. Я сказала, что он попросил меня в будущем отвечать только на поставленный вопрос и не смущать остальных. Они вроде бы как поверили. Ну, рано или поздно правда всё равно всплывёт. Она как оно в проруби — всегда всплывает. Хотя я бы предпочла, чтобы поздно. Пообедали мы вполне спокойно, потом все пошли заниматься в библиотеку, а я решила всё же вернуться в гостиную.

В половине пятого я стояла перед дверью кабинета Хеймдалля. Оттуда доносились голоса — его и профессора Снейпа. Я вздохнула и постучала. Голоса затихли, и через пару секунд дверь открылась. На пороге стоял Хеймдалль. Рассмотрев меня, он просиял, взял сумку со стула и позвал декана Слизерина. Мы прошли длинными коридорами под внимательными взглядами с картин, потом вышли из замка и быстрым шагом обогнули стадион, за которым и правда оказалась низинка. Я бы скорее назвала её расщелиной. Вообще, внутри неё можно было вполне разместить сооружение размером с квиддичное поле. И возможно, кто-то так бы и сделал, если бы там не было постоянно холодно. Мы спустились на несколько шагов по крутому осыпающемуся склону, и Хеймдалль остановился. Он развернулся, доставая палочку.

— Каве инимикум⁽³⁾, — произнёс он, широким жестом обводя небо от края до края щели. — Не вижу смысла спускаться на самое дно — взлететь можно и отсюда, — добавил Хеймдалль, доставая из своей сумки сначала одну метлу, а затем и вторую. Сумка вообще-то была небольшой, но заклятия незримого расширения никто не отменял. — Давайте сегодня проведём тренировку третьего типа.

— Да, сэр, — вздохнула я.

Тренировка третьего типа предполагала эдакие обоюдные салочки, когда оба участника стараются поймать друг друга, но остаться непойманными. Прелесть этой тренировки заключалась в том, что она включала только полёт на метле. Нельзя было пользоваться чем бы то ни было — только маневрировать. Я оседлала метлу и ринулась вниз. Надо было ещё помнить, что нельзя вылетать за границы скрывающего заклинания.

Если есть транспорт более неудобный, чем метла, то мне он неизвестен. Хоть бы велосипедное седло догадались приделывать, что ли. Потому что голое древко, упирающееся в самые разные места, мягко говоря, ощущается не особенно комфортно. Классическая метла не оборудована для комфорта седока вообще ничем, но при должных познаниях — или в специальных мастерских — можно приделать к ней хоть мягкое кресло. Летать она, правда, после этого будет ужасно, но зато сидеть будет удобно. Вообще, как транспортом в нынешние времена ими пользуются мало, так что большинство моделей ориентированы на спорт. В основном на квиддич, хотя есть ещё гонки на мётлах, экстремальное маневрирование, фехтование и другие, ещё менее популярные. На спортивных с недавних пор стали делать стремена, что, конечно, делало посадку креветки несколько более удобной, но всё равно далёкой от комфорта.

Во время тренировки третьего типа ни в коем случае нельзя делать двух вещей — отвлекаться и терять противника из виду. Впрочем, первое, как правило, и вело ко второму. Я пролетела над склоном, набирая скорость, так низко, что за мной поднялась пыль. И это вовсе не был глупый маневр — у самого дна я замедлилась и аккуратно вылетела из этой завесы в сторону узкого тупика, в котором рассчитывала развернуться, поднявшись за уступом на несколько метров. Стоило мне сделать это, как пришлось резко нырять под несущегося навстречу Хеймдалля, наглым образом разгадавшего мой маневр. Едва не задев прутьями дна, я рванула в противоположный конец ущелья так низко, что могла бы при желании подобрать камень и швырнуть его. Я видела тень Хеймдалля, и как только она начинала расти, я делала резкий рывок в сторону. Надо было отрываться от земли, иначе я бы так и оставалась в позиции ловимого. В очередной раз, когда Хеймдалль решил на меня спикировать, я подпустила его поближе и в последний момент ускорившись пролетела над его головой и зашла с тыла. Мы поменялись ролями, и теперь уже он витиевато улепётывал, а я всячески пыталась его догнать. За последующие тридцать минут мы менялись ролями ещё несколько раз, и в самом конце мне наконец удалось ухватить край его мантии.

— Время, — улыбнулся Хеймдалль. — Ты как обычно быстро реагируешь.

— А ты как обычно разгадываешь мои маневры, — хмыкнула я и вдруг вспомнила про профессора Снейпа.

Декан Слизерина сидел на большом валуне там, откуда мы начали наш полёт. Вид у него был слегка озадаченный, но вместе с тем удивительно довольный. Я кивнула Хеймдаллю, и мы с ним полетели к профессору. Мой наставник молча убрал мётлы обратно в сумку, а затем снял скрывающее заклинание. Мы пошли наверх, и надо сказать, спускаться было куда проще. Я была гораздо легче взрослых мужчин, так что из-под моих ног земля осыпалась не так интенсивно, но я бы предпочла зашвырнуться наверх каким-нибудь мобиликорпусом. Тем более после получасового полёта в позе креветки.

— Полагаю, я увидел достаточно, — произнёс профессор Снейп, когда мы выбрались на поляну за стадионом. — Я представлю вас капитану нашей команды мистеру Флинту, мисс Нильфхейм. И сам поговорю с директором.

— Спасибо, профессор Снейп, — улыбнулась я.

Теперь сдавать назад точно было поздно.

1) От лат. Ablatio — удаление.

Вернуться к тексту

2) Вербальная формула заклинания, которое заставляют летать предметы — в данном случае предметы круглые.

Вернуться к тексту

3) Каве инимикум (англ. Cave inimicum) — вербальная формула защитных чар, создающих барьер, который скрывает заклинателя от посторонних глаз. Люди по другую сторону барьера не смогут видеть, слышать, а если заклинание правильно выполнено, то и учуять их.

Вернуться к тексту