Лук и меч (джен)

Мальчик едва не упал. Ослабевшие без долгого движения конечности отказывались служить. Кто-то, стоявший сзади, подхватил его под руки, Леголас немного укрепился на ногах и обернулся с радостным возгласом:

— Кили!

Молодой гном приложил палец к губам, но не успел ничего сказать — мальчик буквально кинулся в его объятья. И теперь уже Кили с трудом стоял на ногах, едва удерживаясь, чтобы не расхохотаться. Из-за деревьев осторожно выступили Балин, Двалин и Фили, опирающийся на самодельный костыль. По всей видимости, гном был ранен, да и прочие носили на себе следы недавнего побоища. Все трое выглядели измученными и, тем не менее, все были живы, от чего Леголас только обессиленно рассмеялся. За последние несколько часов ему пришлось пережить слишком много неожиданностей. А гномы уже окружили мальчика, и каждый стремился дотронуться до него, похлопать по плечу, будто хотел убедиться в том, что это действительно их знакомый эльф, а не его призрачный дух. Потом товарищи расступились в стороны, и к Леголасу подошёл тот, о ком он от радости будто бы совсем позабыл.

Торин Дубощит.

Леголас поднял взгляд на короля гномов и замер. На память ему пришёл их последний разговор и то, как Дубощит кричал на него, сверкая глазами. Вспомнил принц, как ушёл, никому не сказавшись. Разом вспомнил беседу Торина с Балином у костра. Сердце мальчика болезненно сжалось. Он подумал почему-то, что король должен его теперь возненавидеть. За что? Неизвестно. За то, что доставил им столько переживаний и хлопот. За то, что стал обузой. За то, что оказался неподготовлен к стычке и так глупо попался. Да мало ли — за что. Ведь знал Леголас — теперь уже наверняка знал, — как крепко Торин обижен на всё их эльфийское племя. И знал суровое королевское сердце. Всего этого оказалось достаточно, чтобы мальчик весь вспыхнул от стыда и упал перед королём на одно колено, склонив голову. Может быть, на его счастье, тот смилостивится над ним и смирит свой гнев. Может быть...

Торин поднял принца с земли и заглянул ему прямо в глаза. Не сказал ни единого слова. Ни упрёка, ни одобрения. Только быстро и крепко прижал мальчика к своему сердцу. Потом выпрямил руки и долго держал ладони на плечах Леголаса, внимательно оглядывая его в лесных сумерках. Никогда ещё принц не видел у короля таких глаз. Тревога и забота сквозили в них. Да полно, это ли Торин Дубощит — суровый и непреклонный владыка Эребора? «Упрямый», — говорил про него отец. «Гордый», — сетовал Балин. Что произошло в сердце сына гор за то время, пока Леголас был в плену? Этого эльф так никогда и не узнал, но много позже, вспоминая эту минуту, искренне считал, будто именно в тот момент что-то произошло в его жизни. Что-то важное и определяющее, чему бы он сам не нашёл объяснения, но за что всю жизнь был благодарен Королю под Горой.

На виске эльфа, оставленная дубинкой громадного орка, темнела кровоточащая ссадина. В вихре последних событий Леголас как-то совсем забыл о ней, хоть боль и донимала его, а в голове всё ещё шумело. Взгляд короля вновь омрачился.

— Дружище, — обратился Дубощит к Балину. — Займись Его высочеством. Мальчик ранен. И ждите меня здесь. Я должен уладить кое-что.

Он отпустил принца и, придерживая рукой меч, засунутый в ножны, отправился в глубину леса — туда, где спали ничего не подозревавшие орки. Леголас рванулся было следом за королём, но Балин удержал его за руку, покачал головой, и Леголас вдруг послушался, как будто во всём этом была некая тайна, которую ему не следовало знать. Гномы в ожидании разбрелись в стороны. Балин нашёл на полянке место, куда попадало больше лунного света, и, достав из походной сумки, чудом уцелевшей в недавней переделке, какие-то бинты и мази, принялся осторожно утирать кровь с головы Леголаса.

* * *

— Балин, — обратился мальчик к доброму гному, когда они остались наедине. — Расскажи, как всё было. Как вы спаслись?

— Тише, малыш, — Балин улыбнулся, заботливо оглядывая принца и обрабатывая его раны. — Помолчи немного и не вертись. Иначе мне не вылечить тебя. Как ты сам? Испугался?

— Испугался, — честно признался Леголас и, немного помолчав, добавил: — И за вас... тоже.

Балин снова улыбнулся.

— Ты храбрый мальчик, — сказал он. — Твой отец наверняка гордится тобой.

— Не знаю, — тихо ответил Леголас. — Он никогда не говорил мне этого.

— Ты его очень любишь?

— Да! — тут же выпалил принц и сам смутился. — Больше жизни. Больше, чем может себе позволить любой из эльфов. Но он... Так бывает строг иногда. А иногда так ласков... Правда! Но я его совсем не знаю. И от этого даже... боюсь.

Балин глубоко вздохнул где-то в темноте и положил на макушку принца свою мягкую ладонь:

— Поверь мне, малыш, многое из того, о чём думают отцы, остаётся в тайне. А уж то, о чём думают короли, и подавно известно немногим.

Добрый гном вновь занялся ссадиной принца. Тот задумался было над его словами, но Балин вдруг заговорил снова:

— Я ведь давно знаком с Торином. Одному Эру известно, сколько лет мы знаем друг друга. Я помню Трайна и помню владыку Трора. Мы, гномы, не так скрытны, как эльфы, но и у нас не принято разбрасываться пустыми словами. Я никогда не слышал, чтобы из уст Трайна звучало хотя бы слово похвалы в адрес сына. Он вообще был скуп на слова и, быть может, от этого однажды сошёл с ума. Горе его после убийства Трора оказалось слишком велико, а поделиться им он ни с кем не хотел. Но я помню, как однажды, когда Торин, будучи ещё совсем молодым гномом, подцепил где-то неизвестную болезнь и ночами метался в бреду и лихорадке, его отец ни разу не лёг спать и сам сидел у постели больного. Он тогда никого не пускал в комнату к сыну, разве что мать, а по случаю выздоровления Торина закатил такой пир, что хватило на весь Эребор, да ещё близлежащему Дейлу досталось.

Балин присел на корточки у ног принца, чтобы лучше разглядеть тонкий порез на шее эльфа, оставленный орочьим клинком. Его седая голова оказалась почти у самых глаз Леголаса. Осторожно обмывая рану, Балин продолжил:

— Послушай старика, малыш. Не всему верь, что говорят. Больше верь тому, что делают. Твой отец никогда не отдался бы добровольно в руки орков, если бы не любил свой народ. И если он тебя любит — а иначе и быть не может, — ты это узнаешь. И чем скорее узнаешь, тем счастливее будешь. Вот так-то, дружок. А ну-ка, что это у тебя тут?

Балин поднёс ближе к глазам руки мальчика и покачал головой. На запястьях виднелись синяки от тугих веревок, а в том месте, где эльф ударился рукой о камень, наливался тёмный кровоподтёк. Гном что-то проворчал себе под нос на кхуздуле. Если бы Леголас знал значение этой фразы, то повзрослел бы разом на сто лет, но, к счастью, слов он не разобрал, а Балин тем временем поднялся на ноги и вернулся к дорожной сумке. Взял её в руки и принялся копошиться, вытаскивая наружу разные склянки и разглядывая их под лунным светом.

— Балин, — сказал вдруг Леголас. — Я слышал ваш разговор. Там, у костра.

Не оборачиваясь, гном кивнул головой:

— Знаю.

— И ушёл. Бросил вас. Одних.

— И это знаю.

— Я не должен был, Балин. Это неправильно. Я... виноват.

— В чём? — Гном, кажется, нашел, что искал и вернулся к мальчику, держа в руках одну из склянок. — В чём ты можешь быть виноват?

— Я поступил неблагодарно, Балин. Я не должен был молча уходить. Так не поступают свободные эльфы. Мой отец совершил однажды эту ошибку, и я... Мне не хотелось бы её повторять.

Балин внимательно и серьёзно поглядел на принца. Потом молча взял ладонь Леголаса в свою и принялся мягко втирать мазь из склянки в его повреждённую руку.

— А знаешь, малыш, — произнёс Балин задумчиво, — а ведь не уйди ты тогда, мы, быть может, так и не обнаружили бы орков, которые шли по нашему следу.

— Пусть так. Но вы приютили меня, а теперь ещё спасли мне жизнь. Когда я найду отца, я буду умолять его, чтобы он помог вам вернуть ваш дом. Смауг будет повержен. Торин вновь станет властителем Эребора. Такова моя воля, — В голосе Леголаса послышались властные королевские нотки. — Гномы должны знать, как могут быть благодарны эльфы.

— Тс-с-с, — Балин почему-то прижал палец к губам и потрепал мальчика по золотой голове. — Всему своё время, малыш. Никому не говори пока об этом. Сначала нужно найти короля Трандуила. Почему-то мне кажется, что мы уже близки к концу наших поисков.

Спустя несколько минут в глубине леса послышались тяжёлые шаги, и на поляну вышел Торин. Был он молчалив и строг. Подойдя к Двалину, который при виде короля встал с поваленного дерева, он коротко обменялся с ним парой фраз, а затем махнул рукой, собирая товарищей вокруг себя.

— Друзья мои, — сказал он, не глядя ни на кого, но обращаясь ко всем. — Всё, что мне нужно было, я узнал. Король Трандуил здесь, неподалёку отсюда, орки держат его в своём подземелье.

Леголас открыл рот, но Балин тут же сжал его ладонь, и принц благоразумно промолчал. Торин между тем продолжил:

— Дойти до подземелья нетрудно — нужно лишь двигаться всё время на запад. Но вот вытащить Трандуила из ямы, в которой он заточён, будет, может быть... почти невозможно. Он не подпускает к себе никого с самого первого дня пленения, — Торин мрачно усмехнулся. — Создал вокруг себя заклятием невидимую стену, и ни один из орков так и не смог к нему подойти. Правда, и сам Трандуил ничего не ест и не пьёт. Ни с кем не говорит. Орки надеялись уморить его голодной смертью, и так бы и сделали, если бы не...

Торин быстро взглянул на Леголаса и осёкся. Планы похитителей в разъяснениях не нуждались, но тут же другая мысль пришла гномам в головы и, прежде чем Торин заговорил, они уже чувствовали, в чём главная загвоздка всего предприятия.

— Это только полбеды, — продолжил Дубощит. — Худо другое. Если к Трандуилу не могли подойти орки, то, стало быть, не сможем подойти и мы. Как можно спасти того, кто сам этого не желает? А кроме того, я сильно сомневаюсь, что король эльфов послушает нас, помня наши предыдущие разногласия.

Все вокруг замолчали. Торин скрестил руки на груди, углубился в свои мысли и тоже не говорил ни слова. Так прошло полминуты. И тогда в тишине ночного леса послышался тихий голос:

— Меня послушает.

Гномы обернулись к эльфу. Двалин что-то проворчал себе под нос, Фили и Кили удивлённо переглянулись, а Балин покачал головой. Торин поднял на принца глаза.

— Этого я и боялся, — сказал он.

Леголас стоял перед королём, крепко сжимая в ладони рукоять лука, который ему успел вернуть Балин. Дубощит внимательно поглядел на принца и спросил:

— Почему знаешь?

— Он мой отец, — просто ответил Леголас.

— Отец, — медленно повторил Торин и снова задумался. Никто не решился прервать его молчание. Леголас ждал, зная, впрочем, что, каким бы ни было решение Короля под Горой, его собственное решение останется неизменным. За отцом он пойдёт до конца, в самое пекло, в самое сердце тьмы. И если не вытащит его из того подземелья, то лучше с честью погибнет, чем повернёт назад. Был ли этот выбор продиктован смелостью или отчаянием, он не знал. Только чувствовал, что и Дубощит может это понять. Торин думал долго, наконец, глубоко вздохнул и сказал:

— Да. Иначе и быть не может.

Он обвёл своих товарищей взглядом тёмных глаз из-под тяжёлых бровей и остановился на Леголасе.

— Что ж, — сказал он, — пусть будет по-твоему. Иди к своему отцу. Но на себя мы возьмём орков.