Природоохранная зона (джен)

2013 год, одиннадцатое марта

Температура больше не поднималась, но Маша всё ещё чувствовала противную слабость. Впрочем, работодателя не интересовали её чувства, так что пора было возвращаться в магазин.

Следующие два рабочих дня прошли ожидаемо тяжело. Маша путалась в просьбах покупателей, неправильно отсчитывала сдачу, с большим трудом перетаскивала тяжёлые ящики. Но она пережила и собственную слабость, и чужое недовольство — и утром выходного дня проснулась выздоровевшей.

Посмотрела в окно и впервые за последний месяц увидела чистое голубое небо.

На телефоне обнаружилась непрочитанная эсэмэска от Ильи, который обзавёлся привычкой желать ей доброго утра и справляться о самочувствии. Маша улыбнулась, ощущая прилив счастья.

«Удивительно, — подумала она, зевая и печатая ответ, — сколько радости могут принести несколько слов от нужного человека…»

За домашними хлопотами время незаметно подобралось к трём часам. На небе всё ещё не было ни облачка, а яркое солнце освещало улицы. На улице было заметно теплее вчерашнего, и в воздухе пахло весной.

Маше надоело сидеть дома в такой погожий день. Недолго думая, она собралась и вышла из квартиры.

Лес сегодня тоже выглядел непривычно. Листвы ещё не было, поэтому солнечные лучи проникали сквозь кроны свободно, подсвечивая каждую трещину на коре и каждый островок насыщенно-зелёного мха, напившегося влаги за последние месяцы. Вчерашний Лес, в котором серое небо смешивалось с коричнево-чёрными стволами, вдруг показался миражом.

По малиновой тропинке Маша привычно добралась до реки, где постелила предусмотрительно захваченный плед на корни старого дуба.

Как всегда, оказавшись здесь, она начала приходить в себя от рабочей суеты. Забывались раздражённые лица покупателей, шум магазинного радио, бесконечные тетрадки с учётом и списанием; расслаблялись плечи, пропадала противная тяжесть в голове.

Она достала из рюкзака термос и налила горячий чай в колпачок; пар сразу же взвился вверх, обдав лицо теплом и напомнив запах порошка от простуды и гриппа.

Еще в рюкзаке лежало небольшое зеркальце. Когда-то давно Маша положила его туда, вспомнив из школьных уроков ОБЖ, что таким образом можно подать сигнал спасателям. Но потеряться в роще — пусть и большой — оказалось задачей неординарной, поэтому зеркальце ни разу не пригодилось.

«Можно поиграться с солнечными зайчиками…»

Маша потянулась и взяла зеркальце в руки. На его глади отразилась она сама — в синей куртке и с немного запутавшимися чёрными волосами, затем — голубое небо, стволы деревьев за её спиной и размытая человеческая фигура среди них.

Маша выронила зеркальце и обернулась.

Никакой фигуры не было. Только голые стволы деревьев и небо. Солнце по-прежнему грело Машу, ощутившую внезапный озноб.

Про Лес говорили разное. Что воды реки неспроста такие тёмные — а сулят своим цветом беду; что больше всего опасна Лесная темнота — злобная, ощетинившаяся тысячами невидимых веток. Наконец, что самоубийцы и другие заблудшие души оказываются здесь не просто так — само место зовёт их в гости.

Достаточно было просто подойти к тёмной громаде Леса, чтобы ощутить нечто вековое, давящее на тебя одним своим присутствием; нечто много старше и тебя, и песен в твоих наушниках, и потрёпанного китайского термоса с чаем. Для чего ты сам не больше букашки на тропинке.

Возможно, букашке Лес уделял даже больше внимания.

Маша и сама поучаствовала в распространении подобных сплетен — когда в её одиннадцатом классе здесь повесился школьный физрук. Они с одноклассниками сочинили целую легенду, согласно которой физрук до сих пор бродит по чаще и, завывая, заставляет всех встречных бегать кругами. А на груди у него висит проржавевший, но всё ещё работающий свисток…

Веселее всего было пугать этим малышню.

Кроме того — вспомнилось Маше — был ещё и Вова. Тот самый Вова, который рассказывал ей байки про живущего в реке гигантского сома; который вместе с Алинкой написал на стене школы оранжевой краской «До свидания, школа. 11 Б, 2010 год»; и который месяц назад закончил свою жизнь от передозировки наркотиков прямо на Лесной тропинке.

И если про физрука придумали хотя бы сплетню, про Вову не придумали вообще ничего.

Маша ещё раз оглядела Лес, но не заметила ничего подозрительного.

«Мало ли что люди болтают, — успокаивающе подумала она, возвращаясь к наблюдению за рекой. — То сомы-людоеды, то Чёрные Кони… А мне просто почудилось…»

Начало темнеть. Окружающий мир стал постепенно терять цвета. Небо из голубого превратилось в блёкло-фиолетовое, а потом в чёрное; стволы деревьев медленно растворились в сгустившейся тьме. Вскоре над головой заблестела старая Машина знакомая — Полярная звезда.

Маша улыбнулась звёздочке и потянулась, разминая затёкшие мышцы. Напридумывала она себе сегодня страхов! А по итогу день ничем не отличался от прочих.

«И вообще, — решила она, складывая плед, — если кому-то и стоило бояться призрака физрука, так это тому же Вове, который зло подшучивал над ним. Или Кириллу с Костей, которые придумывали для Вовы шутки… Хотя им-то чего бояться нашего Леса, они давно рванули в Москву…»

С этими странными мыслями она зашагала обратно по малиновой тропинке, подсвечивая себе дорогу с помощью телефона. Маленький светодиодный фонарик на торце давал достаточно света, чтобы не сбиться с пути. Серебристый бабушкин фонарик, хоть и был куда массивнее, освещал хуже. Лидия Павловна, их школьная учительница физики, что-то рассказывала на этот счёт. Кажется, что в светодиоде гораздо большая доля энергии переходит в свет, а не в нагрев вольфрамовой пружины…

«Да что мне сегодня в голову лезут школьные воспоминания? — самой себе удивилась Маша. — То Вова, то Лидия Павловна… Неужели встреча с Ильёй так на меня повлияла?»

Вдруг сбоку что-то блеснуло. Не так ярко, как светодиод, и даже не на уровне бабушкиного фонарика — а скорее как машин старый ночник со звёздочками.

Маша резко остановилась, но ничего не увидела. Лес был тёмный, холодный, пустой.

«Опять показалось? Да что за день такой…»

Она зашагала дальше, но через несколько секунд вновь краем глаза уловила блеск. Медленно, стараясь не терять блеск из виду, Маша повернулась — и поражённо застыла на месте.

В нескольких метрах от тропинки, на небольшой поляне, в воздухе кружились разноцветные пульсирующие шары.

Со слов бабушки Маше всегда представлялись жёлтые точки, бездумно роящиеся в воздухе; но настоящие Огоньки были гораздо красивее. Каждый имел свой собственный цвет, но переливался всеми его оттенками; а по форме больше напоминал маленький клубочек спутанных ниток.

Ещё ей стало понятно, почему бабушка говорила «танцующие». Словно музыка и вправду играет, только Маша почему-то её не слышит; а Огоньки слышат — и кружатся в своё удовольствие. Они то замедлялись, то ускорялись, то двигались вразнобой — что мешало понять, какой должна быть эта музыка. Энергичное танго? Медленный вальс? Размеренные гитарные аккорды?

…Все эти мысли пронеслись в голове за пару секунд, а следом Маша ощутила, как подскакивает пульс и становятся дыбом волосы.

«Что за чертовщина?..»

На краю сознания скользнула мысль, что с самой полянкой тоже что-то не в порядке. Затем Маше вспомнилась фраза, сказанная кем-то из взрослых много лет назад: «Детские сказки должны оставаться в детстве». Кто сказал и по какому поводу — она сейчас не вспомнила бы при всём желании.

Но фраза имела смысл. В семь лет Маша пришла бы в восторг от подобной картины. Сейчас же она замерла как вкопанная и дышала тихо-тихо, пытаясь справиться с затопившим ужасом.

«Может, я свихнулась? Простуда что-то повредила в моём мозгу? Простуда вообще может так делать?.. Так, у меня же где-то записаны контакты бабушкиного психиатра…»

Последняя мысль вызвала полуистерический смешок. В Лесной тишине звук собственного голоса до смерти напугал Машу, но Огоньки никак на него не отреагировали.

Проходили минуты. Картина не менялась.

Маша помедлила еще немного, а потом изогнула запястье, направляя луч телефонного фонарика в сторону от малиновой тропинки. Свет равнодушно скользнул по голым ветвям кустарников и покрытой грязью земле.

«Вот что не так с поляной! — Маша отвесила себе мысленный подзатыльник. — Она зелёная! Там трава, цветы и кусты! Хотя на дворе начало марта!.. И цветы почему-то распустились, а ведь ночь уже!..»

Страх вступил в схватку с любопытством. Часть её сознания хотела бегом добраться до квартиры, закрыться на все замки и спрятаться под одеялом, словно от монстров из детских страшилок. Другая часть настойчиво тянула вперёд — изучить бабушкину сказку поближе.

Глубоко вздохнув, Маша сделала выбор.

Огоньки совсем не обращали внимания на её приближение. Зато чем ближе она подходила, тем яснее становилось, что у Огоньков нет никакой материальной основы — вроде невесть откуда взявшихся гигантских светлячков — которая могла бы хоть немного объяснить происходящее.

Огоньки, как и Маша, были сами по себе.

Голова закружилась от нахлынувших эмоций, что заставило Машу прислониться к ближайшему дереву. Страх внутри понемногу уступал место восхищению. Такими же круглыми глазами она смотрела в детстве на Деда Мороза — когда он ещё казался настоящим, важным, реально существующим чудом. А потом вдруг превратился в набор из накладной бороды и красного кафтана, надетый на кого-то из взрослых.

«Такие бойкие… Пульсируют… Как живые…»

Она собралась с силами и дошла до поляны. Едва она ступила внутрь, Огоньки вдруг встрепенулись, словно стая потревоженных птиц. На секунду Маша испугалась двух противоположных вещей: что Огоньки налетят на неё всей сворой и съедят, как голодные пираньи; или что Огоньки упорхнут и растворятся в темноте, словно испугавшиеся воробушки.

Но ничего из этого не произошло. Огоньки просто подлетели поближе и закружились совсем рядом с её курткой. Лёгкий ветерок, сопровождавший их перемещение, растрепал выбившиеся из-под капюшона волосы. Ей вдруг стало тепло, даже жарко; она сняла капюшон и неуверенно сказала:

— П-привет. Я Маша…

Огоньки закружились сильнее, отреагировав на звук её голоса. Кажется, они были настроены дружелюбно.

Спустя пару минут Маша сообразила: они зовут её потанцевать вместе. Мол, Маша, что стоишь без дела? Вот они мы, ты наконец-то нас нашла, давай танцевать! Ей вдруг вспомнилось, как в детстве она мечтала заняться танцами, но бабушка не потянула бы оплату танцевальной секции.

А бесплатные в их городе позакрывались ещё в девяностые.

Но страх никуда не делся, поэтому Маша не решилась принять предложение. Огоньки покружились ещё немного, а потом вернулись обратно к центру поляны; только один маленький жёлтый Огонёк настойчиво остался висеть в воздухе прямо у её лица. Маша несмело протянула к нему руку, но так и не решилась коснуться: вдруг обожжётся? Может, это вообще какие-нибудь маленькие, странно себя ведущие шаровые молнии?

Лидия Павловна когда-то говорила, что существование шаровых молний не доказано. Но городские журналисты писали о них так уверенно, будто лично видели по сто раз на дню.

— Я об-бязательно зайду к вам в гости. В-в следующий раз, — нервно сказала Маша своей детской сказке, надеясь, что Огоньки понимают речь. — Я тут часто по ночам б-бываю… Дождитесь меня, пожалуйста. Я… п-просто не сегодня…

Словно в ответ на её слова, Огонёк мигнул и отплыл к другим; Маша сделала пару шагов назад, и вдруг всё исчезло, оставив лишь неясные отблески на самой периферии зрения.

Маша глубоко вздохнула, затем быстрым шагом вернулась на тропинку, а оттуда почти бегом направилась домой. Ей срочно нужно было почувствовать себя в безопасности. Захлопнуть дверь, закрыться на все замки, спрятаться под одеяло…

Вороной конь поднялся из воды на берег, заржал звонко и молодо, но забегающая в подъезд Маша уже не могла этого услышать.