Хроники Лисьего племени (гет)

Дом в жизни каждой семьи играет очень важную роль. Это не только место, куда всегда можно вернуться, но и шкатулка и ключ одновременно к воспоминаниям и знаниям многих поколений. Таким домом был небольшой особнячок в три этажа на окраине Литтл-Уингинга, увитый диким виноградом, и называющийся точно также — Виноградная Лоза. Он резко отличался от аккуратных белых домиков и своей грубой приземистой архитектурой, и необычным оформлением, и густо разросшимся садом, надёжно прячущим своих обитателей.

Но кто бы мог предположить, что этот особнячок был сердцем племени Красных Лис. Именно здесь хранилась главная святыня оборотней — статуя Ноктюрн, единственной и главной богини не только Лис, но и многих других оборотней.

* * *

Под покровительством богини Ноктюрн оборотни были не всегда, но и когда на них сошло её покровительство тоже никто не помнит, даже никаких легенд и историй на этот счёт не осталось. Тем не менее, доподлинно известно, что был заключён контракт, и богиня принесла клятву защищать и оберегать своих подопечных, они же в свою очередь обещались помнить её и ей поклоняться.

Но, как это всегда случается, казусы происходили с обеих сторон. Тогда-то и появились эти таинственные заветы Ночи, которые поставили чёткую грань между тем, что было позволительно, и тем, что жестоко каралось.

Самой страшной карой для оборотня являлась потеря сознания во время своих звериных обращений. Даже если Ноктюрн отрекалась от некоторых своих нерадивых последователей, она никогда не лишала их дара разумно мыслить и свободно переходить от одной своей ипостаси к другой. Другое дело, когда оборотень совершал страшное преступление — убийство своего соплеменника или даже родственника. Тогда Ноктюрн проклинала провинившегося, который становился почти равным по силе и мироощущению человеку, лишался своего звериного вида, и лишь во время полнолуния он превращался в ужасное существо, не похожее ни на человека, ни на зверя, и испытывал страшные муки боли...

Так говорилось в Хрониках Лис, также говорилось и в Хрониках многих других видов оборотней: волков, ласок, медведей... Это были своеобразные летописи, передававшиеся из поколение в поколение. Писать историю своего племени могла лишь Жрица-прорицательница, ведающая прошлое, настоящее и будущее.

В племенах оборотней была своя чёткая иерархия и власть, принадлежащая жрицам племени. Всего в племени существовало четыре жрицы: жрица-«говорящая», жрица-прорицательница, жрица-хранительница домашнего очага и жрица-воительница. Власть последней, правда, нередко ставилась под сомнение. «Говорящая» считалась среди них главной и наиболее приближённой к Ноктюрн, была её голосом в племени и исполнительницей её воли (если то требовалось). Также она имела дар по своей воле обратить любого человека и привести его в своё племя. Мужчины-оборотни по повелению богини являлись защитниками жриц.

Но чаще всего роль жриц в племени была совершенно незаметна, а по прошествии многих веков и вовсе исчезла. Они по-прежнему возносили молитвы Ноктюрн, но не вмешивались в дела племени, хотя и имели право при желании обратить всё в свою сторону. Слово жрицы редко когда оспаривалось.

* * *

После принятия Статута о секретности мира магов и многочисленных восстаний гоблинов был принят ещё один закон, который создал огромную зияющую пропасть между магами и всеми теми существами, которые много лет жили бок о бок с ними и не только не уступали им в развитии, но и даже превосходили.

Кентавры и оборотни никогда особо не ладили с магами. А «проклятые Ноктюрн», ставшие ликантропами, доставляли немало проблем магическому обществу, сея свою заразу. Оборотням укусы ликантропа не вредили. Гоблины при всём своём недовольстве «разумными» магами получали немалый доход с них, а поэтому отношения разрывать не стремились.

Когда закон ужесточили, оборотни по совету Ноктюрн приняли свой «закон» и скрылись вообще. Теперь, уже более 500 лет, они них не осталось даже маломальских упоминаний. Будто их и вовсе не существовало.

Лисы, волки, ласки, неважно кем они были, магами или маглами, спокойно прижились среди людей или создали свои, закрытые от любопытных глаз, колонии. Например, так поступили волки в Ирладии, или Белые Лисы в Шотландии, когда те перестали быть большим и сильным племенем.

* * *

Оборотни, наблюдая военную обстановку в конце 70-х в магическом мире, не сговариваясь приняли решение не вступать в ИХ войну. Причин тому было немало, и главной из них являлось презрение магов к существам отличающихся от них. Но в те времена, когда племя Белых Лис жило широко и рассеянно, маги и оборотни неминуемо сталкивались. Тому виной многочисленные набеги Упивающихся Смертью, которые громили магловские районы. И даже, если бы среди пострадавших были лишь представители племени, Лисы скорее всего бы смолчали. Но случилось нападение на особняк Кровавая Лилия где-то на окраине Лондона. В подвале этого особняка стояла статуя Ноктюрн, а в самом доме жила семья «говорящей». Упивающиеся смертью сожгли Кровавую Лилию и убили семью, и это стало последней каплей в переполненной чаше терпения племени Белых Лис.

Их жрица-воительница требовала крови и мести обидчикам, а обидчиками для неё стали абсолютно все маги, как тёмные и злые, так и добрые и светлые. Магам вспомнили и притеснения, и «Закон о магических существах, обладающих человеческим разумом», принятый в 1555 году, и многое другое. Новой «говорящей» едва исполнилось пять лет, и свое слово на совете она внести не смогла. Ноктюрн подозрительно молчала. Зато поднялось другое племя, которое и так-то не ладило с Белыми Лисами и уже приняло участие в противостоянии тёмным магам, а теперь и вовсе объявившее им войну. Этим племенем были Красные Лисы.

Племя Красных Лис было крайне немногочисленным, но в отличие от Белого племени у них было много хорошо обученных воинов-магов. Красное племя вообще было по своему складу скорее магическое. У Белых же Лис магов было мало и много женщин, что сильно уравняло шансы в сражении, к тому же на помощь к Красным Лисам пришли Ласки, которые также были против войны между магами и оборотнями. А в начале осени в 1980 недовольство с обеих сторон дошло до своей кульминации.

Битва свершилась в горах Шотландии, в наиболее удалённом от человеческих жилиц районе, на территории Белых Лис. Два больших лисьих племени и часть племени ласок были практически полностью уничтожены.

Стоит заметить, что такие масштабные битвы в истории оборотней не случались практически никогда, разве что в древности, но и тогда племена были в пять, а, то и в десять раз больше. С XVI века вообще не происходило ничего, кроме мелких стычек за раздел территории.

* * *

Эта битва не породила ничего, кроме ещё большего недовольства. Ласки и Красное племя рассорились, обвинив друг друга в трусости и предательстве, которое частично произошло и с одной и с другой стороны. Виной тому был договор, заключённый между ними, и который, кстати говоря, был составлен крайне скверно, вызвав лишь непонимание. Так в горы Шотландии пришла лишь малая часть племени Ласок, которая уже к середине битвы с позором бежала. Ноктюрн сочла это трусостью и отвернулась от них. Таким образом, между двумя племенами образовались холодные отношения, близкие к враждебным.

* * *

В настоящее время представителями племени Ласок являлись не так давно угасшее семейство Прюэтт и многочисленная семья Уизли. Мать Молли Уизли была жрицей-воительницей и, хотя в то время ей уже было глубоко за сорок, она изъявила желание участвовать в битве. Там же, в горах Шотландии, она и погибла. Сама Молли была жрицей домашнего очага. Её тётя, родная сестра её матери, была «говорящей», но вскоре умерла от лихорадки. И если раньше семья была исключительно без жрицы-прорицательницы, то смерть Кассиопеи Блек стала огромным ударом для и без того обмельчавшего племени. Это произошло в 1987 году. Но волею Ноктюрн «говорящей» стала Джиневра Уизли, что дало семье надежду на возвращение покровительства богини.

* * *

Племя Красных Лис состояло к началу XX века из семи крупных семейств, три из которых были магловскими. После войны в Англии осталось лишь магическая семья Фоксов и их ближайших родственников Редлей, об остальных ничего доподлинно неизвестно. Эти две семьи с древнейших времён были единственными, где из поколения в поколение девочки становились жрицами.

В послевоенное время из этих двух семейств в живых остались только семь представителей, из которых четверо были детьми, двое глубокими стариками, а Кристина Редлей, молоденькая жрица домашнего очага, предпочла спокойную жизнь с маглом и передала свои обязанности своей маленькой крестнице Дейо, которой в тот момент едва исполнилось три года. Сестра-близнец малышки Дейо Вик уже с годовалого возраста являлась жрицей-воительницей и всячески показывала свою неуёмную натуру.

Из большой счастливой семьи Фокс остались только старик Гунтер, самый старший в роду, да два младенца близнеца, Мариус и Меррайн. Их мать умерла не так давно, дети уже пребывали практически в сознательном возрасте. Она была «говорящей» в семье, и после её смерти Дар перешёл к дочери.

Жрицей-прорицательницей уже на протяжении 97 лет пребывала Рона Редлей. Она и воспитала всех четверых малышей. Несмотря на свой преклонный возраст, Рона была активной старушкой, в добром здравии и крепкой памяти, и с тех пор, как стала жрицей, и по сей день, она вносила своей старческой рукой записи о происходящих событиях в жизни племени в Хроники Красных Лис.

* * *

Древнее, но живучее племя Красных Лис всю свою жизнь провело в особняке Виноградная Лоза на окраине Литтл-Уингинга. Помимо двух стариков и четверых младенцев в Виноградной Лозе жили несколько женщин и семья Торлей, состоящей из родителей и их сына Линнуса.

Так же, как мёртвое растение вновь даёт молодые ростки, так едва не угасшее племя Красных Лис перерождалось в лице нового поколения. Спустя пятнадцать лет, дети, оставшиеся сиротами, могли вновь оказаться на пороге войны, благодаря Его Величеству Случаю.

* * *

Меррайн Фокс выросла в любви и заботе матери несколько задиристой и избалованной. Когда ей было одиннадцать, её мать умерла. Тут-то и произошли большие перемены в ещё несформировавшемся характере маленькой жрицы. Смерть матери стала тяжким ударом для девочки, и Дар, который она получила, стал для неё скорее горем, ежели радостью.

С тех пор, как Меррайн стала жрицей, она, казалось, навсегда потеряла радость к жизни, оставаясь замкнутой и нелюдимой. Но нотки прежнего избалованного ребёнка иногда всё же проскальзывали в облике нынешней Меррайн Фокс.

Все дети в особняке жили безвылазно. Учителя, как из магловской школы, так и из магической, приходили заниматься с детьми на дом. Благо, состояние, накопленное веками, это позволяло. Но для сорвиголов, вроде Вик и Меррайн это никогда не было проблемой. И хотя, обе девочки, являясь друг другу двоюродными сёстрами, не были подругами, они частенько сбегали вместе на прогулку в маленький и скучный Литл-Уингинг. И чаще всего сбегали в своём зверином обличье, дабы внести ещё больше опасности и адреналина в свою размеренную жизнь.

В тот знаменательный день, когда Гарри отправился в свою так быстро закончившуюся прогулку, Меррайн таинственным образом исчезла из-под надзора взрослых. Прогулявшись под жарким солнцем, девочка, не найдя в своей прогулке ничего интересного, решила развлечься, напугав одиноко бредущего мальчишку, коим и являлся Гарри Поттер. Обратившись в своё звериное обличье, Меррайн нырнула в кусты, где неосторожно зацепив ветку, привлекла внимание Гарри. Как и все без исключения оборотни, она обладала прекрасными по остроте и мироощущению чувствами и таким же прекрасным якро-красным мехом в зверином обличье, как и все её соплеменники. Густой острый запах человека привлёк её внимание не столько своим ароматом, сколько своей похожестью на ароматы мужчин Красного племени, будто этот мальчик мог быть одним из них. Это открытие до того поразило Меррайн, что она практически бесстрашно вылезла из своего укрытия навстречу к мальчишке. Увы, неловкое движение Гарри спровоцировало вполне здоровую звериную реакцию у Меррайн. Она его укусила и лишь спустя какое-то время сообразила, какую чудовищную ошибку допустила...

* * *

Как и любой ребёнок, Меррайн испугалась наказание не столько за укус, сколько за то, что сбежала. Но пометавшись по комнате, она вспомнила о своём Даре и теперь это пугало её ещё больше. Мальчик, которого она укусила, теперь неминуемо должен был стать оборотнем. Она — не Вик, которая может спокойно цапнуть кого-нибудь за ногу.

Не придумав ничего разумного, Меррайн всё-таки решила покаяться в своём проступке бабушке. Каково же было её удивление, когда Рона подняла её на смех!?

— Бабуль, ты чего? — растеряно спросила Меррайн, смахивая длинный рыжий вьющийся локон с лица.

Старушка Рона, чей возраст уже перевалил за сотню, широко улыбалась, и девушке на мгновение пришла мысль, что горячо любимая бабушка сошла с ума.

Рона прищурилась, в её больших карих глазах горел лукавый огонёк. Всё её сморщенное лицо выражало неприкрытую весёлость и иронию. Она поправила на плечах ярко-красную шаль с чёрной бахромой и поёрзала в глубоком кресле, устраиваясь, как поняла Меррайн, для долгой беседы.

— Считаешь меня сумасшедшей? — наконец, спросила Рона. Старая прорицательница ко всему прочему отлично разбиралась в людях и мгновенно могла понять не только намерения стоящего перед ней человека, но и даже его мысли. Собственные внуки для неё никогда не были загадкой.

— Нет. Просто ты так отреагировала, бабушка, — покаянно склонив голову, ответила Меррайн.

— А, ну-ка, присядь, поговорим, — приказала бабулька, поднимая ноги, обутые в мягкие чёрные тапочки, с маленькой скамеечки. Меррайн передвинула скамейку и села напротив бабушки. — Итак, то, что ты сбежала, я и так поняла, когда Джессамин о тебе спрашивала...

— Джессамин везде суёт свой нос, — обиженно пробурчала Меррайн, упершись локтями в коленки и уткнувшись в ладони подбородком. Её длинные вьющиеся волосы полностью укрыли её спину и плечи наподобие тёплого рыжего пледа.

— Ну, ну, не рычи. Любопытство — не порок. Лучше расскажи об этом мальчике, сколько ему лет, как выглядел, видела ли ты его раньше, — перевела тему Рона.

Меррайн закрыла глаза, пытаясь вспомнить, как выглядел мальчишка, но ничего, кроме его знакомого запаха и печенья, которое он ей предлагал, в голову не шло.

— Я не помню, у меня будто в голове помутилось... из-за запаха, — неуверенно добавила девушка, поднимая свои голубые глаза на бабушку.

— Запаха? — переспросила бабушка, оживляясь. — Какого?

— Он будто был одним из наших, пах настолько похоже, но... он человек! Я точно уверена! — воскликнула Меррайн, убирая волосы назад.

— Ну и в чём проблема? Теперь ты его укусила, если переживёт полнолуние, станет одним из нас, — оптимистично рассудила бабушка.

— Если переживёт? — переспросила девушка, мгновенно бледнея. — То есть как?! Разве не... Разве это не точно?

— Ну, всё зависит от тебя, — беспечно пожала плечами Рона.

Меррайн вскочила, перевернув лавочку, и безумным взглядом посмотрела на бабушку.

— Нет, нет... Быть не может, — замотала головой она, не в силах понять истинность слов Роны.

В горле у неё встал ком, она поверить не могла, что своими руками, точнее говоря зубами, только что обрекла ни в чём не повинного мальчишку на смерть. А ведь они практически ровесники, едва ли она младше него!

Сломя голову, Меррайн вылетела из комнаты бабушки и врезалась в Линнуса Торлея. Как и его отец, он был высоким, широкоплечим и темноволосым, выглядя среди своих соплеменников гигантом. Его мать была чистокровным оборотнем-магом, но, влюбившись в его отца, обычного магла, она долго боялась открыть ему свою истинную природу, пока тот сам случайно не узнал о её маленькой «пушистой» тайне. В отличие от многих других людей, он был практичен и не склонен к поспешным действиям. В результате взвесив все «за» и «против» он не только принял свою жену такой, какой она есть, но и сам стал одним из них.

— Что произошло? — спросил он, останавливая Меррайн. Та едва удерживалась от слёз. Но она, покачав головой, вырвалась и убежала к себе в комнату, откуда не выходила до утра следующего утра.

* * *

Меррайн, проведя ночь в слезах и размышлениях, заснула только под утро, свернувшись калачиком среди цветастых подушек и почти сползшего на пол одеяла. Но утром, едва проснувшись, она поскорее привела себя в порядок и спустилась на первый этаж (все комнаты находились на третьем этаже). Она шла быстро, постаравшись ни с кем не встречаться. Сейчас как раз было время завтра, но Меррайн даже и не думала о еде, хотя её желудок настойчиво возмущался. Она боялась потерять свою решительность, накопленную за ночь, поэтому в большую тёмную залу, в которой стояла статуя Ноктюрн, зашла на полном ходу, остановившись лишь после того, как затворила за собой дверь. И замерла, не в силах сдержать восхищённого вздоха разглядывая искусно сделанную из белоснежного мрамора статую до самого потолка на небольшом постаменте. Из окна под самым потолком бил солнечный свет, освещая прекрасную богиню, скрывающую своё лицо под белым капюшоном и распахнувшая свои объятия, словно пыталась обнять весь мир.

Подумав немного, Меррайн решила принять свой полузвериный облик, который чаще сами оборотни называли Истинным. Прошло пару мгновений, и вот уже в полутёмной зале стоит не взлохмаченная девочка в летнем красном платье с покрасневшими от бессонной ночи глазами, но жрица — «говорящая с Ноктюрн». Она несколько уменьшилась в росте и телосложении, лицо вытянулось, приобретая отчётливо звериные черты, лисиные уши торчали из копны густых рыжих волос, которые приобрели ещё более красноватый оттенок, чем был. Вместо летнего платьица на ней было длинное в пол платье с широкой чёрной юбкой, длинные рукава и лиф платья — красные с золотистой каймой. Меррайн никогда не узнавала саму себя в зеркале в своём Истинном облике, но что она точно знала, так это то, что её мама выглядела точно также, до последней оборки на юбке. Истинный облик отражал настоящее лицо и характер оборотня, в этом виде он даже никогда не мог соврать кому-либо.

Выйдя на середину залы и встав прямо перед Ноктюрн, она опустилась на колени, подбирая слова для просьбы, но в голову как на зло ничего не приходило разумного. Но в этот раз богиня сама пришла на помощь своей маленькой жрице.

— Встань, — прозвучал прекрасный мелодичный голос над головой Меррайн. Девушка повиновалась, поднимаясь с колен. — Встань подле меня и смотри.

Меррайн на негнущихся ногах встала слева у постамента и, повинуясь внутреннему голосу, обратилась в лисицу. Будучи жрицей на её шкурке присутствовали знаки отличия, выражавшиеся удивительными узорами чёрного и белого цвета на голове и спине. У обычных оборотней узор присутствовал на голове и хвосте.

Она села, обвив свои лапки пушистым хвостом с серебристо-белым кончиком, и приготовилась ждать. Прошло довольно много времени прежде, чем Меррайн окончательно не погрузилась в странное состояние между сном и видением. Она наблюдала, как поменялся свет, превратившись из солнечного в яркий молочно-белый, а потом из темноты в центр зала вышел Он. Теперь Меррайн могла в подробностях рассмотреть и его невысокую щуплую фигуру, и потёртые джинсы, и старую растянутую футболку с чужого плеча, и, самое главное, лицо. Его волосы были взъерошены, а за стёклами очков глаза светились счастливым восхищением при виде статуи Ноктюрн. Не в силах сдерживаться, Меррайн поднялась и сделала неуверенный шаг навстречу юноше, который всего лишь на мгновение отвлёкся, но вновь перевёл взгляд на статую. Девушка, забыв о том, что она всё ещё в обличье лисы, вышла в лунный луч света, но юноша не испугался её и не отступил, что удивило Меррайн. Она уже хотела заговорить с ним, но слова не шли с языка. А юноша, бросив последний печальный, но восхищённый взгляд на статую, растаял в воздухе. Меррайн потеряла сознание и очнулась лишь спустя какое-то время на том же месте, где и стояла в видении, насланном на неё Ноктюрн.