Правила игры (гет)

Если бы Гермиона знала, что придется так трудно, она удавилась бы еще перед «брачной ночью» с Люциусом Малфоем. Все последующие дни она только и делает, что бегает по поместью, стараясь угодить всем и вся и при этом не нарваться на «Круциатус» или что-то похуже. Однако теперь, когда она раскрыла свои намерения перед навязанным мужем, отступать ей гордость не позволяет.

Гермиону превратили практически в домового эльфа, только в одежде и без магии. Но она терпит приказы и старается их выполнять.

Для этого пришлось в кратчайшие сроки изучить поместье. Потерявшись несколько раз в первый же день, Гермиона вечером, вернувшись в голубую спальню, попросила у Люциуса схему дома. Он над ней посмеялся, конечно, но помог. Как хозяин имения Малфой знал его лучше кого бы то ни было.

На следующий день ориентироваться оказалось проще, но все-таки прошло несколько дней, прежде чем все коридоры и залы стали хорошо знакомы, и, поворачивая за очередной угол, Гермиона начала точно понимать, где окажется.

Будь ситуация иной, она восхитилась бы старинным поместьем, даже теперь дух захватывало от того, какой огромный и богатый это дом, сколько в нем загадок и раритетов, как причудливо переплелась тут история поколений семьи Малфоев.

Огромное впечатление производил большущий прямоугольный ковер в главной гостиной, на котором резвились вытканные единороги. Как-то Гермионе удалось понаблюдать за ними несколько минут. Животные показались ей почти живыми, потому что их движения не повторялись, каждый раз начиналась новая игра.

Еще красивее зимний сад в самом конце правого крыла усадьбы. Домовики даже сейчас поддерживают его в идеальном состоянии. Диди рассказал, что раньше цветами занималась миссис Малфой, причем не Нарцисса, а Адаминна, жена Абраксаса Малфоя, мать Люциуса. Гермиона часто натыкается на ее следы в доме. Кажется, Нарцисса не оставила в нем ничего своего, может, просто боялась что-то менять, а может, не интересовалась. А вот Адаминна, похоже, очень любила дом. Зимний сад и огромная оранжерея были ее детищем, она же сделала запущенный Малфоевский парк одним из лучших в Британии, причем не только магической.

Диди хорошо помнит хозяйку Адаминну, в девичестве Розье, и, насколько поняла Гермиона, очень любил ее, поэтому с радостью о ней рассказывает. Эти подушки вышила госпожа Адаминна, на них гиппогрифы летят среди облаков, а эту коллекцию фарфоровых дракончиков госпожа Адаминна привезла из путешествия по Китаю. Даже роскошный ковер с единорогами появился в усадьбе благодаря ей. Гермионе порой кажется, что все по-настоящему живое и красивое, а не просто знаки роскоши, появилось в этом доме благодаря Адаминне Малфой.

И все-таки этот дом необыкновенен не только благодаря ее покойной свекрови, но и сам по себе.

Необыкновенными были лестницы, которые хоть и не двигались, как хогвартские, но вполне могли перебирать ступенями, словно клавишами вытянутого пианино, стараясь уронить неугодного посетителя.

Тяжелые шторы общих комнат перешептывались между собой. Слов не разобрать, но от ощущения чьего-то присутствия холодок пробегал по спине.

В одном из салонов на первом этаже все стены испещрены переплетениями семейного древа Малфоев. Слева от двери располагаются самые древние представители, еще времен Римской империи, на ветках справа можно видеть Люциуса и Драко, теперь отросла веточка и для самой Гермионы, хотя она и не думает этим гордиться. Как-то она спряталась в этой комнате и долго рассматривала древо. Некоторые крошечные портреты гордо рассказывали о своих прижизненных заслугах. На них так редко обращали внимание, что они не гнушались пообщаться и с грязнокровкой. В отличие от настоящих больших портретов, развешанных по всему имению. Те осыпают ее проклятиями всякий раз, как подворачивается удобный случай. Гермиона помнит портрет матери Сириуса в доме на площади Гриммо 12, вот только здесь таких же гневных и сварливых портретов во много раз больше.

Зеркала не преминут сделать замечание по поводу ее неаристократической внешности. Это уже стало ритуалом. С одним зеркалом в ванной голубой спальни Гермиона сумела найти общий язык, но даже к нему приближается с опаской. Остальные же вообще старается обходить стороной.

А сколько же в этом доме антиквариата! Каждый шкаф, каждое кресло, каждая ваза — просто произведение искусства! Часто Гермионе кажется, что все они живут в музее, среди дорогущих экспонатов. Вот только в этом доме нет уюта, нет души. Только холодное высокомерие поколений владельцев. Здесь нет милых мелочей, говорящих об увлечениях хозяев, зато есть коллекция дорогих сабель, к которой не притрагивались пару веков, нет милых салфеточек, зато есть несколько старинных наборов горного хрусталя, настолько искусно сделанных, что к ним и прикасаться страшно.

Гермионе совсем не нравится дом. Но это меньшее из зол. Страшнее все-таки люди. Вещи могут быть дорогими, безвкусными, слишком красивыми, чтобы ими пользоваться, но злыми они быть не могут. А люди могут. У Гермионы каждый раз сердце в пятки уходит, когда она подает вино или закуски Пожирателям Смерти.

Ей противно от того, как они щипают ее за задницу, как сально ухмыляются, как отпускают пошлые шуточки о ней так, чтобы она точно услышала.

Зато Гермиона всегда может спрятаться в голубой спальне. Странно, но там она чувствует себя более-менее в безопасности. Ее собственный уголок в огромном враждебном доме. Здесь можно даже что-то разложить и передвинуть. Эльфы обеспечили Гермиону кое-какими необходимыми вещами вроде белья, самой простой одежды, расчески, зубной щетки… Правда домовики долго служат Малфоям, поэтому представления обо всем у них тоже малфоевские, и приходится вместо привычной щетки пользоваться жестким гребнем, а вместо джинсов носить мантии, а под них платья. И все-таки здесь ее вещи, подушка хранит ее запах, на трюмо может остаться ее длинный каштановый волос…

Даже отношения с Люциусом оказываются не такими невыносимыми. С самой свадьбы он ни разу к ней не притронулся, спит на самом краешке кровати, дальнем от Гермионы, почти не смотрит в ее сторону, говорит очень мало, только по существу. И все-таки она наблюдает за ним, узнает его привычки. Странно, но теперь он предстает просто человеком, живым.

Ненависть — слишком сильное и яркое чувство. Оно не знает полутонов, а человек многогранен, в нем всегда есть и плохое, и хорошее. Живя с кем-то бок о бок, сложно видеть только плохое и ненавидеть.

Сначала Гермиона увидела, что Малфой не всегда носит маску высокомерия. Он бывает уставшим, задумчивым, заинтересованным, даже веселым, хотя таким его теперь можно очень редко застать. Люциус прямо-таки с маниакальной тщательностью заботится о своей внешности, особенно о волосах, может подолгу расчесывать, втирать в шевелюру зелья для длины, силы, прямоты, шелковистости волос. В эти минуты он полностью погружен в себя, и Гермиону это забавляет. Сорокалетний мужчина носится с собой, словно девушка-школьница, старающаяся соблазнить красивого старшекурсника.

Еще он любит читать перед сном, причем в основном что-то по истории или теории политики. Гермиона не видела у него художественной литературы. Однажды она осмелилась спросить, что он читает. Люциус смерил ее недовольным взглядом, но рассказал, что это мемуары одного волшебника времен Первой гоблинской войны, он побывал в плену у гоблинов, многое видел. Малфой говорил долго и чем дольше, тем с большим чувством и интересом, словно забыв, с кем беседует.

Порой у ее мужа бывает мигрень, тогда он тихо постанывает и трет виски, уверенный, что Гермиона его не видит. Он бледнеет, закусывает губу, но зелий, облегчающих боль, не пьет.

Вечером он долго ворочается в постели, прежде чем улечься. Когда, наконец, находит удобную позу, тяжело вздыхает, потирает лоб, закрывает глаза. Почти сразу его дыхание становится ровным и глубоким.

Гермиона знает, что Люциус не умеет завязывать галстук, но не поручает этого домовикам. Скорее всего, раньше ему помогала Нарцисса. На второй день их брака она молча подошла и завязала ему аккуратный узел. И он позволил, хоть и никак не прореагировал. С тех пор это стало ежеутренним ритуалом.

Да, женитьбу им навязали, и никакого тепла они друг к другу не питают, но все-таки и ненависть тает. По крайней мере, со стороны Гермионы. Что чувствует Люциус, она не знает, потому что еще не умеет читать по его лицу, а спросить напрямик боится. Да и что б он ей ответил? Посмеялся бы! В этом нет никакого сомнения.

И все-таки весь день Гермиона проводит вне безопасной голубой спальни, прислуживая Пожирателям Смерти. Их она тоже узнает, но все-таки хуже. Ее первоначальная решимость найти союзников среди них немного утихла, и все-таки отчаяние пресекается на корню.

Самым опасным из всех для Гермионы оказался Антонин Долохов. Он очень капризен, все время что-то хочет, а чуть не доволен — сразу кидается «Круциатусом». Несколько раз она корчилась от боли у него в ногах. И все-таки продолжает быть покорной, это залог ее безопасности.

Большинство Пожирателей Смерти жестоки и мелочны, с болезненным честолюбием, с уязвленной гордостью. Гермиона видит их насквозь, но они не вызывают уважения. Конечно, она понимает, что постоянно в имении околачиваются не особенно полезные и бессемейные, которым нечем заняться и некуда пойти. Остальные при деле или дома, а появляются только по вызову Волан-де-Морта, которого с ночи своей свадьбы Гермиона видела лишь пару раз и то мельком.

Исключений из общей массы всего два: все тот же Антонин Долохов и Август Руквуд. Долохов не женат, поэтому ночует в основном в имении, но он явно на хорошем счету у своего хозяина. Его часто отправляют с заданиями. Гермиону в это не посвящают, но по обрывкам разговоров она понимает, что он мотается по всей стране и за границу, по переговорам, по чисткам недовольных, по поиску артефактов для Волан-де-Морта. Долохов умен, но это жестокий, безжалостный ум, человек — машина для убийства, который пытает легкой рукой. Ни один мускул на его лице не дрогнет, когда он мучает кого-то. Гермиона его боится, хоть и старается этого не показывать. Это совершенно ледяной человек, без души и сердца, непредсказуемый.

Август Руквуд другой. Он тоже холоден и сдержан, тоже без семьи. Вот только если Долохов фанатик, которому достаточно шлюх, то жену Руквуда убили в Первую Магическую войну, насколько Гермиона поняла, его дочь вышла замуж за кого-то из Норвегии и в Англии с тех пор появлялась всего пару раз. Руквуд предан Волан-де-Морту, но он не бросается в любую авантюру как в омут, в отличие от Долохова; он спокоен, взвешивает и обдумывает каждое решение. В нем нет лишней жестокости. И в плане быта почти аскет. Гермиона не раз слышала завистливые рассуждения других Пожирателей Смерти о Руквуде, потому что его слушает сам Волан-де-Морт, он даже может возражать их хозяину без опасения быть убитым. Всегда собранный, застегнутый на все пуговицы, с активно работающими мозгами. Этот человек страшнее вспыльчивого Долохова, потому что если бьет, то беспощадно и наверняка.

И все же Гермионе кажется, что Руквуд может стать ее союзником. Он не кричит все время о превосходстве чистокровных, ценит ум, а этого у нее еще не отняли. Возможно, она сможет его заинтересовать. Поэтому Гермиона старается быть максимально внимательной и предупредительной к Руквуду, задобрить его. По его взглядам она видит, что он сразу разгадал ее манипуляции, но все же пока занял выжидательную позицию. Ему еще стоит понять, как ее можно использовать, и стоит ли вообще.

И Гермиона ждет…

Конечно, в имении живет еще и Северус Снейп. Он точно знает, что такое сострадание. Наверно, договориться с ним, знакомым, было бы проще всего, но профессор пропадает в лаборатории подземелий, почти не показывается в усадьбе и никогда не пользуется услугами Гермионы.

Поэтому ей остается верить, что в голове Руквуда сложится выгодная для нее комбинация…