Жестокие драбблы (джен)

Предупреждение: предполагался драббл, но оно не влезло... Миди.

Общеизвестно, что семья, обладающая из всех возможных достоинств только незапятнанным именем, должна хранить это сокровище пуще глаза. Иначе можно забыть о том, чтобы прилично выдать своих дочерей замуж.

Моя семья, Эвансы из Вудбайн-хауса, находилась именно в таких обстоятельствах и само собой разумелось, что будет вести себя в этом ключе, чтобы сохранить в глазах соседей безупречность и приличия.

Но я знала, что моя семья делает всё возможное, что погубить свою репутацию и наше будущее, и только чудом мы еще удерживаем соседей в неведении. Я молилась лишь о том, чтобы наши проделки по-прежнему оставались в тайне...

Дело в том, что... Но нет, я расскажу с самого начала. Поподробнее.

Мои родители имели на выданье двух дочерей — меня и мою младшую сестру Лили. И — увы! — ни одного наследника.

Мой отец, мистер Эванс из Вудбайн-хауса, обладал замечательными качествами, признанными всеми, кто знал его. Увы, так же все знали, что в прочие добродетели не входили ни богатство, ни титул, ни громкое имя.

Всё, что мы имели, был унаследованный отцом небольшой домик в Коукворте — в безнадежном захолустье вдали Лондона, — и малое же приданое моей матери, которое отец выгодно вложил и имел с того небольшие, но верные проценты.

Моя сестра и я родились в этом маленьком захолустном домике и прожили в нем всю жизнь до нашего замужества; мы жили счастливо, но практически уединенно, поскольку приличного общества насчитывалось на весь Коукворт всего десять домов.

Я знала изначально, что хотя я старшая дочь, Вудбайн-хаус в качестве приданого будущему мужу я не принесу. Владение Вудбайн-хаусом было майоратным.

Ни мне, ни Лили не достанется с него ни кусочка… Мы должны будем своими силами прокладывать путь в этом мире.

Тем не менее, мои родители были неизменно веселы и довольны собой, и они с полным правом повторяли нам, что у нас нет никаких причин сомневаться в своем будущем.

Эвансы из Вудбайн-хауса имели вес в нашем пусть небольшом, но избранном обществе. Мы обладали безупречной репутацией, были приглашены во все местные дома и никогда не страдали от отсутствия предложений.

Мой отец не поддерживал практику обручения детей с младенчества, но мы знали, что мисс Эванс в качестве невесты с удовольствием примет любая семья по соседству. А моей сестре Лили и вовсе прочили блестящую партию благодаря ее оригинальной красоте, живости и приятности манер.

Лили пользовалась большим успехом у молодых — и не очень — джентльменов.

Даже наш пастор Слагхорн, почтенный господин, бросал восхищенные взгляды на Лили каждое воскресенье, когда мы бывали в церкви, и не уставал хвалить нашу семью за пожертвования, которые мы не забывали ему оставлять.

О да, мы не забывали: я особенно заботилась об этом. Ибо у меня были причины...

Читатели, только здесь, только вам я открою страшную тайну моей семьи!

Всякий раз сжималось мое сердце, когда пастор хвалил нас в качестве благочестивых и праведных прихожан.

Он ставил в пример всем, сколько мы жертвуем, и что не пропускаем ни одной службы, и что неустанно навещаем обездоленных нашего прихода (и как больные признавались, каким большим утешением для них бывает посещение Лили: «стоит ей на порог ступить, мисс, так ей-богу, чувствуешь, как будто силы вернулись и болезнь отступила»).

Когда я слышала это, у меня падало сердце: если бы они знали, почему посещение Лили так на них воздействует.

Много лет моя семья скрывала страшную тайну: моя сестра Лили была ведьмой.

Она была ведьмой с рождения, и мы ежедневно сталкивались с последствиями ее неудержимого колдовства.

А мои родители вместо того, чтобы молиться со мной об избавлении несчастной от ее демонов, только поощряли ее!

Если бы наши слуги не обожали Лили так же безоглядно, как родители, ее тайна давно бы уже вышла наружу.

Я не уставала молиться за сохранение нашей тайны и радоваться, что времена, когда ведьм сжигали на кострах, ушли в прошлое.

Какое счастье, что времена изменились! Я собирала зримые доказательства этого, бывая в гостях, ибо часто леди и джентльмены упоминали колдовство и спиритизм — и только в виде шутки.

Я была счастлива услышать, что они считают всё это няниными сказками и не могут поверить, что ведьмы, вампиры, оборотни существуют в реальности. Лили тоже смело шутила на эту тему и даже первая заводила речь об этом — весело глядя в мое посеревшее лицо.

А ее глупые кавалеры вторили ей смехом, не представляя, что живая, настоящая ведьма сидит в их гостиной, рядом с ними.

Впрочем, Лили могла заставить их поверить во что угодно. Не мне судить, было ли ее бронебойное очарование частью темных сил…

Но все кругом обожали Лили и готовы были для нее на всё. Меру ее вседозволенности мне еще предстояло познать.

Я поняла это в тот день, когда моя мать сообщила мне, что родители собираются нанять для Лили учителя. Учителя магии!

Слова матери навсегда врезались в мою память:

— Петуния, мы с отцом поговорили и решили, что Лили должна узнать побольше о себе и научиться контролировать свою магию. Мы нашли человека, который будет учить ее этому. Нам очень повезло, сказочно повезло, Петуния: найти в нашем обществе волшебника не так-то легко. Мои уши отказывались поверить в услышанное.

Неужели отец и мать настолько обезумели, что наняли для Лили учителя магии?! Он будет приходить сюда и заниматься с Лили на глазах у всех слуг, всех соседей?

Они искали его — Боже мой! Неужели они забылись настолько, что открыто выспрашивали, знает ли кто из здешних волшебника?!

Я бросилась к ногам матери, я употребила всё свое красноречие, чтобы отговорить ее от безумного плана, я взывала к ее благоразумию — напрасно.

— Мы сознаем, что этот план рискованный, Петунья, — строго сказала матушка, — можешь нам не говорить. Мы долго обсуждали это. Но разве не более рискованно то, что Лили не владеет собой и может выдать себя в обществе каким-нибудь волшебством? Мы сознательно идем на этот риск, дорогая, чтобы избежать еще большей беды. Мы решили, что гувернер будет приходить к нам трижды в неделю и заниматься с Лили своими премудростями, и он согласился начать со следующей недели. Он придет, и это не обсуждается.

Когда я узнала имя будущего гувернера, мир померк в моих глазах. Снейп!

Мои родители сошли с ума.

Мало того, что к нам будет приходить колдун и открыто колдовать вместе с Лили в нашем христианском доме, так еще и сын Снейпов! Если он переступит порог нашего дома, о приличной партии для меня и для Лили можно забыть.

Если общество узнает, что мы якшаемся со Снейпами, от нас отвернутся все соседи.

Я знала, что Снейпы — волшебники, но мне в голову бы не пришло, что мама решится пустить их в наш дом.

Снейпы — отверженные, их никто не приглашает! Если не хочет сам стать отверженным, как они…

Я знала о Снейпах с детства, когда няня рассказывала мне и Лили о них перед сном, рассказывала, как страшную сказку. То была нищая и опустившаяся семья, о которой ходили самые мерзкие сплетни.

Моя няня помнит, как некогда сельский кузнец Тоби Снейп привел в дом жену, и сразу пошли слухи, что она ведьма.

Эйлин Снейп варила в котле какие-то дьявольские снадобья, из ее веера вылетали колдовские искры, а крестьяне утверждали, что своими глазами видели, как она ночью летала на метле!

И характер у Эйлин был мерзкий. Уж на что ее муженек не был ангелом, но она его превзошла. Об их непристойных ссорах и даже драках судачил весь Коукворт.

Вдобавок она родила сына, чуть старше нас с Лили, и он тоже, как говорят, был чернокнижником.

От всех бед кузнец начал пить… Жалкий пьяница и побирушка, весь интерес которого составляло добыть вожделенную бутылку, пожаловаться на ведьму-жену и побуянить — вот каков стал глава семьи. Домой он соваться боялся: его ужасный сын не имел к отцу никакого почтения и давал отпор не хуже своей порочной мамаши…

Семья кормилась только тем, что из своих сомнительных зелий продавала Эйлин, и она смела хвалиться, что ее сын ворожит не хуже ее.

Снейпов все стали избегать.

И теперь по милости моей мамы этот Северус Снейп окажется у нас дома! Невероятно.

Но неудивительно, что он согласился: эта семья не упустит любую возможность заработать, а на приличия им плевать. Как могла мама обещать ему жалованье?!

Он явился в следующий понедельник, и мне стало страшно.

Мама забылась до того, что пригласила его к обеду, накрыла ему за общим столом!

«В благодарность за то, что Северус согласился помочь нашей дорогой девочке»!

Его встречать высыпали все, даже слуги побросали свои дела, чтобы поглазеть на него. Лили с утра не находила себе места, только о нем и говорила…

И уверяю вас, зрелище того стоило.

У дикого сына кузнеца была замечательная внешность — увидев раз, ее запоминали навсегда.

Сначала поражали взор его худоба, бледность и уродство — он был завораживающе некрасив, точная копия своей матери. Эйлин Снейп была уродлива, но от ее колдовского уродства нельзя было оторвать глаз…

От нее и от ее сына исходила темная, дикая сила; в их глазах горел дьявольский огонь. Воистину это были колдуны, и они не скрывали своей опасной силы… В них сидел черт.

Не скрывали они и своей крайней бедности — грязи, голода, жалкой одежды.

Я знаю, что благое дело — подавать нищим, но эти, одержимые гордыней, сами не принимали подаяния!

Мне снится в кошмарах, как он был одет и причесан — а ведь сам, вне сомнений, считал себя выряженным при всем параде…

Боже мой, волшебник — и не может наколдовать себе приличное платье…

Он мельком взглянул на меня — и на наших глазах его нелепый наряд преобразился в самый подобающий костюм, а свисающие на глаза спутанные черные космы превратились в гладкую прическу.

Лили пришла в восторг, слуги чуть не уронили подносы. А я поняла, что он еще умеет читать мысли, и мурашки побежали по моей коже.

Он вошел и учтиво поклонился; он заговорил — замечательно воспитанной и утонченной речью. Контраст его манер и разбойной внешности поражал. Очевидно, его мать хорошо выучила его: ее собственные манеры при общении с чужими были безупречны. Мы не уставали изумляться, откуда у загадочной жены кузнеца могло быть тонкое воспитание.

Сын кузнеца заговорил хриплым, приглушенным голосом, но мы слушали его речи, развесив уши. Он быстро доказал, что обладает знаниями, достойными учителя, несмотря на юный возраст. Он был истинный колдун, ибо познания его были огромны…

Не только Лили, которая заслушалась, раскрыв рот (манеры Лили всегда были недошколенными), — признаюсь, я сама увлеклась речами о сказочном волшебном мире и его устройстве, о великих магах и других чудесах.

Он взялся обучить Лили истории магии, магической латыни и белой магии, магическим растениям и животным, а также защите от черной магии и зельеварению.

Мы согласились, и он почтительно попросил матушку сопроводить его и Лили в Лондон, на некую магическую улицу, чтобы закупить там необходимые для занятий предметы и учебники.

Когда он назвал сумму, необходимую для покупок, я надеялась, что мать опомнится и вышвырнет его из дома.

Но Лили в полном восторге хлопала в ладоши и кричала:

— У меня будет волшебная палочка? Настоящая волшебная палочка? И метла? И котел? И книги с живыми картинками?

Моя мать сошла с ума, потому что закупила всё это. Лили целый месяц не могла успокоиться, хвастаясь передо мной своими покупками. Она отказывалась понимать, что я не желаю их видеть, а ее гувернер искоса ухмылялся и явно находил мое отвращение забавным.

Нет, не явно — он не забывал свое место и вел себя при мне и родителях с должным почтением. Он знал, что я не потерплю наглого слугу. Но я не сомневалась, что наивная Лили ведет себя с ним слишком мягко и позволяет ему забываться, она и со слугами вела себя подобным образом…

Но если в слугах я была уверена, то этого мальчишку надо постоянно ставить на место, иначе он станет опасным.

Сколько бы я ни предостерегала родителей насчет этого Снейпа, они оставались слепы и глухи.

Он обучал Лили три года, и родители указывали мне, что поведение его всегда примерно, а успехи как учителя велики, судя по достижениям Лили как ученицы.

Я на могла не заметить, что Лили и правда повзрослела и научилась замечательно владеть собой, а также колдовать к месту, не раз выручая нас из неприятностей, да и манеры ее улучшились, вышколенные гувернером, а познания о прочитанных с ним книгах восхищали.

Восхищали знатоков, поскольку я по незнанию давно уже перестала понимать, о чем Лили и Снейп ведут речи. Все эти Авиценны и Агриппы, пестики и тычинки, карты Луны и формулы физических преобразований, как мне кажется, не те предметы, незнание которых порочно… Скорее наоборот. Есть вещи, которые порочно знать, и я гордилась тем, что не знала, хотя Лили и Снейп — последний с еле заметной презрительной усмешкой — не раз предлагали мне помочь пополнить свое образование.

Я неизменно отказывалась, и мне было безразлично, что Снейп того от меня и ожидал.

Мнение этого ничтожества обо мне, пусть и нелестное, ничего не стоило.

Я знала и умела всё, что положено образованной и порядочной девушке моего круга, и меня огорчало, что образование Лили не ограничилось этим, а пошло по опасному пути.

Родители гордились тем, что Лили теперь может с английского легко перескочить в беседе на латынь и вести на ней беседы — а меня настораживало, что так суть их разговоров ускользнет от нас, не знающих латыни свободно. В любой момент, когда Лили желала посекретничать со Снейпом, она переходила на латынь — и о чем они смеются, нам неведомо.

Почему только меня смущало, что у Лили и Снейпа есть тайны, скрытые от нас?

Пока моя семья восхищалась Снейпом, я тщетно указывала им, что сама Лили непозволительно увлечена своим гувернером.

Она восторгалась им больше всех. Он самый умный, ученый, талантливый, интересный, острый на язык…

Я не раз напоминала, что сначала смущало и саму Лили: что он нелеп и уродлив, — но Лили тряхнула головкой и воскликнула:

— Я так говорила? Какая глупость. Я его совсем не знала. А теперь я вижу, что он приятный, любезный и абсолютно лепый человек!

Только глухой мог пропустить такое заявление…

Я видела, что Лили околдована, помешана на своем учителе. Она говорит только о нем, только о магии. Она постоянно цитирует его теории и суждения. Она позволяет себе под его влиянием вести себя недопустимо вольно — я чуть не умерла от шока, когда Лили обмолвилась, что Снейп на уроках полетов превращает ее юбку в штаны, «потому что так удобнее», — и рассуждает о вещах, запретных для приличной женщины.

Я убедилась точно, когда решила, пусть с запозданием, присутствовать на их уроках и лично проверить, чем они там занимаются.

Когда я вошла, на столе стоял гигантский микроскоп, разгоряченный Снейп вдохновенно и красочно описывал, как спариваются инфузории, а Лили слушала его с непристойным восторгом и даже переспрашивала, пожирая глазами окуляр.

Я выбежала из этого вертепа, хлопнув дверью, а Лили кричала мне вслед:

— Тунья, что с тобой? Посмотри с нами, эти инфузории могу размножаться половым и бесполым путем, это так интересно!

— Мисс Эванс считает, что Господь Бог поступил крайне неприлично, сотворив такую функцию, как размножение инфузорий, — ядовито отозвался Снейп.

Не сдержавшись, я воскликнула:

— Не вам упоминать имя Божие, богохульник!

— Тунья! — ахнула Лили. — Ты оскорбила Северуса! Немедленно извинись!

Снейп недобро прищурился и процедил:

— Я ни в коей мере не считаю себя оскорбленным, Лили, тем более, что мисс Эванс абсолютно права: я атеист и не скрываю этого.

— Тогда вам нет места в нашем доме! — сказала я и пошла к родителям.

Но они снова не прислушались ко мне.

Они не видели, как я, какими глазами смотрел этот «учитель» на свою ученицу. Они не слышали, как он произносит ее имя. Они не смотрели, как эта парочка над пустынным лугом летает на метле, смеясь, и он поддерживает ее равновесие…

Они пропустили даже, когда Лили сказала:

— Северус совершенно прав, что в брюках сидеть верхом удобнее. Я буду превращать юбку в брюки, когда поеду на лошади.

Он влиял на Лили безгранично и всё дальше увлекал ее от мира порядочности и приличий.

Мне снились страшные сны, как Лили сбегает с гувернером в Гретна-Грин, и перед нами закрываются двери всех приличных домов.

Я молилась о чуде — чтобы опасный человек покинул мой дом. Так и случилось, и мне стало еще хуже. А я-то думала, что хуже не бывает…

Когда моя мать объявила, что Северус Снейп настоятельно рекомендует для дальнейшего обучения отправить Лили в школу Хогвартс, я не поверила ушам.

— Северус сказал, что сделал всё возможное в условиях обучения на дому, но образование такого таланта, как Лили, нельзя бросать на этой малости. Ее должны доучить лучшие учителя магии, и тогда она станет выдающейся волшебницей, — заявила мама. — Хогвартс — древнейшая, наилучшая колдовская школа. Северус сам намерен доучиться в ней, ведь благодаря нам он скопил деньги на свое образование. Мы отпустим Лили туда, он приглядит за ней, и четыре года спустя она завершит курс…

— Снейп будет учиться там? Это совместная школа для девушек и юношей? — переспросила я, теряя голос.

— Да, но Снейп заверил, что в магическом мире так принято. Эта школа существует уже девятьсот лет. В ней учились три герцога Мальборо, десять поколений Гонтов и леди Арундел! Это очень почтенная школа. Я написала ее директору, и он прислал приглашение…

Я рыдала, молила, но все уговоры были напрасны.

Моя сестра будет учиться в одной школе с мужчинами.

Моя сестра будет жить в одной башне с мужчинами!

Если бы ее репутация не была безнадежно погублена еще раньше, теперь ей нанесен был последний удар. Когда моя сестра вернется из этой школы, на ней не женится ни один джентльмен.

Мои родители не желали меня слушать, а Лили засмеялась:

— Если они такие ханжи, то большое счастье для меня избежать брака с ними! А если кто-то меня любит, Тунья, то он женится, несмотря ни на что.

Она несла эту чушь и даже не понимала, что говорит.

Я должна была удовлетвориться тем, что школа Хогвартс — тайная и про обучение Лили в ней никто не узнает.

В августе они уехали.

Мои родители и я стояли на станции, пока Лили и Снейп загружались в дилижанс. Даже старая ведьма миссис Снейп явилась проводить их, промокая глаза платочком.

Лили сияла от предвкушения и обещала написать нам, как только достигнет Хогвартса — как предполагалось, через неделю пути.

— Жду не дождусь, когда Северус получит разрешение на аппарацию, — всхлипнула миссис Снейп. — Тогда эта дорога займет одну секунду.

Я сделала вид, что не услышала.

— Да уж, впервые мы отпускаем девочку так далеко от дома, — сказала мама, — но ведь ей нужно завершить образование.

Предположим, я вообще ни дня не проучилась в школе, мои родители сочли достаточным для меня иметь домашнее образование. И это никого не волнует.

Я сделала последнюю попытку наставить заблудших на путь истинный, заранее зная, что мои усилия пропадут втуне.

Я сказала Снейпу, что прощаю его богохульные речи и надеюсь, что он всё-таки придет к Богу.

Он учтиво поблагодарил меня и заметил, что едва ли.

— Тогда вы плохо кончите! — горячо заявила я.

Он сощурился и процедил:

— Вы как всегда правы, мисс Эванс. Вы пророчите, как Апокалипсис, и изрекаете истину, как Евангелие. Полагаю, что так оно и будет.

— Отбросьте тьму от своей души, — воззвала я, — почему вы не хотите попасть в Рай?

— Главным образом потому, что Рай представляется мне собранием таких благороднейших и добродетельных леди, как вы, — гадко усмехнулся Снейп, — и я считаю благом избавить себя и вас от перспективы провести вместе вечность — перспективы, которая не доставит никому удовольствия. Вы полагаете, что мое место в Аду, с другими богохульниками, и я согласен, что тамошнее общество подойдет мне гораздо больше. Прощайте, мисс, и продолжайте служить нам светочем добродетели!

Я задохнулась от оскорбления, и тут дилижанс отъехал.

Я увидела в его окне, как Лили что-то выговаривает Снейпу. Наконец-то я сподобилась увидеть, как она одернула его! Неужели Лили поняла, что ее драгоценный Снейп далек от совершенства?

Лили проучилась в своей школе четыре года.

Ей там ужасно нравилось, особенно вольность поведения, недопустимая нигде больше.

Я к тому времени уже вышла замуж за достойнейшего джентльмена, обеспеченного и благородного человека. Мне сделал предложение сосед, мистер Вернон Дурсль из поместья «Граннингс», и я с радостью вышла за него. Наш счастливый союз вскоре увенчался рождением сына и наследника Дадли, качества и таланты которого уважают все знакомые.

Лили тем временем продолжала учиться в школе.

С каждым годом, возвращаясь, она всё больше хвалила Хогвартс, свой факультет, новых друзей и подруг — и всё меньше Снейпа.

Мои молитвы были услышаны — она наконец разочаровалась в нем.

Более того, она нашла себе мужа, что мне казалось невозможным; разумеется, муж был из этих. Из ее однокашников, некий Джеймс Поттер. Он был колдуном, разумеется, но при том неожиданно богатым наследником некой славной фамилии. Брак Лили нельзя было считать неудачным.

Правда, ее муж был ничем не лучше Снейпа: она привезла его познакомиться с нами, и он смертельно оскорбил меня и моего супруга. Мы немедленно разорвали с Поттерами всякие отношения.

Правда, Лили всё-таки известила нас о рождении своего сына и наследника Гарри.

До «Граннингса» доходили слухи и о печальном конце семейки Снейпов. Как и следовало ожидать, они кончили плохо.

Кузнец во время пьяной ссоры прибил жену, и его повесили.

Его сыночек с тех пор, как уехал в свой Хогвартс, не одарял нас своим присутствием, но слухи о нем ходили мерзейшие. Некий бунтовщик и бузотер, колдун по прозвищу лорд Волдеморт возмущал народ, чтобы свергнуть законную власть в Англии и воцариться там, он собирал всякие отбросы, и Снейп, конечно, не мог не присоединиться к нему. Говорят, стал одним из его генералов.

Я случайно столкнулась со Снейпом в Лондоне и своими ушами слышала возмутительные речи, которые он ведет для развесивших уши дураков.

Маглы, вещал сей непризнанный вождь, завели себя и страну в тупик. Из всех немыслимых возможностей выбрали они прозябание в невежестве и отрицание будущего. Трудно представить, насколько сейчас мы, волшебники, в среднем опережаем маглов.

Каждый магический ребенок может рассчитывать на школьное образование — в то время как маглы в большинстве своем не понимают, зачем нужно учиться в школе.

В магических школах получают блестящее образование на равных мужчины и женщины — а многие магловские женщины до старости не умеют читать и писать.

Они не знают о мире ничего и не желают знать; они агрессивно тормозят всех, кто не согласен с этим.

Возможности волшебников не исчерпываются их просвещенностью, они побивают маглов и в технологии. Волшебникам нужна секунда, чтобы переместиться из Манчестера в Эдинбург, а маглам — неделя тяжелой поездки на дилижансе. И даже если магловское правительство увлечется новым изобретением Стефенсона — паровозом, и когда-нибудь построит железную дорогу от Манчестера в Эдинбург, то и тогда дорога займет не меньше суток!

И в любом случае, за волшебниками остается господство в небе. Маги умеют летать — маглы нет!

Маги умеют замораживать, разогревать, менять структуру продуктов — маглы нет; маги умеют передавать изображения и звуки на расстоянии, а маглы нет.

Надо заключить, вещал Снейп, что волшебники сейчас находятся на ступеньку выше в развитии, чем маглы. И они не должны позволить необразованным глупцам погубить себя, они должны взять власть в свои руки…

Этот человек кончит на виселице, подумала я и ушла с возмущением.

Я надеялась больше никогда не слышать о магии, Поттерах и Снейпах.

* * *

— Мадам, — встревоженно обращается ко мне старшая горничная.

— Да, Мэри? Кто там звонил у дверей?

— Мадам, у нас проблема. Я боюсь сказать…

— Ну же, Мэри?

— Мадам, простите меня! Я не смогла найти, кто звонил нам, и привратник не знает, и кучер… Они сбежали слишком быстро, чтобы их задержать, прямо растворились в воздухе! Три темные фигуры в плащах, мадам, и они… оставили нам младенца!

— Что?

— Да, мадам! Годовалого младенца! И с ним письмо… Это очень странный младенец, мэм, у его бесовский знак на лбу. И еще он вылетел у меня из рук и летает по кухне…

Боже мой, за что Ты наказываешь меня?!

Что мне делать?