Жестокие драбблы (джен)

— … Да, Джулия, я всё поняла. То есть, пломбу будем менять завтра в десять, как и договорились. Уверяю вас, после этого вы посмотрите на мир совсем другими глазами. От депрессии не останется и следа… Да-да. До завтра.

Преуспевающий стоматолог Моника Уилкинс кладет трубку и насвистывает сквозь свои великолепнейшие зубы, черкая ручкой по завтрашнему расписанию.

Это не отнимает много времени, и вскоре Моника, зевнув, выходит из своей комнаты на террасу, где ее муж вопросительно поднимает голову от газеты.

— Опять Джулия звонила, — сообщает Моника.

Венделл сочувственно роняет:

— Они совсем замучили тебя, дорогая.

Моника улыбается и наливает себе содовой.

«Но я обожаю эту ужасную работу», — думает она и знает, что Венделл думает то же самое. И в то же самое время. Они с Венделлом столько прожили вместе, что чувствуют всё одновременно и понимают друг друга без слов.

— Где рыжий разбойник? — спрашивает Моника, и Венделл отвечает:

— Ушел бить морду соседскому коту.

Как всегда. Их кот, Живоглот, отправляется на свою трудную кошачью работу каждый вечер.

Он уже прославил Уилкинсов по всей округе своими подвигами.

И ему, и хозяевам уже угрожали, но удержать кота дома невозможно, а главное, что Моника не хочет его запирать, и знает, что Венделл с ней согласен. Если кот хочет жить так, то пусть. Уилкинсы всегда за свободу.

И главное, что они в него верят: он сильный, он выгребется…

Моника и Венделл не беспокоятся по этому поводу: они тоже умеют быть сильными.

— Он когда утром был здесь, — вдруг вспоминает Моника, — я его хватаю и спрашиваю: ты с кем хочешь остаться, с папой или с мамой? Он цапнул меня когтями и ушел.

Венделл, пожав плечами, замечает:

— Я думаю, он останется с домом. Кошки, как известно, больше привязаны к дому, чем к людям. А раз дом мой, значит, он останется со мной. Если ты не передумаешь.

«Если ты не передумаешь»!

А я передумаю, думает Моника?

Нет.

Почему люди разводятся?

Почему настает день, когда самая благополучная и беспроблемная пара вдруг понимает, что всё кончено?

Почему люди, браку которых можно позавидовать, люди состоявшиеся, довольные собой и своим супружеством, успешные и небедные вдруг понимают, что не выдержат ни дня рядом друг с другом?

Загадка психологии. Но раз так случилось, то оно случилось, и раз вы оба поняли, что возврата нет, то возврата нет. Что ж; мы, Уилкинсы, — люди сильные, переживем.

И двинемся к новой, самой счастливой на свете жизни!

Это неприятность, но банальная; ее переживают все. Через это проходят тысячи… нет — миллионы пар. Конечно, очень противно, что это всё-таки случилось с тобой, но не смертельно.

Мы хорошая пара, думает Моника. Очень хорошая. Так, Венделл?

Венделл, не оборачиваясь, кивает.

Что вы хотите — двадцать лет семейной жизни. Мысли супруга поневоле научишься затылком чувствовать.

Вот так мы и почувствовали затылком, что так дальше продолжаться не может, что наш брак превратился в пустую оболочку из воспоминаний прошлого, в самообман…

Не зря мне, думает Моника, так не хотелось ехать в Австралию.

То есть, умом я понимала и одобряла, что так надо, сама активно готовила отъезд, имела на будущее грандиозные совместные планы… А душой чувствовала, с первой секунды чувствовала, что этот отъезд — ошибка. Что не надо было переезжать. Что я не хочу этого. Я заставлю себя, насилую свои желания, свое будущее…

Кажется, что именно в Австралии всё и началось. Это отчуждение. Как-то вдруг проявилось, что между нами стена, что мы уже чужие друг другу. А до Австралии всё держалось…

Почему появилось это отдаление, это недовольство своей жизнью? Не понимаю, признается Моника. Ведь с самого начала, как мы приехали, всё складывалось идеально. Всё нам удавалось, как будто нас запрограммировали на удачу. Переезд прошел замечательно гладко, новый дом оказался чудесным местечком, и соседи славные (когда Живоглот не калечит их котов, разумеется), и работа сразу понравилась, и оклад достойный…

И с Венделлом, что главное, ведь никогда не ссорились. Не было ни одной причины для разлада, ни одной зацепки…

Только проклятая психология. Это жуткое ощущение, что вся твоя жизнь — обман, и всё это тебе навязано, и тебя заполняет одно желание — сбежать, сбросить эту ложь, освободиться!

Странно, ведь такие чувства обычно бывают у неудачников, у недовольных собой. Чем мы с Венделлом можем быть недовольны?

Ничем, но я просыпаюсь утром и думаю: «Где я? Что я здесь делаю? Кто этот человек? Я хочу домой!» — и мне не надо даже глядеть на Венделла, чтобы убедиться, что он чувствует то же самое…

Вот и всё. Естественно, мы разводимся — а как иначе?

Хорошо еще, что детей нет. Без них пройдет легче.

— Кстати, — говорит Венделл, — я получил письмо от нашей крестницы, от Гермионы. Она хочет приехать. Она закончила школу и выходит замуж, хочет нам своего парня показать, ты как?

— Когда она приезжает?

— Кажется, в следующем месяце. Вон ее письмо, на столе. Живоглот его скинул, вот я и забыл тебе сразу показать.

В следующем месяце… Мы тогда уже разведемся.

Как так получается? Как получается, что двадцать лет вы жили душа в душу, ездили в отпуск во Францию и целовались в аэропорту, спускались на лодке по Темзе (с вами была ваша крестница Гермиона, точно, и Венделл тогда кричал, что ты самая красивая женщина в мире) — а теперь все чувства исчезли?

Есть воспоминания, но они почти ничего не означают. Что-то колышется в душе, но не может подняться… Как будто и воспоминания почти чужие… Всё, чувства прошли.

Как будто не вы были двадцать лет счастливой парой, Венделлом и Моникой Уилкинс. Как будто это были другие люди.

Ты произносишь «Венделл» — и ничего не чувствуешь. Самое дорогое имя для тебя тебе чужое. Пустой звук.

Ты произносишь «Моника, миссис Уилкинс» — и удивляешься: кто это? Разве это я?

И в один прекрасный день ты идешь еще дальше. Ты понимаешь внезапно: нет, это не я! Не я. Вся прошлая жизнь умерла, как будто ее не было. Я не хочу быть Моникой Уилкинс. Я больше не хочу этого, и меня тошнит от каждого мгновенья, пока я ей остаюсь!

Меня тошнит от необходимости каждый день говорить этому мужчине: «Доброе утро, Венделл», — в этом есть что-то неправильное. А его тошнит от меня, от Моники.

Да, в таком случае — только развод.

Мы уже подготовили все бумаги, и адвокат отослал их в суд.

Мы ждем только даты судебного заседания.

Ну что ж — дождемся, и начнется новая жизнь!

Нечестно признаваться самой себе сейчас и несвоевременно, но доктор Фериш из пятого кабинета мне очень нравится. Он так поддерживал меня всё это нелегкое время. Он меня понимает, сам разводился…

Надеюсь, и у Венделла всё будет хорошо. Пусть и у него кто-то появится…