Положительный результат (джен)

Том выбежал за пределы поместья и помчался прочь, не разбирая дороги. Слова Тома-среднего больно ранили его, а ведь за долгие годы в приюте он отрастил себе дублёную кожу насчёт всяких обзывательств и подколок. Он был вынужден терпеть и избегать конфликтов до тех пор, пока не смог защищать себя сам. Взрослым не было дела до разборок сирот, они старались не допускать драк и прочего членовредительства, но защитить младших от произвола старших не могли. Да и не особенно стремились, если честно. Дети должны были быть обуты-одеты, опрятны, более или менее сыты. А ещё они должны были посещать школу и ходить в церковь по воскресеньям. Главное — соблюдать внешние приличия, на всё остальное у немногочисленных воспитателей приюта Вула не было ни времени, ни сил, ни желания.

Те, кто попадал в приют из семьи, — если это были в прошлом благополучные домашние дети — не всегда могли приспособиться к новому миру, жестокому и несправедливому. И они часто совершали побеги, чтобы раствориться без следа в лабиринте грязноватых улиц Ист-Сайда. Навсегда, потому что чаще всего их судьба была печальной. Том сочувствовал им. Но сам бежать никуда не собирался. Он быстро избавился от иллюзий — рано понял, что встретить доброго человека, бескорыстно предлагающего помощь, было так же нереально, как розового пони с радужной гривой.

Так что Том отращивал дублёную кожу и учился держать удар. А потом в нём проснулась магия, и те, кто прежде его задирали, стали его бояться. Том воспринимал это спокойно. Он не был ни злобным, ни агрессивным. Он просто хотел немного личного пространства и покоя, но если уж кто-то нарывался всерьёз… Ему было жаль белого кролика Билли Стаббса, но Билли был далеко не первым, кто пытался его гнобить, и Том хорошо изучил эту породу людей, понимающих только силу. Им следовало давать окорот быстро и жёстко, чтобы отстали раз и навсегда.

С этого времени жизнь в приюте стала почти сносной. Почти… А потом пришёл Дамблдор. И сообщил Тому о том, что он — волшебник.

Том скрипнул зубами. Ненависть к Дамблдору была так велика, что становилась глубоко личным переживанием. Если бы этот… маг позволил ему остаться в Хогвартсе на лето, ему не пришлось бы пережить подобное унижение.

«Но дед и бабушка были вполне благосклонны, — прошептал внутренний голос. — Если бы папаша не вернулся так не вовремя, было бы время привыкнуть и узнать друг друга получше. А так… Если выбирать между единственным и любимым сыном и неизвестно откуда взявшимся внуком…»

Внутренний голос был насквозь прав, однако Тому от этого было не легче. Но всё-таки он пришёл в себя, остановился и огляделся. И понял, что безнадёжно заблудился и не знает куда идти. Его окружали лес, темнота и отчаяние.

Но Том не мог позволить себе отчаиваться долго. Как это часто случалось с ним в критической ситуации, переживания отошли на второй план, и юноша стал думать о том, что делать дальше. Можно было наколдовать Согревающие чары, трансфигурировать в одеяло пару веток и провести ночь прямо в лесу. А уж когда рассветёт, он найдёт дорогу и вернётся в Лондон. И попытается найти себе подработку на лето в магическом мире. К тому же, теперь у него есть деньги, и какую-нибудь дешёвую комнатку он сможет снять, а на еду и школьные принадлежности заработает.

Подумав об этом, Том пожал плечами. И почему эта здравая мысль не пришла ему в голову раньше? Боялся, что однокурсники увидят его моющим полы в «Дырявом котле»? Так работать не стыдно. Стыдно не работать, а клянчить подачки. И если у кого-то из слизеринцев хватит глупости попрекнуть его подработкой… то он найдёт, что им ответить. А к бабушке с дедом он ещё вернётся. Но не нищим просителем, а уверенным в себе магом. И тогда ещё посмотрим, что они скажут… и что скажет так называемый папаша.

Почувствовав себя не в пример лучше и увереннее, Том огляделся в поисках подходящего материала для трансфигурации… и вдруг увидел за деревьями слабенький, еле заметный огонёк. А может, стоит попроситься на ночлег? Во всяком случае, заплатить за кров он сможет.

И Том пошёл вперёд, ориентируясь на огонёк. Вскоре земля под его ногами стала более плотной, и он понял, что вышел на тропинку, ведущую к домику. А когда увидел сам дом, то брезгливо сморщился. Это была та самая лачуга, в которой обитал его родственничек с материнской стороны. Вот уж кого ему меньше всего хотелось бы видеть сейчас, так это Марволо Гонта.

И Том решил уйти… но не успел. Вдруг прямо перед ним возникла неопрятная, скрюченная и весьма дурно воняющая фигура с палочкой в руке, и скрипучий голос крикнул:

— Убирайся прочь, грязный маггл!

Том успел увидеть летящую в его сторону красноватую вспышку заклинания и машинально выставил щит:

— Протего!

Заклинание его противника отразилось от щита и ударило по нему в обратку. Маг отлетел в сторону, ударился головой о потемневшее от времени деревянное крыльцо и затих.

— Ох… — вырвалось у Тома. Марволо Гонт, конечно, придурок и отморозок, каких поискать, но убивать его Том не хотел. Поэтому он бросился к лежащему старику, пощупал пульс, облегчённо выдохнул и торопливо наколдовал Агуаменти, чтобы привести упавшего в чувство.

Старикашка открыл глаза и прошипел на парселтанге:

— Так ты не маггл… У тебя есть характер, парень… Бьюсь об заклад, что ты сынок моей беспутной дочурки Меропы…*

— С чего вы взяли?— прошипел в ответ Том.

— Я больной старик, но не дурак. Ты вылитый маггл из поместья — он ведь твой отец, правда? А где сама Меропа? Прячется? Пусть выходит, пожалуй, я прощу её за такого сильного внука. Ты унаследовал наш родовой Дар, значит, ты — настоящий Гонт… — прохрипел старик, и закашлялся.

— Мама умерла. Давно, — перешёл Том на обычный язык. — Я вырос в приюте. А сейчас учусь в Хогвартсе.

— Жаль… — в тон ему ответил Марволо. — Кое в чём я был неправ. Впрочем, что сейчас об этом… Помоги мне войти в дом.

Том помог старику подняться и ввёл его в лачугу. Она выглядела точно так же, как и в воспоминаниях мистера Гойла, то есть как ужасная грязная дыра.

— На кровать, — пробормотал Марволо, — положи меня на кровать… Что-то мне плохо… Совсем старый стал…

В сердце Тома на миг шевельнулась жалость. Похоже, что старику осталось недолго. Последний Гонт. С его смертью исчезнут последние потомки Слизерина…

Том усадил Марволо на стул, и, повинуясь какому-то минутному порыву, начал заклинаниями приводить лачугу в порядок. Бытовые чары он знал в совершенстве, за что стоило благодарить прежде всего софакультетниц. Гордые аристократки мало что могли в бытовом плане без палочки, зато уж с нею… Кстати, именно благодаря их советам Том умудрялся выглядеть прилично на самом снобистском из факультетов Хогвартса.

Минут через двадцать лачуга перестала напоминать грязную дыру, что-что, а Эванеско и Репаро Тому удавались даже без палочки. Полы стали чистыми, окна — тоже, мебель более или менее целой, занавески на окнах вернули себе первоначальный цвет, закопченные кастрюли засверкали медными бочками, убогое ложе превратилось во вполне приличную кровать с постельным бельём, в восстановленном камине зажёгся огонь, а старое засаленное кресло засияло лаком и чистой обивкой.

— Позвольте мне помочь вам, сэр? — вежливо спросил Том, а когда Марволо угрюмо кивнул — почистил и починил его одежду и привёл в порядок бороду, волосы и ногти. Но даже это не исправило внешность Марволо Гонта. Том видел перед собой глубокого старика с печатью вырождения на лице.

— Прилягте, мистер Гонт, — сказал он. — Похоже, вы серьёзно больны.

— Я не болен, я стар, — проскрипел Марволо. — И я скоро умру. Род Гонтов прервётся, ох, как порадуются этому эти крысы…

— Крысы, сэр? — удивился Том.

— Все эти министерские чинуши, выскочки и магглолюбцы! Все, кто в грош не ставит древнюю волшебную кровь! Но Гонты так просто не сдаются! Ты…

— Что? — удивился Том.

— Ты — сын маггла, но в тебе течёт моя кровь… Кровь потомков Слизерина… И ты достаточно силён, чтобы показать всей этой трусливой сволочи, что значит наследие Слизерина! То, что ты появился на моём пороге — воля самой Магии, и хоть в прежние времена такой как ты мог бы только сапоги чистить истинным Гонтам, я вынужден тебя принять…

— Не стоит меня оскорблять, — мрачно заявил Том, сытый по горло унижениями и незаметно для самого себя переходя на парселтанг. — Иначе я просто уйду, и пусть весь Род Гонтов катится к лысым дракклам вместе со Слизерином!

- Хорошшш… — оскалился Гонт. — Всё-таки наша кровь сильна! Так вот, мальчик. Смотри.

И он поднял руку, продемонстрировав Тому перстень с чёрным камнем. Перстень выглядел очень, очень старым, но не то, чтобы ценным. Но всё-таки было в нём нечто такое, что притягивало взгляд.

— Это Родовой перстень Гонтов! — горделиво сказал Марволо. — Один из Даров Смерти!

— Неужели? — поразился Том.

— Да уж, поверь, — отозвался Марволо. — Второй Дар достался Поттерам — это мантия-невидимка, а кто сейчас владеет Бузинной палочкой — неведомо никому. Есть легенда, что тот, кто соберёт все три Дара Смерти, станет её Повелителем, но… впрочем, мне некогда размениваться на мелочи. Моё время уходит… На колени!

— Что? — попятился Том. Ему показалось, что старик окончательно спятил.

— Я сказал — на колени! Щенок паршивый, я хочу принять тебя в Род! Не упрямься, у меня почти не осталось сил… На колени, ну!

И было в его голосе что-то такое, что Том подчинился. Марволо подошёл к нему и положил руку на голову.

— Я, Марволо Морфеус Гонт признаю находящегося здесь… как твоё полное имя?

— Том Марволо Риддл, — отозвался ошеломлённый юноша.

— …Тома Марволо Риддла, сына моей дочери Меропы Пропилеи Гонт и моего единственного внука, своим наследником и Наследником Рода Гонт. Да будет отныне его имя — Том Марволо Гонт. Да будет Магия свидетелем моим словам!

Тут Марволо захрипел и закашлялся, но всё-таки сумел сделать незнакомое Тому движение палочкой и что-то совсем тихо пробормотал. Том не сомневался, что этот фарс не прокатит, но их обоих, к его удивлению, окутало серебристое сияние, и он почувствовал, как его словно сжали кольца огромной змеи, а щеки коснулся сухой раздвоенный язык.

— О! — прошипел Марволо. — Ты почувствовал! Великий Покровитель Слизеринов и Гонтов коснулся тебя! Я рад… Всё-таки ты достоин…

— И что мне теперь делать? — растерянно спросил Том.

Марволо пожал плечами:

— Пока мне нечего тебе предложить, кроме этого.

И он снял с руки и протянул Тому тот самый перстень.

— Береги его, — горделиво добавил Марволо. — Как берегли мои предки и я. И никогда, слышишь, никогда не прибегай к его помощи. Не зови мёртвых, если не хочешь потерять разум.

— Но вы… — растерянно отозвался Том. — Как же вы? Это ведь ваша вещь.

Марволо покачал головой:

— Я мог носить этот перстень только до тех пор, пока у Рода не появится сильный Наследник. Так что носи, он твой по праву. Я же скоро умру, я чувствую это. Моя дочь мертва, сын — в Азкабане… Ты единственный, кому я могу отдать своё наследство. И ты достаточно силён, чтобы возродить Род. Можешь переночевать здесь, но потом… потом уходи. Мне нечего тебе больше дать, но когда тебе исполнится семнадцать лет, ты можешь обратиться в банк Гринготтс. Мой отец рассказывал мне о скрытой части наследства, которая откроется только сильному магу. И ещё…ты можешь попробовать открыть мэнор.

— Мэнор? — удивился Том.

— Не думаешь же ты, что эта лачуга — весь мэнор Гонтов? — желчно хмыкнул Марволо. — Он просто закрылся. Тебе — может открыться. Или твоим детям, если ты сделаешь всё правильно и женишься на подходящей чистокровной девушке.

— Думаю, что я сейчас вряд ли являюсь завидным женихом для чистокровных девушек, — ехидно ответил Том.

— Чушь! — каркнул Марволо. — Ты молод, здоров, красив, силён магически и чист от родовых проклятий. И ты — Гонт! Да невесты за тебя должны в очередь выстраиваться!

Тома передёрнуло. Как-то он до сих пор не думал о женитьбе, хотя и неплохо общался с софакультетницами. Единственной девушкой, к которой он испытывал что-то похожее на чувства, была Вальпурга Блэк. И вообще — чисто теоретически Том знал о сексе многое… Но это многое отнюдь не вызывало желания попробовать, каково это. Перфекционисту Тому секс казался ужасно неэстетичной и энергозатратной процедурой. А желанием размножаться он совершенно не горел, но если уж для дела надо… тогда можно и потерпеть. Но не сейчас. А где-то лет через семь-восемь.

Тому было не с чем сравнивать, и он не понимал, насколько отличаются в этом плане его мысли от мыслей обычного подростка. Увы, но чтобы зачать его, Меропа Гонт в своё время действительно воспользовалась Амортенцией. Том действительно родился здоровым, красивым и чистым от Родовых проклятий… но его эмоциональная сфера изначально была покалечена. Понятие «любовь» было Тому чуждо изначально, а физические проявления любовных отношений вызывали чуть ли не отвращение. Грубо говоря, Том был асексуалом, неспособным на любовь, оценивающим всё только с точки зрения холодного расчёта. И то, что он вообще сумел выстроить дружеские отношения с Абраксасом Малфоем и испытывал более-менее добрые чувства к Вальпурге, было уже настоящим чудом. Возможно, если бы юношу изначально воспитывали любящие и неравнодушные к нему люди, всё это могло бы выправиться со временем. Увы, обстановка приюта Вула была далеко не такова, и только природный ум и желание непременно выбиться в люди не дали Тому превратиться в озлобленного волчонка, готового укусить любую протянутую ему руку. И, разумеется, поведение Дамблдора при первом знакомстве тоже сыграло свою роль…

Впрочем, Том не задумывался об этом, поскольку не понимал, что с ним что-то не так. Серьёзно не так. Ведь он был первым учеником, гордостью факультета, пользовался уважением абсолютного большинства учителей и благоволением декана. Чего ещё было желать тому, кто вырос в приюте?

И вот теперь, благодаря Марволо Гонту, у Тома появился реальный шанс войти в магическое общество не нищим сиротой полукровкой, а наследником одной из Священных Двадцати Восьми семей и наследником Рода Слизерин в перспективе. Ну да, он по-прежнему остался нищим, как церковная мышь, но наследник древней фамилии — это совсем не то, что сирота, выросший в маггловском приюте. И вообще — деньги он заработает. Главное — когда ему исполнится семнадцать лет — пойти в банк и попытаться открыть мэнор. Возможно, всё не так уж плохо.

Смех Марволо неожиданно перешёл в кашель и старик прохрипел:

— Воды!

Том напоил деда и тот с трудом произнёс:

— Вовремя ты объявился. Похоже, что я совсем помираю. Ну, ничего, наследство я тебе передал, владей… Только побудь со мной, пока не помру. Не переживай… это недолго…

Том молча кивнул и опустился на табурет рядом с ложем умирающего. Он понимал, что старик не врёт — похоже, на принятие в Род Тома он потратил все свои невеликие силы.

Марволо вцепился в его руку и стал прерывисто шептать:

— Когда помру я… похорони меня… там, за лачугой дуб стоит, я там старуху свою закопал. Постумию… Положи меня рядом… Закопай и уходи… и не суйся сюда, пока тебе семнадцать не исполнится — это может быть опасно… Понял?..

— Понял, — отозвался Том. — Я всё сделаю.

— Вот и молодец… — оскалил полный гнилых пеньков рот Марволо. — А раз так, ещё что скажу… У Меропы был медальон… Это медальон самого Слизерина! Я так понял, у тебя его нет?

— Нет, — отозвался Том.

— Значит, в приюте спёрли… или сама продала, глупая девчонка… когда жареный петух в жопу клюнул.

— Я не знаю.

— Найди эту вещь. Найди. Это самого Слизерина вещь. Она твоя и только твоя. Ты сможешь… я знаю… — хрипел Марволо, бледнея на глазах.

— Я найду, — отозвался Том, с трудом держа себя в руках. Агония старика была жутковатой.

— Клянись! — прошипел Марволо.

— Клянусь! — отозвался Том.

— Вот и хорошшоо… — лицо Марволо неожиданно разгладилось, стало умиротворённым. - Великий Змей, я иду к тебе…

Глаза Марволо закатились, он приподнялся на миг, словно разглядел нечто невидимое, а потом рухнул на ложе… и тут Том понял, что его руку сжимают пальцы покойника.

* * *

Том сделал всё, как сказал Марволо. Он завернул его тело в бархатное покрывало, выглядевшее почти новым и чистым, отлевитировал свёрток к старому дубу, вырыл заклятьем глубокую яму и опустил в неё тело. Потом он сложил руки, чтобы прочитать молитву… но опомнился. Вряд ли Марволо был христианином. Поэтому Том просто постоял молча, забросал могилу землёй и пристроил на холмик огромный валун, на котором заклинанием выжег слова: «Марволо Морфеус Гонт» и дату смерти, поскольку даты рождения он не знал.

Все чувства его словно притупились, он действовал быстро и чётко, автоматически выполняя то, что было необходимо. Но он всё-таки ощутил что-то… некую смутную благодарность… вполне возможно это была благодарность Покровителя Рода, чьё прикосновение он ощутил.

Когда Том закончил, уже занимался рассвет, но он не чувствовал себя уставшим. Хотя есть хотелось просто жутко.

Юноша заглянул в лачугу, отыскал остатки хлеба и сыра, выглядевшие почти свежими и вполне съедобными и жадно проглотил их, запив наколдованной Агуаменти чистой водой. Сил после этого прибавилось, и он решил идти на станцию, чтобы купить билет на ранний поезд до Лондона. А там он пойдёт в Косой переулок, и… Во всяком случае, здесь ему пока точно нечего было делать. А потом он вернётся. И тогда Том Риддл горько раскается в том, что когда-то отверг собственного сына. Дважды отверг. Такое не прощается.

«Ты вернёшшься… — раздался в мозгу тихий шёпот. — Я дождуссь…»

Том чуть улыбнулся, аккуратно закрыл дверь лачуги и бодрым шагом зашагал по направлению к станции. При свете дня заблудиться было невозможно.

* * *

Спустя два часа Том дремал в поезде, едущем в Лондон. У него впереди была кошмарная бомбардировка, во время которой приют Вула был стёрт с лица земли, а сам Том едва не погиб под развалинами. Был глубинный, жуткий страх смерти, навсегда поселившийся в душе, были странные разговоры с Дамблдором и неожиданные поступки, была работа в лавке Горбина и долгое путешествие на Восток, было объединение друзей и знакомых в общество Рыцарей Вальпурги, были грубые ошибки и удивительные победы… Но в этом будущем не было убийства Риддлов и Поттеров. Точно не было.

* * *

Когда Марк закончил говорить, то я выдохнул:

— Но ведь это ещё не всё?

— Не всё, Гарри, — отозвался Марк. — Но об этом я смогу рассказать тебе позже. Сейчас уже поздно.

Я взглянул в окно и схватился за голову:

— Кошмар! Тётя и Дадли уже обыскались меня! Мне пора!

— Конечно, — ответил Марк. — И вот… передай это своей тёте в качестве извинений.

И протянул мне коробку с дорогими пирожными, которые мы так и не успели попробовать, увлечённые тем что один рассказывал, а другой слушал.

— Клянусь, что это просто пирожные, — сказал Марк. — Я не причиню вреда тебе и твоим близким, Гарри. Мы не враги. Более того, у нас общий враг. Но об этом тоже нужно поговорить позже. Пока… пока всё слишком зыбко.

— Я услышал тебя, Марк, — кивнул я. — Мы ещё поговорим об этом. Под Непреложный обет.

— Само собой. Но помни одно: я тебе не враг. И не был им никогда. До встречи.

— До встречи, — кивнул я и помчался домой. Я и не знал тогда, что наша следующая встреча состоится не так скоро, как нам обоим хотелось.

*Здесь и далее курсив — парселтанг.