Гарри Поттер и потерянный демон (гет)

В самых глубинных недрах Косого переулка, среди многочисленных лабиринтов ходов, находилось Хранилище банка Гринготтс номер один. Под сводами этого хранилища раздавался ужасный жалобный крик. Хранилище было пустым, за исключением двух охранников-хобгоблинов, стоявших по обе стороны от его входа, и маленькой безутешной ведьмы, стучавшей в массивную дверь хранилища и царапающей её ногтями.

Хобгоблины стояли почти неподвижно, если не считать нервных взглядов, которыми они перебрасывались друг с другом, глядя на внезапную отчаянную попытку юной старейшины поскорее сбежать отсюда. У них был строжайший приказ никого не впускать и не выпускать, пока не поступит иное распоряжение — либо от самого директора банка, либо от главного старейшины, который и запер эту маленькую Они в хранилище. Хобгоблины не были сентиментальными существами, но горе этой юной старейшины почти лишило их самообладания. Время от времени они поглядывали на несчастную маленькую девочку с нехарактерным сочувствием в глазах. Но оставались неподвижными.

Её кровь ручьём текла по железной двери, пока она безуспешно пыталась выбраться. Костяшки её пальцев были сбиты, кожа на них полопалась от ударов, ногти сломались и растрескались, из-под них сочилась кровь. По щекам девочки текли слезы, но она неожиданно глубоко вздохнула и закричала во все горло: 

— ШИШИ-И-И!

Стражники-хобгоблины неловко заерзали, по-прежнему стоя на своих местах.

Её душа парила над Черным озером, в то время как ее тело было заперто в хранилище с самым высоким уровнем безопасности в недрах Косого переулка. Она наблюдала за ними. Следовала за ними. Котоне делала то, что и должна была делать. В ожидании того, когда она, наконец, выйдет на свободу, чтобы осознать свое предназначение. Она была свидетельницей того, как Ваши изгнала фрагмент души из белоснежной мраморной гробницы, и продолжала следить за их действиями на Черном озере. Котоне увидела, как раненая душа Гарри — могучий лев — теряла сознание, после того, как душа его орлицы исчезла со дна озера.

Она вернулась в свое тело, но так и не нашла способа до него добраться. Она не представляла, как спасти своего Шиши.

Ее скорбный крик все еще эхом разносился по камере, как вдруг легкая вспышка синего света возвестила о новом госте в хранилище. Прямо за спиной Котоне стоял Кюсю, одетый в свою струящуюся белую мантию и длинный белый меховой плащ, развевающийся между его огромными перистыми крыльями.

Котоне развернулась, упала на колени и начала умолять отца на своем родном языке: 

— Пожалуйста, отец, я нужна ему! Я видела его… Он умирает! Я должна отправиться к нему!

Кюсю сочувственно посмотрел на Котоне и сказал мягким, почти женским голосом:

— Я признаю, эта ситуация была непредвиденной, и это могло сильно осложнить наши планы, но он справится с этим, дай ему время. Ты находишься здесь всего несколько часов, и ты уже хочешь выйти? Теперь твоя задача — наблюдать, а не действовать. Ты знаешь, что не должна покидать это место. Ты знаешь, что тебя не должны видеть, пока не придет время… Твой час еще придет, или тебе так не терпится закончить свою жизнь?

В любой другой ситуации Котоне поклонилась бы и просто промолчала. Она знала все о традициях и обычаях Они, знала иерархию старейшин, но сейчас ей было уже все равно. Она рванулась вперед и схватилась за мантию Кюсю, оставив на его одежде кровавые пятна и отпечатки ладоней. Она упала на пол и закричала в подол его мантии:

— Пожалуйста! Я умоляю тебя, отец. Отпусти меня к нему! Никто не увидит. Никто не узнает! Обещаю! Клянусь!

В янтарных глазах Кюсю на мгновение вспыхнуло раздражение. Он не ожидал такого поведения от представительницы Они. Он уже сказал то, что хотел сказать, и собирался уходить, но вдруг его взгляд упал на следы крови, размазанной по двери хранилища. Его взгляд скользнул вниз к ногам, где он увидел дрожащее тело Котоне. Он с любопытством наблюдал, как крохотная фигурка девочки вздымалась с каждым новым рыданием. Затем он посмотрел на пятна крови, запачкавшие его мантию от живота и до того места, где ее крошечные ручки все еще сжимали подол.

Он был озадачен. Негодовал. Почему она так волновалась за своего подопечного? Тот не умирал, и она это знала, так что же заставило его дочь, представительницу Они, отказаться от древних обычаев? Котоне так не убивалась даже из-за смерти своей родной матери. Он подумал, а что, может быть… Может быть, древние обычаи устаревали. Эмоции. Привязанность. Это ведь главные источники ошибок для тех, кто нес такую серьезную ответственность. Но также и источники силы, побуждающей смертных делать все, что в их силах, и даже больше. И катализатор возникновения душевных связей. Он пристальней взглянул на свою дочь и с удивлением обнаружил, что эта связь действительно существует. Ее смертная половина каким-то образом была связана с ее подопечным.

Он не забыл, что такое любовь. Это была его запретная любовь к смертной, жене волшебника, которая изначально заключила с ним договор, чтобы защитить себя, и это заставило его нарушить древние обычаи. Это было эгоистично с его стороны, и этот эгоизм стал началом тысячелетней борьбы и сердечной боли для этой семьи, и для всех, кто их знал. Цикл уже был почти завершен. Так почему же последняя наследница Они хотела отказаться от древних обычаев, как когда-то давно это сделал он?

Он уже знал ответ. Любовь. Взаимная любовь двух заблудших душ, порожденная отчаянием и взаимопониманием. Скрепленная болью и надеждой.

Теперь он понял. Она не могла создать такую связь добровольно. Ее просто нельзя было создать, она образовалась естественным образом. Но все же.

Кюсю покорно вздохнул и закрыл усталые глаза. Планы придется поменять.

— Помни, дитя… тебя не должны видеть, — тихо сказал Кюсю и, наклонившись, взял одну из дрожащих окровавленных рук Котоне и оторвал ее от испачканного края своей мантии. Они исчезли во вспышке синего света, оставив после себя в пустом хранилище оглушительную тишину.

Два хобгоблина переглянулись. Вряд ли кто-то когда-нибудь поверит, что на этих бесстрастных лицах могла появиться улыбка.

* * *

Бенджамин Боунс и Кристиана Коддингтон неподвижно стояли по обе стороны могилы Дамблдора и внимательно следили за местом, где была нарушена антиаппарационная защита Хогвартса. За это время они не заметили ничего необычного. Едкий запах серы и гари был единственным признаком того, что здесь что-то произошло, но он уже давно рассеялся.

Бен давно привык на дежурстве стоять неподвижно долгое время, но неопытная Коддингтон уже начала беспокойно переминаться с ноги на ногу.

— Сколько мы еще будем здесь стоять? — прошептала она Бену, и ее мерцающий силуэт тяжело плюхнулся в траву.

Очертания зачарованного тела Бена слегка мерцали, он огляделся и ответил таким же тихим шепотом: 

— Давай побудем здесь еще полчаса. У меня странное ощущение, что что-то должно произойти.

Бен понял, что точно знает, кто нарушил антиаппарационную защиту, но никому об этом не сказал. Был лишь один человек, способный на такое. Если Гарри Поттер почувствовал необходимость аппарировать прямо на территорию Хогвартса, значит, происходило что-то важное. Что-то очень значимое. Бен был в этом уверен.

Неожиданно до них донеслись громкие всплески воды в озере — прямо у них за спиной. Бен резко повернулся с вытянутой вперед палочкой и увидел огромное щупальце, поднимающееся из воды. Щупальце что-то удерживало; оно на всю длину вытянулось из воды, поднялось прямо над могилой Дамблдора и осторожно положило свою ношу на траву перед двумя изумленными аврорами.

Когда огромное щупальце снова скрылось под водой, Бен немедленно зажег кончик своей палочки и увидел истекающего кровью, почти полностью обнаженного Гарри Поттера.

— Мерлинова борода! — воскликнул Бен, рассеивая дезиллюминационное заклинание, и бросился к Гарри.

Кристиана тоже рассеяла заклинание и медленно встала на ноги, глядя на неподвижного молодого человека: 

— Он… Он мертв? Кто он?

Бен уже наложил серию исцеляющих заклинаний на самую худшую из всех ран и ответил в перерыве между заклинаниями: 

— Это Гарри Поттер, и он пока еще не мертв. Я не говорю, что он может умереть, хотя…

Кристиана подошла поближе, направила луч от своей волшебной палочки на лицо молодого человека, а затем сказала испуганным голосом: 

— Это не Гарри Поттер. У него… У него нет шрама.

Бен взглянул на лоб мальчика и на мгновение замер, когда увидел, что она права. Но он возобновил свои заклинания, сказав: 

— Ну, может быть, он и самозванец, но он станет мертвым самозванцем, если я прямо сейчас не стабилизирую его состояние. Пошли патронуса к Поппи, а потом к Минерве.

Бен закончил обрабатывать огромную рваную рану на боку мальчика и вдруг заметил, что Коддингтон не двинулась с места. Он взглянул на нее и увидел, что она тупо смотрит на Гарри с выражением лица, которое свидетельствовало о том, что она очень старается не грохнуться в обморок.

— Что с тобой? Я же сказал, пошли патронуса в замок!

Бен видел, как она с ужасом взирает на кровь, бьющую из разорванной руки мальчика, и из раны от копья на бедре. Он вздохнул, когда Кристиана внезапно отвернулась и упала на колени, ее вырвало прямо на траву. Бен раздраженно хмыкнул и взмахнул своей палочкой у неё за спиной, посылая в замок своего собственного патронуса-барана.

Он что-то грубо пробормотал о «чертовых зеленых новобранцах» и продолжил читать необходимые исцеляющие заклинания. Он распахнул полу своей мантии, но обнаружил, что накануне вечером уже осушил свой флакон с зельем, останавливающим потерю крови; он был потрачен на эту девушку — Грейнджер, и у него не было возможности пополнить запас.

Бен взглянул на свою зеленую — во всех смыслах! — напарницу и спросил: 

— У тебя есть пояс с зельями?

Она пошарила под своей мантией, сняла с талии пояс и, не оборачиваясь, подала его Бену; ее вновь настиг приступ тошноты.

Бен вытащил из пояса пузырек с оранжевой жидкостью, открыл большим пальцем крышку и вылил зелье в рот Гарри, массируя горло, чтобы вызвать у него глотательный рефлекс. Он сунул пустой флакон в карман и внимательно осмотрел разорванную руку Гарри. Бен знал, что он больше ничего не сможет поделать с этой зияющей раной, поэтому он поспешно наколдовал толстую марлевую повязку и осторожно перевязал руку. Он отрезал древко копья, торчащего из ноги Гарри, и с облегчением вздохнул, когда услышал взволнованный голос мадам Помфри, доносящийся со стороны замка.

— Что все это значит? — строго сказала мадам Помфри, приближаясь к аврорам. — Кто тут опять страдает… — Мадам Помфри взглянула на окровавленного молодого человека, находящегося без сознания, и произнесла усталым голосом: — Поттер? Быстро несите его в комнату рядом с лазаретом! Излишнее внимание ему сейчас совсем ни к чему.

* * *

Тело Гермионы было неподвижно под плащом-невидимкой отца Гарри; в это время из озера беззвучно показались щупальца. Одно щупальце положило «Молнию» Гарри на траву рядом с Гермионой, второе поставило золотую чашу рядышком с метлой, а третье — осторожно добавило к этим вещам палочку. Щупальца скользнули обратно под воду, и через несколько мгновений глаза Гермионы широко распахнулись.

Гермиона глубоко вздохнула, а затем упала лицом в траву. Все ее тело бесконтрольно дрожало, она кашляла и задыхалась, отчаянно пытаясь втянуть в легкие воздух.

Ей потребовалось почти десять минут, чтобы прийти в себя настолько, чтобы хотя бы вздохнуть, не испытывая ощущения, что ее легкие вот-вот вылетят через рот. Гермиона попыталась сесть прямо, но она смогла лишь неловко перекатиться на спину. Она попыталась заставить руки и ноги двигаться, но они словно не слушались её, и у нее получались лишь резкие, судорожные движения. Её конечности были странно оцепеневшими. Гермиона позволила голове склониться набок, и она смогла увидеть груду предметов, которые появились здесь несколько минут назад.

Гермиона была уверена, как и сам Гарри, что его прикосновение к хоркруксу-чаше не повлияет на него так, как повлияло прикосновение к хоркруксу-медальону. Они заранее обговорили нюансы о защите хоркрукса, о которой в своё время позаботился Волдеморт, и Гермионе пришлось согласиться с Гарри. Нужно было просто взять в руки чашу и наблюдать, что произойдет. В большинстве случаев разоблачение наложенных заклинаний под водой — совершенно нереальная задача. Отточенные движения палочки, необходимые в большинстве заклинаний, не могли быть четко выполнены из-за сопротивления воды. Когда-то, много лет назад, второй тур Турнира Трех Волшебников именно из-за этого был таким сложным. У Гермионы промелькнула мысль, что Волдеморт прекрасно использовал это в своих целях, спрятав хоркрукс так глубоко под водой. Это сильно ограничивало диапазон возможных заклинаний для любого, кто пытался бы его заполучить.

Когда она увидела красные магические вспышки, исходящие из фонтана, она уже точно знала, что там происходит. Гермиона понимала, что ничего не может сделать, пока она находится в своем трансформированном состоянии. Первым ее желанием было вернуться в свое тело, но что потом? Против вооруженных копьями водяных у нее будет еще меньше шансов, чем у Гарри.

Она знала, что «возможно» ее душа могла бы переместиться в другое тело — об этом говорилось в книге «Магия души». Это была одна из способностей Некроманта, которую она никогда бы не подумала использовать, если бы не увидела, как водяной нападает на Гарри. И те проблемы, которые он испытывал при маневрировании под водой, даже находясь в своем «состоянии». Она должна была попробовать что-то отчаянное. И первое, что ей пришло в голову, — переместиться в тело гигантского кальмара.

Это при любых обстоятельствах было довольно опасным занятием, и в книге говорилось, что к этому нельзя относиться легкомысленно. Всегда была вероятность, что вторгшаяся в чужое тело душа могла попасть в ловушку этого тела. И, конечно же, в книге упоминалось лишь о перемещении в тело других людей и ни слова не говорилось о перемещении в тела каких-то других существ.

Для Гермионы это был новый и очень странный опыт — внезапно у нее появилась куча придатков, и она совершенно не знала, что с ними делать; она видела сразу в двух разных направлениях. Ей потребовалось несколько минут, чтобы понять, как кальмар дышит, и еще несколько минут, чтобы научиться управлять щупальцами, да и просто двигаться. Она уже завидовала Котоне — маленькая девочка могла управлять своим хвостом, волосами и даже крыльями, пока они у нее были, и это было её второй натурой. К тому времени, когда ей удалось вернуться к Гарри, он уже был без сознания и медленно опускался вниз, а русалки окружали его плотным кольцом. Ей удалось аккуратно обернуть щупальце вокруг тела Гарри и схватить палочку Котоне, выпавшую из его руки, а также чашу, которая стояла на дне озера. У водяного не было шанса ей помешать — он просто не успел — Гермиона оставшимися щупальцами оттолкнула его из деревни русалок к самому берегу.

Гермиона научилась полностью контролировать своё новое тело. Из-за этого недолгого пребывания в теле кальмара ее душа уже успела забыть, как управлять своим собственным телом. Прошло несколько минут, прежде чем Гермиона смогла сесть, и еще несколько минут, прежде чем она почувствовала, что может стоять, не падая. К Гермионе почти вернулось равновесие, и ей потихоньку удалось поднять метлу, палочку и чашу, уменьшить их в размерах и сложить к себе в сумку.

Укрывшись плащом-невидимкой, Гермиона направилась туда, где она оставила Гарри. Она надеялась, что два аврора, которых они видели до этого, все еще находятся там. Гермиона вспомнила, что Бенджамин Боунс был неплохим целителем, и знала, что ему можно доверять, он точно позаботится о Гарри. Гермиона очень надеялась, что она успеет вовремя.

Гермиона приблизилась к гробнице и увидела процессию людей, направляющихся обратно в замок, осторожно левитируя тело Гарри. Мадам Помфри шла рядом с ним, читая серию заклинаний. Гермиона последовала за ней на безопасном расстоянии, но, когда процессия достигла дверей замка, она поняла, что не успеет их догнать и попасть внутрь.

К счастью, Бен открыл дверь и придерживал ее, пока группа людей заходила внутрь. Гермиона спешила, но нельзя было забывать об осторожности; она видела, что последний человек уже вошел в дверной проем, а она была еще в двадцати футах от двери. Бен стоял, рассеянно глядя на территорию замка, и в задумчивости держал дверь открытой. Гермиона тихонько подкралась к двери и быстро проскользнула внутрь.

Гермиона безмолвно, с облегчением вздохнула, но не смогла сдержать вздох удивления, когда услышала шепот Бена: 

— Вам следует быть осторожнее, мисс Грейнджер, я вижу ваши следы на траве. Они несут вашего друга в комнату рядом с лазаретом.

— Спасибо, — прошептала ему в ответ Гермиона, — и да, он мне не друг, он мой парень.

— А я что говорил, — тихо усмехнулся Бен, закрывая двери замка, — ему нужно остановить кровотечение. Оставайтесь за моей спиной.

Гермиона успела сделать всего несколько шагов, когда Бен тихонько спросил: 

— Что случилось со шрамом Гарри?

Гермиона не знала, как ей ответить: 

— Я… Он… Ну, в двух словах это невозможно объяснить, но нам удалось от него избавиться.

— Так, значит, это действительно Гарри? — спросил Бен, а затем осторожно добавил: — Тогда вы должны рассказать мне, где вы были последние несколько дней?

Гермиона только сейчас заметила, что Бен все еще держит в руке палочку, и та до сих пор направлена на нее. Гермиона поняла, что он уже знает ответ.

— На небольшом острове в Карибском море, — быстро ответила Гермиона, — мы считаем, что это где-то недалеко от Бермудских островов.

Бен кивнул и сразу же убрал палочку в карман. Они оба молчали, пока не дошли до двойных дверей в лазарет, где Коддингтон и МакГонагалл громко спорили, «настоящий» это Гарри Поттер или нет.

— А что, если это Пожиратель Смерти? — настойчиво спросила Кристиана. — У нас в замке полно магглорожденных и маггловских семей, и они не могут себя защитить! У нас может начаться настоящий хаос, если он…

Бен подошел к двери в комнату, где находился Гарри, и открыл ее так широко, чтобы Гермиона могла войти, а затем повернулся к двум женщинам и многозначительно сказал: 

— Я буду здесь какое-то время. Я дам вам знать, когда буду уверен, настоящий это Гарри Поттер или нет. Если это самозванец, выпивший оборотное зелье, то его действие скоро прекратится. Я думаю, что в таком состоянии он вряд ли может быть для кого-то опасен.

Гермиона молча села на пол в углу комнаты и наблюдала, как мадам Помфри порхала рядом с Гарри, мастерски обрабатывая рваную рану на его левой руке.

Бен подошел к кровати и спросил: 

— Ну? Что думаешь, Поппи?

Мадам Помфри хмыкнула и устало сказала: 

— Я думаю, что мистеру Поттеру надо бы найти другой способ, чтобы заплатить за комнату и еду, вместо того, чтобы заниматься делами, которые приводят его…

— Поппи! — задыхаясь от возмущения, изумленно воскликнул Бен. — Во имя Мерлина, при чем тут деньги и то, что он получил травму?

Мадам Помфри остановилась и опустила голову. Она глубоко вздохнула, а затем снова продолжила свою работу над Гарри: 

— Извини меня, это и правда звучит очень жестоко. Я знаю, что теперь он остался без средств к существованию. Я до сих пор не могу поверить, что его семья украла все деньги, которые ему завещали Джеймс и Лили. Знаешь, я действительно ничего такого не имела в виду, просто он теперь так часто бывает здесь. И сейчас…

Бен ласково похлопал ее по плечу и сказал: 

— Я знаю… Я могу тебе чем-то помочь?

— Нет, ты и так уже сделал достаточно, да и я почти закончила. Его нога должна полностью зажить. А вот другие травмы гораздо более серьезные. Рана на боку довольно глубокая, и, кроме того, были повреждены несколько внутренних органов; наверное, он какое-то время не сможет использовать свою левую руку. Если вообще когда-нибудь сможет. До утра он точно проспит. Я смогу сказать больше, когда будет понятно, как подействовали зелья.

Гермиона понимала, что мадам Помфри пытается подбодрить Бена, но её выдавали глаза. Дела Гарри были намного хуже, чем она пыталась показать. Уже тот факт, что Бен позволил Гермионе войти в эту комнату, дал ей понять, что он тоже очень и очень волнуется.

Мадам Помфри взяла поднос с зельями и медикаментами и направилась к двери, а Бен последовал за ней. Прежде чем Бен вышел в коридор, он озарил комнату легкой ободряющей улыбкой, а затем тихо закрыл дверь, оставив Гермиону наедине с Гарри в тускло освещенной комнате.

Гермиона оперлась об угол и молча наблюдала за Гарри, лежащим на кровати. Ей хотелось плакать, но её глаза оставались странно сухими. Она не могла вспомнить, когда он в последний раз был так тяжело ранен; он не был в таком состоянии, даже когда вернулся с кладбища после возвращения Волдеморта.

Гермиона закрыла глаза и устало потерла их ладонями. Наверное, это была не лучшая идея — заснуть здесь, но она так хотела услышать заключение мадам Помфри, когда она вернется утром осматривать Гарри. Не открывая глаз, она полезла в сумку, стоящую рядом с ней, и нащупала рельефного барсука, выбитого на чаше.

Гермиона была поражена, когда сквозь закрытые веки заметила вспышку света. Открыв глаза, она увидела, что они с Гарри в комнате больше не одни. К кровати Гарри подошла Котоне, но глаза Гермионы были прикованы к другому существу, безмолвно стоящему в центре комнаты.

Мужчина был очень худым и высоким, его рост был около семи футов. Его длинные белые волосы были сплетены в идеально прямую косу, лежащую в центре спины. Прямо между двумя огромными белыми крыльями, расправленными у него за спиной. Из-под его белого мехового плаща выглядывала замысловато украшенная рукоять какого-то меча.

Со своего места Гермиона могла видеть только небольшую часть профиля мужчины, но она была поражена чертами его лица. Он был красив, и эта красота была экзотической, такой, которую просто невозможно описать. Его лицо было столь же красиво, сколь безобразно лицо Котоне. Их черты были абсолютно не похожи, разве что уши и форма глаз были одинаковыми. Глаза Котоне были удивительного фиолетового оттенка, а глаза мужчины имели золотисто-желтый цвет, но они также выглядели очень грустными и усталыми. Гермиона лишь мельком увидела его пронзительный взгляд, когда он повернул голову в сторону, и на мгновение ей показалось, что он смотрит прямо на нее.

Неожиданно мужчина заговорил, сказав что-то Котоне на каком-то неизвестном Гермионе языке, который точно был не японским. На мгновение Гермионе показалось, что она ошиблась насчет пола мужчины — его голос был практически женским. Но его манеры и то, как он держался, не оставляли никаких сомнений в том, что это действительно мужчина.

«Кюсю… Настоящий отец Котоне, охотник Они», — мельком подумала Гермиона, с замиранием сердца разглядывая впечатляющего воина-Они.

Услышав слова своего отца-Они, Котоне резко оглянулась. На её лице была написана самая настоящая паника. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но Кюсю сказал ей что-то на своем странном языке, и Котоне расслабилась и повернулась лицом к Гарри.

Гермиона наблюдала, как Котоне склонилась над Гарри и прижалась лбом к его лбу, как тогда, в переулке в Лондоне, или на площади Гриммаулд-Плейс. Мгновение спустя хвост Котоне начал нервно подергиваться под грязной серой ночной рубашкой. Гермиона обратила на нее внимание только в этот момент — от бело-золотого кимоно, которое она наколдовала для девочки несколькими днями ранее, не осталось и следа. Котоне внезапно испустила хриплый сдавленный крик и начала биться в конвульсиях, пока Кюсю бесстрастно стоял рядом.

Гермиона не смогла сдержать тихий вздох, когда увидела пятна крови, расползающиеся по ночной рубашке Котоне. Они появились на левом рукаве и на правом боку маленькой ведьмочки. Еще Гермона заметила струйку крови, стекающую из-под рубашки по ее левой ноге. Маленькая ведьмочка испустила последний крик боли и рухнула на пол.

Кюсю нагнулся и поднял неподвижное тело Котоне на руки. Затем, к большому удивлению Гермионы, он повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. На несколько мгновений их взгляды встретились. Глядя в его свирепые янтарные глаза, Гермиона ожидала почувствовать что-то похожее на «связь», которую Котоне использовала для общения с другими людьми, но ничего не происходило, пока она вдруг не услышала в своей голове отчетливый голос Кюсю.

«Теперь ты можешь не волноваться за своего друга. Добунезуми⁽¹⁾ — тайный предатель, и он послал к твоему другу вестника. Как только он прибудет, вы должны немедленно покинуть это место и закончить то, что начали».

— Почему вы забрали у нас Котоне? — тихонько произнесла Гермиона. — Что вы с ней сделаете?

Взгляд Кюсю немного смягчился, но Гермиона испытала странное ощущение — как будто он заглянул глубоко в ее душу. Она не смогла сдержать резкого вздоха, когда на его губах появилась широкая сияющая улыбка. Она никогда раньше не видела, чтобы кто-то с помощью улыбки мог излучать такое тепло, так располагать к себе. Эта улыбка заставила ее почувствовать себя в безопасности. И такой любимой. Но не в романтическом смысле, а любимой той простой и чистой любовью, которая могла успокоить дыхание и заставить сердце спокойно биться в груди.

— Я вижу… Ты тоже ее любишь. — сказал Кюсю тихим сочувствующим голосом. — Я уверен, что Лев сделал очень мудрый выбор. Даю вам мое благословение.

Внезапно его улыбка исчезла, и его глаза стали вновь излучать свирепость. Гермиона услышала в своей голове его голос:

«Никто не должен знать, что здесь произошло. Никто не должен знать о том, что в этом участвовали я и моя дочь. Я вижу в твоей душе вопрос. Почему я не могу облегчить участь твоей подруги? Почему я не могу ей помочь, если моя цель — охотиться на темных? Это против правил, если можно так выразиться, — затем его лицо вновь озарила улыбка, и это немного успокоило Гермиону. — Я уверен, что ты это понимаешь».

Взгляд Кюсю упал на сумку, лежащую на полу рядом с Гермионой, и она подумала — а может, он видит под плащом не только ее душу? Может, он видит сквозь плащ? Как бы то ни было, он увидел частичку души Волдеморта, прикрепленную к чаше, лежащей на дне сумки.

«Я предлагаю тебе исполнить свой долг, пока твой Лев отдыхает, а я исполню свой. Прощай, И-гуру».

После этого Кюсю и находящаяся без сознания Котоне исчезли во вспышке синего света.

Гермиона тихонько поднялась с пола и на цыпочках подошла к кровати Гарри с сумкой в руках. Она медленно приподняла белую простыню, но из-за плотных окровавленных бинтов не могла сказать, изменилось ли что-нибудь в состоянии Гарри. Вместо того, чтобы тревожить его раны, да и самого Гарри, она поправила простыню, подошла к закрытой двери и прижалась к ней ухом. Убедившись, что в коридоре никого нет, она приоткрыла дверь и быстро выскользнула из комнаты.

Через несколько минут Гермиона открыла дверь Выручай-комнаты. Она вошла в совершенно пустую комнату примерно двадцать на двадцать футов. Закрыв за собой дверь, она сбросила плащ и положила его у стены вместе с сумкой. Гермиона вытащила чашу Хельги Хаффлпафф, прошла к центру комнаты и села прямо на каменный пол. Она поставила чашу перед собой, достала палочку и прижала её кончик ко лбу. Через несколько минут отзвучал последний звон колокола, и еще один осколок души Волдеморта навсегда покинул этот мир, чтобы больше никогда не тревожить смертных.

Гермиона осторожно убрала чашу обратно в сумку и накинула на себя плащ Гарри. Сначала она решила остаться в Выручай-комнате до утра, но передумала. Она хотела убедиться, что с Гарри все в порядке, когда он проснется. Она вышла из Выручай-комнаты и вернулась в палату, находящуюся за больничным крылом, и уселась на пол в темном углу.

Она не спала. У нее перед глазами стояла страшная картина — неподвижное тело Гарри и кровь Котоне, рухнувшей на пол, и Кюсю, держащий её маленькое тельце.

Она надеялась, что с Котоне все будет в порядке.

* * *

Сычик не знал, сколько пролежал на меховом коврике. Возможно, это было несколько минут, а может быть, и несколько дней. Он потерял счет времени, и ему было уже все равно. Он не шевелился, пока не услышал откуда-то из комнаты хлопанье огромных крыльев.

Внезапно у него перед глазами, на расстоянии нескольких футов, промелькнула какая-то белая тень. Она почти не отличалось от общей белизны комнаты, за исключением какой-то странной зеленой полосы посередине. Когда его глаза сфокусировались, он увидел пару янтарных глаз, с любопытством смотрящих на него, и внезапно осознал — это же Хедвиг, с большой зеленой ящерицей в клюве!

Хедвиг, похоже, не слишком обрадовалась этой встрече, но через несколько секунд ее сверкающие глаза смягчились от жалости. Тихонько вскрикнув, Хедвиг бросила свою добычу на коврик прямо перед Сычиком, предлагая ему еду. Затем Хедвиг острым клювом потянула за веревку, которой к его лапке было привязано послание, и избавила его от свитка. После этого Хедвиг расправила свои великолепные крылья и поднялась в воздух. Она бросила свиток на стеклянный журнальный столик и вылетела обратно в дверь — найти себе новую еду вместо той, которую она только что отдала Сычику.

Как только Хедвиг исчезла из виду, Живоглот приоткрыл кухонную дверь и очень удивился, увидев надоедливую маленькую сову, лежащую перед камином и беспомощно озирающуюся по сторонам. Некоторое время он внимательно смотрел на птицу, а затем раздраженно мяукнул. Он снова исчез в кухне и через минуту вернулся, толкая перед собой маленький бумажный стаканчик с водой, который Гарри любезно оставил для него на полу. Живоглот толкал стаканчик по полу, пока тот не уперся в край коврика из медвежьей шкуры, примерно в футе от маленькой измученной совы.

Сычик издал тихое благодарное улюлюканье, быстро расправляясь с ящерицей. Затем он прыгнул к стаканчику с чистой водой и через несколько секунд осушил его до самого дна. Он издал пронзительный звук отрыжки, затем устало плюхнулся на мягкую подушку, лежащую на одном из подвешенных к потолку кресел, и моментально погрузился в глубокий мирный сон.

1) ドブネズミ (Dobunezumi) — Rattus norvegicus — Серая крыса, или паcю́к, — млекопитающее рода крыс отряда грызунов.

Вернуться к тексту