Гарри Поттер и потерянный демон (гет)

Крас­ный па­ровоз, вы­пус­кая боль­шие об­ла­ка ды­ма и па­ра, дви­гал­ся в юж­ном нап­равле­нии че­рез ди­кие зе­леные ле­са и ред­кие по­ля, пос­те­пен­но сме­нявшиеся отдельными фер­мер­ски­ми зем­ля­ми. Поезд направлялся к вокзалу Кингс-Кросс в Лондоне, где родители с нетерпением ждали учеников из школы.

Обычно вагоны поезда были заполнены взволнованными, счастливыми, разговорчивыми детьми, которые планировали свои летние каникулы, жаловались на заданную на лето домашнюю работу, поедая при этом всякие вкусности, которые им продавала милая дама, с трудом протискивающая свою тележку через забитые людьми коридоры. Но в этом году студенты были необычно тихи. Только временами слышались шепотки, доносящиеся из полупустых купе. Большую часть студентов забрали родители неделей ранее: школа перестала казаться безопасным местом после убийства директора. Никто не вставал со своих мест, кроме нескольких старост, которые бродили по поезду, следя за порядком: в этом не было большой необходимости, но патрулирование давало хоть какой-то способ занять себя, а не просто сидеть и обмениваться взволнованными взглядами.

Юноша в очках сидел один в купе, прижавшись лбом к холодному стеклу, отделявшему меняющиеся за окном виды от душной атмосферы поезда. Он был худощавым, но крепким парнем, ему было шестнадцать с хвостиком, сквозь очки в проволочной оправе были видны его изумрудно-зеленые глаза, а встрепанные черные волосы почти скрывали шрам в виде молнии на лбу. Он возвращался после шестого года обучения в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс, и этот молодой человек, несомненно, был волшебником.

Его звали Гарри Поттер… «Мальчик-Который-Выжил»… «Избранный»… Избранный из-за пророчества, которое было сделано еще до его рождения… Избранный человеком, которого большинство именовало «Тот-Чьё-Имя-Нельзя-Называть» или «Ты-Знаешь-Кто», а Гарри и еще несколько человек — Лорд Волдеморт.

Гарри отрешенно смотрел сквозь грязное стекло, не обращая внимания на быстро сменяющиеся пейзажи. Его глаза, обычно полные жизни, потускнели, расфокусировались, наполнились безысходностью. Его лицо не выдавало эмоций. Только безучастный равнодушный взгляд. В его мыслях всплывали образы чаш, медальонов, колец и браслетов… смутные и абстрактные места… леса… замки… таинственные подземелья… Лица Сириуса и Дамблдора, Седрика и собственных родителей. Снейпа и Малфоя.

— Что я должен делать, профессор? — прошептал Гарри. — Как? Куда мне идти?

Незаметно для Гарри дверь купе тихо открылась за его спиной. На мгновение всколыхнувшийся воздух выхватил из коридора едва ощутимый цветочный аромат. Гарри краем глаза успел заметить ярко-рыжие волосы в отражении на стекле. Внезапно у него к горлу подступил ком, грудь сдавило, кровь застучала в висках, но выражение лица не изменилось.

— Г-Гарри? — сказала Джинни с легкой неуверенностью в голосе.

— Джинни, пожалуйста, уходи, — сказал Гарри почти что шепотом.

Джинни замерла, не закрыв дверь купе и потупив свои голубые глаза.

— Пожалуйста, Гарри… — сказала Джинни просительным тоном. — Я хочу с тобой поговорить, всего на несколько…

— Уходи, — оборвал Гарри. Его голос стал чуть громче, но все еще был похож на шепот.

Джинни бросила короткий взгляд на Гарри и потом продолжила разглядывать ту же самую точку на полу.

— Пожалуйста… Я знаю, что ты…

— УБИРАЙСЯ! — хрипло прокричал Гарри, но его глаза не оторвались от созерцания удаленной точки за окном, а лоб все еще был прижат к стеклу. Выражение его глаз, которых Джинни не видела, сменилось на болезненное и отчаянное.

Джинни вздрогнула, поднимая удивленный и испуганный взгляд. Она начала пятиться к выходу из купе и вздрогнула снова, когда столкнулась с кем-то, стоящим в коридоре позади неё. Развернувшись, она увидела высокого, угрюмого человека в черной аврорской мантии, одной рукой снимающего с себя плащ-невидимку, а второй держащего волшебную палочку.

— Какие-то проблемы, мистер Поттер? — спросил аврор ровным голосом.

— Нет, — ответил Гарри еле слышно. — Джинни, пожалуйста, уйди… Оставь меня одного.

Джинни взглянула вверх на аврора, а затем на Гарри:

— Я просто… Я… хорошо, Гарри, извини, — задыхаясь, сказала Джинни, протискиваясь мимо аврора, с трудом сдерживая рыдания.

Гарри поднял взгляд на отражение человека в двери, который внимательно разглядывал его. Человек кивнул, захлопнул дверь и вернулся на свой пост, накидывая на себя плащ. Гарри опять уткнулся лбом в прохладное стекло. Расфокусированный взгляд Гарри вернулся на проносящиеся пейзажи за окном.

До прихода Джинни мысли Гарри носились стремительно и тревожно. Сейчас он не мог вспомнить конкретно, о чем думал до этого. Ком в горле не исчез и, более того, не давал нормально дышать. Он попытался сглотнуть, но горло сжалось, послав волну боли вниз, к груди. Одна слеза скатилась по щеке и упала на руку, покоящуюся на оконной раме.

Гарри усилием воли заставил себя закрыть глаза и попытался расслабиться. Он, наконец, сделал глубокий вдох, а выдох получился с дрожью. Слегка встряхнув головой, Гарри вытер слезы, его лицо вновь стало неподвижным, и он снова уставился на вид за окном.

* * *

Казалось, время замедлилось. Пейзаж, мелькающий за окном, внезапно обрел абсолютную четкость. Гарри мог отчетливо видеть каждый листик на кустах, обрамляющих извилистую дорогу. Он мог сосчитать количество камней, лежащих на земле за окном. Рощица выглядела так, как если бы он стоял на земле посреди деревьев, рассматривая нечто под ногами. И все было странно — и то, как он перевернул ногой это нечто, оказавшееся при ближайшем рассмотрении переломанным телом девушки; и то, как из ее окровавленной мантии выскользнула рука со следами трупного окоченения. Странным было то, что ее густые каштановые волосы не вились так, как он помнил; они были покрыты грязью, листвой и кровью и прилипали к бледному, посиневшему лицу, обрамляя пустые карие глаза. Странным было то, что он просто развернулся и ушел.

Невдалеке он увидел маленькое заброшенное кладбище, окруженное ржавой железной оградой. Пучки травы торчали из-под ковра мертвых листьев, который покрывал все кладбище. Гарри не сразу заметил маленькую девочку, бесцельно бродящую между надгробий. Она была одета в мантию и грязно-серый плащ с накинутым на голову капюшоном.

«Кто эта маленькая девочка? — подумал он про себя. — Она выглядит печальной… потерянной…» Девочка остановилась рядом со слегка светящимся белым надгробием. Она, как ему показалось, рассматривала цветы, посаженные на холмике перед камнем. Внезапно девочка развернулась и посмотрела в его направлении. Он услышал отдающийся эхом голос у себя в голове:

— Почему я здесь? Зачем ты меня звал? Пожалуйста, оставь меня в покое.

Гарри моргнул…

* * *

Он обнаружил, что до сих пор смотрит в окно и что пейзаж изменился с деревенских домиков на более густонаселенные пригороды. Гарри осознал, что осталось меньше часа до прибытия в Лондон, когда Рон открыл дверь и вошел в купе, а следом за ним — Гермиона. Они уже закончили патрулирование и сменили школьную форму в вагоне для старост. Они сели напротив Гарри, бросили на него быстрый взгляд, переглянулись, заметив, что он до сих пор одет в одежду с похорон, которые были сегодня утром. Гарри не шевелился.

— Гарри, ты в порядке, приятель? Почему ты еще не переоделся? — спросил Рон.

Гарри кивнул:

— Я в по… Я… Я в…

Впервые с тех пор, как сел в купе и посмотрел в окно на Хогсмид, он оторвал голову от стекла. Он посмотрел на двух своих друзей с одинаковым каменным выражением лица, его глаза были пусты и бесстрастны. Гарри посмотрел на них с минуту, а затем внезапно начал задыхаться. Он хватал ртом воздух, а его зрачки расширились в панике.

— О, Мерлин… Гарри? — Гермиона едва выговаривала слова. — Гарри!

Она наклонилась к Гарри, посмотрела в его глаза и внутренне ахнула. Это не были глаза её лучшего друга, которого она знала с одиннадцати лет. Это были не обычные, блестящие, изумрудно-зеленые глаза, которые у него были, когда он был счастлив; не искрящиеся, свирепые, когда он злился; не ясные, напряженные, когда он был взволнован. Эти глаза были пустые… потерянные… испуганные.

— Мне страшно, — прошептал Гарри. Его руки тряслись на коленях, его пальцы переплетались и дрожали. — Я… Я не знаю, что мне делать. Я знаю, что я должен сделать, но… но… Я думаю, что знаю, что я должен…

Его взгляд не мог сфокусироваться на ком-либо одном из его друзей, он метался по двери, полу, окну.

— Я не могу думать… Как я смогу это сделать? Я… Я не вижу. Не могу… Я не могу думать… — шепот Гарри умолк в тот момент, когда его голова склонилась на грудь, плечи резко опустились.

Рон просто уставился на Гарри, замерев с открытым ртом, не в силах выговорить ни слова.

Гермиона решительно села рядом с Гарри и сжала его в объятиях. Голова Гарри упала ей на плечо, и она мягко провела рукой по его спине, пытаясь его успокоить.

— Все будет хорошо, Гарри, — прошептала она ему, с навернувшимися на глаза слезами. — Мы здесь.

Она чувствовала, что он дрожит в её руках, как будто мерзнет. Гарри сделал короткий дрожащий вдох и спрятал лицо в пушистых волосах Гермионы, громкий всхлип вырвался из его горла. Рон, отойдя от первоначального шока, вытащил свою палочку, бросил Заглушающее заклинание на дверь и поторопился наложить тень на стекло купе.

— Гермиона, — сказал Рон, — что с ним? Я его таким еще не видел!

Она повернулась к Рону с отчаянным взглядом, по её лицу бежали слёзы.

— Я не знаю… Гарри, здесь что-то случилось? — она приподняла лицо Гарри со своего плеча — и его очки упали ей на колени, обнажив мокрые, все еще широко открытые глаза: — Что случилось?

— Это, как боггарт… Только я вижу… я вижу… — прошептал Гарри едва слышно для них, с тем же выражением страха и отчаяния на лице. — Я вижу тебя мертвой… постоянно, все время… Я вижу тебя, как ты лежишь на земле, не двигаешься, не дышишь. Я вижу то, что видела твоя мать, Рон… но постоянно… — его голос опять утих.

Он посмотрел на них обоих с жалобным, умоляющим выражением: 

— Но потом я вижу, я-я… мне все равно, но… Но как я могу оставаться равнодушным? Я знаю, что мне не все равно, однако кажется так. Я не вынесу больше этого, я не смогу больше это терпеть… — в панике Гарри посмотрел прямо в глаза Гермионы. — Я вижу тебя переломанной… залитой кровью… мертвой… но мне все равно… — в приступе удушья, он еле выговаривал слова. — Но… но почему?

Гарри попытался встать, но смог только упасть на плечо Гермионы.

Голос Гарри едва слышался:

— Но… Но мне не все равно потому, что я… я… лю… я люблю…

Глаза Гермионы расширились, и она вскрикнула.

— Рон! — закричала Гермиона. — Быстрей! Беги за помощью!

Гарри потерял сознание и, мелко дрожа, упал с ее плеча на сиденье.

* * *

Гарри стоял посреди Диагон-аллеи. Вокруг никого не было. Ни звуков, ни ветра, ни движения… Все опустело.

Он прошел вдоль магазинов. Было темно. Все окна были заколочены, закрыты ставнями. Он остановился у магазина Олливандера и подошел к передней витрине. Вглядевшись внутрь между досок, он увидел странную палочку на подушке, такую же, как он видел, когда покупал свою. Она, как ему показалось, испускала вокруг себя мягкое свечение.

Он развернулся и увидел маленький парк через дорогу от магазина палочек. Прелестный парк с аккуратно постриженной травой, большими, отбрасывающими тень деревьями и оригинальным маленьким садиком, окруженным белыми камнями. Широкая тропинка вилась сквозь анфиладу невысоких колонн и вела к чему-то похожему на ослепительно светящийся белым и золотым фонтан.

«Странно… — подумал он, — я не помню, что на Диагон-аллее раньше был парк».

Гарри шел по тропинке, проходя мимо подвижных бюстов известных волшебников и волшебниц, которые расположились на высоких, богато украшенных мраморных колоннах. Между колоннами росли ухоженные цветы. Благодаря коллекции карточек из шоколадных лягушек, которые он собирал с первой поездки на Хогвартс-Экспрессе, Гарри узнал много знакомых лиц… Бюст Мерлина, Агаты Корнуолл, Церция Мелкого, Вербена Борфланка. Судя по их прическам и одежде, он мог сказать, что некоторые бюсты были весьма древними. Некоторые из них принадлежали лекарям американских индейцев, египетским жрецам, африканским шаманам и азиатским китоуши⁽¹⁾, были и многие другие, которых Гарри не знал.

Каменные головы разворачивались и смотрели на Гарри, когда он проходил мимо. На всех лицах было странное, печальное выражение. Некоторые медленно качали головами, как будто жалея человека, проходящего мимо них. Некоторые отводили свои грустные взгляды, а некоторые даже тихо роняли слезы.

Гарри подходил все ближе к концу ряда из мраморных изваяний. Он остановился, когда его пристальный взгляд встретился со знакомым лицом. Фигура с длинными волосами и бородой, очки-половинки были высоко посажены на крючковатом носу, и глаза, которые, Гарри мог поклясться, подмигивали бы ему, если бы не были полны холодных каменных слез. Дамблдор посмотрел на Гарри выжидающе и потом направил взгляд на соседний бюст, последний в ряду, невдалеке от фонтана.

Гарри подошел поближе. Это был бюст молодого волшебника, с круглыми очками в проволочной оправе, с взлохмаченными волосами, которые едва прикрывали странный шрам в виде молнии. Его плечи сотрясались от сильных рыданий. Его рот был открыт в немом крике, вызванный муками и болью. Его едва открытые, опухшие глаза, по-видимому, переполненные беспомощностью и горем, смотрели на фонтан. Казалось, что бюст пытается оторваться от каменной колонны и броситься в воду.

Гарри смотрел на мучения бюста несколько минут, гадая, что заставило этого несчастного так расстроиться. Он заметил кучу белых, блестящих мраморных слез у подножия колонны. Он смотрел и слушал, как они звеняще падали в кучу.

«Он, должно быть, плачет уже очень долго», — подумал Гарри.

Гарри проследил за взглядом статуи до большого фонтана. Вода поднималась в верхнюю мраморную чашу, на краю которой замерли танцующие золотые ангелы. Переполняя чашу, она стекала сквозь золотые, напоминающие ленты каналы и, разбрызгиваясь, падала на широкое основание фонтана. Поттер был слегка удивлен, увидев, что вода у основания была тёмной, грязной… кровавой.

Внезапно там появилось тело в рваной черной мантии, слегка покачиваясь на поверхности воды. Гарри посмотрел вниз на несчастную волшебницу в мрачной воде, одинокую и сломленную. Её голова была повернута под странным углом, будто она смотрела за своё плечо. Её безжизненные карие глаза были едва видны сквозь каштановые волосы, скрывавшие её искаженное, раздувшееся лицо.

«Бедная Гермиона», — подумал Гарри.

Он услышал слабый, со странным акцентом голос, отдающийся эхом в голове:

— Зачем ты звал меня?

Оторвав взгляд от тела, он заметил маленькую девочку, стоящую недалеко от него. Она была одета в школьную форму, но выглядела еще слишком маленькой, чтобы посещать какую-либо волшебную школу, ей было пять, может, шесть лет? Ее платье было сильно изношено и напоминало лохмотья с заплатками на груди и юбке. Плащ, что был на ней, тоже выглядел грязным и поношенным. Она стояла с накинутым на голову капюшоном и поднятым воротником, скрывающим большую часть её лица. Подойдя ближе, Гарри и только смог разглядеть глаза на её лице. Её печальные, но красивые фиалкового цвета глаза, безмолвно роняющие слезы.

Она плачет? Почему? Любопытно… Он расстроился из-за этой бедной маленькой девочки. У неё нет родителей? О ней некому позаботиться? Нет денег? Нет дома? Некому её полюбить? Он почувствовал, как его сердце разрывается при взгляде на неё. Он знал, что она чувствовала. Он знал, каково это быть в отчаянии… одиноким… забытым…

И нелюбимым.

Гарри почувствовал, что слезы катятся по его собственному лицу. Да, он прекрасно знал, что она чувствует.

Гарри присел на колени перед девочкой. Он протянул вперед руки в желании обнять её, чтобы она почувствовала, что кто-то хочет о ней позаботиться. Ему было нужно, чтобы она знала, что не одна, что её понимают. Она отступила на пару шагов назад, когда он потянулся к ней. Она, кажется, боялась его. «У неё нет причин меня бояться», — подумал Гарри. Он медленно убрал руки и опустил голову. Он понял. Он тоже знал, каково это — бояться.

— Я не обижу тебя, — сказал Гарри тихо и спокойно. — Я не позволю никому тебя обижать.

Её туманные фиалковые глаза медленно изучали омраченное лицо Гарри. Они расширились, когда она увидела шрам на его лбу. Она подошла поближе. Её маленькая белая ручка медленно приблизилась к его лицу. Она протянула пальцы, чтобы потрогать его шрам, глаза ее потеплели от сочувствия. По глазам было видно, что она, по-видимому, улыбается за поднятым воротником.

Слабый, со странным акцентом голос в его голове сказал:

— Я вижу твою боль… Я чувствую твою боль… Даже если ты не хочешь… Позволь мне помочь тебе. А то уже почти поздно.

Гарри улыбнулся ей и кивнул.

Кончики её пальцев нежно коснулись его шрама.

Глаза Гарри резко открылись. Он почувствовал, что его легкие сжались; тело не сгибалось, сердце не билось. Маленькая девочка развернулась и пошла прочь. До того, как темнота окутала его, Гарри увидел, что девочка бросила что-то на землю. Мятый цветок лежал в грязи, его лепестки рассыпались, как осколки красного фарфора.

Гарри ощущал темноту вокруг. Он чувствовал прохладу, идущую от окружающей пустоты. Однако он что-то слышал. Тихая неземная музыка. Она была едва слышна. Мелодия успокаивала и как будто бы исходила из отдаленной горы. Она напомнила песню феникса. Гарри слышал тихое, удаленное рыдание, отдающееся эхом. Потом он услышал резкий, решительный голос, намного ближе, чем плач. Эти звуки, казалось, тоже складывались в песню, она звучала медленным печальным напевом, на языке, который Гарри не знал. Потом пение прекратилось.

— Гарри! — ахнула Гермиона и подскочила с сидения на другой стороне купе, когда она увидела, что его веки задрожали и поднялись. Рон и один из авроров удержали её, когда она попыталась дотронуться до него.

Гарри обнаружил себя лежащим на скамье в купе. Мрачный аврор, которого он видел ранее, стоял над ним, держа палочку в руке. Это был высокий, коренастый мужчина с темно-каштановыми волосами и густой бородой, которая имела больше седых волос, чем темных. Рон сидел по другую сторону купе, держа левую руку Гермионы, а второй аврор, который все еще был частично скрыт мантией-невидимкой, молчаливо держал её правую руку.

— Что… что случилось? — спросил Гарри, пытаясь сесть, но аврор не дал ему это сделать, мягко уложив его обратно.

— Мы думали, что ты нам это скажешь, — сказал Рон, — мы вошли, и ты начал рассказывать, что видишь нас мертвыми!

Гарри просто смотрел на них безучастным взглядом.

— Да, — добавила Гермиона, — и ты упомянул что-то о том, что ты «видишь то, что видела мама Рона». Потом ты отключился, я думаю… Я послала Рона за помощью… Тебя всего трясло, и потом ты пробубнил что-то о том, что не дашь никому нас обидеть, а потом… потом…

Голос Гермионы надломился.

— Ты умер, — закончил Рон. — В тот момент, когда я вернулся с аврорами. Твои глаза широко открылись, ты сделал глубокий вдох… и умер.

— Я умер? — скептически спросил Гарри. — От чего?

— Ну, — сказал аврор с грубым голосом. — Вы едва не умерли, и я бы сказал, что это было близко, что еще чуть-чуть…

Аврор продолжил говорить, делая пассы своей палочкой, оценивая состояние его здоровья:

— Вам очень повезло, что меня поставили на этот рейс, мистер Поттер. До того, как стать аврором, я учился на целителя в больнице Св. Мунго несколько лет после окончания Хогвартса, — аврор оценивающе посмотрел на Гарри, заканчивая манипуляции. — Вы можете сказать, что с вами произошло?

— Нет, — ответил Гарри, — последнее, что я помню: я смотрел на пейзажи за окном. Я, скорее всего, уснул. У меня был странный сон о каком-то лесе… Не думаю, что я его раньше видел; и помню еще парк на Диагон-аллее… Я знаю, что там нет никакого парка… и что-то еще о маленькой девочке. Потом я услышал странную песню и очнулся, лежа здесь.

— Но, Гарри, ты был в сознании, когда попал сюда, — сказал Рон.

Гермиона прочистила горло, пока вытирала остатки слез своим рукавом:

— Сэр, что это было за заклинание, которое вы наложили на Гарри? Я такого никогда не слышала.

Аврор посмотрел на Гермиону:

— Я и не ожидал, что вы где-то могли слышать его, оно очень сложное, и весьма высокоуровневое, — ответил он, улыбаясь, — это заклинание «Ахматари», это…

Гермиона ахнула и закончила его фразу:

— …Заклинание для подавления критического эмоционального шока! Почему вы решили, что… О нет… Гарри! — слезы выступили на её глазах, угрожая пролиться снова.

Аврор был удивлен:

— Я не знал, что такую магию преподают в Хогвартсе. Продвинутый курс? Мисс…

— Грейнджер, — она шмыгнула носом и вытерла глаза. — Гермиона Грейнджер.

— О, — аврор, кажется, узнал имя, — Грейнджер… Да, точно. Ну, этой магии обычно обучают в специализированных школах, но да, вы правы, мисс Грейнджер. В любом случае кажется, что мистер Поттер недавно испытал что-то, что стало причиной потери… ну… — он посмотрел Гарри в глаза. — Воли к жизни. Проще говоря, его разум приказал телу отключиться, умереть.

— Гарри, это из-за Дамблдора? — спросил Рон. — Я хотел сказать, что нам тоже тяжело, приятель, но…

— Нет, — прервал его аврор, — это из-за того, что случилось недавно, я бы сказал, пару часов назад.

— Возможно ли, что сон вызвал травму? — спросила Гермиона.

— Я так не думаю, — ответил он. — Я не могу представить, чтобы кошмар мог вызвать такой шок.

— Однако к вам в голову не залезал Волдеморт каждую ночь, не так ли? — возразил Гарри угрюмо.

Как и ожидалось, все в купе, кроме Гермионы, вздрогнули при упоминании имени Волдеморта.

Аврор оправился быстро:

— Да, вы правы… Простите, мистер Поттер…

— Зовите меня Гарри, пожалуйста.

— Хорошо. Гарри, ты что-нибудь еще помнишь из «сна», который видел?

— Нет, сэр, не помню.

— Как ты сейчас себя чувствуешь?

Гарри сел:

— Хорошо… Я немного устал. Я чувствую себя, как будто много плакал. Как ни странно, но я не помню, чтобы плакал, — сказал он, ощущая отечность вокруг глаз и щёк.

Рон и Гермиона обменялись взглядами. Они оба видели, что он был близок к истерике, когда они вошли.

— Встань, Гарри, чувствуешь головокружение? — спросил аврор.

— Нет, все в порядке.

— Все же я должен тебе посоветовать зайти в больницу Св. Мунго, — сказал аврор. — Честно говоря, я не ожидал, что ты так быстро восстановишься. Ты слегка ослаблен, но я не нашел никаких физических отклонений, хотя я плохо оснащен, чтобы провести полный осмотр, ты должен это понимать. Я не могу тебя заставлять, но, если ты решишь туда не идти, я бы порекомендовал тебе как можно больше отдыхать в течение нескольких дней, и ты не должен оставаться один. Осмелюсь сказать, если ты не пойдешь в больницу, тогда ты должен отправиться прямиком домой с Кингс-Кросс, ты со мной согласен?

— Да, моя… м-м… семья должна забрать меня.

— Это хорошо, — сказал аврор и повернулся к Рону и Гермионе, — мы будем снаружи. Приглядывайте за ним и позаботьтесь, чтобы его семья узнала о том, что случилось, когда мы прибудем на вокзал. А это будет через несколько минут.

Второй аврор снял Заглушающее заклинание и открыл дверь купе. Небольшая толпа студентов собралась за дверью и вытягивала шеи, пытаясь заглянуть внутрь. Угрюмый аврор попытался разогнать любопытных:

— Расходитесь! Здесь не на что смотреть… Возвращайтесь в свои купе, это всех касается! Мы прибудем к вокзалу через минуту, поэтому будьте готовы, — он развернулся к трио, кивнул, закрыл дверь и со свистом исчез под плащом.

Рон повернулся к Гарри:

— Ты думаешь это … Ты-Знаешь-Кто… так подействовал на тебя через шрам?

Гарри прислушался к своему шраму, который даже не покалывал:

— Нет, я так не думаю.

Рон и Гермиона тихо сели, наблюдая, как Гарри снимает школьную одежду и упаковывает её в сундук. Когда Гермиона увидела, что Гарри закрывает сумку, его слова всплыли у неё в голове. Слова, которые, несомненно, он не помнил, но говорил… Слова, которые заставляли танцевать тысячи бабочек у неё в животе… «Но… но мне не все равно, потому что я… я… лю… я люблю…»

«Действительно ли он хотел сказать, что любит меня?»

---

1) Китоуши (с японского) означает лекарь, шаман, целитель

Вернуться к тексту

Гарри, Рон и Гермиона сошли с Хогвартс-Экспресса на платформу девять и три четверти, волоча за собой школьные сундуки. Окинув взглядом платформу, они увидели, как студенты с вещами пробиваются сквозь толпу или с волнением ожидают родителей. Последние же, заметив своих детей, сошедших с поезда, торопились обнять их. Некоторые семьи незамедлительно аппарировали, не желая находиться здесь больше необходимого, в то время как другие решительно вели детей к проходу к вокзалу Кингс-Кросс в мир магглов.

Осмотревшись, они удивились, насколько безлюднее здесь стало по сравнению с прошлым годом. Люди держались небольшими группами и шепотом приветствовали друг друга. Неиспользуемые багажные тележки стояли вдоль стен. Раньше здесь шагу нельзя было ступить без того, чтобы не попасть кому-нибудь локтем в бок, если хочешь найти кого-то — такая была давка.

— Итак, — начал Гарри, загрузив на тележку свой чемодан и клетку с Хедвиг, — какие у нас планы хотя бы на следующие несколько недель? До моего дня рождения все равно делать нечего.

— Ну, я уверен, что буду занят, — простонал Рон, — семья уже начала готовиться к свадьбе Билла, а она даже не в следующем месяце. Им пришлось передвинуть дату, потому что… ну, ты знаешь, Билл…

На секунду все замолчали, зная, что Биллу потребуется некоторое время, чтобы оправиться от нападения Грэйбэка.

— И еще впереди нас ожидает экзамен по аппарации, — сказала Гермиона, чтобы нарушить неуютное молчание.

— Да, и мы должны для этого прибыть в министерство, — сказал Гарри, — ведь мы все ещё сдаём его вместе, верно?

— Еще бы! — ответил Рон. — Я попрошу папу договориться о времени, как только приеду домой.

— Ладно, — сказал Гарри и повернулся к Гермионе, — а ты до свадьбы будешь у своих родителей?

— Ну, — неуверенно начала Гермиона, — я думала, что буду с тобой, когда ты уедешь от Дурслей. Если ты не возражаешь, конечно. Я могла бы помочь перенести твои вещи на Гриммаулд-плэйс. Я думаю, что ты разрешишь нам остаться с тобой, пока не покинешь этих ужасных людей.

— Нет, — ответил Гарри с тихим вздохом, — я, конечно, хочу, чтобы вы были со мной, но дядя Вернон никогда этого не разрешит.

— Ты не пробудешь там очень долго, — добавил Рон, — свадьба состоится за несколько недель до твоего дня рождения, и, как я сказал, я буду полностью занят её подготовкой. Мама уже говорит о том, чтобы передвинуть весь сад ближе к пруду, если нам понадобится больше места.

В этот момент он заметил миссис Уизли, которая торопливо подошла к трио и крепко обняла каждого:

— Как доехали, дорогие мои? — спросила она.

Рон быстро взглянул на Гарри и Гермиону, прежде чем ответить:

— Хорошо, мама.

Заметив его колебание, миссис Уизли уставилась на троицу. Гарри быстро добавил:

— Все в порядке, миссис Уизли, серьезно.

Все еще не до конца убежденная, она еще раз с тревогой осмотрела троицу и, не заметив ничего неладного, оставила их, наконец, в покое.

— Ну, пора идти, Рон, нам много что надо сделать в «Норе»… Честно, я не знаю, как мы сможем все успеть в срок!

Только теперь Гарри заметил, что Джинни нигде не было видно:

— Где Джинни? — спросил он, осматриваясь вокруг. — Я уверен, что она была в поезде.

— Я уже аппарировала с ней в «Нору», — начала миссис Уизли, — она настояла на том, чтобы я переместила её. Кажется, она была немного расстроена, но не сказала, почему.

— Я тоже этого не знаю, — заметил Гарри. — Я не видел её с тех пор, как мы садились в Хогсмиде.

— В любом случае, мы с вами увидимся очень скоро, я уверена, — сказала Молли Гарри и Гермионе, ведя Рона к месту для аппарации.

— Пошли нам сову, как только вернешься к Дурслям, если тебе что-то понадобится, — сказал Рон перед тем, как он и миссис Уизли с громким хлопком аппарировали.

Гарри повернулся к Гермионе:

— Пойдем скорее, пока дядя Вернон не начал…

Гарри внезапно замолчал, взглянув за плечо Гермионы и заметив очень старую волшебницу в обычной серой мантии. Она приветствовала юного студента, который только что сошел с поезда. За ней стояла маленькая девочка, одетая в изорванную, залатанную одежду. Гарри мог сказать, что когда-то ее мантия была черной, но с годами стала серой, ее явно стирали множество раз. На девочке был так же просвечивающий, изношенный плащ, его капюшон был накинут на голову, затеняя большую часть её лица.

Что-то в сознании Гарри всколыхнулось, когда он взглянул на маленькую девочку; он смутно припоминал её, хотя был уверен, что никогда её раньше не видел. Он двинулся вперед, пока старая волшебница и студент приветствовали друг друга, и спросил Гермиону:

— Ты знаешь, кто они?

Гермиона, уже обернувшаяся, чтобы увидеть, что отвлекло Гарри, ответила:

— Этого мальчика зовут Барнабас Уиндон, он второкурсник с Хаффлпаффа, если я не ошибаюсь.

— Это его семья? — спросил Гарри, не отводя глаз от маленькой девочки.

— Я не уверена, но думаю, да… — ответила Гермиона.

Не зная, почему, но Гарри пошел в их сторону. Гермиона следовала за ним, отставая на несколько шагов. Подойдя к ним, Гарри увидел, что мальчик стоит с открытым ртом и смотрит на него распахнутыми удивленными глазами.

— М-м… Привет, — сказал Гарри, обращаясь к юному хаффлпаффцу.

Барнабас замер на мгновение, не веря, что с ним говорит Гарри Поттер:

— М-м… м-м… привет?

— Меня зовут… — начал Гарри.

— Г-Гарри П-П-Поттер! — прошептал Барнабас в благоговении.

Старая волшебница подняла свои брови:

— Гарри Поттер? — спросила она надменным голосом. Гарри подумал, что ее манера говорить в точности, как у Драко Малфоя.

— Да, — просто ответил Гарри, — а это моя подруга, Гермиона Грейнджер.

Гермиона кивнула и кротко улыбнулась.

— Да… — повторяла старая волшебница, на секунду замолчала и продолжила: — Что мы для вас можем сделать, мистер Поттер?

— Я просто хотел пожелать Барнабасу удачных каникул, — Гарри повернулся к Барнабасу. — Я надеюсь, что ты вернешься в Хогвартс на следующий семестр, если школу снова откроют. Я абсолютно уверен, что Хогвартс — одно из самых безопасных мест, где ты мог бы быть, даже учитывая… недавние события.

Гермиона стояла на несколько шагов позади него, гадая, зачем Гарри разговаривает с этими людьми, минуту назад узнав, кто они.

— Ну, с-сэр… — начал Барнабас.

— Зови меня Гарри, — прервал тот, улыбаясь.

— М-м… — помедлил Уиндон, все еще удивляясь от того, что Гарри знает о его существовании. — Ну…

Старая волшебница, видя, что Барнабас не способен ответить сам, сказала:

— Уверяю вас, что, если школу в самом деле откроют, и Барнабас, и эта девочка будут её посещать, — она указала на маленькую девочку, которая застенчиво скрывалась за одеждой старой волшебницы. — Её зовут Котоне Оутэ, и она пойдет в школу этой осенью.

Гарри повернулся к Барнабасу и переспросил:

— Котоне? Она выглядит очень маленькой, чтобы ходить в школу… Она твоя сестра?

— Моя сестра? — удивился Барнабас, опуская глаза. — Нет, у меня нет семьи. Разве ты не знаешь, что я живу в приюте Министерства? Мы оба там живем…

— Ох… Извини меня, приятель, я не знал, — сказал Гарри, смущаясь.

— Не нужно извиняться, Гарри, — сказал тот с понимающей улыбкой. — Я знаю, что ты тоже сирота. Несмотря на то, что Котоне так по-детски выглядит, в августе ей будет одиннадцать.

Гарри кивнул. Он задумался: могла ли жизнь в волшебном сиротском приюте быть лучше, чем его безрадостное воспитание у Дурслей?

Он развернулся к маленькой девочке, которая до сих пор пряталась за старой волшебницей:

— Котоне, ты хочешь пойти учиться в Хогвартс в этом году?

— Она не говорит, — сказала старая волшебница, её голос стал мягче, — но она может мысленно общаться с тобой, если захочет.

Впервые за все время, как Гарри подошел к ним, маленькая девочка выглянула из-за пожилой волшебницы. На её голову все ещё был низко опущен капюшон плаща, и высокий воротник был поднят, скрывая нижнюю часть лица. Любой взглянувший на неё мог увидеть только удивительные фиалковые глаза, сверкающие из тени капюшона.

Выражение лица Гарри заметно смягчилось, когда его взгляд встретился с её глазами, печальные фиалковые пересеклись с ярко-зелеными. Он долгое время пристально глядел на неё. Поезд, люди, вся платформа, казалось, растворилась вокруг них.

Потом он услышал мягкий, неземной и странно знакомый отдающийся эхом голос. Она, несомненно, говорила на другом языке, но слова будто переводились у него в голове: «Пожалуйста, не беспокойся, я защищу тебя».

Гарри не сводил с неё глаз, пока она снова не исчезла за мантией пожилой волшебницы. До того, как её глаза исчезли за одеждой, он чувствовал, что она улыбается под воротником, несмотря на то, что миндалевидные глаза оставались печальными.

Когда же зрительный контакт был разорван, внезапное возвращение к реальности заставило Гарри растеряться. Он слегка тряхнул головой и моргнул, пытаясь привести себя в чувство. Он думал о том, что девочка имела в виду, говоря, что защитит его.

Гарри посмотрел на пожилую волшебницу:

— Это легилименция?

— Я полагаю, одна из её форм… Необходимо время, чтобы привыкнуть к её форме общения, — ответила она.

— Вы правы, — согласился Гарри. — Мне было приятно с вами познакомиться, мадам, пожалуй, больше не буду вас задерживать.

— До свидания, мистер Поттер, — сказала пожилая волшебница.

— До свидания, — сказал Барнабас кротко, все ещё не веря, что Гарри действительно говорил с ним.

Гарри развернулся, чтобы уйти, но остановился и вновь повернулся к ним, доставая кошелек из кармана своей куртки.

— Мадам, не могли бы вы сделать мне одолжение? — спросил он, опустошая свой кошелёк в руку пожилой волшебницы.

Она посмотрела на кучу волшебных монет в своей руке и взглянула на Гарри с любопытством.

— Не могли бы вы купить Котоне новый комплект одежды для школы, а если останется, потратьте их на новые книги, — попросил Гарри, — ей и так будет нелегко приспособиться, ведь она раньше не встречалась с высокомерием некоторых людей.

Первый раз за все время пожилая волшебница улыбнулась Гарри и просто кивнула.

— Пойдем, Гарри, — сказала Гермиона, — нам нужно идти, наши семьи, вероятно, уже начали волноваться…

Гарри наградил Гермиону взглядом, четко говорящим, что последнее, что Дурсли будут делать для Гарри, так это волноваться о нём.

— Прости… — Гермиона взглянула на Гарри с извиняющимся видом, четко понимая, что он хотел сказать.

Они двинулись к проходу, ведущему к вокзалу Кингс-Кросс. Гарри заметил, что Гермиона бросала на него взгляды, пока они шли. По выражению её лица было видно, что она спорила сама с собой, желая задать ему какой-то вопрос, но не была уверена в том, что он не хотел, чтобы ему этот вопрос задавали.

Они уже были около прохода, как Гермиона, приняв, наконец, решение, схватила Гарри за руку и потянула в сторону.

— Гарри, — начала она, нервно поглядывая на своего лучшего друга, — я считаю, что ты должен сходить в больницу Святого Мунго. То, что случилось в поезде, едва не напугало нас до смерти! Даже аврор подумал…

— Гермиона, — сказал Гарри со вздохом, — я в порядке. Со мной все хорошо, я, наверное, нормально не высыпаюсь после… ну, ты знаешь…

— Гарри, ты не в порядке! — свирепо зашептала она. — «Люди, у которых все в порядке», не говорят о том, что видят повсюду мертвецов… «Люди, у которых все в порядке» не говорят, что не могут думать… — её голос стал чуть выше, и Гарри видел, что она готова заплакать, — «Люди, у которых все в порядке» неожиданно не падают и чуть не умирают! — Гарри слышал мольбу в её голосе, — Гарри, больше всего меня пугает то, что ты, проснувшись, ничего этого не помнил. Если бы ты себя слышал, то тоже бы испугался!

Потом Гермиона сделала то, чего Гарри не ожидал. Она обхватила его руками, уткнулась лицом в его грудь и крепко обняла. Слабый всхлип сорвался с её губ, и она продолжила:

— Пожалуйста, Гарри… если что-нибудь случится у Дурслей, они не будут знать, что делать. Я буду себя чувствовать спокойнее, если за тобой будут присматривать.

Гарри беспомощно огляделся над её головой и прошептал:

— Гермиона, я в порядке, правда. Я тебе обещаю, что если я почувствую себя нехорошо, я пошлю Хедвиг тебе или Рону…

— К тому времени, как Хедвиг доберется до одного из нас, может оказаться поздно! — икнула Гермиона и отпрянула от его груди, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я боюсь думать о том, что было бы, если аврор не…

Гарри нежно обхватил её лицо ладонями. Он вытер пальцами слезы, бегущие по её лицу, и улыбнулся ей.

— Слушай, Гермиона, я просто устал. После хорошего сна я буду здоров, как гиппогриф.

Гермиона посмотрела ему прямо в глаза, попыталась показать, как она беспокоится за него, но, увидев непреклонный взгляд на его лице, просто вздохнула и признала поражение.

— Хорошо, если ты не хочешь идти в больницу, тогда позволь мне проводить тебя домой.

— ЧТО! — Гарри пораженно уставился на неё. Допустим, Гермиона останется с ним, но что скажет на это Рон? Гарри выкинул из головы эту мысль. — Дядя Вернон никогда не позволит тебе остаться!

— Не для того, чтобы остаться, Гарри, — уточнила она на случай, если он ее не так поймет.

— Для того, чтобы я смогла аппарировать к тебе домой, мне нужно там до этого побывать. Как только мы окажемся у тебя, я вернусь домой к родителям и смогу возвратиться, когда тебе потребуется.

— А, понятно, — сказал Гарри, который, к своему удивлению, почувствовал легкий укол разочарования. — И не повредит спросить дядю Вернона; ты же знаешь, как он относится к «нашему типу» людей.

— Точно, тогда… — сказала Гермиона, выпрямляясь и вытирая остатки слез, — пойдем, спросим.

Минутой позже они вышли с платформы девять и три четверти в шумный вокзал Кингс-Кросс. Сразу же Гермиона заметила своих родителей, которые переговаривались между собой неподалеку, терпеливо ожидая, когда придет их дочь.

Пока Гермиона приветствовала своих родителей, Гарри осмотрелся вокруг, пытаясь найти Вернона Дурсля среди суетливой толпы пассажиров.

«Странно, — подумал он, — этого толстого мерзавца обычно довольно легко заметить».

Гарри вышел из вокзала и осмотрелся на парковке, ожидая увидеть машину Дурслей, но после почти пятнадцати минут поисков он начал задумываться, не перепутал ли его дядя день или, возможно, ушел после нескольких минут ожидания.

Гарри развернулся и заторопился внутрь. К счастью, Гермиона еще не ушла со своими родителями. Входя в вокзал, он услышал, что его зовут по имени.

— Гарри! Сюда! — он увидел, что Гермиона машет ему, прокладывая себе дорогу сквозь толпу. Жестами он показал ей, чтобы она шла к закрытому билетному киоску, где было не так много народу.

Наконец, выбравшись из толпы пассажиров, которая направлялась к поездам или спешила от них прочь, они нашли возможность поговорить.

— Где твой дядя? Я сказала своим родителям, что провожу тебя до дома, конечно, если ты не против, — сказала Гермиона.

— Я не могу его найти, — сказал Гарри, осматривая толпу, все еще надеясь поймать его взглядом, на случай, если он опоздал, — я посмотрел на парковке, но не увидел его машины. Твои родители ещё здесь? Возможно, они смогли бы меня подвезти, если он не появится.

— Нет, — сказала Гермиона, — они уже уехали вместе с моими школьными вещами. Я сказала им, что аппарирую назад домой, как только увижу твой дом.

— Думаю, нам нужно подождать, я не знаю, что буду делать, если он забыл, что я возвращаюсь сегодня. Мы прибыли раньше обычного в этот раз.

Гермиона взяла Гарри за руку и повела к выходу:

— Тогда мы должны ждать его снаружи.

Они вышли из вокзала на теплое послеобеденное солнце. И нашли скамейку, где они могли бы наблюдать за станцией в ожидании Дурслей.

Некоторое время они сидели молча, наблюдая, как люди входят и выходят в здание вокзала, пока Гермиона не прервала тишину:

— Ты сделал очень доброе дело для этой маленькой девочки.

Гарри на мгновение задумался, соображая, о ком она говорит, а потом слабая, мимолетная улыбка слетела с его губ, прежде чем она не сменилось мрачным взглядом.

— Мне стало её жалко. Я знаю, каково быть бедным. У меня никогда не было новых вещей, пока я рос. Вся моя одежда состояла из тряпья, которое не мог натянуть на себя Дадли. Ты, должно быть, помнишь, какая одежда была на мне, когда я ехал в поезде в первый год. Я все ещё смущаюсь из-за этого, даже сейчас. Я, наверно, выглядел жалко, — закончил он, слегка нахмурившись.

Гермиона ничего не сказала, она продолжала смотреть на постепенно иссякающий поток людей, проходивших мимо.

Гарри продолжил:

— Во всяком случае, я узнал, что у меня есть наследство, когда Хагрид взял меня с собой, чтобы купить мой первый комплект одежды. Эта девочка даже не имеет этого.

— Что она сказала тебе? — спросила Гермиона.

— Это было странно, — сказал он, — её голос просто тёк в мой разум, пока я смотрел ей в глаза…

— Ты видел её глаза? — спросила Гермиона. — Я не смогла разглядеть их из-под её капюшона.

— Я никогда не видел таких глаз, их трудно описать, тёмно-фиалковые, очень печальные… Но это печаль не «на грани слез», больше похоже, будто она несет какую-то ношу. Я понимаю, что это плохо похоже на объяснение, но… как я сказал, их тяжело описать.

Гермиона просто кивнула:

— Когда я посмотрел ей в глаза, я услышал её голос у меня в голове. Это был язык, который я раньше не слышал, но я понимал все, что она мне говорит, это было похоже на то, как я говорю на парселтанге. То, что она сказала, было странным… Во-первых, она сказала мне, чтобы я не беспокоился, потом она сказала, что защитит меня…

— И это всё, что она сказала? — спросила Гермиона. — Это любопытно.

Гарри задумался.

— Когда я впервые её там заметил, то готов был поклясться, что встречал ее раньше, но я знаю, что это не так. Думаю, что вспомнил кого-то, похожую на неё.

— А я-то думала, что заставило тебя подойти и заговорить с ними, — сказала Гермиона.

— Я не знаю, я просто почувствовал, что должен. Почувствовал своего рода связь.

Они посидели в тишине еще несколько минут, наблюдая, как дневной свет исчезает за верхушками зданий вокруг.

— Как ты сейчас себя чувствуешь? — спросила Гермиона.

Гарри вздохнул:

— По-прежнему немного уставшим, а так все в порядке.

— Я не думаю, что твой дядя приедет сегодня, мы должны были его уже заметить.

— Я думал о том же, — сказал Гарри.

— Что нам теперь делать? — спросила Гермиона. — Боюсь, я не смогу аппарировать нас двоих, может случиться расщепление.

— Думаю, надо вызвать автобус «Ночной Рыцарь», — сказал Гарри, — ой, но я же отдал все свои деньги той волшебнице…

— У меня найдется достаточно, чтобы заплатить за двоих, Гарри, — улыбнулась Гермиона, — я заплачу.

— Ты уверена, Гермиона? Ты не обязана ехать со мной; «Ночной Рыцарь» — не самое удобное средство передвижения, к тому же дорога до Суррея займет половину ночи.

— Все в порядке, Гарри, я совсем не против.

Гарри подумал секунду.

— Нет, правда, я хочу, чтобы ты сейчас же отправилась домой. Если ты мне дашь взаймы галлеон или два, я потом пошлю Хедвиг, чтобы отдать долг.

— Гарри, я хочу поехать с тобой. Это единственный шанс увидеть, где ты живёшь. Если я сейчас отправлюсь домой, то не смогу к тебе прийти, когда ты будешь нуждаться во мне.

Гарри уставился под ноги, подыскивая подходящие слова.

— Ты не знаешь, какая ты счастливая, Гермиона.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— У тебя есть семья, к которой ты можешь вернуться, родители, которые любят и скучают по тебе. Я уверен, что дома у тебя есть друзья, которые ждут тебя…

— Но… — прервала его Гермиона. Гарри не заметил, что она нахмурила брови.

— Гермиона, я все бы отдал, чтобы иметь то, что имеешь ты… что имеет Рон. Я потратил много времени, думая о том, какова была бы моя жизнь, если бы я провел еще немного времени с родителями, если бы они дожили до того момента, как я бы запомнил, как они выглядят! Ведь я даже не помню, как выглядели мои родители! У меня, конечно, есть фотографии, но это не одно и то же. Я чувствую, как будто краду время у тебя, которое ты могла потратить на настоящий дом, с настоящей семьёй. Ты знаешь, что нам предстоит сделать. Ты знаешь, как это опасно. Я хочу, чтобы ты отправилась домой сейчас же и наслаждалась каждой минутой, проведенной с ними.

— Гарри, ты ничего у меня не крадёшь, я просто хочу быть уверена, что ты…

Гарри взял её за руки и посмотрел прямо в глаза:

— Ты знаешь о том, насколько велика вероятность, что как только мы приступим к поиску, ты можешь больше их не увидеть. Если я выживу, мне некуда и не к кому будет возвращаться. Вам обоим, тебе и Рону, есть к кому. У вас обоих есть причины жить дальше, ради людей, которые любят вас, и…

Гарри помедлил, подбирая слова, которые никак не хотели составляться в предложение:

— …ради друг друга.

Гермиона опустила взгляд, пытаясь скрыть слезы. Она помнила, что он шептал ей, прежде чем отключился в поезде. Она знала: если бы он правда любил её, то он бы скрывал свои чувства, либо для того, чтобы сберечь их дружбу, либо для того, чтобы оградить себя от ответа, что она не чувствует к нему то же самое. Она знала то, что сама чувствует. Она знала, что она безнадежно влюбилась в него в первый же год. Она боялась, что их дружба разрушится, если раскроется ее маленький секрет. Страх того, что он не любит её никак иначе, кроме как сестру, был достаточной причиной хранить свои чувства при себе. Он действительно думает так, как говорит? Неужели он хотел сказать, что любит Рона и её как брата и сестру?

— Я знаю, что вы оба со мной долгое время, — продолжил Гарри, — и вы знаете, что я нуждаюсь в вас обоих. Дамблдор это мне тоже говорил, и я с ним согласен, что для меня будет самоубийством пытаться пройти через все это без вас, но пока мы не начали, пожалуйста, не трать больше своё время на меня.

На этих словах Гермиона резко подняла голову вырвала свои руки из его.

— Даже не смей говорить мне, что время, проведенное с тобой — это напрасно проведенное время! — сказала она, вытирая глаза рукавом. — Придется тебе показать, насколько хорошо ты меня знаешь! Ты считаешь, что если у меня есть родители, то они меня обнимают, целуют, любят и заботятся обо мне с утра до ночи. Только потому, что ты никогда не имел друзей, из-за твоего кузена-ублюдка, запугивающего всех вокруг тебя, ты считаешь, что у меня много друзей, с которыми я могу поговорить.

Гермиона в ярости вскочила на ноги.

— Ничего не буду скрывать от тебя, мистер Поттер. Я знаю, у тебя было худшее детство, в сравнении со всеми, кого я знаю, но представь себе на мгновение, что ты не единственное опечаленное, одинокое и игнорируемое существо на этой планете. Допустим, ты никогда не знал своих родителей, ладно, мне очень жаль, но представь, каково это иметь живых родителей, но пропадающих почти каждый день на работе. Представь себе, даже когда они приходят домой, ты никогда их не видишь, потому что они недоступны, занятые перебиранием бумаг и счетов, пока ты не уснёшь. Представь, что они бросают тебя на неделю, в это время отдыхая на экзотическом курорте, и оставляют тебя с убогой, отвратительной няней, которая с великим удовольствием превращает твое жалкое существование в настоящий ад каждый раз, как ты высовываешь голову из своей комнаты. Допустим, другие дети боятся становиться твоими друзьями, но представь, мистер Поттер, что каждый день в школе или просто, если ты прогуливаешься по улице, тебя обзывают «Ослозубой дурой» или «Бобром Баком»; тебя бьют все остальные дети, просто потому, что ты уродлив!

Глаза Гермионы горели:

— Потом в Хогвартсе я думала, что в окружении мне подобных меня примут такой, какая я есть, но обнаружилось, что я магглорожденная, и это делало меня ничтожней «Ослозубой дуры». Я неожиданно преобразовалась в «грязнокровку», в грязь магического мира!

Гермиона стояла лицом к лицу с Гарри, её руки вцепились в спинку скамейки.

— Ты думаешь, почему я стала, как точно выразился Снейп, «невыносимой всезнайкой»? Ты думаешь, почему поза с опущенной в книгу головой стала так мне естественна? Я скажу тебе, почему… Потому что за всю мою несчастную жизнь было лишь одно место, где меня не унижали, не оскорбляли и не пренебрегали мной — в, чтоб её Мерлин побрал, книге!

Гарри онемел. Он чувствовал горячее дыхание Гермионы на своём лице, когда она говорила. Его сердце колотилось о ребра. Он никогда не знал эту сторону жизни Гермионы.

— Ты говоришь о любви. Представьте, мистер Поттер, иметь живых и здоровых родителей и не помнить, когда в последний раз кто-нибудь из них говорил, что любит тебя? Да, я счастливая! — продолжала она. — Ты говоришь, что у меня есть Рон. Ну, позвольте вам сказать, мистер Поттер… Конечно, я признаю, что целовалась с ним однажды, между нами говоря, потому что он был одним из двух людей, которых я за все время знала, желающих поцеловаться со мной, но скрытно, чтобы никто не увидел его целующимся с таким страшным, жалким существом, как я! Ты же не думаешь, что он брал меня с собой куда-нибудь, где есть люди? Я не рассматриваю нас как пару, потому что он даже никогда не говорил, что любит меня, и никогда не скажет! Я абсолютно уверена, что он даже не знает смысла слова любовь, и я абсолютно точно знаю, что этот трус никогда не скажет мне этого!

Глаза Гермионы сузились, прожигая взглядом Гарри. Её нос практически касался его, когда она говорила. Гарри открыл рот, чтобы ответить, но она опередила его:

— И теперь единственный человек в моей жизни, которого я признаю своим лучшим другом, один из настоящих друзей, которые были у меня за всю мою жалкую жизнь, единственный человек, с которым я провела бессчётное количество часов, поддерживая и помогая ему, человек, с которым я делила каждый завтрак, обед и ужин, тот человек… — Гермиона замолчала и тяжело сглотнула. Её слезы падали на грудь Гарри, голос Гермионы стал нерешительным и ломким. — Единственный человек, о котором я забочусь больше, чем о ком-либо на этой жалкой планете, говорит мне, что я теряю своё время? Я ТЕРЯЮ СВОЁ ВРЕМЯ? — закричала Гермиона, отталкиваясь от скамейки и запуская свою руку под одежду, чтобы достать кошелёк.

Гарри просто сидел, разинув рот, пытаясь переварить то, что сказала Гермиона.

— Прекрасно! — сказала она, бросая кошелек Гарри на колени. — Этого будет достаточно для того, чтобы добраться, куда ты хочешь. А я просто пойду домой к моей любящей семье, скажу им привет и запрусь в моей комнате, уткнувшись в книгу, пока ты не решишь, что нуждаешься во мне или лучше сказать, пока тебе не понадобится уродливая всезнайка, чтобы вытащить твою задницу из беды, в которой ты сам себя оставил.

— Гермиона… — сказал Гарри, внезапно вскочив со скамейки и потянувшись к ней.

Даже не утруждаясь проверить, не видит ли кто-нибудь из магглов, она крутанулась на месте и с хлопком дизаппарировала, оставляя Гарри стоять, протягивая руку к тому месту, где минуту назад стояла она.

Гарри нервно огляделся вокруг, чтобы проверить, не заметил ли кто-нибудь из магглов весьма внезапной аппарации Гермионы. К счастью, улица была почти пуста, а те, кто слышал хлопок, лишь оглянулись в поисках источника шума, а потом вернулись к своим делам.

Гарри с облегчением вздохнул и наспех вытер лицо рукавом. Он посмотрел на зажатый в руке кошелёк и через мгновение засунул его в карман куртки. Вернулся к скамейке и с шумом рухнул на неё, закрыл лицо руками, упираясь локтями в колени. Конечно, он не ожидал, что Гермиона так отреагирует. Почему она так сильно разозлилась на него? Знает ли Рон, что она дала ему себя поцеловать, потому что считает, что остальные никогда не захотят этого сделать? Его разрывала странная смесь боли, смятения и печали. Он понятия не имел о том, что детство Гермионы так сильно было похоже на его собственное. Она очень редко говорила о том, как проводит время дома, и теперь он понял, почему.

Гарри почувствовал, что скамейка слегка покачнулась, будто кто-то сел рядом с ним. Он поднял голову из ладоней и посмотрел на другую сторону скамейки, но никого не увидел. Гарри снова опустил лицо в ладони.

— Простите, мистер Поттер, — прозвучал низкий, грубый голос рядом с ним, — я не мог вам помочь, но услышал последнюю часть разговора.

— Я просил вас звать меня Гарри, — сказал он тихим голосом, — и если вы собрались повсюду следовать за мной, то я считаю, что имею право знать ваше имя.

— Бенджамин Боунс, — ответил аврор, — но, пожалуйста, зови меня Бен, и я не следую за тобой повсюду, на самом деле моим заданием было охранять поезд и удостовериться, что всех студентов заберут родители. Пока родители не заберут последнего студента, моё задание не будет закончено.

— Я могу сам о себе позаботиться, — ответил Гарри резко.

— Я знаю, что можешь, Гарри, я не имел в виду, что ты беспомощен, но ты всё еще несовершеннолетний. Ты же не думаешь, что я буду отлынивать от работы, я имею в виду, как это будет выглядеть, если с тобой что-нибудь случится, пока я был в каком-нибудь пабе?

Гарри кивнул.

— Если речь зашла о пабах, я осмелюсь сказать, что ты задерживаешь мой ужин. Не хотел бы ты присоединиться и перекусить со мной до того, как отправишься домой?

Гарри не ответил.

Через мгновение Бен заговорил все тем же грубым голосом, но с сочувствующей интонацией:

— После того, как я увидел, как разозлилась твоя девушка…

— Она не моя девушка, — сказал Гарри слишком поспешно.

— Правда? Ну, я просто подумал, что тебе надо с кем-нибудь поговорить, я же говорил, что на самом деле я не такой уж и плохой приятель.

— Извини, Бен, но в общении с людьми министерства мне не довелось видеть ничего хорошего, — Гарри показал тыльную сторону правой ладони. Слова «я не должен лгать» остались на коже и были хорошо видны под слабым светом, идущим от уличного фонаря у стоящей неподалеку скамейки.

— Да, я понял… Но ты же знаешь, что мы не все плохие.

Гарри мгновение подумал, потом посмотрел в ночное небо и глубоко вздохнул.

— Ты сейчас в «Дырявый котёл»? — спросил Гарри, вставая и приподнимая свой чемодан. — Я слышал, что там подают отличный гороховый суп.

Бен, все еще скрытый плащом-невидимкой, встал и помог Гарри поднять чемодан.

— Держись крепко.

Через мгновение они стояли в узком переулке позади «Дырявого котла». Бен снял с себя плащ и спрятал его в карман. Несколько минут спустя они уже были в пабе и сидели за отдельным столиком. Они не разговаривали, пока бармен Том не расставил на столе тарелки, столовое серебро, хлеб, горячую серебряную супницу с гороховым супом, пару бутылок сливочного пива и не ушел. Бен, не теряя времени, налил себе тарелку густого супа и начал шумно есть.

Гарри следил за мужчиной, который расправлялся с едой. Он не смог не улыбнуться, когда Бен, съев почти целую тарелку, вытер остатки супа своей чрезмерно длинной бородой и зачерпнул себе тарелку добавки. Это напоминало ему, как Рон веселился во время еды. Бен, только съев половину второй тарелки супа, заметил, что Гарри даже не наложил себе первую.

— Ну же, Гарри, — сказал он с полным ртом хлеба, что напомнило Гарри о столовых манерах Рона еще сильнее, — гороховый суп не будет таким вкусным, когда остынет.

Гарри взял черпак и наполнил себе тарелку, но потом просто уставился на её непроницаемую зеленую поверхность.

— Боунс, правильно? — переспросил Гарри. — Ты не родственник Сьюзан Боунс?

Бен кивнул:

— Я ее троюродный брат. Она хорошая девушка, — сказал он, улыбаясь и жуя.

Гарри взял ложку и поводил по поверхности супа.

— Волнуешься из-за своей девушки?

Гарри прекратил мешать суп:

— Она не моя девушка.

— Почему нет?

Гарри с шумом бросил свою ложку:

— Слушай, я не хочу её втягивать в… Только не так.

Бен пристально смотрел на Гарри:

— Ты же, как и я, слышал, что она тебе говорила…

— Ты не понимаешь, да? — прорычал Гарри. — Я живой труп. Возможно, ты не в курсе, но мое имя первое в списке Волдеморта: «Кого-Я-Сегодня-Хочу-Убить».

Как и ожидалось, Бен сжался при упоминании имени Волдеморта, но Гарри проигнорировал это и продолжил:

— Я все еще жив из-за того, что мне постоянно везло, и я не настолько глуп, чтобы верить в то, что моё везение никогда не кончится. Когда меня будут хоронить, если будет что хоронить, я не хочу, чтобы она или кто-либо другой проклинал меня из-за того, что я обещал ей счастливое будущее, хотя прекрасно знал, что нет у меня никакого будущего.

Бен покачал головой:

— Так жить нельзя.

— В любом случае, когда ты смотришь на Гермиону, ты видишь мою девушку, когда я смотрю на неё, я вижу дорогого мне друга, который поддерживает меня, даже когда остальные — нет. С ней я сталкивался с опасностью без страха или недовольства. Она спасала мою жизнь бессчетное количество раз. Она… Она…

Не находя слов, Гарри ушел в свои мысли. Бен просто улыбнулся.

Гарри вздохнул и сделал большой глоток сливочного пива:

— Если ты еще не понял: все, кого я люблю, рано или поздно погибают, в лучшем случае — легкой смертью. Мне очень жаль, но я не должен позволить хоть кому-то остаться рядом со мной, я не хочу начать добавлять имена в этот список, если я не смогу им помочь, поэтому об этом нечего говорить.

— Понятно, — сказал Бен после того, как доел остатки супа и поставил назад на стол тарелку, предварительно вытерев еще одним куском хлеба. — Ы ышо э… — начал говорить он с полным ртом, не прожевав. — Думал о том, чтобы сходить в больницу имени Святого Мунго?

Гарри все так же сидел и смотрел на свой суп до тех пор, пока Бен не рыгнул, да так громко, что это заставило бы даже Рона смутиться.

Не сдержавшись, Гарри засмеялся.

— Извини, я ничего не ел с завтрака, — сказал Бен смущенно, — и это не смешно. Давай ешь, как я уже сказал, суп будет невкусный, если остынет.

Они доели в молчании. Том убрал со стола и принёс другой набор выпивки.

— Я не услышал от тебя ответа. Я полагаю, что ты не собираешься в больницу. В таком случае, мы поедем к тебе домой на автобусе «Ночной рыцарь»?

Гарри глотнул своего сливочного пива:

— Я думаю, да. Ты поедешь со мной?

— Извини, Гарри. Ты же знаешь, что я должен.

Они доели, и Бен расплатился. Выйдя наружу, они тормознули «Ночной рыцарь» и заплатили за проезд.

— Магнолия парк, Литтл Уингинг, Суррей.

Автобус с грохотом сорвался места.

— Я вижу, Стен еще в Азкабане, — холодно заметил Гарри.

— Боюсь, что да. Нечестно они с ним, — ответил Бен. — Стен — хороший парень.

— Это еще одна вещь, из-за которой я не люблю Министерство.

Автобус остановился в пустынном парке и, высадив пассажиров, исчез, с шумом сорвавшись с места. Бен, надевший мантию-невидимку, и Гарри, тащивший за собой чемодан и клетку с Хедвиг, шли по пустынной улице. Они прошли Переулок Магнолий и повернули на короткий путь к Глициниевой аллее, той самой, на которой Гарри и его кузен Дадли столкнулись с дементорами несколькими годами ранее.

После короткой прогулки по аллее Глициний они повернули за угол и оказались на Привет Драйв.

Когда Гарри взглянул на улицу, он внезапно остановился и прищурил глаза.

— Что-то не так, — прошептал он. Он услышал слабый вибрирующий звук, когда аврор достал палочку под мантией.

— Что такое? — прошептал Бен.

— Машины моего дяди нет, — нервно прошептал Гарри, посмотрев на часы, — и в доме не горит свет, а еще слишком рано, чтобы все они легли спать.

Гарри спрятал свой чемодан за ближайшей изгородью, открыл его, вытащил мантию-невидимку и выпустил Хедвиг из клетки.

Гарри прошептал ей:

— Будь рядом, ты, возможно, понадобишься.

Она мягко ущипнула его за палец, давая ему знать, что поняла. Потом тихо взлетела и села на ближайшее дерево.

Гарри накинул мантию на голову и вытащил палочку.

Он услышал шепот Бена:

— Который дом?

— Номер четыре, — ответил Гарри.

— Понятно, ты оставайся здесь, я пойду взгляну.

Гарри спрятался за оградой и стал ждать. Он бросал взгляды то вверх, то вниз по улице, пытаясь заметить что-нибудь необычное. Прошло несколько напряженных минут, в течение которых Гарри усиленно напрягал слух.

Прошло еще несколько минут, и Гарри начал беспокоиться. И только он решил выйти из-за ограды и проверить все сам, как послышался грубый голос Бена с другой стороны улицы:

— Гарри! Ты где?

— Здесь! — сказал Гарри, стаскивая мантию с головы настолько, чтобы дать Бену понять, где он.

Бен вынырнул из-за ограды, снимая с головы мантию, и посмотрел на Гарри:

— Ты сказал номер четыре, да?

Гарри кивнул.

— Там ничего нет.

— Там их нет? — переспросил Гарри. — Ты видел следы борьбы?

— Нет, — сказал Бен, — я имею в виду, что в доме нет ничего: ни людей, ни мебели, ни еды… ничего. Все выглядит так, как будто это место пустовало месяц или два.

Гарри онемел. Дурсли переехали? Они не могли! Они бы не посмели!

Бен наблюдал, как на лице Гарри быстро сменялись эмоции. Неверие сменилось смятением, потом на мгновение паникой, и, наконец, гневный взгляд занял лидирующую позицию.

— Этот чертов ублюдок! — горько сказал Гарри. — Он знал, что я обязательно вернусь домой. Что же мне сейчас делать?

— Я не могу оставить тебя одного, — сказал Бен сочувственным тоном, — позволь мне перенести тебя назад в «Дырявый Котел», ты снимешь комнату на ночь, я пошлю сообщение в Министерство и…

— Нет! — внезапно прервал его Гарри. — Министерство не будет иметь к этому абсолютно никакого отношения.

— Ладно, Гарри, давай вернем тебя в гостиницу.

Гарри позвал Хедвиг и запер в клетке. Он схватил свой чемодан, и не прошло и минуты, как он и Бен снова прибыли на аллею позади «Дырявого Котла». Бен вошел и, пользуясь деньгами, которые Гарри получил от Гермионы, арендовал номер на несколько ночей. После этого Гарри поднялся в комнату и вошел туда под мантией-невидимкой.

Бен замер в дверях и смотрел на Гарри с явным беспокойством на лице:

— Ты уверен, что хочешь остаться здесь в одиночестве, Гарри?

— Думаю, да, — ответил Гарри, его голос казался измученным, — я переночую здесь, а утром отправлю сову своим друзьям и схожу в Гринготтс. Я все еще не могу поверить, что эти магглы взяли и переехали, бросив меня. Мой дядя Вернон, вероятно, сорвал большой куш или что-то типа того; он, несомненно, не мог себе позволить лучший дом на своё обычное жалование.

— Я всё еще чувствую, что поступаю неправильно, оставляя тебя самого по себе, особенно из-за того, что случилось сегодня в поезде. Я арендовал комнату на две ночи, но сказал Тому, что, возможно, захочу остаться подольше, и он пообещал, что добавит любое количество дополнительных дней к моему здешнему счету.

— Со мной будет все в порядке. Мне нужна только одна ночь, — сказал Гарри, — спасибо за всё, Бен. — Гарри пожал Бену руку и добавил: — и я буду признателен, если ты не скажешь никому в Министерстве, что я здесь. Чем меньше людей знает, где я нахожусь, тем лучше.

— Я не буду для тебя лгать, Гарри, но пока никто специально не спросит меня о тебе, я буду молчать. Я желаю тебе удачи, Гарри Поттер.

После этого Бен вышел из комнаты.

Гарри открыл клетку Хедвиг и посадил сову на комод. Потом он сел на кровать и опустил голову на руки, думая о том, каким ужасным был этот день. После похорон Дамблдора, странного сна, из которого он почти ничего не помнил, раскрытия тайны Гермионы о её детстве и исчезновении Дурслей его нервы не выдерживали.

Он понимал, что Гермиона была на взводе из-за похорон, но её словесная атака все еще причиняла боль. Эпизод с обмороком в поезде тоже его беспокоил, но он посчитал, что это просто последствия усталости, потому что, несомненно, не помнил, что у него был «травмирующий эмоциональный шок», пока он был в поезде.

Чего он не понимал, так это почему уехали Дурсли. Пожиратели Смерти запугали их? Они на них напали? Он допускал, что если на них напали или похитили, то Пожиратели не стали бы утруждать себя, забирая мебель. Зная своего дядю Вернона, он бы не удивился, узнав, что, если им и угрожали, он почти сразу же сбежал, трусливый мерзавец.

Гарри глубоко вздохнул, потом тихо переоделся и скользнул в кровать, почти сразу же проваливаясь в беспокойный сон. Гарри просыпался много раз за ночь, мучимый странными снами о Дамблдоре, хоркруксах и Джинни, Роне и Гермионе.

Почти сразу после рассвета Гарри устало встал с постели, открыл занавески и посмотрел вниз на пустынную Диагон Аллею. Безоблачное небо было темно-пурпурным. Солнце, все еще находящееся за горизонтом, освещало розовым свечением здания поблизости. Он привел себя в порядок, оделся и выскользнул из своей комнаты под мантией-невидимкой. Выйдя через черный вход «Дырявого Котла», он снял мантию и засунул её внутрь своей куртки, постучал по кирпичной стене волшебной палочкой и прошел сквозь арку на Диагон Аллею.

Через несколько минут он вошел через огромные двери в Гринготтс. Банк только что открылся, и в вестибюле почти не было клиентов. Гарри подошел к одному из недружелюбно выглядящих гоблинов.

— Доброе утро, — сказал вежливо Гарри, снимая ключ от хранилища с цепочки на шее, — я бы хотел пройти в моё хранилище, пожалуйста.

Гарри взглянул на гоблина и протянул ключ для проверки. Он в ответ посмотрел на него с любопытством, пожал плечами и потом позвал другого гоблина, чтобы тот проводил Гарри к хранилищу. Несколько минут спустя после более чем неприятной поездки на повозке Гарри стоял перед дверью в его сейф. Он впервые за долгое время лично посещал своё хранилище, потому что последние несколько лет деньги, необходимые для обучения, ему передавал кто-то из Уизли, поэтому ему было любопытно, сколько у него их осталось. Гоблин вставил ключ, и дверь открылась.

Когда Гарри последний раз заглядывал в хранилище, там были горы галлеонов, сиклей и кнатов. То, что он увидел, заставило рот Гарри в удивлении открыться. Гарри почувствовал сильную слабость, и его лицо застыло.

Внутри хранилища лежала маленькая пригоршня кнатов, еще меньше было сиклей, а количество галлеонов он мог сосчитать по пальцам. В дальнем углу лежала небольшая коробка с документами.

Он застыл перед хранилищем, затаив дыхание на несколько минут, пока наконец не прошептал надломившимся, дрожащим голосом:

— Я в это не верю! Что случилось? Куда всё пропало?

Гарри почувствовал, как паника распространялась в его груди. Он повернулся к гоблину и тоном, который никак нельзя было назвать вежливым, прокричал:

— Что случилось? Куда делись все мои деньги?

Гоблин ответил кудахчущим голосом:

— Вам нужно поговорить с управляющим.

Трясущимися руками Гарри сгреб то небольшое количество денег, что осталось в хранилище, в свой кошелек и забрал коробку из угла, обхватив её одной рукой. Он отошел от уже пустого хранилища и забрался в повозку для поездки на поверхность.

Гоблин привёл Гарри в маленькую комнату вдалеке от основного вестибюля, где он тревожно начал ждать управляющего Гринготтса. Прошло несколько томительных минут до того, как старый гоблин, одетый в официальный красный бархатный костюм, вошел в комнату, неся с собой несколько свитков пергамента, и сел за стол.

— Мне сказали, что у вас есть вопросы о вашем счете? — сказал старый гоблин, раскатывая один из пергаментов на столе.

— Несомненно, есть, — воскликнул Гарри, с беспокойством шагая по комнате. — Я только что был в моём хранилище, и оно почти что пусто! В последний раз, как я в него заглядывал, там были горы галлеонов, — Гарри вывалил содержимое своего кошелька на стол, — а теперь только это…

Гоблин кратко взглянул на скудную кучку монет, потом развернул другой свиток пергамента и продолжил читать.

— Ну? — спросил Гарри нетерпеливо, облокотившись на стол, чтобы попытаться расшифровать странное письмо на пергаменте.

— Видите ли, — пробормотал гоблин и посмотрел на него из-под пергамента, — два месяца назад к вам домой был отправлен отчет, дабы проинформировать вас и ваших законных опекунов о текущем балансе на вашем доверительном счёте и о смене статуса счёта, когда вы станете совершеннолетним.

Взгляд Гарри стал жестче, он сжал свои кулаки так сильно, но едва замечал, что его ногти врезались в ладони.

— В тот же день, — продолжил гоблин, — сова вернулась к нам с сообщением от ваших законных опекунов. В сообщении говорилось, чтобы для ваших нужд семьсот пятьдесят пять тысяч девятьсот двадцать два галеона, шесть сиклей и восемь кнатов были сняты с вашего доверительного счёта и конвертированы в маггловские фунты. Минус налог за конвертацию, пять процентов, это приблизительно три миллиона семьсот семьдесят девять тысяч шестьсот одиннадцать фунтов; и были доставлены к вам домой… дайте-ка, уточню… — гоблин взглянул в конец пергамента. — А, да, к дому номер четыре на Привет Драйв, Литтл Уингинг, Суррей.

— Дурсли… это… это… это же воровство, старый жирный МЕРЗАВЕЦ! — Гарри вспомнил, что предыдущим летом Дамблдор упомянул о золоте в хранилище при Дурслях. — Вот почему этот подонок собрался и уехал. Когда я его найду, я его убью! — прокричал Гарри. Собрав маленькую кучку монет в кошелек, он схватил коробку с документами и стремительно вышел из комнаты.

— Мистер Поттер, подождите… — это всё, что услышал Гарри до того, как захлопнул за собой дверь. Он выбежал из банка и направился вниз по Диагон Аллее, пока не оказался перед аркой, ведущей назад в «Дырявый Котёл». Он накинул на себя мантию-невидимку и вошел в гостиницу. Никто не заметил, как исчезла почти полная бутылка огневиски, когда Гарри стащил её из бара. Он тихо прошел в свою комнату и, запершись, начал поглощать янтарную жидкость.

Уже было за полночь, когда Гарри проснулся от того, что кто-то стучит по его окну, каждый удар и скрип отзывался болью в его голове. Крошечный совёнок Рона, Свинристель, неистово махал крыльями, требуя, чтобы его пустили, и жаждал доставить послание, привязанное к его лапе.

После нескольких попыток встать Гарри наконец поднялся из кровати и, шатаясь, пошел к окну. В момент, когда Гарри открыл окно, совенок влетел внутрь и начал безумно пищать и беспорядочно летать по комнате. Гарри поймал его и осторожно отвязал записку, пока медленно шел к сундуку, чтобы достать совиного корма для маленького вестника.

— Джинни… — прошептал он сам себе, прижимая письмо к груди.

Он выпустил Свина, который полетел к клетке Хедвиг и, к недовольству большой совы, опустился на ее клетку. Сидя на кровати, Гарри внимательно изучил письмо и увидел, что пергамент абсолютно чист. Гарри таращился на него долгое время. Он перевернул лист, но и с другой стороны тоже ничего не было написано.

Пока Гарри сворачивал чистый пергамент и засовывал его в нагрудный карман, он поднялся с кровати, медленно прошелся по комнате, открыл дверь и шагнул за порог.

Он обнаружил, что стоит в большой комнате, освещенной факелами на стенах. Огромные каменные колонны с вытесанными на них змеями стояли по обеим сторонам вдоль стены. Впереди них он увидел тушу огромной змеи, выделяющую зловонно пахнущую жидкость из ран по всему её раздувшемуся разлагающемуся телу.

За гниющей тушей он увидел гигантскую каменную статую Салазара Слизерина, возвышавшуюся над полом комнаты.

— Я был здесь раньше, — подумал Гарри, — она выглядит точно так же, как я её запомнил.

Гарри поднял голову и посмотрел на лицо гигантской статуи, но оно оказалось не таким, какое Гарри ожидал увидеть. Вместо старого обезьяньего лица с длинной тонкой бородой, какую он помнил, было лицо молодого волшебника, с растрепанными волосами, круглыми очками, ярко-зелеными изумрудными глазами и шрамом на лбу виде молнии.

Перекошенное лицо статуи выглядело, будто она испытывала невыносимую боль, её рот был открыт в ужасном безмолвном крике, а украшенные драгоценными камнями широко распахнутые глаза смотрели на него с адской мукой.

Гарри безучастно уставился на статую, гадая, почему она испытывает такие ужасные муки. Может быть, его присутствие тревожило её. Он посмотрел немного пристальнее на открытый рот статуи. Она, казалось, светилась зеленым светом, идущим изнутри, будто в ней горела парящая свеча с изумрудным пламенем. Потом он заметил, что глаза статуи не были сфокусированы прямо на нём, а на точке где-то позади него.

Гарри с любопытством огляделся и увидел неподалеку бледное тело, одетое в черную одежду и мантию, лежащее в огромной луже крови. Хотя капюшон плаща скрывал лицо, он сразу понял, кто это был.

В один момент мучительный страх ударил Гарри в грудь, и паника вспыхнула в глазах.

— ДЖИННИ! — закричал он, бросаясь к бездыханному телу на полу.

Он опустился на колени перед телом и почувствовал, как кровь просочилась через ткань его пижамы. Дрожащими руками он дотянулся до нее и поднял на руки. Убаюкивая тело в своих объятиях, он чувствовал холод, проходящий через её одежду. Бледная посиневшая рука, сжимающая маленький букет, разжалась, и цветы упали на пол. Слезы прокладывали свой путь сквозь зажмуренные глаза, когда он качал ее снова и снова, удерживая безвольное тело. Из самой души у него вырывались громкие, словно крики, ужасные рыдания.

Он стянул капюшон с её головы и замер.

Он мог едва видеть своими опухшими, полными слез глазами. Что-то было не так. Что-то было абсолютно неправильно. Он посмотрел вниз в пустые глаза цвета шоколада.

«О, — подумал он, — это всего лишь Гермиона».

Гарри позволил телу выскользнуть из своих рук и смотрел, как оно падает обратно на грязный, пропитанный кровью пол. Потом поднялся на ноги и попытался счистить грязь и запёкшуюся кровь со своей одежды.

Неожиданно громкий хлопок прозвучал позади него и отразился эхом от стен комнаты. Гарри развернулся и увидел, что пыль и обломки падают под ноги большой статуе из зияющей дыры, появившейся на её груди. Густая красная кровь хлынула из дыры, струясь вниз по её одежде и образуя быстро расползающуюся лужу вокруг основания статуи.

Гарри смотрел на расширяющееся кровавое пятно у его ног. Он мог видеть отражение высокой статуи на поверхности темно-красной лужи. Когда ее край достиг его голых ног, он увидел в нём отражение маленькой девочки, стоящей рядом с ним.

Как только он почувствовал, как маленькая теплая рука коснулась его, он услышал мягкий голос, проникший в его сознание: «Ты не можешь оставаться здесь, тут очень опасно, — голос имел странный, но приятный азиатский акцент, — пойдём».

Маленькая девочка повела его прочь от статуи, тела гниющей змеи и привела назад к двери, в которую он входил. Она уложила его в кровать. Укрыла тёплым одеялом и села рядом с ним.

— Засыпай, — сказал отдающийся эхом голос в его голове, — я останусь с тобой, пожалуйста, не волнуйся.

Гарри почувствовал объятия темноты, когда сон быстро завладел им.

Гермиона появилась внутри большого огороженного сада на заднем дворе своего дома. Она присела на папину газонокосилку, скрестила руки на руле управления и горько заплакала. Казалось, что за прошедший день она только и занималась тем, что плакала. Она не могла держать себя в руках с похорон Дамблдора этим утром. Она знала, что не должна была злиться на Гарри, ведь он просто старался быть тактичным. Она знала, что ей не следовало бы рассказывать так много о себе. Она лишь хотела, чтобы он знал, что она понимает его, как никто другой, но потом её эмоции взяли верх.

Она так же знала, что не должна была оставлять его там одного, но была уверена в том, что если пробудет в его присутствии еще хоть минуту, то расскажет о том, что отчаянно скрывала долгие годы.

Прошло немало времени, когда Гермиона наконец успокоилась. Едва выйдя из сада, она услышала, как открывается автоматическая дверь гаража, а затем машина её родителей въехала внутрь. Гермиона вошла внутрь дома и увидела, что её отец несёт её чемодан и сумку с Косолапсусом вверх по лестнице в комнату, в то время как её мать была занята на кухне, выкладывая продукты, которые они купили по пути домой.

— Здравствуй, мама, — сказала Гермиона, входя на кухню.

— Здравствуй, дорогая, ты рано вернулась, мы не ждали тебя раньше вечера, — сказала миссис Грейнджер, не отрываясь от своих дел. — Я полагаю, твой друг добрался до дома благополучно?

— Да, — солгала Гермиона, — без проблем.

Миссис Грейнджер взглянула на свою дочь, когда услышала её охрипший голос. Она заметила опухшие красные глаза Гермионы и пятна от слёз на блузке. Посчитав это последствием похорон, она пожала плечами и вернулась к готовке.

— У тебя наверняка был тяжелый день, дорогая, — сказала миссис Грейнджер, — почему бы тебе не отдохнуть немного перед обедом? Я позову тебя, когда он будет готов.

Не ответив, Гермиона встала и пошла из кухни к себе в комнату. По дороге к своей комнате она прошла мимо рабочего кабинета и увидела полоску света под закрытой дверью. Её отец работал.

Гермиона вошла в комнату и открыла окно, надеясь, что Гарри не слишком на неё обиделся и пришлет записку с Хедвиг, когда доберется до Привет Драйв. Она села на кровать, а Косолапсус пристроился на матрасе рядом с ней.

— Ох, Косолапсус, что же я наделала? — сказала Гермиона, поглаживая рыжий мех своего полунизля. — О чём только я думала?

Она сидела на кровати, пока мать не позвала её на обед, за которым самой длинной произнесённой фразой была: «Пожалуйста, передайте соль». Она не заметила, как её отец не сводил с неё взгляда, замечая её необычное настроение и то, что она излишне долго сидела, просто перекладывая еду на своей тарелке.

После обеда Гермиона вернулась в свою комнату. Переоделась, растянулась на кровати и закрыла глаза, прокручивая, как сегодняшние события заново проигрывались у неё в голове.

— Он действительно хотел сказать, что любит меня? Как это вообще возможно? Он любит Джинни! Мерлин, он может выбрать практически любую девушку, которую захочет! Ему, несомненно, не нужна такая, как я: некрасивая и скучная. Он был не в своём уме… он, вероятно, думал, что говорит с Джинни… Он даже не помнит этого!

Она вздохнула и через мгновение, повинуясь усталости, уснула.

На следующий день Гермиона была разочарована тем, что не получила письма ни от Рона, ни от Гарри. Она старалась занять себя чем-нибудь, чтобы не думать о них, но это было практически безуспешно. После того, как в школе друзья были рядом с ней каждый день, она обнаружила, что ей невыносимо одиноко проводить летние каникулы в родном доме.

Прошло ещё два дня. Был почти час ночи, Гермиона как раз собиралась ложиться спать, когда очень старая сова влетела в окно и неграциозно рухнула на пол. Гермионе показалось странным то, что это была старая семейная сова Уизли, а не совёнок Рона Сычик. Она быстро отвязала письмо, дала старой птице корм, затем села на кровать и принялась за чтение.

«Дорогая Гермиона,

Извини за то, что не написал тебе раньше. С тех пор, как я приехал домой, все вокруг будто сошли с ума. Мама помешалась на приготовлениях к свадьбе Билла, поэтому здесь ни на минуту нельзя остаться в покое. Мне пришлось послать с этим письмом Эррола, потому что Сычик пропал с того дня, как я приехал домой.

Ты что-нибудь слышала о Гарри? Я был так занят, что не сразу понял, что уже прошло целых три дня, а он так и не написал мне. Он говорил, что даст нам знать, как доберется домой, поэтому я начал волноваться. Может быть, ты сможешь использовать фелитон, чтобы узнать, в порядке ли он?

Позаботься о том, чтобы Эррол хорошо отдохнул, прежде чем отправлять его обратно… Мерлин, я удивляюсь, что эта старая птица все еще живая!

Я очень хотел бы, чтобы ты была здесь. Я скучаю по тебе.

Рон».

В животе у Гермионы что-то неприятно сжалось, а голова наполнилась назойливы гудением. Она вскочила с кровати, кинула взгляд на часы, а затем схватила трубку телефона и нажала кнопку быстрого вызова дома Гарри, которую она запрограммировала много лет назад, но до сих пор не находила смелости использовать её.

Она услышала несколько гудков, а потом запись женского голоса бесчувственно сообщила, что тот номер, который она набрала, больше не обслуживается. Гермиона небрежно бросила трубку, и, быстро одевшись, с громким хлопком дизаппарировала из своей комнаты.

Она появилась у «Норы» на дороге рядом с сараем для метел, пробежала небольшое расстояние через двор к входной двери и громко постучала в неё. Подождала минуту и в ту же секунду, как она собралась постучать ещё раз, услышала взволнованный голос из-за двери:

— Кто там?

— Миссис Уизли, это Гермиона! — сказала она, с очевидной паникой в голосе. — Я думаю, что Гарри в беде!

Дверь распахнулась, и на пороге оказалась очень взволнованная Молли, которая быстро пропустила Гермиону внутрь.

— Гарри в беде? Что случилось?

— Я не уверена, но он должен был с нами связаться два дня назад. Я думала, что Рон уже получил весточку от него, но я только что получила письмо Рона и пыталась позвонить Гарри, но у него отключён телефон… О Мерлин… Пожалуйста! — Гермиона говорила очень быстро, сжимая ладони, чтобы скрыть дрожь. — Я уверена, что-то случилось. Я чувствую это! Мы должны проверить, всё ли с ним в порядке! Я бы отправилась прямиком к нему, но я никогда не была у Дурслей, поэтому не могу аппарировать туда, а когда я последний раз видела Гарри, он был один и… — она неожиданно продолжила говорить шепотом, когда ужасающая мысль пришла ей в голову. — О Мерлин… Это моя вина… Я оставила его одного…

Мистер Уизли, Рон и Джинни появились внизу лестницы и смотрели на Гермиону со смесью удивления и беспокойства.

— Рон! — Гермиона пересекла кухню и схватила Рона за плечи. — Что-то случилось с Гарри! Я просто знаю это! Нам нужно отправиться на Привет Драйв СЕЙЧАС ЖЕ!

— Хорошо, — сказал Рон, который не мог не заметить панику в глазах Гермионы. Развернувшись в сторону лестницы, он сказал: — Я быстро соберусь и…

— Нет, — сказал мистер Уизли. — Я пойду, а вы, дети, останетесь здесь.

— Мы не дети, — холодно заметил Рон, — и я тоже иду.

— Мы оба идем! — сказала Гермиона.

— Вы не оставите меня здесь! — добавила Джинни, уже поднявшаяся до половины лестницы.

— Никто из вас не может аппарировать туда… Я иду один, — твердо сказал мистер Уизли.

— Почему мы не можем использовать летучий порох? — спросила Гермиона.

— Тебя не было с нами, когда мы в прошлый раз пытались это сделать, — сказал Рон, — это было то ещё зрелище, их дом не подключен к сети.

Мистер Уизли накинул свой плащ поверх пижамы и пошел к двери. 

— Я обещаю, что сразу вернусь и расскажу, что там увидел.

Потом он вышел во двор и аппарировал с тихим хлопком.

Гермиона, Рон и Джинни сели за кухонный стол, пока Молли готовила чай.

Гермиона повернулась к Рону:

— Ты уверен, что ничего не получал от Гарри? Ты все еще не нашел Сычика?

Гермиона заметила, что неожиданно лицо Джинни приобрело виновный вид, когда она упоминала сову Рона.

— Что не так, Джинни?

— Ну, — начала она, опустив взгляд на колени, — не злись, Рон, но я как бы «позаимствовала» Сычика, чтобы доставить моё письмо. Я думала, что он вернётся к этому времени.

Рон сузил глаза:

— Кому ты отправляла письмо?

Джинни не отрывала глаз от рук на коленях, переплетая пальцы.

— Оно было для Гарри, не так ли? — спросил Рон. — Слушай, Джинни, ты же знаешь, что он расстался с тобой, чтобы защитить тебя.

Молли выронила чайную чашку, которую держала в руках:

— Гарри расстался с Джинни?

— Мама, он просто не хочет, чтобы Ты-Знаешь-Кто узнал, что у неё отношения с Гарри. Ведь Гарри — одна из его главных целей.

— Ты не должна сейчас всё усложнять, Джинни, — сказала Гермиона. — У Гарри сейчас и так достаточно проблем.

— Особенно после того, что случилось в поезде по пути домой… — легкомысленно добавил Рон.

Гермиона сильно толкнула локтем Рона под рёбра.

— Что случилось в поезде? — холодно спросила Молли, переводя взгляд то на Рона, то на Гермиону.

— Так он вам рассказал, да? — спросила Джинни, не отводя взгляда со своих рук.

— Ему не нужно было нам рассказывать, мы были там… — сказал Рон, массируя только что ушибленные рёбра.

— Вы были там для чего? — спросила Молли, начиная потихоньку раздражаться, из-за того, что на нее не обращают внимания.

— Я должна была настоять на том, чтобы он отправился в больницу… — сказала Гермиона.

Обе, Молли и Джинни, встали и почти одновременно закричали:

— Что случилось с Гарри?

— Ну, — начала Гермиона, — он не спал с того момента, как умер профессор Дамблдор. Когда мы встретились с ним после обхода вагонов, он вел себя странно…

— Он вел себя как сумасшедший, — прервал Рон, — он говорил, что видит те вещи, которые видела ты в присутствии боггарта… Я не знаю, что он имел в виду, хотя…

Глаза Молли расширились, и она прикрыла рот рукой:

— О, дорогой!

Гермиона, заметив реакцию Молли, переспросила:

— Что случилось с боггартом?

— Я… ну… — голос Молли охрип. — Это было на Гриммаулд-Плейс прошлым летом. Помните того боггарта, который был в письменном столе в гостиной? — они кивнули и позволили ей продолжить. — У меня никогда раньше не было проблем с боггартами, но все меняется… — она помедлила, чтобы успокоиться. — Я пошла туда, чтобы разобраться с ним, открыла стол… когда я его открыла… оттуда выпал Перси. Он был мертв.

Рон и Гермиона обменялись взволнованными взглядами.

— Я произнесла «Riddikulus», но боггарт только изменился на тело Артура, потом на Билла… потом на Рона, Фреда… Гарри… — Молли всхлипнула и вытерла глаза, — Гарри нашел меня, а потом Ремус избавился от него вместо меня… Я просто не смогла придумать, как это можно представить смешным… Я не смогла… — Молли отвернулась, прижимая поспешно наколдованный носовой платок к лицу.

— Гарри постоянно повторял, что видит нас мертвыми, — сказала Гермиона, в размышлении сморщив брови.

— Но в поезде не было боггарта, — заметил Рон, — боггарт в любом случае не смог бы убить его…

— Как это «убить его»? — спросила Джинни с совершенно потрясенным видом.

— Он не умер, — быстро сказала Гермиона, — но был очень близко к этому… если бы этого аврора не было в поезде, я думаю, он бы умер.

— О, нет! — прошептала Джинни. — Этого не может быть… — она вскочила со стула и побежала вверх в свою комнату.

Гермиона сразу же заподозрила что-то и, как только она собралась последовать за Джинни, Артур вошел на кухню через дверь и вытеснил все мысли о Джинни из головы, когда заговорил.

— У нас проблемы, — сказал он, — я осмотрел дом Гарри, но он пуст.

— Гарри там нет? — спросил Рон.

— Там ничего нет, ни людей, ни мебели, совсем ничего. Следов борьбы тоже нет. Мне показалось, что он пустует уже достаточно долго.

Гермиона вскочила, прижав руки ко рту:

— О, Мерлин! Это моя вина! Я должна была остаться с ним! Я должна была остаться с ним, когда его дядя не появился чтобы забрать его! Как я могла быть такой глупой? Это всё моя вина!

— Его дядя не появился на станции Кингс-Кросс? — спросил Артур. — И ты оставила его там?

— Он не оставил мне выбора, — сказала Гермиона в свою защиту, — когда он настаивал на том, чтобы я оставила его там одного, я разозлилась, и мы поссорились. Вы же знаете, насколько он самостоятельный. Он сказал, что доедет на «Ночном Рыцаре» до Суррея.

— Может быть, он отправился на Гриммаулд-Плейс? — предположил Рон. — Я знаю, что он ненавидит тот дом, но если он не пришел сюда, то, возможно, подумал, что это лучшее место, куда можно отправиться.

— Там сейчас небезопасно, но я пойду проверю, — сказал Артур, — вы останетесь здесь, ничего не предпринимайте, пока я не вернусь.

Рон и Гермиона встали со своих мест.

— Мы тоже идем, — сказал Рон.

— Мы можем помочь обыскать дом, — добавила Гермиона, подбежав к двери, — мы справимся быстрее, если нас будет трое.

Не дожидаясь ответа, она выбежала во двор и дизаппарировала с громким хлопком. Гермиона появилась посредине площади Гриммаулд-Плейс, которая осталась все такой же мрачной и неуютной, как и раньше. Она огляделась по сторонам и, не заметив никого, направилась к пространству между домами одиннадцать и тринадцать. Гермиона даже не успела сконцентрироваться на адресе Ордена, как дом номер двенадцать вырос перед ней. Не теряя времени, она достала палочку, взбежала по лестнице и приготовилась открыть дверь. Только она управилась с дверью, как появились Артур и Рон и обнаружили ее в главном зале.

Рон обследовал подвал, кухню и гостиные, Артур направился на крышу, чердак и верхние этажи, в то время как Гермиона проверяла спальни и библиотеку. Вскоре они обыскали все комнаты и не нашли и следа того, чтобы Гарри или кто-либо другой были здесь.

Они встретились в гостиной. Рон устроился на диване, Артур сел на стул со спинкой в виде крыльев лицом к Рону, пока Гермиона нервно мерила шагами комнату.

— Зачем я его оставила? Я должна была остаться с ним, — голос Гермионы звучал всё более и более безумно, — я чувствовала, что что-то не так. Ну почему он такой упрямый? Это всё моя вина…

— Гермиона, — внезапно сказал Рон, заставив её вздрогнуть, — присядь… Мы ведь не уверены, что с ним случилось что-то плохое.

— Но Рон, ты же знаешь, как и я, что ему нужно будет вернуться к этим ужасным людям, — сказала Гермиона продолжая нарезать круги, — я не знаю, какую защиту он мог получить от своей тёти, но Дамблдор настоял, чтобы Гарри вернулся к ним, для его же защиты. Может, он отправился искать Дурслей? Я не знаю, куда он мог еще пойти. А что, если его нашли… нашли… — ком, образовавшийся в её горле, не дал закончить предложение.

Рон встал и обнял Гермиону:

— С ним всё в порядке, я уверен в этом.

— Может быть, он пошел в гостиницу, — сказал Артур, — в «Дырявый котёл» или в «Три метлы».

— Я знаю, что у него нет маггловских денег, — сказала Гермиона, — и я отдала ему все волшебные деньги, которые были при мне. Я сомневаюсь, что их хватит, чтобы он смог остаться в гостинице долго.

— Если с ним все в порядке, и он не пошел в гостиницу, то остается «Дырявый котёл», — сказал Артур, — это как раз вблизи Гринготтса.

— Сейчас мы больше ничего не сможем сделать, — сказал Рон, пытаясь сдержать зевоту, — уже почти три утра, и я сомневаюсь, что Том из гостиницы с радушием встретит нас в такое время.

— Верно, — сказал Артур, поднимаясь со стула, — первым делом мы отправимся к Тому. Гермиона, ты можешь отправиться в Нору с нами, там ты…

— Я не могу поверить в то, что вы оба говорите! — закричала Гермиона. — Мы обязаны найти его! Может быть, вы и сможете заснуть, но я точно знаю, что не смогу. Мы нужны Гарри! Я отправляюсь в «Дырявый котёл» немедленно!

До того, как хоть один из них смог остановить её, Гермиона выбежала за дверь, спустилась в главный зал и вышла на улицу в утреннюю темноту. Артур и Рон посмотрели друг на друга и, обнаружив, что они до сих пор в пижамах, решили вернуться в Нору.

— Надо рассказать семье, что происходит, — сказал Артур, выводя сына из дома, — а еще я свяжусь с Люпином и Тонкс.

Гермиона появилась на аллее за «Дырявым котлом» поблизости от тайного входа на Диагон-аллею. Она вошла через дверь в затемненную гостиницу. Единственным источником света были потрескивающие угли в камине, которые освещали зловещим красным светом пустую комнату. Гермиона тихо прокралась за стойку бара и нашла регистрационную книгу гостиницы. Она зажгла на кончике палочки слабый свет и задержала дыхание, пока проверяла записи за прошедшие три дня и обнаружила, что только трое поселились в это время: Мистер Бенджамин Боунс, мистер и миссис Джудас Хорнбакл, и мисс Агнесс Эпплбамм.

Гермиона вернула книгу на место, откуда взяла ее, обошла барную стойку и опустила голову на скрещенные руки посреди перевернутых стульев.

— Ох, Гарри, — прошептала она в темноту, — мне так жаль.

* * *

Эта ночь оказалась очень длинной для бармена Тома. В «Дырявом котле» закатили небольшую вечеринку в честь дня рождения одного сотрудника из отдела Министерства по магическим играм и спорту. Около двух утра Том наконец уговорил шумную толпу пьяных мужчин и женщин сесть в «Ночной рыцарь». Он потратил ещё час на уборку и уже приготовился поспать несколько часов, прежде чем снова соберется открыть закусочную утром. Он только отыскал свою пижаму в комоде, как в комнате зажглись светильники, что означало, что кто-то вошел в гостиницу.

— Ох, один из этих парней, наверное, забыл что-то, — он схватил палочку и со скрипом открыл дверь. Выглядывая из-за двери, он увидел девушку, копошащуюся за барной стойкой. Не спуская с неё глаз, он тихо вышел из своей комнаты, в то время как она просмотрела книгу регистрации, вернула её на место и склонила голову на стойку. Приблизившись к ней, он услышал её шепот. Том уже был готов схватить её за плечи, чтобы разузнать, что она здесь забыла, как девушка внезапно всхлипнула.

Его глаза смягчились, и он опустил руку:

— Извините, мисс… — тихо сказал он.

Вскинув палочку, девушка быстро развернулась к нему. Слезы все еще бежали по ее щекам. Мешки под ее карими глазами создавали впечатление, будто она не спала несколько ночей.

— Ты подруга Гарри Поттера… Гермиона Грейнжер? — спросил Том. — Что ты здесь делаешь в такую рань? Когда я заметил, что ты что-то делаешь за барной стойкой, я подумал, что ты вор или типа того.

Гермиона опустила палочку и попыталась успокоиться:

— Ох, Том, ты меня напугал, я не хотела беспокоить тебя.

— Что ты делала с книгой регистрации? — Том заметил тревогу в ее взгляде и подумал, что это очень плохо, что глаза такой молодой девушки печальны.

— Гарри пропал несколько дней назад, и мы подумали, что он может быть здесь. Мы так волновались о нём, он может быть в опасности.

— Пропал? Почему? Я же его только вчера видел, мисс…

— Вы видели его? Здесь? — сказала Гермиона взволнованно. — Что он делал? Он был в порядке?

— Я абсолютно уверен, что это был он, — ответил Том. — Я только мельком его успевал видеть на лестнице и когда он выходил через дверь, он не сказал мне ни слова.

— Он выходил в маггловскую часть Лондона?

— Да не видел я, в какую сторону он пошел. Я не знаю, что он тут делал, он не снимал комнату, разве что посещал кого-то…

Гермиона подумала минуту, и её сердце екнуло. Она никогда не думала, что, быть может, у Гарри кто-то есть. «Может быть, после того, как Гарри увидел свой пустой дом, он нашел себе компанию из «дам» с Ноктюрн Аллеи». Со всей присущей ей невинностью она спросила:

— Пожалуйста, можно мне еще раз посмотреть книгу регистрации?

— Ну, ты же знаешь, что тебе не положено смотреть её, но если это для Гарри…

Том пошел за барную стойку и положил книгу регистрации перед Гермионой. Она глубоко вздохнула, перед тем как открыть её, и снова взглянула на имена.

— Ты знаешь этих людей? — спросила Гермиона, её голос внезапно похолодел, когда она посмотрела на одно из имён. — Кто это, «Агнесс Эпплбамм»?

— Аа, она милая, — ответил он. — Она приехала в Лондон, чтобы навестить свою семью. Настояла на том, чтобы остановиться здесь, чтобы не быть им обузой, очень независима для своего возраста.

Гермиона почувствовала, как ее желудок сделал сальто, когда Том сказал, что Агнесс «милая». Она не смогла сдержаться и спросила:

— Милая? Она, наверное, очень красива. — лед в её голосе не исчез.

— Ну, я не назвал бы её красивой, но я уверен, что она была сногсшибательна около ста пятидесяти лет назад.

— О, — сказала она с немного меньшим холодом в голосе, пока его слова не дошли до нее, — сто пятьдесят лет? Сколько же ей тогда?

— По этой причине она и приехала, у неё завтра сто восьмидесятый день рождения.

Гермиона почувствовала, что краснеет от смущения, надеясь, что Том не заметил того, что она подумала насчет Агнесс, но она не собиралась расставаться со своей навязчивой мыслью. Её глаза всматривались в пару имён, мистер и миссис Джудас Хорнбакл. Может быть, они зарегистрировались под вымышленными именами? Вымышленными супружескими именами?

— А что насчёт этой парочки, как вы думаете, Гарри мог посещать их?

— Я так не думаю, они из Бристоля, по делам Министерства, я полагаю.

— А Бенджамин Боунс?

— Э-э, он мой хороший друг. Родственник Амелии Боунс, мир праху её… Еще он аврор и ужасно хороший парень. Он сказал, что у него дома ремонт и ему нужно остаться на пару дней здесь. Как бы то ни было, я не вижу причин, чтобы Гарри навещал его. Гарри ведь не знаком со всеми аврорами, так ведь? Забавно, я сейчас кое-что вспомнил… Я не видел Бена с той ночи, как он зарегистрировался, ни за завтраком, ни где-то ещё.

— Это странно, не так ли? Я думаю, вы должны были его видеть хотя бы тогда, когда он уходил или приходил с работы.

— Хорошо, я проверю утром, всё ли с ним в порядке, — Том одарил Гермиону извиняющейся улыбкой. — Извини, что больше ничем не могу помочь, с тобой самой все хорошо? Ты неважно выглядишь…

— Со мной все в порядке, — с тоской сказала Гермиона. — Если Гарри вернётся сюда, вы не смогли бы сообщить об этом Артуру Уизли? — Гермиона подумала, что Гарри, возможно, хочет побыть в одиночестве, и не хотела, чтобы он подумал, что она шпионит за ним. — Нет, просто скажите ему, что его друзья беспокоятся о нем, и попросите его связаться со мной… с нами.

— Хорошо, я передам ему, если увижу.

— Я пойду расскажу моим друзьям, что он был здесь. Огромное спасибо, Том. По крайней мере, мы знаем, что он всё ещё жив.

Когда Гермиона появилась во дворе Норы, она увидела по теням на окне, что на кухне кипит бурная деятельность. Мистер и миссис Уизли, и Рон сидели за кухонным столом с Ремусом и Тонкс, которые, очевидно, в спешке оставили свою квартиру, так как всё еще были одеты в ночную одежду и поспешно накинутые сверху плащи. Было видно, что Артур описывает только что прибывшим ситуацию. Их обсуждение резко остановилось, и все они выжидающе посмотрели на Гермиону, когда она вошла в комнату.

— Его нет в «Дырявом котле», — с волнением в голосе начала Гермиона, — но Том сказал, что заметил его, когда он вчера выходил из гостиницы. Он, возможно, посещал кого-нибудь из остановившихся там, но никто из книги регистрации не подходит: ни пожилая дама, навещающая своих родственников, ни пара, приехавшая по делам Министерства, ни аврор.

— Да? — переспросила Тонкс, прищурив глаза. — Зачем аврору останавливаться в «Дырявом котле»? Ты помнишь, как его звали?

— В регистрационной книге было записано имя Бенджамин Боунс. Том сказал, что он остановился там, потому что его дом ремонтируют или что-то типа того. Ты его знаешь?

Тонкс не сразу ответила, она присела, размышляя.

— Для авроров есть казармы на Диагон-аллее, если ему нужно было место, где можно было бы остановиться, он мог отправиться туда… — заметила Тонкс, вставая и направляясь к камину. — Погоди минутку.

Тонкс схватила пригоршню Летучего Пороха, бросила его в огонь и встала на колени перед камином.

— Бенджамин Боунс! — чётко произнесла она в позеленевшее пламя.

Через минуту появилась мрачная голова:

— Привет, Тонкс! — сказал Бен. — Что случилось? Странное время ты выбрала для приятельского разговора…

Гермиона сразу же узнала его лицо. Это был тот самый аврор, который днем раньше спас Гарри жизнь в Хогвартс-Экспрессе.

— Привет, Бен, ты сейчас дома? — любезно спросила Тонкс.

— Конечно! Где же мне еще быть… — лицо Бена приобрело встревоженный вид. — О, дорогая, это из-за мистера Поттера, не так ли? — он глубоко вздохнул. — Что случилось?

— Мы надеялись, что ты нам расскажешь, — ответил Ремус, который подошел к Тонкс.

Бен вздохнул.

— Как вы знаете, меня назначили охранять Хогвартс-Экспресс несколько дней назад. Я заметил, что родственники Гарри не появились. Он и его девушка подождали их немного, потом слегка поссорились…

При упоминании её как девушки Гарри Гермиона начала бледнеть, в то время как у Рона отпала челюсть и его лицо стало под цвет волос. Он пристально посмотрел на Гермиону, которая была так потрясена, что не могла сказать ни слова.

— Когда молодая леди ушла, — продолжил Бен, — я составил ему компанию, чтобы проводить до дома, я не мог оставить студента в затруднительном положении… особенно Гарри Поттера…

Гермиона уронила голову на руки, всё ещё чувствуя себя плохо из-за той ночи.

— Мы немного перекусили и отправились к нему домой, но оказалось, что его семья уехала. Ясно, что Гарри был в смятении. В тот момент он хотел отправиться в «Дырявый котел», но мы оба не считали это безопасным. Единственный вариант, при котором я смог заставить его остаться там, был в том, что я оформил комнату на своё имя и пообещал не сообщать о его местонахождении в своих отчётах.

— Так он там! — сказала Гермиона, вскочив со стула и бросившись к двери, но Рон ее остановил. Он схватил ее за руку немного грубее, чем планировал, заслужив укоризненный взгляд Гермионы.

— Гермиона, может быть, он хочет побыть в одиночестве, ты об этом не думала? — сказал Рон громко, стесняясь закричать.

Гермиона вырвала свою руку из хватки Рона, и свирепость вспыхнула в её глазах:

— Слушай меня, ты, болван, разве ты не видишь, что с ним происходит? Можешь ли ты представить себе, каким брошенным и одиноким он себя сейчас чувствует? — ткнув его пальцем в грудь, она продолжила: — Ты знаешь, что случилось с ним в поезде. Тебе наплевать на то, что с ним происходит? Я не могу поверить, ты просто отворачиваешься от него, как ты это делал во время Турнира!

Рон злобно глянул на Гермиону. Он открыл рот, но понял, что не может найти слов, снова закрыл его и одарил её самым гнусным смешком, на который был способен.

Гермиона развернулась на каблуках и целенаправленно зашагала к двери:

— Хорошо, одна я не хочу отказываться от него, как сделали эти ужасные магглы! Не в этот раз! — она захлопнула за собой дверь, выбежала во двор, за границы антиаппарационого барьера, и исчезла с необычно громким хлопком, заставившим дребезжать оконные стёкла Норы.

Когда она снова появилась на аллее за гостиницей, она пошатнулась и прислонилась к кирпичной стене, ведущей в Диагон-аллею. Бушующие эмоции, недостаток сна и неоднократные аппарации, несомненно, плохо сказывались на ее самочувствии. Ей потребовалось несколько минут, чтобы придти в себя, прежде чем она вошла в закусочную «Дырявого котла».

— Lumos!

Она зажгла на кончике палочки свет, стремительно прошла через комнату к двери Тома и громко постучала.

Том, одетый в пижаму, открыл дверь, раздраженно нахмурившись, но когда он увидел Гермиону снова, его лицо слегка смягчилось:

— О, это вы, юная мисс, я же сказал, что проверю…

— Пожалуйста! Я слышала от мистера Боунса, что Гарри живет в его комнате! — Гермиона посмотрела на Тома с отчаянием. — Могли бы вы просто проверить это? Я буду ждать в холле, пока вы осмотрите комнату, мне просто необходимо знать, что с ним всё в порядке!

Том посмотрел на её встревоженное лицо и вздохнул. Он схватил свои ключи и направился вверх по лестнице в гостиную, Гермиона следовала за ним. Он открыл комнату номер шесть и тихо вошел.

— Здесь никого нет, мисс, но что-то здесь не так.

Гермиона вошла в комнату, сразу же тишину пронзило громкое уханье, и крупная птица пролетела мимо ее головы. Усевшаяся на комод белая полярная сова выглядела раздраженной и голодной.

— Хедвиг! — закричала Гермиона. — Видите? Гарри был здесь!

Гермиона посмотрела вокруг и увидела его открытый чемодан и одежду, разбросанную около стула. На комоде стояла коробка с документами, а рядом с ней лежала палочка Гарри. Потом Гермиона заметила маленький, слегка раскрученный свиток пергамента на полу.

Она услышала шаги в коридоре за дверью и тихий голос Ремуса Люпина:

— Том? Гермиона?

Ремус и Тонкс подошли к полуоткрытой двери комнаты номер шесть и, как только они вошли, они увидели, что Гермиона поднимает свиток пергамента с пола. Она широко раскрыла глаза, пронзительно закричала, а потом упала на пол.

Когда Том, Ремус и Тонкс подбежали к находящейся без сознания Гермионе, они заметили то, что увидела она: разбитые очки Гарри и что-то похожее на сломанный зуб в маленькой лужице крови на полу, рядом с местом, где лежал пергамент.

Петуния Дурсли попала в рай. Она отчаянно влюбилась в свой новый дом. Она с первого взгляда полюбила гигантскую хозяйскую спальню с огромной гардеробной и большой ванной комнатой, оснащенной всеми современными удобствами. Стены последней были выложены белой мраморной плиткой, и, наряду с вместительной душевой кабиной и ванной, больше похожей на маленький бассейн, в ней также находились туалет, биде и роскошное джакузи.

В доме было еще три спальни, почти такие же большие, как и хозяйская. Петуния сразу же решила оставить две из них для своего сына Дадли: одну для сна, а другую — для содержания неимоверного количества пожитков, которые они привезли с собой, и всех новых вещей, которые ее муж Вернон купил ему с тех пор, как они въехали сюда тремя месяцами ранее.

Петуния полюбила вместительную гостиную, где можно было встречать важных гостей; ей нравиись просторный салон, где можно было устраивать приемы для важных гостей, и элегантная столовая, где можно было давать обед для важных гостей.

Кухня была по-настоящему огромной. В ней находились безразмерный холодильник и морозильная камера, бесшумная автоматическая посудомоечная машина и удобно расположенный уплотнитель для мусора. Вся техника блестела новым хромированным покрытием. В центре кухни располагалось обширное место для приготовления еды и шестиконфорочная профессиональная плита с духовкой. Над рабочей поверхностью висел громадный набор всевозможных ножей, посуды и новейшей кухонной утвари. Одна из стен была полностью закрыта стеллажами, выставлявшими напоказ коллекцию изящной китайской столовой посуды, собранную хозяйкой дома. Укромный уголок для завтраков прятался в одном из углов кухни. По периметру оставшейся части кухни располагалась рабочая поверхность, покрытая прочным мрамором. Это был настоящий храм из ослепительно блестящего хрома.

Петуния как раз закончила свой маленький ритуал, который она соблюдала ежедневно после завтрака, выдраивая абсолютно все кухонные поверхности, пока каждая столешница не будет продезинфицирована, каждый дюйм пола не будет оттерт и каждое мелкое пятнышко на хроме не будет безжалостно отполировано. Она сидела в уютном уголке для завтраков и, попивая мелкими глотками свой утренний чай, читала ежедневную газету. Выглянув в окно, выходящее на задний двор, Петуния увидела в большом бассейне своего мужа Вернона, который лениво расположился на плавучем шезлонге, частично просевшим под его весьма внушительным весом.

Она рассеянно перелистывала страницы, мысленно отмечая для себя разнообразные распродажи, проходящие в многочисленных лондонских магазинах. Петуния улыбнулась, внутренне предостерегая себя даже от одной мысли о поиске скидок, понимая, что теперь она может позволить себе забыть об этой привычке. Ее глаза затянуло поволокой, когда она мечтательно вернулась к тому удачному дню четыре месяца назад. В тот невероятно везучий день Вернон, вернувшись с работы в компании «Граннингз», объявил, что он был вознагражден за свой тяжкий труд и преданность фирме повышением и приличной денежной премией. Эта новость сама по себе заставила всю семью возликовать, но что и сделало день еще более удачным, так это заявление о том, что он также выиграл главный приз в тотализаторе, в котором принимал участие.

«Наконец-то, — подумала она, прихлебывая чай, — мы можем позволить себе ту жизнь, которую заслуживаем».

Петуния сделала еще один глоток чая и лениво перевернула страницу разложенной на столе газеты. Внезапно чай из ее рта вылился на газетную бумагу и когда-то безукоризненно чистый стол. Ее глаза расширились, а их мечтательное выражение сменилось ужасным потрясением. Ее рот, по которому все еще стекали остатки коричневой жидкости, приоткрылся, и она выдала еле слышный взвизг, проглядывая заляпанную чаем страницу.

— Быть этого не может… — прошептала Петуния сквозь пальцы, прикрывавшие рот. Она бросила взгляд на календарь «Граннингз», который висел на стене:

— Он ведь не должен возвращаться из этой своей школы для ненормальных еще неделю.

Петуния вытерла капли чая со страницы, смазывая чернила. Даже несмотря на то, что газета была слегка влажная, текст смазанный, а лицо на фото выглядело более худым, чем она запомнила, никакой ошибки по поводу личности того, кто изображен на портрете, быть не могло. Это было лицо ее племянника Гарри Поттера. Над снимком крупными жирными буквами были напечатаны слова «ВЫ ЗНАЕТЕ ЭТОГО ПАРНЯ?».

Петуния быстро прочла статью под фотографией, гласившую, что этот неудачливый молодой человек был обнаружен три недели назад без сознания в Розовых Садах Гайд Парка в Лондоне. Когда его нашли, он был одет в одну пижаму и не имел при себе какого-либо удостоверения личности. Далее заметка сообщала о том, что в настоящее время парень находится в коме в Больнице Св. Томаса в Лондоне, и персоналу необходимо связаться с его семьей или опекунами для организации немедленного лечения и ухода.

Ее вытянутое лицо побледнело даже больше обычного. Внезапно Петуния поняла, что люди в том мире магии, который она так ненавидела, не имели ни малейшего представления, где находится Гарри. Она хорошо знала, какие последствия ждут Гарри из-за того, что его фото, местонахождение и абсолютная беспомощность стали достоянием общественности. Она прекрасно знала, в какой опасности он находился.

— Нет, — прошептала она. — О нет!

Петуния спрыгнула с табурета, со стуком опрокидывая его на пол. Она помчалась в другой конец дома, вверх по лестнице и, наконец, в запасную спальню, которая использовалась для хранения еще не распакованных коробок с Прайвет Драйв. Она яростно пробиралась сквозь нагромождение запечатанных коробок, большинство которых содержало вещи Дадли из старого дома. В конце концов, ей попалась нужная. Петуния рывком открыла ее и, несколько секунд порывшись внутри, извлекла оттуда очень старую выцветшую коробку для обуви, плотно обвязанную тускло-зеленой лентой.

Она села на пол и устремила взгляд на свою находку. Прошли годы с тех пор, как она последний раз открывала эту коробку, сейчас покоившуюся у нее на коленях. Дрожащими руками Петуния развязала ленту, подняла крышку и заглянула внутрь. Найдя внутри пачку фотографий, аккуратно перевязанных такой же тускло-зеленой лентой, она вытащила их наружу. С верхней фотографии, выглядывая из-под ленты, ей махала сестра. По другую сторону ленты находился молодой человек в круглых очках с растрепанными черными волосами, который вначале широко улыбался ей, а затем перевел взгляд вниз на крохотный сверток в своих руках. Еще немного посмотрев на фотографию, она вытерла выступившую на глазах влагу и осторожно положила пачку рядом с собой на пол.

Она опять потянулась к коробке и вытащила оттуда палочку, когда-то принадлежавшую ее сестре. Петуния хмуро глянула на нее и бросила к фотографиям.

В коробке оставалось только письмо, которое Дамблдор оставил вместе с Гарри, когда его подбросили к ней на крыльцо около шестнадцати лет назад. Письмо, объяснявшее, почему он должен жить с ними, и просившее их заботиться о Гарри, как о своем собственном сыне. Острое чувство вины пронзило Петунию, когда она вынула конверт из коробки. Она открыла его и вытащила письмо. К письму прилагалось маленькое квадратное зеркальце. Петуния не развернула письмо, потому что больше никогда не хотела его перечитывать. Но она запомнила указания, как использовать зеркало, с первого и единственного прочтения послания.

Дрожащими руками Петуния поднесла зеркало к своему лицу и увидела, как ее отражение смотрит в ответ. Она открыла рот, чтобы заговорить, но не смогла издать ни звука. Она уронила руки на колени, все еще держа в них зеркало, и посмотрела вниз. Ей не хотелось заниматься этим, этой неестественной гадостью, этой… «магией», которую она так ненавидела.

Краем глаза она заметила фотографию Лили. Сейчас она держала малыша в своих руках и смотрела прямиком на Петунью. Даже несмотря на слезы в глазах, она подбадривающее улыбнулась сестре, затем грустно посмотрела вниз на ребенка в своих руках и обняла его. Петуния видела, насколько хрупким и болезненным выглядел младенец — кожа да кости! — подтверждая ее представление о том, как Гарри выглядел в то время.

Петуния вернула зеркальце к лицу и увидела в отражении слезы, которые она и не заметила, как начали течь из ее глаз. Она быстро вытерла лицо, взглянула в зеркало и четко произнесла:

— Альбус Дамблдор.

Она подождала.

После минуты пристального рассматривания собственного отражения она опять повторила, на этот раз уже немного громче:

— Альбус Дамблдор!

И вновь безрезультатно. Возможно, она делала что-то неправильно; возможно, было еще что-то, что она должна была сделать, но забыла. Петуния потянулась вниз, подобрала письмо и развернула его так, чтобы была видна только его нижняя часть. В нем говорилось: «Если вам когда-то понадобиться поговорить со мной или на случай крайней необходимости, просто возьмите зеркальце, произнесите мое имя «Альбус Дамблдор», и я появлюсь».

Возможно, он имел в виду, что появится лично. Петуния огляделась кругом, но не увидела никого. Она вернула взгляд к зеркалу и уже собиралась опять заговорить, как заметила, что в зеркале отражалась уже не она, а очень строго выглядящая женщина, намного старше Петунии. Женщина казалась изможденной и очень усталой, как будто не высыпалась уже много дней подряд.

Петуния задохнулась и выпустила зеркало, которое упало ей на колени. Она неуверенно посмотрела в зеркало и сказала:

— Вы не Дамблдор!

— Конечно, нет! — резко произнесла изнуренная женщина в зеркале. — Профессор Дамблдор… в общем, он… он мертв, — женщина в зеркале смотрела на нее искоса и, казалось, изучала Петунию. Внезапно ее глаза расширились, а на лице отразилась сердитая гримаса:

— ВЫ!

* * *

Профессор МакГонагалл только что вернулась в свой кабинет, до недавнего времени принадлежавший профессору Дамблдору. Пытаясь отвлечься от тревожных мыслей, она села за стол и сразу же с головой погрузилась в работу над разнообразными свитками пергамента. Но уже через пару минут ей стало ясно, насколько провальной была эта затея. Директор Школы чародейства и волшебства «Хогвартс» откинулась на спинку кресла, сняла очки и потерла уставшие глаза, мысленно возвращаясь к вчерашней свадьбе Билла и Флер Уизли.

Радостное и праздничное событие омрачалось отсутствием одного из членов обширного семейства Уизли. Несомненно, великолепное венчание прошло без неожиданностей, а Молли просто превзошла саму себя, приготовив чудесное угощение для праздничного приема. Повсюду звучала музыка, люди танцевали, а выпивки было предостаточно, но все же профессор МакГонагалл краем уха слышала перешептывания об исчезновении Гарри Поттера. Джинни Уизли казалась оцепеневшей на протяжении всего дня, а Рон Уизли поначалу выглядел немного расстроенным, но позже окончательно помрачнел, большей частью из-за необходимости утешать Гермиону и свою мать, которые могли разрыдаться от одного лишь упоминания имени Гарри.

Она оторвалась от тревожных мыслей, услышав у себя за спиной, как кто-то прочищает горло.

Портрет Альбуса Дамблдора улыбался ей со стены.

— Как прошла свадьба, Минерва? Я бы так хотел иметь возможность на ней побывать.

Она грустно вздохнула:

— Ох, она прошла хорошо, учитывая…

Портрет Профессора Дамблдора нахмурился:

— Да, исчезновение нашего мистера Поттера.

— Ох, Альбус… Я не знаю, что делать. Все наши усилия пропали даром. Группы членов Ордена занимаются его поисками днем и ночью, но мы до сих пор не нашли ни следа.

— Не стоит терять надежду, Минерва, — сказал портрет. — В конце концов, мы найдем Гарри, так или иначе.

— Да, но он пропал почти месяц назад. Также я беспокоюсь о мисс Грейнджер. Она чувствует себя ответственной за исчезновение Гарри. Каждый день она ищет его в одиночку и, я уверена, не щадит себя во время этих поисков. Осмелюсь сказать, девушка выглядела ужасно на вчерашней свадьбе, и, я слышала, Рону Уизли пришлось буквально затащить ее на венчание. Но, наверное, ему не стоило утруждать себя, учитывая, что во время приема она застала его, я бы сказала, в «компрометирующей ситуации» с Габриэль Делакур. Странно, создалось впечатление, что Гермионе было все равно, она только…

Профессор МакГонагалл вздрогнула, неожиданно услышав позади себя чей-то голос, который произнес «Альбус Дамблдор».

Она оглянулась. В кабинете не было никого. Окинув взглядом портреты бывших директоров, которые либо спали, либо казались спящими, она вопросительно посмотрела на портрет Дамблдора.

— Зеркальце на книжной полке, Минерва, — сказал портрет.

Встав с кресла, она подошла к книжной полке, располагавшейся в дальней части кабинета, и потянулась за маленьким зеркалом, которое лежало зеркальной поверхностью вниз. В этот момент голос вновь позвал: «Альбус Дамблдор!»

Она перевернула зеркало и увидела в отражении женщину с продолговатым лицом, в замешательстве оглядывающуюся по сторонам. В тот момент, когда МакГонагалл как раз собиралась заговорить с ней, женщина взглянула в зеркало и, задохнувшись от удивления, внезапно уронила его. Директриса услышала, как женщина сказала: «Вы не Дамблдор!»

— Конечно, нет! Профессор Дамблдор… в общем, он… он мертв.

Женщина в отражении выглядела шокированной, она просто уставилась на нее сквозь зеркало. Что-то в лице этой женщины показалось Минерве до ужаса знакомым. Пару секунд она изучала его, и внезапно на нее нахлынуло осознание.

— ВЫ! — прошипела МакГонагалл, заставляя женщину в зеркале вздрогнуть. — Я узнаю вас! Вы тетя Гарри Поттера!

— Да, да, вы знаете, что это я, — возмущенно сказала Петуния. — Но вот кто вы такая?

— Я профессор Минерва МакГонагалл, временно исполняю обязанности директора Школы чародейства и волшебства «Хогвартс».

Петуния вздрогнула при упоминании полного названия школы, а затем спросила:

— Тогда почему же Гарри находится сейчас не в вашей школе?

— Мистер Поттер покинул школу вместе с остальными студентами месяцем ранее, — сообщила ей МакГонагалл. — Занятия были отменены в связи со… смертью директора.

Минерва извиняющееся взглянула на портрет Дамблдора, который спокойно посмотрел на нее в ответ, и пожала плечами.

Лицо Петунии поникло при этой новости:

— Как это понимать, месяц назад? Мы получили письмо из этой вашей… школы, в котором говорилось, что семестр продлен до следующей недели!

— Вздор! — негодующе воскликнула МакГонагалл. — Уведомления были высланы всем семьям, и в них четко было сказано, что семестр закончится раньше! Мы получили сведения, что никто не явился на вокзал Кингс-Кросс, чтобы встретить вашего племянника, и в тот день он обнаружил, что его семья — ваша семья! — переехала, не поставив его в известность. Вскоре после этого Гарри пропал и…

— Я знаю, где он! — с тревогой перебила ее Петунья. — Прочла это в сегодняшней газете. Гарри находится в коме в госпитале Святого Томаса. В газете его фото! У них нет ни малейшего представления, кто он, поэтому они просят общественность его опознать. Что, если тот человек, который убил Лили…

Остаток предложения остался без внимания. МакГонагалл, мертвенно побледнев, выронила зеркало на стол, вскочила с кресла и ринулась к камину. Она загребла полную ладонь летучего пороха и секундой позже исчезла во вспышке зеленого света.

Рон и Гермиона сидели за кухонным столом «Норы», в то время как Молли занималась приготовлением завтрака для всего многочисленного семейства Уизли. Большая часть семьи ночевала дома. Единственными исключениями, естественно, были Билл и Флер, прошлым вечером отправившиеся в свадебное путешествие, и отчужденный от семьи Перси, который ненадолго показался на венчании, но, к вящему разочарованию Молли, не остался на праздничный прием. После нескольких часов уговоров Гермиона неохотно согласилась остаться на ночь. Чарли, Джинни и близнецы еще спали, а Артур убирал внутренний двор после вчерашних празднеств.

Рон украдкой посматривал на Гермиону, которая перекладывала еду на тарелке. Ее волосы казались даже более растрепанными, чем обычно, а под глазами залегли темные круги.

— Уф, ужаснейшее похмелье. Мне явно не стоило поддаваться на уговоры близнецов и пить так много вчера, — произнес Рон настолько громко, чтобы только Гермиона могла его услышать его.

Находясь в нормальном состоянии, Гермиона яростно напустилась бы на него, предостерегая о вреде выпивки, чего Рон, собственно, и добивался. Честно говоря, он выпил не так уж много, но надеялся, что, возможно, хорошая ссора — это именно то, что нужно Гермионе, чтобы вынырнуть из пучины мыслей, которая, как он видел, засасывала ее.

— Как жаль, Рональд, — просто сказала она, продолжая копаться в тарелке.

Она назвала его «Рональд», и это никогда не предвещало ничего доброго. Он уставился в свою тарелку и тяжело вздохнул.

Минутой позже Фред и Джордж спустились по лестнице и тихо сели за стол. Близнецы посмотрели на Рона и Гермиону, обеспокоенно переглянулись между собой и сосредоточились на тарелках, которые их мать поставила перед ними.

Молли обвела взглядом несчастные лица и, повернувшись к плите, вытерла слезы, которые непроизвольно выступили у нее на глазах.

Внезапно камин извергнул языки зеленого пламени, и все, кто находился на кухне, вздрогнули от неожиданности. Секундой позже профессор МакГонагалл шагнула внутрь комнаты.

— Молли! Где Артур? — спросила МакГонагалл с паникой в голосе. Все остальные, казалось, застыли на месте. Никто и никогда не видел ее настолько встревоженной.

— Чего вы ждете? Позовите сюда Артура НЕМЕДЛЕННО! Мы нашли Гарри!

Рон и Гермиона в ту же секунду вскочили со своих мест. Рон помчался к двери во двор, чтобы разыскать отца, в то время как Гермиона, почти столкнув Джорджа со стула, бросилась к МакГонагалл.

— С ним все нормально? Где он?

Полностью игнорируя Гермиону, МакГонагалл повернулась к Молли:

— Мы должны собрать всех членов Ордена, которые могут явиться немедленно. Вы не будете против, если встреча пройдет здесь? Вы же знаете, штаб-квартира нам больше не доступна.

Все открыли рты от удивления, когда Гермиона схватила профессора за руку, развернула ее лицом к себе и повторила:

— Где Гарри?

— Мисс Грейнджер! — произнесла пораженная МакГонагалл. — Я не ожидала такого поведения ни от кого из своих студентов, тем более от вас.

— Мы больше не ваши студенты: этой осенью мы не вернемся в Хогвартс… — сказала Гермиона с диким блеском в глазах. — Где Гарри?

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросила МакГонагалл. — Конечно же, вы вернетесь в школу! Совет опекунов уже одобрил открытие Хогвартса, и вы являетесь основным кандидатом на пост старосты школы в этом году!

— Где Гарри? — в четвертый раз повторила разгневанная Гермиона, поднимая палочку.

— Expelliarmus! Accio палочка! — послышалось с другого конца комнаты. Чарли Уизли стоял на лестнице, сжимая в ладони свою палочку и палочку Гермионы. Рядом с ним Джинни смотрела на подругу неверящим взглядом. Артур и Рон появились в тот момент, когда Чарли обезоружил Гермиону, и оба замерли с одинаковыми шокированными выражениями на лицах.

Гермиона обернулась и сердито взглянула на Чарли, все еще держащего в руке ее палочку. Ее плечи бессильно опустились, когда она развернулась к МакГонагалл и произнесла уже спокойнее:

— Пожалуйста! Я могла бы поговорить с ним, меня он выслушает.

— Я боюсь, мистер Поттер сейчас не в состоянии, чтобы беседовать с кем-либо, так как он находится в состоянии комы в маггловской больнице.

Все присутствующие судорожно вздохнули, а Гермиона и Молли в изнеможении опустились на пол. В то время как остальные бросились помогать плохо себя чувствующим дамам, Джинни мертвенно побледнела и, взбежав по лестнице, стремглав бросилась к себе в комнату.

Через полчаса основные члены Ордена, сидя за обеденным столом «Норы», внимали рассказу МакГонагалл о ее разговоре с Петунией Дурсль. Гермиона ходила по комнате взад и вперед, взволновано постукивая возвращенной палочкой по ладони, и слушала, как разрабатывается план по спасению Гарри. Еще через полчаса план был одобрен и группы сформированы. С переднего двора «Норы» послышались хлопки, когда каждая команда дизаппарировала по назначенным позициям вокруг лондонского Госпиталя Святого Томаса.

Женщина средних лет с иссиня-черными волосами, ярко-зелеными глазами и привлекательным лицом сердцевидной формы подошла к регистратуре Госпиталя Святого Томаса. Ее сопровождала очень худая, напряженная девушка с копной каштановых волос и усталыми глазами шоколадного цвета. Женщина за стойкой посмотрела на девушку и спросила:

— О боже, вы хотите положить в больницу дочь?

Женщина взглянула на свою «дочь» в замешательстве и только потом поняла, что имела в виду медсестра. Она улыбнулась:

— Нет, вообще-то мы здесь по поводу парня, о котором было напечатано в утреннем выпуске сегодняшней газеты.

— О, это же чудесно! — улыбаясь, сказала служащая. — Честно говоря, мы и не ожидали такого быстрого отклика. Мы были искренне удивлены, почему его семья не проверила местные больницы раньше. Так, — медсестра посмотрела вниз, взяла листок с небольшой стопки бланков и спросила, — Вы тетя Гарри?

Гермиона и изменившая внешность Тонкс обменялись удивленными взглядами. Они обе подумали одну и ту же вещь: «Откуда эта женщина знала его имя?»

— Нет, — ответила Тонкс. — Я его мать, а это — его сестра.

Медсестра выглядела сбитой с толку:

— Вы его мать? Это весьма странно, его мать сейчас вон там, разговаривает с доктором Петерсоном о переводе мальчика на домашнее лечение, — женщина взглянула им через плечо и произнесла:

— Прошу прошения, миссис Поттер… Можно вас на секунду, пожалуйста?

Тонкс и Гермиона обернулись и увидели высокую черноволосую женщину, что-то воодушевленно говорившую врачу. Женщина оглянулась, и ее глаза остановились на Гермионе. Тонкс и Гермиона сразу же узнали эту женщину.

— Да это же грязнокровка! — закричала Беллатрикс Лестрейндж, поднимая палочку, и несколько людей, топчущихся возле приемного отделения, последовали ее примеру. Тонкс и Гермиона немедленно перескочили через регистрационную стойку в поисках прикрытия и вытащили палочки.

Казалось, разверзся кромешный ад, когда помещение внезапно наполнилось криками и разноцветными вспышками света от проклятий, которыми обменивались обе стороны. В ту секунду, когда Гермиона и Тонкс пригнулись к стойке, несколько мощных Reducto раздробило ее верхнюю часть, покрывая обеих ведьм и ужасно напуганную магглу дождем мелких осколков и кусочков дерева.

— Они дурака не валяют! — прокомментировала Тонкс, смахивая щепки с волос. — Скольких ты заметила?

— Пятерых видела точно, — ответила Гермиона, укладывая на пол сжавшуюся в комок медсестру. — Возможно, еще один. Я немного растерялась…

— Я насчитала шестерых, включая тетушку Беллу, конечно… Острый глаз, детка! — похвалила ее Тонкс, посылая Stupefy в одного из атакующих Пожирателей Смерти.

Гермиона схватила за плечи испуганную медсестру, приподняла ее и требовательно спросила:

— Где находится Гарри Поттер?

Женщина зажмурила глаза и обняла голову руками, слишком напуганная, чтобы говорить.

— Пожалуйста, — начала умолять ее Гермиона, — мой брат в страшной опасности, и я должна попасть к нему раньше, чем эти люди.

— В-в-второй этаж, отделение для д-д-длительного л-л-лечения…

Гермиона приподнялась над стойкой, но была вынуждена вновь пригнуться, когда зеленая вспышка пролетела в нескольких дюймах над ее головой. Во время своей короткой вылазки она увидела Беллатрикс и незнакомого Пожирателя Смерти, которые неслись вверх по лестнице в дальнем конце коридора.

— Проклятье… — шепотом произнесла Гермиона. Тонкс взглянула на нее, предварительно послав связывающее заклятие в другой конец холла. Она увидела, как Гермиона прикрыла глаза и сделала глубокий вдох.

— Гермиона, не смей… — предупредила ее Тонкс, полностью понимая, что ничего из того, что она сейчас скажет, не остановит юную ведьму.

— Прикрой меня! — прошипела та в ответ, перескочила через стойку и понеслась к лестнице. К счастью для Гермионы, Люпин, «Грозный глаз» Грюм, Рон и Артур Уизли выбрали именно этот момент для того, чтобы ворваться внутрь через главный вход. По-маггловски одетые Пожиратели Смерти слишком увлеклись, посылая проклятия в Гермиону, что и не заметили новоприбывших сразу. Они были немедленно атакованы и взяты в плен.

Гермиона уже мчалась вверх по лестнице, когда, оглянувшись назад, увидела только подбегающего к нижней ступеньке Рона. Она крикнула ему:

— Гарри… Второй этаж… Отделение длительного лечения.

— Уже иду, — ответил он.

Первое, что Гермиона увидела, ворвавшись в холл второго этажа, была направленная на нее палочка Беллатрикс Лестрейндж.

— О, какой приятный сюрприз! — загоготала Беллатрикс. — Мне выпала удача прикончить и грязнокровку нашего крошки Потти!

В тот момент, когда Беллатрикс делала вдох, готовясь послать заклятие, Гермиона услышала за своей спиной «Stupefy!». Она пригнулась как раз вовремя, чтобы проклятие Рона опалило ей волосы на макушке, прежде чем попасть Беллатрикс прямо в грудь.

Гермиона пристально посмотрела на Рона, затем слегка улыбнулась ему и сказала:

— Спасибо.

Рон пожал плечами:

— Мне просто подумалось, что «самая выдающаяся ведьма своего поколения» окажется достаточно умной, чтобы пригнуться.

Они ринулись в сторону отделения для длительного лечения, оставляя неуклюже распластанную Беллатрикс лежать на полу. Подбежав к посту дежурной сестры, они спросили:

— Где палата Гарри Поттера?

Медсестра безучастно посмотрела на двух запыхавшихся подростков:

— Здесь нет никого с таким именем, мисс…

— Нет! — воскликнула Гермиона, набирая воздух в легкие. — Так зовут этого парня из газеты!

— О! — улыбнулась им медсестра. — Так это его имя… Палата номер семь, но вам нельзя… он сейчас с… Эй, подождите-ка!

Не обратив внимания на слова медсестры, они бросились к седьмой палате. Резко затормозив возле открытой двери, они заглянули в палату с палочками наготове.

Гарри недвижимо лежал на кровати, его глаза были закрыты, а лицо казалось бледным, как простынь, которой он был укрыт. Повсюду были прозрачные пластиковые пакеты с жидкостями различного цвета, подсоединявшиеся к Гарри клубком трубок, и машины, мигающие и пищащие, и даже жужжащие. Над ним, стоя спиной к двери, наклонился какой-то мужчина, который умело обращался с неким металлическим устройством возле лица Гарри.

В тот момент, когда мужчина уже разворачивался, чтобы посмотреть, кто пришел, Гермиона направила на него свою палочку и заорала:

— Stup…

Она застыла на месте.

Глаза мужчины округлились от удивления, и он окликнул свою дочь:

— Гермиона?

— Боже мой! — только и смогла сказать она. — О нет, папочка, тебе нужно срочно уходить отсюда!

Ее мысли немедленно вернулись к Пожирателям, скрывающимся в засаде:

— Нет! Тебе нужно спрятаться! — ее воображение нарисовало картину того, как Пожиратели Смерти находят убежище ее отца. — О нет, Рон! Ты не мог бы…

Она вспомнила о том, что умение Рона аппарировать далеко не блистательно, а лицензию он получил совсем недавно, но учла альтернативу и продолжила:

— Рон, ты не мог бы переправить моего отца в «Нору»? Я заберу Гарри.

Рон удивленно взглянул на мистера Грейнджера, затем перевел взгляд на Гермиону и уверенно кивнул:

— Хорошо, без проблем.

В этот момент дежурная медсестра появилась в дверном проеме:

— Я прошу прощения, доктор Грейнджер, они попросту промчались мимо меня и…

Гермиона закатила глаза, направила свою палочку на медсестру и сказала:

— Obliviate!

Глаза медсестры остекленели, и она, медленно попятившись из комнаты, побрела прочь.

Тем временем Гермиона обхватила руками тело Гарри. Она задохнулась от изумления, проступившего у нее на лице, когда поняла, что ощущает каждое ребро его тонкого скелета через пижаму. Она кивнула Рону, и с парой мягких хлопков все четверо исчезли, оставляя после себя болтающиеся трубки, яростно завывающие мониторы, машину, продолжающую издавать надоедливый писк, и пару очень разочарованных Пожирателей Смерти, которые как раз вбежали внутрь палаты.

Беллатрикс со страхом ждала момента своего отчета Волдеморту.

Не прошло и пятнадцати минут, как спасательные отряды покинули дом. Молли мерила шагами двор «Норы» под пристальным взглядом не менее взволнованной Джинни, которая сидела на ступеньках. Тем временем Поппи Помфри была занята установкой оборудования для небольшой переносной лаборатории по изготовлению зелий у изголовья только что наколдованной постели.

По двору разнеслась пара громких хлопков, когда четверо человек появились из ниоткуда. Гермиона сразу же свалилась на землю под тяжестью веса Гарри. Рон стоял с палочкой в руке рядом с мистером Грейнджером, который упал на колени, задыхаясь от вызванного аппарацией удушья. Молли опасливо всматривалась в незнакомца, направив на него палочку, пока не признала в нём отца Гермионы. Волна облегчения тут же сменилась шоком. Молли замерла на месте, когда её взгляд упал на парня без сознания на руках Гермионы.

С перекошенным от ужаса лицом Джинни подбежала к Гарри:

— Мама, да помоги же ему!

Молли, наконец, отошла от потрясения, одним взмахом палочки левитируя Гарри в нескольких дюймах над землёй.

— Быстрее! Поппи уже подготовила кровать.

Как только Гермиона почувствовала, что ничто на нее не давит, она достала галлеон из кармана и дотронулась до него палочкой, сигнализируя оставшейся команде, что Гарри доставлен в «Нору».

Молли повела маленькую процессию в дом, Гермиона и Рон левитировали парящего Гарри следом за напуганной Джинни и озадаченным мистером Грейнджером.

Уже через пару секунд Гарри лежал в кровати, а мадам Помфри выпроводила всех остальных из комнаты. Мистер Грейнджер, Рон, Молли и Джинни сидели за кухонным столом, пока выглядящая потерянной Гермиона медленно расхаживала по комнате взад и вперед. Молли тихо шмыгала носом, время от времени вытирая глаза наколдованным носовым платком, в то время как Рон и Джинни сидели молча.

Мистер Грейнджер внимательно наблюдал за дочерью. Он никогда не видел её такой взволнованной, расстроенной… и такой изможденной. Она выглядела куда более уставшей, чем обычно, и он был очень обеспокоен её болезненным цветом лица и темными кругами под глазами.

— Я полагаю, что этот парень — один из ваших? — вопрос был задан из чистого любопытства и не содержал ни капли того яда, которым бы сочился, исходя из уст Вернона Дурсля.

— Да, — ответила Гермиона, продолжая нервно ходить из стороны в сторону, — его зовут Гарри Поттер, он мой школьный друг.

Мистер Грейнджер кивнул.

— Понятно.

И продолжил наблюдать за дочерью.

— Папа, что ты делал в том госпитале?

— Меня вызвали туда, чтобы я привел в порядок этому парню передние зубы. Скорее всего, он сломал их уже давно, и каждый раз, когда у него случался один из этих его «приступов», он резал весь рот и язык об их острые обломки. Этот парень ведь в очень плохой форме, ведь так?

Гермиона остановилась и посмотрела на отца с нечитаемым выражением:

— Приступов? Что ты имеешь в виду?

— Из того, что мне рассказали медсестры, приблизительно каждые два дня у него были сильные припадки, он начинал кричать; казалось, что он был до смерти испуган, будто он видел что-то ужасное. Постоянно выкрикивал одно и то же имя. По рассказам, далеко не самое приятное зрелище, — мистер Грейнджер внимательно всматривался в лицо дочери и заметил тень страха на нем.

Джинни сидела не шевелясь, натянув на лицо безучастное выражение, пока слушала их разговор. Внутри себя, однако, она довольно улыбалась:

«Не все еще потеряно! Он до сих пор любит меня!» — думала она.

Возникла пауза. Гермиона продолжала своё хождение по комнате, не отрывая взгляда от пола.

— Гермиона… — сказал мистер Грейнджер.

— Что, папа? — ответила она, не останавливаясь.

— Ничего, — сказал он, не сводя глаз с лица дочери. — Имя, которое он выкрикивал — «Гермиона». Оно не такое уж и распространённое, ведь так? Если только кто-то не увлекается Шекспиром, как твоя мама…

Гермиона остановилась, её глаза расширились.

* * *

Все члены Ордена почувствовали, что монеты в карманах начали нагреваться, указывая на успешное завершение операции. Дождавшись появления официальных властей, они дизаппарировали обратно в «Нору», оставляя авроров и обливиаторов расчищать беспорядок в госпитале Святого Томаса. Министерство подбросило им работу, как нельзя лучше им подходящую.

К счастью, никто не получил серьезных повреждений. Рука Ремуса Люпина кровоточила после попадания вскользь заклинанием «Reducto», и Артур Уизли всё ещё был дезориентированным после Оглушающего проклятия, которое получил в спину. Оставшаяся часть второй команды вернулась изрядно напуганной, но невредимой. Третья команда, состоящая из Фреда и Джорджа, осталась в госпитале, тайно собирая информацию о последствиях операции.

Чарли с Муди поспешили вперед, чтобы сообщить мадам Помфри о ранении Люпина. Чарли открыл входную дверь как раз вовремя, чтобы увидеть, как разъяренная Джинни вихрем проносится по кухне и дает пощечину пораженной Гермионе.

— Я так и знала! Это из-за тебя он порвал со мной, ты просто не смогла видеть его счастливым, да? — Джинни исчезла вверху лестницы, гневно топая всю дорогу к своей комнате. Рон и Молли сидели за столом, насупившись и с подозрением глядя на Гермиону. Еще один сидящий за столом человек был незнакомым Чарли магглом, и он тоже смотрел на Гермиону с пытливым выражением лица.

— Что здесь происходит?

— Кажется, моя дочь завела себе парня в лице молодого мистера Поттера… — мягко сказал мистер Грейнджер, не отводя взгляда с лица дочери.

Все в комнате ожидающе смотрели на Гермиону, кроме Грюма, который не сводил своего магического глаза с маггла за столом. Гермиона прекрасно понимала, о чём они сейчас думают. А почему же еще Гарри мог выкрикивать ее имя? В этот момент, все, что она хотела, — это выбежать из дома, аппарировать в свою спальню и проплакать неделю. Только опасение о состоянии Гарри не давало так поступить.

— Я не знаю, почему… — она почувствовала, как от смущения щеки начали пылать и слезы угрожали вот-вот политься из глаз, — он не мой парень! То есть, между мной и Гарри ничего нет и… Ох, как вы могли такое подумать?

Люпин и Тонкс, помогающая ему войти в двери, остановились, когда увидели смесь озадаченных и рассерженных взглядов, адресованных Гермионе.

— Приветик, что случилось? — Тонкс заметила недружелюбные взгляды, направленные на Гермиону, и подумала, что даже если она не знает, что здесь произошло, то должна как-то переключить все внимание на себя.

Она спросила:

— Как дела у Гарри?

Никто не ответил. Тонкс посмотрела на Чарли, придерживая пошатывающегося Люпина:

— Ну же, лишняя помощь мне бы не помешала.

Чарли осторожно взял Люпина за поврежденную руку и помог Тонкс отвести его в другую комнату, где Поппи ухаживала за Гарри. Молли встала и, смотря прямо перед собой, молча вышла из комнаты, последовав за Джинни вверх по лестнице.

Все услышали, как открылась дверь гостиной, где находились Гарри и Поппи, а потом дружный возглас «Ничего себе!» Чарли, Тонкс и Люпина.

Такая реакция на вид Гарри оказалась последней каплей, чтобы плотину чувств Гермионы прорвало. Адреналин, переполнявший ее во время битвы, уже давно испарился, оставив ощущение опустошенности. Смесь смущения, вызванного никем иным, как ее собственным отцом, страха и вины, которые она ощутила, когда впервые увидела Гарри в таком состоянии и шок в голосах других, наконец, разломили щит, который она отчаянно возводила вокруг своих эмоций. Она осела на колени, спрятала лицо в ладонях и тихо заплакала.

— Я сделаю чаю, — сказал Артур, направляясь к плите. — Я бы точно от него не отказался.

Рон смотрел, как Гермиона плачет на полу:

— Это правда? — холодно спросил он.

— Что ты имеешь в виду? — рявкнула Гермиона. — Даже если бы это было правдой, разве тебе не всё равно?

— Ну, я бы хотел знать, если моя девушка будет целоваться с парнем моей сестры у меня за спиной…

— Последнее, что я слышала, это то, что Гарри и Джинни расстались… И когда я, вообще, была твоей девушкой? — закричала Гермиона. — Тебя что-то не очень волновало, кто с кем целуется, когда ты засовывал язык в рот этой девчонки Делакур на приеме прошлой ночью, разве нет? На мой взгляд, ты зашел с Габриель намного дальше, чем со мной! Тебя даже не смутило, что девочке всего четырнадцать!

— Ты же знаешь, что я не хотел это делать! — защищался побледневший Рон. — Она подкралась ко мне и применила эти… эти вейловские чары! Я не виноват!

Гермиона посмотрела на него с недоверием:

— Да? Значит, когда бы ни появилась твоя свояченица, все должны отворачиваться и улыбаться, пока вы будете лизаться?! Или ты думаешь, что окружающие будут спокойно передавать соль над твоим задом, пока ты будешь трахать ее на кухонном столе?

— Слушай, извини меня, ладно? Я не смог ей противиться! Ты же знаешь, какие они! — тихо сказал Рон с ноткой страха в голосе. — Это больше не повторится.

— Мне не интересно, повторится это или нет, это совершенно меня не касается, — холодно уточнила Гермиона.

Лицо Рона вытянулось:

— Значит это всё? Ты порвёшь со мной из-за одной ошибки? Я же извинился…

— Это была чертовски большая ошибка, Рональд, и к тому же нам нечего «разрывать». Я никогда не была твоей девушкой, — Гермиона развернулась к отцу и продолжила: — И я также никогда не была девушкой Гарри, невзирая на то, что писали в «Ежедневном пророке».

Она посмотрела на сидящих за столом:

— Можете передать это и Джинни… хотя я сомневаюсь, что она станет слушать.

Комната погрузилась в тишину, и взгляды присутствующих долго еще блуждали по комнате, не считая мистера Грейнджера, который продолжал изучать свою дочь. Рон открыл было рот, чтобы заговорить, но был прерван мадам Помфри, появившейся из другой комнаты. Сидящая на полу Гермиона закрыла глаза и затаила дыхание, пока слушала ее.

— Мистеру Люпину необходимо немного отдохнуть, но с ним будет все в порядке, — сообщила она. — Мистер Поттер, однако… Ни здесь, ни в Хогвартсе я не смогу оказать ему помощь. Его нужно немедленно отправить в больницу Святого Мунго.

— Ты можешь нам сказать, что с ним? — спросил Артур, ставя свой чай на стол.

— Насколько я вижу, с ним всё в порядке, за исключением того, что он находится при смерти. Нет никаких следов повреждения заклятиями, ядами или болезнями. Я залечила его сломанный нос и зубы, и он немного отощал, но я не могу найти ничего, что объяснило бы его теперешнее состояние.

— Мадам Помфри, — осторожно начала Гермиона, — возможно, следует использовать заклятие «Ахматари», аврор в поезде применил его.

Мадам Помфри посмотрела на неё с подозрением:

— Вы уже видели раньше Гарри в таком состоянии?

Гермиона и Рон кратко рассказали группе ошеломлённых взрослых, что случилось в поезде во время поездки домой из Хогвартса. Поппи применила заклинание, но эффект был незначительный.

— Попытаться стоило, — сказала мадам Помфри. — Я договорюсь, чтобы его переместили в Святого Мунго как можно быстрее. Артур, не составишь мне компанию?

Мистер Уизли кивнул и последовал за мадам Помфри в другую комнату.

Гермионе необходимо было время не только для того, чтобы разобраться со своими проблемами, но и просто поспать, в чем она так отчаянно нуждалась. С Гарри, может быть, сейчас не все порядке, но она хотя бы знает, где он, и может, ожидая лучшего, посетить его следующим утром. Она встала и подошла к отцу:

— Думаю, мне нужно доставить тебя домой, папа.

— Я должен попасть к моей машине у госпиталя Святого Томаса…

— Там сейчас очень опасно… Мама сможет подвезти тебя завтра?

— Да, я полагаю, что сможет, — ответил он, пока Гермиона выводила его из дома. — Эта телепортация весьма неприятная вещь, ты знаешь это?

Она подарила отцу неуверенную улыбку и кивнула:

— Это не так уж и плохо, когда привыкнешь.

Этой ночью, как вошло у нее в привычку, Гермиона поспала совсем немного. Её мысли всё переносились в прошлое, не только ко вчерашним событиям и происшествиям прошлого месяца, а по большей части, к нескольким годам её жизни, точнее, к её взаимоотношениям с двумя лучшими друзьями. Она привыкла быть всегда права. Она так привыкла к тому, что у неё находятся ответы, когда бы они ни были нужны. Как вышло, что ее личная жизнь оказалось так ужасно… запутанной? Как она могла настолько ошибаться?

Вначале Гермиона была уверена, что нравится Рону, и, судя по типам девушек, которые, по-видимому, нравятся Гарри, тот никогда не смог бы полюбить такую, как она: невыразимо правильную и скучную. Как выяснилось, Рону оказалась нужна более сговорчивая, расположенная к нему девушка, а Гарри… Гермиона не была полностью уверена в том, что именно хотел Гарри, но она и представить не смела, что это была она. Чоу была красива, бессмысленно это отрицать, так же, как и Джинни. Обе были легкомысленны, атлетичны, популярны, обе общительны, с обеими весело… И всеми этими качествами она не обладала. Как Гарри вообще мог «полюбить» её? Как бы ей и ни хотелось это признавать, но с ней нельзя было повеселиться. Она не красавица, не популярна или общительна. В этом её проблема? Это из-за этого все, кого она встречала, считали её «кошмаром»? Действительно ли она «невыносимая всезнайка»?

Действительно ли все изменилось бы, если бы она больше времени уделяла своему внешнему виду и меньше книгам? Стала ли ее жизнь другой, если бы она вела себя более беззаботно и жизнерадостно? Да, всё было бы по-другому… Но она стала бы не нужна. Без её мозгов, сообразительности, вероятно, она не была бы такой одинокой в детстве; вероятно, у неё было бы много друзей, но она точно не стала бы другом Гарри. Ему не нужна была ещё одна поклонница, пялящаяся на него в Большом зале. Гарри не нужна еще одна улыбающаяся ему девушка в коридоре на перемене, которая молилась бы, чтобы Гарри ее, наконец, заметил. Она была бы не нужна ему, и сейчас, если все, что она сможет добиться от Гарри — это потребность в её знаниях, то, по крайней мере, она нужна ему хоть для чего-то.

И всё же… он ведь сказал, что любит её, разве нет?

* * *

За последующие две недели с Гарри произошли совсем незначительные изменения. Его перевели в крыло «Повреждений от заклятий» на четвертом этаже госпиталя Св. Мунго, хотя еще предстояло найти эти самые повреждения или любые другие травмы. Гарри оставался без сознания и не реагировал на любое проводимое лечение. Рон и Гермиона находились в больнице каждый день, возвращаясь домой лишь для того, чтобы привести себя в порядок и немного поспать.

Рон и Гермиона сидели напротив друг друга в кафе на пятом этаже больницы. Гермиона молча сверлила взглядом лежащий перед ней бутерброд, пока Рон читал выпуск «Ежедневного пророка». Вошел Фред Уизли и сел рядом с братом.

— Я только что был у него, — сказал Фред мрачно. — По-прежнему без изменений.

— Да, мы знаем, — сказал Рон. — Надеюсь, они скоро выяснят, что с Гарри. Они посылают за целителями со всего света, я слышал, что сюда едет один из Австралии, а другой из Бразилии.

— Тот целитель из Греции не смог ничего сделать? — спросил Фред.

— Нет, не смог… — ответил Рон. — Разве они, спустя всего лишь час, чуть ли не вышвырнули его из больницы?

Фред заметил, что Гермиона не отводит глаз от сэндвича, на который Рон украдкой бросает взгляды. Он все еще не привык видеть Гермиону в таком состоянии: замкнутой и мрачной, с постоянным унылым выражением лица. Фред уже забыл, когда она последний раз искренне улыбалась.

Он улыбнулся ей одной из лучших «улыбок близнецов Уизли» и сказал:

— Гермиона, тебе бы лучше поскорее съесть это, или наш малютка Ронни доберётся до тарелки первым.

Его улыбка дрогнула, когда Гермиона, не поднимая взгляда, медленно пододвинула тарелку так, что та оказалась прямо перед Роном. Увидев, как рука Рона потянулась к тарелке, Фред уже собрался наброситься на брата, но он с несчастным выражением лица вернул тарелку на место.

— Пожалуйста, Гермиона, — сказал Рон. — Ты должна поесть.

— Я не голодна, Рон.

— Каждый день одно и то же, — сказал Рон, начиная злиться. — Посмотри на себя, Гермиона. Ты не ешь почти ничего вот уже несколько недель. Ты действительно считаешь, что Гарри был бы рад, узнав, что из-за него ты так голодаешь?

Гермиона ничего не ответила, просто продолжила смотреть на тарелку.

— Что с тобой, Гермиона? — спросил Фред с нехарактерной ему серьёзностью. — Это уже не просто беспокойство. О чём ты думаешь? Что не так?

— Ты не поймёшь, — холодно ответила Гермиона.

— А ты проверь, — сказал Фред, искренне сочувствуя.

Гермиона вздохнула:

— Я наблюдала за этим весь прошлый год. У Гарри появилась книга «Принца-Полукровки», появилась Джинни. Ему больше не нужна моя помощь со школьными заданиями. Не нужна моя дружба, чтобы чувствовать себя счастливым. Я была ему не нужна! Я поняла, что единственная причина, по которой он со мной дружил — это то, что он мог рассчитывать на меня все эти годы. Я всегда была рядом и могла помочь, несмотря ни на что. И неважно что: получить философский камень, узнать, что связывает его с Тайной комнатой, или проследить, чтобы он подготовился к этим треклятым Турнирным заданиям, — я всегда могла помочь ему. Я всегда была готова помочь, но не в прошлом году. Тогда я так убедила себя, что он больше не нуждается в моей помощи, и позволила отдалиться от себя. Я заметила, что почти постоянно он меня раздражает. Я отказывалась верить тому, что он говорит о Снейпе и Малфое, и я так завидовала Джинни, да ещё эта чёртова книга рассорила нас. Я была так напугана, что он больше никогда не попросит моей помощи, что он никогда… Что он не захочет… — она отвернулась и, наскоро вытерев выступившие слезы, продолжила тихим голосом. — Он стал моим первым другом за всю жизнь. Самым первым и самым лучшим другом. Как я могла относиться к нему так? Что на меня нашло?

Она снова почувствовала, что в горле образовывался комок, как часто случалось в течение последнего месяца.

— Вот мой шанс помочь ему. Теперь он во мне нуждается, но я никак не могу понять, что делать. Наконец-то ему нужна моя помощь, а я сижу здесь и пялюсь на этот сэндвич, когда должна делать что-нибудь, но у меня нет ни малейшей догадки, с чего начать! Если бы кто-нибудь проклял его, я, по крайней мере, знала бы, где искать. Если бы только у меня была подсказка, любая информация, которая указала бы мне верное направление для поисков. Я не могу заснуть по ночам, думая только об этом, или сижу за столом, перечитывая все свои книги, перебираю всё, что знаю, но ничего не подходит. Если лучшие целители со всего мира не знают, что с ним случилось, каков шанс того, что это пойму я? Я чувствую себя такой потерянной… такой бесполезной!

Она мельком глянула на братьев, сочувствующе смотрящих на нее, и угрюмо сказала:

— Я выгляжу жалко, да? — её плечи опустились, будто в знак поражения, и она, снова замкнувшись в себе, продолжила смотреть на сэндвич.

— Гермиона, бросай думать об этом, — сказал Рон. — Мы должны надеяться на лучшее. Ты же знаешь, что Гарри не может умереть из-за этого.

— Да? И почему ты так в этом уверен? — спросила Гермиона, не отрывая взгляда от тарелки.

— Ну, ты же знаешь, пророчество… — пока Рон говорил, Гермиона испуганно резко вскинула голову. — Один должен умереть от руки… Ай!

Гермиона ударила Рона под столом. Не так сильно, как хотелось, но достаточно, чтобы он инстинктивно потянулся к ноге и прижал подбородок к столу.

— Рональд, ты иногда бываешь таким глупым, — прошипела она, на мгновение глянув на него, а затем, увидев, что Рон понял, что не следовало об этом говорить в присутствии Фреда, она слегка улыбнулась, первой искренней улыбкой за очень долгое время. Но улыбка быстро спала, когда Фред осознал, что только что произошло.

— Какое пророчество? — сказал Фред недоверчиво, — То, что из министерства? Вы оба знаете, о чём оно, и там говорится, как умрёт Гарри?

— Фред, забудь то, что ты слышал, — попросила Гермиона умоляющим голосом. — Ты всё неправильно понял. Мы знаем, что сейчас ты полноправный член Ордена, но ты не представляешь, как важно, чтобы об этом не пошли слухи.

Фред недолго обдумывал её слова, учитывая то, как сильно он уважает Гарри и как они оба, Фред и Джордж, обязаны ему, и не только в отношении денег. Он просто кивнул и встал со стула:

— Ладно, мне нужно возвращаться в магазин. Постарайся не зацикливаться на вещах, которые не можешь контролировать, Гермиона. Я уверен, Гарри поправится.

Когда Фред вышел, пара мальчиков вошло в кафе. Одного Гермиона узнала сразу, он учился в Хогвартсе. Барнабас Уиндон, увидев знакомые лица, неуверенно помахал им. Присевшие за соседний столик мальчики выглядели сильно обеспокоенными. Гермиона, заметив их подавленное состояние, помахала им и предложила присоединиться. Гермиона подумала, что если она ободрит кого-нибудь другого, то сможет и себе поднять настроение. Поколебавшись, они неохотно согласились.

— Привет, Барнабас, — поприветствовала его Гермиона, стараясь, чтобы ее голос звучал радостно. — Рон, познакомься, это Барнабас Уиндон, он тоже учится в Хогвартсе.

— Привет, Барнабас, — сказал Рон. — Это твой друг? Как его зовут?

Барнабас выглядел так, будто очень хотел оказать где-нибудь в другом месте, а не сидеть рядом с двумя будущими семикурсниками, и в особенности именно с этими семикурсниками, нервно ответил:

— Это Альберт Абернати, он через пару лет пойдёт в Хогвартс.

— Привет, Альберт, я…

— Гермиона Грейнджер… — хрипло закончил за неё Альберт, а его глаза расширились от

удивления. Он повернулся к Рону и продолжил: — А вы Рон Уизли! Вы знамениты, каждый знает, кто вы такие!

Рон широко улыбнулся, слушая Альберта, а Гермиона закатила глаза. Рон проигнорировал её и сказал:

— Вы навещаете здесь кого-то?

Двое мальчиков переглянулись и сразу погрустнели:

— Ну, да, — печально ответил Барнабас, — Наша подруга Котона лежит здесь. Мы очень беспокоимся о ней.

— Котона? — переспросила Гермиона, — Та девочка, которую мы видели на вокзале Кингс-Кросс?

— Да, она очень больна. Она здесь очень давно, и ей не становится лучше. Они нам не говорят, но мы думаем, что Котона умрёт, — Альберт только кивнул в знак согласия.

— Что с ней случилось? — Спросил Рон.

— Никто не знает. Однажды утром мы попытались её разбудить, но она не просыпалась. Она была бледнее, чем обычно, и очень холодная, когда я прикоснулся к ней. Они привезли её сюда почти месяц назад, и с тех пор ей не становится лучше, — Барнабас задумался на минуту, потом колеблясь, спросил. — Вы оба друзья Гарри Поттера… Вы могли бы…

Он замолчал, глядя на свои руки, которые он не знал куда деть, а потом заговорил, не останавливаясь:

— Вы могли бы попросить Гарри, чтобы он навестил её? У Котоны никогда не бывает посетителей, кроме нас, а он ей очень нравится, я уверен, что она пойдёт на поправку быстрее, если Гарри навестит её; она думает о Гарри постоянно и, если он не сильно занят, ей бы это очень понравилось и…

Ему пришлось прервать свою речь, когда кончился воздух в лёгких. Барнабас глубоко вдохнул, будто собираясь продолжить свой лепет, но вместо этого с надеждой уставился на Гермиону и Рона, с волнением ожидая ответ одного из них.

В горле Гермионы снова начал образовываться комок:

— Мне очень жаль, но Гарри сейчас не может этого сделать. Может быть, мы навестим её? — спросила она, указывая на Рона и себя.

Мальчик заволновался:

— Я… Я не думаю, что это хорошая идея. Котона очень стесняется своей внешности, к тому же сейчас она менее прикрыта, чем обычно.

— А что с ней не так? — спросил Рон. — То есть, ведь не может быть так всё плохо…

— Котона не «обычная» девочка, — начал Барнабас, — она… ну…

Он с досадой вздохнул, пытаясь подобрать слова.

— Я думаю, будет лучше, если мисс Мелани, она наш руководитель, всё вам объяснит, сам я в этом ничего не понимаю, но люди очень пугаются, когда видят Котону, а это её очень расстраивает, но это неправильно, потому что Котона очень добрая девочка. Все в приюте любят её.

— Она сирота? — спросил Рон. Гермиона закатила глаза и наградила его сердитым взглядом.

— Ну, да, и мы с Альбертом тоже. Это не то, чем можно похвастаться, вы же понимаете…

Гермиона подарила ему добрую улыбку и сказала:

— Ну, пойдем, поговорим с мисс Мелани.

Через несколько минут они уже находились в небольшом детском отделении больницы Св. Мунго, находящемся на первом этаже. Здесь преобладали яркие цвета, а стены украшали милые по-детски нарисованные мифические существа. Пегасы беззаботно летали между стропилами высоко под потолком, а дружелюбные детеныши химер, гарпий и фурий танцевали на стенах или играли в «прятки» или «куку» с хихикающими детьми, ждущими в приёмной.

В приемной спокойно сидела суровая на взгляд руководительница Хаверсхемского приюта для магов, мисс Мелани. Гермиона сразу же вспомнила её — это была та самая пожилая женщина с платформы девять и три четверти со станции Кингс-Кросс. Группа последовала за Барнабасом в угол комнаты, и после короткого знакомства все комфортно расселись.

— Мисс Мелани, — начал Барнабас, — я хотел бы вас попросить, чтобы вы рассказали им о Котоне. Они хотели навестить её, но из прошлого опыта… Ну, я думаю, что вы объясните им лучше, чем я.

— Понятно… — сказала мисс Мелани, оценивающе смотря на Рона и Гермиону, — мы должны спросить Котону, хочет ли она видеть посетителей, однако ей уже пора привыкать к посторонним людям, если она хочет пойти в Хогвартс этой осенью. Прежде чем вы увидите Котону, вам нужно знать несколько вещей о ней.

Рон и Гермиона сидели молча и только кивали в знак понимания.

Мисс Мелани начала:

— Котона попала к нам три года назад. Они с родителями приехали из Японии, чтобы побывать на Кубке мира по квиддичу. Её родители были убиты во время атаки Пожирателей Смерти. Я знаю, что тогда не поступало никаких заявлений об убийствах, но, я полагаю, министр в тот момент решил замять это дело. У Котоны больше нет других родственников, которые могли или хотели забрать её.

Рон и Гермиона переглянулись и одновременно подумали о схожести Гарри и Котоны.

Мисс Мелани продолжила:

— Когда она попала в приют, нам открылась причина, из-за которой ни один из живых родственников не пожелал забрать её… — она медлила.

Мисс Мелани рассказывала эту историю уже много раз и каждый раз видела одну и ту же реакцию — страх и отвращение. Эта была обычная реакция.

— …Из-за того, что она проклята… она полу-демон.

Она снова замолчала, наблюдая за реакцией двух подростков. Удивившись, что ни один из них никак на это не отреагировал, она продолжила:

— Вы слышали об «О́ни»?

Рон и Гермиона непонимающе переглянулись.

— Нет, не слышали, — ответила Гермиона.

— Ну, это и не удивительно… Согласно японской мифологии, «О́ни»— это демоны, которые охотились на людей, в особенности на злых. Считалось, что многие из этих демонов могли видеть «зло» во всех людях, поэтому их все боялись и ненавидели. На самом деле они были охотниками на тёмных волшебников и часто работали на богачей, защищая их семьи и имущество. Несмотря на свою благосклонность к людям, многие из «О́ни» требовали огромную плату за свои «услуги». Котона является результатом одной такой платы. Несколько сотен лет назад её предок нанял «О́ни» для защиты его замка от нападения другого волшебника. В качестве оплаты демон потребовал, чтобы последний рождённый ребёнок в его семье был зачат демоном. Но предок Котоны тогда не понял, что демон имел в виду, что все новорождённые дети будут зачаты им, ведь мать становилась стерильной после родов. Демон выполнил свою часть сделки, и плата неохотно была выплачена. Котона — последний родившийся ребёнок в этой семье, полу-О́ни… полу-демон.

— И как всё это относится к тому, как она выглядит? — спросил Рон с редким для него интересом.

— Скажем так, чистокровные «О́ни» не очень приятные на вид. Если Котона разрешит, вы сможете сами в этом убедиться, но я полагаю, она захочет надеть свою маску.

Гермиона, зная, насколько Рон может быть тактичен, предложила навестить Котону в одиночку. Барнабас ушел спросить её, примет ли она посетителя, а минутой позже вернулся, чтобы проводить Гермиону в палату Котоны.

— Я уже надел на неё маску, — начал объяснять Барнабас, заходя в палату. — Чтобы «поговорить» с ней, вы должны смотреть ей прямо в глаза. Если что, я буду рядом.

Эта палата была такая же, как и многие палаты пациентов в больнице Святого Мунго. Голые стены и пол, уютный белый свет, льющийся в палату и чистое белое постельное белье придавали ей ощущение стерильности. Котона лежала на кровати, по шею прикрывшись простынёй. На ней была полумаска из белоснежного фарфора, закрывающая нижнюю часть лица, скрывая рот и нос. На маске были нарисованы только красные губы и слабый румянец. Белизна фарфора почти идеально совпадала с цветом лица маленькой девочки.

Первым, что привлекло внимание Гермионы — были волосы Котоны. Когда она впервые встретила эту девочку на станции Кингс-Кросс, её волосы были скрыты под капюшоном мантии. Для Гермионы стало сюрпризом, что они оказались ярко-белыми, почти светящимися, как у взрослого единорога. Но цвет был не самым интересным в её волосах. Что на самом деле привлекло Гермиону в волосах Котоны — они шевелились. Медленно струились по подушке, будто на них дул легкий ветерок или каждая прядь жила своей жизнью. Пара маленьких золотых рожек виднелась под волосами, чуть выше лба. Бледные уши девочки были немного больше обычных и заострялись кверху, по типу ушей домашних эльфов, но не были настолько длинными. Потом Гермиона отметила кошачьи глаза девочки. Удивительные, фиолетовые, как аметисты, глаза были широко раскрыты и смотрели в потолок. Казалось, Котона притягивала своей своеобразной красотой, подобно тому, как вейлы оказывали свое влияние на мужчин.

— Мерлин, она… она прекрасна! — завороженно прошептала Гермиона.

Барнабас хмыкнул себе под нос и тихо сказал:

— Вы не видели её без маски или когда она сердита.

Гермиона замерла в дверях, прикованная к месту, пытаясь представить себе, как можно бояться этой маленькой девочки.

Гермиона мысленно встряхнулась, чтобы выйти из оцепенения и сказала:

— Котона, я подруга Гарри Поттера, ты помнишь меня?

— Вы должны смотреть прямо ей в глаза, — сказал Барнабас, — иначе она не сможет с вами э-э-э… «поговорить»…

Гермиона осторожно подошла к кровати и проговорила:

— Котона?

Глаза Котоны не двигаясь, смотрели на потолок над ней. Гермиона наклонилась над кроватью девочки, и в ту секунду, когда они пересеклись взглядами, её охватило странное ощущение, будто бы зрение сфокусировалось только на глазах девочки, а вся остальная комната погрузилась во тьму.

Воздушный мелодичный голос зазвучал в сознании Гермионы, говоря на японском языке, но слова, отдаваясь эхом, преобразовывались в английские.

— Я тебя знаю. Ты Каваузо, спутница Ожики. Ты И-гуру, он Шиши, — голос был очень слаб.

Гермиона, услышав слово «Шиши», смогла только соотнести его с прозвищем, которое Лаванда Браун использовала для Рона весь шестой год — «Бон-Бон». Она не знала, что ответить на это, до конца не понимая, что же хочет сказать эта девочка. Однако слово «спутница» не осталось ею незамеченным.

— Твой друг Барнабас спрашивал, не может ли Гарри Поттер навестить тебя, но он…

— Да, я знаю, что с Ожикой, я с ним. Я защищаю его, удерживаю его душу. Он ждёт Каваузо, его Ваши. Я устала, я смогу оберегать его еще недолго.

— Я не понимаю, — сказала Гермиона. — Когда ты говоришь Ожика, ты имеешь в виду Гарри?

— Да, Шиши, лев, Ожика, сохатый, — ответила Котона. — Он ждет Каваузо.

— Кто такой Каваузо? Что он может сделать?

— Ты Каваузо, ты его Ваши… Выдра, его Орлица. Я умоляю, пожалуйста, поторопись, мои силы на исходе… Ему нужна Каваузо… Торопись!

Маленькая девочка потеряла сознание. Её глаза закрылись, голова слегка повернулась на подушке, позволяя фарфоровой маске слегка соскользнуть с нижней части лица, обнажая часть щеки и челюсть.

Когда зрительный контакт с девочкой прервался, Гермиона отшатнулась от кровати. Она ещё некоторое время безучастно смотрела на Котону, пораженная тем, как сильно маленькая маска может изменить чей-то внешний вид. У маленькой девочки были толстые, кроваво-красные губы, а рот растягивался почти до остроконечных ушей. Внизу её широкого квадратного подбородка виднелась другая пара крошечных золотых рожек, очень похожих на те, что выглядывали сквозь волосы на голове. Несколько блестящих чёрных клыков выступали из-за губ, верхняя пара достигала подбородка, а нижняя почти касалась маленького вздернутого носа. Эти скрытые ранее маской черты кардинально меняли представление о том, как любой человек будет реагировать, увидев её. Теперь Гермиона могла понять, как можно испытывать страх перед этой маленькой девочкой.

Барнабас, заметив, что маска Котоны соскользнула, бросился к кровати и, замешкавшись, вернул её на место. Заикаясь, он произнес:

— П-простите, мисс Грейнджер, я надеюсь она вас не н-н-напугала, я… я понимаю, как…

Гермиона глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, отчаянно стараясь не дрожать, прежде чем повернуться к Барнабасу:

— Барнабас, сколько точно она здесь находится?

— Как я говорил раньше, уже почти месяц и…

Гермиона уже не слышала остальную часть ответа, погрузившись в мысли:

«Каваузо?.. Выдра?..» — думала она про себя.

Искра понимания сверкнула в её внезапно расширившихся глазах:

— Мой Патронус?

Гермиона выскочила из комнаты и, не останавливаясь, пересекла коридор детского крыла, пока не достигла приёмной. Она увидела, что Рон всё ещё сидит в уголке и разговаривает с Альбертом и мисс Мелани.

— Рон! Нам нужно к Гарри, СЕЙЧАС ЖЕ!

Рон, поспешно попрощавшись, выбежал из детского крыла вслед за Гермионой. Несколько минут спустя они, столкнувшись с удивлённой Тонкс, охраняющей палату Гарри, ворвались внутрь. Картина, представшая перед ними, заставила их резко остановиться.

Пронзительный крик коснулся ушей Гермионы. Она знала, что «припадки» мучают Гарри время от времени, но никогда не видела их… до этого момента. Целительница сверху придавливала Гарри своим весом, чтобы он не свалился с кровати. Глаза Гарри были широко распахнуты от ужаса, он ожесточенно бил руками и ногами, выкрикивая непонятные слова.

Целительница беспомощно посмотрела на вошедших, стараясь удержать Гарри на кровати:

— Я ещё не видела, чтобы ему было так плохо! Никогда!

Внезапно его тело напряглось и перестало дёргаться, а лицо исказилось гримасой, которую нельзя было спутать ни с чем, кроме отчаяния. Хриплым, сдавленным голосом он издал последний крик… Всего лишь одно слово:

— Гермиона…

Вспотевшая и дрожащая целительница, которая присматривала за Гарри, встала с кровати и принялась отчитывать их за грубое вторжение, но под угрожающим взглядом Гермионы быстро замолкла.

«Счастливое воспоминание… счастливое воспоминание…»

После всех невзгод в её жизни было трудно припомнить что-нибудь подходящее. Когда проходили занятия Отряда Дамблдора, она использовала воспоминание о Святочном балу на четвертом курсе. То, как все таращились на неё, эти неверящие взгляды, которыми провожали ее знакомые. То восхищение во взгляде Гарри, когда она спускалась по лестнице.

Ранее в этом году она успела убедиться в том, что это воспоминание потеряло свою силу. Все усилия, потраченные на подготовку к Святочному балу, не принесли ожидаемых результатов. Теперь это воспоминание было недостаточно счастливым для неё, по сути, оно стало совсем не счастливым. Ей нужно было новое, более сильное.

Стараясь не кричать, Тонкс прошипела сквозь сжатые зубы Гермионе:

— Что вы себе позволяете? Вы не можете вот так врываться в палату! — глаза Тонкс сузились, изучая пару, но потом смягчились. Она была уверена, что это настоящие Рон и Гермиона, особенно после того, как увидела на лице Гермионы то печальное и взволнованное выражение, что было у неё последнее время.

Гермиона проигнорировала жужжание под ухо — замечания Тонкс — она была слишком занята перебором своих воспоминаний. Когда она последний раз радовалась? Когда она последний раз ощущала восторг? Когда последний раз её сердце начинало учащённо биться от чего-то, кроме страха или паники?

«Но… но мне не всё равно, потому что я… я… лю… я люблю…»

Только воспоминание о тех словах, прошептанных на ухо, зажгло огонь в её душе.

Все в комнате ахнули, когда Гермиона достала палочку и направила ее на Гарри.

«Пожалуйста, пусть это сработает…»

До того, как кто-либо смог бы её остановить, Гермиона воскликнула четким, уверенным голосом:

— EXPECTO PATRONUM!

Гарри шел, праздно блуждая бескрайним полем пестрых цветов. Вокруг царила тишина. Даже ветра не было. Маленькие облака пара вырывались у него изо рта и носа при каждом вздохе. Было очень холодно. Хоть солнце и светило целый день, температура с прошлой ночи не изменилась, и стужа стояла такая же, как и вчера. Гарри не мог точно сказать, когда он начал идти. Он не помнил, откуда он шел и куда направлялся. Внимательно изучив горизонт вдалеке, он не увидел ни холмов, ни гор; местность была совершенно ровной. Гарри оглянулся, и ему открылся такой же пейзаж. Его путь был отмечен идеально прямой тропинкой примятых цветов — точно по линии заходящего солнца.

«Кажется, я иду на восток…»

Гарри шел вперед. Несмотря на то, что солнце уже давно село, он все еще различал цветы на поле. Не прекращая идти, он бросил взгляд на безоблачное небо, на котором не было ни звезд, ни луны… сплошная тьма. Черное небо понемногу окрасилось бархатно-пурпурным. Справа от Гарри на горизонте взошло солнце.

«Должно быть, я иду на север…»

Он мельком взглянул назад и увидел, что проложенная им тропинка поломанной и примятой растительности остается такой же прямой. Казалось, мысль о том, что он одновременно двигается в двух различных направлениях, совершенно не смущала Гарри, хотя он и помнил, что не сворачивал ни разу. Все, что он знал, так это то, что ему нужно продолжать идти. Он не мог остановиться.

Гарри был изнурен. Его ноги устали, а веки налились тяжестью, но он шел дальше. Что-то, что он не мог услышать, говорило ему делать это. Что-то на грани сознания гнало его вперед.

Он шел так долго, что не мог сказать, как много дней прошло. Гарри не в силах был вспомнить, когда он останавливался в последний раз, если он когда-либо делал это. Он знал, что должен поспать, но не знал, когда спал прошлый раз. Он не мог вспомнить, спал ли он вообще, настолько глупо звучала эта идея. Само понятие сна казался ему чуждым. Каждый раз, когда Гарри собирался остановиться, чтобы прилечь отдохнуть среди цветов, отчаянный, почти умоляющий голос толкал его вперед.

Что-то подстегивало его продолжать идти, не позволяя ни минуты отдыха, как будто сон мог оказаться смертельным. Взвешивая идею привала, Гарри заметил заходящее солнце справа от себя.

«Странно, должно быть, я двигаюсь на юг».

Он вновь оглянулся и увидел, что его след из сломанных цветов все еще совершенно прямой линией уходит вдаль. Именно тогда он обратил внимание на мрак далеко в небе. Клубы сумрака нереально быстро неслись к нему из-за горизонта. Ярко-красная молния раз за разом сверкала из-за облаков, оставляя огромные темные круги обугленного грунта и выжженных цветов вокруг дымящихся воронок в тех местах, где она попадала в землю.

Не отрывая глаз от вихря, который быстро приближался к нему, Гарри слепо побежал вперед, просто пытаясь оставаться за стеной «дождя», который, он знал, в конечном счете, захватит его в свой плен. Внезапно сзади налетел ветер, почти сбивая его с ног. Тучи яростно клубились, приближаясь все больше, а секунду спустя его нагнала тьма, и когда на него обрушился «дождь», Гарри запаниковал. На бегу он почувствовал, как крупные тяжелые капли начали барабанить по его телу. Он увидел, как красивые розовые, красные и синие цветы, растущие вокруг, медленно окрашиваются алым из-за льющего стеной дождя чего-то вязкого. Гарри убрал с глаз мокрую челку, и его глаза округлились от ужаса, когда он понял, что дождь на самом деле состоит из крови. Он резко остановился, не в силах оторвать взгляд от того, как липкая темно-красная жидкость стекает по его рукам. Тут, сквозь расставленные пальцы, все в пятнах от крови, Гарри увидел в двадцати метрах перед собой одинокий надгробный камень. Откуда-то он знал, чья это была могила, но хотел убедиться в этом своими глазами.

Как только он сделал шаг в сторону надгробия, в могилу попал удар молнии, опрокидывая Гарри на землю. Нетвердо держась на ногах, он поднялся и, пошатываясь, направился к кромке воронки, где еще секунду назад стоял надгробный камень. Заглянув в нее, он увидел на дне тлеющий гроб, крышка которого была оторвана.

Гарри смотрел на безжизненное тело юной девушки, лежащей в гробу. Он видел ее мертвенно-бледное изможденное лицо и темно-русые кудрявые волосы. Упав на колени на обугленную и пропитанную кровью землю, он закрыл руками лицо.

«Гермиона…»

С неба послышался раскатистый гром, очень напоминающий зловещий смех. Отняв окровавленные руки от лица, Гарри взглянул вверх на темные клубящиеся тучи и мельком увидел красные змееподобные глаза, злобно косящиеся на него.

Далеко впереди, на горизонте, он заметил небольшую, переливающуюся белым золотом, сферу, которая быстро становилась все ярче и расширялась, подобно взрыву. Почти тотчас она поглотила все небо, оттесняя бурю за линию горизонта. Ее золотистое свечение было настолько ярким, что Гарри был вынужден закрыть глаза, но оно исчезло так же быстро, как и появилось. Нежный ветер, несущий аромат корицы, коснулся его лица, оставляя ощущения спокойствия, как будто Гарри лежал на удобной кровати или находился в чьих-то теплых объятиях… или… и то, и другое?

Он услышал знакомый нежный голос, шепчущий ему на ухо:

— Пожалуйста, очнись… О, Гарри, не оставляй меня… Пожалуйста, просто очнись.

С большим трудом Гарри приоткрыл один глаз. Оказалось, что он сидит в постели, а всхлипывающая и дрожащая Гермиона осторожно баюкает его в своих руках. Он оглядел незнакомую комнату сквозь завесу ее золотисто-русых волос и увидел в ногах своей кровати Рона, Тонкс и незнакомца, одетого в зеленую мантию целителя Больницы Св. Мунго. Все трое, пооткрывав рты, уставились на него, хотя без очков Гарри было трудно разобрать их точные выражения лиц.

— Чувствую себя просто отвратительно… — вот и все, что Гарри смог прошептать своими сухими потрескавшимися губами. Гермиона на секунду сжала его в объятиях, прежде чем, отстранившись, посмотреть ему в лицо.

Он слабо ей улыбнулся и сказал:

— Привет.

Он услышал, как Гермиона слабо всхлипнула, вновь сдавив его в своих объятиях, но секундой позже была отодвинута от него целителем.

— Вон! Все вон! Необходимо его осмотреть! — приговаривала колдомедик, выпроваживая посетителей из палаты Гарри. А уже через минуту комната была битком забита целителями и их ассистентами, которые накладывали на него диагностические чары и анализировали его магическое поле, тыкая и покалывая каждый дюйм его тела своими палочками. Низенький тучный целитель, впереди которого плыли по воздуху перо и история болезни, вошел в комнату. Наколдовав себе стул, он сел у изголовья Гарри и громко прочистил горло.

— Вы понимаете, что я говорю? — спросил целитель, в то время как перо начало царапать что-то на пергаменте истории болезни.

Гарри откинулся на подушку, пытаясь прояснить завесу тумана в голове, мешающую ему думать. Открыв глаза, он мельком глянул на целителя и слабо кивнул.

— Меня зовут целитель Обри. Я знаю, как вам сложно, но постарайтесь приложить максимум усилий. Вы можете назвать свое имя?

— Гарри Поттер, — прохрипел он.

Целитель улыбнулся:

— Хорошо, хорошо…

Заметив причину недомогания Гарри, он наколдовал кусок материи и кубок воды на тумбочке возле постели. Окунув ткань в воду, он осторожно увлажнил губы Гарри, чтобы смягчить сухость.

— Вы знаете, где сейчас находитесь?

Гарри просто кивнул, догадываясь, что, скорее всего, он лежит в Больнице Св. Мунго.

— Хорошо, теперь попытайтесь назвать последнее место, где вы находились.

Гарри с огромным трудом приводил мысли в порядок. Тело было слабым и изможденным, конечности налились свинцом, а шрам на лбу болезненно пульсировал. Он помнил почти всю поездку на Хогвартс-Экспрессе, хотя ему казалось, что большую часть пути он проспал. Он мог припомнить, как переодевался около Гермионы на вокзале Кингс-Кросс, и свою поездку в Суррей, и пустующий дом Дурслей, и ужин в «Дырявом Котле» с аврором Бенжамином Боунсом.

— «Дырявый Котел», — слабо проговорил он. — Я был в своей комнате.

Перо деловито царапало на пергаменте заметки, а целитель взглянул на Гарри, ожидая продолжения рассказа. Через пару секунд, увидев, что Гарри больше нечего добавить, он спросил:

— Вы не помните, как покидали «Дырявый котел»?

Гарри внезапно вспомнил о своем злополучном походе в банк «Гринготтс». Он открыл один глаз и вновь взглянул на целителя.

— Я лишь выходил, чтобы быстро заскочить в «Гринготтс». После этого я вернулся в номер и больше не покидал его.

Гарри закрыл глаз и вздохнул, думая о своем опустошенном хранилище. Он откинулся на подушку и спросил:

— Вы не скажете, что со мной произошло?

— Мы надеялись, что это вы поведаете нам об этом… — тут целитель рассказал Гарри историю о том, как его нашла в Хайд Парке маггловская полиция, после чего его забрали в маггловскую больницу, где он находился в состоянии комы почти три недели, пока его не «спасли» и не переместили в Св. Мунго.

— Три недели?

— Да, мистер Поттер. И еще две недели здесь, в Св. Мунго.

Гарри впервые полностью открыл глаза с тех пор, как он очнулся.

— Какое сегодня число?

— Девятнадцатое июля, — ответил целитель, поднося ко рту Гарри бутылочку с зельем. — Это зелье сна без сновидений. Я знаю, что вы очень долго находились без сознания, но навряд ли отдохнули должным образом. Вам все еще необходим безмятежный сон. Мы продолжим беседу завтра утром.

Через пару секунд Гарри уже спал, а бригада целителей все продолжала водить над ним своими палочками, осматривая его.

* * *

В это самое время Рон и Гермиона сидели на скамейке в коридоре возле палаты Гарри, пока стоящая в ее дверях Тонкс тщательно осматривала каждого целителя, который заходил внутрь.

— Вы что рехнулись? Нельзя было так врываться в палату. Я чуть не оглушила вас обоих! Что мне и следовало сделать! — отчитывала их Тонкс, расхаживая по коридору взад и вперед, все еще не спуская глаз с оживленных целителей, один за другим влетающих внутрь комнаты.

Сбитый с толку Рон сидел с озадаченным выражением лица, пытаясь осмыслить, что только произошло. Гермиона молча смерила Тонкс сердитым взглядом и опустила голову, устало вздохнув. Она сидела, нервно болтая ногами, и грызла ногти.

— И чем, во имя Мерлина, ты думала, накладывая на Гарри «Patronus»? В его состоянии такое количество магической энергии могло оказаться смертельным, да и с каких это пор у тебя Золотой Патронус? Я видела такого лишь у трех волшебников и…

— Прошу прощения, — прервал ее целитель Обри, выходя из палаты Гарри, — можно вас на пару слов, мисс Грейнджер?

И Гермиона, и Рон вскочили со скамейки:

— Как он себя чувствует? Он в порядке?

— Гарри выпил усыпляющее зелье, поэтому проспит до завтрашнего утра. Насколько мы можем судить, он поправится. Тем не менее, он должен остаться здесь еще на пару дней. Необходимо определить, чем он болен, и сейчас, когда его жизнь уже вне опасности, мы надеемся понять, что послужило причиной его комы.

И Гермиона, и Рон заметно расслабились. Гермиона обняла Рона, спрятав лицо у него на груди.

— Он поправится… — прошептала она в рубашку.

— Мисс Грейнджер, целитель Уиллоби сообщил мне, что Гарри очнулся благодаря вашему заклятью Патронуса. Мало кто не в курсе вашей репутации, и я определенно не хотел бы унижать ваше достоинство, но мне нужно узнать, почему вы решили, что заклятье Патронуса сработает. Я имею в виду, что оно не использовалось в медицинских целях никогда ранее…

Гермиона поспешно обдумывала ситуацию. Ей не очень-то хотелось говорить, что десятилетняя девочка, наполовину демон, сказала ей послать свою «выдру» к «оленю». Идея соврать об источнике информации также казалась непривлекательной.

Оторвавшись от груди Рона, она стала лицом к лицу с целителем:

— Какая разница? Оно ведь сработало. Скажем так, один мой надежный источник посоветовал это попробовать, — и, решив взять реванш, достаточно резко продолжила: — Как будто ваши сомнительные «специалисты», которых вы вызвали, оказали ему хоть какую-то помощь.

Не успел слегка обиженный целитель Обри прийти в себя и что-либо ей возразить, как Гермиона резко развернулась, схватила Рона за руку и потащила его к лифтам.

— Рон, давай вернемся в кафе, я просто умираю от голода.

Оглянувшись на потерявших дар речи целителя и аврора, Рон сочувственно пожал плечами и позволил Гермионе увести себя. Он слегка улыбнулся, осознав, что впервые за прошедший месяц Гермиона изъявила какое-либо желание подкрепиться, да и сам он немного проголодался.

Взяв по свежему сэндвичу, они сели в том самом кафе, которое покинули часом раньше. Рон вновь улыбнулся, наблюдая, как Гермиона яростно вгрызается в свой бутерброд. Торопливо прожевав, она проглотила, покровительственно усмехнувшись ему, отхлебнула тыквенного сока и оторвала еще один кусок сэндвича. Рон так засмотрелся на нее, что даже не прикоснулся к своей еде.

— Гермиона, откуда ты знала, что Патронус сработает? Что произошло в комнате Котоны?

Гермиона как раз собиралась укусить свой сэндвич, но услышав вопрос, она вздохнула и положила его обратно на тарелку.

— Мисс Мелани не шутила, говоря, что люди боятся Котону. Когда я увидела ее впервые, на ней была маска, так что нижняя часть лица была прикрыта. Честно говоря, я подумала, что она очень красива, но увидев то, что было скрыто маской — клыки и рога…

Гермиона поежилась от одного только воспоминания об этом.

— Скажем так, у меня больше нет сомнений в том, что она наполовину демон.

— Клыки? — спросил Рон. — Как у вампира?

— Нет, они были тоньше и намного длиннее, больше похоже на клыки гоблина. Как бы то ни было, когда я с ней заговорила, Котона сказала, что защищает Гарри, но звала его «львом» и «оленем». И она так отчаянно повторяла, что «оленю» нужна «выдра», а точнее, моя «выдра». Она попросила меня поторопиться и сразу же потеряла сознание. Я просто предположила, что Котона имела в виду мой Патронус, сравнивая Гарри с оленем, а меня с выдрой. После этого я и побежала за тобой, чтобы потом зайти к Гарри.

— Ты хочешь сказать, что просто поверила ее словам, не требуя каких-либо доказательств?

— Еще раньше, на станции Кингс-Кросс, Гарри рассказал мне о ее словах, будто она защищает его, и, мне кажется, он ей поверил. Он сказал, что между ними есть какая-то связь, но не уточнил, какая.

Рон выглядел задумчиво:

— В любом случае, я просто рад, что это помогло. Ты до смерти нас перепугала, когда подняла палочку, ты понимаешь, о чем я.

— Очень странно, она сказала, что я не только выдра, но и орлица. Я понимаю, что «выдра» относится к моему Патронусу, но почему она назвала меня «его орлицей»?

— Его орлицей? — переспросил Рон, приподнимая брови. Слово «его» не укрылось от его внимания.

Гермиона пожала плечами и взяла с тарелки свой сэндвич:

— «Его орлица» — именно так она сказала, помимо того, что назвала Гарри оленем и львом.

— Ты думаешь, что она обладает способностью определять, какую анимагическую форму примет человек?

Гермиона вновь пожала плечами:

— Возможно, она имела в виду школьные факультеты. Должно быть, Котона считает, что я в Райвенкло или мне следовало бы там учиться.

Она поспешно запихнула в рот кусок сэндвича и взяла с тарелки его остаток, надеясь всем своим видом показать Рону, что больше не намерена обсуждать эту тему, учитывая слова Котоны о том, что она — «его орлица», «пара льва».

Рон помрачнел. Все еще не отводя глаз от Гермионы, он взял свой сэндвич с тарелки и откусил кусок.

— Как считаешь, почему он позвал тебя, когда, ну, ты поняла… — спросил он с полным ртом, прожевывая хлеб с тунцом.

Не поднимая взгляда со своей тарелки, Гермиона как ни в чем не бывало сделала глоток тыквенного сока прежде, чем спокойно пояснить сухим голосом:

— Потому что он, знаешь ли, влюблен в меня, Рональд. Я сплю с ним уже целую вечность.

Гермиона очень быстро обнаружила, что ей не стоило так дразнить Рона, оказавшись покрытой кусочками хлеба и тунца, вылетевшими у него изо рта.

— ЧТО? — завопил Рон, своим криком заставляя пару колдоведьм, сидящих неподалеку, в панике вскочить.

— Честное слово, Рональд, откуда мне знать, почему он произнес мое имя? — раздраженно бросила она и, нахмурившись, принялась стряхивать остатки еды с блузки.

Рон попытался успокоиться, но все еще выглядел не до конца убежденным в том, что она попросту его дразнила.

— Ну, твой отец говорил, что Гарри звал тебя и раньше, когда лежал в той маггловской больнице.

— Понятно, значит, ты считаешь, что Гарри в меня влюблен? — спросила Гермиона, с каждой минутой раздражаясь все больше и больше.

— Конечно, нет! Я не свихнулся, чтобы думать, что Гарри полюбил бы…

Гермиона встала и выплеснула остаток своего тыквенного сока Рону в лицо.

— Да? Гарри ни за что не полюбил бы кого-то столь уродливого, как я, значит, так ты считаешь?

Смятение проступило на мокром от сока лице Рона, когда он понял, что подразумевали его слова.

— Но, Я не это имел в виду! Я… Я хотел сказать… Я…

— Можешь не стараться, Рональд. Ты прав, невозможно, чтобы кто-то влюбился в такую чудовищно некрасивую и скучную ведьму как я!

Гермиона промчалась к двери и исчезла за ней, оставляя пару ошеломленных колдоведьм и заикающегося Рона одиноко сидеть в кафе.

* * *

Джинни сидела за письменным столом своей комнаты на втором этаже «Норы». Убедившись в том, что запирающие и заглушающие чары наложены на все двери и окна, она постучала палочкой по верхней части стола, представляющей собой деревянную панель, и еле слышно прошептала «Dissimulo». Тут же в столе отворилась маленькая секретная дверца, открывая доступ в тайное отделение, хранящее страницу, которую Джинни дала одна студентка два года назад. Эта страница была вырвана из книги, запрещенной к хранению в библиотеке «Хогвартса», название которой Джинни не знала и знать не хотела. Она содержала рецепт весьма особых духов, сулящих исполнение ее самой отчаянной мечты. Мечты, которая волнующим образом претворялась в реальность до конца этого семестра, после чего все пошло наперекосяк. Джинни была уже готова поверить в то, что все произошедшие с ней неудачи приключились из-за ее собственных честолюбивых замыслов, по вине этой самой страницы, осуществившей ее мечту.

Джинни достала пергамент из небольшого потайного отделения и, аккуратно развернув его, положила на столешницу. Она внимательно принялась читать рецепт, в уме проверяя каждый свой шаг и пытаясь убедиться, что нигде не допустила ошибки.

«Distraho Careo Diligo Venenum

Любовный отворот

Ингредиенты:

1. Светлячки, сушенные и мелкотолченые — 10 шт.

2. Вытяжка из корня календулы — 50 мг

3. Костный мозг крыла филина, свежий — 1 г

4. Рог ирландского эмира, размолотый в порошок — 3 г

5. Кровь крылана, свежая — 15 мл

6. Масло винограда «Черная роза», концентрированное — 16 мл

7. Моча рулала — 5 мл

8. Волосок объекта отворота, длина 5 см — 3 шт.

9. Волосок субъекта отворота, длина 5 см — 3 шт».

Достать волосы Гермионы было достаточно легко, ведь девушки спали в одной комнате множество раз. Джинни понадобилось всего-навсего вытянуть прядку из расчески Гермионы. Чтобы раздобыть волосы Гарри, ей пришлось потрудиться. Будучи вынуждена проверять ванную комнату каждый раз после того, как он оттуда выходил, со временем Джинни собрала прядь из душевого слива. В конце концов, у кого еще из обитателей «Норы» были черные волосы?

«Смешайте ингредиенты №1—5 в стандартном оловянном котле (тип первый, стандарт С+). Доведите до состояния кипения, после чего сразу же помешайте тридцать раз против часовой стрелки. Дайте зелью покипеть не меньше шестидесяти часов, помешивая его каждые три часа по тридцать раз против часовой стрелки.

Убавьте огонь, добавьте ингредиенты №6 и №7 и продолжайте помешивать пять раз против часовой стрелки, пять раз по часовой на протяжении шестнадцати часов двадцати одной минуты и тридцати секунд. Время должно быть выдержано точно.

Вновь доведите до состояния кипения на двадцать секунд. Добавьте ингредиент №8, помешайте десять раз по часовой стрелке, один раз против часовой. Добавьте ингредиент №9, помешайте десять раз против часовой стрелки, один раз по часовой. Убавьте пламя и варите, не доводя до кипения, не меньше пятидесяти часов.

Снимите зелье с огня, перелейте в хрустальную емкость и запечатайте стандартным воском. Перед использованием дайте настояться пять недель».

Джинни была совершенно уверена, что использовала правильные ингредиенты в необходимом количестве. Она перевернула страницу и продолжила чтение, чтоб узнать, отличался ли произведенный эффект от предусмотренного инструкцией.

«Эффект:

Субъект

Почувствует неприязнь к Объекту через тридцать дней после начала применения, тогда же станет проявлять определенную заинтересованность в Носителе зелья. Начнет отказываться от общения с Объектом уже через сто двадцать дней, а через двести дней будет его полностью игнорировать, уделяя внимание Носителю до помрачения рассудка.

Объект

Начнет чувствовать подозрительность к Субъекту через сорок дней после начала применения. Через сто дней станет усиленно игнорировать Субъект, отталкивая его. И уже через сто пятьдесят дней будет стараться разорвать любого рода отношения с Субъектом. Различимой реакции на Носителя у него возникнуть не должно.

Носитель

Должен почувствовать усиленное внимание от Субъекта уже через сорок дней после начала применения. Произведенный эффект останется неизменным с сорок первого по трехсотый день, после чего начнет медленно, но верно возрастать до тех пор, пока настоящие чувства Субъекта не будут преображены выигрышным для Носителя образом».

За описанием воздействия зелья следовала детальная арифмантическая формула. Джинни не имела ни малейшего понятия, ни как ее следует читать, ни что она означает, так как не учила Арифмантику. Все считали это «райвенкловским» предметом.

Внизу страницы было написано следующее.

«Применение:

Одна капля за каждое ухо, одна капля в горло по центру, три капли на грудь (в форме треугольника и над сердцем).

Полный эффект зелье возымеет через четыреста дней. После первичного использования, эликсир должен наноситься повторно…»

«Наноситься повторно по мере необходимости», — сказала сама себе Джинни. Страница закончилась, но она знала, что говорилось дальше. Она прочла формулу еще раз. Джинни была полностью уверена, что использовала правильные ингредиенты. Тем не менее, четыреста дней прошло много недель назад; отворот работал именно так, как ей обещала Пенни Пиндер, семикурсница из Хафлпафа, которая дала ей этот листок почти два года назад. Она помнила, как провела много бессонных ночей, варя этот эликсир, следуя каждой букве инструкции. Зелье было очень трудным, и Джинни облегчила душу, удостоверившись, что сварила его верно. Теперь она была абсолютно уверена, что отворот перестал действовать из-за болезни Гарри, а не по причине ее неумения варить зелья. Ее отметки по Зельеварению были лучшими на всем курсе, и она не сомневалась ни в ингредиентах, ни в своих способностях.

Последний раз Джинни использовала дозу зелья, когда ехала в карете из замка на станцию в Хогсмид. Ей показалось, что Гарри почувствовал аромат, когда она попыталась обнять его перед посадкой на поезд. Джинни знала, что это рассердило его: Гарри напрягся и избегал встречаться с ней взглядом. А увидев, что он просто смотрит вдаль, она ужасно расстроилась. Рыдая навзрыд, она вбежала в поезд, но выглянув в окно, увидела, что Гарри даже не удосужился посмотреть в ту сторону, куда она побежала. Джинни удивила и смутила саму себя, ведь она не заплакала, даже когда он порвал с ней всего пару часами раньше. Она попыталась заговорить с ним еще раз, уже в поезде. И вновь Гарри даже не посмотрел на не нее, не говоря уже о том, чтобы сказать ей пару слов.

«Почему оно перестало действовать?»

Засунув руку вглубь ящика, Джинни извлекла оттуда почти пустую бутылочку зелья. Она использовала его большую часть в прошлом году. Сварить еще было достаточно проблематично, ведь на то, чтобы купить ингредиенты для первой партии, у нее ушли все деньги, которые ей удалось скопить. Для использования остатков зелья требовалось выбрать подходящий момент. Джинни знала: Гарри любит ее, просто нуждается в толчке в правильном направлении, вернее, толчке с неверного пути. Она не могла позволить себе потерять Гарри. Только не после того, как она так долго надеялась. Не после того, как тяжело она поработала, чтобы заполучить то, что желала. Она не потеряет его сейчас. Она не уступит Гарри ей. Джинни любила ее, как сестру, но уступить парня, которого она любила уже много лет, этой «дурнушке Джейн» было унижением, которого она бы не вынесла.

Джинни услышала за дверью торопливые шаги, поднимающиеся по лестнице. Она поспешно засунула склянку и вырванную страницу обратно в потайной ящик стола, запечатала его и сняла чары с двери. Через секунду в комнату вбежала ее взволнованная мать.

— Тонкс только что сообщила из Св. Мунго, что Гарри пришел в себя. Он все еще очень болен, и целители усыпили его на ночь, но мы можем навестить его завтра, если его здоровье позволит.

Джинни вскочила, бросаясь в объятия матери со слезами облегчения на глазах.

* * *

Во дворе за домом садовый гном свисал с ветки куста, его поджатые пальцы ног еле касались земли, в то время как он пыталась оторвать сочную клубнику, прочно державшуюся на ветке. Внезапно бешено несущийся грызун, бегущий через сад, врезался в него, сталкивая на землю. Резкая жгучая боль в горле, последовавшая за серебряной вспышкой, была последним, что гном успел почувствовать.

Крыса огляделась по сторонам, как будто пыталась убедиться в том, что никто из обитателей дома ее не заметил, а потом, вскарабкавшись на тело гнома, продолжила свой неистовый бег, сначала сквозь изгородь, а потом через поле и в укрытие леса.

На следующее утро после того, как Гарри очнулся, он долго беседовал с целителем Обри о состоянии своего здоровья. Ему рассказали, что происходило, пока он находился без сознания, в том числе о жесточайших приступах судорог, сменявшихся смертельной неподвижностью. Также Гарри узнал, кто и как именно сумел вывести его из комы. Тем утром он всё ещё выглядел тяжело больным, но колдомедики заверили его, что уже через несколько дней после употребления тонизирующих зелий он вновь почувствует себя таким же здоровым, как и всегда, будто он и не пролежал без сознания почти месяц. В любом случае, врачи собирались продержать Гарри в больнице ещё несколько дней, чтобы попытаться найти причину его загадочной болезни.

После разговора с целителем к Гарри выстроилась целая очередь из желающих его навестить, впрочем, каждого строго-настрого предупредили, что на посещение отводится не более нескольких минут. Первыми в палату вошли всхлипывающие представительницы семейства Уизли — Молли и Джинни, причем в промежутках между объятиями и бесконечными рыданиями ни одна из них не могла составить связное предложение.

Вначале Гарри чувствовал себя неловко в присутствии плачущих дам, но раз взглянув в глаза Джинни, он осознал, что ее возбуждение было немного притворным. И она непривычно сильно липла к нему. Войдя в палату, Джинни сразу присела на кровать поближе к Гарри и прилагала все усилия, чтобы касаться его настолько часто, насколько ей позволяла осторожность. Она сидела скрестив ноги так, что ее бедро тесно прижималось к его, и чуть ли не закидывала на него ногу. И это, не говоря уже о постоянном нежном поглаживании ладони или едва ощутимом похлопывании по руке под предлогом волнения о его здоровье. Все это очень стесняло Гарри. Со стороны эти манипуляции могли показаться достаточно невинными, но Гарри вскоре осознал, что все действия Джинни направлены на то, чтобы выяснить его отношение к ней.

Ни единым знаком она не выдала то, что на самом деле чувствовала, но, разумеется, ей совсем не понравился такой «отклик» на ее поведение. Когда Гарри поинтересовался, навестят ли его Рон и Гермиона, Джинни воспользовалась возможностью, чтобы выложить ошеломляющие новости.

— О, да, они оба здесь, — сказала она мимоходом. — Наверное, прямо сейчас обжимаются в холле… ой, неужели я проговорилась? Они не хотели пока никому говорить…

Джинни не знала, радоваться или досадовать по поводу его реакции. Конечно, было даже немного забавно видеть шок на его лице, но это подтверждало её самый страшные опасения. Зелье больше не действовало. Джинни мысленно обругала себя за то, что не воспользовалась своим «парфюмом», прежде чем навестить Гарри.

Продолжая говорить о том, что Рона и Гермиону сейчас не оторвать друг от друга, она исподтишка изучала реакцию Гарри на каждое своё слово, движение и прикосновение вплоть до того момента, когда им была пора уходить. Ей всё ещё не нравилось то, что она увидела, но Джинни всё же надеялась, что те семена, которые она заронила в его голове, пустят свои корни, и Гарри совершенно чётко осознает, кто для него лучше, а именно — Джинни. Почему-то, чего Гарри не смог осознать до конца, он испытал облегчение, когда Джинни и Молли Уизли наконец покинули его палату.

Никто и не заметил появившуюся на лице Джинни самодовольную улыбку, как только она вышла в коридор.

Двое его лучших друзей вошли к нему сразу же после ухода женской половины семейства Уизли и повели себя совершенно не так, как Гарри мог бы ожидать. Пытающаяся не всхлипывать Гермиона выглядела очень взволнованно и, казалось, была готова потерять самообладание в любую секунду. По крайней мере, её чувства были искренними, это Гарри мог сказать совершенно точно. Она постоянно извинялась за то, что наговорила ему на вокзале Кингс-Кросс, за то, что вынудила его уйти одного. Гарри знал, что Гермиона винит себя в том, что бросила его на вокзале, и, скорее всего, чувствует себя в ответе за то, что с ним произошло. Тем не менее, он был поражен ее поведением; ведь он сам хотел, чтобы она ушла, разве что не именно так, как это в итоге случилось.

Когда Гермиона в седьмой раз за столько же минут поинтересовалась его самочувствием, Гарри словил себя на мысли, что она начинает его немного раздражать. И всё же искренность ее беспокойства порождала непонятное щекочущее чувство внизу его живота. Это также удивило Гарри. Казалось, такое ощущение уже бывало у него несколько лет назад каждый раз, когда Гермиона находилась рядом. Гарри потерял нить разговора, стоило непрошеным воспоминаниям внезапно ворваться в его голову. Воспоминания, о существовании которых до этой минуты он и не догадывался.

«… ты великий волшебник» «…книги и мастерство…» «…дружба, и отвага, и…»

Самое первое объятие в его жизни…

Окаменевшее тело, лежащее на кровати в больничном крыле Хогвартса…

Только что оживлённая молодая ведьма, бегущая через весь Большой зал с пронзительным криком: «Ты догадался! Ты догадался!»

Тело, прижавшееся к нему, во время полета на Клювокрыле…

Тёплый след на щеке, оставшийся после первого многозначительного поцелуя…

Девушка, обнимающая его и визжащая от восторга: «У тебя вышло! Я так тобой горжусь! Заклятие «Reducto» очень сложное!»

Гермиона, медленно спускающаяся вниз по лестнице перед Святочным балом…

Пышная копна каштановых волос закрывает весь обзор, так как её хозяйка крепко обнимает его, после невероятно трудного лета с Дурслями и дементорами…

Гарри начало подташнивать, в то время как забытые воспоминания одно за другим всплывали на поверхность его сознания, вновь вызывая то самое трепетное чувство под ложечкой.

Упавшая на пол ведьма в Отделе Тайн…

Поток воспоминаний закончился, и Гарри задался вопросом, почему с тех пор он не ощущал подобного чувства? Случилось ли это по той причине, что она была так близка к смерти по его вине? Как он, вообще, мог забыть такие особенные для него события? Откуда взялась эта враждебность между ними? Что произошло с ним? Что случилось с ними двумя?

Вдруг слова Джинни, сказанные несколькими минутами ранее, пришли ему на ум: «Наверное, прямо сейчас обжимаются в холле». Гарри не удержался и нахмурился, пытаясь понять, почему это заявление так его взволновало.

Рассказывая, как она нашла его сломанные очки и следы крови в номере «Дырявого Котла», Гермиона заметила, что Гарри помрачнел.

— Ты уверен, что всё нормально? — восьмой раз спросила Гермиона, вырывая его из раздумий.

— Я в порядке, — восьмой раз автоматически ответил Гарри, но глаза выдали его с головой. От Гермионы не смогло укрыться беспокойство на его лице, но она не стала настаивать.

— Тебе сообщили, что привело тебя в сознание? — нерешительно поинтересовалась Гермиона.

— Да, целитель сказал, что ты использовала свой Патронус. Откуда ты знала, что это сработает?

— Помнишь того мальчика, с которым ты разговаривал — Барнабаса Уиндона? Он был здесь и интересовался, можешь ли ты навестить… хм… ту девочку, которую ты встретил на вокзале Кинг-Кросс — Котону. Её привезли сюда, когда ты исчез в первый раз. Я заходила к ней вчера, и она… в общем, она наговорила мне много странного, например, о том, как защищала тебя и «удерживала твою душу в покое». Когда она назвала тебя «оленем» и сказала, что ты в опасности и нуждаешься в моей «выдре», стало очевидно, что она имеет в виду мой Патронус. Она говорила так искренне и была настолько уверена в своих словах, что мне показалось, что она знает обо всем, — Гермиона удобно опустила упоминание о том, что была его «спутницей», при мысли о чём ее кожа до сих пор покрывалась мурашками.

Несколько раз за разговор, казалось, что Гермионе до ужаса не терпится спросить о чём-то, но каждый раз она сдерживалась после небольшой внутренней борьбы с самой собой.

Поведение же Рона в течение всего их посещения удивило и взволновало Гарри ещё больше, чем несвойственная Гермионе тревога. Парень был гораздо тише, чем обычно — Гарри ещё никогда его таким не видел. Рон казался отстранённым, пока стоял у кровати больного, и нотки льда были слышны в его голосе каждый раз, когда он что-либо говорил, что, кстати, тоже происходило нечасто. Похоже, что Рон был чем-то разозлён. Его глаза бегали от Гарри к Гермионе и обратно, будто бы он так и ожидал, что сейчас произойдет что-то необычное. Гарри решил, что, возможно, Рон опасается, что Гарри в любой момент может накричать на Гермиону, либо наоборот. В любом случае, встреча у них прошла далеко не лучшим образом.

После того, как Гарри распрощался с друзьями, к нему вошли Ремус и Тонкс. Оба нерешительно смотрели на него, так как он лежал в кровати полностью поглощенный своими мыслями. Волосы Тонкс оказались насыщенно-черного цвета, а глаза приняли странный бледно-голубой оттенок, благодаря чему метаморфиня была похожа на шестнадцатилетнюю девочку, а не на двадцатидвухлетнюю женщину, которой она являлась. Тонкс, как и Гермиона, еле сдерживала слезы, а Ремус выглядел как… в общем, как Ремус. Бледен и худ, он был окружен привычным страдальческим ореолом — последствие ликантропии.

Предыдущие разговоры были точно такими же…

«Мы рады, что тебе лучше», «мы так волновались за тебя», «так жаль, что ты пропустил свадьбу Билла» и «тебя уже скоро выпишут».

Только от Ремуса Гарри услышал кое-что новое:

— Как только ты будешь чувствовать себя достаточно хорошо, нам придется забрать тебя отсюда. Больница — не самое безопасное место для тебя.

— Я знаю. Надеюсь, кто-нибудь унес мои вещи из «Дырявого котла»? — лицо Гарри осунулось. — Я так полагаю, мы отправимся на Гриммаулд-Плэйс?

Он все еще не хотел освежать все те воспоминаниям, что вызывал у него дом на Гриммаулд-Плэйс.

Но Ремус отрицательно покачал головой:

— Нет, я боюсь, что мы должны оставить дом твоего крёстного. После смерти Дамблдора старая защита спала, а чары Фиделиус нарушены — по крайней мере, мы так думаем. Не хотелось бы испытывать судьбу. Все твои вещи, кстати, сложены в том шкафчике для одежды в углу, а Хэдвига живет у Грейнджеров.

— Ну, я ведь не могу теперь безопасно вернуться к Дурслям, не так ли? Этот жирный, поганый вор собрал свои вещички и уехал, но, я полагаю, вам известно об этом.

Ремус обратил внимание на слово «вор», правда, не совсем понял, к чему это было сказано.

— Да, мы знаем, что Дурсли выехали из дома на Тисовой улице. Как раз твоя тётя Петунья и сообщила нам, что ты попал в маггловскую больницу. Правда, мы больше не смогли с ней связаться и узнать, куда они переехали.

— Она сообщила вам? Как она узнала, что я в больнице? — гневно спросил Гарри.

— Кажется, в той больнице пытались установить твою личность, а так как у тебя не оказалось никаких документов, то они поместили твою фотографию во всех английских газетах. Твоя тётя увидела ее и сразу же связалась с нами.

Гарри безучастно уставился на Ремуса, не зная в действительности, что и думать.

— Но почему?

Ремус знал, что Гарри не понравится то, что он сейчас ему скажет:

— Гарри, когда мы попали в маггловскую больницу, чтобы забрать тебя, Пожиратели Смерти уже были там, и они пытались сделать то же самое. Должно быть, они тоже увидели твою фотографию в газетах. Так как твоя тётя сразу же сообщила нам обо всём, она тем самым, по существу, спасла твою жизнь. Мы верим, что этого она и добивалась, никто не знает…

— Уходите, — как можно мягче попросил Гарри, но в его голосе чувствовалась неприкрытая ярость.

— Гарри, я знаю, что…

— Я сказал, убирайтесь! — завопил он.

Ремус вздохнул и вывел рыдающую Тонкс из палаты. Целительница сразу же зашла внутрь, чтобы узнать, чем, собственно, вызвано всеобщее волнение, и Гарри сообщил ей, что больше не хочет видеть посетителей. Вообще. Также он чуть ли не потребовал еще одно зелье Сна без сновидений. Ему и так было над чем подумать, не хватало еще кошмаров.

Гарри проснулся в два часа ночи все еще сбитый с толку своей затяжной болезнью. Несколькими минутами позже, убедившись, что сможет устоять на ногах, он нетвердо поднялся с постели, прошел в другой конец палаты и открыл шкафчик, содержавший его вещи. Там он обнаружил свой школьный сундук, палочку и коробку документов, полученных из его теперь уже пустого хранилища в Гринготтс. Гарри тяжко вздохнул, вновь вспоминая, что из достаточно состоятельного человека — по крайней мере, так ему всегда говорили — он превратился в бедняка. Хорошо, что он и так не собирался возвращаться в Хогвартс на последний год обучения: теперь даже необходимые учебники были ему не по карману, не говоря уже о канцелярии и плате за обучение.

«Из грязи в князи… и снова в грязь… во всяком случае, у Рона теперь нет причин мне завидовать», — грустно пробормотал Гарри, идя обратно к постели с коробкой в руке. Он начал лениво просматривать бумаги, но толком не прочел ни одной из них. Им полностью овладели мысли о его странных чувствах к Гермионе, сменившиеся пониманием того, что без его сбережений поиски хоркруксов становятся практически невозможными. У Рона денег не было, а просить Гермиону профинансировать эту затею Гарри уж точно не мог. Он не имел ни малейшего понятия, что делать. Возможно, следует поставить в известность членов Ордена и позволить им заняться поисками? Но в таком случае они просто запрут его, как это уже происходило в прошлом. Скорее всего, тот факт, что уже меньше, чем через две недели, он станет совершеннолетним, не будет иметь для них значения.

И вновь слова Джинни пронеслись у него в голове: «Наверное, прямо сейчас обжимаются в холле…» Представив, как Рон языком исследует миндалины Гермионы, Гарри испытал острый приступ тошноты. Даже зная, что его друзья когда-то нравились друг другу, он не мог поверить в то, что они умудрились не ссориться достаточно долго, чтобы их отношения настолько развились. Рон всегда её недооценивал, называя «чокнутой» и «страшной». А Гермиона раздражалась так сильно, что Гарри приходилось силой удерживать её от того, чтобы она не прокляла Рона, по крайней мере, не так часто, чтобы это стало его волновать. Одна только мысль о том, что они «вместе» как парень и девушка, вызывала у него головную боль. Тем не менее, Гермиона сама подтвердила, что они целовались, но ничем не показала, что ей это понравилось.

Слова «Тисовая улица», которые промелькнули перед глазами Гарри, когда он рассеянно достал и развернул очередной пергамент из коробки, вывели его из раздумий. Присмотревшись в тусклом свете, он обнаружил, что этот документ является актом о владении недвижимостью, утверждающий, что дом №4 по адресу Тисовая улица, Литтл Уинджинг, графство Суррей входит в имущество Поттеров. Прикрепленная к нему бумага оказалась законным контрактом, который гарантировал оплату всех коммунальных платежей и ежемесячную выплату юридическим опекунам Гарри щедрого денежного пособия, покрывающего все издержки на его еду и одежду, а также включающего в себя разумное количество карманных денег для личных трат Гарри.

Когда понимание настигло его, ярость, сломив все заслоны, наполнила Гарри. Дом на Тисовой улице принадлежал ему, не дяде Вернону. Все эти годы ему повторяли, что Дурсли дают ему крышу над головой, одевают и кормят его, хотя все было ровным счетом наоборот. Он платил за еду, газ, электричество, даже за телефон! Он оплачивал телефон, которым мог бы воспользоваться, чтобы позвонить Гермионе, что сделало бы каникулы более сносными. Но нет, ему требовалось на это разрешение! Внезапно Гарри стало мучительно ясно, почему Вернон мог себе позволить ездить на далеко не самой дешевой машине или задаривать подарками Петунию и Дадли на Рождество или день рождения, да каждый раз, когда им просто этого хотелось. Самые современные модели компьютеров и игровых приставок, изящный хрусталь и фарфор, огромная шкатулка для украшений Петунии, полная ожерелий, колец и браслетов… за все платил он! Гарри вспомнил все прошедшие годы, когда его оскорбляли, били и высмеивали, повторяли, что он занимается не чем иным, как паразитированием на хозяйстве Дурслей, заставляли донашивать обветшалую одежду на несколько размеров больше, если кормили, то лишь объедками со стола, запирали в чулане девять лет подряд. Ярость вскипела в нем с новой силой.

«Они запирали меня в проклятом чулане, который кишел пауками, больше, чем девять лет подряд! И это в доме, который все это время принадлежал мне!»

Тусклый свет в палате замигал. Пустая бутылочка из-под зелья, стоящая на ночном столике, вдребезги разлетелась градом осколков. Гарри почувствовал, как несколько кусочков стекла оцарапали ему щеку, но, казалось, не обратил на это внимание. Потрескивающий поток магии вихрем закружился вокруг него, завертев по палате битое стекло, бумаги, которые он просматривал, коробку и даже подушки и простыни с постели. Он не знал, плакать ему или смеяться или, может, визжать, поэтому поочередно опробовал все три варианта. Когда Гарри гневно заехал кулаком по металлическому ночному столику, оставляя вмятину порядочного размера, водоворот неожиданно рассосался. Все оторванные от земли обломки сразу же упали на пол, не считая многочисленных бумаг, которые медленно кружили в воздухе.

Ему нужно было убираться отсюда. Гарри не знал, куда пойдет, но найти место, где он смог бы подумать без постоянного наблюдения, сдувания с него пылинок и давления, было крайне необходимо. Да и какая им разница? Без своих денег он теперь бесполезен, у Рона и Гермионы остаются они сами, и им уж точно не нужно было, чтобы Гарри находился рядом, усложняя жизнь. Чем дальше он уедет, тем лучше станет всем.

Гарри резко вскочил на ноги, что вызвало внезапный приступ головокружения, вынудивший его вновь сесть на кровать. Минуту он пытался успокоить шумное дыхание, но жалким образом потерпел поражение. Он опять встал с кровати, на это раз уже помедленнее, подошел к своему сундуку и открыл его. Гарри поспешно стянул с себя больничную рубашку — единственное, что было на нем надето — и бросил ее на пол. Скорее всего, он не расслышал приглушенного нервного смешка, донесшегося из противоположного угла палаты. Он вытащил из сундука комплект одежды и торопливо оделся.

Гарри любовно глянул на свою уменьшенную «Молнию», задумавшись, стоит ли рискнуть и воспользоваться ею. Пока он находился в стенах больницы, метлу можно было увеличить при помощи магии и не получить при этом противного извещения из министерства. Но оправдывает ли вся затея риск быть замеченным летящим по Лондону? У него все еще было три часа темноты перед рассветом, чего, скорее всего, должно было хватить, чтобы добраться до места, куда он направлялся, каким бы оно ни оказалось.

Вытащив свою мантию-невидимку и кошелек, Гарри оценивающе окинул взглядом сундук, споря сам с собой, как с ним лучше всего поступить. Он точно не мог волочить его через всю больницу, если хотел тайно сбежать. И он был почти уверен в том, что за дверью палаты находился член Ордена. Гарри пожелал, чтобы это был не Муди, который сможет увидеть его под мантией. В итоге, он решил оставить сундук, надеясь, что тот окажется там же, где и Хедвига.

Гарри развернул плащ и собрался надеть его, но он не заметил переливчато-синего свечения, вспыхнувшего на его левом кроссовке. Надежно завернувшись в плащ и быстро наложив заглушающие чары, он со скрипом приоткрыл дверь. Убедившись, что коридор пуст, он направился вниз к вестибюлю.

Гарри немного заблудился, блуждая по коридорам, и вскоре обнаружил себя на этаже, где находилось детское отделение. Непонятно почему ему внезапно захотелось навестить маленькую Котону.

Он тихо пробрался в отделение и начал обходить одну палату за другой в поисках маленькой девочки. Обнаружив палату Котоны, он сразу понял это. Когда Гарри приоткрыл дверь, слабый серебристый свет из коридора упал на пол и кровать. Тонкая полоска света в темной палате осветила фиалковые глаза девочки. Он заметил, что простыни натянуты так, чтобы большая часть ее лица была скрыта. В первую очередь его внимание привлекли её белоснежные волосы, зловеще двигающиеся на подушке. Когда свет упал на ее лицо, Котона медленно перевела взгляд с потолка на трещину в двери.

В тот миг, когда его взгляд встретился с её, Гарри почувствовал, как палата меркнет перед глазами. Все, что он видел, были глаза Котоны.

Ее мягкий неземной голос эхом отозвался у него в голове, сначала говоря на японском языке, а затем повторяя уже по-английски.

— Шиши, я рада, что с тобой все хорошо. Нам следует поговорить.

Гарри хотел задать вопрос, как она его увидела, но ее голос остановил его, не дав начать.

— Нет, я тебя не вижу, только твои души. У нас мало времени, твой защитник на подходе, как и твои враги. Две вещи тебе сделать нужно. Ты должен вернуться к матери, только так я смогу помочь тебе.

Не успел Гарри поинтересоваться, кто эта «мать», как она уже ответила на его вопрос.

— Северная Мать, школа вартс у хога, под защитой школа. Ты должен пойти. Второе — мой подарок Шиши и Ваши. На столе книга о киджицу-кон, магии души. Должен отдать Ваши, чтобы понять.

Он только собирался спросить, кто это «Ваши», но она вновь ответила на еще не произнесенный вопрос:

— Ваши… Твоя спутница. И-гуру… Я не знаю, как сказать иначе… подожди, я покажу тебе воспоминание.

Котона, сосредоточившись, сузила глаза. Внезапно Гарри увидел призрачный образ Гермионы, пристально глядящей прямо на него — вероятно, проекция её вчерашнего посещения, вызванная из памяти Котоны. Но что-то с ней было не так. Её обыкновенные русые волосы больше смахивали на копну взъерошенных белых перьев, а обычно карие глаза имели золотисто-желтую окраску.

Гарри подумал:

— Это Гермиона?

— Да, это её имя, Гер-ми… Пожалуйста, отдать книгу Герми, книга, чтобы понять.

— Но я не вернусь, у меня нет денег. Я не могу ни купить учебники, ни заплатить за обучение, ни что там ещё нужно. Я не могу…

— Ты должен. Я знаю, что ты делаешь, но ты не достигнешь успеха, пока не вернешься в школу вартс у хога. Все выглядит не так, как оно есть на самом деле, опасность на каждом шагу. Время вышло, уходи, ты должен бежать.

Котона внезапно оборвала связь и продолжила смотреть на потолок. Как только его глаза привыкли к тусклому освещению, Гарри снова смог сфокусироваться на палате. На ночном столике возле кровати Котоны он увидел книгу. Старинный фолиант был огромен, но на поверку оказался легок как перышко. Гарри зажал его под мышкой и быстро вышел из палаты. Через пару минут, найдя выход и предварительно увеличив свою метлу, никем не замеченный, он взлетел в утреннюю темноту над маггловским Лондоном.

* * *

Тяжелая дубовая дверь медленно приоткрылась, и низенький крупный мужчина с лысеющей головой и водянистыми глазами-бусинками нерешительно ступил в тускло освещенную комнату. Сидящий на троне человек наблюдал за вошедшим дикими змееподобными глазами, которые, казалось, светились красным. Подойдя к трону, мужчина, не поднимая головы, согнулся в поклоне.

— Хозяин, у меня новости о мальчишке Поттере.

— Говори, Хвост.

— Хозяин, как мне было приказано, я следил за домом Уизли, когда они получили сообщение. Кажется, мальчишка Поттер находится в больнице Св. Мунго. Из того, что я разнюхал, он тяжело болен и еще не скоро сможет покинуть больницу.

Выслушав новость, Волдеморт злобно ухмыльнулся:

— Молодец, Хвост. Возвращайся к дому предателей крови, ты знаешь, что искать. И пришли ко мне Беллу и Люциуса.

— Спасибо вам, хозяин! Спасибо вам! — Хвост поспешил покинуть комнату, чувствуя себя очень удачливым, так как это был один из редких случаев, когда он выходил от Темного Лорда, не изведав от него неприятного проклятия.

Мгновеньем позже в покои вошли Люциус Малфой и Беллатриса Лестрейндж. Оба приблизились к Темному Лорду и низко поклонились, не поднимаясь, покуда он к ним не обратился.

— Люциус, есть какие-то вести от твоего сына?

На лице Малфоя промелькнул страх, и он ответил:

— Нет, Драко не связывался со мной после смерти магглолюбца.

— Вот как… — Волдеморт не отводил взгляда от стальных глаз Малфоя, тщательно изучая его мысли в поисках любого намека на предательства. — А что слышно о Снейпе?

— Мы все еще не можем определить его местоположение после того, как он улизнул из Хогвартса, мой Лорд. Наши люди следят за привычными местами: тупиком Прядильщиков и Лютным переулком, также вокруг Хогсмида расставлены патрули и…

— Я советую тебе удвоить старания, Люциус. Не заставляй меня сожалеть о твоем освобождении из Азкабана. Можешь идти, но я ожидаю большего от твоего следующего доклада.

— Да, мой Лорд, — ответил Малфой, низко поклонившись, и вышел.

Волдеморт глянул на замершую в почтительном поклоне Беллу. Он поднялся с трона и встал перед своей слугой.

— Встань, Белла, — проговорил он, приподнимая её подбородок своим бледным костлявым пальцем. — Мне кажется, план, приведенный в действие так много лет назад, начинает становиться реальностью, хоть мне и любопытно, почему понадобилось так много времени, чтобы добиться успеха. Казалось, его сознание было чем-то защищено, но, в конечном счете, я сумел втолковать ему свое сообщение. Я почувствовал, насколько слаб он стал, так что ждать осталось мало. Он потерял свой основной источник силы. Ты совершенно верно извлекла выгоды, воспользовавшись главным изъяном Поттера. И это только доказывает, что чувства являются не чем иным, как слабостью.

Беллатриса злобно хихикнула:

— Мы поспособствовали выбору дочери предателя крови, хозяин. Она была без ума от малютки Поттера с тех пор, как он вернулся в магический мир. Развратить её моральные устои было проще простого.

Темный Лорд продолжил:

— Следует должным образом отблагодарить семейство Гринграсс за ценный вклад их дочери в наше дело. Убедись, что ничего не выдаст того, что мы обнаружили. Не подчищенные мелочи могут разрушить то, что мы воздвигали с таким трудом. Как только Поттер вернется в школу, наш план осуществится. Тем временем я отдохну. Можешь идти, да не забудь доложить, когда закончишь с Гринграссами. Бери столько новеньких Пожирателей Смерти, сколько тебе понадобится, но помни: никаких выживших. Все должно выглядеть, будто на них напал Орден… и никаких Непростительных!

Низко поклонившись, Беллатриса разочарованно нахмурилась. Она всегда получала райское наслаждение от применения Непростительных, особенно Круциатуса, но она смирилась с необходимостью использовать обычные заклятия. В конце концов, любой беспорядок — это уже хорошо. Она чуть ли не танцевала от радости, выходя из покоев Темного Лорда, взволнованная очередной возможностью породить разрушение, пусть даже оно будет направлено на чистокровную семью.

Волдеморт позвал её, когда Белла уже открыла двери:

— Пошли за МакНейром. Нам следует подготовить вечеринку для нашего дорогого друга Поттера.

Нимфадора Тонкс прибыла в больницу Св. Мунго, дабы отбыть свое полуночное дежурство, охраняя Гарри. Она едва не попросила о замене из-за того, что выполнение обязанностей аврора сегодня заняло намного больше времени, чем обычно, и перед своей сменой ей удалось поспать всего пару часов. Но Тонкс не чувствовала себя чересчур уставшей, так что решила все равно отдежурить. Она была совсем не против. Говоря по правде, ей нравилось находиться возле Гарри. Она была в курсе всех сплетен и читала все статьи о нем, но знала, что большая их часть была чушью. Она общалась с ним достаточно давно, чтобы узнать «настоящего» Гарри, и относилась к нему, как к младшему брату.

Тонкс отпустила Гестию Джонс, закуталась в мантию-невидимку, предоставленную министерством, и заняла свое место возле палаты Гарри. Примерно через два часа она почувствовала, как веки налились свинцом, и пожалела о том, что все-таки не попросила о замене. Она повесила чары, оповещающие о чьем-либо проникновении, на оба конца коридора. Войдя внутрь, она тихо наложила на дверь мощное запирающее и сигнальное заклятие, а затем, повернувшись к мирно спящему на кровати Гарри, чары, реагирующие на движение.

В дальнем углу тускло освещенной комнаты она увидела стул. Проходя мимо кровати, Нимфадора зацепилась бедром за край ступни Гарри и толкнула спящего парня. Она затаила дыхание и, выругавшись про себя, какое-то время наблюдала за ним. В итоге Тонкс доползла до стула на четвереньках, удобно умастилась на нем и перевела дух. И именно тогда, когда она подумала, что находится уже у цели, палочка в ее руке завибрировала, активированная чарами, отслеживающими движение, которые она наложила на Гарри. Тонкс опять безмолвно выругалась.

Она увидела, как Гарри, шатаясь, поднялся с кровати и открыл стоящий рядом шкафчик для одежды. Он чуть слышно пробормотал что-то, доставая коробку из тумбочки, и вернулся в постель. Она не смогла сдержать жалость при взгляде на Гарри, потому что в эту секунду он выглядел ужасно несчастным. Даже в тусклом освещении палаты было видно, насколько он все еще бледен и худ.

С отсутствующим видом он наугад доставал из коробки свитки пергамента, пока не наткнулся на один, который, казалось, очень его расстроил. Гарри перечитал свиток несколько раз, затем бросил его и побледнел еще больше. На его лице отразилась буря эмоций: гнев, разочарование, опять гнев, грусть, и вновь гнев, расстройство, гнев…

Ярость.

Свет замигал, и стоящая на прикроватной тумбочке бутылочка разбилась вдребезги, осыпая палату острыми осколками. Вокруг Гарри внезапно возник водоворот магии, и Тонкс была вынуждена покрепче завернуться в скрывавшую ее мантию-невидимку. Она никогда еще не была свидетелем такого проявления чистой магической силы, и это напугало ее.

Гарри засмеялся — холодный горький смех, от которого по спине Тонкс пробежали мурашки. Она видела, как кровь, капающая с мелких порезов на его лице, смешивается со слезами и затягивается в вихрь. Гарри издал внушающий ужас вопль, который, скорее всего, был слышен во всем отделении. Задыхаясь, он сделал пару судорожных вздохов и снова засмеялся. Внезапно он со всей силы ударил кулаком по ночному столику, от чего Тонкс чуть ли не подпрыгнула на своем стуле. Сев на край кровати, он зарыдал, и с исчезновением магического вихря осколки стекла, кружившие по всей комнате, посыпались на пол.

Тонкс отчаянно пыталась выровнять сбитое дыхание. Она была до ужаса напугана. Несмотря на то, что вихрь пропал, она все еще чувствовала покалывание в теле, как будто по коже текли маленькие струйки электричества.

И вновь Гарри поднялся с постели и, нетвердо держась на ногах, начал стаскивать с себя одежду на пути к шкафчику. Когда абсолютно голый Гарри склонился к своему сундуку, тщательно исследуя его содержимое, Тонкс невольно издала нервный смешок, но, быстро опомнившись, подавила его. Она увидела, как он оделся, извлек из сундука несколько предметов и направился к двери.

Ее глаза округлились, когда она видела, что он собирается закутаться в мантию-невидимку. Тонкс быстро наложила на его кроссовок следящее заклинание — отслеживающий код «Sirius» — ровно за секунду до того, как Гарри исчез из ее поля зрения. Ей не хотелось раскрывать свое присутствие. Мало ли как Гарри отреагирует на него в своем возбужденном состоянии. Взмахом палочки она сняла с двери запирающее заклятие. Увидев, как дверь открылась и закрылась, Тонкс положила палочку на ладонь и тихо прошептала «Sequor Sirius». Палочка указала направо от дверного проема, что означало, что Гарри пошел в этом направлении. Спустя несколько секунд она уже покинула комнату, ведомая вперед своей палочкой.

Скоро она обнаружила, что находится в отделении для детей. Вначале Тонкс подумала, что отслеживающее заклинание не работает должным образом, но затем увидела, как дверь впереди со щелчком закрылась. Она затаилась у стены и заметила, как нечеткие очертания скрытой фигуры проплыли мимо нее к выходу из детского отделения. Еще через пару минут слежки за Гарри она поняла, что он следует к главному входу больницы.

«Он собирается выйти из здания? Вот черт!»

Тонкс побежала к фойе. Выбегая из-за угла к регистрационной стойке, она увидела, как входная дверь захлопнулась.

— Гарри! — заорала она, заставляя дежурную медиковедьму подпрыгнуть на месте. Тонкс вырвалась через дверь в маггловский Лондон и обновила следящие чары.

«Sequor Sirius!»

Палочка завертелась у нее на ладони, а затем показала вверх в южное небо. Тонкс подняла взгляд и прошептала:

— Черт возьми!

Она немедленно отправила послание в Орден, сообщая, что Гарри улетел из больницы Св. Мунго на метле. Серебристая вспышка взметнулась вверх и исчезла в небе, и в ту же секунду Тонкс услышала множественные хлопки аппарации. Оглянувшись, она увидела два десятка Пожирателей Смерти, одетых в черные мантии и белые маски, появившихся на улице как раз напротив Св. Мунго.

— Проклятье!

Практически синхронно Пожиратели смерти направили свои палочки на закрытый на вечный ремонт магазин одежды и всяких мелочей и произнесли:

— Reducto!

Внушительной силы волна заклинаний налетела на скрытый вход в больницу. Все еще одетая в мантию-невидимку, Тонкс бросилась в сторону и прижалась снизу к больничной стене. Она услышала, как заклятия бьют по зданию над ее головой, и последними ее словами перед тем, как быть погребенной под осколками кирпича, стекла и бетона, были:

— Черт возьми!

* * *

На следующее утро Джинни проснулась с мрачной улыбкой на лице. Стянув с себя ночную рубашку и оставшись в одних трусиках, она подошла к гардеробу, чтобы выбрать подходящий наряд для посещения больницы Св. Мунго.

«Нужно что-то сексуальное, — подумала она, но затем вспомнила, что опять идет вместе с матерью, и вздохнула, — но не слишком».

Остановившись на пути к комоду, она глянула на рабочий стол, отыскивая взглядом маленький секретный ящичек.

«Ну, Гарри чувствует себя намного лучше, и завтра его уже выпишут. А после этого он, скорее всего, приедет сюда».

Она села за стол, открыла тайное отделение и вынула из него небольшую склянку, в которой плескалась мутная розовая жидкость. Сжав челюсти, Джинни посмотрела на нее с твердой решимостью. Она закрыла глаза, глубоко вздохнула и, задержав дыхание на несколько секунд, медленно выдохнула. Пришел тот самый день.

«Последний флакон», — подумала она.

Она откупорила пробку и аккуратно капнула за каждое ухо, один раз на горло и трижды на сердце в форме треугольника. Поставив уже пустую бутылочку обратно на стол, Джинни ощутила знакомое жгучее чувство, быстро разлившееся приятным теплом по всему телу.

«Пожалуйста, пусть оно подействует… Я не могу его потерять…»

Внезапно ее глаза широко распахнулись, и в голове один за другим начали проноситься образы Гарри. В низу живота поднялась жаркая волна, дыхание стало неровным, а лицо залил яркий румянец. Глаза Джинни сузились до двух щелочек, когда одна ее рука невольно скользнула в трусики, в то время как другая сжала грудь, больно массируя сосок. Она извивалась и ерзала на стуле, пока не сползла на пол, испустив протяжный трепетный стон. Она так и осталась лежать на полу, ловя ртом воздух и дрожа мелкой дрожью. Через минуту Джинни издала изумленный возглас и попыталась подняться на ноги.

«Что, черт возьми, это было? Такого раньше никогда не случалось! Что со мной происходит?»

В дверь громко постучали, и обеспокоенный голос Молли Уизли поинтересовался:

— Джинни, с тобой все в порядке? Что случилось?

— Ничего, мам… я… я просто одеваюсь.

— Ну так поторопись. Мы отправляемся в Св. Мунго через полчаса, и завтрак уже на столе.

Когда ее мать упомянула больницу Св. Мунго, перед глазами Джинни опять возникло лицо Гарри, а тело невольно бросило в дрожь. Она тяжело вздохнула, пытаясь успокоиться, но это совершенно не помогло обуздать теплую ноющую боль внутри и резкое щемящее чувство в груди, когда что-то, хоть отдаленно касающееся Гарри, приходило ей на ум.

На то, чтобы одеться, ей понадобилось намного больше времени, чем обычно. Ее руки так сильно дрожали, что завязать шнурки на кроссовках оказалось почти невозможным. Стоя перед дверью в комнату, Джинни глубоко дышала, стараясь унять дрожь во всем теле. Она открыла дверь и медленно спустилась вниз по лестнице. Входя на кухню, она услышала голос Кингсли Бруствера, раздававшийся из камина. Молли припала к очагу, а возле нее стоял Рон с посеревшим лицом.

— Мама? — спросила Джинни. — Что происходит?

Когда связь по камину прервалась, Молли поднялась на ноги и судорожно попыталась взять себя в руки. Надломленным голосом она, запинаясь, произнесла:

— Сегодня рано утром произошло нападение, — она медленно повернулась лицом к дочери. — Пожиратели Смерти атаковали больницу Св. Мунго. Сейчас мало что известно, но Гарри… Гарри… он считается пропавшим… Никто не знает, где он…

Молли не смогла закончить предложение и, спрятав лицо на груди Рона, разразилась громкими рыданиями.

Мысли Джинни застыли. Как только сказанное матерью достигло ее, она почувствовала головокружение. Последнее, что она подумала, прежде чем упасть в обморок, было: «Он мертв…»

* * *

Яркое утреннее солнце проникло сквозь окно в спальне Гермионы, осветив спину девушки, сидящей напротив туалетного столика и угрюмо всматривающейся в свое отражение в зеркале. Взяв в руки расческу, она попыталась пригладить спутанные волосы, но безрезультатно. Оторвать щетку от волос было еще сложнее, так как та безнадежно застряла, и, освобождая ее, Гермионе пришлось вырвать не один клок волос. Она небрежно бросила расческу куда-то за спину и, поморгав, улыбнулась зеркалу своей лучшей улыбкой. Но та быстро спала с ее губ, и Гермиона уныло вздохнула. Слегка скосив глаза, она наклонилась к зеркалу и дотронулась до пятнышка на подбородке возле уголка рта.

«Чудесно, — мрачно подумала она. — У меня воронье гнездо, а не волосы, крупные зубы и еще один прыщ. Я безнадежна».

Она внимательно изучила скудный запас маггловской косметики, располагавшиеся на туалетном столике, и вздохнула:

— Блеск для губ… подводка для глаз… и ничего, чтобы замазать прыщ.

Гермионе никогда не удавалось понять, как Лаванда, Парвати, да и остальные девушки умудрялись прилагать так много усилий и тратить так много времени, наряжаясь и прихорашиваясь. Они всегда так переживали о том, какими их увидят парни. Ее же эти глупости никогда не беспокоили, пока оставались непрочитанные книги и ненаписанные эссе. Ее всегда поражало, почему они могли назвать каждый оттенок помады, будь она их или принадлежала однокурсницам, но не могли вспомнить четыре основных ингредиента сонного зелья.

Сидя за туалетным столиком, Гермиона поймала себя на мысли, что все эти годы ей стоило обращать больше внимания на других девушек. Единственный раз она нарядилась лишь на Святочный бал, и то за нее все сделали Лаванда, Джинни и Парвати… Если бы ей не помогли, то она встретила бы Виктора Крама, выглядя, как проститутка из Лютного. Конечно, она прихорашивалась совсем не для Виктора, ей хотелось произвести впечатление на кое-кого другого.

Открыв ящик стола, Гермиона обнаружила в нем резинку, три шпильки, ножницы для ногтей, пинцет и старый пустой тюбик из-под бальзама для губ. С расстроенным ворчанием она захлопнула ящик и взяла в руки бутылочку «Простоблеска», которая осталась с четвертого года обучения. Встряхнув ее, она обнаружила, что та почти пуста, и бросила флакон за спину.

«Уф… с этой копной волос смогла бы справиться только магия. Почему я вообще так заморачиваюсь? — подумала она, корча рожу своему отображению в зеркале. — Мне не хватает лишь выбитого переднего зуба и огромной бородавки на носу. Уж тогда я бы точно выглядела, как настоящая ведьма из детских маггловских раскрасок».

Гермиона хихикнула: «Настоящая ведьма…»

Засмеявшись, она оттолкнулась от столика и поднялась на ноги, хохоча еще сильнее. Она утерла слезы, выступившие на глазах, и направилась к кровати, собираясь сесть на нее. Но, наступив голой ступней на расческу, которую отбросила от себя парой минут назад, она издала визг и свалилась на пол. Гермиона истерически хохотала… или, по крайней мере, ей так казалось.

Лежа на ковре, она поразилась, осознав, что по ее щекам текут слезы. Внезапно она поняла, что уже не смеется, а плачет.

Рыдания сотрясали ее тело, и Гермиона что есть мочи ударила кулаком по полу.

«Почему я так себя веду? Что со мной происходит?»

Алекс Грейнджер с нахмуренным выражением лица стоял в дверном проеме и смотрел, как его дочь плачет на полу. Он медленно покачал головой, рассматривая ее, и подумал: «Когда она успела так исхудать? Неужели я совсем с ней не общаюсь?»

Он неторопливо зашел в комнату и стал на колени перед дочерью.

— Детка, что стряслось? — мягко спросил он, поднимая ее на колени лицом к себе. Никогда еще он не видел ее настолько расчувствовавшейся.

Она обхватила его руками и разрыдалась ему в рубашку:

— Я… я не знаю! Просто не знаю!

Он прижал ее к себе и мягко погладил по спине, с удивлением понимая, что ощущает ребра, проступающие сквозь фланелевую ночную рубашку. Каждый раз, когда ее хрупкое тело сотрясалось с очередным всхлипом, его сердце пронзала боль. Мистер Грейнджер вытер слезы, выступившие у него на глазах, и подумал: «Ну что же, значит, я узнаю».

Через пару минут ее рыдания утихли до периодического хлюпанья носом, а веки начали опускаться. Подняв Гермиону с пола, он изумился, как мало весит его семнадцатилетняя дочь. Он нежно уложил ее на кровать и, удостоверившись, что ей удобно, направился в свой кабинет. Ему нужно было написать длинное письмо директрисе школы, в которую ходила Гермиона.

Открыв дверь в кабинет, мистер Грейнджер услышал звонок в дверь. Пройдя через гостиную в прихожую, он выглянул в окно возле входной двери. На пороге стоял странно выглядящий пожилой мужчина, одетый в мятый, плохо сидящий на нем костюм в полоску. Его потертый фетровый котелок бросал тень на лицо.

Говоря сквозь закрытую дверь, Алекс обратился к незнакомому мужчине:

— Да, чем я могу вам помочь?

Мужчина ответил:

— У меня нет на это времени, мистер Грейнджер. Мне нужно срочно поговорить с вашей дочерью.

— Мне очень жаль, но в данный момент она спит, — пояснил Мистер Грейнджер. — Она плохо себя чувствует и…

Неожиданно его прервал шум, с которым замок и запор вырвали из рамы. Дверь резко распахнулась, и эксцентричный мужчина зашел внутрь. Он снял котелок, обнажая изуродованное шрамами лицо и бешено вертящееся магическое око, закрепленное в оправе на месте одного из его глаз. Алекс Грейнджер узнал «Грозного глаза» Грюма.

— Прошу прощения, мистер Грейнджер, но, боюсь, я должен настоять на встрече с ней. Я бы не врывался внутрь, если бы это не было настолько важно.

Алекс вздохнул, сопровождая Грюма вначале через гостиную, а затем и вверх по лестнице.

— Это имеет какое-то отношение к тому парню, Поттеру?

— Да, — таков был краткий ответ Грюма, после чего он открыл в спальню Гермионы. Вначале Алекс был захвачен врасплох бесцеремонностью, с которой Муди, даже не постучав, зашел в комнату его дочери, но потом он вспомнил, что тот видит сквозь стены и мог сказать, в приличном виде она или нет, что само по себе вызвало у него определенное волнение.

Гермиона лежала с закрытыми глазами, но все еще не спала, когда услышала, как открылась дверь в ее комнату. Она молниеносно выпрямилась, когда узнала сердитый голос Грюма.

— Мисс Грейнджер, директор МакГонагалл послала меня за вами. Только что стало известно, что Пожиратели Смерти напали на больницу Св. Мунго сегодня рано утром и… Мисс Грейнджер, осторожно!

Гермиона услышала «Пожиратели Смерти» и «больница Св. Мунго». Не дав ему сказать ни слова, она испустила громкий вскрик и заорала:

— Гарри!

После этого она вскочила с кровати, схватила комплект мантий и палочку с комода и, не дав возможности себя остановить, дизаппарировала из комнаты.

* * *

Гарри летел над Лондоном уже несколько часов, пытаясь понять, куда же ему податься. Он был зол и настолько поглощен своими мыслями, что не ощущал привычного приятного возбуждения от полета на метле. В какой-то момент он задумался, а не попробовать ли продать свою «Молнию» в магазине «Все для квиддича», ведь за «метлу знаменитого Гарри Поттера» можно было выручить немало галлеонов, а подписав ее, эту сумму можно было удвоить. Хоть при одной только мысли о том, чтобы продать подарок Сириуса, его замутило, Гарри понимал, что если он хочет продолжить свой поиск хоркруксов, то ему понадобятся деньги, много денег. Конечно, можно было попытаться продать дом на Тисовой улице, любая эмоциональная связь с которым была чисто негативной, но это могло создать след из документов, ведущий прямо к нему.

Гарри заметил, что небо на востоке окрасилось бархатно-пурпурным, приближался рассвет. Посмотрев вниз, он увидел улицу, на которой находился «Дырявый котел», и был изрядно удивлен, осознав, что с воздуха нельзя заметить ни Косой переулок, ни какую-либо другую торговую магическую территорию.

«Косой переулок… Магазин близнецов… Возможно, я мог бы занять у них. В конце концов, для «Всевозможных волшебных вредилок Уизли» начальный капитал дал им именно я…»

Гарри направил метлу вниз, прямиком к темной пустынной улочке за «Дырявым котлом». Спускаясь, он увидел стену, отделяющую Косой переулок от остального Лондона. С воздуха он разглядел только грязный забросанный мусором проход, начинавшийся по ту сторону стены, идущий между двух больших старых зданий и выходящий на улицу с другой стороны квартала. Гарри поднял палочку и постучал по нужному кирпичу. В тот же момент перед ним появился сводчатый проход. Неловко засунув метлу под мантию, он прошел под аркой и ступил в мрак предрассветного Косого переулка.

Уже через пару минут Гарри стоял у двери во «Всевозможные волшебные вредилки Уизли». Все еще скрытый под мантией, он неловко зажал подмышкой руки, держащей Молнию, огромный том, который все еще нес. Свободной рукой он дотянулся до висящего рядом с дверью шнурка и, потянув за него, отступил на шаг назад. Он услышал колокольчики, зазвеневшие из открытого окна над магазином.

Гарри подождал минуту и уже готов был сделать шаг вперед и вновь позвонить, когда увидел небольшой предмет, вылетевший из окна над собой и спланировавший к двери. У маленького белого шара были трепещущие крылышки по бокам, как у снитча, и зрачок, который, казалось, внимательно изучал пространство перед входом в магазин. Гарри пораженно посмотрел на него и подумал, что он достаточно сильно напоминает магический глаз «Грозного Глаза» Грюма. Тут, осознав, что парящее в воздухе глазное яблоко его не видит, он снял капюшон, открывая лицо. Из окна донеслись взволнованные голоса, за которыми немедленно последовал звук шагов, бегущих вниз по ступенькам и по полу магазина. В следующее мгновение Гарри быстро втянули в магазин близнецы Уизли, Фред и Джордж.

— Приветики, Гарри. Что это ты не в больнице? — поинтересовался Фред.

Пытаясь избежать любых вопросов о том, что входит в его планы, Гарри указал на глазное яблоко, плывущее по воздуху перед Джорджем, и быстро спросил:

— Что это за штука?

— Это, мой друг, одна из наших новейших разработок. Заметь, все еще экспериментальная, — сказал Джордж.

— Мы называем ее «Соглядатай», — пояснил Фред.

— Мы рассчитываем, что он будет иметь успех у народа с вуайеристскими наклонностями, — начал говорить Джордж.

— Когда мы поймем, как сделать его меньше, — продолжил Фред.

— И тише, — добавил Джордж.

— И водонепроницаемым, — закончил Фред.

— Погодите, — произнес Гарри с удивленным выражением лица. — Вы собираетесь продавать его людям, чтобы они смогли подглядывать в душе?

— Ну, я уверен, что есть еще много других его возможных применений… — наигранно сконфуженно ответил Джордж.

На минуту задумавшись об этом, Гарри сказал:

— Я считаю, что это блестящая идея! Не подглядывание в душе, конечно, но я знаю чертовски полезное применение этой штуке. Как она работает?

— После того, как на око наложены чары, достаточно использовать заклинание «Loginquitas Visum», которое свяжет зрение одного из твоих глаз с тем, что видит Соглядатай, — пояснил Фред.

— А ты управляешь им движением палочки, — сказал Джордж.

— Нужно порядочно постараться, чтобы привыкнуть к нему… — сказал Фред

— Требуется еще много доработок, — сказал Джордж.

— Поле зрения очень ограничено, — сказал Фред.

— Как и время работы, — продолжил Джордж.

— И он не работает под водой. Такое впечатление, будто она блокирует магию, да так, что полностью теряется контроль, — закончил Фред.

— Великолепно! — все, что смог сказать Гарри, со страхом смотря на парящий рядом глаз. Фред и Джордж переглянулись с непривычно серьезными для себя выражениями лиц, а затем вновь посмотрели на Гарри. Было очевидно, что он еще в плохой форме.

Первым заговорил Фред:

— Нам не верится, что ты решил потревожить наш дневной сон лишь для того, чтобы увидеть демонстрацию работы наших опытных образцов…

— Что ты здесь делаешь, дружище? — спросил Джордж без капли шутливости в голосе.

Изумленная улыбка, с которой Гарри наблюдал за Соглядатаем, сменилась встревоженным выражением лица. Он сразу же засомневался. Испустив тяжелый вздох, он задал вопрос:

— Я… я просто хотел поинтересоваться, как поживает магазин… как у вас обстоят дела с финансами?

Братья вновь переглянулись, на этот раз уже с интересом. Они ожидали от Гарри чего угодно, но не такого ответа. Пожав плечами, они повернулись к нему.

— Мы процветаем, больше деньги нам не нужны, — сказал Фред.

— Ага, ты и так дал нам достаточно много, и мы работаем без убытков уже год как, — сказал Джордж.

— Вы не понимаете, — хрипло произнес Гарри и пробормотал себе под нос: — Мерлин, ненавижу это делать…

— Гарри, что у тебя стряслось? — озабоченно спросил Фред.

— Я… Вообще-то, я… мне нужно одолжить немного денег.

Третий раз за сегодня близнецы переглянулись. Лица у них были ошарашенные. Гарри уже было открыл рот, чтобы все объяснить, когда они разразились хохотом.

— В какой-то момент мы на это купились! — задыхаясь, сказал Джордж.

— Ну, представь, как один из самых богатых волшебников Британии просит у Уизли денег взаймы, — сказал Фред, хватаясь за бок от смеха.

Джордж как раз вытирал слезы с глаз, когда увидел отрезвляюще холодное выражение лица Гарри. Он враз прекратил хохотать и дал Фреду локтем под ребра. Тот в ответ заехал брату по плечу и тоже глянул на Гарри. Смех резко прекратился.

— Ты ведь серьезно говоришь, так ведь? — мягко спросил Джордж.

У Фреда отвалилась челюсть, когда он увидел утвердительный кивок Гарри.

Джордж замотал головой, словно пытаясь стряхнуть себя недоумение, и спросил:

— Гарри, что произошло? Неужели Министерство заблокировало твой счет в Гринготтсе?

Гарри покачал головой:

— Нет, сдается на то, что мой «законный опекун» прознал о моем банковском хранилище и о наследстве, которое я получил после смерти Сириуса. Похоже, что он снял существенную суму, «в моих интересах», естественно.

— Дурсли? — хором спросили близнецы.

Гарри лишь кивнул, доставая из кармана мешочек для денег и дрожащей рукой бросая его Фреду.

— Мое хранилище пусто. Дурсли вычистили его подчистую, а затем переехали, пока я был в школе. Вот с чем я остался. В этом году мне не по карману даже поехать в школу. Я полагаю, вы понимаете, что это означает.

Фред развязал мешочек, и близнецы задохнулись от удивления, когда глянули внутрь. Что-то внутри живота Гарри сжалось, а к горлу подступил комок, как это случалось каждый раз, когда он вспоминал о своем положении.

«Возьми себя в руки, Поттер! — подумал он, пытаясь вновь загнать внутрь свое отчаяние. — Ну же, приди в себя!»

Гарри расправил плечи и придал голосу решительность:

— Мне действительно больше не к кому обратиться… Так что, насколько хорошо вы материально обеспечены?

— Гринготтс открывается через час. Мы сделаем все, что в наших силах, дружище, — хором ответили близнецы.

Уже через полтора часа они вышли из Гринготтса и направились к своему магазину, где их ожидал Гарри. Близнецы вручили ему мешочек с пятью сотнями галеонов и тысячью маггловских фунтов.

— Вы понимаете, у меня нет ни малейшего понятия, когда я смогу их вернуть, если вообще смогу.

— Мы открыли этот магазин лишь благодаря тебе, братишка, — сказал Фред

Когда Фред произнес «братишка», комок в горле Гарри увеличился.

— Золотые слова! Можешь считать эти деньги прибылью от своего капиталовложения, — заметил Джордж.

— Если тебе понадобится еще, дай нам знать. Мы можем перевести наши акции в деньги, но на это понадобится время.

Гарри вновь пришлось сдержать нахлынувшую на него волну чувств. Дрожащим голосом он сказал:

— Вы и не представляете, как много это для меня значит.

Уже собравшись надеть мантию-невидимку, он обернулся.

— И вот еще что… Я буду вам глубоко признателен, если вы оставите мое положение в тайне… Представляю, какую бурю оно может вызвать, если все раскроется.

Гарри помахал рукой и исчез под мантией. В тот момент, когда Джордж открывал ему дверь, чтобы выпустить из магазина, сова залетела в окно на втором этаже, спикировала вниз по лестнице и села на прилавок, ожидая, пока Фред снимет с ее лапы послание.

Гарри тихо шел по почти пустой улице. Проходя мимо закрытого кафе-мороженого Флориана Фортескью, он юркнул на пустую веранду и сел за дальний столик. Он тяжело дышал, а сердце яростно билось в грудной клетке. Он попытался удержать рыдания, вырывающиеся из горла, но безуспешно. Пока слезы градом капали из его глаз, в голове Гарри крутилось лишь одно:

«Что со мной происходит?»

Гарри медленно поднялся на ноги и крепко прижал книгу и свою «Молнию» к телу. Так он и просидел несколько минут, с определенным успехом пытаясь взять под контроль свои смешанные чувства. Все, что у него вышло, так это вновь превратить свое отчаяние в злость.

— Будь проклято это министерство! — беззвучно проворчал он себе под нос и в следующую секунду дизаппарировал с легчайшим хлопком.

С громким хлопком Гермиона появилась посреди улицы рядом с больницей Св. Мунго и тут же замерла на месте из-за дюжины палочек, направленных на нее. Она огляделась по сторонам, пораженная картиной беспорядочных разрушений вокруг. Тела и осколки лежали повсюду возле развороченного входа в здание. Персонал больницы с неистовым рвением оказывали помощь раненым, часть которых бесцельно блуждала кругами, другие рыдали, а некоторые оцепенело смотрели в никуда. Волшебники из бригады экстренного реагирования бегали вокруг как угорелые, собирая показания магглов перед тем, как изменить им память и отправить по своим делам. В это время министерские невыразимцы были заняты наложением чар, препятствующих магглам видеть здание больницы.

Авроры, держащие Гермиону на прицеле, ошарашенно разглядывали рыдающую девушку с покрасневшими от слез глазами, которая появилась на улице в одном белье да фланелевой ночной сорочке. Прежде чем они обрели дар речи, рядом с ней аппарировал Грюм и подал взволнованным аврорам знак, что она не представляет опасности. Повернувшись к Гермионе, он схватил ее за руку, предотвращая попытку попасть внутрь больницы. Он укоризненно посмотрел на нее и уже собирался прочитать нотацию о том, как глупо с ее стороны было аппарировать в место, где черт знает что происходит, но его магическое око, еще секунду назад бешено осматривающее все вокруг, остановилось на куче тлеющих обломков возле разрушенного входа.

— Борода Мерлина Великого! Тонкс! — воскликнул Грюм, торопливо направляя палочку на кучу булыжников и поднимая в воздух куски кирпича и извести. — Что ты встала, девчонка? Помогай!

Несколько авроров на пару с Гермионой быстро расчистили завал, под которым обнаружилась лежащая без сознания, раненая Тонкс, частично накрытая мокрой от крови мантией-невидимкой. Если бы она не наколдовала в последний момент щит, то, скорее всего, обломки разрушенной стены задавили бы ее насмерть.

Как только медиковедьма начала латать Тонкс, Гермиона ринулась в больницу в отчаянном желании узнать, в порядке ли Гарри. Пробегая по коридорам, она повсюду видела следы боя. Стены обуглились в тех местах, где по ним попали заклинаниями и проклятьями, раскрошенная штукатурка и обломки покрывали пол, и почти в каждой палате, мимо которой она пробегала, были мертвые или раненые маги, чьим лечением уже занимался персонал больницы, что только увеличивало ее беспокойство. К тому времени, как Гермиона добралась до этажа, на котором лежал Гарри, она бежала так быстро, как только могла, громко шлепая голыми ногами по выложенному плиткой полу, а по ее лицу струились слезы. Резко затормозив возле палаты Гарри, она бросилась внутрь, заставляя дверь с шумом удариться об стену.

Гермионе пришлось прикрыть рот рукой, чтобы удержать рвущийся наружу крик, когда она увидела состояние его палаты. На полу валялись свитки пергамента, простыни выглядели так, будто кто-то намеренно зашвырнул их в угол, все горизонтальные поверхности были усыпаны осколками стекла. Сундук Гарри стоял открытым возле большого шкафа в дальнем конце комнаты.

Гермиона приложила руку к груди и, едва держась на ногах, опёрлась о дверной косяк. Она была уверена, что Пожиратели Смерти похитили Гарри. Игнорируя слёзы, стоявшие в глазах, Гермиона взмахнула палочкой, собирая разбросанные свитки пергамента и отправляя их в коробку, лежащую на полу. Следующим взмахом она убрала острые осколки стекла, покрывающие пол, кровать и стол, и отлевитировала подушку вместе с простынями на кровать, чарами подоткнув свисающие края под матрас, что привело палату почти в идеальный порядок.

Закончив уборку, Гермиона облачилась в мантию, которую захватила из дома, пытаясь хотя бы частично добиться приличного вида. Пройдя в другой конец палаты, она тяжело села на кровать и закрыла лицо ладонями, все еще чувствуя изнеможение от того, что произошло утром в ее спальне. Единственным, что не давало ей потерять надежду на то, что Гарри жив, было то, что в палате его тела не обнаружилось. Тем не менее, мысль о том, как его, бессильного и избитого, швырнут под ноги Волдеморту, делала эту надежду, в лучшем случае, призрачной.

Гермиона откинулась на кровать и тяжело вздохнула. Она могла ощутить еле заметный, но все еще различимый запах Гарри, сохранившийся на подушке. Закрыв глаза, она сделала глубокий вдох, пытаясь ослабить то напряжение, которое, казалось, намертво въелось в её существо.

Гермиона медленно открыла глаза. Она стояла в просторной комнате или в помещении, ее напоминавшем. Всё вокруг было снежно-белым. Далеко впереди виднелись стены, поднимающиеся вверх так высоко, что потолок нельзя было различить. Комната казалась Гермионе смутно знакомой, как будто она провела здесь немало времени. Она медленно направилась к одной из стен. Непонятно откуда, но Гермиона уже знала, что она там увидит. Воспоминания о комнате понемногу начали всплывать в ее голове. Она знала, что, подойдя к стене, она не найдет там ни дверей, ни окон, ни каких-либо надписей. Казалось, она уже блуждала здесь не раз. Внезапно она остановилась, вспомнив, что отсюда нет выхода, нет пути к спасению.

Было что-то еще насчет этой комнаты, что-то важное, но Гермиона никак не могла воскресить в памяти, что именно. Что-то пугающе или, возможно, опасное. Вновь сконцентрировав внимание на стене перед собой, она удивилась от осознания того, как близко та находится. Она была уверена в том, что просто не могла пройти так далеко, чтобы достигнуть стены. Торопливо обернувшись, она увидела, что остальные стены теперь были так же близко.

И тут она вспомнила. Стены сужались. Это происходило каждый раз, когда она оказывалась в этой комнате, и каждый раз все заканчивалось одинаково. Гермиона взмахнула палочкой, посылая «Reducto» в быстро приближающуюся стену, но красный луч рассеялся облачком розоватого дыма, так и не достигнув цели. На нее накатила паника, и Гермиона одно за другим начала выкрикивать все проклятья, которые только приходили ей на ум:

— Reducto! Impedimenta! Arresto Momentum!

Но ни одно заклинание, которое она попыталась использовать, и близко не достигло стен перед тем, как рассеяться.

В отчаянье она вспомнила о достаточно сложных чарах, о которых недавно читала в книге. В обычной ситуации она ни за что не использовала бы столь мощное проклятье на таком близком расстоянии, но мысль о том, что если она не прорвется сквозь эти стены, то они задавят ее, подстегнула ее к этому. Стены были уже в каких-то нескольких метров от нее. Гермиона сузила глаза, пытаясь сконцентрироваться, и громким чистым голосом произнесла:

— Perfringo Permaximum!

Непроницаемо темная струя силы выстрелила из кончика палочки и с шумом врезалась в надвигающуюся на Гермиону стену, но все без толку. На гладкой белой поверхности не осталось даже маленького обугленного следа. Закрыв глаза, она приготовилась к худшему, когда услышала хриплый, но в то же время ласковый голос, зовущий ее:

— Грейнджер?

Она ощутила чью-то тяжелую руку, лежащую на своем плече, и то, как ее осторожно трясут. Открыв глаза, Гермиона подскочила от ужаса, но обнаружила себя лежащей на кровати Гарри в его больничной палате. Тут она увидела покрытое шрамами лицо Грюма, склонившегося к ней.

— Вставай, — сказал он. — Пока мы штопали Тонкс, она захотела перекинуться с тобой парой словечек.

Гермиона пролежала на кровати всего несколько секунд, прежде чем подняться на ноги и привести в норму неровное дыхание. Она подняла взгляд на Грюма и спросила:

— Гарри здесь нет, кто-то знает, что с ним случилось?

Грюм кивнул:

— Об этом Тонкс и хочет поговорить с тобой. Она охраняла его сегодня утром во время нападения.

Следуя за Грюмом по коридорам, Гермиона снова и снова прокручивала в голове сон, который ей только что приснился. Тот самый сон, который снился ей каждый раз, когда она пыталась заснуть. И каждый раз она просыпалась в один и тот же момент, когда стены сжимали ее так сильно, что она уже чувствовала, как кости плеч и груди трещат от давления. Даже проснувшись, она ощущала боль в грудной клетке, что совершенно не способствовало засыпанию. Она совсем не знала, как долго еще сможет протянуть, получая лишь несколько часов полноценного сна за ночь.

Спустившись по лестнице на первый этаж, Гермиона окинула взглядом просторное помещение и резко остановилась. Повсюду рядами стояли койки с телами, накрытыми белыми простынями, большая часть которых была залита кровью.

— Грозный Глаз, сколько… сколько их?

Грюм замер в нескольких шагах впереди нее и покачал головой:

— Мы пока не знаем. Их все еще считают, но мы думаем, что мертвых не менее сотни. Жарче всего было возле…

Гермиона услышала, как Грюм глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться и, скорее всего, убрать из голоса какие-либо эмоции. Он прочистил горло и продолжил:

— Говорят, что жарче всего было возле детского отделения. Большинство малышей спало и так и не поняло, что произошло. Это была самая настоящая резня.

Гермиона застыла на мгновенье, пытаясь переварить сказанное. Ее мысли остановились на миниатюрной девочке с белыми волосами и фиалковыми глазами. Она представила ее распластанной на полу, всю в крови.

Грюм оглянулся и увидел, как лицо Гермионы исказила скорбная гримаса.

— Котона… — прошептала та, ринулась к нему и, обняв, зарыдала, уткнувшись носом куда-то в рубашку. Грюм напрягся и беспомощно посмотрел по сторонам, мягко похлопывая Гермиону по спине, пока она плакала.

— Давай, девочка, приободрись, — тихо сказал он ей. — Сейчас не время раскисать. До меня дошли слухи, что несколько детей уцелело.

Говоря по правде, Грюм и сам еле сдерживал подступившие слезы.

Гермиона, осознав, что она прижимается к Грозному Глазу, взвизгнула и отскочила назад.

«Что же я делаю?»

— Извин-н-ните, я не знаю, что на меня нашло! Обычно я не бываю такой эмоциональной. Просто в этом отделении была моя знакомая, она бы пошла в Хогвартс в этом сентябре. Именно она сказала мне наложить на Гарри Патронус. У нее были белые волосы и глаза такого странного цвета… почти пурпурные…

— Так ты знаешь ее? — спросил Грюм, смотревший на Гермиону с немного удивленным выражением лица. — Она одна из уцелевших. Вообще-то, она даже остановила одного из Пожирателей, но мы не можем сказать, как. Аврор, обыскивающий отделение после нападения, нашел в ее комнате одного из них с палочкой, направленной на нее, в руке. Но он просто стоял и смотрел в никуда. А она не отвечает ни на какие вопросы о том, как…

— Она не может, — прервала его Гермиона. — Она либо не может говорить, либо просто этого не делает. Я не знаю.

Грюм пошел вперед опять:

— Ну ладно. Ты сможешь навестить ее позднее, если только чертово Министерство не арестует ее, вот так.

Им понадобилось несколько минут, чтобы добраться до палаты, где около десятка людей лежало на спешно наколдованных кроватях. Грюм провел Гермиону в дальний конец помещения. Там за шторкой, закрывающей ее от остальных, отдыхала Тонкс. Грюм остался по ту сторону занавески, а Гермиона прошла внутрь. Тонкс лежала на кровати, накрытая белой простыней, на которой в районе ног образовалось кровавое пятно.

Тонкс попыталась улыбнуться Гермионе, но на ее опухшем разбитом лице улыбка больше походила на гримасу.

— Здорово, Гермиона, — слабо поприветствовала ее Тонкс и, заметив, что та не может отвести глаз от пятна на простыне, проговорила: — Да, знаю… Плясать я не смогу еще долго, но врачи говорят, что я поправлюсь. Окажи услугу, милочка, сделай так, чтобы нас никто не смог услышать.

Гермиона быстро наложила заглушающее заклинание на полог, окружающий кровать, и стала ждать, что же скажет Тонкс. Минута прошла в молчании, и все это время, казалось, она боролась сама с собой, пытаясь заговорить, но тут терпение Гермионы закончилось, и она спросила:

— Итак? Что произошло с Гарри?

— Я думаю, он в полном порядке, но он очень зол. И когда я говорю «зол», я имею в виду «до ужаса разъярен». Я сидела под мантией невидимкой, пока он просматривал какие-то бумаги, которые лежали у него в коробке в палате. Потом он прочел что-то, очень его разозлившее. Его магия как будто… взорвалась, и я не могу даже описать это. Разворотил всю палату — и это без палочки! После этого магического выброса он решил переодеться прямо перед моим носом и пройтись по больнице в мантии своего отца.

Тонкс вспомнила вид голого Гарри, надевающего на себя одежду, и слабо захихикала:

— Ты когда-нибудь замечала, какая у него сексуальная задница?

Гермиона побледнела, вспомнив те времена, когда она действительно заглядывалась на тыльную часть Гарри, но, взяв себя в руки, она подняла взгляд на Тонкс, которая вновь попыталась улыбнуться ей, а потом и подмигнуть.

— Прежде, чем он скрыл себя под мантией, я наложила на его ботинок отслеживающее заклинание с кодом и последовала за ним. Я проследила за ним до детского отделения и, после того, как он оттуда ушел, я осознала, что он идет к выходу. Сначала я думала, что он просто гуляет по больнице, но как только я поняла, что он хочет уйти из здания, я ринулась за ним. Чего я не поняла, так это того, что он захватил с собой метлу из палаты, потому что, когда я выбежала на улицу, отслеживающие чары указывали вверх. Я как раз собиралась зайти внутрь и сообщить о случившимся, когда произошло нападение.

— И что, кто-то за ним наблюдает? — одна часть Гермионы почувствовала облегчение, но другая все еще была взволнована: она была рада, что Гарри не было в больнице во время атаки, тем не менее, ее очень беспокоил тот факт, что он был один-одинешенек где-то далеко, а ведь он только недавно очнулся от месячной комы.

— Вот поэтому я и хотела с тобой поговорить. Гарри был очень, очень вне себя. Никогда еще я не видела его настолько рассерженным. Как ты думаешь, что он сделает, находясь в таком состоянии, если узнает о том, что кто-то из членов Ордена за ним следил?

Без капли сомнения Гермиона ответила:

— Он его сразу проклянет.

— Точно. Именно по этой причине я хочу, чтобы ты его отыскала и обеспечила безопасность, пока он не остынет, или дала нам знать, если он попадет в беду. Я знаю, каким он становится рядом с тобой. Думаю, ты единственный человек, от которого он не попытается убежать.

Гермиона засомневалась:

— Я даже и не знаю, в последнее время мы не очень ладили.

— Хорошо, значит, ты считаешь, что Рону, да хоть кому угодно еще, хватит тактичности, чтобы удержать Гарри?

Гермиона вспомнила, в каком омерзительном настроении по непонятной причине пребывал Рон в тот день, когда они проведывали Гарри, и торопливо сказала:

— Ладно, я сделаю это.

— Великолепно. Я использовала следящее заклинание «Sequor» с кодом «Sirius». Тебе ведь знакомы эти чары?

Гермиона кивнула и переспросила:

— «Сириус»?

Тонкс слабо пожала плечами и пояснила:

— Это первое, что пришло мне в голову.

Гермиона вновь кивнула, попрощалась с Тонкс и Грюмом и, договорившись, чтобы вещи Гарри перевезли к ней домой, покинула комнату. На секунду она подумала о том, чтобы найти Котону, считая, что именно из-за нее Гарри пошел ранним утром в детское отделение, но ее желание убедиться в его безопасности пересилило волнение о ком-либо еще. Пройдя ко входу, она вновь попала в хаос, царящий на маггловской улице, и, найдя незаметное местечко, аппарировала домой.

Всю дорогу от сарая — через газон на заднем дворе и до двери на кухню — Гермиона пробежала. Она направилась в то самое место, где должны были находиться ее родители. Постучав в дверь кабинета, она услышала голос отца, разрешающий зайти.

— Пап, мне нужно взять одну из машин, — произнесла она тоном, больше напоминающим требование, чем просьбу. Ее отец закрыл гроссбух, над которым работал, и повернулся, чтобы взглянуть на свою дочь. Мама Гермионы сидела за своим рабочим столом, внимательно изучая каталог новомодных дизайнов стоматологических кресел.

Алекс Грейнджер внимательно посмотрел на дочку, сразу приметив возбуждение, которое та пыталась скрыть.

— Это имеет какое-то отношение к твоему другу, тому парню Гарри, не так ли?

Глаза Гермионы на секунду вспыхнули, но уже через мгновение она опустила голову и слабо кивнула.

Алекс вздохнул, поймав мимолетную вспышку гнева своей дочери, и мягко спросил:

— Этот старик Грюм толком и не сказал ничего прежде, чем последовать за тобой. Что произошло в больнице? Как Гарри?

— Ну, ты уже знаешь, что на больницу напали прислужники Волдеморта, но все уже кончилось к тому времени, как я туда попала. Кажется, Гарри опять пропал. Он покинул больницу как раз перед нападением и, выходит, именно мне нужно его разыскать. Он все еще очень болен и…

— На какой срок она тебе нужна? — перебил ее Алекс.

— Я действительно не знаю. Пока я его не найду.

Вынув кошелек, Алекс достал оттуда кредитку и несколько двадцатифунтовых купюр. Все это вместе со связкой ключей он протянул Гермионе:

— Бери «Мерседес», но его нужно заправить, так что можешь расплатиться кредиткой. И окажи нам с мамой услугу, ладно?

Засомневавшись, Гермиона не спешила брать предложенное:

— Услугу?

Он посмотрел ей в глаза и попросил:

— Пожалуйста, будь осторожна.

Гермиона еле удержалась, чтобы не закатить глаза:

— Пап, с машиной ничего не случится. Ты же знаешь, я очень аккуратно вожу.

Алекс бросил взгляд на жену, которая отвлеклась от каталога и посмотрела на свою семью.

— Нет, Гермиона, — Алекс глубоко вздохнул, а потом обеспокоенно добавил: — Будь поосторожней сама. Мы тебя любим и не хотим, чтобы с тобой что-то случилось.

Гермиона молча уставилась на отца, не зная, как реагировать на только что услышанное. Она даже не была уверена в том, что не ослышалась. После долгой паузы она очень тихо спросила:

— Что-что?

Алекс неловко встал и произнес:

— Я далеко не самый заботливый отец, который может быть у ребенка, и ты вправе винить своих бабушку и дедушку в этом, но я хочу, чтоб ты знала… в общем… ты моя маленькая дочурка. Ты всегда была моей маленькой дочуркой, и сейчас я думаю, что, пока ты взрослела, мне стоило больше показывать свои чувства к тебе. Наверное, я принимал как должное то, что ты знаешь о моей любви… о нашей любви к тебе.

— Папочка, — судорожно вздохнула Гермиона и обхватила отца руками, обнимая так крепко, как только могла.

Она смогла сдержать рыдания и прошептала куда-то ему в рубашку:

— Я тоже тебя люблю.

Она почувствовала, как он нежно обнимает ее в ответ:

— Тебе уже пора спасать своего парня.

Она в последний раз сжала его в объятиях прежде, чем отступить на шаг назад и шутливо хлопнуть по руке:

— Эй, я уже говорила раньше, что он мне не парень!

Алекс отдал ей кредитку, деньги и ключи, поглядывая на жену, на лице которой появилась понимающая улыбка. Гермиона взяла все предметы и быстро обняла мать:

— Я вернусь, как только смогу, — сказала она, выбегая из комнаты к двери, ведущей в гараж.

Ее мать выскользнула из комнаты и спросила, пока Гермиона еще не успела открыть дверь:

— Гермиона, ты не могла бы оказать нам еще одну маленькую услугу?

Она оглянулась на мать и кивнула.

Улыбаясь, ее мать проговорила:

— Возможно, только ради меня, ты бы одела что-то поприличнее?

Гермиона вопросительно уставилась на мать прежде, чем опустить взгляд на себя и покраснеть от осознания того, что под мантией на ней все еще была ночная сорочка. Она побежала в свою комнату и, быстро одевшись, собрала некоторые туалетные принадлежности, чистую одежду и полотенце в небольшую сумку.

Несколькими минутами позднее Гермиона выехала из гаража на черном «Мерседесе» своего отца. Остановившись в конце подъездной дорожки, она положила палочку на ладонь вытянутой руки и произнесла:

— Sequor Sirius.

Палочка завертелась у нее в руке и остановилась, указывая своим кончиком на северо-запад. Выехав на дорогу, Гермиона повернула направо, направляясь к основной дороге в Св. Осите, которая вела через весь Эссекс к Большому Лондону.

 

Примерно через два часа Гермиона уже ехала по шоссе А25 в Эбинджер Хэммер, графство Суррей, все еще направляясь на юго-запад, когда на панели управления замигала лампочка, сигнализирующая о кончающемся бензине. Остановившись на заправке, она спросила у работника, как быстрее всего попасть в Литтл Уингинг, и обнаружила, что находится всего в десяти километрах от маленькой деревушки возле Оттершоу, располагающейся на северо-западе. Благодаря полученным указаниям и отслеживающему заклинанию ей не понадобилось много времени, чтобы добраться до окрестностей Тисовой улицы.

«Почему он вернулся на Тисовую улицу? Там же нет ничего».

Позднее утреннее солнце палило над головами жителей Тисовой улицы, в то время как они проводили субботний день, подстригая газоны, чистя машины и ухаживая за клумбами и садом. Все, кроме жителей дома номер четыре. Газон возле дома номер четыре покрывала чересчур высокая трава, из которой пучками выглядывали сорняки, придавая ему запущенный вид, который нельзя было спутать ни с чем другим.

Гермиона припарковала машину на подъездной дорожке и, находясь под защитой темного тонированного стекла, вновь призвала чары:

— Sequor Sirius.

Ее палочка указала прямо на дверь четвертого дома по Тисовой улице. Она выбралась из машины и, убедившись, что никто из магглов на нее не смотрит, наложила на «Мерседес» скрывающие чары, прячущие его от посторонних глаз. Убрав палочку так, чтобы в нужный момент ее можно было быстро достать, Гермиона подошла к парадному входу.

В доме было темно из-за того, что все шторы на окнах были почти полностью опущены и не пускали внутрь солнечный свет. Став у двери, Гермиона внимательно прислушалась, пытаясь разобрать хоть какой-то звук или движение. Оглянувшись по сторонам, она увидела лишенную мебели гостиную с голыми стенами и пыльным ковром на полу.

И вновь она произнесла:

— Sequor Sirius.

Палочка указала в сторону лестницы. Бесшумно подкравшись к ней, Гермиона начала медленно подниматься на второй этаж. Когда она наступила на четвертую ступеньку, расшатанная лестница издала зловещий скрип, что заставило ее замереть на месте. Прислушавшись, она попыталась понять, не пробудил ли шум какое-либо движение в доме. Ничего не услышав, она мысленно отметила скрипящую ступеньку и продолжила подниматься вверх. Там Гермиона быстро обыскала все три спальни, ванную и еще одну запасную комнату, по размерам напоминавшую большую кладовку. Все они оказались пусты.

Озадаченная, она опять произнесла отслеживающее заклинание:

— Sequor Sirius.

Ее палочка наклонилась между пальцев и чуть не выпала из ладони, когда ее кончик четко указал вниз. Удивленная таким поворотом событий Гермиона тихо вернулась на первый этаж, осторожно перешагнув на этот раз через четвертую ступеньку.

— Sequor Sirius.

Палочка указала на лестницу. Слева от ступенек Гермиона увидела маленькую дверцу с прочно выглядящим запором, который был не задвинут.

— Гарри? — прошептала она маленькой дверце.

Ничего не услышав, Гермиона медленно потянула дверь чулана на себя и сказала:

— Lumus Minimus.

Конец ее палочки тускло засветился, наподобие огонька свечи. Из тесноты чулана на нее дохнуло спертым горячим воздухом. В тусклом свете она смогла различить лишь небольшой грязный матрас и выцветшую от старости, обветшалую декоративную подушку.

Опять произнеся код «Sequor Sirius», Гермиона увидела, как светящийся кончик палочки указал внутрь чулана, прямо на грязный матрас. Подавшись вперед, она потянула за шелковистую ткань и раскрыла своего лучшего друга.

— О, Гарри… — грустно прошептала она, увидев, насколько худым и истощенным он все еще выглядел. От летнего воздуха, спертого в крохотном помещении, его кожа покраснела и была покрыта капельками пота. Не желая как ждать на улице, так и будить Гарри, Гермиона заползла к нему в тесную каморку, которой являлся чулан под лестницей, и закрыла дверь. Очень быстро она наложила на нее целую серию заклинаний: сначала «Obfirmo», «Dissimulo» и «Silencio», затем «Novo Aeris» и «Novo Tepesco». Эти чары сначала запечатали, скрыли дверь в чулан и заглушили звуки, а потом очистили и немного охладили воздух внутри.

Закутав себя и Гарри в мантию-невидимку, Гермиона осторожно положила голову ему на плечо и вскоре заснула.

Рон опять проводил ночь без сна. Как бы он ни старался перестать думать, ничего не получалось. Мысли о двух лучших друзьях яростным вихрем проносились у него в голове.

Прежде всего, Гарри. Богат, знаменит, харизматичен и относительно красив. С таким убийственным набором тот был способен заполучить любую девушку, которую только мог пожелать. Нет, он мог заполучить буквально каждую девушку на блюдечке с голубой каемочкой. Он повел Парвати Патил, самую хорошенькую девушку с Гриффиндора, на Святочный бал. Он встречался с Чоу Чанг, самой красивой и популярной девушкой во всей школе. Гарри даже сопровождал Луну Лавгуд на одну из вечеринок «Клуба слизней», что до сих пор раздражало Рона, ведь его туда никогда не приглашали, хоть он и был другом «Избранного» и «Самой выдающейся ведьмы своего поколения». Пусть Луна и не была самой привлекательной девушкой в школе, но она уж точно не походила на Элоизу Миджен. При таком огромном количестве открывающихся перед ним возможностей кого же выбрал «Избранный»? Джинни. Его малютку-сестру.

Гарри знал, что Рон с ума сходит, пытаясь не дать всем этим распутным мальчишкам Хогвартса лишить ее невинности. Да он чуть ли не в обморок падал каждый раз, когда застукивал ее за обжиманиями с каким-то парнем в кладовой для метел, пустом классе или безлюдном коридоре. И после всего этого Гарри ее поцеловал. Рона чуть удар не хватил, когда он увидел, как они целуются на виду у всех посреди гриффиндорской гостиной. Он вспомнил первоначальный шок от этой картины: губы его лучшего друга на губах его сестры. Изумление продлилось не дольше секунды, а затем внутри поднялась ужасная ярость, но прошла и она.

Рону было известно, что Гарри принадлежал к тому типу парней, которые никогда не делали первый шаг. Он помнил ситуацию, когда Гарри был вынужден искать себе спутницу на Святочный бал. Хоть ему и нужна была пара, ведь он был одним из «чемпионов»; и даже зная, кого он хочет пригласить, Гарри потратил слишком много времени, набираясь храбрости, чтобы позвать Чо. В итоге, оказалось слишком поздно, и она уже была занята. Рон тогда понял, что с ее стороны не было отказа, но Гарри воспринял все именно так. Зная его характер и то, что он ни за что не захотел бы рисковать их дружбой, Гарри точно никогда не поцеловал бы сестру лучшего друга, разве что она подбежала бы к нему первой и, фактически, совершила покушение на его лицо.

Хорошо, мысли о том, что один из самых богатых волшебников Англии породнится с семьей Уизли, было достаточно для того, чтобы удержаться и не проклясть Гарри, пресекая его безнравственные поползновения раз и навсегда. Рон признавал, что Джинни могла наломать дров больше, чем Гарри, даже несмотря на то, что судьба, казалось, уготовила ему лишь черную полосу в жизни, тянущуюся во все обозримое будущее. Рон завидовал Гарри из-за огромного количества вещей, но быть «Избранным» из того самого пророчества ему не хотелось.

Итак, он, наконец, примирился с тем, что Гарри встречается с Джинни. И что тогда сделал Гарри? Он на глазах у всех в Хогвартсе бросил ее. Изначально Рон понимал, что послужило причиной этому: все было сделано для того, чтобы оградить Джинни от опасности. Пока все в школе будут уверены, что они не вместе, причин навредить ей тоже не будет или, по крайней мере, их будет меньше. Вот чего Рон не мог понять, так это почему даже в окружении семьи и доверенных друзей Гарри обращался с ней, как с флоббер-червем?

Ладно, он действительно хотел защитить ее и уберечь, убедившись, что все знают о том, что они больше не встречаются. Да, Гарри любил Джинни так сильно, что выкрикивал имя Гермионы, когда спал. Гм! Рон знал, что чувства Гарри к Гермионе намного более глубокие, чем тот был готов признать. Он сомневался, знал ли сам Гарри о своих чувствах, но всем остальным они были до боли очевидны, причем уже не один год.

Да, ведь еще есть Гермиона. Еще одна причина, по которой сон ускользал от Рона. Он все испортил на свадьбе брата. Да, Рон понимал, что изрядно напортачил. Он намеревался поймать Гермиону после приема и получить хорошенькую порцию крепких поцелуев и объятий… Вообще-то, их зажимания никогда нельзя было назвать качественными, но любой поцелуй — уже хороший поцелуй. К несчастью для него, привести Гермиону в нужное настроение было очень тяжело с того самого дня, когда он, ослепленный удачей, зашел слишком далеко и попытался забраться рукой ей под блузку. Рону понадобился целый месяц извинений, чтобы опять достичь того этапа развития их отношений, когда он мог рассчитывать хотя бы на легкий поцелуй в щеку.

Надежда на то, что они когда-нибудь поцелуются вновь, была уничтожена, когда Гермиона застала его в достаточно компрометирующей ситуации с Габриель Делакур в кладовой для метел. Будь прокляты эти близнецы… «Конечно, Рон, ты уже совершеннолетний! Держи еще одно огневиски! Пей до дна! Вот еще чарочка!» Не то чтобы Рон надрался в стельку тем вечером — на следующее утро у него даже не было похмелья — но выпил он достаточно, чтобы немного пошатнуть его здравомыслие, а прибавить к этому еще дурное «влияние вейлы»… У него не было никаких шансов.

Габриель просидела большую часть венчания и свадебного приема одна, расстроенная исчезновением Гарри. Она почти ни с кем не говорила, но, опять же, мало кто разговаривал, вообще. Рон как раз проходил мимо ее столика, слегка лишь покачиваясь из-за огневиски, когда его настигла доза тех самых «феромонов», или как оно там называется, от уменьшенной копии Флер. Говоря по правде, Габриель уже нельзя было назвать маленькой. В четырнадцать лет она обладала взрослым лицом и относительно хорошо развитым для своего возраста телом, что сильно отличалось от того, какой он ее запомнил на четвертом году обучения.

Рон не мог сказать, как он очутился с ней в кладовке для метел. Он даже не знал, как долго оставался внутри. Тем не менее, он прекрасно помнил, как был обнаружен Чарли и Гермионой. Он вспомнил секундную вспышку боли на ее лице, которая тотчас же сменилась неизменной маской печали, скрывавшей ее лицо с того самого дня, когда стало известно о том, что Гарри исчез.

— Неизменная грусть, — иронично хмыкнул Рон, лежа в постели.

С тех пор, как пропал Гарри, Гермиона совсем сошла с ума. Хотя даже перед его исчезновением она вела себя странно. Рону казалось, что он знал, почему она была такой раздражительной весь прошлый год, особенно по отношению к Гарри. Во-первых, проблема, связанная с их лучшим другом и пророчеством. Рон был уверен, что это была основная причина. Да еще тот факт, что Гарри все время был прав насчет Малфоя и Снейпа. Гермиона чувствовала себя виноватой в том, что даже не попыталась поверить ему. Создавалось такое впечатление, что она намеренно отталкивает Гарри от себя, противореча каждому сказанному им слову.

Конечно, еще была книга Принца, раздражающая и его, и Гермиону. Ее учебник беспокоил по понятной причине: теперь Гарри в глазах Слагхорна превосходил ее. По правде говоря, он действительно работал лучше нее, чего она никогда не могла ожидать на занятиях по зельеварению. Рона и самого досадовало, что всегда находилось оправдание, чтобы не делиться тем богатством знаний, которое содержал учебник, с ним, что при сравнении с Великим Гарри Поттером выставляло его еще более жалким, чем обычно. Он так привык быть «братом по несчастью» Гарри, что чувствовал себя преданным, так сказать, брошенным в углу.

Рон знал, что является посредственным волшебником. Он не был совершенно неумел, но, конечно, был далеко не Мерлином. Гарри не являлся ни его первым, ни единственным другом, но, безо всяких сомнений, он был его лучшим другом. С тех пор, как ему открыли содержание пророчества, Рон понимал, что именно Гарри необходимо совершить, и осознавал, что ему понадобятся сильные союзники, чтобы покончить со всем. К сожалению, Рон болезненно ощущал, что он не подходит под такое описание.

Было кое-что еще, и это беспокоило Рона дольше всего. Как и остальные, он был уверен, что Гермиона предназначена Гарри судьбой. Все указывало на это до начала шестого года обучения. Он знал, что Гарри ей нравится. Но что могло произойти после прошлогоднего лета, что Гермиона перестала постоянно грезить о нем наяву и, наоборот, начала клясть его на чем свет стоит, когда Гарри не мог ее услышать? И почему создалось такое впечатление, что после похорон Дамблдора она увлеклась им настолько, что запустила себя. Конечно, все волновались о нем, но она подняла волнение на совершенно другой уровень. Как будто она не могла жить дальше без него, будто она нуждалась в его присутствии рядом с собой. Что привело к такой внезапной перемене?

Рон также осознавал, что Гарри нуждался в Гермионе. Ведь она была не только «самой умной ведьмой своего поколения», но почти такой же опытной и чуть ли не равной по силе Гарри. Прибавить к этому ее потрясающую склонность к дедукции, способность думать на бегу и возможность приспосабливаться ко всему, будь то продвинутые чары или любая ситуация или окружение, в которые она попадала; и это не говоря уже о ее фанатичной страсти к книгам и исследованиям. Для Гарри она была незаменима.

Слова, сказанные Гермионой в больничном кафе, вновь приходили к нему на ум: «Ему больше была не нужна моя дружба, чтобы почувствовать себя счастливым. Я была ему не нужна! Я поняла, что единственная причина, по которой он со мной дружил — это то, что он мог рассчитывать на меня все эти годы. Я всегда была рядом и могла помочь, несмотря ни на что. Я всегда была готова помочь, но не в прошлом году. Я так завидовала Джинни, да ещё эта чёртова книга разругала нас. Я была так напугана, что он больше никогда не попросит моей помощи, что он никогда… Что он не захочет… Он стал моим первым другом за всю жизнь. Самым первым и самым лучшим другом. Как я могла относиться к нему так? Что на меня нашло?»

Рон никому не признавался, что испытывал те же чувства, но его ощущение собственной бесполезности появилось намного раньше, чем у Гермионы. Все началось с того идиотского Турнира на четвертом курсе, когда ему казалось, что он больше мешает, чем оказывает помощь. У Гермионы уж точно не было причин для беспокойства. Она-то была нужна Гарри больше, чем они все осознавали.

Вот в чем суть проблемы. Гарри жить не мог без Гермионы. Хоть Рон и был нужен Гарри как друг, как помощника его никто не рассматривал, скорее, его считали обузой. Для того, чтобы остаться подле Гарри, единственным выходом оказалось начать отношения с Гермионой, потому что, так или иначе, она всегда будет рядом с Гарри.

Рон сел сбоку на кровать и, повесив голову, вздохнул. Он действительно чертовски напортачил. Как много времени понадобится Гарри для того, чтобы оттолкнуть его в сторону, как он сделал это с Джинни, «для его собственной защиты»? Как скоро он поймет, что его лучший друг не очень-то и способен помочь ему? Тогда как долго еще Рон будет оставаться его «лучшим другом»?

Когда люди смотрели на него, они всегда видели «самого близкого приятеля Гарри Поттера». Его, по правде говоря, не сильно волновало, когда его называли «закадычным другом Мальчика-который-выжил». Это было лучше, чем если бы его, вообще, никто не знал или еще хуже — знал как младшего брата «вставьте здесь имя более успешного старшего брата», с которым, как все понимают, он никогда не сравнится. То, что Гарри стал неотъемлемой частью семейства Уизли, стало достоянием общественности, и все члены семьи рисковали одинаково. Как долго это будет продолжаться? Что теперь могло убедить Гарри, что Рон пригодится в его будущих поисках?

Рон выглянул из окна спальни и увидел, что небо озаряется ранними лучами утреннего солнца. Уже слышался аромат завтрака, плывущий по лестнице в сторону его комнаты. Голос его матери, будящей Джинни к завтраку, донесся с первого этажа, а затем позвал и его. Одевшись, Рон спустился на кухню, где его хлопочущая у плиты мать сначала наполнила огромное блюдо только что приготовленными яйцами, а затем ленивым движением палочки отправила его на стол.

Тяжело усевшись на стуле, он наполнил пустую тарелку и начал торопливо уминать завтрак. Когда он уже второй раз клал себе добавку, в камине загорелось зеленое пламя и в огне появилась голова Кингсли Шеклболта.

— Молли! — громко позвал он.

Миссис Уизли немедленно выключила плиту и бросилась к камину.

— Что? Что случилось?

— Слава Мерлину, что вы еще не ушли, — сказал Бруствер. — Несколько часов назад на больницу Св. Мунго было совершено нападение Пожирателей Смерти. На место выехал весь наш отдел вместе со всеми свободными Обливиаторами и этими Невыразимцами из Отдела тайн, что должно дать вам понять, насколько серьезное было нападение.

— С Гарри все в порядке? — нервно спросила Молли.

— Мы не знаем. Когда мы туда добрались, бой был окончен. В своей палате Гарри не было, и создалось впечатление, что в ней бушевал смерч.

От таких новостей ноги Молли подкосились. Рон встал из-за стола и поддержал мать за локоть. Глянув на лестницу, он увидел Джинни, стоящую на нижней ступеньке, и услышал ее вопрос:

— Мам? Что происходит?

— Пожиратели Смерти атаковали больницу Св. Мунго. Сейчас мало что известно, но Гарри… Гарри… он считается пропавшим… Никто не знает, где он…

Будучи не в состоянии закончить предложение, она разразилась слезами. Лицо Джинни враз побледнело, и она рухнула на пол.

Увидев, как ее младший ребенок оседает вниз, Молли сразу же взяла себя в руки и бросилась к Джинни, чтобы подхватить ее и отнести в гостиную.

— Рон, — скомандовала она, укладывая Джинни на диван, — быстро сбегай наверх и принеси свой набор для зелий, мне нужно сварить успокаивающую настойку для нее.

А затем пробормотала себе под нос:

— И одну для себя.

Рон взлетел вверх по ступеням и помчался в свою комнату. Там он открыл сундук и достал набор для зелий. Заглянув внутрь, он заметил, что большинство ингредиентов уже на исходе, а остальных нет вообще. Тогда он вернулся к лестнице, желая зайти в комнату Джинни, чтобы захватить и ее набор. Едва Рон успел открыть дверь, как его замутило от тяжелого аромата гардений и роз, которым были насыщены ее духи.

По дороге к сундуку, находящемуся в дальнем углу комнаты, он заметил на рабочем столе открытую панель, которой там явно не должно было быть. Остановившись, Рон заглянул внутрь, но отделение было пусто. Тут он увидел пустую склянку, стоящую на листке, оказавшимся страницей, вырванной из какого-то учебника по Зельеварению. Он побледнел, бегло просмотрев страницу и прочитав название зелья — «Любовный отворот».

Глаза Рона сузились, когда он прочел об эффекте, производимом зельем. Он начал понимать, почему Гарри и Гермиона так мало общались друг с другом весь прошлый год и почему Гарри совершенно внезапно по уши влюбился в его младшую сестру. Рон знал, что Джинни была безответно влюблена в Гарри с тех самых пор, как впервые услышала о «Мальчике, который выжил», но он и подумать не мог, что она зайдет настолько далеко, что использует какое-то зелье для того, чтобы быть к нему ближе.

И тут непрошеная мысль пришла ему на ум: «Разве это так сильно отличается от того, что ты встречаешься с человеком, который тебе не очень-то и нравится, только чтобы быть рядом с Гарри?»

Рон глубоко вздохнул, споря с самим собой, что же делать. Поступить правильно или как легче? Было бы правильно предупредить Гарри и Гермиону о своей находке. Легче было бы просто проигнорировать ее. Но что, если зелье каким-то образом относится к болезни Гарри?

— Черт возьми… — пробормотал Рон себе под нос. Он не мог просто взять и забыть об этом, но и не был уверен, что именно отворот являлся причиной всех бед. Если же не он вызвал недавние неприятности, то как Рон мог винить свою сестру в том, что она хотела удержать Гарри? И опять-таки та мысль, что один из самых богатых волшебников Англии породнится с семейством Уизли, была слишком хороша, чтобы сознательно вредить делу. Так что если Рон и не имел представления о фактическом эффекте, произведенным зельем, то он постарается о нем разузнать перед тем, как наябедничать на собственную сестру. И он уже знал, какая рейвенкловка ему поможет.

Рон торопливо схватил перо и чистый свиток пергамента и быстро переписал на него арифмантическую формулу. Взяв еще один чистый пергамент, он применил дублирующие чары, копируя информацию с вырванной из учебника станицы, и запихнул оба свитка в карман. Он был достаточно осторожен, чтобы привести стол в тот вид, в котором он его обнаружил, перед тем, как достать набор для зелий из школьного сундука Джинни и покинуть комнату, чтобы отнести его матери.

Вручив ей оба набора, он сказал:

— Я уйду ненадолго, скоро вернусь.

Молли просто нервно отмахнулась от него, поспешно добавляя всевозможные ингредиенты в котел. Рон вышел через парадную дверь «Норы», прошел по двору мимо сарая для метел и дизаппарировал с громким хлопком. Секундой позднее он очутился напротив большого, но уютного здания в дальней части Оттери-Сент-Кэчпоул, бывшего причудливым домом Лавгудов.

* * *

Гарри проснулся в почти кромешной тьме. Спина и суставы отчаянно хрустели от сна в неудобной скрюченной позе. Он попытался выпрямиться, но пальцы ног наткнулись на шероховатое неотделанное дерево. Гарри понадобилось несколько секунд, чтобы избавиться от чувства дезориентации и вспомнить, где же он заснул.

«Ах да… верно… чулан под лестницей».

Он вспомнил, как очутился в доме на Тисовой улице: нужно было узнать, в каком тот состоянии, и подготовить его к продаже. Но воскресить в памяти, почему он решил провести ночь в свой бывшей «спальне», Гарри не мог. Возможно, он подумал, что это даст ему хоть слабое чувство безопасности. Размышляя над этим вопросом, он вдруг осознал, что, несмотря на физический дискомфорт, выспался, как никогда раньше. Голова была ясной, а мысли легкими. Впервые на своей памяти он чувствовал себя действительно отдохнувшим. Но у Гарри никак не выходило припомнить сон, который снился ему как раз перед пробуждением: сон о том, как он, уютно устроившись, прижимает к себе мягкого коричневого мишку, что было довольно странно, ведь в детстве у него никогда не было плюшевых зверей.

Гарри распахнул дверь чулана, пуская внутрь достаточно света, чтобы увидеть время на часах. Когда дверь открылась, он узнал, что близится семь часов вечера. Внезапно до него донесся отдаленный звук текущей воды. Попав в дом, он и не пытался открыть какой-то кран, но, наверное, он сделал это днем, находясь в полусонном состоянии. Или, возможно, где-то прорвало трубу, а он не заметил этого вначале. Бесшумно покинув чулан, Гарри определил, что звук доносится со второго этажа. Он осторожно поднялся вверх по лестнице и увидел свет, просачивающийся сквозь приоткрытую дверь ванной. Видимо, Дурсли не посчитали нужным отключить электро и водоснабжение, ведь по счетам все равно платить не им. Крадучись, он тихо подошел к двери, с каждым шагом прислушиваясь к журчанию воды. До него донеслось дуновение чего-то… ванили и корицы? Сжав палочку в руке, он медленно заглянул за приоткрытую дверь.

Гарри замер на месте. Во рту внезапно стало сухо. Прошло несколько ударов сердца, и он моргнул, не веря своим глазам.

В ванной комнате находилась его лучшая подруга Гермиона. Очевидно, упаковав свои вещи и переехав, Дурсли забрали с собой все, включая и шторку для душа. Гермиона стояла в ванной лицом к двери, ее глаза были закрыты, а покрытые шампунем волосы откинуты на спину, под поток из душа. Выгнувшись и приподняв мыльные руки вверх, она промывала волосы. Гермиона оказалась очень худой, но не устрашающе. Глаза Гарри проследили дорожку пены, стекающую с ее плеч вниз, между грудей, разделяющуюся на два ручейка вдоль линии грудной клетки, вновь вниз по ее почти плоскому подтянутому животу и заканчивающуюся в аккуратно подстриженном треугольнике кудряшек.

Ему хотелось коснуться ее. Ему нужно было узнать, настолько ли гладкая и шелковистая эта кремовая кожа, насколько она выглядит. Его воображение взяло мыло с подставки, намылило его руки и приложило их к атласным холмикам ее…

— Квoффлы Мерлина милостивого! — воскликнул Гарри, когда его отбросило назад за дверь. С шумом врезавшись в стену коридора, он сполз по ней на пол. Голова взорвалась острой ослепляющей болью, которая была сконцентрирована не возле шрама, а, казалось, исходила изнутри головы. Внезапно у него возникло ощущение, будто густой туман в голове рассеялся. Как он мог не заметить, насколько она выросла? Как будто образ четырнадцатилетней Гермионы не давал ему увидеть ее по-настоящему до той секунды, когда он застал ее стоящей под душем.

Глаза Гарри полезли на лоб, из груди вырывались короткие судорожные вздохи. Увиденное глубоко врезалось в воображение. Гермиона… Голая Гермиона… Голая и мокрая… Гермиона, вся в пене, голая и мокрая… Его руки гладят… Его тело прижимается к…

«Твою мать!»

Мгновением позже дверь в ванную распахнулась настежь и все еще намыленная, но завернувшаяся в спадающее полотенце Гермиона, с которой ручьями капала вода, выбежала в коридор, выставив перед собой палочку. Гарри заметил, что ее глаза наполнились тревогой, когда она увидела его лежащим у стены. Быстро оглядевшись по сторонам в поисках малейших признаков незваных гостей, она вновь повернулась к нему.

Гарри всматривался вглубь ее глаз. В них он видел беспокойство; волнение, которым они засветились, когда Гермиона встретилась с ним взглядом. Он мог поклясться, что лишь на мимолетное мгновение, но он увидел то, что можно было назвать только… любовью? Секундой позднее ее лицо омрачилось душевной мукой.

— Гарри! Что случилось? Ты в порядке? — засыпала она его вопросами, склонившись к нему и осматривая в попытке понять, не ранен ли он. В это время ее полотенце слегка сползло с груди и распахнулось сбоку, открывая вид на обнаженное тело от талии до бедра и всю правую ногу. На лице Гермионы застыл ужас. Она так испугалась, что у Гарри начался один из его припадков. Она протянула руку, чтобы коснуться его лба, что заставило его в панике отшатнуться.

— Черт возьми, Гермиона! Ты же голая!

Гарри увидел, как ее настигло понимание, а щеки заметно покраснели. Она торопливо поднялась и поправила на себе полотенце.

— Ой… Э-э-э, хорошо. Давай я закончу с душем, ладно? — с робкой застенчивой улыбкой Гермиона быстро исчезла в ванной, на этот раз плотно закрыв за собой дверь.

Гарри понадобилось несколько минут, чтобы вновь овладеть дыханием и взять гормоны под контроль. Не исчезающий из головы образ Гермионы только усложнял задачу. Когда она успела так вырасти? Когда она начала так выглядеть? Он видел Гермиону в маггловской одежде несчетное количество раз, но вещи всегда были надеты в несколько слоев и висели на ней, так что он никогда не осознавал, что скрывалось за ними. Она была такая… такая большая, но ему было не с чем сравнить. Кому-то другому она могла бы показаться достаточно маленькой, но Гарри об этом и не догадывался потому, что за всю свою жизнь никогда не видел обнаженной женщины. Он не видел никого голышом, вообще.

Гарри поднялся на ноги, все еще прислоняясь к стене, и нервно запустил руку в волосы.

«Эти длинные ноги… изгиб этих бедер… и ее молочно-белая кожа… форма этой большой намыленной…»

Он больно дернул себя за волосы.

«Прекрати это, Поттер! Ты же пускаешь слюни на Гермиону! Но эта мыльная пена… стекающая ручейками по краям ее живота… стекающая вниз к… Возьми себя в руки! — гневно скомандовал он себе.

На что его разум сварливо ответил: «Тебе ведь очень хочется взять себя в руки сейчас, не так ли?»

Гарри яростно зарычал, подошел к лестнице и сел на верхнюю ступеньку. Чувствуя себя жалким, он уронил потное лицо на руки. Пытаясь успокоиться, он тяжело вздохнул и вновь прошептал:

— Черт возьми.

Куда делась та низенькая худенькая девочка, съежившаяся на полу в туалете? Когда назойливый вечно командующий книжный червь, который бесконечно тренировал с ним Призывающие Чары, превратился в женщину? Неужели Гарри совсем не обратил на это внимание? Он знал, что Гермиона не была роковой красоткой, на которую пускали слюни все парни вокруг, как это походя позволяла Флер. Большинство видело ее простушкой, но чтобы постигнуть ее истинную красоту, закрыв глаза на внешность, нужно было узнать Гермиону, а Гарри, не будучи уверенным ни в чем в своей жизни, ни на секунду не сомневался в том, что знает ее… или, по крайней мере, когда-то знал… Что изменилось с тех пор?

Сзади донесся ее нежный голос:

— Гарри?

Он напрягся, услышав за спиной шлепанье голых ног Гермионы по деревянному полу, но решил не оборачиваться, боясь того, что он мог увидеть, и еще больше боясь своей реакции на увиденное.

— Гарри? — позвала она опять и дотронулась до его плеча. От ее прикосновения Гарри взлетел на ноги и спустился на ступеньку вниз, отчаянно пытаясь скрыть очень заметное влияние, которое на него оказала вся эта ситуация. Гермиона пискнула и в удивлении сделала шаг назад.

— В чем дело?

Гарри слегка повернул голову в ее сторону и неуверенно бросил на Гермиону быстрый взгляд. Удостоверившись, что она полностью одета, он немного расслабился, но все еще не решался посмотреть ей в глаза.

— Прости меня, — чуть ли не шепотом попросил он.

Гермиона явно была сбита с толку:

— Ты о чем?

Гарри повесил голову и продолжил:

— Я видел тебя… в ванной. Я не знал, кто это в доме и что происходит. Услышав журчание воды и увидев приоткрытую дверь, я заглянул внутрь, и там была ты, и… и дверь… занавески не было и… О Мерлин, мне так жаль… — к этому моменту Гарри настолько покраснел, что цветом лица напоминал дядю Вернона во время одного из его сильнейших приступов гнева.

— Ох, значит, ты видел… Ничего себе! — все, что смогла выговорить Гермиона, но после многозначительной паузы она продолжила: — Прости меня, это моя вина. Я хотела тебя разбудить, но у тебя был такой умиротворенный вид, что у меня не хватило духу, и тогда я решила, что, пока ты спишь, я…

И с нервным смешком она добавила:

— Я надеюсь, это было не настолько ужасно.

«Ужасно? Навряд ли!» — подумал Гарри. Ему было как никогда трудно выдавить из себя законченное связное предложение.

— Ну да, но, вообще, нет, конечно… Я-я-я никогда не видел никого… ну, ты понимаешь, о чем я… Мне уже почти семнадцать лет, но я никогда… в общем… просто ты такая… — Гарри резко остановился, осознав, что начинает лепетать.

Гермиона замерла на месте. Да, ей было до ужаса стыдно, но больше ее пугало то, каким словом Гарри закончил бы свое предложение. Страшная? Тощая? Уродливая? Ужасная? Простушка? Кошмарная? Уж точно не «хорошенькая» или «красивая». Наверное, он никогда не посчитал бы ее «привлекательной». Как бы он мог?

Тем не менее, ей нужно было это знать. Закрыв глаза и, вопреки голосу рассудка, она подсказала:

— Просто я такая?..

Гарри обождал секунду, а затем начал живо подниматься вверх по лестнице:

— Наверное, я тоже приму душ. Можно одолжить твое мыло?

Когда он проходил мимо нее, Гермиона схватила его за руку и крутанула, поворачивая лицом к себе:

— Просто я такая? Какая я? Уродливая?

Гарри издал маленький смешок, из-за чего Гермиона тот час же почувствовала ноющую боль в груди. Все еще избегая смотреть ей в глаза, он произнес:

— Я уже говорил тебе раньше, и я действительно имел это в виду, что я, несомненно, я не считаю тебя уродиной, но, мне кажется, ты не захочешь услышать то, что я подумал.

Она ощутила, как на глазах выступают слезы, но смогла заставить свой голос не дрожать и повелительным тоном потребовала:

— Я все же хотела бы это услышать. Просто я какая?

Гарри уперся взглядом в пол и пробормотал себе под нос что-то. Все, что Гермиона смогла разобрать, было «…альная».

«Он что, только что сказал «ненормальная»? Он считает меня страшной!» — ее глаза сузились.

— Прошу прощения, что-то я не расслышала.

Гарри шумно вздохнул.

— Идеальная, так лучше? — чуть ли не заорал он. — Я считаю твою фигуру идеальной! Довольна? Я и представить не могу, почему ты настолько уверена, что, взглянув на тебя, хоть кто-то мог бы назвать тебя уродиной. А теперь, пожалуйста, подожди, пока я зайду в ванную, прежде чем смеяться надо мной.

Гарри угрюмо выдернул свою руку из ее захвата, молча прошествовал по коридору и зашел в ванную комнату, оставляя лишившуюся дара речи Гермиону стоять возле лестницы.

Закрыв дверь, он запер ее на замок, затем громко выдохнул и, опершись спиной на дверь, сполз на пол.

«Хитрый ход, Поттер, ты действительно хорошо все уладил», — прозвучал в его голове надоедливый тоненький голосок, удивительно напоминающий голос Гермионы. Гарри разделся и забрался в ванную, собираясь очень быстро принять душ, да похолоднее. Когда он открыл кран, поток воды, полившийся на него, и так был ледяным, что говорило о том, что тот, кто был в ванной до него, то есть Гермиона, тоже принимал очень холодный душ. Это заставило Гарри задаться вопросом: «Почему она принимала холодный душ?»

Ледяная вода лишь немного устранила его «проблемку». Выйдя из ванной, Гарри обнаружил, что ему придется воспользоваться тем же полотенцем, которым до него вытиралась Гермиона. Осознание того, что еще несколько минут назад эта пушистая все еще влажная ткань была обернута вокруг ее обнаженного тела, вызвало в его почти семнадцатилетней голове целый поток непристойных мыслей.

Вытершись настолько тщательно, насколько это можно было сделать, Гарри мельком подумал о том, что стоило бы наложить на свою одежду чистящие чары, а на пол возле ванной, где к тому времени образовалась огромная лужа, сушащее заклинание. В итоге он решил, что этим займется Гермиона, если она еще не ушла, ведь перед самим днем рождения ему не были нужны никакие «приятные извещения из Министерства» насчет использования магии несовершеннолетним волшебником. Тут ему в голову пришла мысль, что он, фактически, мог прогнать ее. Действительно ли Гермиона сбежала от того, что он сказал ей?

Гарри поспешно оделся и уложил все туалетные принадлежности Гермионы в ее сумку. Подняв ее, он засунул палочку за пояс штанов и повесил влажное полотенце на руку. Он невольно опустил глаза к полу и толкнул дверь ванной комнаты, понимая, что сейчас он либо встретится лицом к лицу с очень злой Гермионой, ждущей его за дверью, либо обнаружит вновь пустой нежилой дом.

Он молча взмолился о том, чтобы это был не второй вариант.

Дом был хоть небольшой, но уютный, его обшитые деревом стены были выкрашены в ярко-желтый цвет, а отделка радовала глаз своей белизной. Через ухоженный газон, окруженный старой каменной стеной, пролегала вымощенная кирпичом дорожка, которая вела к парадному входу коттеджа. Рон открыл широкие деревянные ворота и вошел во двор.

Услышав странные хрюкающие звуки, доносящие из-за дома, он на секунду остановился, а затем повернул на грунтовую тропинку, ведущую за здание, где, как оказалось, прятался сад, не видимый со двора. Рон прошел внутрь через арку, увитую розами, и увидел Луну Лавгуд, небрежно размахивающую метлой возле яблони. Ее палочка, как всегда, была засунута за ухо, а длинные пепельные волосы неистово метались из стороны в сторону белокурым вихрем, в то время как их обладательница носилась вокруг дерева и бешено махала метлой. Красные обтягивающие шорты, которые были на Луне, сразу привлекли внимание Рона. Некоторое время он разглядывал ее упругую задницу, а затем перевел взгляд чуть выше и увидел, что также на ней была свободная бирюзовая майка, которая не доставала до пупка и оголяла загорелый живот.

Непривычно сосредоточенное выражение лица Луны, целенаправленно размахивающей метлой без какой-либо видимой причины, заставило Рона тихо рассмеяться. Учитывая ее постоянно отсутствующий вид, оно выглядело особенно забавным.

Луна услышала его смех и на мгновение посмотрела в его сторону, не прекращая неистово колотить по воздуху. Рон подошел к ней, осторожно стараясь держаться вне досягаемости метлы.

— Привет, Луна… — поздоровался он, еле удержавшись, чтобы не назвать ее «Лунатичкой».

— Здравствуй, Рональд. Твой визит для меня — приятная неожиданность. Ты пришел, чтобы помочь мне с омелой?

Рон присмотрелся и в самом деле увидел множество ростков омелы, цепляющихся за ветки яблони.

— Возле сарая есть еще метлы. Но обязательно возьми ту, что с прутьями из расщепленного камыша, а то, знаешь, солому они грызут.

Рон вновь взглянул на ветви. Не увидев ничего необычного, он спросил:

— Кто грызет солому?

— Нарглы, конечно. В прошлом месяце здесь поселилось их семейство, и сейчас они начали размножаться. Я сразу рассказала о них отцу, но он не посчитал их большой проблемой.

Рон предпочел согласиться, надеясь, что это поднимет Луне настроение и он сможет попросить ее взглянуть на формулу. Схватив подходящую метлу, он вернулся к дереву и, не скрывая ухмылки, начал бить по воздуху под яблоней.

Рон ни за что бы не признался, но ему было действительно весело стоять под деревом в саду, размахивать метлой во все стороны и беспрестанно смеяться. Примерно на десятом взмахе он ощутил, как ручка метлы вибрирует от удара. В ту же секунду Луна резко повернула голову, прослеживая своими выпуклыми глазами полет чего-то невидимого. Мигом позднее Рон услышал, как что-то с тихим треском ударилось о стоящую неподалеку березу.

— Один попался! — взволнованно воскликнула Луна. — Осталось всего трое.

У Рона отвисла челюсть, и он, открыв рот, тупо уставился на березовый ствол, высматривая хоть малейший намек на… что-то. Он ощутил это. Он это слышал. Но не видел. Когда Рон уже собирался повернуться к Луне и спросить, неужели она и в самом деле может видеть нарглов, он внезапно ощутил боль от удара по макушке. Толчок был слишком слабый, чтобы его поранить, но в то же время достаточно сильный, чтобы Рон взвизгнул, уронил свою метлу и схватился за голову.

— Ой, прости, Рональд, — извинилась Луна, которая, по всей видимости, только что ударила его метлой по голове. — Похоже, их привлекают твои рыжие волосы.

Рон не был уверен, но готов был поклясться, что увидел, как подрагивают уголки ее рта. Казалось, что отсутствующее выражение, вечно застывшее на ее лице, вот-вот исчезнет. Подобрав метлу, он вновь принялся активно размахивать ею, тайком следя за метлой Луны. Увидев, как взгляд девушки остановился на чем-то невидимом, а она сама, мощно ударив по воздуху, отвернулась в другую сторону, Рон усмехнулся и воспользовался случаем, чтобы неожиданно шлепнуть ее метлой по заднице.

Луна громко взвизгнула и резко развернулась к нему. Ее прозрачные голубые глаза округлились, как никогда раньше, а взгляд, все еще бесстрастный и отсутствующий, остановился на нем.

Рон широко улыбнулся ей и нахально заявил:

— Ты была права, их действительно очень привлекает красный цвет.

Луна тупо уставилась на Рона, что ни капли его не удивило… вначале. Полминуты он ждал хоть какой-нибудь реакции: замечания, возражения, ответа… хоть чего-нибудь. Вскоре ему стало неловко, и улыбка у него на губах начала гаснуть. Луна продолжала смотреть на него пустым, отсутствующим взглядом. Улыбка Рона окончательно исчезла, и он уже хотел начать бормотать поспешные извинения, но внезапно Луна взорвалась истерическим смехом, чуть не заставив его подпрыгнуть от неожиданности.

Через несколько секунд Рон вновь не удержался от улыбки, увидев, как Луна согнулась вдвое от смеха. С минуту они смеялись вместе, но даже тогда, когда он уже давно успокоился, она продолжала фыркать при каждом вздохе между приступами бурного хохота. Рон забеспокоился, когда ее лицо покраснело и, задыхаясь, она начала кашлять. Он принялся осторожно гладить ее по спине, пытаясь успокоить судорожно трясущуюся блондинку.

Положив руку Луне между лопаток, Рон резко прекратил поглаживающие движения. Он сглотнул, и на его лице появилось удивленное выражение, когда он осознал, что под надетой на нее свободной майкой отсутствует лифчик. Его рука тотчас же слетела со спины Луны и начала мягко похлопывать ее по плечу, а лицо покраснело от одной только мысли об ее обнаженной груди, прикрытой всего лишь несколькими дюймами ткани.

Луна не заметила ни выражения лица Рона, ни его внезапного румянца. Она уже прекратила смеяться, но все еще стояла согнувшись, держась руками за колени и пытаясь восстановить дыхание.

— Это было очень забавно, Рональд, — наконец смогла произнести Луна, задыхаясь. — Ты решил, что я стукнула тебя по голове… в шутку, так что ударил по моим красным шортам… тоже в шутку. Но ведь все знают, что у нарглов аллергия на лайкру, потому-то я их и надела.

Рон стоял, глядя в ее слегка выпученные глаза, а Луна смотрела ему в ответ. На ее лице было такое странное выражение… Ну ладно, более странное, чем обычно. Ему казалось, что она будто ждет чего-то, но он не понимал, чего именно. После неловкой паузы Рон нарушил тишину, подняв свою метлу с земли, и снова начал ею размахивать. Луна сдержанно улыбнулась, схватила свою метлу и присоединилась к нему, подпрыгивая при каждом взмахе.

Узнав об отсутствии определенного предмета нижнего белья, Рон не мог прекратить пялиться на майку Луны, завороженно следя, как та слегка задирается при каждом ударе. Счастливо улыбающаяся Луна прыгала вокруг дерева и, поднимая метлу над головой, самозабвенно выгибалась, по-видимому, не замечая его постоянные долгие взгляды.

Вдруг Рон широко открыл глаза, и у него перехватило дыхание. Во время одного особо высокого прыжка он мельком увидел их: из-под рваного края майки выглянула нижняя часть двух покрытых идеальным загаром полусфер. От осознания того, что они были загорелыми, у него пересохло в горле. После этого Рон уже с нескрываемым вожделением пялился на ее майку, а в его мыслях мелькали картинки обнаженной Луны, лениво потягивающейся в шезлонге на солнце.

Он был настолько поглощен разглядыванием того, как ее грудь покачивается и подпрыгивает под просторной майкой, что не заметил, как Луна украдкой бросила взгляд на его лицо. Широко улыбнувшись, она повернулась к нему и высоко подпрыгнула. Зная, какой эффект это произведет, она особенно страстно взмахнула метлой, и из горла Рона вырвался хрип.

У него резко подскочило давление, а лицо покраснело, как никогда раньше. В результате у него из носа потекла тоненькая струйка крови. Глаза Рона, сейчас выпученные даже больше, чем у Луны, закатились, и он упал на спину, потеряв сознание.

Взгляд Луны был по-прежнему пустым и отсутствующим, однако на ее лице расплылась широкая довольная улыбка.

Примерно через полминуты Рон пришел в себя. Открыв глаза, он увидел Луну, стоящую рядом с его головой. Она улыбалась ему, смотря сверху вниз. Когда его взгляд полностью сфокусировался, Рон осознал, что из своего нынешнего положения может свободно заглянуть под ее топ. Он вновь открыл рот и уставился на ее округлую загорелую грудь, являя собой очень убедительное воплощение золотой рыбки. Опустив взгляд чуть ниже, Рон обнаружил, что через тонкий облегающий материал ее обтягивающих шортов очень четко виден треугольник между ног.

— С возвращением, Рональд, — беззаботно произнесла Луна. — Сперва я подумала, что на тебя напал наргл, но мы прогнали их отсюда еще полчаса назад.

Она опустилась на колени и вытерла кровь у него из-под носа, давая Рону возможность увидеть ее грудь значительно ближе. Окровавленные пальцы она попросту вытерла сзади о шорты.

— Не волнуйся… я ведь девушка, так что на них уже бывала кровь. Иногда этого не избежать. Но пятна не будет заметно, видишь, как оно сливается?

Луна развернулась, показывая, что кровь и в самом деле сливалась с цветом ее шортов, но Рона куда больше интересовало, как хорошо материал облегает ее упругие ягодицы, покачивающиеся в нескольких футах от его лица.

Он вновь сглотнул.

Луна обернулась и, увидев, что Рон не предпринимает ни малейшей попытки встать с земли, схватила его за руку и попыталась поднять его немаленькое тело.

Только очутившись на ногах, где девичьи прелести Луны уже не маячили у него прямо перед глазами, Рон обрел достаточную ясность мышления, чтобы осознать сказанное ею ранее.

— Погоди минутку… Мы прогнали их еще полчаса назад? Тогда зачем мы махали метлами после этого?

На лице Луны появилось немного недоумевающее выражение, и она пожала плечами:

— Это ты начал размахивать метлой, когда их уже и след простыл, — уголок ее рта пополз вверх в улыбке, неразличимой для человека, с ней не знакомого. — Я подумала, что ты просто дурачишься, поэтому и присоединилась.

Какое-то время Рон тупо смотрел на нее, но потом тоже улыбнулся. Впрочем, улыбка быстро померкла, когда он вспомнил о цели своего визита. Ему было настолько весело, что он совершенно забыл о формуле. Рон глубоко вздохнул, готовясь попросить об услуге, когда голос Луны прервал ход его мыслей.

— Знаешь, это ведь действует не только на Рождество, — категорично заявила она, неотрывно смотря на что-то над его головой.

— Что? — глупо переспросил Рон.

Луна просто показала пальцем на крону яблони и стала напевать себе под нос какой-то смутно знакомый мотив. Рон посмотрел туда, куда она указывала, и напряженно прищурился: может, Луна имела в виду, что нарглы вернулись? Потом его взгляд остановился на побегах темно-зеленых листочков, окружавших маленькие красные ягоды, которые росли прямиком у нее над головой. Он перевел взгляд на Луну и внезапно понял, что она мурлыкает себе под нос «Уизли — наш король».

Хоть Рон и не блистал умом, но совершенно тупым его тоже нельзя было назвать. В его голове зародилась мысль, что, возможно — но лишь возможно! — все эти прыжки, размахивания метлой и выставление напоказ своих достоинств — это был ее способ показать ему, что она действительно является женщиной… И, возможно, пусть по-своему странно, но Луна пыталась выяснить, привлекает ли она его.

Судя по тому, как тесно сейчас было у него в штанах, очень возможно, что таки привлекала. Казалось, Луна смогла прочитать его мысли по глазам, потому что она выбрала именно этот момент для того, чтобы лучезарно ему улыбнуться. Рон наклонился и слегка коснулся губами ее губ, даря ей короткий целомудренный поцелуй.

Когда Луна внезапно обняла его за шею, тесно прижалась своими губами к его губам и просунула язычок ему в рот, Рон испытал глубокое потрясение. От неожиданности он на мгновение заколебался, а потом обхватил руками ее обнаженную талию и, приподняв над землей, с силой прижал ее стройное тело к своему.

И вновь Луна поразила Рона, уверенно обвив ногами его бедра в ту самую секунду, когда он ее поднял. Ему хватило самообладания лишь на то, чтобы развернуться и облокотить ее спиной на ствол яблони, целуя до умопомрачения.

Когда острая нехватка воздуха заставила Рона оторваться от ее губ, Луна еще крепче обняла его, сжимая в медвежьих объятиях, и положила подбородок ему на плечо, все еще обвивая ногами его бедра. Они оба шумно хватали ртами воздух, пытаясь отдышаться. У Рона, прижимавшего к себе Луну, закружилась голова. Этот поцелуй был куда лучше всех тех, которые он когда-либо получал от Лаванды, а уж поцелуи Гермионы не шли с ним ни в какое сравнение. Все-таки как все разительно менялось, если девушка вкладывала в поцелуй хоть немного чувства, чего, по мнению Рона, Гермиона не делала никогда.

— Неплохой поцелуй, Рональд, но, думаю, после небольшой практики у нас получится намного лучше.

При упоминании об «упражнении в поцелуях» улыбка Рона померкла, поскольку это напомнило ему о Гермионе. Он сконцентрировался на настоящей причине своего визита, решив, что лучше попросить Луну об услуге сейчас, пока она снова не заставила его забыть обо всем.

— Мне нужна помощь в толковании арифмантической формулы, — сказал Рон прямо.

Удивленная исчезновением его улыбки и неожиданной сменой темы, Луна слезла с него и ответила:

— Почему бы тебе не попросить Гермиону? Она разбирается в этом куда лучше, чем я.

Рон уже собирался преподнести ей наскоро придуманную ложь, когда что-то внутри него сказало, что лучше этого не делать, так что он просто протянул ей пергамент и снова попросил:

— Пожалуйста, можешь попытаться?

Луна пожала плечами, взяла пергамент у него из рук и развернула его. Пока она просматривала текст, ее взгляд был непривычно сосредоточен. Минут пять Луна изучала формулу, а затем заявила:

— Это очень сложное заклинание, Рональд.

— Это не заклинание, — ответил ей Рон.

Метнув на него взгляд, Луна сказала:

— Конечно же, это заклинание. Невербальное заклинание, накладываемое ритуалом, хотя, мне кажется, физический компонент в нем также присутствует. Хм… Один из реагентов очень темный. И это уравнение… Это… Оно… Нет! — ее большие глаза распахнулись еще шире, и она сердито нахмурилась.

Рон услышал, как она гортанно зарычала, а потом внезапно вскрикнула:

— НЕТ!

Луна яростно смяла пергамент в руке, быстро вытащила из-за уха палочку и, прежде чем Рон смог ее остановить, уничтожила его.

— Зачем ты… — начал было Рон, но непривычно взволнованная Луна перебила его:

— Забудь о том, что когда-либо видел эту формулу, Рональд, — приказала Луна без малейшего намека на свою обычную мечтательность. — Не знаю, где ты ее достал, но я больше видеть ее не хочу.

Рон тотчас же встревожился, никогда раньше он не видел, чтобы Луна была чем-то обеспокоена.

— Почему? Что не так с…

— Это некромантия, Рональд. Это очень-очень темная магия. Не представляю, где ты достал эту формулу, но даже экспериментировать с ней далеко не безопасно, если это то, чем ты собирался заняться. Я знаю, как никто другой. Именно это и произошло с моей мамой. Она была настолько увлечена получением новых знаний, она просто должна была узнать все, что только можно… Она погибла во время опыта, связанного с некромантией. И если ты когда-нибудь задумаешься о том, чтобы экспериментировать с ней, то знай, что так же произойдет и с тобой… — Луна замолчала и, вытерев влагу, выступившую на ее больших светло-голубых глазах, продолжила: — Как я уже сказала, лучше бы тебе забыть о ее существовании.

Рон открыл рот, желая возразить ей, но Луна не дала ему сказать и слова:

— Обед уже скоро. Обычно я готовлю папе еду, а он должен вернуться с минуты на минуту. Поговорим позднее, Рональд.

Произнеся эту тираду, она развернулась на пятках и чуть ли не бегом отправилась в дом. Захлопнув за собой дверь, Луна оставила Рона, со страдальческим видом уставившегося на траву, в полном одиночестве.

Рон покинул сад, прошел по газону к парадным воротам и вышел на главную дорогу. Он с тоской оглянулся на дом. Он не мог поверить, что действительно жалеет о том, что показал Луне формулу. Раньше он и представить не мог, что, расстроив ее, расстроится и сам. Рон нащупал в кармане второй кусок пергамента, представлявший собой копию всей страницы, которую он нашел в комнате Джинни.

Тяжело вздохнув, он с громким хлопком дизаппарировал.

* * *

Гарри невольно опустил глаза к полу и толкнул дверь ванной комнаты, понимая, что сейчас он либо встретится лицом к лицу с очень злой Гермионой, ждущей его за дверью, либо обнаружит вновь пустой, нежилой дом.

Увидев пару грязных черных ботинок, выглядывающих из-под выцветшей черной мантии, он очень удивился. Распахнув глаза, Гарри посмотрел вверх как раз вовремя, чтобы перехватить взгляд черных блестящих глаз, изучающих его из-под копны всклокоченных сальных волос. Он услышал, как вкрадчивый голос шепчет «Stupefy», и тут его поглотила тьма.

Первое, что Гарри увидел, очнувшись, были те же черные блестящие глаза. Он понял, что все еще находится в доме Дурслей… своем доме, привязанный к наколдованному массивному деревянному стулу в спальне дяди, рядом с ним сидела так же связанная Гермиона, которая, видимо, все еще была без сознания.

— Снейп! — зашипел Гарри. — Ты, кровожадный, трусли…

Легким взмахом палочки Снейп заткнул Гарри на середине фразы.

— Не смей… называть меня трусом, — прошептал он с угрозой в голосе.

Похлопывая палочкой по ладони, он принялся расхаживать перед пленниками, как будто пытаясь подобрать слова, которые, казалось, ускользали от него. Снейп остановился и косо посмотрел на Гарри, сопроводив взгляд презрительной усмешкой, которую обычно приберегал специально для него.

— Должен признать, я был весьма удивлен, когда установленные здесь сигнальные чары оповестили меня о вашем присутствии. На самом деле, я и не рассчитывал, что вы вернетесь в это… место, — презрительно проговорил Снейп, оглядевшись. Он заметил, что за ненавистью во взгляде Гарри промелькнул страх.

— Да ладно вам, Поттер. Если бы это входило в мои планы, вы были бы уже давно мертвы, а если бы я собирался доставить вас к Темному Лорду, то вы бы здесь не сидели. Конечно же, я знал об этом месте; один Мерлин знает, сколько ночей я провел около этого сарая, защищая вас по заданию Ордена.

Снейп вновь начал мерить шагами комнату и продолжил:

— Если я останусь здесь, я — труп, мистер Поттер. И Орден, и Министерство жаждут моей крови. Хоть я и лишил Альбуса жизни не по собственному желанию, но, боюсь, этим самым я навсегда связал свою судьбу с Пожирателями Смерти. Я всегда знал, что мне не оказывают полного доверия, и, поскольку я не могу больше шпионить, для Темного Лорда я теперь бесполезен. Выйдя из этого дома, я немедленно покину Британию. Даже если вы окажетесь не столь безнадежны, как я о вас думаю, и сумеете убить Темного Лорда, мне нет дороги назад.

Гарри, не опуская взгляда, пожал плечами, всем своим видом показывая, что проблема «трудоустройства» Снейпа его совсем не волнует. Снейп же, казалось, избегал смотреть Гарри в глаза, и его взгляд был прикован к полу.

— Я здесь для того, чтобы выполнить последнее поручение Дамблдора.

Гарри удивился, заметив, как на лице Снейпа промелькнула гримаса боли, прежде чем тот вновь нахмурился.

— Я знаю, чем вы занимаетесь. Я знаю о хоркруксах, и я в курсе, сколько вам удалось найти. Если считать дневник, кольцо и медальон, предполагая, конечно, что вы сумели их уничтожить, остается еще три…

Снейп замолчал, заметив странное выражение лица Гарри. Это было не удивление от того, что тот знал о хоркруксах Волдеморта, а скорее потребность срочно что-то сказать. Легким взмахом палочки он отменил заклятие немоты.

— Как вы узнали о них? — спросил Гарри. — Профессор никогда не говорил никому о…

Снейп раздраженно вздохнул.

— Конечно же, он рассказал мне о них. Именно я помог ему уничтожить кольцо и не умереть при этом. К сожалению, ценой была потеря руки, которой он держал палочку, но Дамблдор был более чем готов ее заплатить. Я знал, куда вы направились в ту ночь, когда… — Снейп замолчал и прикрыл глаза. На его лице вновь появилась гримаса боли. Никто не заметил, как голова Гермионы слабо дернулась.

— Когда вы убили его! — закричал Гарри, не сумев сдержать эмоции.

— У меня не было выбора! Альбус приказал мне убить его, чтобы спасти свою жизнь и жизнь Драко!

— Я был там! Я видел, как вы хладнокровно убили его! Он ничего вам не говорил, лишь молил о пощаде! Он был беззащитен, и вы… вы… — Гарри не мог больше говорить, и из его горла вырвался всхлип, когда он вспомнил ту ночь на Астрономической башне.

Снейп посмотрел Гарри в глаза и произнес:

— Вернон Дурсль, — но уже через секунду он разорвал зрительный контакт и отвел взгляд в сторону. — Толстый, вороватый мерзавец… То, что он толстый мерзавец, мне было ясно и так, но кто знал, что он окажется столь похожим на Флетчера?

Гарри, разинув рот, смотрел на Снейпа. Именно эта фраза вспыхнула у него в мозгу, когда он услышал имя дяди, и Снейп, похоже, прочитал его мысли, не используя легилименцию.

— В любом случае именно так Альбус и дал мне последние инструкции: спасти Драко, помочь вам, сообщив то, о чем я расскажу чуть позднее, и убить его, прежде чем это сделает яд, чтобы мой Непреложный Обет, о котором ему было известно, был выполнен.

— Думаете, я поверю, что он сам приказал вам убить его? Вы могли что-нибудь придумать! Безоар, или какое-нибудь противоядие, или…

— Если бы вы были более внимательны на моих занятиях, то знали бы, что безоар действует не на все яды, а против некоторых ядов вообще не существует противоядия. Поймите же вы, что он умирал, с этим ничего нельзя было поделать, и он знал это! Скажите, когда вы с ним вернулись на Астрономическую башню, он просил вас меня позвать?

Гарри выглядел так, будто ему сейчас станет плохо.

— Я сказал ему, что сбегаю за мадам Помфри, но он настаивал на…

— Мне, — закончил Снейп. — Потому что он знал, что скоро умрет, и если он лишится жизни не от моей руки или от руки Драко, то мертвы будем мы трое. Драко, как и я, был вынужден дать Непреложный Обет. Если бы и Альбус, и я погибли, у вас бы не осталось ни единого шанса на то, чтобы исполнить пророчество.

Под конец своей тирады Снейп опять посмотрел на Гарри, стараясь не встречаться с ним взглядом, и продолжил расхаживать по комнате.

— Надеюсь, мой рассказ заинтересовал вас, хотя сомневаюсь, что ваше высокомерие позволит вам мне поверить. Но мне все равно. Как я уже сказал, поскольку эти три хоркрукса уже уничтожены…

— Только два, — пробормотал Гарри так тихо, что Снейп едва смог его услышать.

Явно раздраженный, Снейп вновь остановился и на его губах появилась усмешка.

— Так-так, значит, «знаменитый Гарри Поттер» не смог вычислить, как уничтожить магический артефакт. Я всегда знал, что вы…

— Мы не добыли медальон.

— Что вы сказали, Поттер? — зарычал Снейп с неподдельным волнением на лице.

— Настоящий хоркрукс кто-то заменил фальшивкой, — выплюнул Гарри. — Дамблдор умер ни за что.

— С чего вы взяли, что это была фальшивка? Какие чары вы использовали для ее изучения?

— Я видел настоящий хоркрукс в омуте памяти Дамблдора. Я знаю, как выглядит медальон Слизерина, и мы точно обнаружили не его.

Видя, что Снейп и так знает о хоркруксах почти столько же, сколько знал он сам, Гарри решил выложить всю информацию:

— Внутри фальшивки было послание Волдеморту. Написавший записку насмехался над ним и говорил, что теперь он на шаг ближе к смерти. Так что, насколько я знаю, медальон был уничтожен человеком с инициалами «Р. А. Б.».

— Регулус Арктурус Блек, — прошептал Снейп, в задумчивости уставившись в одну точку на стене. — Так вот почему он сбежал. Значит, он раскрыл тайну Темного Лорда…

— Регулус Блек? Брат Сириуса?

— Да, уверен, что эта шавка поведала вам о том, что его брат был Пожирателем Смерти, прежде чем «исчезнуть» почти двадцать лет назад. Теперь мне все ясно.

После слова «шавка» Гарри бросил на Снейпа полный ярости взгляд, но промолчал. Все равно в своем нынешнем положении он не был способен ничего предпринять.

— У меня осталось совсем мало времени, так что советую вам собраться. Прежде чем уйти от Пожирателей Смерти, я разузнал кое-какую полезную информацию. Недавно Темный Лорд выяснил нечто, что очень сильно его расстроило. Я могу лишь предположить, что он узнал о том, что вы ищете его хоркруксы, но я в этом не уверен. Несколько человек из Внутреннего Круга постоянно дежурят в Восточной Англии, недалеко от Клактон-он-си в Эссексе. Возможно, именно там вам стоило бы сосредоточить свои поиски. Также он послал несколько групп Пожирателей на континент, куда-то в Восточную Европу, точнее сказать не могу.

Снейп снова принялся мерить шагами комнату, а на его лице появилось непонятное выражение, которое Гарри никогда не замечал у него прежде. Через некоторое время он остановился, уставившись все в ту же точку на стене.

— Темный Лорд дал приказ Пожирателям привести вас к нему живым. Есть идеи, почему он не хочет, чтобы кто-либо другой вас прикончил?

Гарри лишь пожал плечами.

— Дамблдор сказал вам, что считает змею Темного Лорда, Нагини, шестым и последним хоркруксом. Но он не поведал вам, что, возможно, есть еще один хоркрукс, в существовании которого Темный Лорд не уверен и сам. Дамблдор думал, что ваш шрам может быть этим хоркруксом, созданным Волдемортом случайно. Хорошо известно, что заклинание «Avada Kedavra» не оставляет следов на убитых с его помощью, тем не менее, вы выжили и заработали шрам. Дамблдор боялся, что, если это окажется правдой, Темный Лорд так и не сможет полностью умереть, поскольку часть его всегда будет жить внутри вас.

Можете поступить с этой информацией так, как посчитаете нужным, мое дело сделано.

Гарри тяжело было поверить в то, что поведал ему Снейп. Только то, что он еще не был брошен под ноги Волдеморту или убит, заставляло его усомниться в лживости этого рассказа. Не выдержав, он задал вопрос, который терзал его не первый год.

— Хотя вы никогда не причиняли мне физической боли на своих занятиях, я знаю, что вы всегда страстно меня ненавидели. Пусть я никогда и не понимал этого, я принял это отношение как должное. Теперь у меня есть все основания для того, чтобы проигнорировать все, что вы мне только что рассказали, и ни малейшей причины вам верить, но профессор Дамблдор всегда заступался за вас. Почему? Что вы могли сказать ему такого, что убедило его в том, что вы отвернулись от своего «господина»? Что такое он о вас узнал, что вызвало у него такую непоколебимую веру в вас? Вы, несомненно, понимаете важность того, что я должен совершить… Мне нужно знать! Нужно, чтобы поверить вашим словам!

Снейп развернулся и направился к двери, сказав только:

— Вы будете в безопасности здесь еще неделю, по крайней мере, до вашего дня рождения. Наложенной на дом защиты будет достаточно, чтобы защитить вас до тех пор, но не дольше, и тогда вам придется подыскать более безопасное место. Мисс Грейнджер вскоре должна очнуться, ваши палочки лежат внизу на полке.

Не оглядываясь назад, Снейп небрежно направил палочку на Гермиону, и та неуклюже осела на стуле, когда связывавшие ее веревки упали на пол.

— Что бы Дамблдор ни знал обо мне, вас это не касается. Скажем так, вы вовсе не захотите этого знать, да и я — не тот человек, от которого вам стоит это услышать. До свидания, мистер Поттер, — сказал он, выходя за дверь.

— Профессор!

Снейп остановился.

— Пожалуйста, мне нужно знать. Если вы и в самом деле хотите, чтобы я последовал инструкциям профессора Дамблдора, если вы хотите, чтобы я остановил безумие Волдеморта, вы должны сказать мне!

Гарри увидел, как поникли плечи Снейпа, и он повесил голову.

— Как бы мне ни хотелось увидеть ваше выражение лица, я не могу, я…

Целую минуту Снейп молча стоял в коридоре и, насколько Гарри было видно, не поднимал взгляда с пола.

— Ладно. Если это заставит вас поверить моим словам, то так тому и быть, но не говорите, что я не предупреждал вас.

Снейп развернулся и, наверное, впервые за день посмотрел Поттеру прямо в глаза. Внезапно в голове у Гарри возник яркий образ привлекательной девушки. В ее ниспадающих на спину рыжих волосах играли лучики полуденного солнца. Проницательные зеленые глаза, казалось, смотрели ему прямо в душу, а лучезарная улыбка до ушей расплывалась на ангельски красивом лице … лице его матери. У Гарри перехватило дыхание от чувства столь сильного и глубокого, как и то, что он испытал чуть раньше, наткнувшись на Гермиону в душе. Его разум был в замешательстве от увиденного. Он не хотел этому верить, но ощущал, что чувства, спроецированные его бывшим преподавателем Зелий, искренны.

— Нет! — прошептал Гарри в отчаянье, и его замутило. — Нет! Вы любили ее? Вы любили мою маму? Это же из-за вас она погибла! Это ваша вина, что она… она…

Гарри замолчал. Он наконец понял. У него было лицо отца, напоминавшее Снейпу о мужчине, женившемся на женщине, которую он любил, и глаза матери, напоминавшие ему о том, что именно по его вине эта женщина была убита. Снейп ненавидел не Гарри, а свои воспоминания, свое чувство вины…

Впервые за многие годы Гарри увидел на лице Снейпа что-то, кроме ненависти. Его глаза были глубоко печальны, когда он произнес:

— Я же сказал, что вы вовсе не хотите этого знать.

Снейп вновь повернулся к нему спиной и, спускаясь по ступенькам, сказал:

— Прощайте, мистер Поттер, больше мы не увидимся.

Гарри прислушался к тяжелым шагам своего бывшего преподавателя, грохочущим на лестнице, а потом затихшим вдали. Он все еще пытался избавиться от тошноты, когда уловил движение рядом со своим стулом. Оказалось, что Гермиона уже проснулась и со слезами на глазах смотрела прямо на Гарри.

— Я была права, — прошептала она. — Все это время я была права.

Гарри нахмурился.

— Видишь? Я была права! Тебе стоило прислушаться ко мне! — продолжала Гермиона, а ее голос с каждым словом становился все громче и визгливее. — Ты никогда меня не слушаешь!

— Он убил Дамблдора, — холодно прошипел Гарри. Он все еще был взбешен и шокирован: как тем, что Снейп любил его маму, так и тем, что в нем самом могла содержаться часть души Тома Риддла.

— Но у него не было выбора! Ты же слышал, он сказал, что…

— Тем не менее, он все равно остается убийцей! — заорал Гарри, пытаясь освободиться. — И я был прав насчет Малфоя! Я знал, что он что-то замышляет, но вы и пальцем не пошевелили, чтобы помочь мне! Вы же были слишком заняты тем, что без конца твердили о моей «одержимости» Малфоем и доставали меня разговорами о чертовом учебнике! Если бы я смог помешать ему провести в замок Пожирателей Смерти…

— Дамблдор все равно был бы мертв, — взвизгнула Гермиона. — И Снейп, и Малфой тоже были бы мертвы! Снейп пытался помочь!

— Единственный человек, которому пытался помочь Снейп — это он сам! Он действительно «помогал», издеваясь над нами на уроках зельеварения? Очень «помог», убив Дамблдора, да? Ты защищаешь этого убийцу… Мерлин, он пускал слюни на мою маму!

— Ты что, не слышал? — закричала Гермиона. — Дамблдор все равно умер бы от зелья. Если бы Снейп ослушался приказа и не убил его, то Пожиратели Смерти прикончили бы всех троих. И кого бы ты винил во всем тогда?

На этих словах на него нахлынуло осознание, и Гарри замолчал.

«Это была бы моя вина... Именно я заставил его допить то зелье».

Гермиона прочла его мысли по резко потемневшему взгляду. Она точно знала, о чем он думал. Снова винил себя в смерти Дамблдора! И это лишь разозлило ее еще больше.

— Да нет же! Я не это имела в виду! Ты не виноват в смерти Дамблдора, так что, будь добр, избавь меня от своего мученического вида! Мерлин, ты никогда меня не слушаешь!

— А смысл? Ты ни разу не прислушалась к моим словам, когда я пытался предупредить вас насчет Малфоя. Ты была слишком занята, строя планы вместе с Джинни, как бы свести нас вместе, а постоянные слюнявые поцелуи Рона и Лаванды стали для тебя навязчивой идеей!

— Я что? — завопила Гермиона с оторопевшим выражением лица. — Я этого не делала!

— Ха! Да ты из-за него сходила с ума, наложила Конфундус на МакЛаггена на квиддичных пробах, натравила на Рона канареек, когда…

— Я не о том, — раздраженно прервала его Гермиона. — С чего ты взял, что из всех людей именно я пыталась свести тебя с Джинни?

— Она сама рассказала мне об этом! Сказала, что ты надавала ей кучу советов, как «заполучить» меня.

— Не смеши меня! — закричала Гермиона. — С какой стати мне советовать кому-либо, как заполучить человека, которого я… заполучить тебя?

— Скажешь, ты никогда не советовала ей «просто быть собой», или «расслабиться в моем присутствии», или «не относиться ко мне, как к какому-то супергерою»? Ты никогда не рассказывала ей, что мой любимый десерт — пирог с патокой, никогда не говорила ей…

— Я никогда не говорила ей подобной ерунды! Я вообще никогда не обсуждала с ней тебя, разве что однажды посоветовала жить дальше и встречаться с кем-то другим; ведь всем было ясно, что она тебя совершенно не интересует. Хотя в итоге, как оказалось, она все-таки тебе нравилась.

— Какая тебе разница? По крайней мере, она любила меня таким, какой я есть…

— Таким, какой есть? — недоверчиво засмеялась Гермиона. — Ты действительно так думаешь? Да у нее все разговоры были лишь о том, какой ты герой! Не просто всеобщий спаситель, а ее личный «рыцарь в сияющих доспехах». И раз уж ты заговорил об одержимости, то она была просто помешана на тебе! Когда я впервые гостила в Норе, я чуть с ума не сошла от ее постоянной болтовни о тебе, о том, что «великий Гарри Поттер» никогда не полюбит ее, такую бедную и никому не нужную, без гроша за душой. Она так сильно меня достала, что пришлось сказать ей, что я больше не хочу слышать ее излияния на эту тему.

— Неужели ты только и можешь, что придираться к Джинни?

— Если бы все ограничилось только ее «поклонением» тебе, как герою, то это еще ничего. Лично меня больше тревожило, что она шпионила за тобой каждый раз, когда ты гостил в Норе. Понятное дело, следуя за тобой, куда бы ты ни пошел, она пыталась оставаться незаметной. Но Джинни совершила ошибку, рассказав мне о том, как она проделала в стене своей спальни отверстие в ванную, чтобы подсматривать за тем, как ты моешься. Она в самом деле думала, что я буду в таком же восторге от этого, как и она сама! Ух, я тогда ей задала, скажу я тебе! После этого она всегда была со мной осторожна…

— Что-что? — яростно зарычал Гарри. — Она подсматривала за мной в душе?

— Что? Думаешь, это уже слишком для маленькой мисс «нездоровое увлечение»? А ты знаешь, что у нее под матрасом в Норе хранятся твои старые грязные трусы? Ты бы слышал, какие звуки она издавала, когда надела их, думая, что я сплю! И она просто благоговеет перед тем, как ты летаешь, как будто это…

— Мерлин, звучит так, будто бы ты ревнуешь! Во всяком случае, она была рядом, когда мне так нужно было, чтобы меня хоть кто-нибудь поддержал!

Гермиона нахмурилась. В последний раз посмотрев на Гарри, она издала гневный рык и выбежала из комнаты, оставив его бороться с веревками, которыми он был привязан к стулу.

— Правильно, просто брось меня опять! Да кому ты вообще нужна? — злобно закричал он Гермионе вслед.

Гермиона остановилась в коридоре и, насколько Гарри было видно по ее тени на стене, на мгновение заметно напряглась, но затем вновь продолжила свой путь к лестнице.

Гарри пожалел о сказанном в ту самую секунду, когда слова слетели с его языка. Сердито зарычав, он безуспешно попытался избавиться от магических веревок, которыми был привязан к стулу, но, потерпев поражение, откинулся назад и вздохнул. Если бы только у него вышло освободить руки, чтобы помассировать уставшие глаза.

— Все это время я была права… — злобно бормотал Гарри, передразнивая голос Гермионы. — Вечно она считает себя правой.

«Потому что обычно она и в самом деле оказывается права», — прокомментировал его надоедливый внутренний голос. Гарри претило признаваться себе в том, что голос не ошибался. Заставив себя успокоиться, он задался вопросом, почему он вообще накричал на Гермиону. Это не она ведь была сальноволосым сукиным сыном, желающим трахнуть его маму. Как такое могло быть, что он безумно злился на нее, пока они рядом, но стоило ей исчезнуть, и ему все время ее недоставало?

Вот и сейчас он уже скучал по ней, несмотря на то, что прошло всего несколько секунд. Внезапно на Гарри накатила волна беспричинной паники. Он опять оттолкнул ее и прогнал, как и в тот раз, на вокзале Кингс-Кросс. Он пробормотал себе под нос что-то подозрительно похожее на «идиот чертов».

— Гермиона… — настойчиво прошептал Гарри. Он вновь начал бороться со своими путами и позвал уже во весь голос. — Гермиона!

Гарри повесил голову, не веря в то, что он оттолкнул ту, что была нужна ему больше всего на свете. Он жалел не только из-за книги, которую дала ему Котона. Располагая столь «щедрыми» финансами, он как никогда раньше нуждался в интеллекте и находчивости Гермионы, чтобы хотя бы иметь надежду на то, чтобы дожить до окончания войны. Тем более, прогонять ее, пусть даже в целях ее собственной безопасности, было просто безумием, особенно после того, как оказалось, что его шрам может являться чем-то наподобие хоркрукса.

Неожиданно Гарри ощутил, как веревки, которыми он был привязан к стулу, ослабились. Со стороны дверного проема раздался тихий голос Гермионы, и он вскинул голову.

— Гарри?

Она стояла у двери, вертя в руках их палочки.

— А тебе? — спросила она едва слышным шепотом.

Гарри озадаченно посмотрел на нее и спросил:

— Что?

— А тебе я еще нужна? — ее тихий голос прозвучал испуганно.

Гарри почувствовал себя сволочью, заметив на ее щеках влагу от пролитых слез. Он ни на секунду не задумался над ответом:

— Конечно, ты мне все еще нужна, — честно ответил Гарри. — Больше, чем я когда-нибудь смогу тебе сказать.

Страдальчески улыбнувшись, Гермиона всхлипнула и вбежала в комнату. К огромному удивлению Гарри, она уселась ему на колени, крепко обняла за шею и разрыдалась ему куда-то в макушку. Он хотел было обнять ее в ответ, но его руки были все еще опутаны веревками, придавленными весом Гермионы.

— Почему мы все время ругаемся? — тонким голосом спросила она. — Почему постоянно ссоримся? Мне не хочется спорить с тобой, но каждый раз я будто теряю над собой контроль!

У Гарри никак не выходило придумать разумный ответ, большей частью от того, что его подбородок покоился в ложбинке груди, на которую он засматривался чуть менее часа назад. Все связные мысли внезапно исчезли из головы. Раньше он как-то не осознавал, насколько все-таки выросла Гермиона за последний год. Гарри всегда был значительно выше ее, но из увиденного в душе было ясно, что ее ноги стали длинными и стройными, а ее теперешняя поза показывала, что туловище Гермионы вытянулось пропорционально им.

Практически тотчас Гермиона ощутила свидетельство того, на чем сконцентрировано внимание Гарри. Осознав, что она притянула его лицо к своему горлу, Гермиона взвизгнула и, отчаянно покраснев, спрыгнула с его коленей. Она поспешно бросилась помогать Гарри распутывать ослабленные веревки и, запинаясь, начала говорить:

— О господи, извини! Я… Я не понимала… Я…

Гермиона прищурилась, увидев отсутствующее выражение лица Гарри и глупую перекошенную улыбку до ушей, прилипшую к его губам, но потом не смогла удержаться от смеха.

Когда мягкие изгибы ее тела отодвинулись от его подбородка, основные функции головного мозга Гарри восстановились и настала уже его очередь краснеть. Но его смущенная улыбка почти сразу сменилась озабоченным выражением лица.

Заметив это, Гермиона резко прекратила смеяться и спросила:

— В чем дело?

— Это не лишено смысла, ты так не думаешь? Связь с ним, парселтанг, эти странное сходство… все сходится. Но что это значит? Неужели мне придется умереть, чтобы раз и навсегда избавиться от ублюдка?

Гермиона опустилась на колени напротив него, нежно положила руку Гарри на колено и мягко произнесла:

— Честно говоря, я не знаю. Но ты ведь понимаешь, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы не допустить этого?

Мрачно улыбнувшись, Гарри кивнул.

— Ты уже перерыла чуть ли не всю библиотеку Хогвартса. Еще много книг осталось изучить на площади Гриммо?

— Ну, я просмотрела названия. На многие книги Пожиратели Смерти с удовольствием наложили бы свою лапу, но, как мне показалось, в них нет ничего относительно хоркруксов. Если хочешь, мы можем вернуться туда и посмотреть.

— Люпин считает, что заклинание «Фиделиус» на площади Гриммо спало, когда умер Дамблдор, который был хранителем тайны. Но если Снейп не лгал нам, то, возможно, он не рассказал Пожирателям Смерти о том, где находится это место. Как думаешь, ты сможешь сотворить Фиделиус?

— Даже и не знаю… То есть я читала об этих чарах, но нам понадобится немало времени, к тому же это очень мощное заклятие. Конечно, я готова попытаться, раз благодаря ему мы будем в безопасности, но за результат не ручаюсь.

Гарри улыбнулся ей и произнес:

— Я полностью уверен в твоих способностях. Я разговариваю с девушкой, сумевшей сотворить Протеевы чары на пятом курсе.

Гермиона покраснела и пренебрежительно отмахнулась от комплимента, но Гарри был уверен, что внутри она сияет. Она вручила ему палочку и спросила:

— Так, а что ты скажешь насчет ужина? У меня и крошки во рту не было с самого завтрака, я просто умираю с голоду.

— Извини, но мои запасы скудны. Хлеба и бекона, что я купил перед приездом сюда, должно было хватить на несколько дней.

— Ты что, собирался жить здесь? Тут же совсем нет мебели, даже кровати, а до следующей недели ты не сможешь воспользоваться магией, чтобы трансфигурировать что-нибудь в нее.

— В моей прежней спальне есть матрас. Там я сегодня и вздремнул.

— Гарри, я нашла тебя не в спальне, ты прятался под лестницей.

Гарри потупился и тихо произнес:

— Там и была моя спальня, пока мне не исполнилось одиннадцать.

Гермиона кивнула.

— Ну, нам ничего не мешает… — она сердито нахмурилась, — что ты сказал?

— Ничего страшного, — пожал плечами Гарри. — На самом деле, сам не знаю, почему, но сегодня я выспался как никогда хорошо. Мне снился странный сон, будто я обнимаю большого коричневого плюшевого мишку, хотя у меня никогда такого не было… Возможно, это память о моей жизни с родителями.

Гермиона была вне себя от ярости. Как мог человек, обладающий хоть каплей порядочности, заставить маленького ребенка спать в чулане? Но если бы она не была так зла на Дурслей, то, скорее всего, не смогла бы удержаться от хихиканья, вспомнив о пробуждении в объятиях Гарри: лицом он зарылся ей в волосы, одну руку положил на живот, а второй нежно накрыл ее грудь. Выпутывалась из его объятий она достаточно долго, отчасти потому, что не хотела будить его, отчасти потому, что на самом деле ей совсем не хотелось покидать теплое местечко, но ей просто позарез нужно было принять душ… очень продолжительный, очень холодный душ.

— Так, уже около восьми, — сказала Гермиона, мельком взглянув на свои наручные часы. — Есть тут поблизости какие-то рестораны, которые еще открыты в это время?

Гарри поднялся на ноги. Вопрос напомнил ему о собственном финансовом положении.

Гермиона тут же обратила внимание на его неловкость и спросила:

— Что случилось?

— Просто у меня с собой совсем немного денег, так что я…

— Не волнуйся об этом, я заплачу. Папа подкинул мне денег и дал свою кредитную карту. К тому же я только что заправила машину, так что никаких возражений!

Гарри улыбнулся, спускаясь за ней по ступенькам, и спросил:

— Так ты приехала на машине? Как ты вообще узнала, что я здесь?

Вспомнив о следящих чарах Тонкс, Гермиона остановилась как вкопанная, осознав, что Гарри совершенно ничего не знает о нападении на больницу.

— Вот черт, я только сейчас поняла, что ты не знаешь! Этим утром на Мунго напали! Это было ужасно!

— Что? Что случилось?

— Сразу после твоего исчезновения внутрь ворвались Пожиратели Смерти, скорее всего, искали тебя. Тонкс находилась в твоей палате под мантией-невидимкой, а потом следила за тобой, пока ты не улетел. Она как раз была возле входа в больницу, когда появились Пожиратели Смерти. Из-за того, что они подорвали фасад здания, она оказалась погребенной под обломками.

— Погоди… Тонкс была у меня в палате? — Гарри страдальчески застонал. — Я что, дефилировал голым прямо у нее под носом?

Теперь Гермиона поняла, почему Тонкс упомянула «сексуальную» задницу Гарри.

— До того, как ты вышел из палаты, она успела наложить следящие чары на твой ботинок. Именно так я тебя и нашла, — пояснила Гермиона и хмуро добавила: — Под лестницей.

Гарри потупил взгляд в замешательстве. Это была одна из причин, по которым он никогда не рассказывал друзьям о своей жизни «дома». Одна мысль об их жалости претила ему, хотя непонятно, почему он испытывал странное удовлетворение от того, с какой враждебностью Гермиона отнеслась к Дурслям, защищая его интересы.

— В больнице все ужасно, — тихо произнесла Гермиона. — Погибло так много людей. Они напали даже на детское отделение; большинство детей мертвы, но Грюм сказал, что Котона выжила. Не знаю, как, но ей даже удалось задержать одного из Пожирателей.

«Котона…»

Гарри подошел к чулану, открыл его и вытащил оттуда свою метлу, мантию и книгу, которую дала ему девочка. Книгу он сразу вручил Гермионе.

— Она передала ее тебе. Я еще даже не открывал ее. Котона упомянула что-то о «Магии Души».

Взяв книгу в руки, Гермиона раскрыла ее и начала бегло пролистывать, по-видимому, ища что-то конкретное.

— Ну? О чем она? — с любопытством спросил Гарри.

— Откуда я знаю? С чего ты вообще взял, что я понимаю японские кандзи? — резко бросила она, но, увидев удивленное выражение лица Гарри, широко раскрыла глаза и прикрыла ладонью рот. — Я… Мне жаль… Я понятия не имею, почему так сказала!

Гарри вздохнул, забрал у Гермионы книгу и сказал:

— Все нормально, просто у нас был тяжелый день. Давай пойдем куда-то перекусим.

Выйдя из дома номер четыре, Гарри огляделся по сторонам.

— Говоришь, ты приехала на машине? Но где же…

С лица Гермионы еще не исчезло взволнованное выражение после ее недавней вспышки. Она небрежно взмахнула палочкой над подъездной дорожкой и произнесла:

— А, я наложила на нее дезиллюминационные чары… Finite.

В следующий миг Mercedes-Benz SL600 Roadster Convertible ее папы предстал перед их взорами на том самом месте, где она его оставила. Хоть Гарри и не разбирался в машинах, он сразу понял, что стоящая перед ним — очень дорогая. У него отвисла челюсть, а Гермиона сказала:

— Раз ты знаешь, куда нам ехать, может, поведешь сам? У тебя ведь есть права или разрешение?

Гарри горько рассмеялся, все еще рассматривая автомобиль.

— Ты, наверное, шутишь? Я прикасался к машине дяди Вернона, лишь когда мыл ее и полировал. Черт, да я и ездил-то в этой штуке, только когда меня отвозили на Кингс-Кросс или не могли оставить на миссис Фигг. Другими словами, за рулем ты… Я даже не знаю, как ее завести.

— Ладно, разберемся с этим завтра. Если ты знаком с маггловскими способами передвижения, то это дает тебе определенные преимущества. Я бы сроду тебя не нашла, пытайся я аппарировать к тебе, ведь я здесь никогда не бывала.

Сложив свои вещи и дорожную сумку Гермионы в багажник, Гарри сел на пассажирское сиденье, в то время как Гермиона разблокировала верх машины и нажала на кнопку, откидывая его. Когда она завела мотор, Гарри с удивлением услышал глубокий гортанный звук, исходящий из выхлопной трубы.

— Потрясающая машина! — заметил он. — Я на такой никогда не ездил.

Затянув свою копну волос в небрежный хвост, Гермиона принялась излагать факты:

— У двигателя двенадцать цилиндров, триста восемьдесят девять лошадиных сил и объем шесть литров; в машине есть система многоточечного впрыска топлива, дисковые тормоза на передних и задних колесах, автоматическая коробка передач с пятью скоростями и, конечно, овердрайвом; разгоняется до двухсот шестидесяти, хотя я бы так быстро не ездила… — тут она обратила внимание на ошарашенное выражение, появившееся у Гарри на лице, пока она декламировала спецификацию машины. — Что? Папа покупал ее при мне. И пока я ждала его, сидя в агентстве по продаже, я читала брошюры!

Они съехали с подъездной дорожки, и Гарри, улыбнувшись, покачал головой. Его до сих пор поражало, что Гермиона может вспомнить абсолютно все, что когда-либо прочитала. Когда они выехали на дорогу, три девушки, проходившие мимо, обратили на них свое внимание и застыли на месте, разглядывая шикарную машину и хорошенькую девушку за ее рулем. Гарри прошептал:

— Они дружны с Дадли и его компанией хулиганов и постоянно усложняли мне жизнь.

Гермиона посмотрела на девушек, которые были неожиданно привлекательны, учитывая, что они околачивались рядом с жирным Дадли и его разношерстной компанией. Она заметила, с каким благоговейным страхом те уставились на Гарри. Улыбнувшись, она по-детски скорчила рожицу и показала им язык, после чего надавила на газ и уехала, оставляя на Тисовой улице следы от дымящейся резины.

Пока Гермиона мчалась по улице с бешеной скоростью, Гарри вцепился в дверную ручку мертвой хваткой. Повернув за угол, Гермиона ухмыльнулась ему и сказала:

— Ох, расслабься! Я же не всегда так вожу! Я просто хотела покрасоваться перед теми соплячками, вот и все.

И в самом деле, расслабившись через несколько минут, Гарри понял, что ему очень нравится кататься по Литтл Уингингу с опущенным верхом под музыку «The Smiths», льющуюся из стереодинамиков. Он был поражен тому, как люди чуть шеи себе не сворачивали, завидев их, удивленные появлению столь роскошной машины в таком насквозь провинциальном городишке среднего класса. Ресторан, где Гарри собирался покушать, уже закрывался, так что они расположились в маленькой, но приятной глазу закусочной на окраине городка. Сев в углу подальше от любопытных глаз, они заказали рыбу в пивном кляре, жареную картошку и взяли напитки. Тут Гарри вновь заговорил о книге.

— Итак, существует ли легкий способ перевести книгу Котоны?

Гермиона неловко поерзала.

— Ну, я могу, конечно, перевести ее стандартным «Reddum», но есть одна проблема. Заклинание прекрасно работает для германской группы языков: немецкого, французского, испанского и английского — и даже относительно хорошо для языков с кириллическим алфавитом, таких, как русский, чешский, румынский и прочие. Проблема возникает с языками, использующими иные символы: китайским, японским, большей частью языков Дальнего Востока — или основанными на эмоциях, такими, как арабский, идиш и так далее. Заклинание переведет иероглифы, но, поскольку в зависимости от контекста практически все они имеют множество различных значений, результат будет очень трудно, если не невозможно, понять.

— А заклинание не может определить, какой был исходный контекст?

— Не очень-то. Предположим, написано было что-то очень простое, наподобие «Гарри пошел в магазин на углу за буханкой хлеба». А после перевода фраза может стать полной бессмыслицей, например, «Покупая кастрюлю булки, Гарри пришел в угол магазина». Это зависит от того, насколько хорошо человек, применяющий чары, понимает исходный язык. Если бы я знала кандзи, хотя любой другой азиатский язык тоже подошел бы, то перевод не составил бы для нас проблем.

— Ладно, кто из наших знакомых может сотворить это заклинание и при этом знает азиатские языки?

Глаза Гермионы на мгновение потемнели, что не ускользнуло от внимания Гарри, прежде чем она злобно ответила:

— Ну, ты-то знаешь того, кто может. Почему бы тебе просто… — Гермиона прервалась, и на ее лице проступил шок. — О боже, прости меня, я опять начинаю! Клянусь, иногда мне хочется целовать тебя до изнеможения, но в следующую секунду кажется, что еще чуть-чуть — и я тебя ударю! Я… я совсем не знаю, что со мной произошло, но такое ощущение, что я борюсь с этим целую вечность.

— Гермиона! — задохнулся Гарри. — В каком смысле «целовать меня до изнеможения»?

Гермиона закатила глаза и сказала:

— Ой, ладно тебе! Не делай вид, будто ты ничего не знаешь! Ты понравился мне еще при первой встрече, и это чувство с годами лишь росло, но я знаю, что никогда не нравилась тебе в этом смысле, и смирилась с этим, правда. Именно поэтому эта… эта беспричинная «враждебность» к тебе так меня тревожит. Я имею в виду, она естественна для моих отношений с Роном, но мы с тобой никогда раньше так себя не вели. Просто это ставит меня в тупик.

— Почему ты никогда не говорила мне?

Гермиона посмеялась над вопросом и ответила:

— Я тебе уже объясняла этот момент, помнишь? Девушки так просто не подходят и не признаются в чувствах такого рода. Это не принято, да и какая девушка захочет действовать так, будто она совсем отчаялась. Но мои намеки были столь явными, что их было очень трудно не заметить. Мне казалось, что уж после замечания «Ты сегодня выглядишь сексуально, как никогда» до тебя все дойдет.

Устремив на нее пустой взгляд, Гарри спросил:

— Тогда почему ты говоришь мне это сейчас?

Гермиона устало вздохнула и заглянула ему прямо в глаза. После пары секунд размышлений она произнесла:

— Ты умрешь…

На лице Гарри все еще ничего не отражалось.

— Что?

— Гарри, ты умрешь. Я умру. Рон, твоя тетя, дядя и кузен, профессор Люпин… Все мы. Все мы смертны, но не столь важно, как и когда ты умер, сколько то, как ты жил. В последний месяц, пока ты был без вести пропавшим, а потом лежал в Св. Мунго, у меня было время подумать. Я думала о том, что происходит в моей жизни, о нашей дружбе, о том, что мне нужно и к чему я стремлюсь в будущем. И сейчас, когда выяснилось, что, возможно, в тебе есть частица Волдеморта… Проживешь ли ты сто пятьдесят лет или умрешь завтра, я просто хочу, чтобы ты знал, что в этом мире есть человек, который тебя любит.

Потянувшись, Гермиона взяла ладонь Гарри в свои руки и продолжила:

— Не важно, что с нами случится, я хочу, чтобы ты знал это, как и то, что я никогда больше тебя не брошу. Обещаю.

Гарри тяжело сглотнул:

— Ты любишь меня?

Улыбнувшись, Гермиона погладила его ладонь, прежде чем отпустить ее, и мягко ответила:

— Ну конечно. Я люблю тебя уже который год.

По щеке Гарри скатилась одинокая слеза. Обеспокоенная, Гермиона спросила:

— В чем дело? Что-то не так? Я не хотела причинить тебе неудобства своим рассказом.

Гарри глубоко вздохнул, пытаясь взять эмоции под контроль. Подняв вилку со стола, он принялся вертеть ею в руках и прошептал:

— Мне никогда не говорили таких слов. На моей памяти ты единственный человек, который сказал, что любит меня.

— Ой, не может быть такого! Уверена, что твоя тетя говорила это, по крайней мере, когда ты был младше, и я не сомневаюсь, что Джинни все время повторяла тебе эти слова.

Гарри опустил взгляд на колени и лишь покачал головой, вытирая глаза рукавом.

Гермиона прищурилась и опасно прорычала:

— Твоя тетя, родная сестра твоей матери… женщина, растившая тебя с младенчества… никогда не говорила, что любит тебя? А Джинни? Ни единого разу?

Он вновь он лишь покачал головой и ответил:

— Никогда. Самым нежным, что я от нее слышал, было слово «урод», наполненное злобой чуть меньше, чем обычно. А Джинни… Я не знаю, она никогда не произносила этого, но мне казалось…

В этот момент подоспела официантка с их заказом. Кушали они в относительной тишине, нарушаемой лишь сердитым бормотанием Гермионы. Как только они покончили с едой и им принесли счет, Гермиона бросила на стол двадцатифунтовую банкноту, что с избытком покрывало стоимость заказа и чаевые. Она грубо потянула Гарри с его места и, кипя от возмущения, практически отволокла его к выходу. Отперев машину, она забралась на водительское сиденье и подождала, пока Гарри сядет внутрь. В ту самую секунду, когда он закрыл за собой дверь, Гермиона обхватила его руками, крепко прижимая к себе, и разрыдалась.

— Не могу поверить, какие же они низкие, гнусные люди! Так обращаться с ребенком! Я знала, что дома к тебе относятся не лучшим образом, но я и представить не могла, насколько тяжело тебе было. Как мог Дамблдор оставить тебя с ними? Он вообще знал, как ужасно они с тобой обращались?

— Все было не так уж плохо; в конце концов, я тогда не знал, что бывает иначе. Меня это беспокоило лишь в праздничные дни и в мой день рождения. Очень долго я даже не подозревал, что мне могут дарить подарки.

— А чулан! Как они могли запирать ребенка в вонючем чулане… и не думай, что я не заметила все те замки и кошачью дверцу в этой просторной кладовке, которую они называли спальней! Это просто… недопустимо!

Ослабив хватку вокруг шеи Гарри, Гермиона немного отклонилась назад, заглянула ему в глаза и, всхлипывая, сказала:

— Ладно, возможно, мне следовало сказать тебе раньше. Жить, ни разу не услышав ни от кого, что он тебя любит, нельзя, уж поверь мне. Но сегодня для тебя все изменится. Я люблю тебя, Гарри. Что бы я ни сказала или ни сделала, что бы ни произошло, никогда не забывай об этом.

Гарри сидел, зачарованный глубиной темных глаз Гермионы. Даже в тусклом свете ему были видны вкрапления золота в их шоколаде. Он задался вопросом, куда исчезли крошечные веснушки с ее переносицы. Когда она говорила, он чувствовал ее дыхание на своем лице. Гарри перевел взгляд на ее губы, красные, как спелая вишня. Они были так близко… буквально в нескольких дюймах… лишь немного наклониться вперед и…

Гермиона убрала руки с его шеи и откинулась на спинку сиденья. Заведя мотор, она переключила передачу и, прежде чем тронуться с места, улыбнулась ему сквозь слезы:

— Просто никогда не забывай.

Она выехала на пустынную улицу и направилась к главной дороге, ведущей на восток. Гарри озадаченно посмотрел на нее.

— Э-э-э, Тисовая улица в той стороне, — сказал он, показывая большим пальцем через плечо.

Она ухмыльнулась и своим фирменным командующим тоном произнесла:

— Если ты думаешь, что проведешь эту ночь в пустом доме, где нет даже нормальной кровати, то ты глубоко ошибаешься. Мы едем ко мне домой в Св. Оситу. Это всего в нескольких часах езды; у нас много свободных комнат и мои родители совсем не будут против… Ах, да, ответ «нет» не принимается, так что успокойся, расслабься и наслаждайся поездкой. Если хочешь, вздремни, завтрашний день обещает быть долгим.

* * *

Рон аппарировал на поляну в лесу, простиравшемуся за Норой. Он тяжело опустился на поваленное дерево и схватился за голову. Некромантия… Как сильно должна была отчаяться Джинни, если она прибегла к темной магии? Черт возьми, некромантия — это черная магия. Поднятие мертвых, Круциатус и Авада Кедавра… Гермиона даже как-то упомянула, что создание хоркруксов по своей сути, вероятно, является некромантией. Используя это направление магии, невозможно получить результат, имеющий хоть какое-то отношение к нормам человеческой морали.

Рон задумался, знала ли Джинни о том, что использует темные чары. Вытащив скопированную страницу из кармана, он внимательно изучил ее, но так и не понял, что именно делало заклятие столь темным. Он предположил, что под «субъектом» в записях подразумевался Гарри. Выходило, что зелье должно было оттолкнуть Гарри от какого-то человека и притянуть к Джинни.

На первый взгляд, оно казалось обычным приворотом, но тут Рон осознал, что любовные зелья производят эффект лишь на двух людей, а не на трех, к тому же оно вызывало у «Объекта» негативные чувства. Было совершенно очевидно, кто являлся Объектом… Чоу Чанг. В конце концов, с кем еще у Гарри были романтические отношения? Да и расстались они достаточно неприятно. Но потом Рону пришло в голову, что Чоу уже окончила Хогвартс и больше там не живет. Почему Джинни продолжает использовать эти «духи»? И сработают ли они, оказывая влияние лишь на одну из сторон?

Хоть Рон и не хотел сгоряча обвинять Джинни; что-то ему подсказывало, что именно зелье повинно в состоянии здоровья Гарри и необходимо узнать о нем как можно больше. Отрицать это не имело никакого смысла. Луна ему помочь не могла… Рон неохотно признался себе в том, что ему нужны знания Гермионы.

Он поднялся с бревна и, покинув поляну, пошел прочь из леса. Рон пересек импровизированное квиддичное поле и направился прямиком к дому. В своей комнате он поспешно набросал короткое послание.

Дорогая Гермиона,

Не хочу писать об этом в письме, но мне нужно обсудить с тобой кое-что очень важное. Об этом нельзя говорить в Норе, поэтому давай встретимся в «Дырявом Котле». Напиши, во сколько ты сможешь быть там и пошли ответ с Сычом. И ПОЖАЛУЙСТА, приходи одна.

С любовью,

Рон.

Пока Рон писал, его крошечная сова неистово металась по комнате, подобно крылатому снитчу, обрадованная возможностью доставить послание. Закончив, он привязал письмо к лапе Сыча и сказал ему:

— Отнеси это Гермионе и дождись ответа… да лети побыстрее.

Он постарался незаметно выпустить Сычика в окно, и сверхактивная птица отправилась выполнять свое поручение. Теперь ему оставалось лишь ждать ответа.

Наблюдая, как маленькая сова исчезает вдали, Рон услышал сдавленный вздох, раздавшийся из дверного проема. Он быстро развернулся и увидел стоящую у двери Джинни. Ее лицо было залито румянцем, а дыхание сбилось, но она изо всех сил старалась это скрыть.

— Это… это письмо… оно для Гарри? — хрипло спросила она с напряжением в голосе.

Глядя на то, как она тяжело дышит, стоя в его дверном проеме, Рон почувствовал, что в нем поднимается волна злости на младшую сестру. С плохо скрытым раздражением на лице он ответил:

— Нет, раз уж тебе нужно это знать, оно для Гермионы. Я интересуюсь, не встретится ли она со мной кое-где. Мне нужно осудить с ней кое-какие дела.

Рон удивился, когда при упоминании имени Гермионы губы Джинни гневно искривились и она произнесла:

— Господи! Когда же ты, наконец, ее трахнешь? Ты ведь хочешь ее. Чем дольше она остается одна, тем больше… меньше шансов, что ты сможешь заполучить ее, идиот ты эдакий!

Выпалив это, она крутанулась на каблуках, вихрем сбежала по лестнице и, влетев к себе в комнату, громко захлопнула дверь, оставив ошеломленного Рона чесать себе голову.

«Если бы это было так просто, почему ей не пришло в голову, что я бы уже давно это сделал?» — подумал он, спускаясь на кухню, чтобы посмотреть, что мама приготовила на обед.

Первый час поездки в Св. Осиф был заполнен импровизированным уроком по эксплуатации, уходу и обслуживанию маггловского автомобиля. Гарри часто возили на машине, но он никогда не обращал внимания на то, как его дядя на самом деле управляет ею, бездумно сидя на заднем сиденье и пытаясь по мере возможности оставаться незаметным. Гермиона рассказала о приборной панели, положении передач, педалях тормоза и акселератора, ручном тормозе и всех переключателях и регуляторах, которые управляли светом, дворниками, окнами и дверными замками, и, конечно же, о стереосистеме, на которую Гарри обратил особое внимание. Гермиона продолжала объяснять правила дорожного движения, указывая на формы и значения различных дорожных знаков, мимо которых они проезжали, как работают светофоры и у кого есть преимущественное право проезда при движении по кругу или на перекрестках. В своих объяснениях она дошла до того, что рассказала, что в некоторых странах руль располагается с его стороны, и что они ездят по правой стороне дороги вместо левой, но заверила его, что эта информация не требуется на экзамене по вождению.

Гермиона неохотно прервала лекцию, заметив, что глаза Гарри закрываются, когда она объясняла ему, что нужно делать при приближении машин скорой помощи. Она быстро указала на рычаги управления около сиденья, регулирующие спинку, наклон и положение кресла. Гарри полностью опустил спинку и почти сразу же заснул, убаюканный мягким звуком мотора.

Гермиона отрегулировала климат-контроль, включив небольшой нагрев, чтобы скомпенсировать ночную прохладу. Она улыбнулась, протянув руку и мягко коснувшись его щеки, и вновь обратила все внимание на дорогу.

Было уже далеко за полночь, когда Гермиона свернула на широкую круговую подъездную дорожку к своему дому. Два ярких прожектора, среагировав на движение, осветили площадку. Она открыла гараж дистанционным пультом, осторожно завела машину и мягко толкнула Гарри, закрывая дверь.

— Гарри, мы приехали. Я достану вещи из багажника.

Он с трудом приоткрыл глаза и посмотрел на Гермиону. Она мягко улыбнулась ему, открывая дверцу. Он неосознанно смотрел вслед ей, прежде чем встряхнулся и отвел взгляд.

Она открыла багажник, запихнула книгу и мантию-невидимку Гарри в свою дорожную сумку и схватила его «Молнию», пока тот, полусонный, стоял рядом с машиной. Заперев гараж и включив сигнализацию, она взяла его за руку и повела на кухню через огромную гостиную.

Он откровенно таращился на богатую обстановку, удобный диван напротив самого большого телевизионного экрана, какой он когда-либо видел. Одну стену прочерчивала массивная книжная полка, все тома на ней выглядели аккуратно и упорядоченно. Поскольку он спал, когда они подъезжали, теперь он удивлялся величине ее дома, пока она вела его по ступенькам на второй этаж. От лестницы вправо и влево шел коридор. Длинная череда дверей, располагавшихся на одинаковом расстоянии, напомнили ему отельный коридор.

Гермиона показала вправо и сказала:

— Там родительские комнаты.

Она повела его влево, показала, где ее спальня, и открыла дверь напротив, за которой оказалась большая, полностью меблированная комната для гостей. Стены были благородного шафранового оттенка, а ковролин — пепельно-серым. Покрывало на огромной кровати, стоящей практически посреди комнаты, было в цвет стенам. Она открыла дверь на правой стене, показывая ванную, которая была почти так же велика, как и спальня.

Гарри повернулся к ней, искренне улыбнулся и сказал:

— Спасибо, это несравнимо лучше кладовки.

Гермиона коротко вспыхнула при упоминании этой проклятой кладовки. Справившись со злостью, она сказала:

— Отдохни, завтра у нас дела, — открыла дверь и вышла в коридор.

Закрывая дверь, она видела, как он провел рукой по кровати, очевидно, проверяя ее мягкость. Вздохнув, она вошла в свою комнату, переоделась в пижаму и заползла в кровать, надеясь поспать хотя бы несколько часов, прежде чем ее разбудит сон о белой комнате.

Она уже почти заснула, когда услышала стук и звон от окна. Раздраженно поднявшись, она увидела Сычика, безумствовавшего снаружи. Она открыла окно и впустила маленькую возбужденную сову. Громко ухая, та покружила по комнате и опустилась на стол. Гермиона угостила сову и отвязала письмо с ее лапки. Просмотрев письмо от Рона, она глубоко вздохнула. Он опять хотел поговорить об их «отношениях». Она обернулась к крошечной сове, выжидательно смотревшей на нее.

— Ему нужен ответ прямо сейчас, так? — спросила она Сычика.

Откровенно говоря, она не знала, когда у нее найдется время для доверительного разговора с ним, и не хотела вновь говорить об этом. Почему он не может просто принять «нет» как ответ? Ладно, сегодня она будет слишком занята, но сможет высвободиться во вторник. Она схватила перо и накарябала «Вторник, полдень», привязала записку обратно к лапе Сычика и сказала:

— Я оставлю для тебя окно открытым, можешь возвращаться, когда… — прежде чем она закончила, крошечная сова, сделав круг по комнате, быстро вылетела в окно, отправившись обратно в Оттери-Сент-Кэчпоул.

Гарри снился сон, странный даже для него. Он был в саду на заднем дворе на Тисовой улице, ловил садовых гномов и выкидывал их через забор, отчаянно надеясь, что Дурсли их не заметят. Казалось, что вместо одного, от которого он избавлялся, появлялось двое.

Один вышел из-под куста и пробормотал:

— Она сказала, что любит тебя.

Гарри схватил его и сказал, кидая:

— Я знаю.

Вышел другой и сказал:

— Ты знаешь, что любишь ее.

На что он, размахиваясь, ответил:

— Знаю.

Появились еще двое, сказав в унисон:

— Ты должен сказать ей.

На что он сердито ответил, ловя их обоих:

— Я не могу! Вы не понимаете!

— Поттер! — услышал он сзади раздраженный голос дяди и повернулся, с ужасом глядя ему в лицо и пряча гномов, бывших у него в руках, за спиной. — Не знаю, с кем ты играешь, но я хочу, чтобы эти уроды немедленно убрались из моего дома!

Гарри сделал удивленное лицо и спросил:

— О ком вы говорите?

— Ненормальный, не играй со мной, а просто иди и избавься от нее!

— От нее? — подумал тот, небрежно сунул гномов в руки Вернону и вбежал в дом. Пробегая через кухню, он заглянул в пустую гостиную и взбежал по ступенькам. Поднявшись, он увидел в коридоре Дадли и Петунию, заглядывающих в ванную. Петуния смотрела в ужасе, а у Дадли было странное пустое выражение лица, глаза и рот у него были широко раскрыты. Гарри подбежал к открытой двери и заглянул в ванную.

Там, в сидячей ванне, казавшейся огромной раскрывшейся раковиной, стояла Гермиона. Обнаженная, она стояла спиной к двери, ее длинные мокрые и мыльные каштановые волосы почти доходили до талии. Она повернулась к нему лицом, проводя куском мыла по вытянутой руке. Она одарила его широкой, сияющей улыбкой, грациозно вышла из ванны и медленно подошла к нему.

Он стоял в шоке, пытаясь придумать, что бы ей сказать. Она обхватила его руками и притянула в тесные объятия. Ее гладкая влажная кожа ощущалась чудесно под его подрагивающими ладонями. Он прикрыл глаза и поднял руки с ее талии к волосам.

Ему показалось, что откуда-то издалека он услышал странный приглушенный крик.

Ее волосы ощущались… ну, не совсем так, как он ожидал. Они были сухими и слегка грубоватыми, больше похожими на шерсть, нежели на волосы. Он раскрыл глаза и отодвинулся от нее, шокированно заметив, что удерживал не Гермиону, а большого потрепанного мягкого медведя, причем был он отнюдь не в коридоре дома на Тисовой улице. Он сидел на крошечной раскладушке в незнакомой маленькой темной комнате. Стены были оклеены старыми выцветшими частично отошедшими обоями, а по комнате валялись куски старой мебели.

Он перевел взгляд на себя и удивился, заметив, что одет в старую изношенную ночную рубашку. Его маленькие босые ступни высовывались из-под полы — одежда была серой, унылой, а некоторые швы расходились.

Его охватил страх, когда он еще и услышал приближающиеся крики и визги. Он спрыгнул с кровати и чуть было не упал, заметив, что каким-то образом уменьшился до четырех футов роста. Пробежав через комнату по деревянному полу, о который мог бы легко занозиться, он посмотрел в старое треснувшее зеркало, стоявшее рядом с комодом с заметно сломанными ящиками, и замер в ужасе. Его отражение показало не тощего темноволосого мальчика с зелеными глазами и шрамом на лбу, а маленькую… «девочку» с копной двигающихся белых волос, удлиненными миндалевидными глазами и огромным красногубым ртом, растянувшемся по всему лицу от уха до уха. Между толстых губ виднелись крупные черные клыки, а с обеих сторон от подбородка торчали острые золотистые рожки, придавая определенно демонический вид.

После он заметил пронзительные фиолетовые глаза. Он их уже видел…

«Котоне?»

Он вынырнул из шокового состояния, услышав через тонкую стенку громкий взрыв в соседней комнате. Он распахнул дверцу около зеркала, за которой оказался стенной шкаф, в котором было всего несколько вещей — новая хогвартсовская форма и мантии. Он захлопнул за собой дверцу и скрючился в темном углу, все еще обнимая большого коричневого игрушечного медведя.

Он услышал, как дверь в комнату разлетелась от визгливого «Reducto», произнесенного голосом, который он тут же узнал.

«Беллатрикс Лестрейндж».

Гарри почувствовал головокружение, ощущение времени вокруг него замедлилось, из-за чего ум стал вялым. В голове послышался голос: «Шиши! Помоги мне!»

Он прикрыл глаза, его накрыло чувство покоя. Дверцу шкафа потянули, открывая. Он открыл глаза и посмотрел в лицо Беллатрикс, встретившись с ней глазами. Беллатрикс остановилась с испуганным выражением лица и, казалось, примерзла к месту. Прежде чем все потемнело, он услышал странный эфирный голос:

— Помоги мне, я больше не выдержу. Помоги.

Гарри проснулся в холодном поту, испуганная Гермиона грубо его трясла.

— Гарри? Пожалуйста, проснись!

Он взглянул в ее широко распахнутые, наполненные слезами глаза и сказал:

— Гермиона, я уже проснулся.

— Гарри! — закричала она и крепко его обняла. — Я так испугалась! Ты сидел здесь с открытыми глазами и кричал о помощи.

Гарри озирался, все более удивляясь. Он сидел на полу в углу в одних боксерах. Неожиданно он осознал, что-то, что он только что испытал, не было просто сном.

— Котоне! Она в беде! Ты знаешь, где находится приют?

— Что? — спросила она, не понимая. — Ну, точно я не знаю, но он в Лондоне, думаю, недалеко от Святого Мунго или Косого переулка.

— Нам нужно попасть туда, — сказал Гарри голосом, близким к паническому, поднялся с пола и начал одеваться. — Там Пожиратели Смерти. Я видел Беллатрикс.

— О, нет! — Гермиона бросилась в свою комнату и быстро оделась. Через минуту она вышла в черных спортивных штанах, футболке и таких же кроссовках. Гарри неистово расхаживал по полу.

Он посмотрел на нее, и она зашла.

— Мы аппарируем в Нору, Рон должен знать, где это, к тому же у нас будет дополнительная палочка.

Гермиона кивнула и, резко развернувшись, они дисаппарировали с двумя мягкими хлопками.

Ни одно из окон в Норе не было освещено, когда они бежали через двор к крыльцу. Гарри громко заколотил в дверь, затем сошел с крыльца и посмотрел наверх, в окно спальни Рона.

— Рон! — закричал он. Не получив ответа, он вернулся к двери и снова громко постучал. Вскоре из-за двери послышался голос Артура Уизли.

— Кто там?

— Мистер Уизли! Это Гарри и Гермиона! Приют для волшебников-сирот атакуют!

Через несколько мгновений тишины они снова услышали голос Артура.

— Кто именно… — начал спрашивать он и сам же себя прервал. — Нет, этого никто не угадает…

Гарри раздраженно вздохнул.

— Мистер Уизли, у нас нет на это времени! Просто скажите, где это! Пожиратели Смерти уже там!

— Ну… Это в Косом переулке, сразу за шляпным магазином Хортенса, недалеко от входа на Ноктюрн-аллею.

Гарри посмотрел на Гермиону. Она кивнула, ее глаза были полны жесткой решительности.

Гермиона повернулась к двери и громко сказала:

— Пожалуйста, свяжитесь с Орденом и расскажите, что произошло! Скажите Рону, чтобы встретил нас там!

Они оба побежали обратно через двор, а из окна второго этажа на них смотрела хмурая рыжеволосая молодая ведьма.

Гарри и Гермиона появились в закутке за «Дырявым Котлом». Быстрый стук по нужному кирпичу — перед ними появилась арка, ведущая в Косой переулок. Они быстро побежали через темноту раннего утра ко входу к Ноктюрн-аллее. Гарри заметил пару людей в аврорской форме и подбежал к ним.

— Идемте с нами, пожалуйста! Пожиратели напали на приют! — быстро сказал Гарри, пытаясь перевести дыхание.

— Гарри? — спросил один из авроров.

Гарри присмотрелся к нему.

— Бен? — сказал он, узнав мужчину с жестким лицом, спасшего его жизнь чуть больше месяца назад. — Идем! Быстрее!

Гарри не стал ждать ответа. Он побежал по переулку рядом с Гермионой. Он слышал топот авроров в нескольких шагах позади. Он слышал, как Бен говорит другому аврору, что он знал, что нечто подобное должно было случиться с приютом.

Гарри заметил, что здания, мимо которых они пробегали, по мере приближения к приюту становились все более ветхими. Вскоре они проскочили вход на Ноктюрн-аллею и шляпный магазин и оказались около старого дома в викторианском стиле, явно видавшего и лучшие времена. Многие из сгнивших досок обшивки отвалились от стен, а лестница, ведущая к открытому парадному входу, выглядела так, будто была готова в любой момент рухнуть. Старая табличка на входе, гласившая: «Дом Хавершема для нежеланных и заблудших волшебников-беспризорников», висела на одном ржавом кольце. Он неожиданно подумал, что по сравнению с этим зданием дом на Гриммаулд-Плейс был просто дворцом.

Гарри услышал далекие крики и визги изнутри. Он побежал раза в два быстрее и оказался в большой темной приемной, Гермиона и авроры следовали прямо за ним. Место пахло старостью и плесенью, газовые лампы на стенах давали слишком мало света. Стены украшали старые выцветшие портреты — возможно, кого-то из давних администраторов. На второй этаж вела большая лестница, сводчатые проходы с обеих сторон комнаты вели к гостиной и кабинету.

Гарри замер на мгновение, прислушиваясь, с какой стороны идут голоса, когда мимо него пролетел красный луч проклятия, выпущенного с верхней ступеньки. Он инстинктивно отскочил в сторону и послал обратно оглушитель, в то время как Гермиона наколдовала перед ним «Protego». Два аврора засели в противоположных концах комнаты, пытаясь точно стрелять по каждому, кто появится на верху лестницы. Из темноты прилетели еще два проклятия; одно отразилось от щита Гермионы, а другое прошло мимо, попав в стену за ним, довольно сильно продырявив один из портретов, заставив его обитателя искать убежища на одном из ближайших холстов.

Заметив их чрезмерную незащищенность, Гарри схватил Гермиону за руку и рванулся через арку к гостиной. Гермиона резко выдохнула, заметив тело мисс Мелани, строгой пожилой работницы приюта, все еще одетой в ночную рубашку. Та растянулась на полу, ее глаза были широко открыты и смотрели в потолок, выражение удивления навсегда застыло на ее безжизненном лице.

Гарри потянул Гермиону за руку и повел ее к двери в дальней стороне комнаты. Он не знал планировки дома, но надеялся, что где-то там была и другая лестница на верхние этажи. Дверь вела в большую столовую, через всю комнату протянулись большие столы, подобно расстановке в Большом зале Хогвартса, с обеих сторон от них стояли лавки. Открытый дверной проем, похоже, вел на кухню. И, действительно, от нее на второй этаж вела узкая лестница.

Насколько возможно тихо, они поднялись по скрипучим ступеням к двери наверху. Гарри приоткрыл ее, за ней оказался широкий коридор, с каждой стороны которого были двери, большая часть которых была снесена с петель. Десятки лежащих по всему коридору тел были молчаливы и неподвижны. Все они были детьми, все в ночнушках, у некоторых недоставало конечностей, у некоторых безучастные глаза были широко раскрыты. Его стало подташнивать, когда он увидел этот ужас. Он сомневался, стоит ли видеть Гермионе это кошмарное зрелище, но прежде, чем он смог остановить ее, она заглянула ему через плечо. Он услышал, как ее рвет, крепко закрыл глаза и стал глубоко дышать.

Присмотревшись к дальнему концу коридора, он увидел верх главной лестницы, ведущей к приемной. С обеих сторон от нее пряталось по Пожирателю, посылавшему проклятия вниз, в авроров. Он видел, что из-за преимущественного положения Пожирателей у авроров практически не было шансов нейтрализовать всех противников. Гарри уже побирался послать собственное проклятие через коридор, когда из одной из ближайших комнат вышла закутанная в мантию фигура. Глаза Антонина Долохова были широко раскрыты от возбуждения, из комнаты за длинные черные волосы он тащил тело маленькой девочки, не старше четырех лет. Он бесцеремонно бросил ее на пол и с широкой ухмылкой развернулся ко входу в следующую комнату.

Гарри оглянулся через плечо и встретил злой взгляд темных глаз Гермионы. Она вытерла рукавом следы рвоты со рта, над его плечом прицелилась палочкой в Долохова и кивнула на шепот Гарри:

— Оглуши его.

Она тут же кинула «Silencio», попавшее прямо в спину Пожирателю. Тот замер, потом развернулся с выражением глубочайшего шока на лице — как раз вовремя, чтобы заметить точно направленный «Stupefy» Гарри, ударивший его в живот, прежде чем молча упасть на пол.

Внимание Гарри вновь переключилось на двух Пожирателей на лестнице футах в пятидесяти от него. Он обратил внимание, что заклятия авроров рушат потолок над их головами. Он должен был рискнуть, действуя издалека. Взмахнув палочкой в сторону дальнего конца коридора, он вложил всю силу в заклинание: 

— Reducto!

Проклятие прошло мимо Пожирателя, но ударило в стену справа от него, засыпав ему лицо древесными щепками и кусками штукатурки. Он опустил палочку и, неразборчиво ругаясь, схватился за лицо. Второй Пожиратель обернулся и запустил через коридор смертельное проклятие, которое, не причинив вреда, ударило в стену. Заметив раненого товарища и бессознательного Долохова, лежащего среди тел, он запаниковал и аппарировал прочь.

Гарри выскочил за дверь и помчался к задетому Пожирателю, который, все еще прикрывая лицо руками, в агонии катался по полу. Подбежав достаточно близко для точного попадания, он оглушил и связал его, крикнув аврорам, что лестница очищена. Он обернулся и увидел, что Гермиона стоит рядом с Долоховым, направив на него палочку.

Гарри стал осматривать комнату за комнатой, не находя ничего. кроме тел детей. В первых нескольких комнатах дети даже не успели встать с кроватей. Он прошел через разбитый дверной проем и тут же узнал комнату из своего сна… разбитая мебель, треснувшее зеркало, крошечная кровать. Шкаф был открыт, и он увидел закутанную в темную мантию фигуру, стоящую спиной к комнате.

— Котоне? — позвал Гарри.

Из шкафа послышался голос. Глубокий угрожающий рычащий голос звучал так, будто исходил от простуженного Гроупа:

— Шиши! Таскете!⁽¹⁾ — теперь Гарри понял, почему она никогда не говорит вслух.

Все еще держа на прицеле палочки Беллатрикс, он осторожно подошел к шкафу и осмотрел его в поисках девочки, отражение которой увидел во сне. Она все еще обнимала потрепанного игрушечного медведя. Все еще удерживая взгляд Беллатрикс испуганными фиолетовыми глазами, она сказала на ломаном английском:

— Пожалуйста, сделай стоп. Очнуться скоро.

— Petrificus Totalus, — сказал он и увидел, как руки Беллатрикс Лестрейндж прижались к бокам, ноги сомкнулись, и затвердевшее тело грохнулось на пол. — Incarcerous!

Как только она упала на пол, Котоне отпустила медведя, подпрыгнула и бросилась к Гарри. На мгновение он даже испугался, когда маленькая демоница кинулась к нему — с бледными протянутыми руками и мучительно искривленным клыкастым ртом. Она испустила тихий гортанный всхлип, больше напоминавший рычание, когда он подхватил ее на руки, позволяя выплакаться ему в плечо. Он удивился, когда ее волосы мягко обвились вокруг его шеи, будто бы обнимая. Ее худое маленькое тельце содрогалось от рыданий, и он зашептал ей успокаивающие словечки.

Он подхватил ее под попу, чтобы поднять к груди, когда почувствовал какое-то странное движение под ее оборванной ночнушкой. Он распахнул глаза, увидев длинный тонкий белый хвост с чем-то вроде острого золотого шипа на конце, высовывающийся из небольшого отверстия с задней стороны ее платья. Он старался не показывать беспокойства, связанного с увиденным, но не мог не таращиться на бледный отросток. С каждой встречей девочка казалась все более странной. Не желая, чтобы она увидела разрушенный коридор, он мягко прикоснулся палочкой к ее голове, тихо сказал «Somnus» и почувствовал, как расслабилось во сне ее тело.

Он опустил взгляд на лицо Беллатрикс и усмехнулся. Он наклонился,  вытащил палочку из ее руки, сломал о колено и кинул обломки в мусор. Плюнув ей в лицо, он сказал:

— Азкабан для тебя слишком хорош. Если бы это зависело от меня, ты бы умерла сегодня же, — поднял собственную палочку и оглушил ее.

Он вынес Котоне из комнаты и увидел, что авроры осматривали остальные комнаты, ища уцелевших или других Пожирателей. Потом он заметил, что Гермиона с жутко пустым выражением лица все еще стоит над Долоховым и что-то шепчет, взмахивая палочкой над его телом. Пытаясь понять, что она делает, он понес спящую Котоне к ней.

— Ossisindum… Ossisindum… Ossisindum… — шепотом повторяла она, взмахивая палочкой. С каждым движением можно было услышать, как одна из конечностей оглушенного Долохова слегка сдвигается.

— Гермиона, что ты делаешь? — спросил он обеспокоенно.

— А, понимаешь… — ответила она шепотом, не глядя на него, — испытываю новое заклинание, которое придумала. Ossisindum… Ossisindum…

Гарри забеспокоился.

— Эм, и что именно оно должно делать?

— Ossisindum… Ossisindum… О, ничего особенного. Ossisindum… Ossisindum…

— Гермиона?

— Ossisindum… Ossisindum… Просто это заклинание, Ossisindum… Отделяет кости друг от друга, убирая между ними хрящ. Ossisindum… Это не больно, само по себе… Ossisindum… Я хочу быть уверена… Ossisindum… Что он не сможет отсюда уйти… Ossisindum… без напоминания об тех жутких… Ossisindum… подлых… Ossisindum… страшных вещах, которые он сегодня делал. Ossisindum… Надеюсь, что в Азкабане достаточно Скелероста… Ossisindum… Я начала с его пальцев ног… Ossisindum… И добралась уже до ребер. Ossisindum…

Только когда Гарри схватил ее за руку, державшую палочку, она подняла пустые холодные глаза и встретилась с ним взглядом. Она заметила неподвижную девочку у него на руках и сказала ровным мертвым голосом.

— О, ты нашел Котоне, — она присмотрелась к бледной неподвижной маленькой девочке. — Она тоже мертва?

В горле Гарри появился огромный ком, когда он притянул Гермиону за талию в неуклюжее объятие свободной рукой. Ее тело казалось таким же безвольным, как и у Котоне, когда он прижимал к себе двух девочек. Он услышал, как Гермиона вздохнула ему в плечо и сказала слабым, отстраненным голосом:

— Я устала. Я хочу домой.

Гарри услышал, как кто-то звал его по имени. Он обернулся и увидел Рона, только что поднявшегося по лестнице и остановившегося. На его лице появилось выражение крайнего ужаса, когда он увидел в коридоре последствия резни. Он услышал и другие голоса, доносившиеся с первого этажа.

Гарри мягко потянул Гермиону к Рону, желая увести ее из этого жуткого места как можно скорее. Когда он вел ее по коридору, она мягко ему сказала:

— Он наслаждался. Ему действительно нравилось… убивать маленьких детей.

Бен вышел из комнаты напротив них, неся маленького мальчика, залитого кровью, без руки, но хотя бы живого. Гарри показал, в какой комнате лежала оглушенная и связанная Беллатрикс Лестрейндж, и сказал, что уходит.

— Гарри, я хотел спросить… Откуда ты узнал?

Он кивнул на маленькую девочку у него на руках и сказал:

— Эта крошка сообщила мне. Она — мой друг. Я также забираю и ее.

Он вел Гермиону по ступенькам, когда услышал ее резкий вздох. Обернувшись, он понял, что она смотрит на неподвижное тело знакомого хогвартсовского студента, Банрабаса Уиндона.

Она больше не могла. Между Святого Мунго накануне и этим местом она увидела столько бессмысленных смертей, что память о них будет преследовать ее всю жизнь. Она упала на колени и начала тихонько плакать. Рон встряхнулся и поспешил к ним, чтобы помочь Гарри поднять ее с окровавленного пола и спустить по ступенькам.

Выбравшись наружу, Рон присел с Гермионой на скамью напротив шляпного магазина. Гарри пытался усадить и Котоне, но даже во сне ее волосы, казалось, ухватились за него еще крепче, не желая покидать его надежные руки. Рон обнимал Гермиону, мягко поглаживая ее спину в попытке успокоить, но это было непросто. Гарри сел, все еще держа Котоне на руках, наблюдая, как авроры и колдомедики аппарируют к приюту и поспешно заходят в ветхий дом. Вскоре Гермиона устав от плача, уснула, прислонившись к плечу Рона.

— Почему? — спросил Гарри, рассеянно укачивая маленькую девочку и глядя прямо перед собой. — Почему они напали на детей? Разве они заслуживают смерти?

Рон посмотрел на Гарри, а потом на странного ребенка у него на руках.

— Это и есть Котоне Оутэ? Та самая из Святого Мунго?

Гарри кивнул.

— Я бы сказал, что они хотели отомстить ей, — тихо сказал Рон. — Это было в специальном выпуске «Ежедневного Пророка» о нападении на больницу прошлой ночью. Пожиратель смерти, которого она поймала — это Родольфус Лестрейндж. Они все еще не знают, как она это сделала, — и добавил, скривившись: — И они не упоминали, что она выглядит… так.

— «Пророк» действительно напечатал это? — недоверчиво спросил Гарри. — И еще сказали, что она сирота?

Рон просто кивнул.

Гарри сидел и злился от того, что волшебная газета оказалась настолько безответственной, когда Кингсли Шеклболт подошел к странной компании, сидевшей на лавке.

— Поттер, Боунс сказала, что ты знал о нападении. Откуда? Это… он… опять попал в твою голову?

— Нет, вот эта девочка сообщила, что находится в беде, — не поднимая взгляда, ответил Гарри, укачивая ее.

Шеклболт присмотрелся к необычной девочке и сказал — больше себе, чем ребятам: 

— Снова она? Так, нам нужны ваши показания, — добавил он, глядя поочередно на Рона и Гарри, а потом посмотрел на Гермиону: — И вашей девушки.

— Она не моя девушка, — хором сказали Рон и Гарри. Гарри вопросительно посмотрел на Рона, а тот только пожал плечами и отвернулся.

Гарри повернулся к Шеклболту:

— Сколько выживших?

Выражение лица аврора стало непривычно подавленным.

— Из пятидесяти шести, бывших в здании, выжило пятеро, включая эту девочку. Две девочки спрятались на чердаке, а один мальчик — в шкафу. Неясно, выживет ли пятый. Он лишился руки и потерял много крови. С ним сейчас колдомедики, но…

— Я подойду сегодня позже в министерство, — сказал Гарри. — Сперва мне надо разобраться с друзьями здесь.

Рон спросил:

— А почему ваши ребята не могут подойти в Нор… — он вспомнил о Джинни и ее эликсире. Пожалуй, будет не так уж и хорошо, если они придут в их дом, по крайней мере, пока он не выяснит все о зелье.

— Рон, официально мне еще нельзя аппарировать, — сказал Гарри достаточно громко, чтобы его услышал отходящий Шеклболт, разговаривавший с другим аврором. — Гермиона не в состоянии аппарировать куда бы то ни было, а я не собираюсь везти кого-то из девочек на этом убийственном «Ночном Рыцаре». Мы просто посидим в «Котле» до утра, до него осталось всего несколько часов. Мне нужно подумать, что делать с Котоне. Думаю, она может остаться с нами на Гриммо, я не могу позволить министерству забрать ее, не могу оставить ее здесь.

— Ты собираешься туда вернуться? Я думал, Фиделиус больше не действует.

— Мы собирались повторить его сегодня, но не думаю, что она сможет использовать такой уровень магии. Понятно, мы не ожидали такого.

— Я сделаю это, — устало произнесла Гермиона. Ее голова все еще лежала на Роновом плече, а глаза были закрыты, — Мы подождем здесь, пока не откроются Гринготтс, «Флориш и Блоттс» и аптека, а потом пойдем туда.

— А зачем Гринготтс? — озадаченно спросил Гарри.

Гермиона почувствовала слишком знакомое желание огрызнуться на него, но промолчала и только устало вздохнула. 

— Потому что материалы, которые потребуются нам для Фиделиуса, очень дорогие, а ты уже говорил мне, что с собой у тебя денег почти нет.

Гарри опустил глаза. Похоже, именно сейчас ему придется рассказать друзьям о своем финансовом положении.

— Гермиона, ты знаешь, почему вчера я пришел на Прайвет драйв?

Глаза ее все еще оставались закрыты, но брови задумчиво нахмурились, пока она пыталась восстановить в памяти вчерашний разговор.

— Нет, ты не говорил.

— Я хотел подготовить его к продаже.

Она недоуменно двинула бровями и переспросила:

— Тебя тетя послала подготовить дом к продаже? Ты общаешься с ними?

На лице Гарри появилось страдальческое выражение. Он вспомнил, как она побледнела вчера, услышав, как с ним обращались Дурсли. Ему не хотелось злить Гермиону, но они должны были знать.

— Это не их дом, — тихо сказал он, — он мой. Он отошел маме, когда умерли дедушка и бабушка, а она позволила Дурслям жить там, поскольку у родителей уже был свой дом в Годриковой лощине.

Гарри внимательно следил за выражением лица Гермионы. Она все еще не открывала глаз и не поднимала голову с плеча Рона. В задумчивости она снова нахмурила брови. Он заметил момент, когда она все осознала. Ее глаза широко распахнулись, а губы сжались в практически невидимую линию, напомнив самое строгое выражение лица МакГонагалл. Ноздри трепетали — дышала она большей частью через нос.

Когда она подскочила со скамейки, Рон громко чертыхнулся. Не говоря ни слова, Гермиона начала яростно расхаживать перед скамейкой.

— Почему вы злитесь? Это ведь хорошо, правда? — спросил Рон. — То есть, у Гарри есть еще один дом… большое дело, не похоже, что он ему нужен.

— Рон, ты… ты чертов придурок, — она нависла над ним. — Все эти годы они относились к нему как к пленнику! В собственном доме, представьте себе… Они запирали его в кладовке! Все эти годы он спал в кладовке! Они били его, морили его голодом, использовали как раба — в собственном доме… А потом, когда им пришлось переселить его, ему досталась крошечная гардеробная! С двадцатью замками и кошачьим ходом в двери! Вот почему он хочет избавиться от него! Честно говоря, будь я на его месте, я бы тоже это сделала!

— Я не потому продаю его, — мягко прервал ее Гарри, — я вынужден это сделать. У меня нет денег.

Гермиона прекратила метаться и быстро повернула голову, чтобы увидеть выражение его лица, пытаясь понять, была ли это шутка, хотя и была уверена, что в подобной ситуации он бы такого делать не стал. Рон же был уверен в этом, потому что захихикал и сказал:

— Честное слово… «Гарри Поттер» и «нет денег» даже на одном пергаменте не написать, не говоря уже об одном предложении. Ты унаследовал все состоянии Блеков, ради Мерлина, ты — самый богатый тип, которого я знаю!

— Больше нет, — грустно сказал Гарри.

Гермиона присела перед ним, мягко опустила руки ему на колени и заглянула ему в лицо поверх спящей девочки на его руках.

— Ты ведь говоришь правду, так? Что случилось?

— Вернон, — просто сказал он, кинув на Гермиону многозначительный взгляд.

В ее глазах он увидел только сострадание, когда она спросила: 

— Как?

— Он узнал, что прошлым летом я унаследовал дом и деньги. Когда Дамблдор пришел забрать меня, он упомянул об этом перед Дурслями. Я знаю, что он понял это, потому что его замечание об этом — чуть ли не единственное, что он произнес за время короткого визита Дамблдора.

Рон просто смотрел на Гарри, не веря, что его лучший друг разорен. Гермиона только понимающе кивнула, прося его продолжать.

— Когда мы вернулись из школы, я остался в «Дырявом Котле», — при упоминании того дня в глазах Гермионы промелькнула тень сожаления. — На следующий день я пошел в Гринготтс, и, когда я зашел в хранилище, там была только коробка пергамента и несколько монет. Когда я поговорил с менеджером, он сказал, что отослал выписку с моего счета моему «законному опекуну», которым оказался Вернон Дурсль. С той же совой он отослал просьбу перевести все деньги в маггловские фунты и отправить в четвертый дом по Тисовой улице… от моего имени, разумеется.

— Так вот почему они уехали. Ох, Гарри, мне так жаль тебя. Почему ты не сказал нам раньше? — он почувствовал, как, говоря, она сжала его колени.

— Черт побери, Гарри… ты ведь шутишь, да? — спросил Рон с приоткрытым от недоверия ртом.

Гарри печально покачал головой:

— Нет, не шучу. Именно поэтому мне и проходится продавать дом. Как мы будем искать эти… вы знаете… без денег? Поэтому мы и не сможем сегодня купить все для Фиделиуса.

— Ерунда! — воскликнула Гермиона. — Я попрошу папу дать мне доступ к моему трастовому фонду. Он открыл его, когда я была маленькой, чтобы я могла поступить в колледж — понятно, это было до того, как мы узнали, что я ведьма, а Хогвартс совсем не столь дорог, как те маггловские университеты, и, поскольку я не собираюсь туда возвращаться в этом году, денег у меня достаточно. Я сама все куплю! — сказала она под конец.

— Гермиона, — сказал Гарри, раздраженно вздохнув.

— Что — Гермиона? — спросила она с яростью в голосе. — Да я последние трусы продам, если это поможет положить конец ублюдку, из-за которого случилось это! — она указала на череду колдомедиков, левитирующих вереницу маленьких прикрытых трупов из приюта на улицу и в большую летучую повозку, которую тянула упряжка фестралов. — Клянусь, Гарри, ты не остановишь меня!

— Нет, я имел в виду… хорошо, я передумал насчет наших планов пропустить этот год, из-за чего я, в частности, и хотел продать этот дом. Если школу снова откроют и мы туда вернемся, время от времени нам придется отлучаться из замка, для чего нам или потребуется разрешение, или придется порой нарушать некоторые школьные правила. Если я смогу поговорить с портретом Дамблдора, возможно, он сможет убедить МакГонагалл позволить нам исчезать безо всяких объяснений.

Пока он говорил, ярость исчезла из ее глаз, а вместо нее неярко замерцали волнение и мысли о возвращении. Она уже знала, что, стоит первым номером в списке претендентов на должность главного префекта среди девочек, и он понимал, что это было одной из вещей, которые ей очень не хотелось бы бросать, не возвращаясь.

— Хорошо, — сказала она с легкой улыбкой. — Если мы действительно возвращаемся, то на моем счету достаточно, чтобы оплатить все покупки и год обучения для нас обоих.

Они оба повернулись и заметили, что теперь Рон недоверчиво смотрит не на Гарри, а на Гермиону.

— Гермиона! — задохнувшись, спросил он, издав что-то вроде хныканья. — У твоей семьи тоже есть деньги?

— Да, оба мои родители — дантисты, а это достаточно прибыльная маггловская профессия, к тому же папа — выходец из состоятельной семьи.

— Почему ты никогда мне не говорила?

Она непонимающе посмотрела на него.

— Я не думала, что это важно. Или ты думаешь, что мне надо щеголять этим, как Малфой?

Рон откинулся на скамье и угрюмо сложил руки на груди.

Гермиона слегка пожала плечами и сказала:

— Пойдемте в «Котел» завтракать, Том уже должен бы проснуться. Я угощаю.

При упоминании еды угрюмость Рона немного ослабла и он поднялся со скамьи одновременно с Гарри, все еще держащим на руках спящую демона-ведьму, и они вчетвером пошли к «Дырявому Котлу».

---

1) Таскете — помоги.

Вернуться к тексту

Когда они зашли в «Дырявый Котёл», Котоне всё ещё спала, обеими руками и даже волосами отчаянно цепляясь за Гарри. Поздоровавшись с Томом, они поспешили занять отдельную кабинку.

Том за барной стойкой готовился к, как он надеялся, насыщенному дню. Как только он увидел Гарри, входящего в гостиницу, он помрачнел — и это не осталось незамеченным никем из трио. Гарри и Гермиона обменялись вопросительными взглядами, а затем оба посмотрели на Рона, который демонстративно избегал их. Гарри немедленно спрятал лицо Котоне на своём плече, подумав, что Том был бы обеспокоен из-за странно выглядящего ребёнка, который мог распугать ему клиентов.

Когда они подошли к столику, паника промелькнула на лице Рона, и он стремительно схватил что-то со столешницы и спрятал это в карман. И снова Гарри и Гермиона обменялись взглядами.

— Что это было, Рон?

— Что? Это? А, это просто старая газета. Хочу сохранить её, чтобы постелить Сычику в клетку.

— Это был вчерашний вечерний «Пророк»? — Гермиона прищурилась.

— Ох. Я... Я не знаю, — соврал Рон, но так явно, будто это было написано у него на лице, — я не заметил.

Гермиона одарила его свирепым взглядом, упершись одной рукой в бедро и протянув ему ладонь. Рон, чувствуя себя побеждённым, вздохнул, затем вытащил газету из кармана и медленно протянул ей. Выхватив газету, Гермиона разгладила ее и начала читать. Хватило всего одного взгляда на заголовок, чтобы она взвизгнула: «ЧТО?» и немедленно смяла бумагу в руках. Гарри болезненно скривился:

— Дай угадаю... По мне прошлись? — спокойно прокомментировав реакцию, он потянулся и осторожно вытащил газету из рук Гермионы.

По виду Гермионы легко было понять, что она собирается гневно кричать. Пусть неохотно, но ослабив хватку, она позволила Гарри забрать газету и наблюдала за его реакцией на заголовок:

«Избранный избрал бегство!»

авт. Рита Скитер

По сведениям нашего источника, Гарри Поттер, так называемый «Избранный», этим утром находился в госпитале Св. Мунго во время дерзкого рейда сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть.

Более чем сто десять пациентов и медработников погибли этой ночью в результате убийственного налёта, который начался в три часа. Среди жертв — пятнадцать детей, проходивших лечение. Отчёты подтверждают, что Мальчик-Который-Выжил сбежал из больницы буквально через несколько мгновений после начала событий, оставив беспомощных пациентов защищаться самостоятельно.

Как уже сообщалось ранее, Гарри Поттер скрывался в маггловском госпитале перед тем, как он был обнаружен последователями Сами-Знаете-Кого и был вынужден бежать, оставив Министерство подчищать за ним бардак.

Единственным «героем», выжившем в этой ночной атаке, оказалась юная девушка по имени Котоне Оутэ, беженка, которая в настоящее время проживает в Хаверсхемском приюте для Нежелательных и Своенравных Беспризорников, а также каким-то образом сумевшая поймать в ловушку Родольфуса Лестрейнджа, осуждённого Пожирателя Смерти и беглеца из Азкабана.

Автор задаётся вопросом, следует ли вручать судьбу волшебного мира ребенку, который так легко обрёк беспомощных людей на ужасную смерть?

Гарри вздохнул и посмотрел на друзей. Теперь он понял тот взгляд Тома. Подняв палочку, Гарри развеял сонное заклинание на Котоне. Она встрепенулась и придушенно всхлипнула, обвив его руками. Он почувствовал, что её волосы освободили его шею, когда она подняла лицо к нему.

— Шиши-кун… ⁽¹⁾ — проскрежетала Котоне, выходя из магического сна — Дóуштано дэска? ⁽²⁾

Не понимая, что она сказала, Гарри поднял её со своих колен и передал Гермионе, которая немедленно заключила Котоне в объятия и попыталась успокоить. Он же поднялся и пошёл к бару. Том наблюдал за этим с едва замаскированным презрением.

— Послушайте, я правда устал от этого мусора, который они пишут обо мне в «Пророке», — начал Гарри уверенно, — это правда, я был в госпитале, но я ушёл до того, как начался налёт, и узнал обо всём только вчера вечером. Тем не менее, я был при налёте на приют здесь, в Косом переулке, один с двумя друзьями, пока вы все, очевидно, спали. Давайте посмотрим, напишет ли «Пророк» хоть что-нибудь о тех трёх Пожирателях, которых я помог поймать полчаса назад?

Выражение лица Тома в ответ значительно смягчилось.

— Теперь, когда манипуляции этих карг из «Ежедневного Пророка» больше ни на что не влияют, мы бы хотели позавтракать. Если вы, конечно, не против обслужить так называемого «Труса-Который-Выжил» и его друзей.

— Конечно, мистер Поттер, — нервно ответил Том, прежде чем сбежать на кухню.

Гарри вернулся к столику с весьма суровым выражением лица. Была очередь Гермионы разбираться со стрессом Котоне. Крохотные девичьи ручки цеплялись за Гермионину чёрную толстовку, а её живые волосы задрапировали плечи. Гермиона, кажется, совершенно не смущалась маленького полу-демона, она продолжала обнимать Котоне и убеждать, что всё наладится.

Как только Гарри сел рядом с девушками, Котоне посмотрела на него, и их взгляды пересеклись. Он уже знакомо ощутил, как время замедляется, а комната исчезает вокруг него. В его разуме зазвучал приятный, неземной голос Котоне:

— Шиши-кун, что случилось? Где друзья? Барни?

Как бы ему не хотелось быть тем, кому придётся сказать ей, Гарри знал, что не сможет соврать:

— Маленькая, я так сожалею. Они убили большинство твоих друзей.

Гарри беспомощно смотрел, как глаза Котоне расширились. Он услышал пронзительный крик скорби, вырвавшийся из её груди, видел, как она ещё отчаяннее цепляется за одежду Гермионы, но не прерывал зрительного контакта. Ему невероятно хотелось отвлечься от горя в её глазах, но он осознал, что не имеет права. Он старался передать через их связь всё то сочувствие, на которое был способен — это заняло некоторое время, и когда Котоне успокоилась, она позволила прервать контакт.

— Гарри? Ты меня слушаешь? — темнота вокруг него рассеивалась, а Гермиона волновалась. — Ты в порядке?

— Да, всё хорошо. Котоне умеет удерживать внимание, не так ли? — сказал Гарри, осознавая, что такой же «связью» она смогла удерживать Беллатрикс и Родольфуса, пока не прибыла помощь.

Котоне подняла на Гермиону полные слёз глаза и указала на коридор, ведущий к туалету. Когда Гермиона кивнула, волосы Котоне медленно сползли с плеч, и она скользнула под стол, освобождаясь от Гермиониных объятий. Гарри наклонился и, поймав Котоне прежде, чем она смогла бы сбежать, снова усадил её к себе на колени.

— Гермиона, как думаешь, ты смогла бы что-нибудь сделать, чтобы она была менее… Я имею в виду, трансфигурировать одежду во что-то более…

И снова Гермиона кивнула и, вспомнив одежду, в которой Котоне была на Кинг Кросс, взмахнула палочкой, преобразовывая ночную рубашку в чёрное пальто до колен, с высоким, застёгнутым на пуговицы воротником, который успешно прикрыл нижнюю часть лица девочки. Довольный, что Котоне не будет привлекать слишком много внимания, Гарри отпустил её с колен и смотрел, как она бросилась в коридор — к туалету и кладовке. До того, как она убежала, он ещё успел окликнуть:

— Поторопись, еду скоро принесут.

— Это не вечная трансфигурация, она продержится несколько дней, в лучшем случае. Может быть, пока я буду дома, ты сводишь её к мадам Малкин и купишь… ох, — Гермиона вспомнила о проблемах с деньгами у Гарри. Она полезла в карман, но Гарри перехватил её запястье:

— У меня есть с собой немного денег, — он виновато посмотрел на Рона, — я… Я одолжил немного у близнецов вчера, когда уходил из Мунго. Так я смог купить себе еды, пока был на Тисовой.

— Подожди… — Рон разозлился. — У близнецов? Мои братья одолжили тебе денег, хотя мне они не дали бы и кната?

Гарри уже собирался ответить, когда Гермиона внезапно спросила:

— А ты хоть раз просил их об одолжении?

— Конечно, много раз! — ответил Рон возмущённо.

— И ты, конечно же, называл им причины, по которым тебе нужны были деньги? — Гермиона оперлась локтями на стол и положила подбородок на ладони.

— Ну… — он смутился, его гнев угасал с каждым словом. — Я, кхм, хотел купить, м-м-м… Кое-что…

— Окей, то есть ты думаешь, что для близнецов это «кое-что», которое ты хотел купить, было столь же важным, как и то, что нужно было Гарри? В конце концов, он — один из тех, кто дал им денег в начале их бизнеса, и он не просил от них ничего взамен.

— Тем не менее, — пробормотал Рон, — мы же семья...

— И Гарри тоже, но прямо сейчас его нужды перевешивают твои… Или мои, если уж на то пошло, так что не думаешь ли ты…

Речь Гермионы была прервана появление маленького шарика перьев, который начал кружить вокруг головы Рона с пронзительными криками. Рон, распахнув глаза, сграбастал птичку. За всем произошедшим Гермиона абсолютно забыла про письмо Рона.

— Что ж, раз уж мы здесь, о чём тебе было так необходимо со мной поговорить?

Виновато покосившись на Гарри, Рон уставился на свои колени:

— Я не думаю, что сейчас подходящее время.

Гарри, поняв намёк, встал из-за стола и двинулся к туалетам со словами:

— Пойду проверю Котоне, её что-то долго нет.

 

Гарри постучал в дверь туалета, позвав:

— Котоне? У тебя там всё в порядке?

Выждав немного и не получив ответа, он постучал снова, затем открыл дверь. Он мог сразу сказать, что там было пусто. Зато стало заметно, что дверь в кладовую оставлена ​​открытой. Подойдя к двери, он услышал странный хруст и визг, исходящие из комнаты. Он аккуратно заглянул в кладовку и увидел Котоне, которая сидела между двумя большими ящиками в дальней части комнаты и явно что-то ела.

— Котоне?

Удивленная маленькая девочка встала и повернулась к нему лицом. Он увидел, что у нее в руке большая коричневая крыса, извивающаяся и пищащая. Вторая рука Котоне была у поднятого воротника её пальто, у рта. За писком крысы он услышал чавкающий звук и увидел, как тощий лысый хвост исчез между пальцами, и за этим последовал невероятно громкий хруст, тот самый, который он слышал несколько минут назад. Гарри бросился вперед, собираясь выхватить грязную крысу из её рук, но затем увидел замешательство и испуг в её грустных глазах, и снова: время замедлилось, комната исчезла, связь была установлена:

— Шиши? Что случилось? — К её неземному голосу в его голове примешивался страх.

— Что ты делаешь с этой крысой? — он старался говорить ровно, но точное знание, чем именно она занималась, вызывало у него тошноту. Конечно, именно тот ответ, который он совсем не хотел слышать, не заставил себя ждать.

— Ем, — спокойно ответила она, однако в её глазах был вопрос, — это неправильно?

— Зачем ты ешь крысу? Нам сейчас принесут еду, тебе не стоит есть... это.

Гарри мог видеть тревогу, с которой она «говорила»:

— Но… но мне нравится крыса. Хрустит лучше, чем мышь, нет иголок, как у ежа. Это то, что я ем.

Гарри подавил мысленный вздох, безуспешно пытаясь разорвать связь. Затем сказал ей:

— Ты можешь общаться с нами… используя слова, ты знаешь? Тебе не стоит смущаться.

— Мои слова пугают. Чем тише, тем лучше, так меня учили. Не видно и не слышно.

Она перевела взгляд на крысу, тем самым разрывая связь между собой и Гарри. Взглянув на него, Котоне заметила замешательство на его лице. Скрежещущим голосом она произнесла:

— Если то, как я ем, тебе не нравится, пожалуйста, иди к Ваши… к Ге-ми-не, так будет проще.

— Думаю, мне лучше побыть с тобой немного, — ответил Гарри. — Ваши сейчас говорит с Бон-боном о чем-то таком, что я предпочту не слышать.

Необыкновенно большие заострённые уши Котоне оживились и развернулись на голове в сторону открытой двери. С озадаченным видом она сдвинула брови и спросила шуршащим шёпотом:

— Шиши-кун, что такое «хоркрукс»?

— Что? — Гарри побледнел.

— Твои Ии-гурю ⁽³⁾ и хё ⁽⁴⁾ разговаривают о заклинании для создания хоркрукса, — её глаза сузились, а уши дёрнулись, — они говорят о Фейри, многие из которых уже мертвы.

— Котоне, это невежливо… — начал Гарри, но был прерван:

— Подожди, — она прислушивалась внимательно, а через минуту спокойно заявила: — Они говорят о любви, о любви Ваши к её Шиши. Это хорошо, что твоя половинка тебя любит. Почему ты ей не скажешь?

— Сказать ей что? — нервно спросил Гарри, точно зная, о чем говорит Котоне.

Когда она ответила, он посмотрел в её фиолетовые глаза и увидел вокруг них морщинки от улыбки, хотя её рот, к счастью, был скрыт:

— Почему ты не скажешь ей о своей любви? Я вижу ваши души, я вижу сопротивление, но оно бессмысленно. Тебе нужна твоя Ваши… Я знаю, что ты чувствуешь, и я знаю, кому на самом деле принадлежит твоё сердце.

Гарри надолго на неё уставился.

Котоне снова посмотрела ему в глаза:

— Больше нельзя медлить, ты должен сказать ей. Секизо, та статуя, открыла мне твою скрытую правду.

— Статуя?

— Ты не помнишь? — даже с таким небольшим опытом с её «разговорным» голосом Гарри мог сказать, что сейчас полу-демон была действительно удивлена. Он опять ощутил замедление времени, и кладовка медленно начала растворяться вокруг него, заменяясь воспоминанием Котоне.

* * *

Он сидел в углу, отвернувшись от толпы в сторону кирпичной стены платформы 9¾, ожидая прибытия поезда из Хогвартса и сожалея о том, что оставил своего плюшевого медвежонка в приюте. Он скучал по своему другу, единственному, который был у него в целом мире. Скоро приедет Барни, и его одиночество, такое же, как зима, закончится. Поскольку до поезда осталось меньше часа, а мисс Мелани была занята, общаясь с другими взрослыми, которые ждали своих детей, он решил побродить по платформе своим собственным способом, чтобы никому не докучать.

Он расслабился, уставившись в стену, и точка обзора медленно сместилась выше. Быстро посмотрев на себя, одинокую маленькую девочку, одетую в грязные обноски, он начал блуждать вокруг платформы. Бродя в этой бесплотной форме, он наблюдал за растущей толпой, полностью состоящей из пребывающих в нетерпеливом ожидании своих подопечных.

Он почувствовал, как его без предупреждения подняли высоко в воздух и на бешеной скорости потащили на северо-восток. Полёт резко остановился на старом кладбище. В страхе он шагал среди холодных надгробий, гадая, что привело его в столь унылое и мрачное место.

Одно из надгробий привлекло его внимание странным красным свечением вокруг себя. Он внезапно почувствовал чьё-то присутствие рядом. Резко повернув голову к кованым воротам кладбища, он заметил тощего молодого человека с грязными волосами, одетого в такую же униформу, какую его «брат» Барни носил в школу. Этот человек стоял и пялился на него, а за необычными круглыми очками, которые тот носил, было видно слабое красное свечение, исходящее от зелёных глаз. Можно было заметить дымную, просвечивающую змею, которая плотно обернулась вокруг него, будто пыталась задушить саму жизнь в его душе. Призрачная аура в виде льва окружила молодого человека.

— Почему я здесь? — спросил Гарри, надеясь, что, возможно, этот человек и призвал его в такое печальное место. — Зачем ты вызвал меня? Пожалуйста, оставь меня в покое.

Он мог заметить проблеск замешательства на лице парня, прежде чем тот исчез. В тот же самый момент он почувствовал, как его притягивает обратно к телу, которое всё ещё было в безопасности, в углу платформы на Кинг Кросс.

Он присел на мгновение, наводя порядок в мыслях. Что могло означать настолько странное видение? Он был почти готов встать и двинуться к мисс Мелани, чтобы попросить вернуться в приют, когда его дух снова был выдернут из тела.

Пейзаж размылся вокруг, и Гарри обнаружил себя в знакомых окрестностях Косого переулка, в нескольких милях от Кингс-Кросс, но ощущалось всё это совершенно незнакомым. Улицы были пусты, за исключением того молодого человека, которого он видел незадолго до этого. Аура в виде льва и призрачная змея всё ещё были с ним. Здания были закрыты и заколочены, и никто не шёл по переулку, кроме них двоих. Гарри тихо пошел рядом с этим молодым человеком, который, казалось, не заметил его, и наблюдал, как тот осматривается по сторонам — так же изумлённо, как и сам Гарри. Молодой человек остановился перед магазином Олливандера и попытался рассмотреть, что там внутри, через заколоченное окно.

Гарри последовал за ним; они вошли в парк и пошли по дорожке, вдоль которой были установлены оживлённые бюсты волшебников. Когда они достигли конца тропы, молодой человек взглянул на мёртвого орла, плавающего прямо у кромки богато украшенного фонтана. Он отпрыгнул в удивлении, когда заметил сзади вздыбленную голову змеи, которая вонзила призрачные клыки в его плечо. Мужчина, казалось, не заметил этого укуса, но лев содрогнулся, будто от сильной боли. Ужаснувшись от увиденного, Гарри не хотел ничего больше, чем покинуть парк и вернуться на Кингс-Кросс, но у него не было ни малейшего понятия, как это сделать.

— Почему ты призвал меня? — снова спросил он молодого человека.

Тот повернулся к нему с большим удивлением, будет только что его заметил. Мгновение он изучал внешность Гарри, затем подошёл и преклонил колено. Он протянул руки, будто хотел обнять Гарри, но в этот момент призрак змеи сделал угрожающий выпад в сторону Гарри, заставив его отступить на несколько шагов.

— Я не наврежу тебе, — тихо произнёс молодой человек, неправильно поняв его реакцию. — Я никому не позволю навредить тебе.

Гарри внимательно изучал лицо мужчины, впервые заметив странно светящийся шрам в форме молнии сквозь чёлку. Гарри слышал об этом молодом человеке. Он знал, что должен помочь. Используя свой врождённый талант в духовной магии, он молча наложил связывающий гекс на змею, плотно обернутую вокруг молодого человека. Он знал, что не может полностью изгнать призрака, но некоторое время мог сдерживать его. Дымная змея, казалось, застыла на месте, её светящиеся красные глаза смотрели на него с ненавистью.

Гарри мог видеть духа-пожирателя, который был заключен в шрам молодого человека. Он мог видеть красные, похожие на паутину нити, которые тянулись от шрама, как крошечные, не толще волоса реки, растекающиеся по всему его телу. Когда он поднял палец, чтобы дотронуться до духа-пожирателя, тот, казалось, запульсировал, как будто знал, что что-то должно было случиться с ним.

— Я вижу твою боль… — сказал Гарри. — Я чувствую твою боль… Даже если ты — нет… Позволь мне помочь тебе. Уже почти слишком поздно.

Он увидел, как мужчина улыбнулся и кивнул. Гарри приготовился к боли, которую ему обязательно придётся испытать. Кончиком пальца он дотронулся до шрама человека, вызывая духа-пожирателя обратно в его вместилище. Подобные паутине нити пульсировали красным, затем исчезали и отступали обратно в шрам, заканчиваясь в переплетенном узле. Гарри чувствовал боль, как будто каждый сустав в его руке сжало спазмом, но смог побороть её. Он схватил узел волокон, который оторвался от головы человека, когда тот упал на спину. Гарри посмотрел на бледно-красные извивающиеся пряди в руке и уронил их на землю. Мгновение спустя его вернули обратно на станцию, к его собственному телу.

* * *

Железнодорожная станция растворилась вокруг него, заменившись грязной кладовкой «Дырявого котла», как только связь с Котоне была нарушена. Воспринимать мир глазами Котоне для него было отвратительным опытом — и всё же её воспоминание лишило его дара речи. Он не мог вспомнить, что именно увидел, но что-то на задворках памяти делало увиденное странно знакомым, будто напомнило ему старый, давно забытый сон.

— Есть ещё два, — произнесла Котоне тихо, её голос раздражал, — хочешь увидеть?

Гарри кивнул и снова встретился с ней глазами. Он переживал опыт из Тайной комнаты, только теперь глазами и чувствами Котоне. И снова ей пришлось связать бесплотную, свернувшуюся кольцами змею и удалить щупальца, выходящие из его шрама.

Второе воспоминание было долгим — в нём Гарри целыми днями гулял по огромному цветочному полю. Высоко в небе он заметил огромного змея со светящимися красными глазами — его взгляд блуждал, как будто искал что-то на земле. Он был свидетелем внезапных штормов, проносившихся через этот виртуальный мир, всегда заканчивавшихся одинаково — разбитым гробом на дне кратера, прежде чем снова обнаружить себя снова идущим через поле. Котоне была с ним на каждом шагу, но Гарри-в-воспоминании, казалось, не замечал её молчаливого присутствия — за исключением тех случаев во время штормов, когда она валилась с ног от усталости в цветы. Шли дни, и он мог сказать, что она становилась всё более и более уставшей, пока во время самой последней бури Котоне не упала на землю и не исчезла совсем.

Когда кладовка снова появилась из темноты вокруг, Котоне печально сказала:

— Я пыталась защитить тебя от того шторма, но очень устала. Я попросила Ваши… Ге-ми-ну о помощи, я больше не могла тебя защитить.

Гарри увидел несчастное выражение в глазах Котоне:

— Ты имеешь в виду, что ты была в больнице, потому что защищала меня?

— Я дала обещание помочь, — Котоне кивнула, — вот почему тебе нужна школа, чтобы защититься. Я также передала книгу, которая тоже должна помочь. Это все, что я могу сделать, я вижу змею и вижу души в тебе. Тебе нужна Ваши, чтобы понять книгу, для большей помощи.

— Но там же всё на японском! Нам нужно найти переводчика.

— Да, и сделать это как можно скорее, для более мощной защиты, — Котоне снова опустила взгляд на крысу, которую всё ещё держала в руке. Бросив извиняющийся взгляд на Гарри, она продолжила: — я знаю, что это не самое приятное зрелище, поэтому прошу прощения.

Прежде чем он успел ответить, она отвернулась и поднесла руку к воротнику. Мгновением позже жалкий визг крысы прервался, и комната заполнилась громким хрустом.

Гарри и Котоне вышли из кладовки как раз навстречу Тому, который спешил из кухни с их завтраком. Том расплылся в улыбке и наклонился к Котоне:

— Итак, скольких ты нашла сегодня?

Котоне, смущаясь, молча подняла три пальца.

— Вот это моя девочка! — просиял Том, прежде чем разогнуться и смущённо посмотреть на Гарри. — И я прошу прощения, мистер Поттер, мне не стоило верить всей этой чуши в «Пророке».

Гарри всё ещё мутило и запах яичницы, лежащей на тарелках, лишь усугубил ситуацию. Он прошептал Тому:

— То есть вы знали, чем она занимается в вашей кладовке?

— Ну конечно! Она приходит сюда примерно два раза в неделю, и это помогает ей оставаться сытой. У меня годами не было проблем с крысами, — спокойно произнёс Том, затем понизив голос до доверительного шёпота, — совсем не так было до её появления из того приюта, знаете ли.

* * *

Рон внимательно провожал глазами Гарри, уходившего от столика. Как только он убедился, что Гарри покинул зону слышимости, он вытащил палочку и протёр письмо, которое ранее отвязал от лапки Сычика, затем вытащил страницу с рецептом эликсира из кармана и быстро сделал копию Арифмантической формулы.

— Послушай, — тихо сказал он, протягивая Гермионе пергамент, — я хочу, чтобы ты взглянула на эту формулу и сказала, что ты можешь из неё получить. Мне сказали, что это заклинание, но у меня есть причины полагать, что это может быть зелье.

Гермиона посмотрела на него с любопытством. Такой беседы она уж точно не ожидала.

— Рон, это та важная вещь, которую ты хотел со мной обсудить?

Рон просто кивнув, нервно поглядывая на коридор, куда ранее ушёл Гарри.

Гермиона расправила пергамент на столе, на секунду вгляделась в формулу и затем принялась её анализировать вслух:

— Это описание эффектов ритуального заклинания, видишь этот знак здесь? Это магический идентификатор, он означает общее избавление, и это совершенно точно заклинание, хоть оно и не накладывается напрямую, скорее, что-то из смежной с заклинаниями области… Подожди минутку, здесь ещё указана дозировка для физического компонента, но она такая маленькая, что даже самый слабый физический контакт может привести к передозировке…

— Что, если этот компонент будет доставлен... с запахом? — предложил Рон, зная о таком способе доставки со страницы.

— Да, я полагаю, это рабочий вариант… — к этому моменту Гермиона уже больше размышляла вслух, чем говорила с Роном. — Это странное уравнение, оно использует постоянную структуру вместо стандартной Гидеоновской структуры. И ещё наличие биологического фактора… Нет, даже трёх факторов, один из которых, судя по всему, катализатор… Это целенаправленное заклинание, которое может быть эффективным только для специфических существ; я предполагаю, что используется против тёмных сущностей, может быть, вампиров или оборотней, судя по элементу вот здесь… Хотя… нет, не вампиры, но, может быть, дементоры? На самом деле это имело бы смысл, потому что цель должна иметь душу, потому что… Кажется, дело в том, что…

Гермиона затихла. Рон мог видеть, как её глаза все время возвращаются к одному и тому же месту в формуле, раз за разом перечитывая. Она подняла взгляд от пергамента с очень настороженным выражением лица:

— Рон, где ты это взял? Это из книги с площади Гриммо?

— Что оно делает? — Рон предпочёл задать свой вопрос.

Гермиона вглядывалась в его глаза, будто надеясь прочитать в них ответ.

— Честно говоря, я не знаю точно, что оно делает, но догадываюсь. Где ты это взял?

— Гермиона, мне нужно знать. Для чего это заклинание, по твоему мнению?

Гермиона вернулась к формуле в попытках увидеть что-то, что, может быть, не заметила раньше. Она скользнула взглядом по странице, и её голос упал до шёпота:

— Это очень похоже на ритуал разрыва душевной связи, или, может быть, даже создания хоркрукса, поэтому наконец ответь мне, где ты это взял? Это невероятно важно! — она вспомнила те сведения от Снейпа, что, возможно, в шраме Гарри скрыт случайный хоркрукс.

Когда Рон услышал её предположения, с его лица будто смыли все краски. Он медленно поднял вырванную страницу со своих коленей и передал Гермионе со словами:

— Я нашёл это вчера в комнате Джинни, рядом с пустым стеклянным фиалом. Я подумал, что она могла использовать это на Гарри в начале прошлого лета, может быть, даже перед тем. Я не хотел ругаться с ней, пока не выясню точно, что это такое и действительно ли она использовала это.

Гермиона забрала протянутую страницу и внимательно просканировала её. Она резко выдохнула, когда дошла до списка ингредиентов:

— Рог ирландского эмира! Три грамма! Это... это же незаконно!

— Что? Что за ирландский эмир?

— Чем ты слушал на УЗМС? Это фейри мужского пола, и они чрезвычайно редки. Они живут сотни лет, и их души связаны со всеми потомками. Если один из эмиров умирает, всё его потомство умирает вместе с ним. Чтобы получить три грамма, потребуется убить буквально сотни эмиров, и, в зависимости от их возраста, это может повлиять на тысячи, а то и десятки тысяч фейри, может быть, даже больше. В роге содержится железа, которая выделяет феромоны, а также центральную точку связи с его потомством. Убийство одного из них — столь же тяжкое преступление, как убийство единорога, вероятно, даже хуже!

Когда Гермиона продолжила читать, Рон сглотнул комок в горле, ощущая мерзкий привкус желчи:

— И что мы скажем Гарри? Я даже не уверен, что она действительно это сделала, и где она бы взяла три прядки волос Чоу Чанг? Возможно, конечно, в процессе квиддичного матча, но я не...

Глаза Гермионы потемнели:

— А при чём здесь вообще Чоу? Ты думаешь, это она дала это Джинни?

— Нет, посмотри на другой стороне, там, где описаны побочные действия. Помнишь, когда Гарри и Чоу поссорились? Они ведь тогда как будто ненавидели друг друга какое-то время. Я и подумал, что Джинни, наверное, приревновала или что-то в этом духе, я не знаю…

Гермиона внимательно прочитала список побочных действий: «объект начнёт ревновать субъекта в течение сорока дней после воздействия». Она подумала о своём чувстве жгучей вражды в адрес Гарри, когда тот был лучше неё на Зельях, получая все те восхваления от Слагхорна, которые обычно доставались ей. «Через сто дней объект начнёт активно избегать субъекта, если к тому моменту субъект не оттолкнёт объекта». Гермиона вспомнила все те разы, когда она бросала незаметные взгляды на Гарри, избивала свою подушку по ночам, представляя его лицо, и ужаснулась. «Через сто пятьдесят дней объект будет стремиться разорвать все отношения с субъектом». И снова Гермиона вспомнила внутреннюю борьбу, которая до сих пор мешала её дружбе с Гарри. Все разы в течение последнего года, когда она долго не говорила с ним, когда не доверяла ему, как раньше, тот случай на Кингс-Кросс, на Тисовой улице… Если бы она не любила его, она бы уже давным-давно его избегала. В некотором смысле она действительно отстранилась от него. «Не должно быть никакой видимой реакции между объектом и носителем». Почему она явно ревновала к Чоу, когда Гарри целовал её, но ничего, совершенно ничего не чувствовала по поводу его влечения к Джинни? Понимание обрушилось на неё. Всё встало на свои места.

— Рон, Джинни действительно сделала это, — Гермиона сказала это тихо, но слова будто засели в его голове, — только она использовала не волосы Чоу. Она использовала мои.

— Не сходи с ума, с чего бы ей использовать твои волосы? Почему она вообще могла думать, что ты любишь Гарри?

Гермиона вздохнула. Пришло время рассказать Рону, почему именно она постоянно отвергала его бесконечные предложения встречаться.

— Потому что я сказала ей об этом. Много лет назад. Тогда мы ещё были просто подружками, сплетничающими про мальчика, с которым ни у одной из нас не было никаких шансов быть вместе. Я полагаю, она каким-то образом поняла, что мои шансы изменились, и захотела подстраховаться.

Рон почувствовал себя ещё хуже, чем после рассказа Гермионы об эмирах. Даже несмотря на то, что он сам додумался до этого вывода, столь открытое признание Гермионы нисколько не облегчало ситуацию.

Увидев его удручённое выражение лица, она сказала:

— Рон, мне правда очень жаль. Я знаю, что ты нравился мне какое-то время, но теперь, боюсь мы находимся в одинаковом положении: оба любим, но безответно.

Рон так и не смог признаться ей, что «любовь» совсем не являлась даже частью того, почему он хотел быть с ней.

Однако проблема «что сказать Гарри?» всё ещё оставалась нерешённой. Они оба смотрели в коридор, когда Гарри вернулся, ведя Котоне за руку, а за ними следовал Том с большим подносом еды. Гермиона и Рон переглянулись и кивнули друг другу, молчаливо договорившись обсудить всё позже. Гермиона спрятала страницу в карман штанов прежде, чем Гарри и Котоне подошли к столу, а Том незамедлительно подал им завтрак.

---

1) Мой брат-лев...

Вернуться к тексту

2) Что произошло?

Вернуться к тексту

3) Ии-гурю — то же, что и «Ваши».

Вернуться к тексту

4) Хё — леопард.

Вернуться к тексту

Котоне сидела на сиденье рядом с Роном, который стал заметно меньше нервничать в ее компании, ведь она прикрыла клыки маской, а Гарри проскользнул на местечко рядом с Гермионой. Том быстро поставил еду на стол и вернулся к бару, приветствуя еще одну пару посетителей, спускавшихся по лестнице, ведущей из номеров.

Рон поставил перед собой полную тарелку и уже собирался расправиться с ней, когда Котоне тихонько подвинулась к нему и вытерла влажные от слез глаза. Ему было жаль маленькую девочку, и, похоже, он не особо возражал, когда она прислонилась к нему головой и ее белые волосы обвились вокруг его руки. Когда он почувствовал, как что-то холодное и похожее на змею скользнуло по его икре и осторожно сжало ее, он выронил вилку и вскочил со своего места, истошно крича: 

— Черт возьми, это змея или еще что похуже!

Стол задребезжал; на Гарри, Гермиону и Рона посыпались кусочки еды, слетевшие с тарелок.

Плачущие глаза Котоне расширились от страха, и она быстро убрала свои волосы с руки Рона и хвост с его ноги — ведь именно тот заставил его вскочить на скамейку и отчаянно лупить себя по ноге.

Увидев выражение лица Котоне, Гарри понял, что произошло.

— Рон, расслабься, это просто ее хвост, — сказал он спокойно, как будто на свете не было ничего более естественного, чем маленькая девочка с хвостом.

В глазах Рона мелькнуло выражение ужаса, но он заставил себя спокойно сесть на место и начал подчищать содержимое своей тарелки, стараясь не смотреть на Котоне.

Гарри чуть не рассмеялся над реакцией Рона, когда тот переставил свою тарелку. Сам же он пытался есть, но каждый раз останавливался после нескольких укусов, все еще чувствуя приступы тошноты из-за воспоминаний о завтраке Котоне. Затем он краем глаза заметил, как Гермиона и Рон обменялись друг с другом загадочными взглядами… Он почувствовал необычный укол ревности. В конце концов, Гарри не давал Гермионе никаких намеков на то, что испытывает к ней чувства, и в любом случае у него уже была девушка… Это же то, чего он хотел, не так ли?

Гарри бросил вилку на стол и встал; двое его друзей смерили его вопросительными взглядами.

— Я собираюсь вернуться в приют и забрать вещи Котоне. К этому времени это место уже должны были привести в порядок, — сказал он тихо, не глядя ни на кого из них, но заметил, как Котоне поднялась со своего места и поспешила к нему. Она взяла его за руку, давая понять, что хочет сопровождать Гарри.

— Ты считаешь разумным туда возвращаться? — спросила Гермиона с немалой озабоченностью в голосе. — Что, если Пожирателей Смерти там стало еще больше?

Гарри совершенно не выглядел обеспокоенным. 

— Авроры наверняка все еще там, и я зайду туда всего на несколько минут, — он посмотрел на Котоне. — Ты уверена, что хочешь пойти со мной?

Котоне только кивнула и протянула к нему руки, явно желая, чтобы он понёс ее. Гарри был не против. Поскольку она была необычно хрупкой для своего роста, он обнаружил, что она была практически невесомой… Он поднял ее одной рукой и почувствовал, как ее волосы мягко обняли его за шею, а хвост крепко обвился вокруг руки.

Гарри медленно брел к самому захудалому краю Косого переулка со своим маленьким грузом, недоумевая, почему он так зол, так… ревнует. Гермиона совсем недавно признавалась ему в любви, а теперь кокетничает с Роном?

«А что насчет Джинни?» — спросил его голос в голове, очень похожий на голос Гермионы. Он внезапно понял, что совсем не думал о Джинни… Он был обеспокоен ее поведением во время ее визита в больницу Святого Мунго. Почему она вела себя так… так… по-другому? Так фальшиво? Почему их встреча была такой неискренней? Он знал, что она что-то скрывает от него… Он обнаружил, что чувствует, когда люди вводят его в заблуждение — после того случая в Отделе Тайн… То, что случилось с Сириусом, то, что Долохов сделал с Гермионой, да и вообще все, что случилось со всеми его друзьями, бывшими с ним… Он поклялся, что никогда больше не позволит этому повториться. Он мог с уверенностью сказать, что Джинни что-то задумала, и абсолютно так же он понимал, что Гермиона и Рон что-то обсуждают втайне от него в «Дырявом котле». Мысль о том, как Рон целуется с Гермионой, непроизвольно мелькнула в голове Гарри, и на него накатила еще одна, куда более мощная волна гнева и ревности…

Гнев, который нарастал в нем, когда он шел, внезапно улетучился, когда он почувствовал влагу на своем плече, где было скрыто безмолвно плачущее лицо Котоне. Он мягко провел рукой по ее затылку, и, когда она подняла лицо с его плеча, посмотрел в ее глаза, полные слез. Он остановился, и время замедлилось, и аллея вокруг них исчезла, оставив в фокусе только ее отчаявшиеся фиалковые глаза.

— Шиши-кун, скажи, что теперь со мной будет? Я одинока… Родители мертвы… Барни-кун мертв… У меня ничего нет… Никто не хочет знаться с таким уродливым животным, как я. Куда мне теперь идти?!

Гарри действительно почувствовал ее боль и отчаяние через эту связь, пока она не прервала ее, вновь уткнувшись лицом ему в плечо. Когда окружающие его предметы появились вновь, он на мгновение подумал, что потерял очки — настолько все вокруг было размытым; неожиданно Гарри понял, что размытость вызвана слезами, которые навернулись на его собственные глаза… Он вспомнил свое жалкое существование у Дурслей, и это одновременно изумило и ужаснуло его тем, насколько были похожи их жизни…

— Одна очень умная ведьма сказала мне, что у меня есть способность «спасать людей», — сказал он Котоне удивительно ровным голосом, — и поскольку мне суждено спасти волшебный мир, я верю, что могу сработаться с одной красивой маленькой ведьмой, встретившейся на моем пути… Ты обещала защищать меня, поэтому я обещаю защищать тебя.

Он почувствовал, как ее руки и хвост сжались вокруг него, когда ее лицо поднялось к его лицу. У нее все еще текли слезы, но в целом она выглядела значительно счастливее.

Как и ожидал Гарри, когда он вошел, по зданию все еще бродили авроры. Достигнув второго этажа, он почувствовал, как Котоне напряглась, и она снова уткнулась лицом ему в плечо. Он видел, как команда волшебников оттирает кровь с полов и стен, в то время как авроры рассчитывают и наносят на карту места возле лестницы, в которые попали проклятья. Он поспешил в комнату Котоне и осторожно уложил ее на шаткую койку.

Поначалу ему показалось, что она не хочет его отпускать; ее волосы и хвост сжались вокруг Гарри, и он почувствовал, как она нервно вздрогнула. Он успокаивающе улыбнулся и отстранил ее от себя. Гарри нашел маленький потрепанный сундук в углу комнаты и быстро упаковал новую школьную форму Котоне, которая была куплена на его деньги, вместе с ее собственными немногочисленными вещами. Он поднял с пола рваного плюшевого мишку и протянул Котоне, которая с благодарностью взяла его и прижала к себе.

Он поднял со сломанного комода ее белую фарфоровую маску и с грустью посмотрел на нее… По всеобщему признанию, его шрам был гораздо менее заметен, чем пугающий вид Котоне, но он понимал, что значит физическое несовершенство, привлекающий столько нежелательного внимания… Он рассеянно провел рукой по волосам, закрывающим шрам, и осторожно положил маску в сундук между парой ее мантий.

— Это все? — спросил Гарри.

Котоне кивнула. Гарри с грустью посмотрел на скудное имущество этой маленькой девочки: мантию и униформу, купленную на деньги, которые он дал начальнице приюта; две очень старые и рваные серые мантии, такой же потрепанный серый плащ с капюшоном, грязная и выцветшая черная ведьминская шляпа, три старые книги, написанные на японском, и фотография, покоящаяся под тремя волшебными палочками.

Он достал из угла сундука старую потрепанную фотографию. Сначала он подумал, что это маггловская фотография, пока не увидел, как самая маленькая фигурка, изображенная на ней, застенчиво прячется за другой. На фото была изображена симпатичная азиатская женщина, одетая в традиционное кимоно; она стояла рядом с худым жилистым джентльменом, одетым в классический комплект красных волшебных мантий, украшенных спереди и по краю золотыми драконами. Из-за спины женщины выглядывала Котоне с прикрытой нижней частью лица; она выглядела намного младше, чем сейчас. На ней было элегантное кимоно ярких цветов, подобное тому, которое облачало фигуру ее матери. Длинные черные волосы женщины были собраны в большой пучок на макушке, который удерживали две скрещенные золотые спицы, инкрустированные драгоценностями. Котоне и ее родители стояли в каком-то райском саду за очень большим и дорогим на вид домом, похожим на пагоду.

— Котоне, это твои родители? — осторожно спросил Гарри, на что Котоне кивнула в ответ. Он снова заглянул в ее сундук, затем снова взглянул на фотографию: — Похоже, твоя семья жила в достатке… Как ты здесь оказалась?

Котоне глубоко вздохнула, а затем испустила грустный вздох, который больше походил на гневное рычание; но Гарри почувствовал, что он достаточно четко понимает разницу. 

— Отец был очень успешным мастером по изготовлению волшебных палочек. Оутэ — очень богатый старинный род. Семейное богатство было захвачено хакубо⁽¹⁾, — Котоне, казалось, с трудом подбирала английские слова. — Когда родители умерли, хакубо Мотоко⁽²⁾ отказала мне от дома, и я не смогла вернуться и стать частью какой-то другой семьи.

Гарри осторожно положил фотографию в ее сундук и взял в руки три палочки.

— Одна из них твоя?

Котоне поставила рядом с собой медведя, протянула руку и взяла одну из палочек. Гарри увидел странные гравюры по всей палочке, похожие на человеческие лица, искривленные в агонии. 

— Она из дерева дзиммэндзю⁽³⁾, а сердцевина из жилы дракона. Отец сделал ее для меня, это дерево очень редкое. — Котоне взяла из его рук вторую палочку темно-красного цвета, длинную и гладкую, и сказала: — А эта палочка из вишни с волосом единорога в сердцевине, она принадлежала моей матери.

Она взяла из его рук последнюю палочку. Он смотрел, как она провела пальцами по блестящему, покрытому черным лаком дереву. Она прижала палочки к груди, когда из нее вырвался тихий всхлип.

— Камфорное дерево с сердцевиной из жилы дракона, она принадлежала отцу. Очень могущественная.

Гарри взял у нее из рук палочки ее родителей и осторожно положил их в сундук, сказав: 

— Я хочу, чтобы ты всегда носила свою палочку с собой. Я не знаю, насколько ты обучена магии, но было бы лучше, чтобы она была у тебя под рукой.

Гарри опустил крышку сундука, поднял его одной рукой, а вторую свободную руку протянул Котоне, которая поднялась с кровати и позволила ему взять ее… Гарри с сочувствием посмотрел в ее печальные испуганные глаза и сказал: 

— Веришь или нет, малышка, но я точно знаю, что ты сейчас чувствуешь…

Солнце уже поднималось над горизонтом, когда они возвращались в «Дырявый котел». По дороге они миновали заколоченный «Магазин волшебных палочек» мистера Олливандера. У Гарри внезапно всплыло в памяти одно из воспоминаний, которые ему показала Котоне. Гарри в этих воспоминаниях смотрел на что-то сквозь сбитые крест-накрест доски… Любопытство взяло верх, и он подошел к заколоченному переднему окну.

Заглянув в магазин сквозь доски, он увидел лежащую на витрине одну-единственную запылившуюся палочку; она покоилась на очень старой подушке с кисточками. Эта была та же самая палочка, которую он помнил, когда покупал свою собственную палочку много лет назад… Осмотревшись, он просунул кончик своей палочки между досками и прошептал: 

— Lumos Minimus.

Он напряг в тусклом свете глаза, пытаясь разглядеть хоть какие-то детали на палочке, лежащей на подушке. Несмотря на то, что внутри магазина было все еще темно, он мог разглядеть гравюры каких-то птиц вдоль ее древка. Его глаза расширились, когда он различил заглавную букву «R», выгравированную у основания палочки.

«Райвенкло, — подумал он про себя, — это точно что-то принадлежащее Гриффиндору или Райвенкло… Ведь лучшее место, чтобы что-то спрятать — это на виду у всех!»

Он снова оглядел переулок. Ранним утром в нем было очень мало людей, и, похоже, никто не обращал на Гарри внимания… Гарри на мгновение задумался, затем вздохнул про себя. Раньше он никогда не стал бы стоять и размышлять, а ворвался бы магазин и схватил бы эту палочку с подушки; но он помнил, что его необдуманные действия доставили ему серьезные неприятности и причинили боль людям, которые были ему дороги. Он знал, что если это и был один из хоркрусов Волдеморта, на нем точно должна стоять какая-то магическая защита. Поскольку он еще был несовершеннолетним, он понял, что было бы лучше узнать мнение Гермионы, прежде чем пытаеться проникнуть в магазин.

Он повернулся на каблуках и быстро зашагал обратно к «Дырявому котлу».

* * *

Как только за Гарри закрылась дверь, Гермиона вытащила страницу из своего кармана и внимательно ее изучила.

Рон, который поглощал недоеденную порцию Гарри, все еще выглядел озабоченным; набив полный рот колбасы, он спросил Гермиону: 

— Когда мы ему скажем? Да и вообще, что мы собираемся ему сказать?

— Ну, лично я ничего не могу ему об этом сказать, — коротко сказала Гермиона, — буквально вчера он обвинил меня в том, что я ревную его к Джинни, а через несколько часов я сказала ему, что люблю его. Как ты думаешь, что он подумает, если я обвиню ее в… в этом? — она подчеркнула свои слова, помахав перед Роном мятой страницей. — Он подумает, что я пытаюсь увести его у Джинни или что-то в этом роде… Поэтому он однозначно плохо воспримет все, что я ему скажу…

Рон задумался над этим, попутно запихивая в рот кусок яичницы, наколотый на вилку. Он угрюмо кивнул в знак согласия. Получается, именно он должен сказать Гарри…

Гермиона встала из-за стола и протянула страницу Рону, сказав: 

— Мне пора встретиться с отцом, он уже ждет меня… Я вернусь, как только смогу, но, вероятно, это будет после девяти, когда закроются банки. Будь добр, пока меня не будет, сообщи Гарри.

С этими словами она вышла из «Дырявого котла» и аппарировала на улицу Сент-Осит.

Рон быстро закончил свой обед, а затем попросил у Тома разрешения воспользоваться камином, чтобы он мог сообщить своей семье, что с ними все в порядке. Он как раз вернулся к столу, когда Гарри и Котоне вошли через черный ход и поспешили к нему.

Гарри огляделся и спросил: 

— Где Гермиона?

Рон сделал глоток чая и просто ответил: 

— Ушла.

Гарри неожиданно запаниковал: 

— Ушла! Куда?!

Рон посмотрел в лицо Гарри, удивленный его реакцией. 

— Расслабься, она пошла поговорить с отцом, как и собиралась… Сказала, что вернется как можно скорее.

Гарри выдохнул и сел напротив Рона. Он попытался держать себя в руках, когда Котоне снова бросила взгляд в сторону кладовки. Гарри кивнул, она слезла с его колен и поспешила прочь. После того, как она ушла, Гарри наклонился и прошептал Рону: 

— Я думаю, что я нашел…

— Что нашел?

— Хоркрукс.

Рон побледнел. 

— В приюте? Я думал… Сам-Знаешь-Кто… Ты же отправился в маггловский приют…

Гарри покачал головой, а затем оглядел медленно заполняющуюся гостиницу.

— Мы поговорим об этом после того, как вернется Гермиона.

Прошло полчаса, прежде чем Котоне вышла из кладовки; она шагала медленно, наклонив голову вперед. Когда она подошла к столу, она села рядом с Гарри и тут же схватила его за руку и прижалась к ней головой.

— Сколько на этот раз? — спросил Гарри, надеясь, что его голос звучит спокойно. Он знал, что ему придется привыкнуть к таким шокирующим гастрономическим пристрастиям маленькой девочки… Когда Котоне подняла вверх два пальца, он спросил ее: 

— Этого достаточно? — на что она одобрительно кивнула в ответ.

Рон уже собирался спросить, о чем они говорят, когда у Котоне случилась отрыжка, как в ту незабываемую ночь в пабе «Три метлы», и у нее изо рта выпала небольшая косточка, на которой еще оставалось немного мяса и сухожилий. Она отскочила от столешницы и упала прямо перед Роном. Рон с любопытством посмотрел на нее, а Гарри снова стал зеленым и быстро смахнул ее вниз со стола.

Гермиона вошла в гостиницу и подошла к столу, неся в руках большой черный портфель. Она села рядом с Роном и поставила портфель на стол.

— Он согласился и позволил мне снять половину отложенных денег, — сказала Гермиона, и в ее голосе послышалось волнение. — Другая половина будет доступна мне в день моего рождения в сентябре.

Рон взглянул на портфель и тихо спросил: 

— Ну, и сколько же тут?

— Сто пятьдесят, — сказала Гермиона с улыбкой, — этого нам должно с лихвой хватить на все.

— Сто пятьдесят фунтов? — переспросил Рон. — Звучит не так уж и шикарно…

Гермиона закатила глаза и прошептала: 

— Сто пятьдесят тысяч фунтов, Рональд, — затем она взглянула на Гарри: — Как ты думаешь, Гринготтс еще открыт? Мы должны поменять часть этих денег на галеоны и добраться до книжного магазина и аптеки. Мы можем положить оставшиеся деньги в твое хранилище, пока они нам не понадобятся…

— Пойдем, — сказал Гарри, взяв Котоне на руки, — нам тоже есть что рассказать тебе, но я бы предпочел найти более уединенное место.

Рон услужливо нес сундук Котоне, пока они шли в Гринготтс. Недолго посовещавшись, они решили оставить пятьдесят тысяч в маггловской валюте, а остальные деньги обменять на галеоны.

Как только они вошли в Гринготтс, все гоблины, усердно готовившие свои стойки к новому рабочему дню, внезапно замолчали. Рон и Гермиона взглянули на Гарри, который неожиданно стал очень раздраженным… Он шагнул к одному из кассиров, который быстро вышел из-за своей стойки и бросился через большую дверь в дальний конец вестибюля, в то время как все остальные гоблины сидели и молча наблюдали за этой сценой. Гарри раздраженно вздохнул и направился к следующей стойке, где сидел еще один очень взволнованный гоблин. Прежде чем он подошел к кассиру, он увидел, как первый гоблин вновь появился в дверном проеме и внимательно наблюдал за менеджером, с которым Гарри разговаривал во время своего последнего злополучного визита в Гринготтс.

Гарри остановился, когда к нему поспешно подошел менеджер. Гоблин остановился в нескольких шагах от Гарри и нервно произнес: 

— Доброе утро, мистер Поттер, давайте пройдем в мой кабинет, где мы сможем обсудить ваши дела.

Он повел их к двери того же кабинета, где за пару дней до этого рассказал ему о Верноне, выудившем все деньги из его хранилища.

Зайдя в кабинет, Гарри попытался усадить Котоне на стул, но она отказалась отпустить его, уткнувшись лицом ему в плечо. Легкая улыбка тронула уголки его рта, и Гарри признал свое поражение; он сел, держа ее на руках, на один из стульев, стоящих у стола. Рон поставил сундук Котоне на пол и встал слева от Гарри, а Гермиона, все еще сжимая свой портфель, стояла справа от него.

— Мистер Поттер, — начал гоблин, — о том, что случилось…

— Послушайте, — прервал его Гарри, — неважно, что случилось раньше, я не виню ваш банк. Я разберусь с этим самостоятельно, — он взял портфель из рук Гермионы, поставил его на стол и открыл. — Мы бы хотели обменять сто тысяч маггловских фунтов на галеоны.

Затем Гарри подумал, что и Гермиона, и Рон также должны иметь доступ к хранилищу. Он сунул руку под рубашку, нащупал цепочку с ключом у себя на шее. Он поднял глаза на Гермиону, которая улыбалась ему.

— Я думаю, это может пригодиться.

Гарри поймал себя на том, что смотрит на ее улыбающиеся губы. Он узнал все ту же озорную улыбку, такая же была у нее и тогда, когда увидел Гермиону обнаженной; из-за этой улыбки его глаза на несколько мгновений застыли, прежде чем он вообще понял, что делает.

Он поспешно снял цепочку и обратился к гоблину: 

— Я бы хотел, чтобы вы сделали две копии этого ключа для двух моих друзей, если это возможно.

Гоблин-менеджер махнул, и мгновение спустя появился гоблин-кассир. Он нервно подошел к столу, взял ключ и портфель, а затем быстро вышел из кабинета.

Они спокойно ждали возвращения второго гоблина. Гарри почувствовал, как Котоне зевнула у него на плече, отчего менеджер неловко поерзал на стуле.

Заметив это, Гермиона сузила глаза и спросила менеджера: 

— Какие-то проблемы? Вы недовольны тем, что эта девочка находится в вашем банке?

Гоблин моментально напрягся и ответил чересчур быстро: 

— Нет, конечно же, нет! В Гринготтсе всегда рады старейшине!

Гарри собирался спросить, что же он имел в виду, говоря, что Котоне была старейшиной, но его отвлекло возвращение гоблина-кассира. Он осторожно положил портфель на стол вместе с ключом от хранилища и двумя его копиями, не сводя глаз с маленькой девочки на руках у Гарри. Менеджер открыл портфель и мысленно подсчитал его содержимое.

Он закрыл чемодан, подвинул его через стол к Гарри и сказал: 

— Вот остаток, ровно пятьдесят тысяч маггловских фунтов, остальные деньги были конвертированы и уже доставлены в ваше хранилище. Конечно же, мы не стали брать с вас обычную пятипроцентную комиссию за конвертацию, это комплимент от банка Гринготтс.

— О великий Мерлин! — воскликнул Гарри, понимая, что его дядя все еще имеет доступ к этому хранилищу. — Можете ли вы гарантировать, что только мы втроем сможем входить в это хранилище?

Если бы гоблин мог бледнеть, то сидящий перед ним менеджер выглядел бы сейчас ослепительно белоснежным. 

— Боюсь, что ваш законный опекун все еще имеет право входить в это хранилище, но только до того момента, пока вы не достигнете совершеннолетия, тогда…

— Гермиона, а у тебя есть здесь хранилище? — спросил Гарри, игнорируя слова менеджера, который говорил ему то, что и так было понятно.

— Нет, мне это было не нужно… Мои родители всегда приходили сюда, чтобы обменять маггловские деньги на галлеоны, чтобы купить мне школьные принадлежности…

— Рон? — спросил Гарри, хотя уже и так знал ответ.

— Ты шутишь, приятель? — ответил Рон с горькой усмешкой. — У меня? Хранилище?

Гарри повернулся к менеджеру: 

— Есть ли у вас какие-нибудь свободные хранилища?

— Да, есть несколько маленьких, — осторожно ответил тот, — это будет стоить сто галлеонов в год, и арендовать его должен кто-то совершеннолетний. Затем он обратился к Гермионе: — Не хотели бы вы его арендовать?

— Да, на имя Гермионы Грейнджер, — ответила ему Гермиона, — и, пожалуйста, приготовьте два дубликата ключей.

— И перенесите золото из моего хранилища в хранилище Гермионы как можно быстрее, — тут же добавил Гарри, — и, с вашего позволения, мы бы хотели посетить это хранилище прямо сейчас, — вежливо произнес он, заставив старого гоблина вскочить со стула и броситься к двери, призывая их следовать за ним.

Когда они вышли в вестибюль, все гоблины, находившиеся там, казалось, моментально напряглись и уставились на Гарри, или, точнее, на девочку, которая была у него на руках. Несколько волшебников, занятых делами, обернулись, чтобы посмотреть, куда же все уставились.

В тишине прозвучало несколько грубых замечаний в адрес Гарри, среди которых были различимы такие, как «трус» и «слабак». Когда Гарри пересек вестибюль и направился к тележкам, чтобы попасть в хранилище, один отчаянный волшебник бросил в него заклинание подножки, в результате чего Гарри рухнул вперед вместе с Котоне на руках.

Не успел Гарри упасть на пол, не менее десяти гоблинов-охранников, все вооруженные алебардами, подбежали так быстро, что казалось, будто они аппарировали вокруг шутника. Два огромных великана, одетые в полностью красные доспехи и держащие в руках огромные серебряные ятаганы, вырвались из скрытых альковов по обе стороны от входной двери.

Гарри поднялся с пола вместе с Котоне. К тому времени, как он снова встал, волшебника, произнесшего заклинание, нигде не было видно, и два грозных гоблина-стража проверяли всех остальных подозрительных волшебников, оставшихся в вестибюле.

Дрожащий менеджер, заикаясь, извинялся перед Гарри и его друзьями, уверяя их, что того, кто наложил заклинание, ожидают самые серьезные неприятности. Менеджер внезапно замолчал, и в комнате снова стало жутко тихо, за исключением звука шагов, эхом разносившегося по вестибюлю… Гарри оглянулся и увидел приближающегося дорого одетого пожилого гоблина в сопровождении двух внушительных гоблинов-стражников. Он почувствовал, как волосы и хвост Котоне оторвались от его тела, и она освободила его руки, давая своим видом понять, что хочет, чтобы ее поставили на пол.

Когда Гарри опустил маленькую ведьму на пол, он заметил, что почтенный гоблин на мгновение замер, прежде чем приблизиться к группе, и остановился на почтительном расстоянии.

— Мистер Поттер, меня зовут Рагнок. От имени Волшебного банка Гринготтс я хотел бы извиниться за этот печальный инцидент перед вами и вашими друзьями. Имущество этого волшебника конфисковано, а Отдел неправомочного применения магии в Министерстве получил уведомление о том, что мы будем принимать меры наказания против указанного волшебника.

Гарри недоверчиво посмотрел на пожилого гоблина. 

— Вы конфисковали его имущество из-за этого заклинания?

— Любое заклинание внутри этих стен запрещено законом, — просто ответил ему Рагнок, но Гарри понимал, что он что-то недоговаривает…

— Разве вы не собираетесь передать его Министерству? — спросил Гарри, обеспокоенный тем, что гоблины могут попасть в беду из-за того, что решили самостоятельно разобраться со столь незначительным нарушением закона.

— Внутри этого здания действуют лишь законы гоблинов, Министерство здесь не властно… Этого волшебника, мистера Фарнсворта, будут судить по нашим законам, — ответил Рагнок, взглянув на большие часы, висящие над главным входом, а затем добавил: — Судебный процесс должен закончиться прямо сейчас.

Пожилой гоблин повернулся к Котоне и, к большому удивлению Гарри, глубоко поклонился ей. Это было неслыханно… Когда она вежливо поклонилась ему в ответ, Рагнок сказал ей необычайно уважительным тоном: 

— Как вас зовут?

Котоне расстегнула свой воротник и убрала маску, обнажив лицо; раздался глубокий всеобщий вздох изумления — вздохи всех волшебников и ведьм, которые стояли вокруг и с интересом наблюдали за происходящим.

— Оутэ Котоне, Рагнок-сан, — ответила она, еще раз вежливо поклонившись. Ее низкий хриплый голос эхом разнесся по мраморному зданию, вызвав очередной приступ вздохов у ошеломленных зрителей.

— Вам больно, госпожа Котоне?

Котоне покачала головой. 

— Нет, Рагнок-сан, я в порядке.

Рагнок одобрительно кивнул и снова повернулся к Гарри, посмотрел на него долгим оценивающим взглядом, а затем сказал: 

— Мистер Поттер, я бы хотел договориться с вами о встрече где-нибудь в конце следующей недели, после вашего дня рождения. Я бы хотел обсудить состояние вашего счета у нас, а также несколько других вопросов.

Гарри не знал, что ему ответить, потому что, хотя у него и был счет в Гринготтсе, сейчас-то тот был совершенно пуст… Решив, что, возможно, Рагнок хочет обсудить арендную плату, которая должна была быть выплачена за его пустое хранилище, или, может быть, предложить помочь ему вернуть деньги, которые были украдены его дядей, он согласился отправить в банк сову в указанную дату.

Рагнок снова извинился и еще раз отвесил вежливый поклон Котоне, на который она почтительно ответила; затем он удалился вместе со своими двумя телохранителями.

Гарри, увидев, что Котоне снова тянет к нему руки, улыбнулся и поднял ее с пола. Как только она села в привычное удобное положение, он направился к тележке, чтобы попасть в хранилище. Сделав несколько шагов, он заметил, что Рон не двинулся с места. Оглянувшись назад, Гарри крикнул: 

— Рон, ты идешь?

Рон изумленно смотрел на Гарри, открыв рот… Гермионе потребовалось потянуть его за локоть, чтобы он пошевеливался…

Спустя одну мучительную поездку на тележке, которая, правда, очень понравилась Котоне, они оказались перед новым хранилищем Гермионы. После того, как дверь хранилища была открыта, Гарри любезно попросил сопровождающего их менеджера оставить их одних, на что тот откланялся, вручив каждому из них по ключу. Затем менеджер сел в тележку и сказал, что вернется через пятнадцать минут.

Когда тележка исчезла из виду, Гарри повернулся к Гермионе и взволнованно сказал: 

— Я думаю, что я нашел хоркрукс здесь, в Косом переулке; но мне нужно, чтобы ты взглянула на него, чтобы мы могли убедиться в моей правоте, — когда он увидел, что она испуганно посмотрела на Котоне, он пояснил: — Она уже знает… Она слышала, как вы с Роном говорили о них в гостинице… У нее отличный слух.

Когда Гарри повернулся к Рону, тот просто стоял, переводя взгляд с Гарри на Котоне… Гарри спросил его: 

— Рон, что случилось?

— Черт побери, Гарри! Ты знаешь, с кем ты только что разговаривал? — сказал тот сдавленным голосом.

— Ну да… С Гермионой. Она стоит прямо передо мной.

— Нет, в холле! Это же был Рагнок!

— Да, я запомнил его имя, — сказал Гарри, недоумевая, к чему Рон клонит. — Он директор банка или что-то в этом роде… А в чем проблема?

Рон недоверчиво посмотрел на Гарри, и Гермиона ответила за него: 

— Рагнок — лидер самого большого клана гоблинов в мире… Его клан контролирует все филиалы банка Гринготтс в Европе, а также в значительной части Евразии и Северной Африки. Это самый могущественный клан в мире, а Рагнок — самый могущественный гоблин в этом клане. Даже министры Фадж или Скримджер не смогли договориться о встрече с ним, а тебя он вот так запросто попросил о встрече! Я даже не представляю почему, хотя… Он сейчас вроде как находится в состоянии конфликта с правительством волшебников, потому что он так и не определился, на чьей стороне выступит его клан, если вспыхнет война…

Гарри понял только половину из того, что она говорила; он потерял нить разговора, наблюдая за ее губами… Как только они перестали двигаться, если не считать легкого напряжения в уголках ее рта, он понял, что смотрит на нее во все глаза… Он быстро опустил взгляд и пробормотал: 

— Да ладно… Ну да, я увижу его на следующей неделе, но нам еще нужно узнать об этом хоркруксе.

Как только Гарри отвернулся от ее лица, на ее губах мелькнула понимающая улыбка, прежде чем она спросила: 

— Что это вообще такое, и почему ты решил, что это хоркрукс?

— Дамблдор как- то сказал мне, что Волдеморт, чтобы спрятать свои хоркруксы, скорее всего, будет использовать места, в которых происходили какие-то важные для него события. Он использовал дом своей матери, чтобы спрятать кольцо; пещеру, в которой он понял, что он «избранный»… Поэтому я подумал — а что он чувствовал, когда узнал, что он волшебник, и наконец взял в руки свою палочку?

— Это определенно можно назвать одним из важных событий в его жизни, — сказала Гермиона, размышляя над тем, что он сказал.

Гарри продолжил: 

— Сегодня Котоне показала мне одно «видение», я думаю, это так можно назвать… Оно было у меня, когда она защищала меня, хотя я вообще ничего не помню про это «видение»…

Гермиона внимательно слушала, а Рон выглядел немного сбитым с толку.

— В этом видении я смотрел на магазин Олливандера сквозь доски, поэтому, когда я возвращался в «Дырявый Котел», я заглянул туда и увидел ту самую палочку, которую Олливандер всегда хранил на витрине… Она лежит там с тех самых пор, когда я впервые услышал об этом магазине… Когда я к ней присмотрелся, я заметил, что на древке выгравированы птицы, а возле ручки, как мне показалось, выгравирована буква «R»…

Глаза Гермионы расширились от изумления.

— Ты же не думаешь, что это палочка Райвенкло?

— Вот почему я хотел поговорить с тобой. Если это так и если это действительно хоркрукс, то на него, скорее всего, наложены какие-нибудь защитные заклинания; и, кроме того, нам придется ворваться в магазин, а я уверен, что он очень хорошо защищен…

Звук возвращающейся тележки положил конец их разговору… Гермиона сгребла несколько тысяч галлеонов в свой мешок с деньгами, а затем вытащила несколько тысяч фунтов из портфеля, чтобы положить их в хранилище. Она позволила гоблину-менеджеру наложить на хранилище несколько защитных заклинаний, прежде чем они молча вернулись из подземелья в холл.

Выйдя из банка, группа остановилась перед магазином Олливандера, где Гермиона внимательно изучила палочку; она заявила, что нельзя быть окончательно уверенными, что это на самом деле палочка Ровены Райвенкло, без ее более тщательного изучения. Несколько заклинаний, которые она попробовала применить, чтобы добраться до нее, даже не смогли проникнуть в окно; но это могло быть связано с системой безопасности самого Олливандера, а вовсе не с защитой, которую Волдеморт наложил на хоркрукс. Они решили пока просто оставить палочку там. Если это действительно был один из хоркруксов, то раз уж он находился там все эти долгие годы, то, скорее всего, в ближайшее время он никуда и не денется… По крайней мере, они теперь знали, где он находится…

Следующий час и более трех тысяч галеонов группа потратила, собирая книги и принадлежности, необходимые Гермионе для наложения чар Fidelis на площади Гриммаулд-Плейс. Большинство людей, проходящих мимо, бросали на Гарри пренебрежительные взгляды, поэтому он решил просто стоять в сторонке, пока Рон и Гермиона выбирали и оплачивали все необходимое.

Как только все было куплено, Гарри сказал Рону и Гермионе, чтобы они отправлялись на площадь Гриммаулд-Плейс с покупками и чемоданом Котоне; они должны будут встретиться с ним в Министерстве. Гарри же возьмет Котоне с собой в Министерство, которое находилось совсем недалеко от «Дырявого котла»… Естественно, Гермиона отказалась оставлять Гарри одного, ведь он все еще был несовершеннолетним, и еще целую неделю он не должен был находиться в гостинице без сопровождения Рона или ее самой. После долгих заверений в том, что Гарри будет осторожен, она неохотно согласилась.

Гарри все утро наблюдал за Гермионой. В ее глазах, казалось, пылал огонь, он не видел ее такой уже много лет… Она казалась возбужденной; он видел, что она сосредоточена на чем-то кроме школьных занятий, и необычайно взволнована тем, что они делали… Она была действительно… счастливой, гораздо более счастливой, чем он видел ее за все пять лет учебы.

Гарри покинул «Дырявый котел» в маггловском Лондоне и направился на запад по Чаринг-Кросс-роуд с Котоне на руках. Они шли, не разговаривая, но примерно через десять минут Котоне подняла голову, и ее уши, которые до этого времени были надежно скрыты в волосах, поднялись и повернулись к ее лицу.

— Держи уши прикрытыми, малышка, — прошептал ей Гарри, — мы находимся среди магглов…

— Шиши-кун, твоя Ваши-чан следует к нам, — прошептала она ему на ухо.

Гарри улыбнулся, продолжая идти, и прошептал ей в ответ: — Я знаю.

---

1) Хакубо — тетя, старшая сестра одного из родителей, в данном случае старшая сестра отца Котоне.

Вернуться к тексту

2) Мотоко — это просто имя, произносимое как «Мотто-Ко».

Прим. автора: На самом деле это имя моей сестры; она хотела, чтобы я использовала его как имя матери Котоне, но я подлая и гадкая, поэтому я сделала ее злой тётей.;)

Вернуться к тексту

3) Дзиммэндзю — это мифические деревья; считается, что они растут в глухих лесах Японии. Плоды, свисающие с этого дерева, выглядят как человеческие головы. Дерево манит к себе людей, издавая заунывные крики. Когда человек приближается к нему, дерево крадет его душу, и лицо человека появляется на одном из плодов.

Вернуться к тексту

Петуния Дурсль сидела одна в своей просторной комнате на длинном удобном диване, окружённая фотографиями своей любящей семьи и другими памятными вещами. На каждой стене, вдоль каждой полки со всех сторон сияли фотографии Вернона и ее «Дадлички». Обычно это была та часть дня, когда она могла присесть и отдохнуть после ураганной уборки своего сказочного нового дома, но в последнее время ее тревожный ум не давал ей возможности расслабиться. Она сидела с угрюмым лицом, просматривая стопки старых писем и фотографий. Петуния помнила то время, когда не могла даже взглянуть ни на что из этого, просто прятала их в коробке в забытом углу на чердаке на Тисовой улице. Но в последние недели она все чаще и чаще обнаруживала себя за просмотром содержимого обувной коробки. Она взяла одну фотографию, которая, казалось, привлекла ее внимание больше, чем другие — фотографию её сестры с мужем и «им». Она наблюдала, как изображение сестры прижимало к себе ребенка и целовало его в то время еще безупречный лоб, в то время как муж стоял рядом с ней, обняв ее за талию, и нежно смотрел на своего сына. Петуния замечала постепенное изменение изображения Гарри за последнюю неделю, с каждым днем он выглядел все менее и менее истощенным.

Вернон назвал ей дату, когда Гарри должен был вернуться из этой «школы уродов», но с того дня прошла уже неделя. Обычно он накручивал себя по мере приближения «дня икс», но в этом году явно был более легкомысленным. Петуния прекрасно знала, что Гарри не ходил в школу и в течение последнего месяца был в Лондоне, и ей было очень любопытно услышать, что именно ответит Вернон, когда она сообщит ему этот незначительный факт. Она решила, яростно запихивая письма и фотографии обратно в старую обувную коробку, что сообщить ему — это именно то, что ей стоило сделать.

Вернон был в своем любимом месте, развалившись на надувном кресле, которое грузно покачивалось в сверкающем бассейне олимпийских размеров на заднем дворе, и потягивал кофе с бренди; емкость плыла на подушке рядом с ним. Он разговаривал со своей довольно крупной сестрой Мардж, которая загорала на шезлонге у бассейна и наблюдала за игривыми выходками стаи своих собак, вытаптывающих грязную проплешину на прежде нетронутой лужайке. Когда Петуния вышла на внутренний дворик, вымощенный брусчаткой, она услышала, как Вернон смеется над тем, что только что сказала Мардж.

— Вернон, когда, по твоим словам, мы должны были забрать Гарри? — спросила Петуния нейтральным голосом.

Хихиканье Вернона резко оборвалось, когда он резко слетел с надувного кресла и на мгновение погрузился в воду, прежде чем вынырнул на поверхность, покраснев и брызнув водой из бассейна. Достигнув края бассейна, он убрал с лица мокрые редеющие волосы. Его глаза-бусинки метались между обеспокоенной сестрой и его стоической женой, когда он осторожно ответил:

— Ну… гм… Я получил еще одно письмо от того директора, его Бамблдора… что «мальчик» не вернется сюда, его отправили к тем рыжим, его чуд… друзьям.

Глаза Петунии сузились:

— О? Как мило, что ты мне об этом рассказал. Когда именно ты получил это «письмо»?

Лицо Вернона начало багроветь, когда он ответил:

— Оно пришло ко мне в офис на прошлой неделе.

Мардж, никогда не умевшая держать свое мнение при себе, вмешалась в разговор и спросила Петунью:

— Когда вы так начали беспокоиться об этом маленьком преступнике? Я думала, вы были бы рады избавиться от него.

Совершенно невозмутимая Петуния спросила Вернона спокойным, но холодным голосом:

— Как так получилось, что Дамблдор смог написать тебе письмо на прошлой неделе, если он умер почти шесть недель назад?

Из багрового лицо Вернона резко стало пепельным:

— Что? Откуда ты это знаешь?

Проигнорировав его вопрос, она продолжила:

— Я знаю еще кое-что. Я знаю, что его школа закрылась на две недели раньше в этом семестре. Расскажи мне, Вернон, почему ты сказал, что он остался там дольше? Не было ли еще одного письма от его мертвого директора?

Лицо Мардж стало темно-красным, когда она встала с шезлонга.

— Петуния! Ты не имеешь права расспрашивать своего мужа таким тоном! Такое же отношение ты получаешь от этого паршивого племянника!

Вернон, немного вернув самообладание, ответил Петунии:

— Да какая разница? Этот урод ушел и не вернется! Мы легко избавились от этого отребья! Ты тоже этого хотела, так что не думаю, что должен что-то объяснять!

Петуния одарила Вернона и Мардж ледяным взглядом, а затем спокойно сказала:

— Верно, ты не должен что-либо объяснять. Так же, как я не должна готовить тебе обед, убираться в доме или даже оставаться в одной спальне с тобой. Когда будешь готов рассказать мне, что на самом деле происходит, сможешь найти меня в большой комнате для гостей.

Когда Вернон выпалил какую-то непонятную чушь, Мардж недовольно пробурчала:

— Подождите! В большой комнате для гостей сплю я!

Не потрудившись обернуться, Петунья ответила через плечо:

— Ты найдешь свои вещи в коридоре. Комната, в которой должен был остаться Гарри, свободна.

* * *

Гарри обнаружил, что он все еще находится в нескольких кварталах от входа в телефонную будку Министерства. Решив, что у него есть время застать Гермиону, следовавшую за ним, он нырнул в узкий переулок между двумя большими зданиями из коричневого камня и спрятался с Котоне в тени за большой мусорной корзиной. Котоне вопросительно посмотрела на него и спросила:

— Шиши-сама? Что делать?

Гарри, все еще улыбаясь, сказал:

— Мы просто посмотрим, насколько хорошо работает это отслеживающее заклинание на моем инструкторе, и немного удивим Васи.

Котоне положила голову ему на плечо, пока они оба наблюдали за входом в переулок. Внезапно она почувствовала, как тело Гарри стало жестким, и он громко зашипел от боли, стискивая зубы. Она отпустила его, когда его руки взлетели ко лбу, и он издал сдавленный крик, упав на землю.

Котоне быстро вытащила свою палочку и огляделась, ожидая, что кто-то нападет на Гарри, хотя она и вряд ли бы смогла что-нибудь сделать в таком случае, ведь она почти не знала никаких полезных заклинаний. Никого не увидев, она опустилась на колени рядом с извивающимся телом Гарри. Как обычно бывает в панике, она полностью забыла о языковом барьере:

— Шиши-сан! Душитано?⁽¹⁾ — в слезах и почти в истерике она начала громко кричать: — Тасукете! Тасукете!⁽²⁾

Не зная, что еще делать, она изо всех сил пыталась заставить его перевернуться с бока на спину:

— Открой глаза, Шиши-сама! Постарайся открыть глаза!

Его глаза оставались закрытыми. Она оторвала его руки от шрама и прижалась лбом к его. Она расслабила свой разум и потянулась к нему, как мать учила ее много лет назад.

Мысленным взором она могла видеть темную каменную комнату, тускло освещенную факелами, вделанными в стены. Она смотрела на мужчину, корчащегося от боли на полу перед ней. Из палочки в ее руке тёк болезненный желтый луч мощного Круцио. Она была злая. Очень злая. Мало того, что рейд на Святого Мунго не смог защитить Гарри Поттера, так затем она ещё узнала, что Беллатрикс пошла дальше и напала на детский дом в наказание за поимку ее мужа. Она не санкционировала удар по детскому дому, но девка пошла вперед и все равно напала на него и в процессе попала в плен, а этот трус сбежал и оставил ее там, бросив своих товарищей — Пожирателей Смерти.

Она взмахнула палочкой вверх, разрушив чары. Она слышала тяжелое дыхание и мольбы ее Пожирателя Смерти:

— Пожалуйста, господин! Мы пробыли там всего несколько минут, когда пришли авроры! Нас окружили! Мне пришлось бежать...

Она больше не могла терпеть его трусливое унижение. Она почувствовала, как ее верхняя губа дернулась в ненавистной усмешке. Внутри нее нарастали гнев и ненависть. Она указала своей палочкой на никчемного, съежившегося Пожирателя Смерти. Ее видение было окрашено красным, и она почувствовала, как в ней нарастает оргазмическое удовольствие, когда она прошипела слова «Авада Кедавра».

Все потемнело, как будто выключили свет.

* * *

Гермиона нервно сжимала сумку с книгами и припасами, наблюдая, как Гарри выходит через парадную дверь «Дырявого котла» в маггловский Лондон. Как только дверь закрылась, она повернулась к Рону:

— Если он думает, что я позволю ему бродить по Лондону незащищенным, то ему следует подумать ещё раз!

Затем она грубо сунула тяжелую сумку в руки Рона. Рон устало вздохнул:

— Гермиона, он может позаботиться о себе. Если он узнает, что…

Она сузила глаза и опасно прошептала:

— Вот о чем я думала, когда оставила его на Кингс-Кросс, тогда он действительно позаботился о себе, не так ли?

Понимая, что злится на себя больше, чем на Рона, она добавила уже мягче:

— Если что-то случится с ним, я никогда себе не прощу. Отнеси вещи в дом на Гриммо и спрячь их там, встретимся в Министерстве.

Рон наблюдал, как она наложила на себя заклинание дезиллюминации, прежде чем выйти за дверь. Рон покачал головой и понимающе улыбнулся, поднимая сумку и маленький чемодан Котоне, и подошел к задней двери, откуда он мог аппарировать на площадь Гриммо.

Гермиона вышла на Чаринг-Кросс-роуд как раз вовремя, чтобы увидеть, как Гарри и Котоне исчезают за углом в конце улицы. Она поспешила к углу и огляделась, увидев, что они беспечно идут по тротуару. Гермиона не слишком заботилась о том, чтобы держать их в поле зрения, она знала, что следящее заклинание Тонкс может привести прямо к нему, если она потеряет его из виду.

Она осторожно шла следом, внимательно осматривая окружающие улицы и здания на предмет чего-либо необычного. Добравшись до угла, который находился в нескольких кварталах от министерства, она огляделась, ожидая, что Гарри будет приближаться к следующему углу. Ее сердце застряло в горле, когда она оглядела почти пустую улицу, на которой стояли лишь несколько маглов, болтавших о своих делах, и нигде не было никаких следов Гарри и Котоне.

Она сразу вытащила палочку и прошептала: «Sequor Sirius».

Палочка изогнулась в ее руке и указала дальше вниз по кварталу — туда, где Гермиона и ожидала их увидеть. Она осторожно спустилась по тротуару перед несколькими большими апартаментами из коричневого камня и вдруг услышала задушенный крик, доносящийся из переулка прямо перед ней. Ухватив покрепче палочку, Гермиона заглянула в тёмный переулок. Она чувствовала, как её сердце забилось быстрее.

Она увидела Гарри примерно в двадцати футах, молчаливо и неподвижно лежащего в грязи переулка возле большого мусорного бака, над которым стояла на коленях Котоне. Она удерживала его за запястья, прижимая к земле, и её лицо, казалось, прижалось к его лицу. Её волосы развевались, голова и хвост дико дергались из-под плаща. Гермиона слышала глубокое урчание Котоне, когда увидела, что её тело содрогнулось над ним. Казалось, что та целовалась с Гарри... Затем Гермиона с ужасом подумала: «Или кусала его!»

В панике она указала палочкой на Котоне:

— Ступефай!

Обездвиживающее заклятье угодило прямо между лопаток маленькой девочки. Гермиона наблюдала, как тело Котоне упало и скатилось с Гарри. Сразу же она услышала его громкий стон, когда его освобождённые руки взметнулись к голове. Гермиона бросилась к нему, почти ожидая увидеть его искалеченное лицо, лежащее в луже крови. Она остановилась, упала на колени, а затем подняла его в сидячее положение, при этом крепко обнимая его. Она отстранилась и посмотрела на него, с облегчением обнаружив лишь несколько маленьких капель крови, забрызгавших его щеку.

— С тобой всё в порядке? Что случилось? — её голос был напряженным и пронзительным, пока она сканировала его на предмет любой травмы, вытирая капли крови с лица, — Я знала, что я не должна была позволять тебе уйти самому! Как ей удалось заманить тебя в этот переулок?

Гарри открыл глаза, оторвался от Гермионы, наклонился, и его вырвало тем, что он успел съесть на завтрак. Он задыхался и все еще сжимал шрам.

— Это была не она, — ему удалось прокашлять, — Волдеморт… злится…

— Но Котоне, она... и кровь... она была сверху, я думала...

Гарри протянул руку к обездвиженной Котоне и осторожно перекатил ее на спину.

Когда слегка окровавленные волосы маленькой девочки упали с её лица, Гермиона ахнула, когда увидела потоки крови, бежавшие из её ноздрей и уголков остановившихся, широко открытых глаз. Она выглядела так, как будто умерла. Гарри выплюнул остатки желчи, а затем посмотрел на Котоне с беспокойством.

— Что с ней случилось?

Ответ Гермионы был тревожным писком:

— Я.… я думала, что она нападает на тебя. Я обездвижила её.

Гарри сел на землю, обхватив пульсирующую голову:

— Я думаю, она пыталась помочь мне. Разбуди ее.

Гермиона неуверенно направила свою палочку на Котоне:

— Эннервейт.

Ничего не произошло.

Гарри наклонился над маленькой девочкой и нащупал пульс у нее на шее, но тот был очень слаб. Он посмотрел на Гермиону и сердито спросил:

— Гермиона, что ты с ней сделала?

Он увидел искру света за глазами Гермионы. Выражение ее лица сменилось беспокойством и сильной страстью, когда она ответила низким рычанием.

— Я уже сказала — обездвижила её. Сначала мне казалось, что она целовалась с тобой, так сильно её лицо было прижато к твоему, но это не имело смысла. Должно быть, она напала на тебя, поэтому я...

— О? Так теперь ты ревнуешь к маленькой девочке?

— Что ты имеешь в виду? — огрызнулась она.

— Разве это не очевидно? — ответил Гарри, вытирая кровь, которая все еще сочилась из глаз и носа Котоне. — Ты злишься, потому что Джинни получила меня раньше, чем ты.

— Получила? — Гермиона возмущенно хмыкнула. — Скорее, Джинни украла тебя, а не то чтобы заполучила в своё владение.

Гарри заглянул в глаза Гермионе:

— Что ты имеешь в виду под «она украла меня»?

Гермиона глубоко вздохнула, готовясь рассказать, что Джинни использовала «что-то» против них. Она чувствовала, как бурлят гнев и ревность внутри. Она сразу узнала этот эффект эликсира и ничего не могла сделать, чтобы подавить жгучее желание причинить ему боль... словами, действиями... Она сделала единственное, о чем могла думать, и отвела взгляд от него.

Она встала, не ответив, и зашагала из переулка обратно на улицу. Сделав несколько глубоких успокаивающих вдохов, она подняла, а затем уронила палочку. Мгновение спустя с гулким хлопком появился автобус. Она повернулась к Гарри и холодно сказала:

— Пойдем. Давай, приведи ее.

Старый лысый волшебник с длинной седой бородой, одетый в красную униформу Бифитера восемнадцатого века, вышел в тамбур автобуса и начал читать с карточки: «Добро пожаловать в «Ночной рыцарь» — автобус, экстренный транспорт для ведьмы или волшебника, попавших в затруднительное положение. Меня зовут Барри Бэрроуз, и я буду вашим проводником сегодня утром».

Пока он читал приветствие, Гарри неуверенно встал и попытался принести Котоне из переулка. Он обнаружил, что носить девочку, которая этого хотела, было намного проще, чем удерживать мертвый груз, который теперь был у него на руках. Он держал одну руку под ее коленями, а другой придерживал за спину. Когда он подошел к автобусу, голова Котоне откинулась назад, показав окровавленное лицо испуганному проводнику.

— Посмотрите-ка сюда! — громко сказал Бэрроуз. — Нельзя приносить что-то вроде этого в автобус!

Гермиона развернулась на пятках к нему лицом, готовая прочитать ему лекцию о правах полукровок, но Гарри заговорил первым, пытаясь подтолкнуть голову Котоне так, чтобы воротник снова скрывал ее «выдающиеся» черты лица.

— Пожалуйста, сэр, она ранена. Мы должны отвезти ее к Святому Мунго... это не очень далеко, и я укрою её.

Глаза Бэрроуза поднялись от полукровки до лица обращающегося к нему мальчика. Шок и гнев вспыхнули в его глазах, когда он узнал «Труса, который выжил».

— Ты... Теперь ты уже точно не зайдёшь в этот автобус! Представить только, как ты бросаешь всех этих беспомощных пациентов на произвол судьбы! Маленькая девочка помогла больше, чем ты!

— Это ложь! — крикнула Гермиона. — Гарри покинул Святого Мунго перед нападением Пожирателей Смерти, и это, — сказала она, указывая на Котоне, — и есть та маленькая девочка, которая захватила Лестрейндж!

Бэрроуз посмотрел молча на троих молодых людей; тишину нарушали только тихий гул автобуса на холостом ходу и «кап… кап… кап…» крови Котоне, когда капли падали с руки Гарри, поддерживавшей ее голову. Наконец он спросил:

— Что это за… Как зовут девочку?

И Гарри, и Гермиона ответили в унисон:

— Котоне Оутэ.

— Ну, хорошо... Но я всё ещё не могу отвезти тебя в Святого Мунго. Нам сообщили, что они не принимают новых пациентов. Они все еще ремонтируют здание после атаки, иу них чертовски не хватает рабочих рук.

Гермиона посмотрела нервно на Гарри, а затем на Котоне, которая становилась ещё бледнее, чем обычно, из-за потери крови. Вина затопила её, вытеснив горечь, которую она чувствовала минуту назад.

— Хогвартс? — спросил Гарри. — Можешь отвезти нас туда?

— Хогсмид — это ближе всего к вам, и вы должны оставаться в задней части автобуса с этой... с ней.

Гермиона быстро заплатила по тарифу и помогла Гарри уложить Котоне на угловом сиденье в задней части автобуса. После того, как они устроились, она тихо трансфигурировала воротник черного плаща, который носила Котоне, в большой капюшон, который скрывал ее волосы и затенял ее лицо.

Пока автобус кренился и кружил по улицам, трясясь и подпрыгивая между остановками, Гарри подумал про себя, что Котоне в иных обстоятельствах полностью наслаждалась бы поездкой, вспоминая, как много удовольствия она получила от тележек Гринготтса. Он мягко провел тыльной стороной ладони по ее лицу.

— Гермиона, — он нервно прошептал, — она холодеет.

Гермиона с тревогой прикусила нижнюю губу:

— Мне очень жаль. Я понятия не имела, что простой Ступефай повлияет на нее вот так.

— Я не думаю, что это из-за Ступефая, — тихо сказал он, — когда я почувствовал боль в шраме, я мельком увидел камеру и человека, которого пытали, затем все как бы растворилось в тумане, и боль исчезла. Я думаю, она пыталась заблокировать Волдеморта, но я не знаю наверняка. Когда я почувствовал, что она упала на меня, туман рассеялся и боль вернулась, но не такая сильная, как в начале.

Автобус внезапно вздрогнул, остановился, и Бэрроуз крикнул: «Хогсмид!»

Спустя несколько мгновений они спешили по главной улице Хогсмида по пути в Хогвартс. Гарри вскоре начал задыхаться, и болезненная пульсация в голове отнюдь не облегчила путешествие.

Казалось, что Котоне весила вдвое больше, чем когда была в сознании.

Они добрались примерно до середины пути к замку, когда Гарри остановился и положил Котоне на землю. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы отдышаться, положив руки на колени и склонив вспотевшее лицо, в то время как Гермиона бросилась к ним и попыталась нести девочку сама, но сумела только поднять ее с земли.

Вспомнив, как Тонкс использовала патронуса, чтобы доставить сообщение в замок в прошлом году, Гарри вытащил свою палочку и сосредоточился на том, где они были, и на вызове Хагрида из своей хижины, вызвав своё самое счастливое воспоминание, которое он смог придумать. Воспоминания о Гермионе, принимающей душ, на мгновение промелькнуло в его голове, но у него были более счастливые воспоминания... гораздо более мощные. «Ну, может, мне следовало сказать тебе раньше. Мне следовало бы знать, что это ужасно — если тебе никогда не говорят, что тебя любят. Сегодня это для тебя изменится. Я люблю тебя, Гарри. Независимо от того, что я еще скажу или сделаю, и что бы ни случилось, никогда не забывай этого».

Он не забыл. Он никогда не забудет сильные эмоции, захлестнувшие его, когда он услышал её, произносящую эти слова. Это было волнительное и одновременно страшное время… и это было мощно. Он позволил страсти, которую чувствовал из-за воспоминания, наполнить его, и тогда направил палочку к Хогвартсу и воскликнул: «Expecto Patronum!»

В яркой вспышке массивный золотой олень материализовался из конца его палочки, его почти твердая металлическая поверхность блестела в лучах позднего утреннего солнца. Патронус был вдвое больше того, которого он наколдовал, чтобы спасти Гермиону, Сириуса и себя самого на третьем курсе.

Гермиона смотрела с трепетом на огромного золотого оленя, мчащегося по дороге с невозможной скоростью и исчезнувшего вдали. Она взглянула на Гарри, который выглядел столь же удивленным, как и она. У нее не было возможности исследовать изменения в собственном Патронусе и, увидев оленя Гарри, она сделала мысленную заметку, чтобы повысить приоритет этих исследований.

Первым прибыл огромный черный пес Хагрида, Клык. Местами у него сквозь шерсть всё ещё просвечивала кожа, напоминая о нападении Пожирателей Смерти в школе несколькими месяцами ранее. Он радостно подпрыгнул, направляясь к Гарри, но, кажется, ощутив напряжённость подростков, замедлил шаг и просто медленно кружил рядом, позволяя Гарри похлопывать себя по спине. Меньше чем через минуту Хагрид, размахивая своим верным арбалетом, поспешно подошёл и окликнул их:

— Гарри! Гермиона! Что ты делаете здесь? — подойдя ближе, он увидел девочку, которую Гермиона пыталась нести. — Что там у вас?

С отчетливой паникой в голосе она ответила:

— Она ранена, мы должны отвести ее к мадам Помфри, и чем быстрее, тем лучше

Когда Хагрид подошел к Гермиона, чтобы избавить ее от тяжести, он колебался лишь мгновение, увидев залитое кровью лицо Котоне, прежде чем осторожно принять хрупкую маленькую девочку в свои объятия. Хагрид бросился вперед, чтобы быстрее попасть в замок, в то время как Гарри и Гермиона все еще задыхались от спешки и медленно шли позади, пытаясь восстановить часть израсходованных сил.

Они вошли в замок и сразу направились в Больничное крыло. Открыв дверь лазарета, они окунулись в какофонию звуков. Целители метались от постели к постели, давали зелья, проводили диагностику и заботились о куче пациентов, которые занимали почти каждую кровать в лазарете.

Они увидели Хагрида в дальнем конце, низко склонившегося для разговора с очень встревоженной мадам Помфри перед кроватью с занавеской. Когда они подошли, мадам Помфри посмотрела на них и тихо спросила:

— Что с ней случилось?

— Мы не совсем уверены, — быстро ответил Гарри, — ее ударили Ступефаем, когда... она помогала мне, нейтрализуя действие моего шрама. Мы пытались применить к ней Эннервейт, но, похоже, это не помогло. Нам не разрешили отвези ее в госпиталь Святого Мунго, поэтому мы решили привезти ее сюда.

— Да, ты и все остальные, кажется, думают, что у нас здесь филиал Святого Мунго или что-то подобное, — сказала Помфри с ноткой досады в голосе, — но должна сказать, что это хорошо, что вы привезли ее сюда. Ещё несколько минут, и она была бы мертва.

Затем она окинула Гарри оценивающим взглядом, вытащила палочку и провела ею над Гарри:

— Ты сказал, твой шрам снова болит?

Когда Гарри просто кивнул, она спросила:

— Чувствуешь какие-либо остаточные эффекты?

Он рассеянно провёл рукой по лбу и ответил:

— Головная боль, и я немного измотан.

Мадам Помфри призвала зелье из своих шкафов и передала его Гарри, прежде чем сказать:

— Обычно я бы оставила тебя здесь на ночь, но в данных обстоятельствах… Прими зелье и постарайся отдохнуть.

Затем она посмотрела между Гарри и Гермионой:

— Раз уж вы здесь, вам следует нанести визит директрисе МакГонагалл. Она в своем кабинете. Я сообщу ей, что вы идёте.

— А что насчет девочки? — нервно спросила Гермиона, все ещё чувствуя себя виноватой и беспокоясь, что она, возможно, причинила вред Котоне.

— Мне уже удалось взять под контроль кровотечение, но она потеряла много крови. Я дала ей кроветворное зелье, но она должна остаться здесь на ночь, по меньшей мере. Она та девочка Оота, не так ли?

Они оба кивнули, и Гарри сказал:

— Она должна начать учиться здесь, в Хогвартсе в этом году, если он снова откроется, то есть...

— Да, — прокомментировала мадам Помфри, — что ж, это как раз одна из причин, по которой тебе следует увидеть директрису. Ты можешь навестить мисс Ооту утром, к тому времени она уже должна проснуться.

Когда они вышли из лазарета, они были удивлены, увидев Хагрида, вышедшего прямо за ними с несколько обезумевшим выражением лица.

— Кем вы приходитесь друг другу? — спросил Хагрид шёпотом.

— Она мой друг, — сказал Гарри, слегка опешив. — Я вроде как теперь её опекун, хотя и не официально. В чем проблема?

Хагрид казался искренне удивлённым заявлением Гарри:

— Её опекун? Но ведь ты ещё несовершеннолетний.

— Слушай, — Гарри был резок. — Я понимаю, почему люди не принимают ее по-доброму. Я не слепой, я знаю, как она выглядит, но она одна в мире, и о ней совершенно некому позаботиться. Она была в том крысином гнезде, которое эти волшебники называют приютом, и его больше не существует, потому что он был уничтожен Пожирателями Смерти сегодня утром. Будь я проклят, если министерство забросит ее назад, в другое дерьмо, потому что у нее нет денег, или потому что она полукровка, или метиска... подставьте любой другой ярлык, который они хотят на неё навесить!

Хагрид пытался перебить, но Гарри лишь повысил голос, не заботясь о том, что кто-нибудь в лазарете мог услышать:

— Она держалась за меня как чертового спасителя с тех пор, как я застал ее съежившейся в шкафу в том грязном приюте, сдерживающей убийцу Сириуса, пока я не смог до нее добраться. Она не проявила ничего, кроме подлинной честности и мягкости с тех пор, как я её знаю. Она не может исправить то, что она уродливая или отвратительная, или как еще люди хотят называть её. Я пообещал ей, что буду защищать её и, клянусь Мерлином, буду, даже если мне придется удочерить ее, когда я достигну совершеннолетия на следующей неделе!

Даже после шока, заметного на ее лице, Гермиона почувствовала прилив гордости за Гарри. Он редко проявлял такой уровень решимости или уверенности в чём-то, но услышав его слова в защиту одного из тех волшебников, кого в этом мире считали «низшим сословием», она не могла не смотреть на него с обожанием.

— Гарри! — наконец, смог сказать Хагрид. — Я не собираюсь её унижать, я был просто удивлен, что ты подружился со старейшиной.

Слегка смягчившись, Гарри произнёс:

— Гоблины тоже назвали ее «старейшиной». Что именно они имеют в виду?

— Ах, я продолжаю забывать о том, как ты мало знаешь о волшебном мире. Думал, что вас учат этому на уроках истории магии, — сказал Хагрид, сделав паузу, чтобы обдумать, как лучше всего описать то, чем была «старшая раса»: — Что маглы говорят о гоблинах?

Гермиона инстинктивно перешла в режим лекции:

— Ну, в некоторых кругах гоблины считаются кузенами гномов, за исключением того, что гномы глупы и никто в здравом уме не перепутает их. Слово «гоблин» происходит от «Gob» или «Ghob», царь гномов, чьи низшие члены назывались гоблингами. Однако, согласно «Краткому оксфордскому словарю современного английского языка», название, вероятно, происходит от англо-французского gobelin, или, на средневековой латыни, gobelinus, что вероятно, уменьшительное от Gobel, имени, связанного со словом «кобольд». Гоблин также связан с французским «lutin», а также...

— Гермиона! — воскликнул Гарри раздраженно.

— Ой, прости... — она робко улыбнулась, глубоко вздохнула и продолжила, как будто её не перебили вообще: — Ну, согласно магловскому фольклору, гоблины имеют несколько звериный вид: лоб полностью покрыт густыми волосами, а их рот заполнен пожелтевшими кривыми зубами. У них есть некоторые черты стариков, в том числе близорукость, и обычно их описывают как существ мудрее людей. Некоторые из наиболее диковинных заявлений заключаются в том, что они крадут человеческих женщин и детей и прячут их под землей, что женщины-гоблины воруют человеческих младенцев, чтобы заменить их уродливыми младенцами-гоблинами, или что они полностью мужская раса. Как и другие феи, гоблины были безобиднее в начале истории маглов, до того, как пуритане демонизировали их. Говоря на человеческом языке, гоблины стереотипно относятся к себя в третьем лице, как и домашние эльфы.

Когда Гермиона остановилась, чтобы сделать еще один вдох, её успешно прервал Хагрид:

— Что, если я должен буду сказать вам, что большинство диковинных вещей из этого — правда?

— Ты имеешь в виду подмену человеческих младенцев и воровство женщин? — спросил Гарри недоверчиво. Хагрид мрачно кивнул и сказал:

— Да, есть много вещей, о которых не говорят, и раз уж ты их упомянула, Гермиона... что ты знаешь о домовых эльфах?

Гермиона заметно ощетинилась, желая очень активно заклеймить злоупотребления и порабощение целой расы волшебных существ, но уступила Гарри, который ответил:

— Они веками были порабощены волшебниками, с ними обращаются довольно жестоко. Я воочию видел, как Добби страдал от рук Малфоев. Нам никто никогда не рассказывал, почему так произошло, такого никогда не было ни в одной из историй, которые нам преподавали.

И снова Гермиона ощутила умиление и гордость, когда она с удивлением посмотрела на Гарри, понимая, что он действительно обращал на неё внимание, когда она фонтанировала фактами о Г.А.В.Н.Э Рону и ему. Он действительно слушал её. Когда Хагрид снова заговорил, она вырвалась из своих размышлений. Зная, что Гермиона боролась за права домашних эльфов, он посмотрел на нее и добавил извиняющимся тоном:

— Порабощение домашних эльфов, а также благодушие гоблинов было прямым результатом соглашения между старейшинами и волшебниками. Как ты видишь, домашние эльфы встали на сторону с гоблинами во время последнего восстания. Они использовали наемных слуг, но в самом начале восстания безжалостно убивали своих хозяев-волшебников во сне. Оставшиеся волшебники, в основном полукровки, которые не могли позволить себе эльфов-домовиков, понимали, что проигрывают войну. Они призвали старейшин, расу «темных» охотников, переломивших ход войны. После восстания эльфы были волшебным образом обязаны служить волшебникам в качестве платы за их предательство. Вот почему они сегодня уходят от чистокровных семей, и почему домашние эльфы не могут принять плату за свои услуги — старый долг, который лучше не оставлять невыплаченным. Гоблины живут в страхе, что старейшины вернутся, если они переступят порог волшебников, поэтому они в большинстве своем остаются в своих делах.

Последовало долгое молчание, пока Хагрид не сказал мягко:

— Прости, Гермиона, вот почему я не хотел участвовать в твоём Г.А.В.Н.Э, и, Гарри, всё что я имел в виду — это что маленькая девочка, позаботьтесь о ней. Она важнее, чем вы думаете.

Хагрид нежно похлопал Гарри по плечу, от чего колени того подогнулись, и оставил ошеломленную пару стоять у дверей в лазарет.

Они уже собирались спуститься по лестнице, когда голос мадам Помфри раздался из дверей позади них:

— Гарри, Гермиона, тут кое-кто хочет поговорить с вами, на минуту.

Они посмотрели друг на друга с любопытством, а затем последовали за мадам Помфри обратно в лазарет. Она подвела их к кровати, где отдыхала избитая девушка. Ее лицо было в синяках и покрыто ссадинами и отметинами от заклятий. Она посмотрела на пару почти полностью опухшими глазами. Гарри услышал, как Гермиона резко вздохнула, когда ее осенило:

— Дафна Гринграсс? Мерлин, что случилось?

Когда Гарри услышал имя, его рот открылся, поскольку он тоже узнал прежде привлекательную блондинку со Слизерина. Дафна открыла рот, чтобы ответить, обнажив множество дырок от зубов. Ей удалось только подавиться всхлипом, прежде чем она отвернулась.

— Она выкарабкалась сегодня утром из руин своего дома, — заявила мадам Помфри, отвечая за Дафну. — Похоже, что Пожирателей Смерти не волновало, прервали ли они линию одной из древних чистокровных семей. Она единственная выжившая.

Гарри посмотрел на Дафну, мрачно удивившись, что приспешники Волдеморта напали на

семью студента в доме его предков. Дафна снова повернулась к ним лицом, поманив их перевязанной рукой, где не хватало трёх пальцев. Когда они наклонились ближе, она заговорила сквозь сломанные зубы невнятным хриплым шепотом:

— Они хотели, чтобы я молчала. Я попросила Пенни Пиндер передать страницу Уизли, простите меня… я не знала… Книжка в тайной части светильника над кроватью Панси в общежитии Слизерина. Я очень сожалею.

Дафна со стыдом отвернулась, смахивая слёзы, а мадам Помфри проводила парочку из лазарета.

Когда они спускались по лестнице, Гарри спросил:

— Кто эта Пенни? Пиндер, которую упомянула Дафна?

— Она была хаффлпаффкой, старостой, — ледяным тоном ответила Гермиона, — выпустилась два года назад.

Гарри не знал, что и думать о том, что Гринграсс пыталась сказать им и причём тут Уизли, но глаза Гермионы сияли от гнева, она сжимала в кармане вырванную страницу. Она скоро будет на один шаг ближе к тому, чтобы узнать правду об эликсире Джинни.

Они оба молча пошли к кабинету директрисы на втором этаже. Когда они подошли к горгульям, охраняющим лестницу, ведущую к кабинету, Гермиона остановила Гарри, схватив его за локоть и повернув к себе лицом.

— Гарри, мне очень жаль... Ты знаешь, я не хотела причинить вред Котоне. Я не оглушала её из ревности, я просто хотела защитить тебя. Судя по тому, как это мне казалось со стороны, она...

— Я знаю, — резко перебил он. — Я знаю, ты бы никогда не сделала ничего подобного, если бы не было веской причины. Я действительно не виню тебя.

Гермиона пристально вглядывалась в его усталые глаза, все еще чувствуя прилив эмоций, охвативших её во время разговора с Хагридом. В этот самый момент она не хотела ничего, кроме как обнять его за шею и целоваться с ним до потери сознания.

Гарри, который смотрел прямо в темнеющие глаза Гермионы, увидел в них тот же самое «огонь», который до этого он видел всего несколько раз. Она стояла так близко. Он едва мог учуять её мыло с запахом корицы, когда она почти незаметно наклонилась к ему. Его глаза скользнули по её губам, слегка приоткрытым и мерцавшим блеском для губ с неизвестным ароматом. О, как он хотел узнать, что это был за аромат... Он чувствовал, что бессознательно наклоняется вперед. Он был удивлен, обнаружив, что его руки каким-то образом уже добрались до ее талии, и ему стало интересно, сколько времени он будет сожалеть о том, что они, как он был уверен, собирались сделать. Ее глаза, бывшие теперь ближе, чем он когда-либо видел, медленно закрылись, и он мгновенно заскучал по глубоким омутам шоколада.

Дыхание Гарри оборвалось, когда он почувствовал, как руки Гермионы скользят по его плечам к его спине, посылая легкую дрожь по телу. Он чувствовал лёгкий выдох с ее губ, которые были так близки к его губам, что он не мог их больше видеть. Он был прав, она была достаточно высокой, и ему не пришлось сильно наклоняться, чтобы ее губы были рядом с его. Его глаза инстинктивно закрылись, когда он повернул голову и преодолел последний сантиметр пространства между их губами.

На мгновение их губы встретились, и между их телами пронеслась волна магии, яростно расшвыривая их. В следующий момент Гарри обнаружил себя сидящим на каменном полу, массируя большую шишку на затылке, которым ударился о стену коридора второго этажа. Он открыл глаза и увидел Гермиону, растянувшуюся на каменных перилах в двадцати футах от него.

— Гермиона! — крикнул он, неуверенно поднявшись на ноги и направившись к ней.

Она только начала шевелиться, когда он подошел к ней.

— Что случилось? — со стоном боли спросила она, потирая бедро, куда пришёлся удар об перила.

— Понятия не имею! — ответил он, внимательно осматривая ее в поисках возможной травмы. — С тобой все в порядке?

— Думаю, что да, — сказала она, позволив Гарри помочь ей подняться с пола. Она почувствовала, как слёзы навернулись на глаза, и предположила, что они только что открыли один из эффектов эликсира.

— Это нечестно, — она всхлипнула. — Черт побери, это несправедливо!

Она заглянула в Гаррины глаза:

— Вот как это должно быть. Мы должны быть вместе, я знаю... Я чувствую, насколько это правильно, но эта грязная, жуликоватая девка... она... — Гермиона обняла Гарри, уткнулась головой ему в плечо и закричала: — Это просто несправедливо!

— Какая еще девка, о ком ты говоришь? — спросил Гарри. — Это Гринграсс?

Через минуту Гермиона успокоилась достаточно, чтобы освободить Гарри. Она взяла его руки в свои и сказала:

— Ты знаешь, что я люблю тебя, Гарри. Я уже говорила тебе об этом. Хочешь верь, хочешь нет, но я знаю, что ты думаешь обо мне, и то, что мы только что пробовали сделать — достаточное тому доказательство. Я видела это в тебе давным-давно и просто подумала, что мне придется подождать, пока ты не поймешь, что ты действительно чувствуешь, последнее, что я когда-либо сделаю, это надавлю или повлияю на тебя каким-либо образом.

Гермиона остановилась, кусая губы и встревоженно размышляя, стоит ли ей рискнуть и рассказать ему, что Рон узнал о Джинни. Она решила, что будет лучше подождать, пока она лучше не узнает последствия и пока не возьмёт в руки ту книгу.

Со вздохом она потянула Гарри ближе к горгулье и сказала:

— Ладно, давай встретимся с МакГонагалл.

Горгулья шагнула в сторону, когда они подошли, очевидно, ожидая их. Они поднимались на движущейся лестнице и через минуту уже стояли перед большой дубовой дверью. Через дверь были слышны голоса, которые замолчали, когда они постучали молотком в виде львиной головы.

МакГонагалл строгим голосом позвала:

— Войдите.

И они открыли дверь, чтобы обнаружить, что комната почти заполнена членами Ордена, некоторые из которых, очевидно, только что прибыли и смахивали сажу со своей одежды. Как они вошли в переполненный кабинет, в камине вспыхнуло зеленое пламя, и в комнату вошел еще один член Ордена. Группа разошлась, открывая промежуток между двумя подростками и столом МакГонагалл. МакГонагалл посмотрела на них поверх очков и произнесла с резким акцентом:

— Мистер Поттер, мисс Грейнджер... Я считаю, что у нас есть некоторые проблемы, которые нам стоит обсудить.

---

1) Мистер Лев! Что случилось?

Вернуться к тексту

2) Помогите! Помогите!

Вернуться к тексту

Вспыхнул зеленый огонь, и Рон вошел в Атриум Министерства Магии, воспользовавшись камином на площади Гриммаулд-Плейс. Он стряхнул сажу со своей одежды, тщетно оглядывая необычайно многолюдный Атриум в поисках Гарри, Гермионы и Котоне.

Он подошел к дежурной ведьме и получил значок посетителя; затем Рон осведомился, прибыл ли Гарри Поттер. Получив отрицательный ответ, он спокойно сел у стены вокруг отремонтированного большого золотого фонтана в центре Атриума и стал ждать, в то время как различные ведьмы и волшебники суетились около каминов. Он не преминул заметить, что по обе стороны от входа для посетителей стояли два волшебника из Отдела обеспечения правопорядка — и еще несколько у входа в лифты.

Как только он сел, мимо прошел волшебник в причудливой одежде — в официальной синей мантии, аккуратных желтых брюках и паре черных ботинок с блестящей серебряной строчкой; он искоса бросил на Рона мимолетный подозрительный взгляд. Рон же был одет в одежду, которую волшебники считали «нормальной», и не придал ни малейшего внимания этому странному господину.

Через полчаса он забеспокоился. Он знал, что путь от «Дырявого котла» до здания Министерства не может занимать так много времени. Спустя еще полчаса он обнаружил, что расхаживает по Атриуму и каждые тридцать секунд нервно поглядывает на вход для посетителей.

Он случайно заметил проходящего мимо волшебника, одетого в простую черную мантию. Рон обратил на него внимание, потому что он уже видел эту пару ботинок с серебряной строчкой, которые теперь торчали из штанин темно-серых джинсов… Он неожиданно начал замечать людей, которые просто бесцельно слонялись по сторонам или постоянно проходили через пост охраны к лифтам; стало очевидно, что они каждый раз меняли свою внешность. Он также с растущим беспокойством заметил, что большинство людей украдкой поглядывают и на вход для посетителей, и на самого Рона.

«Ну и ладно», — подумал он про себя, подходя к Эрику Мунку — волшебнику службы безопасности, стоящему у входа в лифты. Рон протянул свою палочку для регистрации.

Эрик казался непривычно нервным; он молча взял палочку Рона, поместил ее на устройство со шкалой и кивнул, прежде чем вернуть ее.

Проходя через золотые ворота, ведущие к лифтам, Рон мельком увидел приземистую женщину с широким жабьим лицом и короткими каштановыми волосами, перевязанными большим розовым бантом; она исчезла в дверном проеме, сопровождаемая группой из четырех волшебников. Он сразу же узнал в ней Долорес Амбридж. Ему бросились в глаза темно-фиолетовые лосины, обтягивающие ее икры, такие носили лишь четыре волшебника, и все они были членами передового отряда Министерства магии.

Он быстро прошел к лифтам и спустился на один этаж вниз, где располагались кабинеты авроров. Как только он вошел в Отдел, Бенджамин Боунс буквально подбежал к нему и затащил в ближайшую пустую комнату.

— Поттер с тобой? — осведомился он у Рона.

— Нет, он должен был прийти сюда из «Дырявого котла» вместе со своей «подругой»… Он уже давно должен был быть здесь.

— Так, значит, Грейнджер с ним? — спросил Бен.

— Нет, то есть да, но я имел в виду не ее, когда говорил про его «подругу»… Гермиона пошла вслед за ними, чтобы убедиться, что они не попали в беду.

Бен вопросительно взглянул на него.

— Ты хочешь сказать мне, что Грейнджер на самом деле не девушка Гарри? Я подумал, что они уже…

Рон со вздохом прервал его и раздраженно заметил: 

— Я понимаю, почему все так считают… Для всех, кроме Гарри, совершенно очевидно, что они вместе, — мысль о том, что сделала Джинни, всплыла в его голове, и он угрюмо добавил: — Даже моей сестре. «Подруга», которую я упомянул, это, ну… «девочка» из детского дома, с которой ты нас видел. С тех пор, как мы забрали ее оттуда сегодня утром, она не отходит от Гарри, как будто от него зависит ее жизнь.

— Вполне возможно, что так оно и есть, — серьезно ответил Бен. — Итак, Поттер идет сюда?

— Да, — ответил Рон, — чтобы мы дали показания… Мне лучше сделать это сейчас, чтобы я мог наконец пойти их искать.

— Я уже получил твои показания со слов твоего отца, — поспешно прошептал Бенджамин, протягивая Рону лист пергамента для подписи, — он разбудил тебя, ты добрался до Хавершема после того, как закончилось нападение, и ты помог Поттеру и Грейнджер выбраться, вместе с этой девочкой, Оутэ. После этого через несколько часов тебя видели в «Котле». Подписывай.

Подписывая заявление, Рон заскрипел зубами при мысли о том, что за ними так внимательно следят; он уже собирался высказать свое недовольство, когда в кабинете вдруг неожиданно появился помощник Боунса и что-то ему прошептал. Тот резко встал и сказал: 

— Останься здесь, я сейчас вернусь.

Минуту спустя Бен вернулся, крепко взял Рона за руку и произнес: 

— Пойдем, Уизли. Мы пойдем к камину, чтобы попасть в Хогвартс.

— А теперь подождите-ка секунду, — воскликнул Рон. — Что, черт возьми, здесь происходит? Я иду в Атриум, а в Атриуме куча волшебников, которые выглядят так, будто собираются уничтожить меня; затем я прихожу сюда, и вы собираетесь обвинить Гарри в похищении ребенка… Да что происходит?

Бен повернулся и тихо прорычал: 

— На этот раз Гарри точно доигрался… Министр устал от его выходок и хочет, чтобы Гарри публично поддержал Министерство. Поскольку Гарри не желает сотрудничать, Скримджер пошел дальше… Он вменяет Гарри использование магии несовершеннолетним, то, что он аппарирует без лицензии, а также врывается в отделение Министерства и похищает… некоторые вещи. Вот эта злобная клеветническая статейка в «Пророке» — тоже дело рук министра, и так будет продолжаться до тех пор, пока Поттер не окажет министру активную поддержку.

— Использование магии несовершеннолетним? Похищение ребенка? Он помогал вам в приюте! Он причастен к поимке Пожирателей Смерти! Как только общественность узнает об этом, Скримджер уже не сможет причинить Гарри вреда!

— Вот именно. Общественность об этом не узнает… Я уверен, что все, что будет напечатано в «Пророке» о Хавершеме, выставит Поттера в самом плохом свете…

Рон был почти на грани срыва, когда грозно прошипел: 

— Тогда мы пойдем в «Придиру», и они напечатают версию Гарри!

— Не рассчитывай на это… Министр больше не допустит ошибок… Ты хоть представляешь, какое влияние на общественное мнение произвела атака на больницу святого Мунго?! Как ты думаешь, он собирается снова позволить себя публично унизить, если вдруг станет известно, что Пожирателей Смерти в приюте вновь задержали гражданские лица, а не его авроры?

Рон только покачал головой, следуя за Беном к камину, расположенному в Отделении авроров; он понимал, что скоро ему придется еще раз поболтать со своей странной, но, несомненно, очень сексуальной рейвенкловкой.

* * *

Был почти полдень, когда Молли Уизли стояла на кухне, и, глядя в окно, наблюдала за своей единственной дочерью, парившей над импровизированным квиддичным полем за «Норой». Джинни сказала, что она будет готовиться к предстоящему учебному году, и отправилась во двор, захватив «Чистомет-11» — метлу Рона; Молли наблюдала за ней весь последний час, и та не делала ничего, кроме как парила над полем, иногда приближаясь к нему совсем близко… Она сжимала рукоять, как будто собираясь сорваться с места, но так ни разу и не взлетела….

Молли взглянула на своих мальчиков — близнецов Фреда и Джорджа, которые в этот момент зашли на кухню пообедать, — и рассказала им о нападении на приют, произошедшем сегодня рано утром. Конечно, она была очень потрясена тем, что случилось с этими детьми, но неожиданно поняла, что слишком беспокоится о своей семье, и переживания о трагедии в Хавершеме ушли на второй план.

Рон и Артур покинули «Нору» рано утром и отправились на место происшествия. Они передали Молли, что с ними все в порядке, но это не слишком ее успокоило.

Теперь еще и Джинни.

Последние несколько дней она не делала ничего, кроме как парила в воздухе на этой дурацкой метле с утра и до вечера, заходя домой только для того, чтобы поесть и принять душ; вечером же она запиралась в своей комнате, и так до следующего утра… Молли не стала бы так сильно беспокоиться, если бы Джинни действительно летала на метле, а не просто кружила над полем…

Кроме того, она очень беспокоилась о здоровье Джинни. Лицо дочери постоянно краснело и потело, у нее почти постоянно были стеклянные глаза… Также Молли часто слышала странные стоны и вздохи, исходящие из ее комнаты посреди ночи… Когда она спросила ее, в чем дело, Джинни объяснила, что ей все еще время от времени снились кошмары о Томе Риддле. Молли очень волновалась за дочь, и часто спрашивала Джинни, как она себя чувствует, но всегда получала один и тот же ответ: «Я в порядке».

Вздохнув, Молли вышла во двор и направилась к квиддичному полю, чтобы позвать дочь обедать.

— Джиневра! Пойдем домой, пора обедать.

Джинни резко выпрямилась, сидя на метле; ее лицо, как обычно в последнее время, было красным и мокрым от пота, как если бы она только что пробежала целую милю. Она спланировала на землю и слезла с метлы, стараясь держаться невозмутимо.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенно спросила Молли.

С трудом переводя дыхание, Джинни ответила: 

— Да… Да, я в порядке, я только что немного потренировалась; нужно усиленно тренироваться… У слизеринцев в этом году нет шансов…

Глаза Молли сузились — ведь она прекрасно понимала, что единственное, чего Джинни точно не делала — это «усиленные тренировки». Она выхватила метлу Рона у нее из рук и хлопнула ею Джинни по заднице, скомандовав: 

— Марш домой, твой обед на столе, и вообще, становится холодно.

Она наблюдала за Джинни, которая торопливо, но немного шатко шла к кухне «Норы». Она печально вздохнула, гадая, что же на самом деле случилось с ее дочерью…

Молли посмотрела на метлу в своих руках. Прошло много лет с тех пор, как она в последний раз летала, и у нее никогда не было метлы такого превосходного качества… Она вспомнила, как сильно любила летать, когда была моложе, как свободно и расслабленно она себя чувствовала, паря в воздухе. Молли огляделась, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает. С легкой ухмылкой она взобралась на метлу и оторвалась от земли, намереваясь быстро облететь поле, прежде чем она уберет ее в сарай.

Ее лицо выражало шок, когда она спрыгнула с метлы и приземлилась на мягкий песок, покрывавший поле. Она встала и смахнула песок со своих волос и одежды, а метла полетела к ней. Она схватила ее прямо в воздухе и провела рукой по длине метловища.

С явным выражением удивления на лице она подумала: «Что, во имя Мерлина, случилось с амортизирующим заклинанием?»

Озадаченность сменилась гневом, когда она развернулась на каблуках и помчалась к «Норе», громко крича: 

— ДЖИНЕВРА УИЗЛИ! НЕМЕДЛЕННО МНЕ ВСЕ ОБЪЯСНИ!

Молли ворвалась в дверь кухни, но обнаружила, что Фред и Джордж выходят из камина, а Джинни нигде не было видно… Она уже собиралась подняться по лестнице в спальню дочери, когда Джордж схватил ее за руку, не давая пройти.

— Мам, нам срочно в Хогвартс. Собрание начнется в течение пяти минут.

Она остановилась и вопросительно посмотрела на близнецов.

Близнецы явно что-то знали о том, что происходит с Гарри; но они сдержали свое слово, данное ему, и решили просто рассказать то, что они слышали от своего отца: 

— Они нашли Гарри. Он сейчас в Хогвартсе, и был вызван весь Орден. Происходит что-то очень важное…

Молли, совершенно забыв о своем шоке от поведения Джинни, бросилась к камину вместе с близнецами, и они один за другим растворились в зеленом пламени, уносящем их в Хогвартс.

* * *

Гарри встал и смущенно огляделся по сторонам в переполненной комнате… Камин снова вспыхнул, и в кабинет вошла Молли Уизли, сразу же за ней Джордж, а затем Фред.

Когда Молли бросилась к Гарри, он приготовился к ее удушающим объятиям, и она действительно от всей души обнимала его какое-то время… После освобождения Гарри в плен этих медвежьих объятий попала Гермиона. В этот момент в кабинете появился Рон — он вышел из камина в сопровождении Бенджамина Боунса.

МакГонагалл оглядела комнату: 

— Ну что, все собрались, не так ли, Артур?

Гарри увидел, как Артур кивнул, оглядев собравшийся Орден Феникса… Почти у всех были озабоченные лица, кроме Люпина, который при виде Гарри почувствовал облегчение. Было много незнакомых лиц и немало новых членов… Он не удивился, увидев Бенджамина Боунса, аврора с мрачным лицом, который помог ему, когда он вернулся в Лондон в конце семестра. Вероятно, он был завербован Тонкс, и эта мысль заставила его оглянуться, ища ее глазами… Он решил, что она, скорее всего, все еще находится в больнице Святого Мунго. Еще Гарри не увидел среди присутствующих Чарли Уизли, который все еще был в Румынии, и, конечно же, Снейпа и Флетчера…

Мысль о Снейпе заставила его взглянуть на портрет предыдущего директора Хогвартса… Казалось, Дамблдор спал, но Гарри заметил едва уловимое голубое мерцание в его практически закрытых глазах. Он мог поклясться, что Дамблдор ему подмигнул.

Гарри подошел к столу МакГонагалл, Гермиона встала рядом с ним, а Рон с другой стороны. На столе директрисы лежали стопки конвертов, видимо, с письмами, которые будут отправлены учащимся Хогвартса.

— Ну что, все, начинаем? — недоверчиво спросил Гарри.

— Похоже, у нас проблема, — сказала МакГонагалл, передавая Гарри выпуск «Ежедневного пророка». — Сова доставила мне его около получаса назад…

Гарри взял газету с угрюмой гримасой на лице. Разворачивая ее, он произнес с легким раздражением в голосе: 

— Ну, что на этот раз? Что бы это ни было, вы же знаете…

Он внезапно замолчал, увидев заголовок.

 

ГАРРИ ПОТТЕР — МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ… СЛИШКОМ ЛЮБВЕОБИЛЕН?

Корреспондент Рита Скитер

Через день после разрушительного нападения на больницу Святого Мунго Пожиратели Смерти нанесли еще один удар, напав на детский приют в Хавершеме. Авроры из Министерства, дежурившие в Косом переулке, готовились к нападению и немедленно отреагировали, как только оно началось. Но их работа была неожиданно осложнена. На месте происшествия появился мистер Поттер и ворвался в приют, чтобы найти ту самую девочку, которую многие называют его подругой.

Авроры были вынуждены сражаться с Пожирателями Смерти и одновременно защищать мистера Поттера, безрассудно ворвавшегося в здание. После того, как Министерство захватило Пожирателей, мистер Поттер вышел из здания, обнимая свою подругу. Ею оказалась маленькая Котоне Оутэ, та самая девочка, которая обезвредила Родольфуса Лестрейнджа во время нападения на больницу Святого Мунго. Через несколько минут Гарри Поттер вместе с мисс Оутэ скрылся с места происшествия, прежде чем представители Министерства сумели его допросить.

Трое Пожирателей Смерти, захваченные Министерством, были опознаны как Дендер Донован, а также два беглых преступника из Азкабана — Антонин Долохов и Беллатриса Лестрейндж. Как сообщалось ранее, Пожирателем Смерти, захваченным в больнице Святого Мунго, был Родольфус Лестрейндж — муж Беллатрисы Лестрейндж.

Число погибших в приюте — пятьдесят один человек, все, конечно, полукровки и магглорожденные, и всего лишь пять выживших… Многие в Министерстве Магии считают, что большое количество жертв является прямым результатом неосторожного вмешательства мистера Поттера. Департамент Магического Правопорядка Министерства сообщил «Пророку», что был выдан ордер на арест Гарри Поттера. Ожидаемые обвинения включают использование магии несовершеннолетними, аппарирование без лицензии, создание препятствий персоналу Департамента магического Правопорядка, недостойные действия по отношению к несовершеннолетней мисс Оутэ и ее похищение. Следует отметить, что она все еще остается под опекой Министерства.

«Пророк» обращает ваше внимание на то, что юная мисс Оутэ — не обычная восьмилетняя ведьма. Сообщается, что она метиска, хотя никто не смог точно объяснить, какова ее родословная, учитывая тот факт, что она сирота, родившаяся за пределами Великобритании.

После происшествия в приюте мистер Поттер был замечен в «Дырявом котле», обнимающим несовершеннолетнюю мисс Оутэ, а позже его видели гуляющим по Косому переулку со своей малолетней подружкой на руках. Таким образом, мы не можем оставить без внимания моральный облик «Мальчика, который выжил»… Действительно ли он «Избранный», если он может так легко нарушать законы волшебного сообщества, препятствовать исполнению обязанностей авроров из нашего Министерства и вступать в романтические отношения с полукровными детьми?

Список несовершеннолетних ведьм, с которыми Гарри Поттер ранее состоял в романтических отношениях, см. на странице 2. Статья о склонности Гарри Поттера к азиатским ведьмам см. страницы 3-5. История любовного треугольника Поттера, Крама и Грейнджер см. на странице 3A. Статью о явном вожделении Гарри Поттера к маленьким детям см. на странице 3B.

 

Глаза Гарри вспыхнули, когда он дочитал статью на первой странице. Гермиона и Рон стояли молча и читали ее вместе с ним… Он повернулся к Бену и холодно спросил: 

— Это правда… Насчет ордера? Меня собираются арестовать?

Когда Бен кивнул, Рон заговорил: 

— Когда я ждал тебя в Министерстве, вокруг Атриума бродила целая куча людей из Департамента Магического Правопорядка; и еще я видел Долорес Амбридж с отрядом волшебников, прячущихся возле лифтов, как будто они выжидали тебя…

— А еще эта фраза, что я состою в «романтических отношениях» с десятилетней девочкой? — сердито пробормотал Гарри. — Они даже удосужились узнать ее точный возраст! И у меня нет ни с кем романтических отношений!

Глаза почти всех присутствующих в кабинете людей обратились к Гермионе. Даже Рон взглянул на нее… Взгляд Гермионы ожесточился, хотя она и смотрела на пачки писем, лежащие на столе директрисы. Рон заметил легкий румянец, украсивший ее щеки.

У Гермионы перехватило дыхание, когда она увидела в центре стола два конверта, на одном из которых было написано ее имя, а на другом — имя Рона. Проблеск беспокойства промелькнул на ее лице, когда она, быстро оглядев глазами стол, не заметила там письма для Гарри.

Не замечая, что все внимание приковано к Гермионе, Гарри продолжал разглагольствовать: 

— А что это еще за бред, что там находились только полукровки и магглорожденные? Разумеется, в этом пропащем месте должен был быть хотя бы один чистокровный сирота?!

— Конечно же, нет, — сразу же ответил Дедалус Диггл, стоявший между Беном и Ремусом. — Когда родители чистокровного ребенка умирают, его автоматически отправляют на воспитание в другую чистокровную семью. Так было в течение…

Диггла заставил замолчать удар локтем от Ремуса; Гермиона закрыла лицо руками, зная, что это, наверное, не лучшее, что сейчас можно было сказать Гарри…

Как и следовало ожидать, лицо Гарри покраснело, и его гнев был готов вырваться наружу. Он огляделся на ведьм и волшебников, находившихся в кабинете, и яростно спросил: 

— Кто-нибудь из вас когда-нибудь был в этом приюте?

Все собравшиеся нервно переглянулись, когда Диггл пробормотал что-то о детях, о которых хорошо заботятся. Бен понимал, что сейчас должно случиться… По правде говоря, он действительно в то утро впервые побывал в этом мрачном месте…

— Да этот «приют» — настоящий рассадник заразы! — закричал Гарри. — Дети спят на кроватях, которые, кажется, просто чудом еще не развалились; большая часть мебели пришла в негодность сто лет назад, примерно в то время, когда это здание должно было рассыпаться! И все они носят грязную одежду, по сравнению с которой засаленный домашний халат моего кузена выглядит как парадная мантия министра!!! — Гарри вновь посмотрел на Бена: — Где сейчас другие выжившие дети? Я знаю, что их нельзя вернуть в то здание, которое они называют приютом, потому что директор мертв…

Лицо Бена было бледным как мел, когда он ответил: 

— Они в Министерстве…

Гнев Гарри вспыхнул с новой силой, когда он заметил замешательство Бена, и он прошипел сквозь стиснутые зубы: 

— А где именно в Министерстве?!

— Ну, пока они в изоляторах… — тихо ответил Бен, прежде чем поспешно добавить: — Это только до тех пор, пока не будет выбран новый директор…

Гермиона и Рон заткнули уши, точно зная, что сейчас произойдет.

— Они в тюрьме? — закричал Гарри, оправдывая ожидания Рона и Гермионы… — Эти ублюдки забрали этих детей и посадили их в тюрьму?

— Ну, а куда они должны были их разместить? — оправдывался Бен. — Их ведь нельзя оставлять без присмотра в маггловской гостинице…

— Как насчет «автоматического» размещения их в чьем-то доме? — он повернулся к Молли Уизли и, никак не в силах успокоиться, крикнул: — Разве это не вы сказали мне, что были десятки волшебных семей, которые желали меня усыновить? Что многие рады были принять меня в семью? Меня, осиротевшего полукровку? Просто потому, что я такой знаменитый «Мальчик-который-выжил»? Неужели это единственная причина, по которой другие семьи хотели меня забрать?

Молли закрыла глаза, а Артур нежно погладил ее по спине, когда она со слезами на глазах ответила: 

— Конечно, нет! Мы знали Джеймса и Лили, и…

Гарри не слушал, продолжая неистовствовать: 

— Это то, что произойдет с Котоне? Ее запихнут в камеру, пока Министерство не решит бросить ее обратно в нищету? Так вот, я говорю вам, что этого не случится… Я пообещал ей, что буду защищать ее, и это именно то, что я собираюсь сделать… 

Когда Гарри закончил свою тираду, он тяжело дышал и злобно оглядывал людей, собравшихся в кабинете… Когда Гермиона успокаивающе положила руку ему на плечо, он обратил на нее свой гневный взгляд, который продлился всего несколько секунд, прежде чем сменился просто хмурым недобрым взглядом.

МакГонагалл воспользовалась воцарившейся тишиной, чтобы сменить тему.

— Мы собрались здесь, чтобы обсудить будущее Хогвартса. В связи с текущими обстоятельствами Совет директоров принял решение о реорганизации школы и открытии ее только при определенных условиях, которые нам, как вы понимаете, продиктованы Министерством, — МакГонагалл взяла со стола два верхних письма, которые ранее заметила Гермиона… — Мистер Уизли, мисс Грейнджер… — сказала она, передавая каждому из них адресованные им конверты.

Рон немедленно открыл свой конверт, а Гермиона держала свое письмо обеими руками, просто глядя на собственное имя, написанное обычными изумрудно-зелеными чернилами.

Рон ахнул, и все присутствующие в комнате услышали, как он пробормотал: «О боже…», когда он достал багряно-золотой значок, на котором большая буква «H» располагалась над печатью Хогвартса, и второй значок в тех же тонах с заглавной буквой «С».

Молли всхлипнула и прошептала: 

— Еще один староста в семье… И капитан квиддичной команды!

Гермиона попыталась открыть свой конверт, но ее руки дрожали и не слушались; она догадывалась, что было внутри…

Устав ждать, Гарри с угрюмым лицом нетерпеливо выхватил конверт из дрожащих рук Гермионы и открыл его. Он вытащил значок старосты, бесцеремонно прикрепил его к ее толстовке и сказал слегка дрожащим голосом: 

— Поздравляю вас обоих, вы молодцы.

Гермиона немного пришла в себя, и тут же крепко обняла Гарри; большинство людей, находящихся в комнате, тихонько улыбнулись, вспомнив сказанные несколько минут назад слова Гарри о том, что у него «ни с кем нет романтических отношений». Она охнула, когда осознала, что делает, и немедленно отпустила Гарри; затем Гермиона кончиками пальцев прикоснулась к значку, который он ей приколол, с трудом веря, что ее действительно назначили старостой… Теперь она точно знала, что они вернутся в Хогвартс после каникул! Дрожащая улыбка, игравшая на ее губах, исчезла, когда она поняла, что Гарри вообще не вручили письмо, и она даже не видела его на столе у директрисы.

Гермиона бросила взгляд на лицо МакГонагалл, и робко спросила: 

— Профессор, а что насчет Гарри?

МакГонагалл посмотрела в лицо Гарри, которое все еще выражало плохо скрываемый гнев, и глубоко вздохнула. Она взглянула на портрет Дамблдора, который к этому времени проснулся и сосредоточился на происходящем вместе со всеми другими портретами, развешанными по кабинету. Дамблдор улыбнулся ей и легонько кивнул.

— Я сожалею, но одно из условий Министерства для открытия Хогвартса — «исключить Гарри Поттера из рядов наших студентов».

Гермиона лишь несколько раз моргнула, а у Рона просто отвисла челюсть… Гермиона резким движением сорвала значок со своего свитера, порвав ткань, и не задумываясь небрежно бросила его на стол МакГонагалл.

Рон с грустью посмотрел на пару значков в своих руках и, несмотря на вздох протеста матери, осторожно положил их рядом со значком Гермионы. Он лишь на мгновение накрыл их рукой, прежде чем убрал руку и твердо сказал: 

— Если Гарри не будет, то нас тоже не будет!

Сердце Гарри застряло в горле, когда он увидел, как они возвращают значки… Он знал, от чего отказываются его друзья, и это ранило его гораздо сильнее, чем все сюрпризы, которые Министерство преподнесло ему лично…

— Хорошо, тогда… Мы пойдем, — холодно заявил Гарри, и вся троица развернулась и направилась к двери.

Они не сделали и двух шагов, когда раздался голос МакГонагалл: 

— Поттер… Гарри… Я еще не закончила…

Она впервые назвала его по имени, и это очень удивило его; Гарри остановился. Он повернулся к директрисе, но ничего не сказал.

— Как я уже сказала, Гарри Поттера не вернут обратно в Хогвартс в качестве студента. Ты можешь не возвращаться, но перед этим выслушай предложение, которое мы с Альбусом подготовили для тебя…

Гарри на мгновение съежился, но взял себя в руки и хладнокровно ответил: 

— Хорошо, я вас слушаю…

— Единственная вакансия, на которую я не нашла в этом году человека — это профессор Защиты от Темных искусств… Если эта должность не будет занята до первого августа, Совет директоров разрешит вернуться Долорес Амбридж… Что касается недавних событий, которые мы сейчас обсуждали, мы с Альбусом придумали вот такое решение… Поскольку Министерство, похоже, намерено убрать вас с поля зрения, мы считаем, что Гарри Поттер должен исчезнуть.

МакГонагалл открыла ящик, вытащила лист пергамента, и протянула его Гарри. Он подошел к столу и взял его из ее рук. Это было предложение о приеме мистера Гарольда Бака на должность профессора Защиты от темных искусств. Гарри положил пергамент на стол и пожал плечами. 

— Простите, мэм, но я его не знаю…

— Я верю, что это так, мистер Бак.

Гарри оглянулся назад, ища глазами этого «мистера Бака», о котором она говорила. Все, что он увидел — это Рон, выглядящий шокированным, и Гермиона, глаза которой были широко раскрыты… Тогда он вдруг понял, что МакГонагалл обращается именно к нему как к мистеру Баку.

Он снова повернулся к МакГонагалл и сказал: 

— Ничего не выйдет… Меня все знают!

— Мы можем изменить вашу внешность, — просто ответила она.

Вспомнив вкус оборотного зелья со второго года обучения, он поморщился и сказал: 

— Я ни за что не буду пить оборотное зелье каждый час, каждый день в течение всего учебного года!

— Оборотное зелье используется для того, чтобы выдавать себя за другого; нам же просто нужно изменить вашу внешность…

МакГонагалл встала из-за стола и вытащила свою палочку. Она указала ею на Гарри и пробормотала длинное заклинание на латыни. Все присутствующие в комнате наблюдали, как Гарри трансформируется прямо у них на глазах… Его рост поменялся с пяти футов десяти дюймов до шести футов; рубашка и брюки сейчас выглядели на нем до смешного маленькими. Плечи Гарри расширились, а черты лица изменились. Его рот стал больше, а нос — более изогнутым, скулы более выраженными. Даже его шрам стал почти незаметным, его можно было рассмотреть только при очень внимательном взгляде на лоб Гарри.

Когда МакГонагалл закончила и осмотрела свою работу по трансфигурации Гарри, на ее лице появилось озадаченное выражение: 

— Странно… Его глаза и волосы должны были измениться…

Конечно, его волосы остались такими же черными и вьющиеся, как и всегда, а глаза по-прежнему были яркими, темно-зелеными; но даже с учетом всего этого никто не мог принять этого человека за Гарри Поттера.

МакГонагалл протянула Гарри зеркало. Он какое-то время изучил свои новые черты лица, увидев, что он выглядит не только старше своих лет, но и совсем не красавцем… Но нельзя было также сказать, что отталкивающе…

Он поставил зеркало на стол и сказал: 

— Ладно, теперь я замаскирован… Что дальше?..

— О, это никуда не годится, — прервала его МакГонагалл, — ваш голос тоже нужно изменить.

Она еще раз взмахнула своей палочкой, и Гарри почувствовал легкое покалывание в горле.

— Лучше? — спросил он и поразился, услышав, как он говорит намного более глубоким голосом, чем его собственный. — Хорошо, а теперь ответьте мне, почему вы решили, что я целый год могу вести занятия, курс которых я сам не прошел до конца?

Все в комнате засмеялись, кроме МакГонагалл, у на лице у которой была лишь легкая улыбка. Гермиона заговорила: 

— Гарри, ты был тем, кто стал учителем для всего Отряда Дамблдора в позапрошлом году… — она бросила на Люпина извиняющийся взгляд и продолжила: — Мы в Отряде Дамблдора узнали от тебя о защите от Темных искусств гораздо больше, чем на любом уроке… Именно благодаря тебе никто из учеников не погиб, когда мы сражались с Пожирателями Смерти! Я уже прочитала учебник для седьмого года обучения, и ты тоже уже знаешь большинство заклинаний уровня ТРИТОН; если бы ты мне позволил, я была бы рада помочь тебе подготовиться к занятиям…

Прежде чем он смог возразить, профессор МакГонагалл сказала: 

— Гарри, Альбус рассказал мне немного о том, что ты собираешься делать… Хотя я не знаю всего, он предложил дать тебе как можно больше свободы действий в течение этого года. У вас будет возможность скорректировать расписание занятий, чтобы у вас было время на преподавание защиты от Темных Искусств. Кроме того, я позабочусь о том, чтобы другие профессора выделяли время для того, чтобы давать вам частные уроки уровня ТРИТОН по всем предметам… Боюсь, что это лучшее, что мы можем для вас сделать….

Гарри снова взял зеркало и посмотрел на себя. 

— Это навсегда? — спросил он, имея в виду свою внешность.

— Трансфигурация обычно длится около месяца, после чего мне придется повторить ее снова… Ну… Что скажете, мистер Бак?

Гарри положил зеркало обратно на стол МакГонагалл, а затем поднял лежавшие там три значка. С решительным выражением лица он кивнул ей, сказав: 

— Перед вами профессор Бак, мэм.

Он повернулся и вручил Рону его значки. Гермиона радостно улыбнулась, когда Гарри вытащил свою палочку, быстро вернул прежний вид ее порванной толстовке, а затем приколол ее значок на то же самое место.

Когда Гарри снова повернулся к МакГонагалл, он заметил одну из ее чрезвычайно редких улыбок, прежде чем обычное суровое выражение снова вернулось на ее лицо.

— Теперь поговорим о мисс Оутэ…

— О чем тут вообще говорить? Она останется с нами до начала семестра, — сказал Гарри, указывая на себя и своих друзей.

— Вы уверены, что это разумно? — спросила МакГонагалл.

— Я пообещал ей, что позабочусь о ней, — сердито ответил Гарри, — я не позволю ей снова попасть в лапы Министерства!

МакГонагалл вздохнула и сказала: 

— Тогда, наверное, будет лучше, если она останется здесь до сентября…

Гарри ответил ей, ни на секунду не задумавшись: 

— Она останется с нами, и это окончательно. Я не могу сказать вам, где мы будем находиться, но уверен, что мы будем в безопасности до начала семестра; и я не обязательно вернусь сюда заранее, чтобы возобновить действие этой маскировки…

Многие члены Ордена перешептывались между собой. Люпин выглядел так, будто собирался что-то сказать, но затем он опустил голову и промолчал.

— Гарри, ну что ты знаешь об уходе за детьми? — робко спросила Молли, все еще находясь под впечатлением от суровых слов Гарри.

Он коротко и горько рассмеялся, прежде чем ответить ей. 

— Я просто подумаю о том, что сделал бы мой дядя Вернон, а потом поступлю наоборот. Кроме того, ей десять лет, она уже не младенец.

Затем Гарри снова посмотрел на МакГонагалл. 

— Было бы неплохо, если бы мы остались здесь на ночь. Я хочу быть рядом, когда Котоне проснется; я уверен, что она испугается, оказавшись в чужом месте.

— Конечно, я попрошу эльфа показать вам вашу комнату… А мисс Грейнджер и мистер Уизли останутся ночевать в общей гостиной.

— И еще кое-что, — сказал Гарри, — я бы хотел обсудить одну очень важную вещь с портретом профессора Дамблдора завтра наедине, в любое время, когда вам будет удобно, если вы не против…

МакГонагалл кивнула и позвала домового эльфа, чтобы он проводил их в их комнаты. Когда за ними захлопнулась дверь, кабинет сразу наполнился громкими разговорами. МакГонагалл повернулась и посмотрела на портрет Дамблдора.

— Все будет хорошо, Минерва, не переживай, — сказал портрет Дамблдора. — Мы ведь знали, что министр собирается сделать что-то подобное, и мы должны были найти способ обеспечить возвращение Гарри в Хогвартс…

МакГонагалл только мрачно кивнула в ответ; затем она собрала письма со своего стола и передала их домашнему эльфу, чтобы тот отнес их совам. Она с грустью посмотрела оставшуюся на столе пачку из пяти писем.

Адрес на вернем письме гласил: мистеру Барнабасу Уиндону, Комната 6, Хавершемский Детский Дом.

Джинни Уизли ворвалась в кухню «Норы» и плюхнулась на стул рядом со своим братом Фредом. Ее лицо было красным и сильно вспотевшим. Она тяжело дышала, но не из-за тренировки на квиддичном поле, а из-за той «активности», которую она проявила, катаясь на метле своего брата.

Она все еще чувствовала жгучее желание в нижней части живота. Сколько бы оргазмов она ни испытала, этого всегда было недостаточно… Она обнаружила, что если с метлы снять амортизирующие чары Хортона-Кейтча, это вызовет интенсивную дрожащую вибрацию, которая отдаст ей в поясницу; а если снять чары и поменять угол наклона, то метловище пошлет вибрацию прямо к ее промежности.

Она быстро глотала еду, лежавшую перед ней на тарелке; до того быстро, что даже Рон мог бы позавидовать… Менее чем через минуту она опустошила тарелку, затем резко встала из-за стола и помчалась вверх по лестнице в свою комнату, и в этот момент раздался вызов из камина, призывающий близнецов.

Она кое-как наложила на дверь заглушающее заклинание и чары блокировки. Самочувствие Джинни ухудшалось… Он все утро страдала, и даже «полет на волшебной метле», как она это называла, не могла утолить то яростное желание, которое в ней пылало. Она чувствовала, как ее собственные соки текут по ее ногам из-под безнадежно промокших трусиков.

Она взяла свою палочку и наложила на живот охлаждающее заклинание, надеясь, что на этот раз у нее получится хоть что-нибудь сделать; что угодно, лишь бы только заглушить эту мощную, всепоглощающую потребность, пылающую в ней. Но опять ничего не вышло… Она попробовала заклинание, расслабляющее мышцы, которое помогло еще меньше. Джинни попробовала уколоть себя в живот, надеясь, что боль прогонит желание, но она только усилила ее похотливую страсть. Джинни разочарованно зарычала, всерьез подумывая о том, чтобы оглушить себя, чтобы хоть как-то избавиться от этого ненасытного возбуждения.

Джинни испугалась… Она знала, что так не может долго продолжаться; она не могла водить за носсвою семью, ведь они беспокоились о ней, особенно мать… Она становилась безрассудной: забывала накладывать на дверь заглушающее заклинание, терлась о перила и заборы практически у всех на виду… Она не спала ни минуты за последние два дня.

Внезапно ее глаза расширились, и она побледнела. Джинни бросилась обратно на кровать, взяла палочку и засунула толстую гладкую ручку в свои трусики; ее глаза превратились в узкие щелки, прежде чем закрыться полностью. Мысленным взором она увидела своего Гарри, стоящего в коридоре Хогвартса перед Гермионой… Держа палочку обеими руками, Джинни начала яростно тереть ручкой вдоль своей промежности, когда увидела, что они приблизились друг к другу… Низкий стон вырвался из ее горла, когда первая волна мощного оргазма охватила ее живот… Она выгнула спину, и внутри нее вспыхнул огонь. Она сжала колени и подтянула их к груди, ее ноги болтались в воздухе. Она увидела, как глаза Гермионы закрылись, когда губы Гарри приблизились к ее губам. Длинное гортанное шипение вырвалось из стиснутых зубов Джинни, когда она увидела, как Гарри прижался губами к губам Гермионы.

Джинни застыла, и ее глаза широко раскрылись… Она глубоко вздохнула и испустила ужасный леденящий кровь крик. Нестерпимо сильная боль охватила все ее тело, и она свернулась клубком на своей кровати. Она почувствовала, как руки и ноги подергиваются от боли; в этот момент ее крики эхом разнеслись по пустому дому…

Она чувствовала не только физическую боль, на нее также нахлынуло полное эмоциональное опустошение, которое, казалось, разбило ей сердце… Ужасная тоска и горе охватили ее разум; боль была такой сильной, как будто вся ее семья, все ее друзья, все, кого она когда-либо знала, вдруг исчезли из ее жизни… На нее обрушилось безграничное одиночество, из-за чего ее крики перемежались истошными рыданиями.

У Джинни сегодня был не самый лучший день…

* * *

Крошечный домовой эльф повел Гарри, Рона и Гермиону по коридору к классу, где обычно проходили занятия по Защите от темных искусств. Рон продолжал поглядывать на Гермиону, ожидая, что она начнет читать эльфу лекцию о Г.А.В.Н.Э. — Гражданской Ассоциации Восстановления Независимости Эльфов, и был слегка удивлен, когда она просто тихонько шла рядом с Гарри, которого теперь было совершенно невозможно узнать…

Они миновали дверь в класс и подошли к следующей двери без опознавательных знаков — за исключением небольшой гравировки в виде пары скрещенных палочек в центре косяка над дверью. Эльф проинструктировал Гарри о том, что он должен прикоснуться своей палочкой к скрещенным палочкам, думая о пароле. Гарри так и сделал, и гравюра на короткое время вспыхнула синим светом. Щелкнул замок, и дверь распахнулась, открыв перед ними довольно большую гостиную. Эльф также сообщил Гарри, что раз он смог открыть дверь в свои апартаменты, это также дало ему контроль над классом и кабинетом, находящимся по соседству.

Окна в дальнем конце комнаты были завешены тяжелыми черными шторами, которые скрывали почти весь дневной солнечный свет. В правой стене были врезаны две двери, разделенные массивным камином. Ни на стенах, ни на полках не было ни картин, ни каких-либо других украшений. Перед камином стоял удобный на вид мягкий диван, по обе стороны от которого находилась пара высоких мягких кресел. Между окнами в дальнем конце комнаты стоял большой письменный стол, уставленный многочисленными свитками пыльного пергамента. Огромная книжная полка занимала пространство от пола до потолка вдоль всей левой стены, вид которой вызвал у Гермионы невольный восторженный крик. Рон болезненно простонал, а Гарри весело ухмыльнулся.

— А ведь здесь очень удобно… — произнесла Гермиона, осматривая тускло освещенную комнату, — немного мрачно, но уютно. Как будто…

Когда Гермиона внезапно остановилась, Гарри взглянул на нее и увидел, что она смотрит на него с каким-то болезненным выражением лица… Его внезапно осенило, что это, скорее всего, комната Снейпа, которую он занимал в предыдущем семестре.

Рон наблюдал за ними и, увидев их обеспокоенные выражения их лиц, спросил: 

— Да что случилось?

— Это была комната Снейпа, — ответил Гарри, — У него не было возможности собрать свои вещи, когда он бежал… той ночью.

Сопровождавший их домовой эльф вдруг сильно забеспокоился и поспешно пробормотал: 

— Тагги просит у вас прощения, мастер Бак. Тагги немедленно уберет комнату!

Гарри жестом остановил маленького эльфа. 

— Ничего страшного, Тагги. Оставь здесь все, как есть. Я хотел бы посмотреть, что здесь находится. Почему бы тебе не сопроводить моих друзей в их апартаменты; а потом, если тебе не сложно, ты мог бы приготовить для меня бутерброд или что-то подобное? Я голоден! — Затем, спохватившись, он добавил: — Может, еще свежий комплект постельного белья?

Эльф тихонько кивнул и вышел за дверь, ожидая Рона и Гермиону. Троица быстро осмотрела вторую комнату, спальню и ванную комнату, которые выглядели так же ужасно, как и гостиная, но не обнаружили ничего необычного. Несколько раз во время этого беглого обыска Гарри замечал, что Гермиона бросает на него долгие странные взгляды; она же считала, что он на нее не смотрит и не замечает ее интереса… Гермиона пришла к выводу, что ее не отталкивает его новая внешность.

Гарри отправил Рона и Гермиону осматривать их комнаты, сказав, что устал и очень хочет принять душ и вздремнуть. В ванной ему пришла в голову неприятная мысль, что Снейп мог пользоваться полотенцами, которые там находились… Но Гарри отбросил эту мысль, ведь волосы Снейпа всегда были жирными; наверное, профессор никогда не принимал душ…

Когда он вышел из душа, он был поражен, увидев собственное отражение в зеркале; он был впечатлен той работой, которую МакГонагалл проделала над ним… Трансфигурация человека — как он узнал на уроках — это очень сложная и опасная магия… В мире очень мало метаморфомагов, которые одарены от природы, как Тонкс. Гарри на мгновение задумался, а сможет ли выдать его редкий цвет глаз…

К тому времени, как он закончил принимать душ, постельное белье уже было заменено; на подносе лежало столько бутербродов, что хватило бы накормить весь Гриффиндор, включая Рона. Он мысленно поблагодарил эльфа, схватил два бутерброда, сел на свою кровать и неспешно поел, размышляя о последних событиях.

Гарри понял, что больше всего его волновала не предложенная ему должность преподавателя, не состояние Котоне, не ужасные события, произошедшие в приюте; и даже не то, что, возможно, он обнаружил хоркрукс в Косом переулке…. Ярче всего Гарри думал о том, что он пытался поцеловать Гермиону…

Что его больше всего беспокоило в злополучном поцелуе — так это то, что он не чувствовал того, что, как он предполагал, он должен чувствовать после поцелуя с девушкой… Вплоть до того момента, как их губы соприкоснулись, он чувствовал «бабочек в животе», огромное желание, горевшее в его груди… И головокружение, которое затуманило его разум… Его поразило выражение страсти в ее глазах, румянец, заставивший ее лицо светиться. Он чувствовал, как от нее исходит любовь к нему, и в тот момент Гарри также не мог отрицать своей любви к ней…

Теперь, как ни странно, он ничего не чувствовал… Ни любви, ни страсти… Ничего, кроме неприятного ощущения пустоты внутри. Что случилось в этом коридоре? Может, это Гермиона сделала что-то, когда поняла, что он пытается ее поцеловать? Или это он что-то подсознательно сделал? Он знал, что все еще заботится о ней, но тупая боль в груди говорила ему, что он потерял ее любовь еще до того, как сполна ощутил ее…

Когда он закончил есть, то скользнул под одеяло. Гарри надеялся, что сможет хоть немного поспать…

* * *

Когда Тагги проводил их в общую гостиную, Рон взволнованно бросился в свою спальню, которая была размером с целое общежитие, в котором он жил с другими шестикурсниками-гриффиндорцами. Гермиона тихонько сидела на большом диване в гостиной, уставившись в холодный камин и нервно кусая нижнюю губу. Она слышала, как Рон попросил эльфа принести им немного еды.

После того, как эльф исчез с тихим хлопком, Гермиона спросила: 

— Книга спрятана в спальне слизеринок… Ты пойдешь искать ее вместе со мной?

Рону потребовалось всего мгновение на размышления, прежде чем он сообразил, о какой именно книге идет речь. 

— Книга, из которой была вырвана страница с этим зельем? Откуда ты знаешь?

Гермиона все еще тупо смотрела в пустой камин: 

— Мы же встретили Дафну Гринграсс в Больничном крыле… Она сказала, что убедила хаффлпаффку Пенни Пиндер отдать страницу Джинни, сказав, что это легкое любовное зелье… Это точно было менее двух лет назад, потому что Пенни окончила Хогвартс, когда мы были на пятом курсе.

К тому времени, когда эльф вернулся с огромным подносом с едой, Рон почувствовал себя настолько плохо, что просто поблагодарил эльфа, но оставил еду нетронутой. Он знал, что если слизеринцы и имели какое-либо отношение к происходящему, то, вероятно, это было задумано самим Волдемортом… После того, как эльф исчез, он зашагал к выходу и, придерживая дверь, пробормотал: 

— Нет времени лучше, чем настоящее.

Гермиона, поднявшись с дивана, испустила болезненный стон, все еще чувствуя боль от удара о пол в коридоре второго этажа; она последовала за Роном. Через несколько минут они оказались в подземелье, стоящими перед глухой стеной, которую Рон вспомнил по своему визиту сюда, когда они с Гарри приняли оборотное зелье.

— Вход точно здесь, но как нам сюда войти без пароля?

Гермиона сердито вздохнула: 

— Рональд, мы уже стали студентами старшего курса… Нам не нужен пароль.

Она положила руку на стену, и потайная дверь отворилась.

Когда Гермиона вошла в пустую гостиную, она с удивлением обнаружила, что она совсем не похожа на сырую унылую темницу, как она ее себе представляла… Комната была большой, вдвое больше гостиной Гриффиндора, с относительно высоким потолком, с панелями, обшитыми красным деревом… Они были увешаны серебряными и зелеными знаменами. Вдоль стен располагалось множество маленьких ниш для бесед, которые обеспечивали уединение любой собравшейся группе. Вдоль стен было много картин, на большинстве из которых были изображены довольно мрачные ведьмы и волшебники, мрачные замки и мрачные безрадостные пейзажи…

Они увидели огромный камин, украшенный резьбой в виде змей — он находился в центре стены напротив входа. С каждой стороны от камина располагалась дверь; они предположили, что эти двери ведут в спальни мальчиков и девочек. Гермиона подошла к правой двери и распахнула ее; перед ним открылся коридор из тесаного камня, с обеих сторон которого были расположены еще две двери. Гермиона подошла к правой двери и прочитала на бронзовой табличке: «Девочки седьмого курса». Табличка на левой двери гласила: «Девочки шестого курса».

Гермиона положила руку на ручку двери шестикурсниц и уже готова была ее открыть, но заметила, что Рона нет рядом с ней. Она оглянулась и увидела, что он нервно переминается с ноги на ногу у порога гостиной.

— Рон? Ты идешь?

— Наверное, нет, — коротко ответил он, глядя на стены коридора. — Ты знаешь, что происходит, когда мальчики пытаются попасть в спальню девочек? У нас в Гриффиндоре лестница превращается в каменную горку, и ты просто скатываешься по ней обратно в общую комнату; а кто знает, каким будет слизеринское наказание?

— Что ж, — раздраженно прошипела Гермиона, — если бы ты хоть раз удосужился прочитать «Историю Хогвартса», ты бы знал, что защитные чары были разрушены более двухсот лет назад, и никто из глав факультетов с тех пор не счел нужным их восстановить. Ну же, пойдем!

После нескольких секунд колебаний Рон осторожно пошел по коридору в сторону Гермионы. Она закатила глаза, открыла дверь и вошла под каменный свод. Вдоль стены стояли шесть кроватей, с каждой из которых было снято постельное белье, под балдахинами остались только голые матрасы и подушки.

— Дафна сказала, что книга спрятана в тайнике в стене за кроватью Пэнси Паркинсон, — сказала Гермиона, потихоньку идя вперед и внимательно осматривая каждую кровать.

— Как мы узнаем, какая из них кровать Пэнси?

Гермиона остановилась у четвертой кровати, и Рон увидел, что на ее лице появилась гримаса отвращения, и она сказала: 

— Это она. Помоги мне осмотреть стену… Но будь осторожен — это ведь слизеринки, и они явно должны были приготовить какую-нибудь ловушку…

— Как ты узнала, что это ее кровать?

— Посмотри на матрас, Рональд, — просто сказала Гермиона, изучая стену, — обрати внимание на пятна… Скажем так, Пэнси не особо заботится о гигиене, и она не очень разборчива в том, с кем делить свою постель… Помоги мне осмотреть стену…

Рон выглядел шокированным, когда увидел множество желтых пятен и одно довольно большое коричневое, которое, скорее всего, было засохшей кровью. На его лице появилось испуганное выражение, и он заставил себя оторвать взгляд от матраса, чтобы помочь Гермионе обследовать стену.

Не видя ничего необычного в стене, Гермиона вытащила палочку, широким жестом провела ею по камням и произнесла заклинание:

— Patesco!

Ничего не произошло. Она попробовала другое заклинание, Expositus, и опять безуспешно… На мгновение Гермиона нахмурилась, гадая, не ошиблась ли она с кроватью. Затем вздохнула и сказала:

— Похоже, мне придется сделать это иначе, пойти более сложным путем…

Она начала простукивать каждый камень, начиная с самого верхнего, ближайшего к левому краю кровати; Гермиона постукивая по нему своей палочкой, произносила заклинание Produxi Latebram. Она быстро переходила от камня к камню, повторяя заклинание над каждым из них, пока им не пришлось передвинуть кровать, чтобы добраться до камней, расположенных у самого пола.

Когда она достигла среднего камня в самом нижнем ряду, заклинание заставило его засветиться красным светом. Гермиона, не теряя ни секунды, взмахнула палочкой и произнесла: 

— Specialis Revelio!

На камне дымчато-красными буквами был нанесен защитный арифмантический замок. Гермиона мысленно улыбнулась тому, что защитные чары можно так легко снять с помощью Dolus Exarmo; затем она использовала Alohomora, в результате чего камень выскочил из стены.

Рон с легкостью вытащил камень, в то время как Гермиона зажгла кончик своей палочки и заглянула внутрь. Внутри тайника она увидела три бутылки огневиски, большой грязный фаллоимитатор, и стопку фотографий различных волшебников. На самом верхнем снимке была запечатлена Пэнси, участвующая в очень непристойной сцене с Малфоем и Гойлом… Заглянув в самые глубины тайника, она увидела очень старую книгу. Убедившись, что больше нет никаких ловушек или защитных заклинаний, Гермиона трясущейся рукой вынула старый фолиант…

Она уже собиралась сказать Рону, чтобы он задвинул камень на место, но неожиданно на ее лице промелькнула злая ухмылка. Она собрала фотографии в кучу, и сунула их себе в карман. Они вернули камень и кровать на прежнее место; а затем поспешили обратно в свою комнату, оставив спальню слизеринок в том же самом виде, в каком они в нее и зашли…

Заполучив книгу без особых проблем, Рон почувствовал, что к нему снова вернулся аппетит. Он схватил с тарелки пару бутербродов и начал с жадностью есть, в то время как Гермиона опустилась на диван, вытащила из кармана вырванную страницу и впервые открыла эту злополучную книгу…

Книга называлась «Обязанности и обязательства чистокровных волшебников: руководство по сохранению чистоты семей», авторства Икабод Истармус Макдермотт. Несмотря на то, что ей не терпелось перейти к разделу, из которого была вырвана страница, она на собственном опыте знала, что для полного понимания контекста ей придется прочитать всю книгу целиком. Гермиона сидела молча, внимательно просматривая каждую страницу. Легкая нахмуренность на ее лице становилась все сильнее и сильнее с каждым новым поворотом страницы.

Она довольно быстро поняла, что книга посвящена родословным волшебников и важности сохранения чистоты крови. Автор книги не пожалел оскорбительной терминологии; фактически, в предисловии к книге был список уничижительных терминов для маглов и маглорожденных, большинство из которых Гермиона никогда раньше даже не слышала… Она прочитала главы с такими названиями, как «Превосходство чистокровных: почему они достойны власти», «Классификация родословных: насколько чиста ваша кровь?» и «Поощрение к противодействию: действительно ли ваши дети понимают, что они лучшие?». В каждой главе были полезные заклинания и зелья для определения чистоты крови жениха, рекомендации по отслеживанию своих корней, постулаты для глав семей об основных семейных правилах и способах их соблюдения, а также очень фанатичная обличительная речь о том, что магглы, грязнокровки, мерзкие полукровки — это люди второго сорта, а предателей крови следует лечить.

Она дошла до раздела под названием «Очистка от грязи: что делать, если ваш род находится под угрозой». Там она прочитала длинный трактат о важности немедленного и безоговорочного прекращения того, что автор называл «немыслимым» — спаривания чистокровных с низшими. В ней также были списки довольно темных заклинаний, зелий и ритуалов, предназначенных для прерывания беременности, стерилизации женихов, не являющихся чистокровными, а также для устранения гормональных всплесков у подростков.

— Рон, я нашла! То место, откуда была вырвана страница!

Рон подошел к дивану и заглянул через плечо Гермионы. Вырванная страница идеально совпадала с оторванным краем, который все еще был прикреплен к переплету… На предыдущей странице объяснялось, что делать, если ваш чистокровный ребенок влюбился в существо низшего класса. Автор ясно давал понять, что никакая мера не может быть чрезмерной, когда вы столкнулись с разрушением родословной из-за осквернения чистоты… Он также отметил важность роли родителей в проведении подобного ритуала. Для мальчика ритуал должна была проводить мать, для девочки — отец.

Она вложила в книгу вырванную страницу и просмотрела уже знакомый ей текст.

«Distraho Careo Diligo Venenum, — мысленно произнесла Гермиона, — distraho в переводе с латыни означает «отчуждать», careo означает «быть лишенным», но также может переводиться как «испытывать недостаток». Я знаю, что diligo может означать либо «любовь», либо «высокая ценность», а venenum — зелье… но также может переводиться как «яд»

— Эликсир отвлечения от объекта любви, о мой бог… — пробормотала Гермиона, полагая, что начинает понимать, что происходит с нею и Гарри, а также ту ужасную ошибку, которую допустила Джинни…

Результаты:

Субъект начинает испытывать враждебность по отношению к Объекту в течение тридцати дней после начала воздействия, и в то же время начинает высказывать определенный интерес по отношению к своему Обладателю. Чувство покинутости у Объекта пройдет через сто двадцать дней. По прошествии двухсот дней Субъект должен полностью игнорировать Объект, а его внимание должно быть обращено на Обладателя вплоть до точки отвлечения.

Объект — начнет ревновать к Субъекту через сорок дней после начала воздействия. По прошествии ста дней Объект должен начать избегать Субъект, если Субъект сам его не оттолкнет. По прошествии ста пятидесяти дней Объект должен стремиться разорвать все отношения с Субъектом. Между Объектом и Обладателем не должно быть заметной симпатии.

Обладатель должен испытать повышенный уровень внимания Объекта в течение сорока дней. Результаты должны оставаться постоянными с сорокового по трехсотый день, после чего результат воздействия будет медленно, но неуклонно возрастать до точки, в которой истинные чувства Объекта изменятся в пользу своего Обладателя.

— Истинные чувства… — сказала она задумчиво, — в пользу Обладателя… Преимущество будет достигнуто в том, что ребенок будет уделять больше внимания родителю и начнет игнорировать «грязнокровку». Рон, это точно не заклинание «для домашнего использования»! Оно не предназначено для того, чтобы кого-то увести у любимого; оно предназначено для родителей, чтобы не дать нечистокровным людям вступить в брак с представителем чистокровной семьи!

Рон озадаченно нахмурился: 

— Но ведь Гарри не чистокровный, он полукровка…

— Да, мы это знаем, но Джинни думала, что это любовное зелье; она понятия не имела, что это ритуал для сохранения чистоты родословной!

Гермиона продолжила читать конец вырванной страницы:

— Все результаты должны проявиться в течение четырехсот дней… После первого воздействия повторное применение эликсира должно состояться…

Она продолжила чтение следующей страницы: 

— Это необходимо только в том случае, если ребенок вступал с грязнокровкой в половую связь до первоначального воздействия эликсира, и в это время ребенок не должен не видеть грязнокровку, и должен оставаться рядом с родителем, проводящим ритуал, на протяжении шести недель до начала второй стадии ритуала.

— Родитель почувствует, когда после первоначального воздействия у ребенка произойдет первый поцелуй. Повторное воздействие должно быть выполнено в течение следующих тридцати часов после «первого поцелуя», чтобы ритуал был завершен. Фаза ритуала с использованием зелья должна быть закончена через шесть недель, по истечении которых зелье становится нестабильным, а результаты непредсказуемыми. Если у ребенка не было полового акта, никогда не следует пытаться повторно применить зелье; это связано с изменением гормонального баланса, которое происходит после потери девственности, и может вызвать самые непредвиденные побочные эффекты. Ребенок может начать ухаживать за новой грязнокровкой, в этом случае необходимо начинать подготовку нового ритуала. Результат ритуала будет постоянным, поскольку он разрушает душевную связь между любовниками и воссоздает семейную связь между родителем и ребенком. Этот ритуал можно прекратить и нейтрализовать только со стороны родителя; но, скажите честно, какая респектабельная чистокровная семья захочет это сделать?

Гермиона повернулась к Рону: 

— Ты когда-нибудь видел, чтобы Гарри целовался с Джинни?

Уши у Рона стали пунцовыми, когда он ответил: 

— Да, я несколько раз видел, как он ее целовал, но меня всегда от этого зрелища выворачивало наизнанку…

— Нет, я имею в виду другое; ты когда-нибудь видел, чтобы он ласкал Джинни? Ну, знаешь — глубокие поцелуи с языком, поцелуи в шею, страсть…

— Нет! — вскрикнул Рон, и краска теперь уже залила все его лицо… — И не думаю, что я бы хотел это увидеть…

— Я тоже. А ты сможешь спросить его об этом? Ну, как мужчина мужчину? Было бы ужасно неловко, если бы такой вопрос ему задала я, хотя я почти уверена, что знаю правильный ответ…

— Я не знаю, смогу ли я спросить парня, лапал ли он мою сестру — это то, о чем я стараюсь не думать, понимаешь? Да и вообще, зачем тебе это знать?

— Я готова поспорить, что я поняла, что происходит… Это заклинание создало семейную связь между Джинни и Гарри… Если бы она действительно применила его к нему, он, скорее всего, почувствовал к ней сыновью любовь, а не любовь к девушке… Я уверена, что Гарри было трудно это осознать, потому что он никогда до этого не ощущал ни материнской любви, ни романтической… Но как ты думаешь, вот ты, например, мог бы набраться смелости, чтобы целоваться с собственной мамой?

Лицо Рона мгновенно поменяло цвет с красного на серо-зеленый: 

— Да никогда в жизни!

— Совершенно верно! Вот почему я думаю, что все, что Гарри мог сознательно сделать с Джинни, было очень и очень целомудренным… Джинни, скорее всего, думала, что Гарри вел себя как джентльмен или что-то вроде этого… Она даже сказала мне, что когда они расстались… Что Гарри бросил ее по какой-то «нелепой, благородной причине»…

— Хорошо, я спрошу его, но потом не вини меня, если я наложу на него какое-нибудь заклинание! Вдруг он мне скажет, что сделал что-то большее, чем просто поцеловал ее…

Гермиона бросила взгляд на поднос с едой, но усталость давала о себе знать, она не хотела даже есть…

— Послушай, нам обоим лучше немного поспать, — сказала Гермиона, закрывая книгу. Она сунула ее под мышку и встала с дивана. 

— Если утром, когда ты проснешься, меня здесь не будет, то я буду у Гарри.

Рон схватил с подноса еще один бутерброд. Он с тоской поглядел на попу Гермионы, когда она шла в свою спальню. Она была меньше, чем аппетитная попа Полумны в форме сердечка, но все же на нее было приятно смотреть, даже сквозь ее свободные спортивные штаны…

На какую-то долю секунды Рон почувствовал укол ревности, но он тут же отбросил эти мысли. Он не имел к Гермионе никаких претензий… У него был шанс, и он упустил его, хотя с самого начала знал, что это обман, что он не любит ее… Он схватил еще два бутерброда и пошел в свою спальню. В его голове стояли воспоминания о красных шортах из спандекса Полумны Лавгуд…

В другой спальне Гермиона, только что принявшая душ, сидела на своей кровати, обнаженная и с палочкой в руке. Она рассматривала синевато-фиолетовый синяк, проходивший через весь ее правый бок от грудной клетки до верхней части бедра. Она чувствовала, что что-то было не так… И дело не в «незначительной» травме, которую она лечила в данный момент, а было что-то еще, что-то гораздо более серьезное… Сначала она подумала, что она ощущает дезориентацию из-за того, что ее насильно отбросило от Гарри в коридоре, последствия удара об пол… Но вскоре ей стало ясно, что после этого поцелуя у нее в душе что-то оборвалось…

Она полностью осознала это, находясь в кабинете профессора МакГонагалл… Желание, сильная, жгучая страсть, которую она испытывала к Гарри за мгновение до их поцелуя, куда-то исчезли… Она вспомнила, как увидела, как эта неведомая «сила» разлучила их, разорвала что-то, что, казалось, было эфирной, струящейся лентой, связывающей Гарри с ней… Словно в замедленной съемке, она увидела, как полоска света растягивалась, становилась все тоньше и тоньше, и, наконец, оборвалась, когда их отбросило друг от друга…

Она подозревала, что Гарри тоже почувствовал то, что чувствовала она… Единственное, что хоть как-то успокаивало Гермиону, была строчка в книге: Эликсир должен быть применен повторно в течение следующих тридцати часов после «первого поцелуя», чтобы ритуал был завершен. Если у Джинни больше не осталось эликсира, то еще оставалась надежда…

Она закончила накладывать на ушибленное бедро и сломанные ребра все те исцеляющие заклинания, которые только знала… Она подумала, что нужно обязательно поговорить с мадам Помфри об изучении некоторых новых, более совершенных методов исцеления; Гермиона считала, что они обязательно пригодятся, учитывая то, что они собираются делать… Она не стала слишком заморачиваться, полагая, что в нынешней ситуации шансы, что Гарри снова захочет увидеть ее голой, довольно малы. Она откинулась на кровать, накрылась простыней и закрыла глаза.

Когда Гермиона уснула, из уголка ее глаза скатилась одинокая слезинка…

* * *

Гарри шел по коридору верхнего этажа в Гриммаулд-Плейс. С каждым его шагом из-под грязного ковра подымались маленькие клубы пыли. В доме царила гробовая тишина, если не считать стука падающих капель воды. По какой-то причине ему обязательно нужно было найти, откуда же падают эти капли? Он шел по лестнице, но с каждым шагом, который он делал, та, казалось, становилась все длиннее и длиннее…

Он услышал позади себя страстное хихиканье. Он знал, что это голос Гермионы, но усомнился в этом, потому что никогда не слышал, чтобы Гермиона хихикала… Он обернулся и увидел свет, исходящий из-под двери спальни миссис Блэк — той самой комнаты, в которой два года назад содержали гиппогрифа Клювокрыла. Он медленно и тихо подошел к двери, положил руку на ручку в форме змеи и осторожно открыл ее.

Из комнаты исходило мягкое золотое сияние. Гермиона стояла на коленях на гигантской раскладушке. Она закрыла лицо руками, а ее плечи вздымались — она рыдала… Гермиона оторвала от рук залитое слезами лицо и посмотрела прямо на него. Он увидел, как она наклонилась вперед и протянула к нему дрожащую руку с умоляющим взглядом на ее страдальческом лице… Она что-то говорила, умоляла его, но он не слышал ни звука… Все, что он мог слышать — это лишь слабый, далекий звук падающих капель…

Когда он закрыл дверь, он увидел, как ее лицо исказилось, и она что-то крикнула ему. Он гадал, о чем же просит Гермиона, но дверь беззвучно захлопнулась, погрузив коридор в полную темноту.

Он ничего не видел в темноте; исчез даже свет, исходивший из-под двери. У него было странное ощущение, что на его груди лежит что-то легкое и мягкое, словно это был плащ или одеяло… Он открыл глаза, что его очень удивило, потому что он не помнил, чтобы он их закрывал… Он увидел, что больше не находится в привычном для себя месте — в маленькой комнатке со сломанной мебелью, — и обнаружил, что находится в палате больницы Святого Мунго.

Казалось, палата была очень большая… Он почувствовал, как внутри него нарастает паника, когда среди шепчущихся голосов он услышал болезненные стоны; они доносились из-за занавески, окружавшей кровать.

Он встал с матраса и почувствовал, как у него кружится голова. Пол, казалось, был где-то очень далеко; неожиданно он обнаружил, что все, во что он одет — это лишь тонкая белая ночная рубашка.

Он выглянул через занавески и увидел на кровати рядом с ним девушку; ее лицо было жестоко избито. Оно все было покрыто крупными порезами, губа разорвана, а глаза совершенно затекли… Но, как оказалось, она все-таки могла видеть; увидев Гарри, она испустила громкий испуганный крик.

Паника Гарри усилилась. Он вскочил с кровати и заметил, что палата, в которой он находился, была заставлена множеством других кроватей, и все они были заняты людьми; они смотрели на него с лицами, выражавшими самые разные эмоции — от ужаса и до ярости… Многие подняли свои палочки и направили на него.

В панике, подогретой адреналином, он бросился к двойным дверям в дальнем конце палаты, на бегу уклоняясь от летящих в него заклинаний. Ему потребовалось всего мгновение, чтобы добраться до дверей, он выскочил и захлопнул их, услышав, как очередное заклинание ударилось о дверь.

Спускаясь по лестнице, он думал только о том, что ему нужно как можно скорее найти своего брата-льва. Он бы понял, что нужно делать… Он обещал защитить его.

Гарри услышал крики, доносящиеся с лестницы, и женский голос, взывающий к нему. Откуда они все знали его имя?

Двери и проходы проплывали мимо него, когда он мчался, не разбирая дороги. Он увидел другую, более широкую лестницу, ведущую вниз в большой пустой зал, где стоял длинный стол; он тускло освещался ранним вечерним небом, которое Гарри видел сквозь стеклянную крышу. В глубине зала находился возвышенный помост, на котором и стоял этот длинный стол, кроме того, в центре также находился огромный золотой трон. Гарри одним рывком пересек зал и спрятался за троном; затем он закрыл глаза и прислушался.

Он услышал, как повторялось незнакомое имя: 

— Профессор Бак… Профессор Бак! О, ну ради Мерлина, Гарри Поттер!

 

Он открыл глаза и обнаружил, что все так же находится в своей комнате. Его сердце учащенно билось от ужаса, который он испытал во сне… Из гостиной он услышал настойчивый голос профессора МакГонагалл: 

— Мистер Поттер!

Он вылез из своей постели и вошел в гостиную, совершенно забыв, что на нем надеты только одни боксеры… Он встал на колени перед камином и ответил ей: 

— Простите, профессор, я спал; в чем дело?

Из камина смотрела МакГонагалл, которая была явно взволнована, но точно не из-за того, что он был обнажен.

— Гарри? Что случилось?

Он вопросительно посмотрел в лицо директрисе, потом понял, что стоит перед ней лишь в одном нижнем белье. Гарри заметно покраснел и пробормотал: 

— Ой, извините, я сейчас оденусь…

— Нет, Поттер, что случилось с тобой? Что ты сделал?

— Я спал, просто вы меня разбудили, и…

— Гарри, — прервала его МакГонагалл, — посмотри в зеркало!

Гарри встал, зашел в ванную и посмотрел на свое отражение в зеркале.

«А в чем проблема? — подумал он про себя, изучая свое отражение: — Я выгляжу так же, как и всегда… Черт возьми!»

Он понял, что лицо, которое смотрело на него из зеркала, было лицом Гарри Поттера, а вовсе не лицом профессора Бака. Он бросился обратно к камину и выпалил: 

— Честно говоря, профессор, я ничего не делал! Я просто принял душ и лег спать!

— Ну ладно, мы побеспокоимся об этом позже, — сказала МакГонагалл, — сейчас у нас другая проблема… Кажется, наша мисс Оутэ проснулась раньше времени и напугала нескольких наших…«гостей» в Больничном крыле. Она сбежала из лазарета и находится где-то в замке…

Гарри вздохнул, понимая, что то, что произошло во сне, было тем, что происходило с Котоне. 

— Не волнуйтесь, профессор, мне кажется, я знаю, где она. Я сейчас оденусь и заберу ее оттуда. Было бы хорошо, если бы я привел ее сюда, а не в лазарет; почему-то мне кажется, что другие «гости» не встретят ее с распростертыми объятиями…

Он заметил искорку сомнения в глазах МакГонагалл. С раздражением в голосе он сказал: 

— Вы же не хотите мне сказать, что вы верите в ту чушь, которую напечатал «Пророк», и тоже считаете, что она моя девушка?

— Нет, конечно нет, Поттер… Просто любой студент, находящийся в комнате профессора, производит впечатление…

Если раньше у Гарри и были какие-то сомнения насчет Котоне, то в этот миг они полностью исчезли: 

— Профессор, я очень серьезно настроен удочерить эту девочку. Как только я стану совершеннолетним, я найду способ это сделать. Я видел, что случилось в лазарете… Ведь на нее напали только лишь из-за того, кем она является, из-за того, как она выглядит… Как вы думаете, а что будет, когда начнется ее учеба? Я боюсь даже представить себе…. А теперь, если вы позволите, мне нужно одеться. Мне необходимо найти очень напуганную маленькую девочку.

Странная молодая ведьма, блондинка с очень длинными волосами, собранными за спиной в длинную толстую косу, шла по главной улице маленькой деревушки Оттери-Сент-Кэтчпол. На ней была надета светло-желтая футболка, выцветшие джинсовые шорты и красные кожаные ботинки с высоким голенищем. С ее мочек свисала пара черных серег в форме котлов, на ее запястьях было множество браслетов — они позвякивали, пока она шла; ее шею украшало ожерелье из пробки, которое много лет назад сделала для нее ее мать…

Казалось, она не замечала ни любопытных взглядов, ни неодобрительного бормотания жителей деревеньки, мимо которых проходила. Ее рассеянный взгляд и странно неторопливая походка были предметом перешептываний каждый раз, когда дочь эксцентричного затворника Ксенофилиуса Лавгуда гуляла по обычно унылому поселку.

Полумна свернула с главной улицы на грунтовую дорогу, которая вела к югу от Оттери-Сент-Кэтчпол. После того, как перешла через деревянный мост, миновав реку, она заметила, что деревья и кусты вдоль дороги, которая вилась между холмами, стали гораздо гуще. Через несколько минут она почувствовала, как ее буквально окружает искрящаяся магия; в этот момент она уже проходила через череду защитных заклинаний, окружавших «Нору». Сделав еще один поворот, она увидела амбар и сарай для метел, а через несколько шагов показался и ветхий дом.

Полумна бросила взгляд на участок земли, расположенный за фруктовым садом, где семья Уизли устроила импровизированное квиддичное поле, ожидая увидеть там тренирующуюся Джинни и, возможно, нескольких ее братьев…

Накануне она позаботилась о том, чтобы помочь Джинни потренироваться перед предстоящим квиддичным сезоном, если Хогвартс действительно откроется в следующем семестре… Несмотря на то, что ее навыки обращения с метлой оставляли желать лучшего, она согласилась помочь Джинни в надежде поговорить с ее братом Роном. Ей стало очень неприятно, когда она вспомнила то, что он показал ей на этой неделе несколькими днями ранее… В ее расфокусированных глазах неожиданно вспыхнула искра от воспоминаний о взглядах, которые Рон бросал на ее тело; и так же быстро они омрачились, когда она вспомнила формулу зелья, которую он ей показал….

Она выбросила эти мысли из головы, когда подошла к крыльцу. Полумна услышала тихие стоны, доносящиеся с одного из верхних этажей, и предположила, что кто-то, наверное, подключился к волшебной каминной сети… Она поднялась по ступенькам и постучала в дверь кухни. Через несколько мгновений, не дождавшись ответа, она со скрипом открыла дверь и заглянула внутрь.

Тарелки с остывшей едой все еще стояли на вычищенном дубовом столе, а в раковине было несколько кастрюль. Никого не увидев, она поднялась вверх по лестнице до двери комнаты Джинни. Она постучала в дверь и подождала, но ответа не последовало… Она положила руку на дверь и почувствовала легкую вибрацию. Предположив, что на дверь наложено заглушающее заклинание, она спустилась вниз по лестнице, вышла во двор и подошла к сараю для метел. Она взяла метлу, одну из старых «Падающих звезд», и грациозно взобралась на нее верхом, прежде чем скользнуть к окну спальни Джинни.

Полумна заглянула внутрь и увидела Джинни, свернувшуюся на кровати калачиком; она лежала, отвернувшись от окна. Полумна осторожно постучала в окно, но Джинни, видимо, не услышала. Тогда Полумна прижалась лбом к грязному стеклу, чтобы лучше видеть, что же происходит внутри. Она заметила, что Джинни дрожит и извивается на кровати. Она сунула пальцы под оконную створку, и как только оно открылось, ужасный пронзительный крик донесся до ее ушей изнутри комнаты… Полумна прижалась к метле, скользнула в комнату и спрыгнула. Ее обычное мечтательное выражение лица сразу же исчезло, когда она увидела красную, вспотевшую Джинни.

Рот Джинни застыл в протяжном стоне. Ее глаза были плотно зажмурены, но это не мешало слезам выступить из-под ее век… Кулаки Джинни были сжаты так сильно, что ногти впивались в ладони, и с ее рук стекала тоненькая струйка крови; на простыне образовалось уже довольно большое пятно, и Полумне стало понятно, что она находилась в этом положении уже довольно долго…

Придя в себя, Полумна попыталась открыть дверь, но, как она и подозревала, на ней было запирающее заклинание. После нескольких неожиданно безуспешных попыток разрушить его она снова взобралась на метлу, выскользнула из окна и вернулась на кухню. Оказавшись там, она схватила пригоршню пороха, бросила ее в камин и крикнула вспыхнувшему зеленому пламени: 

— Министерство магии, мистер Уизли!

Несколько мгновений спустя в камине появилось лицо, но не то, которое она ожидала увидеть. Надменный протяжный голос ответил ей: 

— Здравствуйте, я мистер Уизли, как я могу…

Выражение лица в камине сменилось с высокомерной усмешки до довольно неприятного хмурого взгляда, когда Перси узнал не только странную когтевранку, которую он смутно помнил по Хогвартсу, но и безошибочно определил место, где она находилась — кухня «Норы». 

— Что ты хочешь?

Полумна сразу же узнала лицо бывшего брата Джинни. Надеясь, что он забудет все разногласия, которые у него были с семьей, ведь его сестра оказалась в беде, Полумна крикнула ему нехарактерным для нее паническим тоном: 

— Пожалуйста, ты должен помочь! У Джинни проблемы, и я не знаю, что делать!

— Что ты имеешь в виду под словом «проблемы»? Если ее поймали за использованием магии несовершеннолетней, то я ничего не могу сделать, это ее собственная…

— Нет! — громко воскликнула Полумна. — С ней что-то не так, и здесь больше никого нет! Ты должен помочь! — Полумна посмотрела на Перси и, увидев его лицо, раздираемое сомнениями, сердито закричала: — Ради Мерлина, она твоя сестра!

Перси наконец поборол свои внутренние метания. Он мало что знал об этой странной когтевранке, но он помнил, что она всегда была невозмутима; раз уж она так сильно расстроилась, ситуация должна была быть действительно ужасной… Лицо Перси исчезло из огня, и мгновение спустя он вышел из зеленого пламени в кухню.

Перси огляделся, инстинктивно ожидая, что его мать сейчас ворвется в дверь и привяжет его к стулу, чтобы еще раз попытаться вразумить его; но он отбросил эту мысль, когда увидел взволнованное выражение лица Полумны. 

— Где она?

Полумна направилась к лестнице, сказав: 

— В своей спальне, но на дверь наложены заглушающее и запирающее заклинания… Мне пришлось воспользоваться метлой, чтобы забраться к ней в окно!

Перси за три прыжка поднялся по лестнице и остановился перед дверью Джинни. После нескольких неудачных попыток открыть дверь он торопливо взорвал ее заклинанием Reducto и бросился в комнату. Он лишь ненадолго остановился, когда услышал ужасные вопли Джинни; но быстро пришел в себя, схватил сестру на руки, и, бросившись в дверь, сказал: 

— Больница Святого Мунго все еще закрыта для новых пациентов, я отвезу ее в Хогвартс.

Перси побежал вниз по лестнице, выскочил из дома, минуя анти-аппарационные чары, и с громким треском исчез.

Полумна спустилась по лестнице на кухню, взяла пригоршню летучего пороха и бросила ее в камин, громко крикнув: 

— «Три метлы»!

В «Трех метлах» Полумна грациозно вышла из камина. Она улыбнулась и кивнула мадам Розмерте, прежде чем выйти из таверны на главную улицу Хогсмида. Полумна вздохнула, увидев вдалеке очертания замка, и начала свой долгий путь в Хогвартс.

А тем временем неуклюжая на вид крыса выскочила из теперь уже пустого дома и промчалась через сад и живую изгородь, пробираясь к лесу за пределами «Норы». Она бежала с очередным отчетом…

* * *

Через несколько часов Рон проснулся от собственного слишком громкого храпа. Он был полностью одет и лежал лицом вниз на своей кровати в спальне старосты; на наволочку уже натекла лужица слюны. Он приподнялся и положил недоеденный бутерброд, который все еще был в его руке, на тумбочку рядом с кроватью.

Первая мысль, которая пришла ему в голову, была о книге, которую они с Гермионой нашли сегодня днем, и о проблемах между Гарри и Гермионой, которые она вызывала… Теперь он был точно уверен, что его сестра действительно использовала это зелье; Рон также не сомневался, что она и понятия не имела о его истинном предназначении… Чем больше он об этом думал, тем больше злился…

Рон встал с кровати и вошел в гостиную. Он вспомнил, что Гермиона взяла книгу с собой в спальню. Он тихонько постучал в ее дверь и подождал несколько секунд. Гермиона говорила ему, что если ее не будет у себя, то она пойдет к Гарри, поэтому он тихонько приоткрыл дверь. В тусклом свете он увидел спящую Гермиону, укрытую простынями, и книгу, которую он искал, лежащую на ее тумбочке.

Он молча подошел и взял книгу. Прежде чем развернуться и уйти, он посмотрел на ее сонное лицо. Он никогда не видел у Гермионы такого печального выражения лица… Он даже заметил пятна от слез на ее подушке…

Даже с таким выражением лица, как сейчас, она была прекрасна, и он понял, почему она нравилась Гарри… Другие мальчики-гриффиндорцы всегда называли ее «обычной», «ничем не примечательной», а некоторые — даже еще более неприятными словами… Она не выглядела невзрачной, хотя, конечно, и не претендовала на роль модели на развороте «Плэйбоя»…

Он подумал, что даже когда у нее были кривые зубы, у нее был такой приятный, такой доброжелательный взгляд… Теперь же, когда он всерьез обратил на нее внимание, он понимал, почему Гарри находил ее такой привлекательной и почему она была идеальна для него… Гермиона подходила ему не только внешне, но и по характеру. Она прекрасно дополняла Гарри. Да и в целом они дополняли друг друга… Знания и мощь. Мудрость и сила. Дружелюбие и отвага.

Они действительно понимали друг друга так, как никто другой, и Рон знал, что между ними всегда была особая неосязаемая, невидимая связь.

Рон почувствовал, как у него защипало в глазах, и нахмурился; он заметил, как еще одна слеза упала из глаза спящей Гермионы на ее подушку… Это было чертовски несправедливо по отношению к ним… Он молча упрекал себя за то, что вообще когда-то решил, что он может использовать Гермиону. Он позволил собственному чувству неполноценности затуманить разум… Она заслуживала кого-то, кто бы действительно любил ее, как Гарри. Да и в жизни Гарри было так мало того, что делало его по-настоящему счастливым; и один Мерлин знает, что если кто-то и заслуживал капельку счастья, то это точно был Гарри…

Рон поднял руку, чтобы вытереть свежую слезу, которая вот-вот должна была скатиться с ее щеки, но помедлил, прежде чем убрать руку… Вместо этого он прошептал ей: 

— Прости…

Затем Рон повернулся и вышел из комнаты. Он нацарапал Гермионе записку, дав ей понять, что берет книгу и отправляется в «Нору», чтобы поговорить с сестрой. Он положил записку на стол и вышел из гостиной.

Рон проходил через знакомые залы и переходы к главному входу. Он уже спускался по лестнице в холл, когда заметил, как Гарри выходит из Большого зала с плачущей Котоне на руках. Он был шокирован, увидев, что кожа обезумевшей от страха маленькой девочки была намного бледнее, чем обычно… Он заставил себя сохранять спокойствие, когда Котоне повернула к нему свое обезумевшее от горя, но все же пугающее лицо. Рон неожиданно осознал, что это всего лишь испуганная маленькая девочка, рыдающая на руках у Гарри…

— Эй, Гарри? Что с ней произошло? — спросил Рон; ему стало неуютно и как-то не по себе из-за горя Котоне.

— Мы приехали сюда, потому что так и не добрались до Министерства, Котоне была ранена по дороге туда…

— На вас напали? — обеспокоенно спросил Рон, недоумевая, почему же они ему сразу не сказали, что на них напали.

— Ну, не совсем так… Волдеморт решил напомнить мне о себе… У меня очень сильно заболел шрам, — продолжил Гарри с каменным лицом. — Наверное, Котоне пыталась мне помочь, но Гермионе показалось, что та нападала на меня, поэтому Гермиона оглушила ее. Мы не уверены, что конкретно причинило ей боль — заклинание оглушения или то, что она делала со мной….

Пока он говорил, Рон заметил, что Гарри был… Гарри.

— Почему ты больше не профессор Бак? Ты передумал?

— Наверное, иллюзия спала… Я поговорю об этом с МакГонагалл позже, — затем Гарри заметил в руке у Рона книгу и спросил: — Что это?

Рон взглянул на книгу, затем снова на Гарри и нахмурился… Он решил, что сейчас самое подходящее время, чтобы рассказать Гарри о том, что они недавно узнали. 

— Нам нужно поговорить, приятель. Давай поднимемся в твою комнату, чтобы нам никто не мешал…

Они вернулись на первый этаж и вошли в комнату Гарри. Рон тяжело плюхнулся на диван, а Гарри пошел укладывать Котоне в своей спальне. После долгих заверений, что он просто побудет в соседней комнате и ни за что не оставит ее одну, Котоне позволила Гарри уложить себя в кровать.

Гарри вернулся в гостиную и сел рядом с Роном. 

— Ну, рассказывай, что случилось?

Рон молча смотрел на книгу в руках, пытаясь найти правильные слова, чтобы все рассказать Гарри… После очень долгой паузы он наконец-то спросил: 

— Что ты чувствуешь к Гермионе?

Гарри мысленно застонал. Он ожидал, что Рон когда-нибудь поднимет эту тему, но совершенно не ожидал, что это случится прямо сейчас. Он предположил, что Гермиона рассказала ему о том, как он пытался… как он ее поцеловал и как грустно все закончилось… Он инстинктивно потер синяк на затылке и несколько секунд рассеянно оглядывал комнату, прежде чем ответить: 

— Я ждал, что ты спросишь меня об этом…. Она прекрасная девушка, Рон. Вы оба мои лучшие друзья, наверное, мои единственные настоящие друзья. Я думаю, вам двоим будет здорово вместе…

Глаза Рона широко раскрылись — он совсем не ожидал такого ответа. Возникла пауза, но затем он продолжил: 

— Ну, хорошо, а что ты думаешь о моей сестре?

Гарри пытался сохранить спокойное выражение лица, но оно исчезло буквально в долю секунды, прежде чем он ответил: 

— И она тоже прекрасная девушка. Надеюсь, я еще буду рядом, когда сбудется это пророчество… Может быть, мы сможем начать все сначала…

Вот и наступило время задать вопрос, который Рон совсем не хотел задавать: 

— И на чем же вы остановились?

Гарри задумчиво нахмурил брови. 

— Что ты имеешь в виду?

Уши Рона стали того же оттенка, что и его волосы. Он взглянул на книгу, а затем заглянул прямо в глаза Гарри.

— Мне очень нужно знать, Гарри. Как далеко ты зашел с Джинни?

Теперь уже лицо Гарри покраснело от смущения. 

— Ну… Мы поцеловались несколько раз, в основном мы просто гуляли друг с другом… Я имею в виду, я никогда… Ну ты знаешь…

— Нет, я не знаю, — Рон почувствовал, как он закипает, но продолжил: — Но, как я уже сказал, мне нужно знать, как далеко ты с ней зашел… Ты хоть целовал ее с языком, ну, и все такое?

— Нет! — закричал Гарри, вскакивая с дивана. Он стал нервно расхаживать между диваном и камином.

Рон почувствовал, как у него отлегло от сердца; он удивленно приподнял брови и просто спросил: 

— Никогда?

— Конечно, нет! Почему ты вообще подумал, что я когда-нибудь… — Гарри остановился, и на его лице появилось смущенное выражение.

Рон, почувствовав себя гораздо увереннее, спросил: 

— Ты когда-нибудь касался ее груди?

— НЕТ! — крикнул Гарри с выражением отвращения на лице. — Как ты вообще мог подумать об этом! Я бы никогда с ней так не поступил!

Последовала долгая пауза, прежде чем Гарри нерешительно спросил: 

— Ты… А ты когда-нибудь прикасался к груди Лаванды, когда был с ней?

Рон не знал, испытывать ли ему облегчение от того, что Гарри никогда не приставал к его сестре, или злиться, потому что теперь он был уверен наверняка, что Джинни точно использовала зелье.

— Я знаю, что парень не должен сначала целовать девушку, а потом трепаться об этом, но да, было… Я трогал ее под лифчиком… Она даже несколько раз позволила мне их поцеловать!

У Гарри все еще было смущенное выражение выражение лица, когда он снова остановился, повернулся к Рону и решительно спросил: 

— А как насчет Гермионы? Ее ты тоже лапал?

— Нет, приятель, такого не было, — сказал Рон с оттенком печали в голосе, — я однажды пытался, давным-давно, но она так рассердилась на меня! Она не из таких, понимаешь? Чтоб ты знал — я не собираюсь с ней встречаться… Мы вроде как пытались, но мы не подходим друг другу, если ты понимаешь, о чем я… Я думаю, что у меня что-то может получиться с Полу… С кем-то другим, но точно не с ней.

Гарри, похоже, не слушал все то, что Рон сказал после слова «нет». Он вспомнил тот день, когда они с Джинни были одни в пустом классе…

 

Джинни сидела на столе и выглядела просто потрясающе. Когда он пришел, у нее на рубашке были расстегнуты три верхние пуговицы. Он стоял у стола и обнимал ее. Он занервничал, когда она скользнула вперед по столу и обвила ногами его спину. Она взяла его руки и переместила их к себе на талию под рубашку, когда они наконец поцеловались. Он вспомнил тошнотворное чувство, которое он испытал, когда она прикасалась к его губам, пока длился их поцелуй… Он смутно понимал, что она ожидала, что он откроет рот. Но Гарри этого не сделал. Он неоднократно отрывал свои руки от ее обнаженной талии, но она снова и снова клала их обратно… Он почувствовал, как в животе нарастает тошнота. Гарри отстранился от нее, быстро чмокнул и выбежал из класса, извиняясь за то, что забыл об эссе по трансфигурации, которое нужно написать к утру…

 

Тогда он решил, что это тошнотворное чувство и было любовью… Он спросил сам себя болезненным шепотом: 

— Да что со мной не так? Она практически умоляла меня сделать это…

Но ничего подобного, никакой тошноты он совершенно не ощутил перед поцелуем с Гермионой… Он смутно помнил те эмоции, которые испытывал в то мгновение… Он знал, что если бы Гермиона с его руками сделала то же, что делала Джинни, он был бы готов под толстовкой ласкать все ее тело… Неистовое желание, которое он почувствовал в тот момент, было таким сильным, таким подавляющим… а после — ничего…

Гарри недоуменно посмотрел на Рона и задыхающимся шепотом спросил: 

— Почему я не смог этого сделать?

— Я думаю, это ответит на твой вопрос, — сказал Рон, вставая и вытаскивая палочку. Одним взмахом он зажег свечи на письменном столе, подходя к нему поближе. Затем он смахнул со стола груды пыльного пергамента — эссе, написанные в прошлом семестре, положил на стол книгу, раскрыл ее в том месте, где была вырвана страница. Жестом он пригласил Гарри сесть…

Когда Гарри сел и начал читать, Рон начал объяснять: 

— Видишь эту вырванную страницу? Я нашел эту книгу в комнате Джинни вместе с пустым стеклянным флаконом… Мы с Гермионой считаем, что она готовила это зелье в течение последних двух лет. Мы думаем, что…

Речь Рона прервал сильный стук в дверь. Он прошел через комнату к двери, пока Гарри читал. Когда он открыл дверь, на пороге стояла крайне взволнованная Гермиона.

— Рон! Слава Мерлину, что ты здесь! Я получила твою записку и думала, что ты уже ушел!

— По пути к выходу я столкнулся с Гарри… Я решил, что сейчас самое подходящее время, чтобы показать ему книгу.

— Сейчас как раз не самый подходящий момент… Джинни только что доставили в Больничное крыло. Я мало что знаю, но из того, что я слышала — она находилась в своей комнате и наложила на дверь заглушающее и запирающее заклинания. Когда они, наконец, смогли к ней попасть, они обнаружили, что Джинни лежит на кровати, плачет, и у нее самая настоящая истерика…

Рон не стал терять времени зря… Он прошел мимо Гермионы и стремительно побежал по коридору к лестнице. Гермиона заглянула в комнату и увидела, что Гарри все еще сидит и изучает книгу, лежащую на его столе.

— Гарри? — спросила Гермиона. — Ты идешь?

Гарри молча кивнул головой. Гермиона прошла через комнату и встала позади него. 

— Ты в порядке?

— Это была ты, — сказал он монотонным шепотом, — это была ты — все это время… Я знал это.

— Что? — ахнула Гермиона: — Нет, Гарри! Я бы никогда не посмела сделать с тобой что-то подобное! Это не моя работа! Ты читал это, не так ли?

Она почувствовала, как ее охватывает отчаяние, от паники у нее начала кружиться голова.

— Нет, я не об этом, — его голос казался ровным, почти мертвым. — Когда ты помогала мне спасти Сириуса… Это началось тогда… нет, еще до этого… Это началось, когда я увидел, что ты окаменела. Я так боялся за тебя, так волновался, что физически себя плохо чувствовал… Как я мог про это забыть? Я знал, что тогда что-то происходило, но я и понятия не имел, что это было… Я никогда не чувствовал раньше ничего подобного. А потом был год Турнира… Ты была единственной, кто тогда не отвернулся от меня. Ты единственная мне поверила; даже Рон не поверил. Сначала и Дамблдор мне не поверил. Именно тогда я это понял.

Гермиона почувствовала, как по ее лицу текут слезы… Она не совсем понимала, что он пытается сказать, но боялась, что он сейчас остановится…

Гарри продолжил тем же болезненным тоном, его голос местами дрожал. 

— Кто бы мог подумать, что эта Скитер все поймет? Я собирался поговорить с тобой после Турнира, неважно — выиграл бы я или проиграл, я хотел сказать тебе… но… Но когда был убит Седрик, а потом еще и Волдеморт вернулся, последнее, о чем я тогда думал, это кому-то что-то рассказывать… — Гарри глубоко вздохнул, прежде чем продолжить: — Ты же помнишь то лето, да? Никто мне не писал… Я вообще не мог получить никакой информации. Потом мне рассказали, что ты проводишь время с Роном… Я решил, что я упустил свой шанс… К тому времени, когда мне разрешили поехать на площадь Гриммаулд-Плейс, я злился на себя больше, чем кто-либо, за то, что не понял этого раньше. Вот что тогда было. Тем летом что-то произошло… Именно тогда все начало меняться — и в тебе, и во мне, но я ничего не мог с этим поделать… С того лета и до до конца этого семестра все становилось все хуже и хуже. Я не слушал тебя, ты не слушала меня, и я совершенно забыл о том, что дал самому себе слово еще во время Турнира. Я пообещал себе, что скажу тебе, что люблю тебя!

У Гермионы было отстраненное выражение лица, когда она хрипло прошептала: 

— То есть то, что ты сказал в поезде, было правдой? Ты действительно меня любишь?

Когда он наконец оторвался от книги и повернулся к ней лицом, она была поражена — на его щеках были дорожки от слез…. Он кивнул и сказал тихим шепотом: 

— Теперь все кончено. Слишком поздно… Я проиграл. Дамблдор сказал мне, что моя сила, с помощью которой я смогу победить Волдеморта — это любовь, и я потерял ее…

— Гарри, ты должен мне поверить, — умоляла Гермиона, — есть шанс… Есть надежда. Это зелье, которое сделала Джинни, не предназначено для полукровок, и оно должно работать только между родителем и ребенком. Она должна была использовать его только один раз, но Рон говорит, что у нее больше нет эликсира — она, наверное, практически купалась в нем… В книге говорится, что для того, чтобы результат ритуала стал постоянным, ей нужно было использовать зелье повторно через тридцать часов после того, когда мы впервые поцеловались. А это было четыре часа назад… Она делала все неправильно с самого начала, поэтому я сделаю все возможное, чтобы изменить то, что натворило это «зелье»… для нас с тобой…

Гермиона наклонилась к нему, закрыла книгу и взяла ее со стола.

— Я собираюсь сходить в переулок Святого Иосифа и купить для нас сменную одежду и кое-что еще… Мне на это понадобится примерно час; когда я вернусь, то буду в своей комнате. Я собираюсь поработать над преобразованием арифмантической формулы к этому «эликсиру». Теперь, когда я больше знаю о том, какова его истинная цель, мне будет гораздо проще это сделать. Если ты чувствуешь то же самое, что и я, приходи ко мне, если захочешь поговорить. Я пойму, если ты не придешь, но… Ну, в общем, ты знаешь, где меня найти.

Гарри смотрел, как Гермиона сунула книгу под мышку и вышла из комнаты. Он услышал шарканье маленьких ножек с другой стороны комнаты; и тихий, но рычащий голос заговорил с ним.

— Шиши-сама, что случилось с твоей Ваши-чан? Я не вижу вашей гойцу ⁽¹⁾, что случилось с баго ⁽²⁾ между вами?

Гарри все так же рассеянно смотрел на дверь, лишь вполуха прислушиваясь к маленькой ведьме. 

— Что? Что ты сказала?

Когда Котоне подошла к нему, она посмотрела в лицо Гарри и увидела его потухший обеспокоенный взгляд; он просто стоял и тупо смотрел на дверь… Она расслабила свой разум и позволила открыться своему внутреннему взору. Она увидела львиноподобную ауру Гарри, но сегодня она была непривычно бледной и потускневшей… Она заметила потрепанный конец рваной световой ленты, свисающей с его груди — это были остатки связи, придававшей его льву силу… Она увидела тонкую серебристую нить, которую Котоне сама протянула между ними, чтобы быть уверенной, что она сможет ему помочь в случае необходимости… Еще Котоне увидела змею, состоящую из черного дыма, извивающуюся вокруг него; ее черные клыки глубоко вонзились в плечо Гарри. Глаза змеи тлели, как кусочки горящего угля, она угрожающе смотрела на Котоне. Она понимала, что ничего не сможет сделать со змеей, хотя бы потому, что она не понимала до конца, что это вообще такое… Котоне была еще слишком молода и не настолько искусна в магии души.

Она не заметила лишь одну вещь — от Гарри к потолку тянулась черная нить паутины.

— Шиши-сан? — сказала она вслух.

Гарри оторвал взгляд от двери, через которую выходила Гермиона, и повернулся к Котоне. Когда их глаза встретились, его охватило это странно знакомое чувство замедления времени… Окружающий его мир исчез из поля зрения Гарри, когда он услышал приятный мелодичный голос, доносившийся до его разума: 

«Что случилось со связью, гармонией? Почему Ваши больше не привязана к Шиши?»

Гарри мысленно вздохнул: 

«Это то, что мы пытаемся выяснить, малышка… Кажется, девушка, которой я нравлюсь, хотела, чтобы она мне тоже нравилась… Она попробовала наложить заклинание, о котором ничего толком не знала. Мы считаем, что она подумала, что это зелье, заставляющее меня полюбить ее, а не Гермиону. Кажется, что оно наполовину сработало…»

«Ваши читала эту книгу? Книга поможет Ваши-чан все понять, должна помочь», — тихо сказала Котоне.

«Книгу, которую ты нам дала? Мы пока еще не смогли ее перевести…»

«Это очень важно… Чтобы помочь тебе, ей нужно понять книгу». 

На этом Котоне прервала их связь и протянула к Гарри руки. Он поднял ее и посадил к себе на колени, где она немедленно обернулась вокруг него и хвостом, и своими локонами, как будто она пыталась обнять его всем телом…

— Я так сочувствую твоей печали, Шиши-кун, — сказала Котоне, зевая, прижавшись к его груди, — я чем смогу помогу тебе и твоей подруге.

Мгновение спустя Гарри почувствовал, как тело Котоне расслабилось и она уснула. Гарри бросил на дверь грустный взгляд, держа на руках маленькую спящую ведьму, гадая, вернет ли он когда-то свое единственное настоящее оружие против Волдеморта.

---

1) 合一 (Gōitsu) — связь

Вернуться к тексту

2) 和合 (Wagō) — гармония

Вернуться к тексту

Выйдя из комнаты Гарри, Гермиона вернулась в свою комнату старосты и положила книгу на тумбочку. Она тяжело рухнула на кровать и закрыла лицо руками, вспоминая отчаяние, написанное на его лице в тот момент, когда она уходила. Этот взгляд разбил ей сердце…

Да, наверное, она не чувствовала к нему любви, но каким-то образом Гермиона знала, что все же еще что-то осталось… Она знала, что все еще любит его, но эта любовь казалась призрачной, почти забытой, быстро угасающей мечтой, детали которой с течением времени становились все более размытыми. Ее мозг подсказывал ей, что она все еще любит его, все еще заботится о нем, хотя ее сердце, казалось, совсем забыло о нем…

Она попыталась вспомнить, что пережила всего несколько часов назад. Вспомнила тоску, которая пылала в ее душе, когда она остановила его в коридоре; гордость, которую она чувствовала из-за его намерения удочерить Котоне, гордость за то, что он так сопереживал гоблинам и домовым эльфам… Она вспомнила, как у нее перехватило дыхание, когда он наклонился к ней; вспомнила нежную твердость его рук на ее талии, заставившую ее сердце трепетать. Как все это могло так быстро исчезнуть? Как эти чувства могли испариться, как будто их никогда и не было? Это не было похоже на чувство разрыва с кем-то, хотя у нее был и не такой богатый опыт в отношениях с парнями… Это было больше похоже на печаль или, может быть, сожаление от того, что ей внезапно вспомнилась давно забытая старая школьная драма… В любом случае это было страшно.

Была и еще одна вещь, мучившая Гермиону в течение дня — случайные, непрошеные воспоминания, которые неожиданно мелькали в ее голове. Странно было то, что она узнавала обстоятельства прошедших событий, но сейчас они представали перед ней так, как будто она видела их чужими глазами. Румянец залил ее щеки — всплыло яркое воспоминание о том, как она крепко обняла Гарри после первого испытания Турнира Трех Волшебников; но сейчас она видела это через разорванный шов в медицинской палатке… Воспоминание исчезло так же быстро, как и появилось.

Гермиона глубоко вздохнула, встала с кровати и вышла из спальни. Она тихо проследовала через замок и вышла из дверей главного входа на улицу. Через несколько минут она уже стояла прямо у ворот. Гермиона на мгновение оглянулась на замок и увидела, как последние лучи солнца исчезают за каменными стенами Хогвартса; затем она испарилась с громким хлопком. Она выбралась из сарая на заднем дворе своего дома на улице Святого Иосифа и быстро направилась через широкий внутренний двор к раздвижным дверям, ведущим на кухню.

Гермиона вошла в погружающийся во тьму дом и прошла по тихим комнатам, лишь на мгновение задержавшись в гостиной, взглянув на старые напольные часы, стоявшие между парой заставленных доверху книжных полок. Было начало восьмого; конечно же, ее родители все еще были на работе в больнице… Она поднялась в спальню и поприветствовала Живоглота и Хедвиг, которые, казалось, были очень рады ее видеть. Живоглот обвился вокруг ее ног и удовлетворенно мурлыкал, а Хедвиг соскользнула со своего места, подлетела и села на плечо Гермионы. Белоснежная сова издала низкое жалобное уханье и уткнулась головой в копну волос Гермионы.

Гермиона нежно погладила совиные перья и сказала ей: 

— Гарри сейчас в Хогвартсе, но я правда не знаю, как долго мы там пробудем… Ты хочешь с ним увидеться, или предпочитаешь остаться здесь? Я знаю, что здесь раздолье для охоты, и мы, скорее всего, все равно сюда вернемся, по крайней мере, на время…

Хедвиг снова грустно ухнула, но слетела с плеча Гермионы и уселась обратно на свою жердочку. Гермиона каким-то образом понимала, что сова скучает по Гарри, но, похоже, та хотела его дождаться. Гермиона наполнила ее мисочку свежими лакомствами, а затем обновила защитные чары на своем окне; и только после этого вытащила из шкафа свой чемодан, собрала несколько комплектов одежды, обуви и нижнего белья и упаковала их. Затем она уменьшила чемодан и положила его в дорожную сумку, вместе с туалетными принадлежностями и свежими полотенцами.

У нее в голове промелькнуло еще одно странное короткое воспоминание, когда она застегивала свою сумку. Она смотрела, как она сама крепко держится за Гарри; ее глаза были зажмурены, а ее лицо прижалось к его спине, и руки крепко обхватили торс… В этот момент они летели на гиппогрифе Клювокрыле мимо окна гриффиндорской башни. Но она как будто смотрела на эту сцену из самой башни… Это было очень короткое воспоминание, но такое яркое, как если бы оно происходило прямо у нее на глазах. Она затрясла головой, словно пытаясь избавиться от него, а затем подняла сумку с кровати.

Гермиона отнесла сумку в комнату для гостей, где Гарри провел прошлую ночь, чтобы забрать и его чемодан, доставленный Орденом из больницы Святого Мунго. Убедившись, что все его вещи собраны и уложены, она уменьшила его и положила в сумку вместе со своим собственным.

Когда она повернулась, чтобы выйти из комнаты, то заметила коробку Гарри со свитками, которая, по словам Тонкс, ужасно его расстроила… Она взяла коробку, отнесла на кровать, села и начала просматривать документы. Гермиона была очень умной ведьмой для своего возраста, но когда дело доходило до юридического и финансового мира волшебников и магглов, она совершенно терялась. Она подумала, что многие документы выглядят так, как будто это своего рода финансовые отчеты, инвестиционные портфели и, возможно, какие-то балансовые отчеты по инвестиционным активам; но она совершенно не понимала, что же они означают. Она предположила, что в документах содержалась информация о том, что находилось в хранилище Гарри до того, как его дядя позаботился о своем будущем за счет племянника.

Она не смогла подавить ненавистное рычание, вырвавшееся у нее из груди при этой мысли.

Некоторые из документов, которые она действительно понимала, были описанием собственности семьи Поттеров. Она перебрала все эти бумаги. Ей показалось странным, что дом на площади Гриммаулд-Плейс в Лондоне не указан в описании недвижимости… Гарри сказал ей, что он владеет домом и имуществом на Тисовой улице, но она почувствовала какое-то странное недоверие, когда прочитала прикрепленную к этому документу страницу, в которой говорилось об огромной ежемесячной выплате, поступающей из семейного хранилища Поттеров на содержание этого дома. Выплата предназначалась Дурслям, и они должны были оплачивать коммунальные услуги, а так же позаботиться о содержании Гарри и оплачивать все его расходы. Сумма составляла более четырех тысяч фунтов в месяц, за вычетом налогов.

Она знала, что Гарри владеет домом в Суррее, в котором жили Дурсли; но она понятия не имела, что им на самом деле очень хорошо платили за то, чтобы они заботились о Гарри. В ней закипела бурлящая ненависть к семье, которая так жестоко обращалась с одним из ее членов… Теперь она могла понять, почему Гарри пришел в такую ярость, когда обнаружил их гнусную двуличность. Из очень немногих подробностей, которые он рассказывал о своей жизни с Дурслями, она вспомнила, что они обычно не давали ему еды в течение нескольких дней, запирали его на несколько недель в этой вонючей кладовке и постоянно говорили, что он является для них тяжелым финансовым бременем. Она лично была свидетельницей плачевного состояния одежды Гарри — и сразу вспомнила все обноски, доставшиеся Гарри от его тучного кузена Дадли. Ей было до тошноты противно, что кто-то мог так обращаться с ребенком, не говоря уже о том, что этот ребенок — кровный родственник…

Гермиона покачала головой и быстро встала с кровати. Всего мгновение — и она перестала жалеть Гарри… Ему не нужна была ее жалость, ему требовались ее помощь и понимание! Она давно отказалась от дурной привычки жалеть саму себя, оплакивая свое собственное одинокое детство, зная, что это не помогает. У нее было все, что она хотела, пока она росла, за исключением родительской любви, которую она так жаждала; но это, безусловно, было лучше, чем детство Гарри. Сейчас она была уверена как никогда, что он больше не почувствует это отчаяние, если она в силах чем-либо ему помочь…

Она положила документы обратно в коробку, взяла ее вместе со своей сумкой и вышла из комнаты. Когда она дошла до конца лестницы, то увидела, что в кабинете ее родителей горит свет. Гермиона тихонько постучала в дверь и вошла, услышав, как отец пригласил ее в комнату.

Ее родители сидели за своими столами, листая документы, и жевали сэндвичи, которые лежали на тарелке между ними. Отец оторвался от работы и одарил ее одной из своих редких улыбок.

— Привет, тыковка, мы не знали, что ты дома, — сказал отец. — Утром в банке все прошло хорошо?

Гермиона улыбнулась ему в ответ и сказала: 

— Да, все прошло хорошо. Я хочу еще раз поблагодарить вас за то, что вы позволили нам использовать эти деньги; вы даже не представляете, насколько это важно.

Гермиона заглянула в коробку, которую несла, и после коротких внутренних колебаний приняла решение: 

— Не мог бы ты сделать мне одолжение просмотреть эти документы и сказать, что все они означают? Я почти уверена, что это документ о поместье Гарри, которое его дядя украл у него прошлой весной… Я почти поняла суть дела, но многие финансовые отчеты для меня просто темный лес.

Она поставила коробку со свернутым пергаментом рядом с тарелкой сэндвичей. Алекс вытащил один из свитков, открыл его, просмотрел и передал жене, сказав: 

— Джейн, это из области юриспруденции, — он развернул еще один и, бросив на него взгляд, положил на свой стол со словами: — Инвестиции.

Алекс быстро рассортировал пергаменты на несколько стопок, и Джейн досталась работа со всеми юридическими документами, а также с документами о наследстве. Она схватил одну из бумаг и начала вводить цифры в наспех созданную на ее компьютере электронную таблицу. Ее глаза не отрывались от различных документов, а руки ловко перемещались по клавиатуре; в то же время она объясняла Гермионе, что именно означали эти цифры, с которыми она сейчас работала.

Затем Джейн начала внимательно вчитываться в каждый лист. Иногда она выполняла поиск информации на компьютере, а иногда молча подходила к одному из множества книжных шкафов, стоящих в кабинете, и просматривала какой-нибудь справочник.

Спустя час Алекс уже распечатывал множество страниц, а Джейн заканчивала с последними юридическими документами. Алекс вытащил последнюю страницу из принтера. Он быстро просмотрел ее, прежде чем взглянуть на Гермиону, и спросил: 

— Так, ты хочешь знать что-то конкретное или краткое изложение того, что это все означает?

— Самую суть, — заявила Гермиона, злобно нахмурившись, — я поняла, что у него осталась кое-какая собственность, но все-таки — сколько денег было у него украдено?

— Что ж, эти отчеты были сделаны более семнадцати лет назад, и они охватывают различные доходы от инвестиций, показывают процентные ставки по каждому из его активов; а также различные автоматические расходы на содержание собственности и обучение Гарри. Кроме того, здесь указаны суммы, идущие на обслуживание активов и управление имуществом. Если предположить, что процентная ставка с годами не менялась, я полагаю, что общая сумма средств, которые находились в семейном хранилище Поттеров, составляла где-то около двухсот семидесяти трех миллионов в виде ликвидных активов.

Гермиона несколько секунд тупо смотрела на отца, прежде чем недоверчиво спросить: 

— Что? Ты сказал — двести семьдесят миллионов фунтов?

— Нет. Я сказал двести семьдесят три миллиона галеонов. Учитывая, что галеон составляет примерно пять фунтов, и принимая во внимание стандартную пятипроцентную комиссию, которую Гринготтс взимает за обмен между фунтами и галеонами, которую, честно говоря, мы всегда считали слишком высокой, это выходит…

— Один миллиард двести девяносто шесть миллионов семьдесят пятьдесят тысяч фунтов, — закончила Гермиона благоговейным шепотом. Ее лицо злобно нахмурилось, и она закричала: — Его дядя украл у него более миллиарда фунтов!

— Невероятно! — вмешалась Джейн: — Если политика Гринготтса не изменилась за последние двадцать лет, никто не может посягать на содержимое семейного хранилища Поттеров, за исключением автоматического снятия средств на содержание собственности и выплат, которые были согласованы при первоначальном подписании документов. Гарри и его доверенным лицам были доступны лишь те деньги, которые находились в хранилище доверительного управления, и они предназначались на его воспитание. В твоей стопке есть доверенность, Алекс?

Алекс перетасовал несколько страниц распечатанного отчета, прежде чем найти нужную. 

— Ах, да, из семейного хранилища в хранилище доверительного управления поступал ежегодный взнос в размере пятидесяти тысяч галлеонов. Учитывая тот максимум, который он мог бы потратить, выходит около восьмисот тысяч галлеонов; но похоже, на тот момент в хранилище было намного меньше… Твой парень такой расточительный?

Темная тень отразилась в глазах Гермионы, когда перед ее мысленным взором промелькнул образ одинокого полуголодного мальчика, запертого в маленькой кладовке. 

— Ты что, шутишь? Он всю жизнь воспитывался в крайней нищете. Я не знаю, что меня больше злит: эмоциональное насилие, которое ему пришлось вынести, или физическое, нанесенное ему со стороны его дяди и двоюродного брата; или, может, тот факт, что они имели наглость украсть у него то, что, по их мнению, принадлежало их семье? А затем они просто собрали свои вещи и бросили его! Они переехали из своего дома в Суррее и исчезли со всеми его деньгами!

Второй раз за день Гермиона почувствовала комок в горле и подступающие к глазам слезы из-за ситуации, в которой оказался Гарри. 

— Он вообще не собирался нам рассказывать. Когда он, наконец, рассказал нам, что произошло, он не был расстроен, что его деньги были украдены, и не переживал из-за того, что он больше ничего не сможет купить, он боялся, что я… что мы будем смотреть на него иначе… Он думает, что остался без гроша… — слезы текли по лицу Гермионы ручьем, когда она, наконец, продолжила: — Я нашла это в его доме в Суррее. Гарри готовил его к продаже, чтобы он мог в этом году пойти в школу! Я даже не могу описать, в какой ярости я нахожусь из-за этих его «кровных» родственников… — затем Гермиона, спохватившись, рассеянно добавила: — И он мне не парень.

Гермиона заметила озадаченные взгляды, которые Алекс и Джейн бросили друг другу, но она была слишком смущена открытием такого несметного богатства Гарри, чтобы задавать им вопросы. Алекс сказал: 

— Ну, ликвидные активы в его семейном хранилище составляют лишь небольшую часть его состояния.

— Часть? — осторожно спросила Гермиона. — Что ты имеешь в виду?

Алекс перетасовал в руках несколько бумаг, прежде чем найти нужную. 

— Большая часть состояния Поттера связана с корпоративными инвестициями. Насколько я могу судить, его семье принадлежала большая часть акций различных компаний, многие из которых являются маггловскими корпорациями — в них он владеет контрольным пакетом акций. А еще компании по производству метел «Fly By Knight», «Royal Reagents Apothecary Supply Company» и «Cromwell's Custom Cauldrons», и это лишь часть из них… Что касается маггловских активов, похоже, семья Поттеров также активно инвестировала в британскую автомобильную промышленность. Видимо, Гарри имеет довольно большую долю в «Lotus Motorcar Company», а также в компании «Aston-Martin». Конечно, эта информация очень старая, возможно, семейный брокер уже давно продал акции, и это было бы очень здорово для роста портфеля, ведь он мог получить за них огромную сумму… В любом случае, я осмелюсь предположить, что твой парень, похоже, станет одним из самых богатых людей в Великобритании, когда достигнет совершеннолетия.

— Это невероятно, — прошептала Гермиона, мокрыми от слез глазами просматривая страницу, которую вручил ей отец, — Гарри и понятия не имеет, сколько он получит на следующей неделе в день своего рождения… И он не мой парень. Что ж, сегодня вечером или, может быть, завтра мы будем в Хогвартсе. Но это уже совсем другая история, — произнесла Гермиона.

Затем она стала рассказывать родителям, что школа вновь откроется в сентябре. Добавила, что и ей, и Рону были вручены значки старост; и как Гарри, чтобы иметь возможность продолжить обучение в школе, был принят на должность Профессора защиты от темных искусств.

— Что ж, мы бы хотели встретиться с этим твоим парнем, — небрежно заметила Джейн.

— Мы действительно останавливались здесь прошлой ночью. Когда эти люди уехали оттуда, они забрали всю мебель в его доме, у него там даже не было кровати, поэтому я доставила его сюда из Суррея. Я была уверена, что вы бы не стали возражать, если бы он остановился в одной из гостевых комнат, и он мне не парень! — воскликнула Гермиона. — Теперь вы оба решили меня добить!

— Если он не твой парень, то он должен им стать, — вздохнула Джейн, передавая коробку Гермионе, — Ведь он очень важен для тебя, и ты испытываешь к нему чувства; это очевидно, судя по тому, что ты нам писала о нем в письмах из школы… Да и вообще, нам трудно назвать имя кого-то из твоих школьных друзей, кроме того парня — Рона, который тебя так раздражает… Кроме того, этот Гарри — единственный человек, которого ты когда-то вообще упоминала в своих письмах.

Гермиона нахмурилась и почувствовала, как ее лицо покраснело от смущения, потому, что мать была права — Гарри и Рон были ее единственными школьными друзьями; до этого момента она вообще не осознавала, что никогда не упоминала имя Рона в своих письмах. И конечно, родители восприняли ее румянец как подтверждение отношений между Гарри и их дочерью… Но Гермиона уже начала злиться на них из-за такой настойчивости.

Гермиона поблагодарила своих родителей за то, что они нашли время, чтобы помочь ей, и сбежала, решив отправиться на площадь Гриммаулд-Плейс, чтобы забрать оттуда сундук Котоне. Она все еще чувствовала себя виноватой из-за мысли, что могла причинить вред этой маленькой девочке… Она вошла в мрачный старый особняк и задумалась, где же, по мнению Рона, может быть хорошее укрытие. С понимающей улыбкой она тут же прошла в кухню и открыла небольшой холодильник, где обнаружила сморщенный чемодан и сумку с кучей разных продуктов. Она усмехнулась, увидев, что Рон предусмотрительно заполнил холодильник, чтобы подготовиться к их неизбежному пребыванию здесь. Она положила чемодан в сумку и вышла из кухни.

Гермиона осторожно пересекла холл, стараясь не потревожить портрет миссис Блэк. Она остановилась, когда подошла к входной двери, и посмотрела на часы. Она знала, что сказала Гарри, что вернется через несколько часов, но также знала, что он не будет сильно беспокоиться об ее отсутствии… Она отвернулась от двери и пошла вверх по лестнице, следуя в библиотеку на втором этаже.

Когда она вошла в библиотеку, в ее голове всплыло еще одно воспоминание. Она наблюдала за собой из-за книжных полок в библиотеке Хогвартса; скорее всего, это был четвертый курс, когда они искали способы, с помощью которых Гарри сможет дышать под водой. Гарри сидел за столом, а она склонилась над его плечом, указывая на что-то в большой книге, лежащей перед ним. Он отвернулся от книги, чтобы взглянуть на нее; она помнила, что их лица были достаточно близко, совсем чуть-чуть — и они могли поцеловаться… Это было такое смутное, невинное воспоминание, но она могла видеть, что с точки зрения того, чьими глазами она сейчас на себя смотрела, это выглядело довольно интимным. И снова ей пришлось вытряхнуть это воспоминание из головы, прежде чем она вошла в библиотеку Блэков и начала просматривать книжные полки в поисках нужных имен.

Гермиона, сердито глядя на книгу, которую сейчас читала, услышала, как старинные часы в гостиной пробили три раза. Она взглянула на часы, удивляясь, как быстро пролетело время, затем закрыла книгу и положила ее на стопку книг, которые уже просмотрела. Она ожидала, что библиотека Блэков будет забита книгами, рассказывающими о чистоте крови и сохранении родословной, и нисколько не разочаровалась.

Она никогда раньше не листала книги по этой теме, полагая, что это будет не что иное, как фанатичные бредни и предвзятые учения, подходящие только для таких людей, как Долорес Амбридж или Малфои… Она была потрясена, обнаружив, на какие невероятные меры шли так называемые «чистокровные» семьи, чтобы сохранить свой род. Гермиона также пришла к выводу, что причина того, что так много семей с «чистой кровью» были глубоко погружены в Темные искусства — это была осознанная необходимость сохранить свой род. В каждой книге, которую она прочитала, почти все способы борьбы с «угрозами чистоте линий» включали в себя ту или иную форму Темной магии или некромантии. В этих книгах абсолютно не стеснялись в самых мельчайших деталях объяснять ритуалы, лежащие в основе Темной магии. Фактически, за те шесть часов, которые Гермиона только что провела в библиотеке, она узнала о Темных искусствах гораздо больше, чем за все время, проведенное в Хогвартсе.

Взмахнув рукой, она скинула со стола стопку наполненных ненавистью книг, и они рассыпались по полу. Она резко встала со стула и стала расхаживать по библиотеке, опустив глаза, тихо негодуя над нелепостью некоторых теорий из прочитанных ею книг. Одно из наиболее безумных утверждений заключалось в том, что в мире существует так называемая «общий фонд» магии, и что с каждым магглорожденным или полукровкой у чистокровных волшебников из него «крадется» магическая сила. Та же самая тема развивалась в каждой книге; все они гласили, что чистокровные линии превосходят остальных во всех отношениях, и самое малое, чего заслуживают остальные — это истребление.

И снова внезапное воспоминание захватило ее сознание… В этот раз она находилась в купе Хогвартс-экспресса. Она сидела рядом с Гарри и тихо читала книгу. У Гарри было странное выражение лица, когда он смотрел на нее, пока она читала… Воспоминание было как будто бы глазами кого-то, кто смотрел на них через стекло… Она вспомнила эту сцену. Это было сразу после второго года обучения, по пути обратно в Кингс-Кросс. В то время она никогда не замечала, чтобы он так на нее смотрел! Она никогда не осознавала, что он вообще на нее пялился! Как она могла вспомнить то, чего никогда не видела?

Гермиона положила руки на спинку стула, опустила голову и помотала ею по сторонам. Она взглянула на часы и, увидев, что уже поздно, решила, что пора возвращаться в Хогвартс; может быть, ей удастся поспать хотя бы несколько часов и забыть эти странные «видения», которые ее мучили.

Когда она уже потянулась к стулу, чтобы забрать свою сумку, она вздрогнула от звука открывающейся за ее спиной двери библиотеки. Она обернулась, инстинктивно вытаскивая палочку. Там, в затемненном дверном проеме стояла худощавая фигура в темно-серой пижаме.

— Привет, — из дверного проема раздался усталый протяжный голос. — Ты разбудила меня. Ты пришла сюда, чтобы меня покормить?

Когда фигура вошла в комнату, она мельком увидела холодные серые глаза со стальным блеском, смотрящие на нее из-под копны взлохмаченных светлых волос.

Глаза Гермионы расширились, когда она узнала глаза этого человека… Не задумываясь, она выкрикнула: «Stupefy!» и увидела, как тело Драко Малфоя тяжело рухнуло на пол.

* * *

Гарри не знал, сколько времени он просидел с маленькой ведьмой на руках, глядя на дверь; он вздохнул и поднялся со стула. Гарри вытащил палочку, превратил диван в маленькую кровать, а затем уложил на нее Котоне. Он достал из шкафа в своей спальне легкое одеяло, накрыл маленькую ведьму и направился к своей кровати. Он разделся, забрался в кровать и вскоре заснул беспокойным сном.

Он сразу увидел все тот же сон… Он снова оказался в коридоре на верхнем этаже в доме на площади Гриммауд-Плейс; он шел по той же пыльной ковровой дорожке к спальне покойной миссис Блэк. Он слышал жуткие звуки капающей воды и тихое хихиканье Гермионы, эхом разносящееся вокруг него. Он остановился перед дверью и медленно открыл ее; он снова увидел плачущую Гермиону, которая стояла на коленях на огромном диване, находящемся в центре комнаты.

Гермиона подняла голову и посмотрела на него своими красными от слез глазами. Ее губы шевелились, она тянулась к нему, но он ничего не слышал, кроме далекого ритмичного капания воды. Ему стало интересно… Почему она плакала? Что она пыталась сказать?

Он попытался войти в комнату, но обнаружил, что не может пошевелить ногами. Казалось, что его лодыжки связаны друг с другом. Он почувствовал волну паники, когда дверь сама начала закрываться… Ему нужно было выяснить, что случилось с Гермионой. Он тщетно пытался сдвинуть ноги с места, но ничего не получалось… Он протянул руки и толкнул дверь, пытаясь не дать ей закрыться. Гарри видел, как Гермиона издала тихий вопль, прежде чем дверь захлопнулась, погрузив коридор во тьму. Его дыхание стало прерывистым, он начал отчаянно колотить в дверь. Он в последний раз ударил кулаком, затем уперся в дверь лбом.

Гарри внезапно почувствовал движение рядом с собой. Он затаил дыхание и услышал грозное рычание откуда-то снизу. Он попытался пошевелиться, но его ноги все еще были связаны.

Он распахнул глаза, когда почувствовал, что задыхается во сне, быстро сел и огляделся. Гарри увидел, как Котоне лежала у него в ногах, свернувшись клубочком, а ее хвост был заправлен под одеяло и крепко обвился вокруг его лодыжек.

Несмотря на то, что ночь была теплой, ее худенькое тело дрожало во сне, а из ее горла вырывались глубокие гортанные стоны.

Гарри осторожно разбудил Котоне. Ее глаза открылись и молниеносно осмотрели темную комнату, пока не упали на обеспокоенное лицо Гарри. Ее взор смягчился, и Котоне тепло улыбнулась Гарри, обнажив ряд острых черных зубов.

Гарри положил руку ей на голову и погладил ее по виску. 

— Что ты здесь делаешь, малышка? Ты не хочешь спать на своей кровати?

Ее улыбка дрогнула, она опустила глаза и, с тоской глядя на каменный пол, слезла с его кровати.

— Извини, Шиши-сан. Я не хотела тебя беспокоить. Я ухожу в комнату, чтобы тебе было комфортно.

Она слегка поклонилась ему и повернулась, чтобы выйти из комнаты. Гарри мягко положил руку ей на плечо и сказал: 

— Я не сержусь на тебя, малышка, но если мы будем спать в одной кровати, это будет не очень правильно…

Он знал, что она пришла к нему потому, что не хотела оставаться одна, поэтому вылез из кровати и быстро натянул штаны. Он пошел в другую комнату, уменьшил ее кровать и отнес ее в свою спальню; затем поставил ее вдоль стены рядом со своей кроватью и вновь увеличил ее. Она посмотрела в лицо Гарри и одарила его сияющей улыбкой, которая, правда, больше была похожа на угрожающую ухмылку.

Внезапно улыбка в ее глазах исчезла. Ее брови нахмурились, когда она посмотрела на него и прошептала: 

— Нанидеска? ⁽¹⁾ — Гарри увидел, как ее глаза прошлись вдоль невидимой линии от его головы и до потолка, и она издала тихое рычание; Гарри понял, что это было именно рычание…

Она схватила его за руку и потащила к двери: 

— Шиши-сан! Ты должен идти! Пожалуйста, поторопись!

Гарри схватил свою рубашку и натянул ее, пока Котоне тащила его прочь из комнаты. Оказавшись в холле, она осмотрела потолок над его головой, словно что-то искала. Она опустила руки на пол и на четвереньках помчалась по коридору к главной лестнице; она двигалась с какой-то невероятной скоростью. Котоне остановилась у края лестницы и оглянулась, глядя, когда же Гарри ее догонит. Он взбежал вверх по лестнице и увидел, что она с нетерпением его ждет.

Когда он приблизился к ней, он увидел, что ее глаза проследили невидимую линию от него и до дальнего конца зала. Она снова помчалась вперед на четвереньках, крича ему: 

— Поторопись!

Когда она достигла конца коридора, Гарри увидел, что она внезапно застыла на месте. Ему потребовалась целая минута, чтобы догнать ее, и когда он оказался рядом с ней, он увидел выражение страха в ее глазах; она смотрела на большие двойные двери, ведущие в лазарет.

Он понял, чего она боялась, поскольку лично был свидетелем того, как пациенты нападали на нее… Он наклонился и поднял ее в обычное положение рядом с собой, сказав: 

— Не волнуйся, я больше этого не допущу.

Он вытащил палочку из-за пояса и толкнул дверь предплечьем. Он увидел, что почти никто из пациентов не спал, и это было неудивительно; из кабинета мадам Помфри в дальнем конце палаты доносились крики… Многие из людей, лежащих на кроватях, с ужасом то смотрели на Котоне, то переводили взгляд на Гарри, но никто не двинулся с места, потому что он держал свою палочку наготове… Котоне оторвала лицо от груди Гарри и, быстро оглядев комнату, молча указала в направлении крика.

Войдя в кабинет мадам Помфри, Гарри услышал удивленный вздох Котоне. Они увидели кучку рыжеволосых людей, столпившихся вокруг кровати, стоящей у дальней стены. Молли Уизли обнимала своего сына Перси, всхлипывала и что-то бессвязно бормотала… Рон стоял позади своего отца вместе с Фредом и Джорджем, и все они смотрели, как мадам Помфри колдовала над измученным телом Джинни, извивающимся на кровати.

Когда Гарри вошел в кабинет, все взгляды тут же обратились к нему, и, как он и ожидал, его встретили вздохами и пристальными взглядами; все смотрели на маленькую ведьму, сидящую у него на руках. Когда Гарри почувствовал, как Котоне зашевелилась, он опустил ее на пол и увидел, что она с опущенной головой идет к кровати Джинни, стараясь не смотреть на испуганные лица людей, стоящих вокруг. Мадам Помфри жестом остановила Котоне, но, после просьбы Гарри, неохотно позволила незнакомой девочке подойти к кровати.

Джинни все еще извивалась на кровати, ее глаза и рот были широко раскрыты, и она кричала, как будто она находилась под действием проклятия Cruciatus. Котоне опустилась на колени рядом с кроватью так, что ее лицо было напротив лица Джинни. Глаза Котоне, казалось, были расфокусированы, когда она смотрела на Джинни; обычно такое выражение лица было у Полумны Лавгуд.

Какое-то время ничего не происходило. Постепенно крики Джинни начали утихать. Хвост Котоне стал подергиваться, а ее руки сжались в кулаки, она сжимала края простыни, на которой лежала Джинни. Из горла Котоне вырвалось тихое рычание, а ее тело начало бешено содрогаться.

Внезапно Джинни тяжело вздохнула и упала без сознания, и в то же время Котоне издала болезненный крик и рухнула на пол. Гарри подбежал, поднял Котоне с пола, и вновь увидел, что из ее глаз, носа и даже ушей течет кровь…

Мадам Помфри осмотрела Джинни: 

— Она спит… Я не знаю, как девочка сделала это, но…

Мадам Помфри повернулась к Гарри и увидела, что случилось с Котоне.

— О великий Мерлин! — воскликнула мадам Помфри, быстро выхватив Котоне из рук Гарри. — Она… она одна из Симпатов Алгеи!

* * *

Джинни Уизли, словно оказалась в ловушке собственного разума; она переживала бесконечный поток воспоминаний, как будто она смотрела на них в Омуте памяти… С каждой сценой, которая вспыхивала вокруг нее, ее гнев разгорался все сильнее, ревность заставляла сердце Джинни сжиматься, а ненависть текла по ее венам, пульсируя в такт сердцебиению.

Джинни вспоминала, как она читала письма своего брата Рона… Она прочитала, как ее Гарри героически взобрался на спину горного тролля и засунул палочку ему в нос, пытаясь защитить свою страшную, заносчивую одноклассницу; и как они после этого стали друзьями… На ее губах мелькнула усмешка при мысли о другой девушке, сближающейся с ее Гарри. Сцена плавно сменилась другой — во втором письме Рон описывал, как Гермиона подожгла плащ профессора Снейпа с помощью заклинания «Bluebell Flame» и, по сути, спасла этим жизнь Гарри. Кровь Джинни закипела от этих мыслей…

Джинни смотрела, как она сама, но немного моложе, подпрыгивает на цыпочках, стоит рядом с матерью на вокзале Кингс-Кросс. Джинни вспомнила, как она закричала: «Вот он! Я его вижу!» Она увидела, как ее брат прошел через барьер вместе с Гарри и «этой». Она смотрела, как Гермиона посмотрела на родственников Гарри, а затем на эту уродливую всезнайку, и на ее лице явно читалось беспокойство… «Она не должна беспокоиться о моем Гарри! Да кем она себя вообще возомнила? Эта уродливая шлюшка не знает его так, как она, не любит его так, как она!»

Воспоминание плавно сменилось, и вот уже Джинни видела кухню Норы, себя саму, совсем юную, в тот день, когда она получила свое первое письмо из Хогвартса… Джинни съежилась, наблюдая, как она уронила со стола свою ложку с кашей при виде Гарри… Когда пришло письмо, она кричала от радости, что теперь они вместе будут ходить в Хогвартс, что она сможет прокатиться с ним на Хогвартс-экспрессе… Она вспомнила, как набиралась храбрости, чтобы поговорить с ним, пока он и «эта» читали списки книг, большинство из которых были составлены Гилдероем Локхартом. Следующая сцена — она наконец-то собралась с духом и, решилась заговорить с Гарри, но так и не смогла — ее оборвал Рон, которому пришло письмо от «этой». Она с бурлящим гневом наблюдала, как он читал его вслух; письмо должно было быть адресовано только Рону, но в итоге каждое слово было о Гарри… «Эта» продолжала рассказывать о том, как о-очень беспокоится о Гарри, и хотела сразу получить ответ, и практически потребовала, чтобы Гарри встретился с ней в Косом переулке, чтобы купить им школьные принадлежности! Джинни почувствовала, как ее кулаки сжались от ярости. Это было единственной заботой этого книжного червя… Гарри, Гарри, Гарри! Ее Гарри!

Следующая сцена, которая сложилась вокруг Джинни, развернулась в Косом переулке. Она увидела себя маленькой, стоящей рядом с матерью и отчаянно вертящей головой в поисках пропавшего Гарри Поттера… Он должен был прибыть к ним из «Норы» с помощью камина. Она наблюдала в воспоминаниях удрученное выражение лица той Джинни, а потом неожиданно заметила Его, стоящего рядом с мужчиной-великаном и невзрачной девицей с длиннющими передними зубами… Страшненькая шатенка весело подпрыгивала и смотрела на ее Гарри так, как будто она была готова целоваться с ним прямо здесь, рядом с Гринготтсом, у всех на глазах.

Скорость всплывающих воспоминаний все нарастала и нарастала, и каждый раз Джинни была свидетельницей развивающихся отношений между «этой» и мужчиной, предназначенным ей судьбой… Она видела Гарри с Гермионой, прижавшейся к нему на софе перед камином в гостиной Гриффиндора. Видела, как Гарри практически уткнулся лицом в растрепанные каштановые волосы этой дряни, и что-то шептал ей на ухо в коридоре между классами. Джинни вспомнила и о том, как Гарри признался, что целовался с Чоу Чанг; от нее не ускользнул опустошенный взгляд, который на мгновение отразился на лице Гермионы… Воспоминание о том, как Джинни накрыл леденящий ужас при чтении статьи в «Ежедневном пророке» о бурных отношениях Гарри и Гермионы… И вновь она стояла рядом с матерью и смотрела, как Гермиона прикоснулась губами к щеке Гарри на Платформе девять и три четверти…

С каждым воспоминанием, которое переживала Джинни, гнев, боль и отчаяние накапливались внутри нее; все возрастающая агония раздирала ее тело… Гарри только ее! Она так много для этого сделала! Стольким пожертвовала! Она переживала унижение за унижением… Вспомнились все унизительные сцены тех лет, когда она была еще совсем маленькой девочкой — как Гермиона неоднократно ловила ее, шпионившую за Гарри в «Норе», и то дурацкое стихотворение на День святого Валентина… Она потратила каждый сэкономленный кнат, выпрашивала самые редкие ингредиенты у своих братьев-близнецов; и все для того, чтобы приготовить зелье, которое, как ей сказали, гарантированно убедит Гарри в том, что Джинни Уизли — его единственная… Она знала, что все изменится после того, как она станет частью жизни Гарри. Он будет с ней навсегда, потому что он любит ее, она знала это! Это судьба! Она почувствовала это в тот самый момент, когда услышала о «Мальчике-который-выжил!» О ее Гарри! Это точно судьба!

Она перестала осознавать, что вокруг нее происходит… Давно ли? Джинни не знала… Время не имело никакого значения… Ей показалось, что в какой-то момент она слышала голос Полумны, но это было похоже на слабый шепот во время урагана. Она подумала, что, наверное, к ней кто-то прикоснулся, но физически не чувствовала ничего, кроме леденящего холода и онемения. Этот холод был частью ее внутренней пытки. Она не слышала ничего, кроме голосов призраков из ее прошлого.

Перед глазами Джинни возникла очередная картинка из прошлого — Гермиона наполняет кубок тыквенным соком и ставит его на стол около пирога с патокой перед Гарри… Неожиданно это видение начало исчезать в густом дымном тумане… Затем и звук позвякивания серебряных столовых приборов растворился в тишине.

Джинни огляделась на окружавший ее серый туман. Она начала вслепую бежать сквозь него, с каждым шагом пугаясь все больше и больше… Джинни внезапно остановилась, увидев пару ярких фиолетовых глаз, смотрящих на нее из-за облаков. Странный мягкий голос, будто бы эхом разносился вокруг нее. Сначала она не могла разобрать слов, словно они исходили издалека, но они становились все яснее и яснее.

— Следуй за мной. Я отведу тебя домой.

Что-то в этом мягком, размеренном голосе успокаивало Джинни, хотя в нем слышался оттенок неодобрения. Ужас и боль, которые она чувствовала всего несколько мгновений назад, рассеялись… Она медленно шла к этим миндалевидным глазам, которые, казалось, смотрели на нее с сочувствием и пониманием.

Пепельно-серый туман начал темнеть, приобретая оттенок грозовых облаков, а затем превратился в черноту, и единственное, что она могла видеть — это фиолетовые глаза, манящие ее за собой. Она почувствовала, как ее охватило умиротворение, а затем чувство крайней усталости овладело ее сознанием, и она начала погружаться в глубокий безмятежный сон. Она услышала последние слова мелодичного бестелесного голоса, прежде чем тьма полностью окутала ее: 

— А теперь отдохни; тебе придется за многое ответить, когда придет дневной свет…

---

1) 何ですか (Nandesuka) — Что это?

Вернуться к тексту

И Джинни, и Котоне на пару расположились на наколдованных кроватях в кабинете мадам Помфри. Обеспокоенная безопасностью Котоне, та настояла на том, чтобы маленькая ведьма находилась отдельно от других пациентов, лежащих в Больничном крыле, помня, как они отреагировали на нее накануне.

Состояние Молли Уизли было трудно описать словами… Ее то обуревал восторг от того, что блудный сын вновь оказался в ее объятиях; то временами охватывал леденящий ужас, который она испытывала по поводу состояния Джинни. Она переживала, что «уродливому маленькому демону» позволили так близко подойти к ее единственной дочери… Даже после того, как мадам Помфри объяснила, что слово «демон» не совсем точно описывает сущность Котоне, по гневным насмешкам, которые Молли иногда бросала в сторону маленькой девочки, находящейся без сознания, было понятно, что она ей совсем не доверяла. Гарри нахмурился при мысли о том, что Молли, похоже, нисколько не оценила того, что Котоне сделала для Джинни.

Гарри был удивлен и даже немного встревожен, когда мадам Помфри назвала маленькую Котоне «полудемоном». Он всегда представлял демонов в виде огромных красных монстров с закрученными рогами, крыльями, похожими на крылья летучей мыши, и звероподобными лицами. Мадам Помфри рассказала им, что отец маленькой девочки был «Они». Жители Запада назвали бы их разновидностью воинов-фейри. Он перестал беспокоиться, когда она рассказала о том, что «Они» исторически были охотниками на злых волшебников и темных существ, а сами были вполне дружелюбными, хотя и немного озорными.

До этого момента Гарри совершенно не знал, кем являлась Котоне… Он никогда ни у кого не спрашивал о ее происхождении. То, что она полукровка, для него совершенно не имело значения, он просто чувствовал, что должен ей помочь, и неважно, кем она была и как выглядела. С того момента, как они встретились, он почувствовал особую связь с маленькой девочкой, еще до того, как понял, как она на самом деле выглядит под капюшоном и без поднятого воротника.

Настоящим сюрпризом стало то, что мадам Помфри объяснила, что она имела в виду, когда назвала Котоне «Симпатом Алгеи». Оказывается, в греческой мифологии Алгеи были духами, а если точнее, «демонами» боли, физических и душевных страданий. Они были причиной всех бед, печали, источником слез. Термин «Симпат Алгеи» в волшебном мире — это описание редкого магического дара, которым обычно обладали ведьмы, а не волшебники, еще реже метаморфомаги. Симпаты Алгеи обладали способностью «поглощать» боль, а иногда даже заживлять физические травмы и раны, нанесенные другим человеком. Она объяснила, что, поскольку в Котоне течет кровь «Они», она восстанавливалась намного быстрее, чем обычный человек, и, скорее всего, была даже способна к физической регенерации. Возможно, ей было по силам заново отрастить потерянную конечность или даже воскреснуть после смерти. Конечно, в этом невозможно было убедиться, не попробовав, что Гарри считал совершенно недопустимым.

Когда Рон рассказал своей семье, что же натворила Джинни, Артур попытался успокоить Молли, хотя и без особого успеха. Она отказывалась верить, что ее дочь сознательно использовала Темную магию, зелья, ритуалы — и все для того, чтобы завоевать чью-то любовь… Она не так воспитывала своих детей… Пока Рон продолжал объяснять, что он нашел в комнате Джинни, как они извлекли книгу, откуда взялась печально известная страница и что, скорее всего, Джинни совершенно не понимала истинного назначения эликсира, Молли просто стояла, закрыв лицо руками, и непрерывно бормотала: «Нет, нет, нет….»

Близнецы стояли сзади, бросая убийственные взгляды на Перси, который благоразумно просто тихо стоял на заднем плане.

Гарри тоже молчал, сидя на краю кровати Котоне. Он совершенно не обращал внимания на взволнованные рыдания и вздохи миссис Уизли. Гарри с тревогой смотрел в лицо маленькой ведьмы, нежно гладил ее по голове; ее обычно шевелящиеся волосы теперь были сильно растрепаны и неподвижно лежали на забрызганной кровью подушке.

После того, как Рон закончил свой рассказ, Гермиона стала объяснять, что она почерпнула из арифмантической формулы эликсира.

Неожиданно в дверном проеме раздался громкий удивленный вздох. Все находящиеся в комнате обернулись и увидели Полумну Лавгуд, которая сама себе зажала рот рукой. Мгновение спустя она бросилась через всю комнату и крепко обняла явно смущенного Рона, плача и повторяя, что она-то думала, что это Рон практиковал некромантию…

Гарри раздражало, что в комнате становилось все больше и больше плачущих ведьм. Он специально на смотрел на рыдающих женщин и на Артура Уизли, который тихонько шептался с мадам Помфри. Гарри не мог уловить все, о чем они говорили, но, похоже, они обсуждали варианты лечения Джинни. Узнав от Рона все детали о зелье, Мадам Помфри была уверена, что не сможет вылечить Джинни, и сомневалась, что она вообще может остаться в больнице Святого Мунго, ведь они до сих пор отказывали пациентам, которые находились в гораздо более тяжелом состоянии, чем Джинни.

Мадам Помфри заявила, что лучшее, что сейчас можно сделать — это отвести Джинни к целителю, который специализируется на темных ритуалах. Лучше всего было бы связаться с одной из сект друидов, хотя услуги друидов, конечно, были страшно дорогими… Когда Артур смущенно спросил ее, во сколько это может обойтись, она ответила, что не может точно сказать…. Но она слышала о нескольких сложных случаях, за которые пришлось заплатить более десяти тысяч галлеонов; в зависимости от необходимого лечения стоимость могла быть и еще больше… Из-за того, что ритуальная магия обычно требовала довольно долгого лечения… Иногда на это уходили месяцы или даже годы…

Казалось, что все услышали конец их разговора. Гарри заметил, как все остальные члены семьи Уизли повернулись к близнецам. Фред и Джордж мельком взглянули на Гарри, прежде чем сказать своей семье: 

— Мы не можем так быстро найти такую большую сумму… Все деньги… Ну… Вложены в развитие бизнеса…

Гарри внезапно почувствовал, как взгляды всех находящихся в комнате теперь устремились на него. Раздражение, которое он чувствовал всего секунду назад, превратилось в болезненное смущение, когда он перевел взгляд с семьи Уизли на маленькую ведьму, лежащую на кровати рядом с ним.

Рон обменялся взглядом с близнецами, а потом повернулся к отцу и сказал: 

— Гарри не может нам помочь, так что даже не просите его…

Новый поток слез потек по щекам Молли, когда она робко посмотрела на юного волшебника, сидящего на кровати Котоне: 

— Гарри, я уверена, что мы сможем вернуть тебе долг… Конечно, если бы ты смог нам помочь… Сделать это для нее… Даже если она больше не твоя девушка, ты ведь все равно еще испытываешь к ней какие-то чувства?

Гарри не поднимал глаз, и тогда Рон быстро заговорил за него: 

— Мам, дело не в том, что он не хочет нам помочь, он не может… Гарри разорен. Его маггловские родственники украли все его наследство. Ему пришлось одолжить денег у Гермионы, чтобы заплатить за обучение в Хогвартсе в этом году…

Лицо Молли исказила гримаса боли, и она испустила жалобный крик, уткнувшись лицом в грудь мужа: 

— Артур, что же мы будем делать?

Гарри наблюдал, как Артур с посеревшим лицом тихонько похлопал жену по спине и попытался хоть как-то ее утешить. Гарри почувствовал, как в нем вновь закипает ярость; как его родственники могли так поступить? Это был тот самый случай — использовать деньги, которые он унаследовал от Сириуса, на благое дело. Ведь они ему скоро уже не понадобятся… Теперь это стало невозможно из-за жадности его дяди.

Вздохнув, Гарри оторвал взгляд от лица Котоне и обратился к Артуру: 

— Может, я все-таки смогу кое-что сделать, но это займет немного времени… Я владею домом на Привет Драйв и собирался продать его, чтобы заплатить за мой последний год обучения в Хогвартсе; но поскольку Гермиона заплатила за нас обоих, я не могу себе представить лучшего варианта, куда еще можно потратить эти деньги. Я не буду скучать по этому месту, и мне уже не нужны эти деньги. Я просто сделаю то, что должен. Завтра я свяжусь с маггловским агентом по недвижимости и попрошу его подготовить дом для скорейшей продажи.

Рон задумчиво нахмурился, прежде чем до него дошел смысл слов Гарри. На его лице промелькнуло выражение сильного гнева, но он промолчал. В то же время на лице Фреда отразилось понимание, когда он вспомнил про оплошность Рона в столовой больницы Святого Мунго, и его лицо приняло такое же выражение… Даже обычно ничего не выражающая физиономия Полумны вдруг исказилась, и у Гарри создалось впечатление, что она точно поняла, что он имел в виду, когда сказал, что ему не нужны деньги.

Молли открыла рот в знак протеста, но Гарри быстро прервал ее и продолжил: 

— Даже не думайте отказываться! Да, я зол на Джинни за то, что она сделала со мной и Гермионой, но я понимаю, почему она это сделала. Вы ведь теперь единственные, кого я могу считать моей семьей. Поэтому я хочу помочь тем, кого я люблю, раз я в силах это сделать. Пожалуйста, позвольте мне это.

Не говоря ни слова, Гарри вышел из кабинета мадам Помфри, прошел через лазарет и вышел за дверь; Рон сразу же последовал за ним.

Рон догнал Гарри, повернулся к нему, схватил его за рубашку и прижал к стене. Он сказал ему так тихо, чтобы никто больше не мог услышать: 

— Слушай меня, Поттер, и запоминай… В твоем крошечном мозгу вертится мысль, что тебе не выжить, когда придет время столкнуться с В-в-вол… Волд… Ч-черт!… ВОЛДЕМОРТОМ! Я смог это сказать! В любом случае, тебе лучше выбросить эту мысль из головы, ты должен надрать этому ублюдку задницу и жить дальше, а потом рассказывать об этом своим детям! Ты нужен Гермионе! Я видел, через что она прошла за последний месяц. Она не сможет без тебя, если ты погибнешь! Это сломает ее, и я не могу этого допустить.

Рон ослабил хватку на рубашке Гарри и похлопал его по плечу. Его голос звучал глухо, но он все-таки продолжил: 

— И мне ты тоже нужен. Если не дай бог… Это как лишиться Билла или Чарли, или близнецов, или… Это убьет меня. Я знаю, что я далеко не самый могущественный волшебник, но я буду сражаться за тебя так же отчаянно, как за маму, за отца… за любого члена нашей семьи. Я тоже считаю тебя своей семьей. Помни это и помни, что и Гермиона, и я попали в Гриффиндор не случайно… Мы твоя опора, и мы всегда будем рядом, когда дела будут идти неважно. И когда придет время встретиться с ублюдком, мы обязательно будем стоять у тебя за спиной. Я уже говорил тебе это, но, по-моему, до тебя не дошло… Мы с тобой навсегда!

Гарри выслушал Рона и понял, о чем тот говорил. Но Рон еще не знал о том, что сказал Гарри профессор Снейп. В самом Гарри могла быть частичка души Волдеморта… Возможно, он сам являлся хоркрусом, который нужно уничтожить, прежде чем мир окончательно избавится от маниакального Темного Лорда… Может быть, у него вообще нет шансов выжить…

Гарри собирался сказать это Рону, но из лазарета вышли Полумна, Фред и Джордж. Рон оттолкнул Гарри от себя и сказал ему перед тем, как уйти с Полумной: 

— Отдохни, дружище, мы поговорим об этом утром.

Джордж смотрел на Рона и Полумну с веселой улыбкой, а внимание Фреда было сосредоточено на Гарри. Некоторое время тот смотрел на Гарри с серьезным выражением лица, затем покачал головой и выпалил: 

— Это правда, не так ли? Ты действительно тот «Избранный», о котором говорится в «Ежедневном пророке»?!

Джордж резко обернулся в сторону своего брата-близнеца, он выглядел потрясенным. Гарри опешил, но он отчаянно старался держать себя в руках и спокойно ответил: 

— Что? Теперь ты веришь всей той ерунде, которая печатается в этой жалкой газетенке?

Фред понимающе, но мрачно улыбнулся и ответил: 

— Вовсе нет, братишка. Я собрал в кучу все факты и пришел к такому выводу… Я знаю, что ты не хочешь умирать, но то, что ты сказал о том, что тебе не нужны деньги…. Это меня вконец убедило… Ты единственный, кто может победить Дебильного Лорда⁽¹⁾, и ты решил, что у тебя нет шансов выйти из этой схватки победителем…

Даже несмотря на всю серьезность его слов, Гарри не мог не фыркнуть от смеха: 

— Дебильный Лорд? Ваша мать была права… Вы когда-нибудь напроситесь на Смертельное проклятие со своими «Тот-что-не-какашка» ⁽²⁾ и прочими. А теперь еще и «Дебильный Лорд».

Фред ухмыльнулся и сказал: 

— Ну, учитывая, сколько раз он пытался и не смог отправить тебя петь в «Невидимый Хор»⁽³⁾, его трудно назвать сообразительным⁽⁴⁾. Но не пытайся сменить тему. Я в курсе, что ты узнал Пророчество…

Глаза Гарри и Джорджа расширились, когда они услышали то, что сказал Фред. Гарри открыл было рот, чтобы возразить, но Фред поднял руки перед собой и остановил его: 

— Я сказал тебе, что я все понял. Я не спрашиваю тебя, о чем гласит Пророчество, если ты, конечно, сам не захочешь нам рассказать. И я не собираюсь вам объяснять, как я догадался.

Голос Фреда стал серьезным: 

— Наша семья тебе многим обязана… Не только тем, что ты сделал для меня и моего брата — отдал нам свой выигрыш после Турнира Трех Волшебников. Рон обязан тебе жизнью за то, что ты спас его от яда в прошлом году. Наш отец обязан тебе жизнью, потому что ты тогда, год назад, вовремя вызвал для него помощь. А еще ты спас Джинни. Ее увлечение тобой обернулось для нее большими неприятностями, и тебе снова пришлось с ней возиться. И мы узнаем, что одержимость нашей милой младшей сестренки заставила ее пойти на такой отчаянный шаг, но ты все еще готов отдать свои деньги на ее лечение… Семья Уизли перед тобой в неоплатном долгу, а ты по-прежнему готов отказаться от всего, что у тебя есть, чтобы спасти одну из нас… Девчонку, натворившую дел из-за собственной глупости… Если бы я знал, что ты согласишься, мы бы отдали тебе наш магазин и переименовали его в «Престижные проказы Поттера» или что-то в этом роде. Мерлин знает, что бы с нами всеми сейчас было, если бы не ты.

Фред взглянул на брата, который наблюдал за происходящим с открытым ртом. Джордж пришел в себя, затем быстро кивнул, давая понять Фреду, что совершенно согласен с ним: 

— Теперь я понял, что нужно делать… Я знаю, что ты готов пожертвовать своей жизнью не только ради семьи Уизли, но и ради всего волшебного мира. Мы хотим тебе помочь. Мы предлагаем наши услуги по проектированию и созданию для тебя всего что угодно, неважно, законно это или нет; лишь бы ты выбрался из этой передряги живым. На данный момент мы остановили разработку новых проектов. Что бы тебе ни понадобилось, дай нам знать, и через день-другой мы сообщим тебе, что можно сделать.

Пока Фред говорил, Гарри стоял молча. Когда близнецы увидели, что лицо Гарри нахмурилось, они решили, что он вот-вот взорвется, но он неожиданно выдохнул и смахнул маленькую слезинку, сказав: 

— Вот это я понимаю — семья. Ребята, чем больше я вас узнаю, тем больше я злюсь на эту жизнь, ведь я столько времени потратил впустую под одной крышей с Дурслями…

Гарри глубоко вздохнул и начал ходить по коридору взад-вперед. Наконец он сказал: 

— Я бы хотел, чтобы вы кое-что для меня сделали… Сможете узнать о защите, которую устанавливают владельцы магазинчиков в Косом переулке? Будет вообще шикарно, если вы что-нибудь узнаете конкретно о магазине Олливандера. Я не могу сказать вам, зачем мне эта информация, но вы же предложили мне свою помощь, чтобы я смог выжить? Это сейчас бы мне очень помогло… — Гарри на мгновение задумался, а затем добавил: — Я бы также хотел, чтобы вы доработали свое «подглядывающее устройство». Как вы считаете, можно ли разработать что-то подобное, только чтобы у него вместо глаза была рука? Ну, чтобы оно могло самостоятельно захватывать вещи? Я думал, что это будет модификация тех отвлекающих устройств, которые вы показали мне в своем магазине — ну тех, которые ты роняешь, и они разбегаются и издают шум…

Джордж ухмыльнулся и взволнованно произнес: 

— Гениально! Мы будем продавать их как удаленные управляемые щипцы!

Фред бросил свирепый взгляд на своего брата-близнеца, и улыбка пропала с лица Джорджа: 

— Мы займемся этим и дадим тебе знать через несколько дней.

Гарри улыбнулся и сказал: 

— Спасибо, ребята, и если вы будете разговаривать с Биллом, дайте ему знать, что я бы хотел с ним поговорить. В зависимости от того, что вы узнаете о защите этого магазина, может понадобиться его опыт в части разрушении защитных заклинаний.

— Предоставь это нам, — выпалили в унисон близнецы. — А теперь иди и отдохни, ты выглядишь измученным.

Гарри молча кивнул и пошел по темным пустым коридорам обратно в свои апартаменты. Когда он открыл дверь и вошел внутрь, он тяжело и тревожно вздохнул. Он оглядел пустую комнату и почувствовал глубокое одиночество; его мысли опять вернулись к Гермионе. Он так долго жил с неким приятным чувством, которое он никогда не мог идентифицировать, пока оно не исчезло. Это было чувство внутреннего покоя, которое он испытывал, искренне любя кого-то и будучи любимым в ответ. Даже когда он и не осознавал их общую связь, было радостно чувствовать, что он вообще способен на такие эмоции. Теперь ему казалось, что в его душе появилась пустота, и он совершенно не знал, как ее заполнить.

Гарри забрался в кровать и тихонько положил голову на подушку. Он выглянул в окно и увидел тонкий полумесяц, нависший над Запретным лесом. Он был уверен, что когда, в конце концов, погрузится в сон, то не следует ждать радужных картин.

И действительно, прошло несколько часов, и Гарри обнаружил, что он снова видит все тот же сон. Он был в том же коридоре на площади Гриммаулд-Плейс, стоял перед той же дверью, глядя на теперь уже очень знакомую раскладушку с обнаженной Гермионой на ней.

Из-за раскрытой двери он мог видеть, как Гермиона смотрит ему в глаза, как ее губы шевелятся, но не издают ни звука. Однако на этот раз он не испытал чувства, что его ноги связаны.

Он шагнул в комнату и сразу же услышал ее голос, но он оказался слабым и приглушенным: 

— Гарри! Пожалуйста! Ты мне нужен! Ради Мерлина, пожалуйста, проснись! Гарри!

— Пожалуйста, проснись? — Но он не спал! Разве она не видела его стоящим прямо перед ней? Конечно, она видела его, ведь она смотрела ему прямо в глаза!

— Гарри! Ты вообще там слышишь меня? Пожалуйста, проснись!

Он приоткрыл глаза и сердито вздохнул. Ему казалось, что даже в его снах специально что-то творилось, лишь бы помешать ему выспаться… Затем он услышал отчаянный голос Гермионы из своей гостиной: 

— Ну же, Гарри! Пожалуйста! Проснись!

Гарри вскочил с кровати и схватил очки. Он взглянул на волшебные часы, стоящие у его кровати, и заметил, что было чуть больше трех часов ночи. Он тряхнул головой, выбежал из спальни, опустился на колени перед камином и раздраженно спросил: 

— Гермиона, что за…

— Гарри! Слава Великому Мерлину! — прервала его Гермиона. — Малфой! Он здесь!

— Что? Он в Хогвартсе?

— Нет! Он здесь! На площади Гриммаулд-Плейс! Ты должен появиться здесь прямо сейчас!

* * *

Давным-давно у Котоне вошло в привычку сравнивать душу людей, которых она встречала, с каким-то животным… У рыжеволосых Ичирансей Сосэйдзи ⁽⁵⁾ была душа, похожая на пару игривых Кори⁽⁶⁾. У пожилого человека было духовное сходство с обезьяной, он мог так же контролировать свой гнев и был столь же любопытным, но довольно жестоким, когда ему что-то угрожало. У матери девушки была душа Хайирогумы⁽⁷⁾ — большого медведя, гризли-защитника. Целитель имел облик большого волка — заботливого духа, не терпящего глупостей.

Когда ее взгляд остановился на слабом, темном Шимиенджаккару⁽⁸⁾ — абиссинском шакале, который корчился и рыдал на кровати в другом конце комнаты, Котоне не смогла сдержать вздох; внезапно она увидела большую черную змею, кусавшую и рвавшую на куски душу молодой девушки. Она была похожа на ту, которая обвивала ее Шиши… Она обеспокоенно переводила взгляд между своим Шиши и Джаккару и все больше замечала сходство между змеями; они были одинакового угольно-черного цвета, обе имели светящиеся красные глаза. Змея вокруг ее Шиши все еще была вялой и медлительной; видимо, она еще не до конца восстановилась после того, как Котоне в последний раз связала ее. Но змея вокруг Джаккару была гораздо более крупной; она рвала ее душу, так же, как это было и с Шиши, когда Котоне впервые увидела его.

Разглядывая Джаккару, Котоне увидела какую-то темную связь, каким-то неестественным образом образовавшуюся между ней и ее Шиши… Она увидела и две другие связи, исходящие от этой девушки. Они были тонкими, как ниточки, и тянулись в разных направлениях, но обе были направлены на юг. Она также увидела красную, похожую на паутину сетку, опутавшую крошечными жилками всю душу этой девушки; она душила ее и высасывала ее сущность. Эта красная сеточка медленно убивала душу. Котоне понятия не имела, что это за паутина, но чувствовала, что ее нужно было удалить в самое ближайшее время, иначе она полностью поглотит Джаккару, и останется только змея. Котоне интуитивно понимала, что это будет ужасно.

Она оглядела все лица всех присутствующих в комнате — все смотрели на нее, и у большинства из них было выражение от легкого шока до откровенного ужаса. Но все эти люди беспокоились о Джаккару, это читалось в их глазах. Понимая, что она должна сделать, Котоне смиренно вздохнула и повернулась к Шиши, который опустил ее с рук на пол. Она медленно подошла к Джаккару, остановившись на полдороги из-за протеста Кумы⁽⁹⁾, но затем все же дошла до кровати и опустилась на колени.

К счастью, глаза Джаккару были открыты, и это позволило ей установить между ними связь. Мгновенно Котоне почувствовала жгучую боль у себя в голове и поняла, что эта боль была лишь частью того, что испытывал Джаккару. Она не могла установить полную связь, но и этого было достаточно, чтобы начать снимать ее боль. Судя по прошлому опыту, она знала, что это будет неприятно для них обеих.

Она четко понимала, что их связь установлена не до конца. Не только потому, что она не могла общаться с Джаккару с помощью эмоций, но даже неприятное ощущение ускорения времени вокруг нее не казалось таким сильным, как обычно.

Как только связь была установлена, змея, казалось, почувствовала ее… Она вырвала клыки из Джаккару и сделала быстрый выпад на Котоне; та предвидела это и с легкостью справилась с ней. Как только змея была связана, Котоне сосредоточилась на непосредственной угрозе для души Джаккару — паутине, покрывавшей душу девушки. Ниточки этой паутины были застарелыми и глубоко укоренились на ее душе. Котоне потребовалась огромная концентрация, чтобы справиться с этим. Через несколько мгновений она поняла, что паутина исходит не из одной, а из пяти точек на теле девушки, что в пять раз усложняло задачу.

Она сконцентрировалась на одной из точек. Котоне определила центральную точку, из которой исходила эта красная паутина, и начала медленно мысленно сворачивать ее в клубок от центра горла девушки. Она была потрясена, увидев, что как только она свернула часть этой паутины в маленький комочек, из-под плоти девушки появилась новая паутина, которая тут же начала пульсировать… Из ее горла вырвалось расстроенное рычание, и она вновь она сосредоточилась на отрывании паутины и сворачивании ее нитей. Боль, которую чувствовала Котоне, начала окутывать ее.

После того, как паутина вновь была уничтожена, из-под кожи девушки появилась новая. Котоне задумалась, сколько же уровней паутины находится внутри Джаккары, и поняла, что ей нужно ускориться. Она знала, что еще не до конца оправилась после попытки спасти своего Шиши и что ее сила слишком быстро истощалась.

После десятой попытки одолеть эту паутину клубок связанных извивающихся ниточек был уже размером с грейпфрут; он пульсировал у горла девушки, но все же появилась новая сетка. Котоне стало трудно видеть происходящее. Она почувствовала, как ее тело подергивается и содрогается от постоянно усиливающейся боли. Зная, что у нее нет сил для дальнейшей борьбы, она оттолкнула этот пульсирующий красный шар и увидела, как тело Джаккару расслабилось, и ее боль уменьшилась.

В тот момент, когда центральная паутина была отторжена, красные нити, исходящие из других пяти точек, исчезли, затем снова появились, а затем снова исчезли. Когда симбиоз между различными источниками этой паутины был нарушен, они начали постепенно исчезать, пока не остались только те, которые она не успела удалить; но уже было заметно, что душа девушки начала понемногу восстанавливаться.

Теперь она почувствовала, как их связь укрепляется, а окружающий мир вокруг нее замедляется и почти полностью остановился. Она знала, что для нее нехорошо так часто устанавливать связь с другими. Ее мать неоднократно предупреждала ее последствиях, к которым это может привести. Но Котоне постоянно испытывала дискомфорт и смущение из-за своего ужасного голоса, и ей казалось, что у нее просто нет другого выбора. Были бы Шиши и Ваши так добры к ней, если бы она не использовала связь с ними при первой встрече? А может, она до сих пор бы была одинокой, и у нее не было бы ни одного друга? Да и вообще, осталась бы она жива, если бы отпугнула своего Шиши? А вдруг бы он не пришел к ней в приют, чтобы помочь?

Она отогнала эти мысли, осознав, что только зря тратит драгоценное время… Из последних сил она проникла в разум Джаккару и обнаружила, что та стоит в глубоком тумане и растерянно смотрит вперед. Котоне чувствовала, что девушка скрывает какую-то страшную тайну. Ей казалось, что Джаккару отчаянно скрывает какой-то постыдный поступок от своей семьи и друзей. Не в силах скрыть неодобрение в голосе, она позвала девушку. Как только Котоне почувствовала, что Джаккару теперь в безопасности, она сузила глаза в знак предупреждения и мысленно сообщила ей, что есть люди, ожидающие от нее ответов, когда она проснется.

Котоне смотрела, как Джаккару засыпает, прежде чем почувствовала полное собственное истощение; юная ведьма погрузилась во тьму…

 

Через несколько часов Котоне, вздрогнув, проснулась, на мгновение она почувствовала себя дезориентированной, но узнала комнату, в которой находилась накануне вечером. Котоне проснулась, чувствуя себя гораздо более истощенной, чем обычно. Она не ощущала подобного с тех самых пор, как пыталась спасти своих родителей, как она спасала своего Шиши, а вот теперь и Джаккару.

Котоне знала, что ей понадобится много времени, чтобы прийти в себя. А сейчас ей нужно было восстановить свои силы очень быстро. Она уставилась на пустой белый потолок и позволила своему телу «ускориться». Она наблюдала, как мерцание пламени свечей, висящих на стенах, пугающе медленно танцует вокруг фитилей. По предыдущему опыту она знала, что не сможет двигаться, а сможет лишь очень медленно говорить почти не шевелящимися губами, так, чтобы ее хоть как-то понимали окружающие.

Ей хотелось растянуться и лежать неподвижно. Она знала, как медленно растет ее тело с течением времени. Она знала и то, что потребуется еще двадцать лет, а может, даже и больше, чтобы ее тело до конца созрело. Котоне знала, что в этом виноваты гены Они — она созревала гораздо медленнее, чем обычные люди. Она мысленно вздохнула, думая о своем постыдном секрете и задаваясь вопросом, как долго она еще сможет хранить его в тайне. Никто, кроме ближайших родственников Котоне, об этом не знал, ни хакубо Мотоко, ни кто-то в приюте, никто… Поймет ли Шиши, если она ему все расскажет?

При этой мысли она внутренне рассмеялась. Для него она была крохотной десятилетней девочкой. Она никогда не говорила ему, что из-за своих особенностей развития лишь выглядела на десять лет, а на самом деле ей уже шестнадцать или даже семнадцать. Она знала, что выглядела еще младше, чем должна выглядеть десятилетняя девочка. Даже без рогов, ушей и хвоста она все равно выглядела бы как несформировавшийся маленький уродец. Чертова кровь Они!

Она снова вспомнила вчерашний день. Шиши не только пообещал снова сделать ее частью семьи, но и называл ее «одной красивой маленькой ведьмой»… Если бы он только знал, что для нее значили эти слова! Котоне знала, что она далеко не «красивая». Все, кто видел ее, всю жизнь называли ее отвратительной, и она привыкла считать себя такой. Даже Шиши, когда впервые увидел ее в приюте, на мгновение съежился, но потом очень быстро пришел в себя.

Она вздохнула и усилием воли выбросила все дурные мысли из головы; Котоне решила использовать время, пока она восстанавливалась, чтобы подтянуть английский язык. Обдумывать в голове синтаксис и произношение было не очень эффективно, ведь ее никто не поправлял; но ей нужно было попробовать. В конце концов, она в ближайшее время не вернется в Японию, и если она собиралась жить и ходить в школу в западном мире, то ей придется подготовиться как можно лучше.

Ей казалось, что прошло уже более двух дней, хотя на самом деле прошло всего лишь два часа. Она вышла из «транса», в который сама себя погрузила, и вылезла из постели. Она мельком взглянула на спящую на соседней кровати ведьму и направилась к двери. Увидев, что обитатели лазарета спят, она пересекла палату и выскользнула в холл. Если повезет, она найдет несколько мышей или, может быть, большую сочную крысу по пути в комнату Шиши. Она была ужасно голодна.

---

1) Dim Lord. Трудно адаптируемая шутка со словами Dim-Bright. Слово Dim может иметь несколько значений, например, как «Тупой», так и «Тусклый/Темный»

Вернуться к тексту

2) Трудно адаптируемая игра слов you-know-who (сам-знаешь-кто) и you-no-poo (тот-что-не-какашка)

Вернуться к тексту

3) Joined the Choir Invisible — термин, используемый для описания кого-то, кто умер. Впервые встречается в поэме Джорджа Элиота «The Choir Invisible»

Вернуться к тексту

4) Bright. Вторая часть игры слов Dim-Bright. Bright можно перевести как «Светлый», так и «Сообразительный/Умный».

Вернуться к тексту

5) 一卵性双生児 (Ichiranseisōseiji) — Однояйцевые близнецы.

Вернуться к тексту

6) Kori — Лисы.

Вернуться к тексту

7) ハイイログマ (Haīroguma) — Медведь гризли.

Вернуться к тексту

8) シミ園ジャッカル (Shimi-en jakkaru) — Пятнистый (Абиссинский) шакал.

Вернуться к тексту

9) くま (Kuma) — медведь

Вернуться к тексту

— Что ты имеешь в виду — «здесь», на площади Гриммаулд-Плейс?.. — Гарри потребовалось время, чтобы понять, что она имела в виду. Когда до него, наконец, дошло, он сердито вскрикнул: — Гермиона, какого черта ты там делаешь? Это же небезопасно! И откуда ты знаешь, что он там? Подожди — Малфой? Какой именно Малфой? Драко? Люциус? Да что случилось?!

К тому времени, когда Гарри закончил, его голос стал громким, а тон — паническим, что заставило Гермиону занервничать еще больше, она была в полном отчаянии. Она поспешно ответила, глотая слова и лепеча неестественно высоким голосом: 

— Я пришла сюда, чтобы забрать вещи Котоне, а потом решила заглянуть в библиотеку. Драко вошел сюда, и я оглушила его, связала, снова оглушила… Он здесь, в библиотеке, висит под потолком. Я понятия не имею, есть ли здесь кто-нибудь еще… Я наложила на дверь блокирующее заклинание и вызвала тебя!

— Ты можешь оттуда выбраться через камин?

— Нет, я пробовала. Хорошо уже то, что я могу разговаривать с тобой через эту штуку… Как будто бы сам дом мешает нормальной работе камина…

— Я попробую отсюда, просто подожди…

Раздался легкий, неуверенный стук в дверь, и он услышал голос Рона, тихонько доносящийся из коридора снаружи: 

— Гарри? Э-э… профессор Бак? У вас… э-м… посетитель…

Гарри бросил взгляд на дверь, затем снова повернулся к камину и сказал Гермионе: 

— Ладно, я скоро приду к тебе; жди меня и будь осторожна.

Он отошел от камина и бросился к двери; Гарри распахнул ее и увидел лица Рона, Полумны и Котоне, с любопытством разглядывающих него, стоящего в дверном проеме лишь в одних трусах… Гарри уже открыл рот, чтобы что-нибудь сказать, но Котоне быстро подошла к нему и привычно потянулась к нему, просясь на руки.

— Извини, Гарри, — робко сказал Рон, — мы возвращались в кабинет директрисы, но нашли Котоне спящей у твоей двери…

— Заходите, мы должны помочь Гермионе, — кратко сказал Гарри, — Драко Малфой находится рядом с ней, на площади Гриммаулд-Плейс.

— Черт побери, ведь уже три часа ночи! — воскликнул Рон, наблюдая, как Гарри рефлекторно сжал Котоне в объятиях.

— Что она там делает?

Гарри ничего не ответил, а просто пошел обратно к камину и схватил горсть пороха. Надеясь, что камин в кабинете профессора подключен к каминной сети, он бросил порох и крикнул: 

— Площадь Гриммаулд-Плейс, дом номер двенадцать!

Гарри обнаружил, что лежит, растянувшись на полу; он потерял равновесие из-за дополнительного веса Котоне, сидящей у него на руках. Он сел, выпрямился, посмотрел на маленькую ведьму, которая крепко прижималась к нему, и на мгновение задумался, как же она сюда попала; но тут из камина вылетел Рон, а за ним и Полумна… Она грациозно вышла из камина, но, тем не менее, крепко сжимала в руке палочку, осматривая комнату.

— Слава Мерлину, что вы здесь, — нервно пробормотала Гермиона, — я совершенно не знала, что мне делать.

Гермиона стояла, направив свою палочку на Драко, который висел в воздухе вверх ногами, обмотанный веревками. Его лицо было красным от приливавшей к голове крови.

— Он сказал что-нибудь, прежде чем ты его оглушила? — спросил Гарри, усаживая Котоне на стул и приближаясь к Драко, который все еще был без сознания.

— Он что-то сказал о еде, о том, чтобы его покормить, — ответила она, — но я не обращала внимания на то, что он говорил.

— Рон, не спускай глаз с двери, — сказал Гарри, поднимая палочку и накладывая на Драко заклинание Rennervate.

Открывшиеся глаза Драко немного сфокусировались, и он осмотрел перевернутую комнату, глядя на каждого из людей, находящихся в ней. Он явно пытался что-то сказать, но веревки по всему телу мешали ему и не позволяли говорить.

Гарри ослабил веревки, но так и не снял заклинания Levicorpus и Incarcerous, удерживающие Драко на месте, и спросил: 

— Что ты здесь делаешь?

Малфой затараторил испуганным, как у маленького ребенка, голосом: 

— Я… дядя Северус сказал мне ждать его здесь. Мы собирались в поездку, но он не сказал мне, куда…

— Дядя Северус? — обескураженно повторил Гарри. — Ты здесь один? Как долго ты уже здесь находишься?

— Я… Я здесь один, и прошло уже несколько дней… Я расположился в спальне моего кузена Регулуса, — испуганно произнес Драко со слезами на глазах и нервно спросил: 

— Кто вы такие? Дядя Северус сказал, что здесь никто не живет и что здесь я буду в безопасности…

Глаза Гермионы расширились, и ее осенило: 

— О, боже… он под Обливиейтом! Зачем Снейп… ох… для его защиты… — она подошла к Драко и спросила: — Драко, сколько тебе лет?

Драко задумался и нахмурил брови: 

— Я… Я не помню… м-м, может быть, десять?

Гермиона подняла свою палочку; веревки упали вокруг Драко и рассыпались по полу. Еще одним взмахом руки она осторожно опустила его на пол.

— Что… Что ты делаешь, Гермиона! — сердито прошипел Рон со своего места у двери.

— Будь разумным, Рональд. Он не представляет для нас опасности… У него даже нет волшебной палочки, но… — Гермиона застыла, когда Драко встал, и она увидела на нагрудном кармане его пижамы монограмму.

— Р.A.Б.

— Гарри, взгляни! — воскликнула Гермиона, но это было совсем необязательно, потому что его глаза и так были прикованы к монограмме.

— Все правильно. Это был Регулус Блэк.

— Регулус Блэк? — спросил Рон, и в его мозгу мелькнула догадка. — Это тот самый Р.А.Б. из медальона?

— Да, — сказал Гарри, — мы так и думали… Однако мы до сих пор не представляем, что Регулус с ним сделал…

Рон задумался, прежде чем сказать: 

— Помнишь, как мы убирали этот дом прошлым летом и нашли медальон, который никто из нас не мог открыть?

Гарри взглянул на Рона: 

— Ты же не думаешь, что…

— Я знаю, где это. Я помог Сириусу перетащить сумки в подвал… Такое ужасное место, — прошептал он, дрожа, — там так много пауков…

Гермиона закатила глаза и принялась снимать с двери блокирующее заклинание: 

— Ну что, вперед!

Подойдя к двери, Гарри попросил Полумну присмотреть за Драко и Котоне, но маленькая ведьма, подбежала к нему и протянула руки… Легкая улыбка тронула уголок его губ, он подхватил Котоне и ловко прижал ее к себе.

Они спустились со второго этажа, пересекли гостиную и спустились по короткой лестнице на кухню. Рон заколебался у двери в подвал, заставив Гермиону снова закатить глаза; она прошла мимо него и распахнула дверь. Их взору открылась шаткая деревянная лестница, ведущая в недра особняка…

Огромный подвал был сырым и заплесневелым, в воздухе стоял запах пыли и затхлости. Гермиона зажгла кончик своей палочки и огляделась вокруг. Нервничающий Рон, который все еще стоял на нижней ступеньке, указал на груду сумок и коробок в дальнем углу и сказал: 

— Вон там. Там много жутких вещей, так что будьте осторожны… Помните ту музыкальную шкатулку?

Действительно, Гарри ее помнил; он поставил Котоне на пол, и они втроем пошли к куче мусора. Котоне же побрела под лестницу. Потребовалось всего несколько минут, чтобы выбросить содержимое контейнеров на пол и найти тот самый медальон.

Гермиона потянулась, чтобы поднять его, но передумала и резко отдернула руку.

— Не волнуйся… Ведь мы же уже смотрели на него… Даже Джинни била его о камин, — сказал Гарри, потянувшись за медальоном. — Если за это время ничего не случилось, то ничего и не произойдет…

Гарри поднял медальон, и его лицо помрачнело. Он поднес украшение ближе к свету, исходящему от палочки Гермионы, и несколько раз перевернул на ладони. Не говоря ни слова, он бросил медальон обратно в груду мусора и пошел к лестнице.

— Гарри? — нервно спросила Гермиона. — Что случилось? Что произошло, когда ты прикоснулся к нему?

— Ничего не произошло, — тихо ответил он, — это не хоркрукс.

Темный подвал погрузился в тишину до тех пор, пока из-под лестницы не раздался приглушенный хруст; Гермиона учащенно задышала, Рон испуганно подпрыгнул, а Гарри слегка побледнел.

— Что это за чертовщина? — закричал Рон, прыгая с нижней ступеньки в довольно большую паутину, которая тянулась от потолка до стены, он совершенно запутался в ее липких нитях…

Гарри отвел Гермиону и Рона к лестнице, крикнув Котоне: 

— Когда ты закончишь, пожалуйста, поднимайся. Я буду ждать тебя на кухне!

Когда они поднимались по лестнице, Гермиона настойчиво прошептала: 

— Ты не должен оставлять ее одну в темноте!

— С ней все будет в порядке, — заверил ее Гарри.

— Что она делает? — недоуменно спросил Рон.

— Поверь мне — тебе этого лучше не знать, — ответил Гарри.

— Нет, я действительно хочу знать, — кратко ответил Рон, стягивая клок паутины со своих волос, — Послушай, я знаю, что она не совсем человек, это все очевидно с этими рогами, хвостом и клыками, но есть кое-что еще… Что-то такое … Что-то не то… Я имею в виду, что мы ведь ничего не знаем о ней! Вот что она сделала с Джинни, чтобы та перестала кричать? И почему она так отчаянно цепляется за тебя? Как будто…

— Как будто что, Рон? — сердито крикнул Гарри. — Как будто она десятилетняя девочка, которая видела, как убили ее родителей, и отчаянно нуждается в любви? Как будто она была вынуждена жить с людьми, которые боялись и презирали ее? Как будто каждый день ее жизни все окружающие называли ее уродом? Вот почему она так нуждается в ком-то, кто бы ее принял. Как будто она чувствует себя брошенной и преданной из-за того, что ее родственница украла все деньги ее семьи и оставила ее без гроша, когда она стала сиротой и нуждалась в ком-то, кто мог бы посочувствовать ей? Как я ее понимаю! Это должно быть потому, что все, кто ее видит, судят о ней по ее физическим недостаткам, и она, наконец-то нашла того, кто ее понимает?

Он произнес последнюю фразу, и откинул волосы со лба, обнажив свой шрам в виде молнии, который навсегда сделал его «Мальчиком-который-выжил».

На лице Гермионы появилось взволнованное выражение, и она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но была остановлена Роном, который выпалил: 

— Нет, дружище! Ты ошибаешься, это не…

— Так ты хочешь знать, что она делает? Хорошо, я тебе скажу. Она питается. Она, скорее всего, нашла большую сочную крысу и съела ее целиком, и, наверное, использует ее острый хвост как зубочистку!

Гермиона зажала рот рукой, а выражение белого как мел лица Рона заставило Гарри поверить в то, что его вот-вот вырвет.

— Я действительно устал от того, что люди на нее так реагируют… Хотелось бы найти какой-нибудь способ, чтобы окружающие не смотрели на нее, как на какого-то демона… Как на какое-то… существо!

К удивлению всех присутствующих, возле Гарри с раздражающе громким хлопком появился домовой эльф, и Гарри был уверен, что это было сделано специально… Престарелый домовой эльф низко поклонился, чиркнув по полу длинным кривым носом, и пробормотал: 

— Вы звали меня, хозяин? — затем он добавил себе под нос, но достаточно громко, чтобы все присутствующие в комнате могли его услышать: — Что ж, этот полукровка и его грязнокровные друзья нуждаются в Кричере… Может быть, у Кричера будет еще один шанс очистить прекрасный дом госпожи от этих паразитов…

Гарри, уже раздраженный вопросами о Котоне, повернулся к мерзкому домашнему эльфу и выпалил ему: 

— Хотя ты был довольно жалок в стараниях по поддержанию чистоты в этом «прекрасном доме» все эти годы, ты, конечно, весьма преуспел в том, чтобы убить своего хозяина, да? Это твоя вина, ты ведь знаешь… Ты солгал мне о том, что Сириус находится в Министерстве, и тем самым решил его судьбу… Я бы сказал, ты должен быть доволен собой!

Кричер впился взглядом в Гарри и уже открыл было рот, чтобы возразить, когда из дверного проема послышался глубокий грубый голос: 

— Шиши-сан, ты говоришь правду?

Гарри повернулся и увидел, что в дверях стоит Котоне с самым свирепым выражением лица. Он вздохнул и опустил глаза: 

— Я знаю, что люди плохо с тобой обращаются… Я ничего не могу с этим поделать, но я могу хотя бы показать тебе, что то, как ты выглядишь, как себя ведешь или даже как питаешься, для меня не имеет никакого значения! Я не шутил, когда сказал, что хочу сделать тебя частью моей семьи.

— Нет, я не об этом. То, что ты говоришь о сеннйо ⁽¹⁾, который должен тебе служить, — сказала Котоне, указывая на Кричера; эльф дрожал и ошеломленно смотрел на нее.

— Да… Кричер сказал мне, что его хозяин находится в плену, а тот все это время был в безопасности в этом доме… Когда я отправился туда, чтобы попытаться спасти его, он покинул это место, чтобы помочь мне, и был убит своей кузиной.

Злобное рычание вырвалось из горла Котоне, и она угрожающе подошла к Кричеру. Она встала перед домовым эльфом и сказала: 

— Якусоку мамотте йо. ⁽²⁾

— Кричер сделал только то, что ему было велено! Госпожа Блэк сказала Кричеру, чтобы он убедил этого полукровку пойти в Министерство! Кричер не предавал своего хозяина!

Гарри не мог оставаться спокойным и не вмешаться: 

— Но ты не предупредил своего истинного хозяина о том, что происходит! Ты позволил ему уйти отсюда на смерть, надеясь, что сможешь послужить Пожирателю Смерти, Нарциссе!

Старый домовой эльф повернулся к Гарри и, забыв, что рядом с ним стоит член старшей расы, закричал: 

— Кричер хотел служить настоящим волшебникам! Кричер не выносит зловония предателей крови и грязнокровок! Кричер не сожалеет о содеянном!

Кричер съежился, увидев, что Котоне сделала еще один шаг ему навстречу.

— Иитай кото ха соредаке? ⁽³⁾

Большие мутные глаза Кричера стали еще больше: 

— Кричер не предавал своего хозяина! Кричер не предавал своего хозяина! Кричер не предавал своего хозяина…

Глаза Котоне ожесточились, и она оскалилась перед съежившимся домовым эльфом: 

— Коре дзёу иттемо шоу га наи.⁽⁴⁾

Кричер внезапно прекратил повторять одну и ту же фразу. Его глаза сузились, и он выпрямился настолько, насколько вообще позволяло его старое тело, хотя легкая дрожь его ушей все же говорила, что он напуган: 

— Так, значит, ангел заставляет Кричера исполнить обет?

Глаза Котоне смягчились, и она ответила очень спокойным голосом: 

— Соудесуне. Гомен насаи… ⁽⁵⁾

Кричер перестал дрожать. Его уши лишь слегка опустились, когда он поднял руку, щелкнул кривыми костлявыми пальцами и исчез с едва слышным хлопком.

Все трое посмотрели друг на друга, а затем на маленькую ведьму; их лица выражали крайнее ошеломление. Гермиона заговорила первой: 

— Котоне, что ты ему сказала?

— Я напомнила сеннйо о его клятве. Он стал причиной смерти своего хозяина. Он умрет с честью.

Гарри наклонился к Котоне: 

— Что ты имеешь в виду, говоря, что он умрет с честью?

Котоне улыбнулась и спокойно сказала, протягивая руки к Гарри: 

— Сеннйо заплатит за измену. Он взял на себя ответственность за то, чтобы искупить бесчестье…

Гермиона ахнула, а Рон пробормотал: 

— Черт побери…

Гермиона первой пришла в себя. Она подошла к Котоне, которая только что устроилась на руках у Гарри, и сказала: 

— Мне показалось, что Кричер понимал тебя, когда ты говорила с ним по-японски… Как такое возможно?

— Такова натура всех сеннйо — они могут говорить на любом языке. Сеннйо может овладеть любым необходимым навыком и понимать любой язык…

— Значит, домашние эльфы понимают любой язык? — рассеянно спросила Гермиона, глядя на Гарри. Он все понял и кивнул ей в ответ.

Гермиона выскочила из комнаты, чтобы забрать свою сумку со сменными вещами. Рон сказал: 

— Все, хватит с меня этих драм, я лучше пойду проверю, как там Полумна…

Гарри понимающе кивнул своему уходящему другу, а затем негромко крикнул: 

— Добби?

Взволнованный домовой эльф в ту же секунду появился перед Гарри: 

— Добби так счастлив, что великому Гарри Поттеру нужна его помощь! В Хогвартсе на каникулах так скучно, и…

Волнение в глазах Добби быстро сменилось паникой, когда он, поклонившись, поднял голову и столкнулся лицом к лицу с Котоне. Он застыл на месте, глядя на маленькую девочку, сидящую на руках у Гарри.

Котоне тихонько хихикнула, удивив всех остальных, ведь в этой ситуации не было абсолютно ничего веселого; она сказала Добби: 

— Дзиро дзиро миру но ха о ньё и ги варуи десъё.⁽⁶⁾

Взгляд Добби быстро метнулся с Котоне на Гарри… Слезы навернулись на глаза маленького эльфа, и он бросился на пол, закрыл голову руками и начал жалобно рыдать: 

— Добби — плохой домовой эльф! Добби просит прощения! Я верну все деньги, которые мне заплатили за работу! Пожалуйста, Гарри Поттер, сэр! Мне так жаль! Пожалуйста, Хозяин, Гарри Поттер, сэр!!!

Гарри обеспокоенно посмотрел на маленького эльфа и на девочку, сидящую у него на руках. Котоне, весело смеясь, взглянула на Гарри и одобрительно кивнула. Гарри сказал: 

— Не волнуйся, Добби. Мы знаем, что ты хороший домашний эльф. Ты не сделал ничего плохого…

— Но… Вы дали мне одежду, господин Гарри Поттер, сэр! — сказал маленький эльф испуганным тоном. — Мне заплатили за работу, и я опозорен! Добби должен заплатить за свои преступления!

Гарри с любопытством взглянул на Котоне. Когда он встретился с ней взглядом, он почувствовал странное ощущение, что время вокруг него замедляется и комната растворяется в темноте.

Бесплотный голос Котоне пронесся в его голове: 

«Шиши-кун, этот эльф не сделал ничего плохого. Его сердце чисто, а его любовь и уважение к Шиши-сан — самые искренние… Я пыталась сказать ему, что он не должен бояться, но он так трепещет передо мной… Пожалуйста, сделай так, чтобы он меня понял. Мне не нужно требовать с него исполнения клятвы…»

Котоне оборвала связь так быстро, что у Гарри заболела голова. Он посмотрел на распростертого домового эльфа, взял его за плечи и поднял с пола.

— Добби? Послушай меня. Это Котоне Оутэ, моя подруга, и скоро она станет моей дочерью, если я смогу оформить через Министерство все необходимые документы… Она знает, что ты хороший эльф, и она не собирается тебя ни за что наказывать… Понимаешь?

Добби перестал рыдать и взглянул Гарри в глаза с огромным удивлением: 

— Господин Гарри Поттер готов принять ее в свою семью, семью волшебника? Почему волшебник хочет удочерить полукровку?

Гарри не знал, как ответить на его вопрос. Его отвлекло появление Гермионы, которая несла свою сумку; она выглядела бледной и шокированной.

— Гермиона, что случилось?

— Кричер… его… его голова… на стене… О боже, Гарри, он покончил с собой!

Гарри посмотрел на нее, но его отвращение к покойному Кричеру из-за предательства Сириуса было так велико, что он просто не мог убиваться по этому мерзкому эльфу… Вместо этого он подошел к Гермионе, взял ее сумку и несколько секунд рылся в ней, прежде чем вытащить сморщенную книгу, которую Котоне дала ему несколько дней назад. Он протянул ее потрясенной Гермионе, и она машинально вытащила свою палочку и увеличила книгу до исходных размеров.

Гарри передал книгу Добби и сказал: 

— Ты можешь использовать свои способности и помочь нам перевести эту книгу?

Встревоженное лицо Добби еще больше исказилось, когда он услышал просьбу Гарри: 

— Я прошу прощения, господин Гарри Поттер, но у домашних эльфов нет таких способностей, сэр…

Гарри на мгновение задумался, а затем спросил, протягивая книгу эльфу: 

— Но ты ведь можешь это прочитать, да?

— Да, сэр. Добби может это прочитать.

— И ты умеешь писать, не так ли? — продолжал Гарри.

Широкая улыбка озарила лицо Добби: 

— Да, Гарри Поттер, сэр! Добби понимает, о чем вы!

С тихим хлопком Добби исчез вместе с книгой.

— Ну, что ж, — сказал Гарри и повернулся, чтобы подняться по лестнице в гостиную, — посмотрим, что мы сможем узнать от Малфоя…

— Подожди минуточку, Гарри, — тихонько произнесла Гермиона, кладя руку ему на плечо, когда он проходил мимо нее, — у меня для тебя новости.

Гарри остановился и вопросительно поднял бровь.

Она наклонилась и порылась в своей сумке, которую Гарри поставил на пол. Ей потребовалось какое-то время, чтобы найти отчет, который ее отец распечатал для нее. Она вынула пачку чего-то похожего на почтовые марки и увеличила их до нормальных размеров.

— Я надеялась, что ты бы не возражал, что я попросила родителей просмотреть те документы, которые ты хранил в своей коробке, — она заметила, как лицо Гарри потемнело, но продолжила говорить, передавая ему распечатки: — Кажется, Дурсли забрали то, что находилось в хранилище доверительного управления. В это хранилище поступали ежегодные платежи из семейного хранилища Поттеров в Гринготтсе — того хранилища, к которому никто из ныне живущих не имеет доступа — ни ты, ни твой дядя… Похоже, твое наследство от Сириуса было также помещено в хранилище вашей семьи, чтобы мистер Дурсль не смог подобраться к этим деньгам.

Гарри внимательно слушал, пытаясь понять то, что он читал в распечатках, которые дала ему Гермиона. Он не был уверен, что правильно понял то, о чем она говорила: 

— Итак, на самом деле у меня есть два хранилища в Гринготтсе… Одно — для моего содержания, а другое было просто для того, чтобы откладывать деньги семьи?

Гермиона улыбнулась и сказала: 

— Верно, и деньги, которые мистер Дурсль у тебя украл, были каплей в море по сравнению с тем, сколько еще осталось, учитывая наличные деньги, находящиеся в основном хранилище, и инвестиции в различные активы… Папа говорит, что ты один из самых богатых людей в Британии…

— Как… Как такое может быть? — недоверчиво спросил он, перебирая в руках бумаги. — Где об этом сказано?

Гермиона вытащила из стопки листок с итоговым балансом и встала рядом с ним, чтобы указать на те пункты, о которых она ему говорила. При этом ее правая рука с зажатой в ней страницей оперлась на его левую. Она воскликнула: 

— Вот видишь? Здесь написано, что ты владеешь контрольным пакетом акций компании «Fly By Knight Broomstick».

— Это компания, которая производит серию метел «Silver Arrow»! — воскликнул Гарри. — Я даже не могу себе представить, какая это может быть сумма, учитывая, что новая модель «Silver Arrow» появилась значительно позже…

— Прошло почти двадцать лет, — произнесла Гермиона, — согласно правилам, внедрение новых моделей должно быть одобрено большинством акционеров, а поскольку акции принадлежали несовершеннолетнему волшебнику, у них не было возможности получить это одобрение…. Я просмотрела информацию о большинстве твоих холдингов, в которых у тебя есть контрольный пакет. Все они на протяжении долгих лет не вносили изменения в свою деятельность… Например, «Custom Cauldrons Cromwell»… Ее конкуренты начали делать днища своих котлов гораздо тоньше, чтобы уменьшить производственные затраты, но они не могли последовать их примеру из-за того, что контрольный пакет акций принадлежит тебе… Помнишь отчет Перси Уизли о днищах котлов? И, похоже, люди обратили на это внимание; а поскольку котлы компании «Custom Cauldrons Cromwell» все еще оставались толстостенными, спрос на них резко вырос после того, как этот отчет стал достоянием общественности… Ты владеешь самыми прибыльными компаниями! Продукцию каждой из них используют в Хогвартсе.

У Гарри закружилась голова. Он тяжело плюхнулся на один из кухонных стульев, чуть не уронив маленькую ведьму, которая все еще крепко прижималась к нему.

— Значит, дядя Вернон получил не все мои деньги. Я все еще могу помочь Джинни. А также вернуть долг тебе и близнецам.

— Не беспокойся обо мне… Я никогда не заботилась о деньгах. Меня волновало только…

Гермиона прервал Рон, который ворвался на кухню и поспешно сказал: 

— Эй, вы двое, идите сюда! Вам надо кое-что увидеть.

Они последовали из кухни на верхний этаж, а Рон взволнованно объяснял: 

— Когда я вернулся в кабинет, Полумна спросила меня, нашли ли мы медальон. Когда я ответил ей, что этот медальон оказался фальшивкой, этот придурок Драко сказал ей что-то о медальоне, который лежит в его спальне. Мы последовали за ним на третий этаж, и он показал нам, где она находится. Сейчас вы сами все увидите…

Он закончил свою речь, когда они достигли площадки третьего этажа. Рон провел их в конец зала, где их ждали Полумна и Драко.

— Ну что, Малфой, зайди в свою комнату и снова выходи.

Пожав плечами, Драко повернулся к глухой стене и шагнул вперед, но вместо того, чтобы войти в сплошную стену, он просто прошел сквозь нее, как если бы он был призраком. Мгновение спустя он вышел из стены и выжидающе посмотрел на стоящую перед ним группу.

Гермиона подошла к стене и провела рукой по твердой поверхности. Она внимательно ее изучила. Через несколько секунд она повернулась к Драко и вежливо спросила: 

— Ты можешь показать мне свое левое предплечье?

Он пожал плечами и сдвинул вверх левый рукав пижамы, обнажив руку и вытатуированную на ней Темную Метку.

Рон и Полумна ахнули, Гермиона побледнела, а глаза Гарри сузились и потемнели. И снова он оказался прав.

— Я думаю, что только те, у кого есть Темная Метка, могут пройти через дверь или даже увидеть ее, — прокомментировала Гермиона. — Регулус, должно быть, сам зачаровал ее перед самой своей смертью.

Гарри повернулся к Драко и спросил: 

— Ты сказал, что видел в этой комнате медальон?

Когда Драко кивнул, Гарри спросил: 

— Ты можешь его мне принести?

Гермиона протестующе ахнула, но Драко исчез за стеной прежде, чем она смогла его остановить. Она повернулась к Гарри и прошипела: 

— Гарри! Эта штука может быть опасна! Что, если с ним что-то случится, а мы не сможем ему помочь?

Гарри уже собирался ответить, но Драко вышел из комнаты, держа медальон на цепочке, и протянул его Гарри.

В тот момент, когда Драко положил медальон ему на ладонь, Котоне изумленно ахнула: 

— Шиши-сан! Брось это! Скорее!

Но было уже слишком поздно.

---

1) 仙女 (Sen'nyo) — фея, эльф

Вернуться к тексту

2) 約束を守るべきだ。(Yakusoku mamotte yo) — Ты должен сдержать свое слово

Вернуться к тексту

3) いいたい こと は それだけ (Ītai koto ha soredake) — Это все, что ты хочешь сказать?

Вернуться к тексту

4) これ いじょう いっても しょう が ない (Kore ijiou itte mo shō ga nai) — Нет смысла больше об этом говорить

Вернуться к тексту

5) そうですね。 御免 なさい… (Sōdesu ne. Gomen nasai…) — Ты прав. Мне очень жаль…

Вернуться к тексту

6) じろ じろ みる の は おぎょうぎ わるい ですよ。 (Ji roji ro miru no ha o gyo u gi waruidesu yo) — Вот так вот пялиться — признак дурных манер.

Вернуться к тексту