Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
…время словно остановилось для неё, слилось в одно сплошное — ночь-день-ночь-ночь-день, в этом доме, где царила болезнь. Нечто подобное она испытывала после рождения Мэрион; по малейшему требованию встать-кормить-укачать; так и тут, всё плыло сплошной заботой, терпением, любовью, отдачей себя в жертву бесконечного круга дней и ночей. Она не помнила себя, не помнила окружающего: все для нее сосредоточилось в больном, в его нуждах и желаниях.
Я сделаю всё, чтобы облегчить твои страдания. Веришь, нет ли? — я не уйду, я сделаю все для тебя… — все, что нужно подать, принести, не медля, вставая для тебя и ложась с тобой, все, что сделает тебе легче. По малейшему желанию подавать, что попросишь, лежать с тобой, согревая и утешая… и я буду рядом до конца…
Он приехал к ней где-то через год после похорон. Они молчали — а что было говорить? — они и не нуждались в словах, настолько уже понимали друг друга. Почти ничего не говоря, пили чай, сидели на кухне. На ней была чёрно-бело-серая клетчатая мужская рубашка, чуть великоватая, с подвёрнутыми рукавами — это он хорошо запомнил.
Потом они пошли в комнату, в ту же самую его спальню, угловую, на втором этаже. Помогала ему с вещами и потом ушла, оставив его укладываться спать. Потом пришла; выключила свет и в той же самой мужской рубашке легла с ним рядом.
Я сделаю всё, чтобы облегчить твои страдания. Всё.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |