Методика Защиты (гет)

Однако назавтра Росаура не уехала в Хогвартс.

Над ней будто издевались: будто нарочно дождались, когда она потратит уйму сил и времени на упаковку двух тяжёлых чемоданов, спустит их с лестницы, трижды разбив и починив тётушкину икебану, доведёт шумом и хлопотами Афину до нервного уханья, а отца — до нервного смеха, разбередит себе сердце чувством вины, что не осталось лишнего часа, чтоб ещё посидеть с отцом, — и уже на пороге Росауре суждено было чудом увернуться от столкновения с чванливой министерской совой, которая бесцеремонно влетела в их дом.

Сова принесла приказ Крауча. Росаура кисло пожевала губы, чувствуя, как пошаливают нервы.

Отец, как обнаружилось, с любопытством за ней наблюдал и вовсе не спешил говорить банальности вроде «всё в порядке, дорогая?». Нет, он будто что-то подозревал, давно подозревал…

Точнее, со вчерашнего позднего вечера, когда она вбежала в дом, не чувствуя под собою ног, а оказалось — громыхая как тролль. Так что Росаура с утра сначала радовалась, что жутко проспала, а потом с особым упоением предалась сборам, испытывая малодушное облегчение, что ещё одному откровенному разговору с отцом просто не нашлось времени и места.

С ней часто так бывало — в моменте искренняя и открытая, на следующий день или даже спустя пару часов она уже жалела о своей прямоте, казалась самой себе смешной и будто начинала опасаться человека, с которым была откровенна. Ей вообще нелегко удавалось жить на особых глубинах доверия. С отцом, конечно, был особый случай, по крайней мере, он никогда не злоупотреблял ситуацией, как это делала мать. Мать всегда подчеркивала, что они с Росаурой «лучшие подружки», что меж ними не должно быть секретов — и добивалась от дочери искренности, порой неуместной, порой неудобной. Это приводило к… «недопониманиям», как мягко обозначал отец.

Сам он едва ли стал бы злоупотреблять доверием, но мог по-своему ласково посмеяться над чем-то, что Росауре было невообразимо важно, и хоть со стороны отца в этом смехе не было бы и толики уничижения, для Росауры это осталось бы неприятным ожогом.

Итак, отец великодушно помалкивал, а Росаура как раз была не прочь выпустить пар.

— Кажется… я не еду.

Отец подлинно изумился, и Росаура осознала, что, неправильно выбрав слова, дала ему ложную надежду, за которую он так живо ухватился. С изумлением она поняла по его засиявшему взгляду, насколько сильно в глубине сердца он бы желал, чтобы она никуда не уезжала, осталась здесь, в тишине и покое, а он по выходным приезжал бы в этот маленький домик, и они вместе будут гулять по осенним полям, как будто всё как прежде…

Как она могла быть такой неосторожной!

— Не сегодня, — спохватилась Росаура, отводя глаза. — Начальник пишет, что я должна сопровождать детей в поезде. Встретить их на платформе, следить за безопасностью во время поездки, потом помочь переправить их до школы, и так далее.

— И когда это? — спросил отец, совершенно бесстрастно.

— Первого сентября.

— Во вторник. Ну, что ж… Мне-то в Оксфорд только к концу недели.

Отец смято улыбнулся. За последний день он повторил это раз двадцать. Кажется, его самого мучил этот приступ сентиментальности. Тут он сказал:

— Тебе следует сообщить директору. Или кто у вас там…

— Зачем?

— Ты же хотела приехать сегодня. Тебя наверняка там ждут.

— Да всё это вполне гибко, — промямлила Росаура.

— Разве у вас не бывает совещания перед началом учебного года?

Росаура смешалась.

— Понятия не имею... Дамблдор ничего мне не говорил, — точнее, она хотела себя в этом убедить, ведь обнаружить, что она упустила что-то важное вроде большого учительского совещания перед началом учебного года, было бы катастрофой.

— Эта пара дней в школе перед заездом детей очень пошла бы тебе на пользу, чтобы освоиться, — покачал головой отец. — Я, разумеется, только рад, что ты не уезжаешь сегодня, но твой начальник своим требованием подвергает тебя большому риску, что вхождение в рабочий ритм станет сродни прыжку в омут.

Росаура закусила губу. Отец проницательно сощурился.

— Служишь двум господам, девочка моя?

Росаура мотнула головой. Отец мог язвить, сколько душе угодно, но он был прав: она оказалась в не лучшем положении. Крауч хотел одного — а Дамблдор? Понравится ли ему, что новая сотрудница меняет свои планы по чьему-то распоряжению? Но, в конце концов, разве это доставит кому-то неудобства? Кроме неё самой, разумеется. Так-то она очень надеялась на эти лишние три дня в Хогвартсе, чтобы обвыкнуть, осмотреть класс, наконец-то заняться программой, а главное — сойтись со своими старыми учителями, которые уже будут для неё… коллегами… Это даже немного пугало, и очень не хотелось оставлять всё на первый учебный день. Но, видимо придётся.

В неприятном волнении она написала Дамблдору изысканно-вежливое письмо, в котором уведомляла Директора, что прибудет в Хогвартс на поезде, вместе с большинством студентов. Над причиной она крепко задумалась. Прикрыться ли «личными обстоятельствами»? Но как объяснить, что билет на поезд уже у нее на руках? Сказать прямо, что это распоряжение Крауча? Очень неловко вступать в должность, пытаясь так явно усидеть на двух стульях. Тогда Росаура наконец выкрутилась:

«…У меня возникли неотложные дела на бывшей работе, однако начальство весьма любезно оплатило мне билет до школы на Хогвартс-экспрессе, в связи с чем сообщаю, что прибуду в Хогвартс вместе со студентами вечером 1 сентября…»

И всё-таки, она очень, очень переживала, когда отправляла Афину к Директору. Ведь к письму она приложила наспех скляпанную программу для всех курсов на первый семестр и уже была готова провалиться сквозь землю от стыда за собственную некомпетентность. Но на большее она не была способна. Чтобы как-то сбавить напряжение, она обернулась к отцу с улыбкой:

— Ну, у нас теперь есть ещё целых три дня, пап! Сходим до подсолнечного поля?

Отец мягко улыбнулся.

— Готов хоть сейчас.

— Конечно. Только взгляну, что тут ещё…

Записка с распоряжением выпорхнула из плотного конверта первой, и теперь, стоило Росауре раздвинуть его края, из него тут же вылетели несколько бумаг, которые, развернувшись, заняли весь чайный столик. Росаура охнула и опустилась на диван. Глаза разбегались. План поезда. Инструкции. Список детей. Список пассажиров-взрослых. Инструкции. Памятка о безопасности в поездах. Маршрут от платформы в Хогсмиде до Хогвартса для карет и для лодок. Памятка о безопасности на воде. Инструкции. Билет на поезд.

— У тебя волосы шевелятся.

— Что?..

Отец стоял на пороге кухни с чашкой чая и посмеивался.

— От ужаса, прям как черви.

Росаура невольно поднесла руку к волосам и замотала головой.

— Какая мерзость!

— Ну тише, тише, милая. Вот она, великая и ужасная бумажная работа в нашей профессии.

— Это даже не учебный процесс, — простонала Росаура, но в груди растеклось дивное тепло от слов отца о «нашей» профессии.

— Не учебный, может, но педагогический — несомненно. Кто такой педагог, Росаура? — воинственно вскричал отец и поднял чайник над головой: — Раб! Раб, ведущий отрока ко храму знаний!

Росаура кисло усмехнулась и со стоном упала на бумаги. Прогулка до поля, очевидно, переносилась на неопределённый срок.

«Стал бы он так завидовать, что я еду вместо него, если бы увидел всё это непотребство», — подумала она о Скримджере, но, окинув взглядом инструкции, памятки и планы, чуть не взвыла. Скримджер, может, их и составлял.

Росаура никогда не задумывалась, насколько ведь это действительно опасное предприятие — доставить до школы порядка трёх с половиной сотен детей. Проследить, чтобы все вовремя сели в поезд. Расселись по купе. Управились с поклажей. Не успели убить друг друга в дороге, ведь колдовать уже разрешается, а наказаний в виде отнятых баллов не предполагается. Успели переодеться в форму к прибытию в Хогсмид, единственную на всю страну деревушку, полностью населённую волшебниками, что располагалась неподалёку от школы; там была конечная остановка поезда. Успели сойти с поезда до того, как он тронется обратно (Росаура так и представила какого-нибудь оробевшего первокурсника-магглорожденного, для которого все это впервые, кто не сумел сойтись хоть с кем-то за время пути, и просто-напросто замешкался, когда все хлынули на перрон…). Правильно распределились по каретам и лодкам (в лодках первокурсников хоть сопровождал привратник Хогвартса Хагрид, и в «инструкции», а также в «памятке» это было указано… Росаура задумалась о том, что Хагрид же не умеет колдовать, почему же его ставят одного на такой опасный участок маршрута как Черное озеро, одиннадцатилетние дети в лодках — да если раскачают, да если перевернуться, как он будет их спасать?..) Потом, добрались на каретах и на чертовых лодках до замка… А что на этом отрезке пути — а на этом отрезке пути они все еще разделены на группки по четыре-пять человек, как-то за каждой надо уследить, чтобы никто не потерялся по дороге… Ну неужели за столько лет ни одному старшекурснику не взбрело в голову спрыгнуть с кареты, чтобы пройтись пешком, а там — свернуть под шумок в Запретный лес, и ни одному первокурснику не захотелось перегнуться за борт лодки слишком далеко, чтобы дотянуться до вон той зеленой кувшинки?..

Ближе к вечеру Росаура безоговорочно поверила бы отцу, что волосы на ее голове шевелятся, как у Медузы Горгоны.

Судя по «общей» инструкции, Министерство выделяло трёх мракоборцев для «обеспечения безопасности учащихся» в дороге до школы только последнюю пару лет, когда возникло опасение, что Пожиратели могут подстроить теракт. Сама Росаура не могла припомнить, чтобы все годы, как она ездила в Хогвартс, она видела бы хоть одного взрослого в поезде, кроме старушки-продавщицы сладостей…

А это вообще нормально, что дети целый день кусочничают приторными шоколадными котелками, а потом вечером с голодухи наедаются до отвала на праздничном пиру?..

Росаура с силой пригладила волосы. Нервы расшалились, только и всего. У страха глаза велики. Как-то же они добирались все эти годы. Когда она была студенткой, у нее не возникало никаких опасений, даже мыслей, будто что-то не так.

— Я становлюсь наседкой, — пробормотала она.

Отец сидел у окна, вытянув ноги, и покуривал трубку.

— Может, поэтому в преподавание до сих пор со скрипом пускают женщин.

— Папа!

— Смотрю фактам в лицо, дорогая. Нисколько не нападаю, даже не смею заикнуться о не дай Боже каких-то там интеллектуальных различиях, нет-нет! Вопрос выдержки. Мужчине в порядке вещей держать детей в строгости, но в то же время не переживать по пустякам. А женщине, чтобы держать детей в строгости, приходится становиться стервой, а беспокойство по пустякам доводит что её, что её бедных подопечных до припадка!

— Безопасность детей по пути в школу — не пустяк!

— Вот видишь.

Шутливо перебраниваясь, они просидели так до поздней ночи, а также почти весь следующий день. Канцелярский слог и мелкий шрифт доводили Росауру до отчаяния, а количество предписаний, пометок и сносок действовало на нервы. Ей казалось, что важно буквально всё, перед ней открывалась ужасающая картина небезопасности…

Толику успокоения принесла в клювике Афина — краткую, но вежливую записку от Дамблдора, в которой он благодарил Росауру за то, что предупредила и выражал сожаления, что она пропустит... учительское совещание перед началом учебного года. Росаура вспыхнула до ушей, но в записке Директора не было и намека на то, что присутствовать на совещании необходимо. Хотя наверняка же крайне желательно... Росаура чувствовала, что ей великодушно позволяют наступить на грабли, и чем больше вскочит у нее на лбу шишка, тем более педагогически эффективным можно будет считать это попущение. Дамблдор прекрасно понимал, что заставило её изменить планы, но был достаточно деликатен, чтобы не говорить вслух то, что известно всем. Хоть за это она могла быть ему благодарна.

Росаура просто старалась не думать, что совсем не готова к учебному году. Да, она даже осилила половину вопящей книги о контрзаклятьях (точнее, о том, что происходит с волшебником, если он не умеет их применять), она читала брошюры и какой-то старый журнал со статьями о тёмных существах, но она до сих пор понятия не имела, как выстроить программу на всех семи курсах на целый год вперёд… То, что она намалевала для Дамблдора и на что получила формальное «одобрено», годилось лишь курам на смех. Всё до сих пор представлялось очень туманным. И сейчас она была даже рада сделать вид, что путешествие на Хогвартс-экспрессе — первостепенная задача, которая позволяет отложить в сторону другие заботы.

Отец, воодушевлённый тем, что им «Бог послал ещё пару дней не разлучаться», терпеливо проводил вместе с ней часы в гостиной и наконец-то уговорил её выйти на прогулку вечером понедельника. Прогулки с отцом всегда длились около трёх часов, он был умелец прокладывать замысловатые маршруты, но в этот раз они пошли по излюбленному — через всю деревеньку к полю подсолнухов, а оттуда — большим крюком, через лесок, обратно.

— А всё-таки не переживай так сильно, — заговорил отец. — Любое путешествие таит в себе опасности, но и в ночном лесу их не больше, чем в кресле у камина, поверь. Напротив, путника защищает движение. Ведь он, в отличие от домоседа, уже осмелился. А, главное, дорога. Большая задача — выбрать путь, а уж сделав шаг, нужно ему довериться.

И Росаура запомнила, как отец стоит под закатными лучами у кромки подсолнечного поля, в шляпе, с дорожной тростью в одной руке и огромным жёлтым цветком в другой, глядит на неё ласково и тихонько напевает:

«…В небо тучи уходят, сияет Звезда,

И несут нас усталые ноги

Наконец-то домой, возвращаясь туда,

Где конец и начало Дороги.

И глаза, что видали огонь и клинки,

Ужас каменных подземелий,

Снова смотрят, как в солнце летят мотыльки

Над холмами в знакомых деревьях…»

Отец мог цитировать наизуть поэмы, но больше всего любил отрывки из творчества своего старинного приятеля.

— Всё-таки, Толкин был волшебником, — любил говорить отец. — Бо́льшим волшебником, чем те, у кого есть палочки. Он сделал больше, чем если бы в прямом смысле мог заставить предметы летать. Иногда думаешь, что вот такой-то человек больше всего заслуживает лучшего — но то, что он чем-то обделён, на самом деле делает его ещё более могущественным. Если, конечно, он умеет смиряться.

Потом они шли, и солнце смотрело им в спины.

— Наша британская система образования безжалостна, — качал головой отец. — Ты отучился всего ничего, а уже должен сдать экзамены, которые определят, можно сказать, всю твою дальнейшую жизнь. После начальной школы эти экзамены, по результатам которых бедных детей распределяют в школы разного уровня. Так ребенок уже в одиннадцать лет обретает или теряет шанс поступить в университет или маломальски сносный колледж. Знаешь, мне видится какое-то высшее милосердие в том, как вы набираете студентов именно в этом возрасте. Вот представляю, как какой-нибудь бедный мальчик по своим результатам обречён попасть в самую слабую школу, откуда дорога ему на завод, и вдруг к нему на кухню залетает сова — нет, ты только подумай, средь белого дня, сова! — и приносит конверт, где сказано, понимаете ли, то, из-за чего вы у психиатра наблюдаетесь, на самом деле объясняется вашей необыкновенной природой, вашими уникальными способностями, и поэтому вы получаете возможность обучаться в школе чародейства и волшебства… Батюшки! Батюшки!.. Не забудьте приобрести котёл, не возбраняется привезти с собой жабу.

— Спасибо, что мне взяли сову, — улыбнулась Росаура и взяла отца под руку. Тропинка привела их в тенистую рощу.

— Образование, дорогая моя, — заговорил отец чуть позже, — всегда было и будет мощнейшим рычагом, который создаёт, поддерживает и обуславливает иерархию в обществе. В Средние века духовенство было первым сословием не потому, что носило рясы, а потому, что не было никого образованнее. Так и сейчас. Правят миром те, кто окончил нужный университет.

— Я думала о том, почему у нас нет университетов, — сказала Росаура. — По-хорошему, семь лет школы это не так-то уж и много. Но думаю, что дальнейшее развитие своего потенциала зависит целиком и полностью от самого волшебника. Тот же Альбус Дамблдор — ведь он сам по себе — университет! И, говорят, тот тёмный колдун, который сейчас на всех ужас-то наводит, — она нарочно усмехнулась, чтобы не тревожить отца, — он много лет где-то путешествовал, чему-то учился, чтобы по возвращении его силы показались настолько впечатляющими.

Отец прищурился и наклонил голову, подбадривая её развить мысль.

— Как я могу наблюдать, — продолжила Росаура, не замечая, как убыстрила шаг, — волшебник, которому важно его положение в обществе, постоянно занят самосовершенствованием. Конечно, многое решают связи, происхождение, но дело не в чистоте крови, а в магии, которая в этой крови течёт, и в конце концов всё зависит от того, как ты с этим управляешься. Школа же прежде всего должна научить волшебника контролировать свои силы. И применять малую их часть для всяческих бытовых нужд. Грубо говоря, семь лет школы — это семь лет дисциплины, когда тебя учат махать палочкой в нужном направлении, в нужное время. Я успела понять это сейчас, когда пыталась сообразить учебный план. И, что меня удивляло всегда, так это то, что для большинства этого более чем достаточно. Почему-то мало кто задумывается, что с помощью магии можно менять мир, а не просто делать его более удобным.

Отец приостановился, сбил тростью грязь с сапог.

— Знаешь, дорогая, если бы у каждого человека была сила, способная менять мир, нас бы поглотил хаос. Потому что у каждого своя точка зрения на то, каким мир должен быть. В каком-то смысле, бессилие человека — залог его существования. Его сил хватает ровно на то, чтобы выжить, в наши дни — порой — чтобы обустроится с комфортом и поддерживать этот комфорт. Всё. Чтобы менять мир, нужно собрать ораву оголтелых, которые напишут программу партии и начнут играться в человечество как в кубики: «А что будет, если перевернуть миропорядок верх дном? Ради общего блага, конечно же!» Мы знаем печальные примеры, каждый — кровавая трагедия. И, знаешь, меня даже успокаивает, когда я слышу от тебя, что далеко не каждый волшебник задумывается о том, что мог бы развить в себе силу, с которой он взмахом руки мог бы «разрушить город или построить дворец». Видишь, в конечном счете, человека ограничивает только то, что он — человек. Даже с волшебной палочкой.

— Да, — Росаура в задумчивости пожала плечами и оборвала пару лепестков подсолнуха, — странно вышло, что даже с такой силой мы не стали как боги.

— Чтобы быть как боги, милая, нужно понимать, что такое добро и зло.

Вернувшись домой, они впервые за несколько дней разошлись быстро: отец сказал, что если из-за него Росаура проспит отбытие в Хогвартс или, что ещё хуже — не выспится, он себе не простит.

И Росаура действительно вознамерилась сразу же лечь спать, однако, оказавшись у себя в спальне и увидев дорожную мантию на стуле, а на столе — сумку и билет на поезд, в ней всё перевернулось. Умиротворение, которое пришло с прогулкой, дало трещину — и Росаура битый час в который раз перечитывала инструкции, чем, конечно же, распалила себя ещё больше. Тогда она не выдержала и схватилась за перо. Миг поразмыслив, отбросила и достала ручку, которую отец попросил не возвращать.

«Здравствуй, Руфус,

Думаю, ты знаешь, что мистер Крауч распорядился, чтобы я сопровождала детей в Хогвартс-экспрессе. Я получила множество инструкций и предписаний по обеспечению безопасности, а также мне известно, что поезд будут сопровождать трое мракоборцев. Возможно, я слегка паникую, но меня беспокоит возможность теракта. Почему бы Пожирателям просто не взорвать поезд? А если они всерьез предпримут такую попытку, как мы вчетвером сможем это предотвратить?»

Ещё полчаса она что-то ожесточённо писала, зачеркивала, снова писала, но в конечном счете оборвала письмо на середине и отправила с Афиной — сова с крайнем неодобрением покачала головой, на что Росаура воскликнула:

— Ах, ну может, ты мне объяснишь?!

И Афина, обиженно щёлкнув клювом, улетела.

Росаура, нарочно, чтобы отвлечься, решила перепроверить вещи. Обнаружила, что вывалила на пол половину чемодана, который с таким трудом утрамбовала, несмотря на заклятие невидимого расширения. Стала запихивать всё обратно, руками, без палочки, и когда ей показалось, что она совсем выдохлась, бросилась на кровать в надежде, что сразу уснёт. Но проворочилась ещё невесть сколько времени и впервые заметила, что кровать стала жалобно поскрипывать, и тогда Росауре пришлось замереть, крепко зажмурив глаза. Разбудить отца ей совсем не хотелось.

Дать повод думать, что ночью к ней в окно не только сова залетает — тоже…

Афина появилась бесшумно и плавно приземлилась на спинку стула, явно не желая будить хозяйку, но Росаура очнулась от неспокойного сна, как будто её кто под бок пихнул — и тут же, не разлепив глаз, потянулась к сове. Та, укоризненно ухнув, отдала ей записку.

«Значит, в штабе на дежурстве сидит», — промелькнуло в голове.

«Здравствуй, Росаура,

Они не будут взрывать поезд, потому что там едут их дети. Устраивать бойню не в их интересах. Есть вероятность акта запугивания. Без членовредительства, хотя совсем исключать нельзя. Вряд ли это написано в инструкциях, но это едва ли будет вторжение: угроза может исходить от самих детей. Крауч настаивал, чтобы по прибытии на платформу 9¾ каждого пассажира обыскивали, а багаж проверяли, однако Дамблдор, да и многие родители воспротивились. А подложить что-то в чемоданы на многолюдной платформе очень легко. Ещё проще — наложить чары на нужного человека. Проявиться может всё уже в дороге, когда вы окажетесь далеко от Лондона на одноколейной полосе на скорости 70 миль/час.

Будь бдительна и следи за детьми.

Р.С.»

Росаура смотрела на письмо при дрожащем белом свете с кончика палочки. Пришло краткое облегчение, подступившую к горлу панику как рукой сняло, но вместе с тем в груди свербело… разочарование? Ну а чего она ждала вместо этих лаконичных строк? Поэму?

Досадуя на саму себя, на неуместную сентиментальность, Росаура ещё дважды перечитала письмо и заставила себя задуматься над смыслом каждой фразы, что оказалось не так-то просто — перед глазами всплывал текст той пьяной валентинки, которая… уже лежала где-то в глубине чемодана. Какое-то ребячество, ругала себя Росаура и с третьего раза догадалась перевернуть листок, где и обнаружились приписки.

«P.S. Такую информацию нежелательно передавать в открытом письме. В следующий раз используй тот способ, о котором ты упомянула при встрече. Постараюсь изучить его по возможности.

P.P.S. Инструкции всё же рекомендую прочитать».

Глупая досада сменилась чуть ошалелым воодушевлением. И привыкла же она рубить с плеча!..

И как он угадал, что все эти инструкции она так и не осилила? Росаура беззвучно рассмеялась. Проницательность Скримджера вселила в её сердце необыкновенную радость. Как будто он знал, что она делала все эти три суматошных дня. Как носилась по дому, перепроверяла все вещи, путалась в этих жутких бумагах, сухой текст которых першил в горле, будто крошка чёрствого хлеба. И хваталась за любой предлог, чтобы отложить их в сторону.

Прочитает ли она их теперь, только потому что он порекомендовал? Ну, так уж и быть, она… подумает.

Росаура перевела взгляд чуть выше. «…Используй тот способ, о котором ты упомянула при встрече». И тут Росаура наконец вспомнила… рассмеяться беззвучно уже не удалось, и Афина испуганно ухнула.

Когда Росаура посетовала, что их переписку читает кто-то посторонний, пусть даже Фрэнк Лонгботтом, и сказала, что в следующий раз будет накладывать на письмо маскирующие чары, Скримджер только глаза закатил: неужели она мракоборцев маскирующими чарами собралась провести! Тогда Росауру осенило.

«Нужен шифр. Маггловский шифр, никакой магии — вот его и не расколдуешь. Только своим умом разгадать, а такое вряд ли быстро удастся, если ты не Шерлок Холмс».

Скримджер тогда с подозрением сощурился. Росаура спохватилась и объяснила, кто такой Шерлок Холмс.

«…И есть такой рассказ, «Пляшущие человечки», там Холмс сумел разгадать шифр по паре коротких посланий, начертанных мелом на стене! Каждая буква выглядела как фигурка человечка, со стороны вообще похоже на детский рисунок, никто ничего и не заподозрил, но Холмс обнаружил закономерность и смог раскрыть дело!»

Она уже тогда за бока хваталась, а если б пригляделась, увидела б, что Скримджер сразу попался на удочку. Теперь же, судя по безапелляционному тону своего письма, он всерьёз вознамерился… писать ей шифрованные послания по рецепту маггловского писателя?..

«Впрочем, — подумала Росаура, падая на подушку и совершенно счастливо прижимая письмо к кружеву ночной рубашки, — ему должно понравиться. Он ведь сам, можно сказать, сыщик. Только скорее как полицейский. То есть как Лестрейд и Грегсон. А они оба очень глупые. Как-то нехорошо получается. Он ведь совсем не глупый. Он сам как Шерлок Холмс. Он же угадал, что я не читала эти дурацкие инструкции!»

Росаура разом села в кровати, охваченная желанием тут же написать Скримджеру, а лучше — отправить ему томик Конан-Дойла, ведь если он действительно прочитает… а он сейчас как раз скучает, наверное, на дежурстве…

Она встретилась с убийственным взглядом совиных глаз.

Афина всем видом показывала, что никуда больше не полетит. За окном, кажется, уже брезжил рассвет. Росаура ударила рукой по одеялу.

— Да что ты такая вредина!

Сова с достоинством нахохлилась: «Я тебе не субретка».

— Ну нате вам, важная птица! А ну живо!

Сова раздула перья и чуть склонила голову: «Всё не перебесишься? Встречайте, детишки, ваш новый профессор. Не обращайте внимания, это у неё из ушей сироп течёт».

— Из Шотландии дольше придётся лететь, — сощурилась Росаура.

Афина подняла на неё возмущённый взгляд: «Так ты меня из Шотландии собралась из-за этой ерунды гонять?»

— Да, и регулярно.

Афина пару мгновений пялилась на Росауру с крайне оскорблённым видом: «Н-да, я от тебя, мать, такого не ожидала. Докатились».

— Ой, не завидуй.

Сова сокрушённо покачивала головой: «Сам пусть филинов к тебе гоняет, нашла чем гордиться, мужику она в пять утра написывает».

— Ой, знаешь!..

Росаура хмыкнула и снова рухнула в постель. Почему-то ей нравилось последние дни, когда на неё находила бессонница: она падала на подушки, вздымалось кружево ночной рубашки, белые локти покоились поверх одеяла, волосы рассыпались по простыне, а над ней невесомо порхали обрывочные мысли… образы… едва касались приоткрытых губ.

И всё в ней трепетало.

Она не собиралась думать о том, насколько это всё странно, невнятно, вконец невразумительно. Но неимоверно приятно. Заманчиво. Лестно. Как ей казалось, «по-взрослому». Прежде она гуляла преимущественно с ровесниками, находя их до ужаса скучными и инфантильными, а тут на неё обратил внимание зрелый мужчина да ещё такой серьёзной профессии! И ведь ей удалось осадить его, даже по носу щёлкнуть, а вот он всё равно ответил на её письмо — тоже признак зрелости, верно? Не сказать, что он ей нравился или хотя бы интересовал всерьез: пока Росауре льстило, льстило до умопомрачения его внимание, а уж что он был за человек мало её заботило. Самолюбие порой пьянит крепче влюбленности, и Росаура смаковала это вино на вкус. А что до чувств другого... Пристало ли заботиться о таких пустяках удачливой кокетке? Мама бы одобрила каждый ее шаг, который привел к игривой неопределённости, которая так изводит мужчину , а женщине дает право либо развести руками и заявить: «Я просто была любезна, а вы себе придумали...», либо требовать исполнения обязательств, поскольку ее скомпрометировал один только его жадный взгляд. А так... они ничего друг другу не обещали, но ни от чего не отрекались. Ни о чём не условились, но мостов не жгли. Возможно, оба обманывались, но, кажется, увлеклись немало. Порой в разбережённом сознании проклёвывалась трезвая мысль, насколько это всё наивно с её стороны и плоско с его, ведь по сути все сводилось к тому, что замотанный службой мужчина дважды попытался приятно провести время с симпатичной девушкой, а когда она занервничала, повёл себя порядочно, только и всего. Но Рсаура отмахивалась от этой слишком уж зрелой мысли верной присказкой железной Скарлетт: «Я подумаю об этом завтра». А назавтра обнаруживалось дел невпроворот, и вот…

Она посмотрела сквозь отрывок бумаги на лунный свет. Интересно, лежало ли её письмо перед ним, пока он писал ответ? А когда он думал о ней… не мог же он писать к ней и не думать о ней, право слово… думал ли, как он её целовал?..

Росаура прибыла на платформу за час. К её удивлению там уже было несколько человек с детьми. Наверное, те, у кого не было возможности надолго опаздывать на работу.

Она откатила тележку от барьера и краем глаза заметила у колонны, в тени, тучного усатого волшебника в неприметной тёмной мантии, премного увлечённого свежей газетой. Росаура сощурилась. Волшебник стоял так, что каждый, проходящий через барьер, оказывался к нему спиной, а это очень удобно, чтобы…

Волшебник, почувствовав, что на него смотрят, непринуждённо перелистнул газету, и Росаура заметила, как будто в руке он быстро переложил небольшой блестящий предмет. Словно маленькое зеркальце…

Вероятно, один из мракоборцев. Хоть как-то проверяет, кто попадает на платформу. Хорошо, что на неё невозможно трансгрессировать, единственный вход и выход — через этот барьер. Пути, как прочитала Росаура в инструкции, выходили под открытое небо, только когда поезд покидал черту города — до того поезд двигался по тоннелю, стены которого были замаскированы так, точно вокруг сразу расстилался загородный пейзаж.

Росаура вернулась мыслями к мракоборцу. Сейчас-то он может проверять каждого новоприбывшего, но что будет, когда повалят толпами? На поезде в этот раз едут двести семьдесят три ребёнка, каждого придут провожать взрослые, какое столпотворение бурлит на платформе за пятнадцать минут до отбытия поезда — всем хорошо известно…

Росаура минуту размышляла, не подойти ли к мракоборцу, чтобы представиться и предложить свою помощь. Однако в памятке не было сказано ни слова, чтобы она открыто сотрудничала с охраной. Там было сказано сесть в поезд и следить за безопасностью детей. Всё.

И Росаура направилась к паровозу. Конечно, детская радость затопила её в первую же секунду, как она увидела блестящие малиновые бока, но теперь она позволила себе коснуться лакированной дверцы и вспомнить все те драгоценные разы, когда она садилась отправлялась в Хогвартс на волшебном поезде. Порой — в дикой спешке. Почти всегда — смеясь и перебрасываясь шутками с подругами, по которым она успевала соскучиться каникулы. Каждый раз — чуть оробев. И вот сейчас, поднявшись в вагон, Росаура по привычке обернулась, рука сама собой взвилась в воздух…

Её всегда провожала мама. Отца не пропускал барьер, и он приглаживал ей макушку у колонны между платформами 9 и 10, а потом наблюдал, как жена и дочь исчезают в кирпичной кладке. Наверное, к такому невозможно привыкнуть.

А мама… Они с мамой всегда приходили не впритык, чтобы успеть поздороваться со всеми её подругами, которые теперь сами приводили своих детей на платформу. Росаура замечала, что маме неловко быть одной, без мужа, и наверное поэтому она так спешила ввязаться в разговоры, пересуды, сверкала улыбкой, махала своей изящной рукой, рассыпала воздушные поцелуи и без конца теребила Росауру — то поправит бант, то одернет новенькую мантию, постоянно выставляя дочь напоказ, точно бриллиант, которому она самолично подобрала лучшую оправу.

Но потом, когда поезд уже трогался, мама искренне улыбалась и взгляд её наполнялся умилением. И Росаура знала: мама смахивает слезу не потому, что на неё смотрят старые подруги и бывшие друзья, а потому, что она действительно растрогана разлукой с единственной дочерью.

Нынче же Росаура и не ребёнок, и не родитель — учитель, третий в этой непростой и неустойчивой системе отношений, которую формирует образовательный процесс. Как ей сыграть новую роль, если сценарий она не выучила, а режиссеров у этого фарса два, и каждый ожидает от нее особого амплуа? И зрители будут самые взыскательные — дети, которые за милю чуют подвох. На что же ей положиться?

Глупая мысль промелькнула: «А может, Скримджер как раз один из тех, кто будет сопровождать поезд?..» Пожалуй, вид его стальной уверенности приободрил бы её. А где ему еще быть в этот день, если не здесь? Тут нужна лучшая защита, тем более если Дамблдор отказался проверять багаж всех пассажиров. Надо быть начеку. Кто ещё справится лучше, чем…

Росаура замерла с чемоданом, висящим в воздухе, когда прошла половину вагона. Спохватилась, достала билет. Наверняка же ей следует занять какое-то особое место…

Но билет был совершенно обычным. Просто Хогвартс-Экспресс, дата, время. Росаура несколько раз повернула билет, даже потёрла, провела палочкой, но никакого секретного послания не обнаружила. В инструкциях, планах и памятках тоже ничего об этом не было… или было, но она так и не прочитала?.. Наверняка же, каким-нибудь мелким шрифтом под десятой сноской…

Она подумала уже, не обратиться ли к машинисту, в конце концов, она была преподавателем, не ехать же ей в одном купе с детьми, как на другом конце вагона возник человек. Завидев Росауру, он вскинул руку и бодро направился к ней.

— Ваш билетик, — сказал он, приблизившись.

— Господин проводник! — ахнула Росаура и не сдержала улыбки. — Это вас понизили или повысили, не пойму.

Фрэнк Лонгботтом отвечал ей тем же.

— А это по совместительству. Подработка, знаете. А то говорят, мракоборцы в среднем живут от смены до смены. Я и подумал, может, работа проводником как-то компенсирует?

— Так вы не только проводником подрабатываете, вы ещё и секретарша отменная, так исправно и с фантазией отвечаете на переписку старших по званию! — съязвила Росаура. — Верно я слышала: мракоборцы живут от смены до смены, а в пересменок мешают жить другим.

Фрэнк притворно схватился за сердце — пока Росаура притворно задирала нос и напускала на себя надменный вид.

— Великоуважаемая мадемуазе-ель!.. — с глубоким сокрушением покачал головой Фрэнк. — Такое-то ваше обхождение!.. Так вы разобиделись на то, что какой-то там Лонгботтом, будь он неладен, сунул нос в вашу личную переписку! Прошу принять во внимание, что я исключительно в рамках долга, служебного и дружеского. Вы хоть знаете, сколько проклятий по почте приходит? Неосторожно вскроешь конверт — можно и в больничку угодить. Гной бубонтюбера — ещё самое безобидное. А тут — письмо от обиженной ведьмы, ух, с таким не шутят! Я, можно сказать, рисковал своим здоровьем, заботясь о своём товарище! А вы… э-эх, неблагодарная наша служба!

— Так вы сознаётесь, и вам даже не стыдно!

— Я рыцарь без страха и упрёка, мадемуазель, меня не получится ни стращать, ни упрекать, — подмигнул ей Фрэнк.

Он так заразительно улыбался, что Росаура не могла ничего поделать, только расплыться улыбкой в ответ. Ужасно глупой, потому что от воспоминания о том, что повлекло за собой то глупое письмо, в груди расширялось что-то очень горячее.

— Всегда полезно чутка развеяться, вот как я считаю, — сказал Фрэнк, деликатно воздержавшись от расспросов. — Но пока — за работу, — тут же поднял он указательный палец.

Всё в нём так и искрило весельем, однако Росаура не ошиблась, почувствовав, что теперь он действительно серьёзен, более того, именно он — ответственный за всю охрану и к нему ей надо обращаться по всем вопросам. И она всерьёз протянула ему билет.

— Прошу, сэр, я как раз пыталась понять, где мне расположиться.

Фрэнк хмыкнул и вернул ей билет.

— Да оставайтесь здесь, — сказал он, — расположение хорошее, ровно посередине поезда. Нам не выделили больше людей, так-то в каждом вагоне было бы по человеку, но уж как вышло.

— Но… тут же будут дети.

— Ручаюсь, у вас было «Превосходно» по Прорицаниям, — усмехнулся Фрэнк.

— Мне ехать вместе с ними?

— Без них могу только на крыше предложить.

— Но ведь… я преподаватель. Я не могу с ними ехать.

— Боитесь, они до пира не дотерпят, тут вас и съедят?

Росаура надеялась, что он сейчас признается, что всё это — шутка, однако на этом Фрэнк кивнул и сказал:

— Мы с ребятами постоянно будем патрулировать вагоны. Вы оставайтесь на месте, вообще, если всё пойдёт как надо, это будет обыкновенное путешествие до Хогсмида, приедем, как только слопаем всё тыквенное печенье у старушки-буфетчицы. Но… всякое может быть. Как-никак, постоянная бдительность! — крякнул он, точно кого-то передразнивая.

Росаура раздражённо вздохнула.

— Я только это и слышу. Может, лучше скажете, что именно мне делать, если я, ну не знаю, замечу что-нибудь подозрительное?

— Сообщать нам, — уже серьёзно отвечал Фрэнк. — Патронуса отправьте — и я мигом.

Вот уж эти мракоборцы, что Скримджер с заклятием Доверия, а теперь Фрэнк заговорил о чарах Патронуса как о простейшем превращении зубочистки в иголку, тогда как это была высшая, тайная магия, о которой Росаура, конечно, была осведомлена... теоретически.

Разумеется, она важно кивнула, чтобы не дай Мерлин Фрэнк не заподозрил её в некомпетентности. Худшее, что она могла сделать, когда речь шла об обеспечении безопасности детей, но в тысячный раз расписаться в своей несостоятельности она просто не могла.

Фрэнк прищурился, запросто разгадав её, но, к его чести, попрекать не стал, только ухмыльнулся и сказал:

— Кстати, в каждом вагоне на случай непредвиденных ситуаций распложена волшебная такая кнопочка, чтобы детки, которые колдовать толком не умеют, не то что Патронуса, Мерлин упаси, могли сообщить машинисту о своих трудностях. К сожалению, чаще всего они спрашивают, где туалет, но оставить их совсем без связи было бы жестоко. Могу я вас попросить показать новеньким, как это работает? На старост я бы не стал полагаться, они только и думают, как бы улучить минутку, чтобы целоваться в тамбуре.

Отвечая на его обаятельную улыбку, Росаура со стыдом думала, что не заслуживает великодушия Фрэнка Лонгботтома, но легкость его натуры сказывалась на том, что обязанной Росаура себя не почувствовала.

— На поезд наложены защитные чары против перемещений извне, — продолжал Фрэнк, — так что нежданных гостей не будет, но… знаете, я ещё в школе задумывался, как это за столько лет три сотни лбов в пубертате до сих пор не раскачали этот поезд так, что тот ни разу не сошёл с рельс.

Росаура вновь кивнула со знанием дела. В чём тогда такая важность, что она едет поездом, если всё, что от неё требуется — это в крайнем случае поднять тревогу? Разве дети сами с этим не справились бы? А поручать что-то более серьёзное ей явно не собираются. Не доверяют?

— Ладно, смотрю, народа прибывает, — сказал Фрэнк, выглянув в окно, — надо бы занырнуть в толпу, мало ли что на крючок попадётся.

Фрэнк уже направился вон, когда Росаура подумала, что терять-то уж нечего, тем более перед ним:

— Значит, вас будет трое…

— Ага, — кивнул Фрэнк, но поймав её взгляд, чуть улыбнулся, понимающе, и отрицательно покачал головой: — Я передам ему привет.

— Спасибо, сова у меня есть.

Кажется, вышло прохладно, но Фрэнк не обиделся, только головой покачал:

— А сове вашей доверия нет. Кстати, чуть не забыл.

И как-то уж совсем притворно оглянувшись по сторонам, он достал из-под мантии плотный конверт и протянул Росауре. Она недоверчиво нахмурилась.

— Постарайтесь, чтобы никто не узнал, что у вас это есть, — негромко сказал Фрэнк с больно уж заговорщицким видом. — Конечно, это копии, но, сдаётся мне, эти материалы вообще-то запрещено распространять. Как и выносить за пределы Министерства. Впрочем, чего это я, — ухмыльнулся он и громогласно объявил на весь пустой вагон: — Это бухгалтерские отчёты за последний квартал! Надеюсь, вы обнаружите все недостачи, мисс Вэйл!

Росаура потянулась вскрыть конверт, но Фрэнк на миг коснулся её руки своей мягкой ладонью, прошептал:

— Здесь не лучшее место, откройте в Хогвартсе, в своём кабинете. Это никуда не спешит, но если кто-то увидит, будут проблемы.

Росаура испуганно прижала конверт к груди, раздражённо оглянулась, совсем разозлилась на балагура-Фрэнка за эти глупые сцены и пробормотала:

— Профессия проводника вам больше к лицу, Фрэнк.

Заливаясь краской, Росаура переместила в ближайшее купе свой чемодан. Что она творит? Позволяет шутки о своей личной жизни едва знакомому человеку, который, трезво-то посмотреть, полез, куда его никто не просил, да за ту валентинку мама бы порчу наслала, а она…

Улыбалась глупой улыбкой. Фрэнк Лонгботтом, кажется, был тем редким человеком, который, конечно, забавлялся, но по-доброму, от души, и мог просто искренне порадоваться за других. И Росауру это как-то обнадёживало. Фрэнк будто так и ждал с нетерпением, что она подтвердит: да, этот угрюмый Руфус Скримджер, который разучился улыбаться, бегал поддатый за нею по полю, чтобы сжечь глупое письмо, а потом целовал её и — смиренно уступал, услышав, что её дома заждался отец. А Росаура, намёками, взглядами, выдавая это Фрэнку, будто получала подтверждение: да, это ей не приснилось, такое могло произойти, и оно произошло, и в конце концов, это просто замечательно, нет разве?

Росаура повертела в руках загадочный конверт. Быть может, это очередное послание от Крауча? Мало ли, какие у него каналы. Но раз Фрэнк сказал, не открывать до Хогвартса, она так и сделает — нет причин не доверять этому удивительно розовощёкому Лонгботтому. Главное не забыть за всеми хлопотами.

Присев к окну, Росаура достала записную книжку…

«До прибытия в школу не называйтесь детям преподавателем без крайней нужды. Займите купе, где будет больше старшекурсников со Слизерина. По прибытии в Хогсмид займите место в карете в подобной компании. К.»

Книжка была зачарована: всё, чтобы Росаура ни писала на тринадцатой странице, отражалось лично у Крауча в точно такой же книжке. И наоборот.

Воспоминание о Крауче, об их договорённости, мигом вспугнуло все прочие переживания. Она должна помнить, зачем она здесь. Зря она сразу села в вагон. Он хочет, чтобы её приняли за студентку. Росаура оглядела свою мантию. Она нарочно выбрала ту, в которой, как ей казалось, выглядела старше. Глупости, у неё нет формы, в конце концов, как она потом будет преподавать у детей, которых по плану Крауча должна была бы дурачить шесть часов кряду, разыгрывая из себя их ровесницу?.. Но это действительно было бы на руку в преследовании тех целей, которые обозначил перед ней Крауч. И как бы Росаура к ним не относилась… договорённость оставалась договорённостью.

К тому же, в ней шевельнулось какое-то настырное, самолюбивое чувство — от мысли, что Скримджер не смог бы так сыграть, а значит для этого плана Крауча она действительно, безо всяких скидок, была лучшим исполнителем.

Эта горделивая мысль повлекла за собой ряд других, непривычно холодных, размеренных, чётких. Мантию она не успеет переодеть, но можно распустить волосы. Врать детям нельзя, чтобы не подорвать авторитет, значит, лучше просто отмалчиваться. Её примут за новенькую, станут расспрашивать, но она должна перебить инициативу и заговорить их быстрее. Она быстро поймет, что к чему, чем жила школа последние три года. Сейчас те, кто был на третьем курсе, когда она выпустилась, уже сами выпускники. Она их почти не знает, её они вряд ли вспомнят. Чем больше она услышит, тем лучше.

Крауч хотел взять под прицел студентов Слизерина. Причины на то были весомые. По статистике, большинство террористов, которых удалось арестовать, оказывались выпускниками этого факультета. Именно Слизерин хранил древнейшие традиции волшебного общества, испокон веков на нём учились представители высокородных чистокровных семей, по сути державших власть в своих руках, а там, где чванство и снобизм, недалеко до шовинизма. На Слизерин редко попадали полукровки и почти никогда — магглорожденные; уютно в змеином гнезде обитали чистокровные, для которых магия была не чудом и не шансом, а правом от рождения; мир волшебства, который открывали для себя как книгу страшных сказок магглорожденные, принадлежал чистокровным, и они не очень-то любили делиться. Только с начала века безраздельный авторитет чистокровных в политических кругах пошатнулся, властью пришлось делиться с полукровками и магглорожденными, которые быстро издали законы, ограничивающие права потомственной знати. Отыграть назад законным путем уже не получилось. Сначала они создали секту, куда принимали только чистокровных и проводили сомнительные ритуалы и оргии, за которые никого нельзя было привлечь к ответственности, зато аура таинственности и избранничества отлично будила нездоровый интерес, особенно молодёжи, и так они заполучили множество сторонников, и тогда уже, насчитывая сотни адептов, встали на путь неприкрытого террора. Ночью скрывали лица за масками, а днем все так же раскланивались с конкурентами в коридорах Министерства и на благотворительных обедах. Дети их в большинстве своём были золотой молодёжью с молоком матери впитавшие осознание своей привилегированности, от которой рукой подать до вседозволенности. Росаура прекрасно знала слизеринское обхождение на собственной шкуре и понимала, что ее искушённость в тонком вопросе змеиного шипения была одной из наиболее весомых причин, почему Крауч выбрал ее для своих планов. Собственно, сам он был слизеринец до кончиков своих жёстких усов, просто виды на власть у него были свои собственные.

Единственное, она спохватилась, как ей оказаться в купе со слизеринцами, если это к ней будут подсаживаться? Зря она поторопилась. Надо было остаться на платформе…

Росаура быстро встала, направила палочку на чемодан, но услышала голоса и топот ног. Шум-то давно усиливался, покуда на платформу прибывали ученики с родителями, но она так ушла в мысли, что не придала этому должного значения. И теперь, кажется, она упустила возможность выбрать соседей по купе.

Дверь чуть отъехала, и к ней заглянула пухленькая темноволосая девочка лет двенадцати.

— Ой, — сконфузилась девочка. — Извините…

Это «извините» обрушило на Росауру недоумение, глупую радость, удивление и досаду. Недоумение и радость — к кому это тут на «вы», неужели к ней — ах, к ней! Как к этому сложно привыкнуть, но это так умилительно, когда дети начинают обращаться к тебе на «вы»!.. Чувстуешь себя динозавром, не иначе. Но именно сейчас она же пыталась как раз наоборот сойти за студентку… Неужели она не справилась с таким простым заданием, в котором Крауч мог бы полагаться только на неё?..

— Воу, приветик.

Росаура вздрогнула и подняла взгляд.

На пороге стоял рослый парень и откровенно пялился. Он был выше её головы на две, широкоплечий, наверняка капитан факультетской команды по квиддичу — о чем, собственно, красноречиво сообщал блестящий значок, прицепленный к вызывающе-маггловской кожаной куртке. Парень откинул каштановую чёлку со лба и чуть приподнял угольно-черную низкую бровь.

— Эй, только в тыкву не надо превращать, окей?

Росаура осознала, что до сих пор стоит с палочкой, ведь собиралась левитировать чемодан.

— Мне нужно достать чемодан, — сказала она, чтобы хоть что-то сказать.

Взгляд паренька и вся его поза смущали: он придерживал дверь плечом, ввалившись в купе, но только наполовину — чем вызывал затруднение у снующих по коридору студентов беспрепятственно пройти мимо, а потому Росаура поймала на себе уже несколько любопытствующих взглядов.

— Окей, — парень вальяжно зашёл в купе и, красуясь, потянулся за чемоданом.

Тут Росаура вспомнила, что на чемодан наклеена претенциозная бирка «Проф. Р. Вэйл».

— Нет! Уже не нужно. Я… я уже всё достала. Положила… в карман. Совсем забыла. Спасибо.

Чтобы скрыть замешательство, она улыбнулась — она всегда улыбалась, когда начинала нервничать. А парень очень некстати воспринял улыбку на свой счёт и тоже улыбнулся. И подмигнул.

— Окей.

Мерлинова борода, да он вообще другие слова знает?!

Росаура быстро выхватила из сумки книжку (тот самый томик «Шерлока Холмса», который Афина так категорически отказалась отнести известному адресату) и, примостившись в свой уголок у окна, сделала вид, что всецело погружена в чтение. Она нарочно держала книгу так, что её лица не было видно. А парень, недолго думая, распахнул двери купе и крикнул в коридор:

— Мэй! Тим! Потный! Эй! Тут свободно.

Свободно?!

Надо было сказать, что она заняла место для слизеринцев! А теперь сюда ввалится толпа огромных, настырных, потных...

Они как раз ввалились в купе вчетвером, и Росаура только ближе поднесла книгу к лицу.

— Ка-айл, ты же сказал, тут свободно, — Росаура могла биться об заклад, что девочка, растянувшая эти слова, точно жвательную резинку, закатила глаза.

— Да всё окей, Мэй, чего ты всё ломаешься. Ну иди сюда.

Раздался чавкающий звук. Росаура чуть выглянула из-за книги. Тот рослый парень и высокая плотная девица в рваных джинсах вознамерились, очевидно, отзавтракать друг другом прямо на пороге купе. Трое других старшекурсников уже втиснулись внутрь и расположились на диванчиках. Рядом с Росаурой плюхнулся длинноволосый парень с проколотым носом. Покосился на неё, прежде чем она успела спрятаться за книгой.

— Хэй. Что читаешь?

— Книгу, — сказала Росаура.

— Да у меня глаза не на заднице вроде, вижу, что книгу.

— Нет, чувак, именно что на заднице, — окликнул его приятель, — ты лицо своё-то видел? И как Нэнси с тобой…

— Хлебало своё закрой, Билл.

— Билл, ты воняешь, Билл.

— Билл, ты дебил!

Под общий гогот Росаура приложилась лбом к жёлтым страницам. Нет, конечно, она сама всего три года назад ехала в этом поезде как студентка… действительно как студентка… Но всё же её круг общения, скажем так, был несколько иного… уровня.

Что я здесь делаю? Почему я это терплю? Надо им сказать, что я преподаватель. Но почему я сразу не сказала? Это будет выглядеть глупо. Они будут смеяться. Нет, они будут ржать. Тупо ржать. А я стану им доказывать, что я действительно преподаватель. А потом нам целый год бодаться. И они будут мне это припоминать. И всем расскажут, как они ехали в купе с преподавательницей и… тупо ржали.

Надо уйти отсюда, пока они не запомнили моё лицо. Да. Вперёд.

И Росаура, прихватив сумку, вылетела из купе, точно пробка из бутылки. Стоило двери за ней захлопнуться, купе взорвалось лошадиным ржанием.

— …нормальных людей от тебя тошнит, Билл!..

Росаура быстро прошла по вагону как можно дальше, опасаясь, что за ней кто-нибудь погонится. Это оказалось не так просто, поскольку до отбытия оставалось всего ничего, и студенты толпились в коридоре, пытаясь отыскать себе местечко. Росаура протиснулась до тамбура, перевела дух и выглянула в окно. Платформа бурлила провожающими. Сердце защемило от трогательных воспоминаний. Ей показалось, или объятия, которыми напоследок одаривали друг друга родители и дети, были особенно крепкими, до дрожащих рук и закушенных губ?.. Не стискивала ли до ужаса сотни сердец дрянная мысль, что это может быть последний раз, когда вся семья в сборе, цела и невредима?..

В тяжких думах стояла Росаура у двери в вагон, когда та захлопнулась и вспыхнула белым — значит, магия поезда запечатала её накрепко, чтоб во время пути невзначай не открылась. Росаура до последнего глядела на платформу, откуда поезду махали десятки рук, кричали что-то напоследок рты, то озарённые улыбкой, то кривящиеся в плаче.

«А ведь они поручают своих детей нам, — подумалось Росауре. — Преподавателям. Школе. Дамблдору. Это кажется им безопаснее, чем оставить детей у себя под крылом…»

И она не стала бы их разубеждать, поскольку сама в это верила. Только теперь голову холодило осознание ответственности. Ведь отныне она была одной из двух десятков волшебников, которым сотни родителей доверяли жизни, здоровье и воспитание своих ненаглядных детей.

Как вообще такое получается, стоило бы задуматься. Неужели никого никогда не изумляло такое положение дел? Что в какой-то момент школа и учителя начинают занимать куда большее место в жизни ребенка, чем его родная семья?..

Росаура отвлеклась, услышав тихий всхлип. В другом углу тамбура рядом с огромным чемоданом стояла крохотная девочка с длинной тёмной косой и утирала слёзы.

— Что случилось, милая? — обратилась к ней Росаура.

Девочка испуганно подняла взгляд, но Росаура постаралась вложить в улыбку всю сердечность, и девочка чуть успокоилась.

— Я… я не знаю, к-куда и-идти… Там всё-всё занято, а ч-чемодан такой т-тяжёлый!..

— Не можешь найти себе место? Сейчас мы пойдём и ещё раз посмотрим, где бы тебе примоститься. О чемодане не беспокойся, он больше не будет пытаться тебя задавить!

Росаура рассмеялась, на что девочка недоверчиво улыбнулась. Росаура достала палочку и навела на чемодан. Глаза девочки расширились.

— Ты первый раз едешь в Хогвартс? — не в силах сдерживать улыбку, уточнила Росаура.

Девочка кивнула, не отрывая зачарованного взгляда от палочки. «Вот и первый урок», — подумала Росаура и чётко произнесла, размашисто рисуя в воздухе нужный узор:

— Вингардиум Левиоса!

Чемодан вздрогнул и плавно взмыл в воздух. Девочка ахнула:

— Он взлетел!

— Потому что я ему так приказала, — улыбнулась Росаура.

Девочка перевела ошарашенный взгляд с чемодана на Росауру и прошептала:

— Вы фея?

Росаура рассмеялась.

— Уж скорее ведьма, дорогая. Как и ты. Совсем скоро ты тоже так сможешь. Ты ведь получила волшебную палочку?

Девочка с воодушевлением закивала.

— Только она… я её положила в чемодан.

— Палочку лучше всегда носить с собой. Ну, пошли искать тебе местечко.

Они вернулись в коридор. Девочка не отрывала взгляда от летящего за ними чемодана.

— А как тебя зовут? — спросила Росаура.

— Энни… мэм.

«Мэм»!.. Росаура не чувствовала себя настолько взрослой, даже когда просвещала Руфуса Скримджера касательно наследия прерафаэлитов.

— Тебя ждёт столько открытий, Энни. Каждая минута будет чем-то замечательным. Будет много непонятного, но в этом нет ничего страшного.

Энни молча кивала. Да она в шоке, подумалось Росауре.

— Кажется, вон в том купе ребята примерно твоего возраста.

Энни недоверчиво поглядела на купе, куда указывала Росаура.

— Они наверно уже друг друга знают…

— Ну а ты с ними познакомься.

Энни закусила губы.

— Я не умею знакомиться. Со мной никто не хочет знакомиться. Я не знала, как попасть на поезд. Там было столько людей, почему они не смогли сделать так, чтобы мой чемодан взлетел, как вы сейчас сделали? Я испугалась, что поезд уедет без меня, но я же не могла бросить чемодан!

— Кто-то же тебя провожал… — недоумённо начала Росаура, но быстро спохватилась — кажется, она поняла, в чём дело, однако Энни уже сама всё подтвердила, подняв на Росауру угрюмый взгляд:

— Папа с мамой остались снаружи. Нам профессор Мак… Макдональдак, когда ещё приезжала, сказала, что родители меня пусть до арки проводят, а дальше я должна пройти насквозь, а они не смогут. А здесь я… поезд уже почти тронулся, и какой-то дяденька закинул мне чемодан.

Росаура вздохнула и, подумав, наклонилась к Энни и пригладила той плечо.

— Мой папа тоже не может попасть на платформу 9 ¾, чтобы меня провожать, Энни. Но я уверена, что твои родители с нетерпением будут ждать твоего письма, где ты расскажешь им о том, что они не могут увидеть своими собственными глазами. А к зиме, когда отправишься к ним на Рождество, ты уже научишься заставлять предметы летать, и никаких проблем с чемоданом не будет.

Энни глядела на Росауру блестящими глазами.

«Всё-таки в шоке».

— Ну, иди к ребятам. Ты должна пойти первой, а я завлеку чемодан, если ты решишь там остаться.

Энни нахмурилась, кивнула и робко толкнула дверь в купе. Росаура отступила чуть назад, чтобы её не было видно. Нехорошо получится, если другие ребята решат, что бедняжка Энни ни на что не способна без помощи взрослых.

Через минуту Энни выглянула с радостной улыбкой и махнула Росауре рукой. Росаура заглянула в купе.

— Здравствуйте, ребята. Вы хорошо устроились?

В купе сидели три девочки и два мальчика. Росаура даже успела забыть, что одиннадцатилетние дети могут быть такие маленькие. Только одна девочка казалась чуть старше, да и держалась уверенней. Она и ответила, несколько чопорно:

— Спасибо, всё хорошо.

Росаура, дружелюбно улыбаясь, приказала чемодану залететь на багажную полку.

— Ну, счастливого пути. Не забудьте, что надо успеть переодеться до приезда в школу.

— Мы знаем, — отвечала девочка постарше. Остальные поглядывали на неё как на главную. А она-то дулась на Росауру за то, что та отбирала её хлеб — быть для новичков путеводной звездой.

— Что ж, — сказала Росаура младшим и подмигнула, — вы в надёжных руках.

Старшая девочка чуть покраснела. Росаура повернулась к Энни:

— Удачи, Энни. Была рада с тобой познакомиться.

Энни что-то промямлила, но её взгляд светился благодарностью. Росаура рассудила, что такая демонстрация хороших отношений со взрослым приободрит её в новой компании.

Снова оказавшись в коридоре, Росаура задумалась, а не стоило ли остаться с малышами. Возвращаться к старшекурсникам точно не следует. Перейти в другой вагон и попроситься к слизеринцам, как того хотел бы Крауч?

— А билетик кому отдать?..

Росаура оглянулась. К ней выглянула Энни с билетом в руках.

— Оставь себе, — улыбнулась Росаура. — На память.

— А проводник не будет проверять?

— Считай, уже проверил. Ну, беги.

Проводник! Росаура не сдержала улыбки. Вот и разрешение её затруднения. Фрэнк сказал, что она выбрала хороший вагон. Как раз посередине поезда. В этом Росаура разглядела завуалированную просьбу, если не приказ, оставаться в этом вагоне и следить за безопасностью. Как бы Фрэнк ни балагурил, он был собран и обеспокоен. Дело ли — трое мракоборцев на защиту трёх сотен детей!.. Тут за тремя десятками не уследишь...

Пожалуй, единственное верное решение, удовлетворяющее всех, — это пройти по вагону и немного послушать, о чём говорят дети. Как знать, найдутся и занятные беседы подростков, достойные внимания главы Департамента магического правопорядка.

Росаура медленно двинулась по коридору, незаметно направляя палочку в сторону купе. Нужное заклинание обостряло слух и позволяло слышать звуки с того направления, куда указывала палочка.

«Нет, Пуффендуй для самых тупых».

«Мой брат учится на Пуффендуе, ничего ты не понимаешь! Там все друг за друга горой, ребята что надо!»

«И общага рядом с кухней. Вот это круто».

«Да что плохого в Пуффендуе?»

«А что хорошего? Вот на Когтевране все самые умные, на Гриффиндоре — самые смелые...»

«Самые отбитые на голову».

«Пуффендуйцы берут усердием там, где когтевранец все как орешки щелкает, гриффиндорец башкой стену пробьет, а слизеринец в любую щель пролезет».

«Вот мне мама говорит, лучше бы попасть на Слизерин».

«На Слизерин? Ты издеваешься?»

«А что? Мама говорит, они своих не трогают».

«Они там все подонки. Они поддерживают террористов!»

«Ну и что, я же не поддерживаю. Мама говорит, что о вкусах не спорят, и главное, чтобы меня никто не трогал».

Росаура двинулась дальше. Там, где сидели малыши, только и разговоров было, что о распределении на факультеты.

«Надеть шляпу? Всего-то?

«Не какую-то драную бабушкину шляпу, а Шляпу самого Годрика Гриффиндора! Она сразу поймет, на какой факультет тебя определить.

«Да не, глупость какая-то. Лучше был бы тест или полоса испытаний. Как шляпа вашего этого Подрика может понять, больше во мне смелости или ума? А если поровну, меня разорвет, да? А если я сейчас трудолюбивый, а через полгода лениться начну, меня с факультета на факультет перекинут?»

«Она уж подмудрее тебя будет, разберется».

«Она мне мозг просканирует, что ли? Как на МРТ?»

«Что такое МРТ?»

«Ну это когда мозг просвечивают».

«Чего-чего?..»

«Создаются магнитные поля… Да вы вообще дикие, что ли? И про рентген не слышали? Если у тебя перелом или болезнь какая, надо сделать рентген, он просветит тебя и покажет рисунок, как у тебя кости растут. А МРТ это для головы специально, чтоб мозг посмотреть».

«Мерли-ин...»

«Какой ужас!»

«Это варварство!»

«Не хочу с ним сидеть!»

«Вот и водись потом с магглами. Просвечивают друг другу мозги! Фу!»

Стреляные воробьи уже предвидели трудности с привольной жизнью:

«Макгонагалл нас поимеет с отработками. Она ещё перед каникулами сказала, что будет драть три шкуры. Ну какого книззла ей надо? Каждую неделю и письменное задание, и из черепахи шкатулку будьте добры. А больше у нас предметов нет, ну конечно».

«Дядя говорит, она всегда такой была».

«А мужика у неё не было».

«Ма-арк!»

«А у тебя есть, а, Дэбби? Вот она на тебя и взъелась. Старые девы все такие».

«Ты забыл? Она мартовская кошка».

«Спорим, что у неё шуры-муры со Слизнортом?»

«У Макгонагалл? Прикалываешься?»

«Да вы представьте, преподы тут живут. Всю жизнь! Неужели у них совсем ничего… никогда?.. Они же тоже живые люди».

«Они преподы, Марк. Преподы».

Росаура, даваясь смехом, поспешила пройти мимо. Дело шло небыстро: в коридор то и дело выходили, отлучались в другие вагоны на поиски друзей и сокурсников. Хлопотливо просеменили старосты, уже переодевшиеся в мантии и нацепившие новенькие значки, на обязательное собрание перед началом учебного года. Старушка-буфетчица прокатила свою легендарную тележку со сладостями, и Росаура полакомилась своими любимыми зефирными подушечками, которые, согласно надписи на упаковке, были «сотканы точно из облачка!». Солнце за окном уже направилось к горизонту, но ехать было ещё часа два, и свет в купе ещё не зажигался.

Росаура рассеянно слушала вялый разговор каких-то старшекурсников, которые в основном делились актуальными воззрениями на природу… чувственной любви, и уже раз пятнадцать прокляла в мыслях Крауча и его гнусную затею сделать из неё наушницу, однако тут что-то привлекло её внимание. Она прислушалась.

«Флитвик тебя прибьёт».

«Флитвик? Не дотянется».

Раздался нестройный смех. Однако первый голос вновь обеспокоенно вступил:

«Это чересчур. Говорю тебе, это чересчур».

«Да ну тебя, никто не увидит, если вы будете помалкивать».

«Да ты совсем даун? Думаешь, в квиддичную сборную тебя не взяли, хоть так свою Стрейкисс склеишь? Да она первая от тебя убежит».

«Не убежит. У них на факультете это знак качества. Чего только стоит эта тусовка Слизнорта. У них-то ведь добрая половина вышла из его Клуба Слизней. Он им всем как крёстный папашка. И вообще, старик чует, куда ветер дует».

«Стрейкисс тебя пошлёт. Даже если ей нравятся такие вот отбитые, у неё там куда богаче выбор, сам понимаешь».

«Заткнись, тупица…»

«А то что? На словах-то…»

«А то, хочешь проверить, что всё по-настоящему?»

В купе повисло тяжёлое молчание. Росаура нахмурилась. Что-то в этом разговоре не давало ей покоя.

«То есть… по-настоящему? Ты это… ты ведь это сейчас несерьёзно? Снова цену набиваешь?»

«Знаешь, что нужно сделать, чтобы тебя отметили? Такое абы кому не светит. Это не просто пером накалякать».

«Но ты-то как раз накалякал. Чего ты…»

«Ну, проверь. Давай, проверь!»

Тут Росауре показалось, что на другом конце коридора хлопнула дверь. Она быстро приникла к окну, делая вид, что просто вышла подышать воздухом, как вдруг на её глазах по стеклу будто расползлось чёрное чернильное пятно. Когда она обернулась, чтобы увидеть того человека на другом конце коридора, всё вокруг погрузилось во тьму.

Судя по гомону удивлённых голосов, что-то похожее происходило в каждом купе. А через пару секунд поезд качнулся, дёрнулся и с оглушительным визгом затормозил. Росаура не удержалась и упала. Из купе доносились возгласы, ругань и грохот чемоданов, которые посыпались с багажных полок. Кто-то открывал двери, выглядывал в коридор — и видел кругом такую же тьму.

Росаура прошептала заклятие, которое зажгло на кончике палочки сгусток белого света.

Не одна Росаура схватилась за палочку. Несколько старшекурсников то тут, то там, зажигали свои палочки, белый свет выхватывал растерянные детские лица. Они озирались по сторонам, переговаривались, кто-то не мог унять тяжёлого дыхания, кого-то до слёз напугала внезапная темнота и резкая остановка.

— Спокойно! Да тише вы! — пыталась командовать какая-то старшекурсница. — Я староста, у-успокойтесь!

Голос её слишком дрожал.

Боже мой, я же тут самая старшая, вдруг осознала Росаура. Они же все на грани паники, я должна их успокоить. Больше некому.

И она сказала:

— Тихо!

Голос вырвался такой тоненький, что его легко можно было бы принять за голос первокурсника.

— Тихо! — крикнула она громче. Те, кто оказались поблизости, обернулись, но, как казалось Росауре, глядели с недоверием. Это её напугало. — Сохраняйте спокойствие! — с усилием она ещё повысила голос. — Поезд просто заехал в тоннель.

Пронёсся гул — им всем, Росауре в том числе, очень хотелось бы в это поверить. На неё косились с недоумением. Младшие слушались, чуть успокаивались, но вот старшие глядели настороженно, пытаясь, видимо, разобраться, кто она такая и какое право имеет командовать ими.

— Я ваш новый преподаватель, — сказала Росаура так громко, как только могла, не срываясь на крик. — Возвращайтесь в свои купе, держите палочки зажжёнными…

— Мы не в тоннеле.

Под ропот Росаура оглянулась. В нескольких шагах стоял невысокий мальчик в очках и глядел на неё исподлобья.

— На пути до Хогвартса нет никаких тоннелей, — сказал он и добавил в каком-то странном воодушевлении: — Что-то случилось! Это из-за колдовства!

— Возвращайтесь в купе, — перебила его Росаура, — скоро всё исправят. Надо подождать.

— Но…

— Кто-то заколдовал окна!

— Почему мы…

— Так мы в тоннеле?..

— Поезд сошёл с рельс?

— Мы перевернулись!

— На нас напали!

— Мамочка!..

Росаура не чувствовала в груди чего-то очень важного. Сердца.

Она вспомнила Скримджера, как тот приставил палочку к горлу, и его рык разнёсся по всему пабу…

— Сонорус, — прошептала она. Следующий её вздох прокатился волной по всему вагону. Теперь её голос звучал в десять крат громче, но сразу же стало слышно всё её волнение, весь её страх: — Возвращайтесь в купе. Сейчас сюда прибудут мракоборцы.

Она сама чуть не оглохла от своего голоса, такого жалкого, срывающегося, ничуть не воодушевляющего. Но дети, в первый момент испуганно пискнув и зажав уши, наконец-то послушались: потянули друг друга обратно в купе, в коридоре остались только особенно… то ли непонятливые, то ли настырные. И с одной стороны, Росаура очень не хотела бы остаться в тёмном коридоре совершенно одна, но с другой… они ведь были дети. И это она их должна защитить… от чего бы то ни было.

— Мракоборцы? — подхватило несколько голосов.

Какая-то девочка, когда Росаура поравнялась с ней, воскликнула:

— С нами едут мракоборцы? Значит, это… значит, кто-то предполагал, что такое произойдёт?..

Прежде, чем Росаура придумала, что ответить, поезд как-то странно дёрнулся, а затем раздался пронзительный крик.

На секунду Росаура оцепенела. За эту секунду тот крик подхватила ещё десятка три голосов.

— Тихо!

Она бросилась в дальнее купе, ведь это оттуда доносились истерические рыдания. Ног Росаура не чувствовала. Не чувствовала почти всего тела. В груди — холод, поперёк горла — дикий страх. Но ведь она не могла не бежать туда, откуда доносился надрывный крик ребёнка.

Она отняла палочку от горла, направила её вперёд и заставила дверь отъехать.

Господи, помилуй...

Нет, она не увидела ничего, отчего бы её прошиб ужас. Белый свет с кончика палочки выхватил четыре перепуганных детских лица, все — зарёванные.

Совсем малыши.

— Что здесь у вас? Есть кто чужой?

— Да!

— Это шершень, он просто гигантский!

— Он подкрался из-за двери, у него склизкие руки!..

— Помогите!

— Мамочка!..

Огонёк на палочке Росауры разгорелся так, что осветил всё купе. Но кроме четырёх детей здесь никого не было, и на миг у Росауры отлегло от сердца. Она склонилась ближе к детям:

— Ещё раз, кого вы заметили и что он делал?

— Он протягивал свои руки, они все были в слизи!

— Он начал летать, у него такие ужасные крылья!..

— Да они сами не знают, о чём говорят, — прервала своих товарищей одна девочка и обратила к Росауре напуганный взгляд. — Сюда никто не заходил, только дверь распахнулась, и я увидела… Тоби…

— Тоби?

— Мой щеночек… Он попал под машину два года назад, он… я увидела его, какой он был… когда его сбила машина…

Из остекленевших глаз девочки полились слёзы.

И вновь крик.

Росаура вылетела из купе, не зная, что делать, не в силах совладать с ужасом, который захлёстывал её всё жесточе и жесточе…

Коридор озарила пара оранжевых вспышек. Кричала девушка, она же колдовала.

— Фу, фу, уйдите, уйдите! Мамочка, Ник, на помощь, их много, ай-ай-ай!..

— Трейси, чего ты орёшь, Трейси!.. Твою ж мать!..

Глухой мальчишечий голос весь задрожал и рассыпался недетскими ругательствами. Росаура добежала до девушки с парнем, но вновь ничего, кроме перекошенных от страха детских лиц.

— Тут было полным-полно крыс! — вымолвила девушка, содрогаясь от омерзения.

— Да какие нафиг крысы, Трейси! — пробасил её приятель. Он тоже казался напуганным до ужаса. — Тут был карлик. Мать твою, карлик!

— Карлик?.. — севшим голосом повторила Росаура.

— Да! — говорил мальчишка. — Да, гребанный карлик, как будто ему на лицо наступил кто-то, весь перекошенный, хуже гоблина, карлик, да блин!..

— Возвращайтесь в купе…

— Не-е-ет!

Кричала девочка. Совсем маленькая девочка. Девочка, которая зачем-то выскользнула в тамбур. Видимо, надеялась, что там найдет хоть немного света.

Росаура отворила дверь. Девочка сидела в углу, сжавшись в комок. Росаура провела палочкой по воздуху. Ничего. Никого. Только до смерти напуганный ребёнок.

— Ну, тише… Что, кого ты увидела?..

Девочка вся тряслась и мотала головой, не желая откликнуться. Росаура, ещё раз оглянувшись, подступила ближе и коснулась её дрожащего плеча.

— Всё хорошо, ты не одна. Посмотри на меня. Что тебя напугало?

Девочка чуть приподняла лицо. Её заплаканные глаза были выпучены от ужаса. Она смотрела не на Росауру. Она смотрела ей за плечо. И указала туда своим маленьким белым пальчиком.

Когда Росаура обернулась, она увидела высокую тень с черепом вместо лица.