Год Крысы. Дороги (гет)

— А я предлагаю Стефанию. Материнское сердце не обманешь. Кроме того, Бжезинские нам почти родня — его покойный брат был женат на моей двоюродной тётке.

— Дорогая, ничего не имею против. Просто Цисаржи аккуратней ведут свои дела, да и девица у них моложе. А ещё, мне кажется, после последнего приёма во дворце — ну, того, у Нариды, когда Альк напился — Стефания на него обиделась.

Альк уминал обед, делая вид, что диалог родителей его не касается.

— Да, Альк, ты вёл себя недопустимо, — сказала мама. — Танцы игнорировал, чуть не стащил у старого путника крысу, сказочника напугал так, что тот сбежал… Я понимаю, зимой у нас скучновато, но ты же Хаскиль, веди себя соответственно.

— Я Хаскиль и зимой, и летом, — заключил Альк, отправляя в рот кусок картофелины, присыпанной укропом. — А сказочник тот — мерзкий тип, я с ним встречался раньше, Невралием зовут. Таракан подлый! Клянусь, он надеялся, что после нашей последней встречи меня рассекли мечом… Он этому точно поспособствовал.

— Невралий выходит из моды, — с неохотой согласилась Анна Хаскиль. — Впрочем, он всегда нёс какую-то пафосную чушь.

— Спасибо, мама!

— Но это не означает, что мы должны перессориться с каждым приличным семейством в Саврии, — сказал Ром Хаскиль. — Ты уж определись, пожалуйста, какая из девиц тебе по душе, и не оскорбляй остальных. Думаешь, их отцы будут это терпеть?

— Да кого я оскорбил? — возмутился Альк. — Она сама напросилась на танец. Я не виноват, что вино было несвежим, и меня случайно стошнило.

— Я видел, как ты мешал его с пивом, — сердито заявил отец.

— Все так делают.

Госпожа Хаскиль закатила глаза.

— Может быть, в дешёвых кормильнях, но не на тсарском приёме.

— Нарида больше не тсарица…

— А тебе больше не шестнадцать. В твоём возрасте такие выходки не сходят с рук.

— Я не нарочно испортил ей платье. И вообще, что это за невеста такая, которая сбегает от… приболевшего жениха?

— А Свджетляна чем тебе не угодила?

Ром Хаскиль недавно навлёк на себя недовольство Цисаржей из-за земельных споров, но втайне надеялся примириться с ними с помощью семейных уз.

— Не нравится мне её имя, — Альк поморщился.

— Рассказывать девушке историю с расчленёнкой — это перебор, — с укором заметил отец.

— Она просила развлечь её чем-то интересным.

— Вырыванием кишок? Альк, я понимаю, ты всякого насмотрелся, но прибереги эти ужасы для своих друзей мужского пола.

— Им это скучно. А мне скучно, потому что они от такого не станут рыдать и кусать кулаки.

— Альк!

— Мама, ну стала бы ты рыдать от истории про вспоротого шпиона?

Анна Хаскиль лишь сердито фыркнула в ответ. Она понимала, что Альк развлекался и дурил, но это начинало отражаться на репутации семьи и ужасно раздражало.

— Выбери уже кого-нибудь, — мрачно сказал отец, морщась от изжоги. — Какой кислый соус… Надо попросить повара, чтобы больше его не делал.

— Папа, тебе нехорошо? — заботливым тоном спросил Альк.

— Бычий корень тебе в седло, — еле слышно выругался Ром Хаскиль, чтобы жена не услышала, и добавил погромче: — Двадцать шесть лет — и не женат. Скоро про тебя поползут нехорошие слухи, и невест сразу поубавится. Альк, ты думаешь, боги приготовили для тебя идеальную супругу? Чем раньше вы поженитесь, тем проще будет притереться.

— Тереться с ними я не против, но они все какие-то фальшивые и скучные, — сказал Альк и странно пояснил: — Фехтовать не умеют, уткам печень не вырезают, фольклор не чтят…

Хаскили-старшие переглянулись. Ром сердито нахмурился, но Анна положила руку ему на колено и улыбнулась.

— Сынок, — сказала она. — У нас уже есть один внук, а скоро, с помощью Божини, появится второй. Но они оба не Хаскили. У твоей сестры теперь новая фамилия. Это не делает её детей менее прекрасными и любимыми, но папу расстраивает. Наша семья ждёт и твоего продолжения.

— Мой мерзкий характер требуется размножить? — Альк скептически хмыкнул.

Отец всё-таки не выдержал и вспылил.

— Хоть бы ты вообще не забыл, как размножаться!

— Я помню. Вам доказать, что ли? Зовите служанку.

Старая и рябая Аглая, принесшая в это время пирог, поперхнулась и ускорила шаг.

— Похабник… Да если бы от этого не страдали дела, в том числе государственные, я бы так не суетился. Завтра составим список, и будешь выбирать. Хоть пальцем тычь, мне всё равно.

— Тебе легко говорить, — бросил запрещённый козырь Альк, — мама тебя обожает, а ты её боготворишь. Если бы вы подавали пример похуже, я бы давно выбрал себе кого-нибудь.

Анна Хаскиль благодушно рассмеялась, хотя прекрасно понимала, зачем сын льёт эту патоку.

— Болтун… Ну неужели тебя ни к кому не тянет?

Альк поднял на неё пристальный, тоскливый взгляд, и она вдруг испуганно умолкла.

— К Хольге, мольцом стану, — отшутился он, но мать уже не спускала с него настороженных глаз.

— Это, кстати, неплохое дело, но не для такого богохульника, как ты, — отец откинулся на стуле и вытер рот платком. — Альк, будь проще и практичней. Супружеские симпатии ужасно переоценены. Если тебе приятно взять девицу за руку, это уже победа. А если тебе хоть иногда с ней весело — можешь дальше не думать.

Альк так странно рассмеялся, что родители снова переглянулись.

— Ладно, уговорили, — заявил он. — Женюсь. Только можно сначала сыр доем?

Снегопадов не было больше недели. Обозы и телеги ездили почти во все стороны тсарства, и Альк решил завтра же поехать в Плынь. Он так соскучился по Рыске, что её волосы стали сниться по ночам: тёмный водопад на его груди и лице. Никакую другую девушку ему не хотелось взять за руку. Как просто, оказывается, сделать выбор — спасибо, папа!

В ту ночь Альк ворочался в постели, чувствуя, что его жизнь навсегда изменилась, будто клубок паутинок из тропинок рассыпался, оставив одну прямую дорогу. И ведь всё яснее ясного. С чего он решил, что Рыскина судьба — взбивать сметану и доить коз? Почему это ей не пойдут шёлковые платья и чулки? Чем она хуже любой из благородных девиц? Даже тсарь позволил себе выбрать в супруги ту, к которой лежит душа, а царям такое редко светит. Кто сказал, что Альк должен жить без сердца?

Назавтра Анна Хаскиль застала сына уже на пороге одетым в дорожную шубу и с голубиной клеткой в руках.

— Альк?

— Я уеду по делам на несколько дней, — буркнул тот как бы между делом.

— В Плынь?

— Да, двух голубей отвезу, заодно последние новости узнаю — в снегопад птицы могли и не долететь.

— Альк, но…

— Мама, не надо.

Анна Хаскиль очень не любила, когда её перебивали.

— Ты встречаешься с той глупой полукровкой? — спросила она без обиняков.

Альк недовольно вздохнул.

— Её зовут Рыска.

— Какое ужасное имя… Звериное.

Она сразу пожалела, что это сказала. Выражение лица Алька, и без того упрямое, стало упрямо-насмешливым.

— А Свджетляна лучше, да? Мама, давай не будем судить о людях ни по именам, ни по фамилиям.

— Тем более, что у Рыски нет фамилии.

— Есть. Приболотная.

— Прелестно, — Анна сложила руки на груди и горько усмехнулась. — Альк, я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Ну кто ещё предостережёт тебя от глупостей?

Он с сомнением глянул ей в глаза.

— Все только этим и занимаются. А кому-нибудь интересно, что нужно мне?

— Ну так расскажи мне, сынок.

Альк поправил ремень и бросил сквозь зубы:

— Она.

Долгая пауза закончилась печальным женским вздохом.

— Альк, а ты смотрел свои дороги?

— Конечно, — уверил он, — погода будет хорошая, но я решил не останавливаться в кормильне в Лешчиче — там сегодня что-то нехорошее затевается. Небось резня пьяная будет, а мне некогда туда лезть.

— Некогда? — удивилась Анна. — А хочется?

— Иногда — да.

— Альк, — она осторожно взяла сына за локоть, — ты же знаешь, что я не об этом.

Он тихо прорычал, злясь, что нужно объяснять очевидное.

— Мама, нет дороги с указателем «счастье тут».

— Значит, всё сложно, но ты опять летишь сломя голову навстречу проблемам? — её голос дрогнул от тревоги.

— Эти проблемы не из-за Рыски.

— Откуда ты знаешь?

Альк закинул в клетку меховую подстилку, чтобы голуби не замёрзли в дороге, и сказал:

— Можешь попросить Аглаю приготовить мне с собой еду? Я поеду через Орджынш.

Этот путь был длиннее, но по нему чаще ездили обозы, расчищая дорогу одиноким путникам. А ещё в Орджынше имелась отличная лавка одежды, в которой Хаскили-старшие никогда не отоваривались.

— Сынок, а вдруг для тебя появится срочное поручение? Ты вообще-то состоишь на тсарской службе и получаешь за это деньги.

— Зимой никого никуда снаряжать не будут. В любом случае, я вернусь через пару дней. А если задержусь — пришлю голубя.

— Точно? — вкрадчиво спросила мать.

— Обещаю.

— И не езди в снегопад, прошу. Недавно тётя Лаура рассказывала, что их племянник замёрз по дороге в столицу, тело случайно нашли через неделю… Ужас.

— Но он же не был видуном, — приободрил её Альк.

Анна Хаскиль знала много способов избавиться от «неправильной» невесты. Все были проверенные и действенные: подкуп, шантаж, дискредитация… Вот только применять их против собственного сына ей казалось неправильным, подлым и опасным делом. Узнает — обидится и больше не поверит.

— Почему ты хотел сбежать тайком? — с укором в голосе спросила она.

Он закатил глаза, сдерживая досаду.

— Я собирался выйти, проверить корову, взять голубей, а потом попрощаться. Мама, ну куда я сбегу без еды?

Она усмехнулась. Альк редко привередничал в еде, но с детства был сластёной.

— Мне всё ещё иногда снится, что я тебя потеряла...

Альк виновато отвернулся.

— Я вернулся и снова создаю проблемы, привыкай. Похоже, я одна большая ходячая проблема.

— Неправда. Ты чудесный, — она вытянула руку и сжала его ладонь. — Просто немного неприкаянный.

— И собираюсь это исправить в ближайшее время. Я тебя ещё приятно удивлю! Обними за меня отца.

— Хм. Угу…

Анна Хаскиль проводила долгим взглядом высокую фигуру в беличьей шапке и молча помолилась Хольге — и на всякий случай Сашию. Пусть они оба хранят её сына от опасностей, плохих дорог, опрометчивых поступков и несчастной любви. В конце концов, неважно, как её зовут — лишь бы не предавала.

* * *

В небольшой круглой комнате с низким потолком было так натоплено, что пятеро мужчин сидели в тонких рубахах, пили холодное пиво и всё равно потели — хозяин кормильни перестарался, пытаясь создать уют для важных гостей. Он заглядывал в комнату каждые четверть лучины, чтобы поменять блюда и освежить напиток в кружках. Когда он заходил, беседы предусмотрительно затихали, но ему и так было понятно, что серьёзные люди ведут серьёзный разговор.

Больше всех кипятился Симон Бжезинский.

— Одно дело обсудить всё с нами и дождаться одобрения, и совсем другое — действовать за нашей спиной, полагаясь на протекцию Нариды. Она всегда ему благоволила. Такое ощущение, что они любовники.

Будь Нарида тсарицей, никто не посмел бы высказать такую крамолу вслух, но теперь власть была в руках молодого тсаря Шареса и его супруги Исенары.

— Симон, ты кипятишься из-за излишней активности Хаскиля или злишься из-за Стефании? — спросил пожилой одутловатый мужчина со шрамом на лбу.

— И то, и другое. Они оба хороши, и старший, и младший. Ну надо же совесть иметь! Ром сам метит в Совет, а сыночка своего хочет пропихнуть в послы. А с нами посовещаться? Договориться, как мы будем вести дела? У нас тоже есть сыновья, да и сами мы не пальцем деланы.

По комнате прошёлся возмущённый ропот. Слово взял худой, начавший лысеть мужчина по имени Игнасий Сирохватский.

— Я согласен с Симоном — Хаскили всегда были пронырливыми, но с ними неприятно ругаться. Того и гляди получишь пинок под зад.

— Для этого мы и собрались, — Бжезинский допил пиво и стукнул кружкой по столу. — Вместе мы можем поставить их на место. Перестаём вести с ними дела, но не в открытую, а «вынужденно». Подвинем их, проигнорируем, подставим. Ром наметил несколько крупных покупок земли в Ринтаре — вы знали? И не где-нибудь, а возле моста через Рыбку, на западе. И на востоке, где может быть железная руда. Я тоже эти места изучал, но не думал, что так скоро буду жить в Савринтаре и смогу что-то приобретать у черноволосых.

— А Хаскиль будто знал, — проворчал Томаш Цисарж.

Он выглядел моложе остальных собравшихся, но на самом деле просто был жилист и силён. Его, как и Симона Бжезинского, сердил не только Хаскиль-старший, но и его сын Альк, наглец, каких свет не видывал. И что только его дочь в нём нашла? На последнем приёме он ужасно с ней обошёлся и довёл до слёз — и всё равно эта дура по нему сохнет. Для современных девиц чем наглее мужчина, тем интересней… Цисарж знал, что и Стефания Бжезинская имела виды на Алька Хаскиля, да только тот напился и прямо на балу облевал её платье.

— А он и знал, — сказал мужчина со шрамом. — У меня такое впечатление, что это был его план — свести Шареса с Исенарой.

— Ну это ты загнул… Такие дела просто так не вертятся.

— У Хаскиля всегда всё просчитано на три шага вперёд, и кроме запасного плана имеется третий.

— И девочек наших его сынок не уважает, головы им дурит и нос воротит, подлец. Думает, раз видун, ему всё можно.

— А между тем, его Пристань разыскивала за какое-то нарушение, а может, и преступление.

— Откупился, наверное.

— Бойкот им!

— Нет, тут надо поделикатней, а то как бы нам не остаться на задворках больших савринтарских дел…

В этот момент в комнату заглянул хозяин кормильни и принёс новый кувшин с пивом и поднос с копчёными бычьими хвостами. Он давно уловил знакомое имя «Хаскиль», и его мучило любопытство, отчего эти благородные савряне так взъелись на его давнего и щедрого клиента. Рассерженные и подвыпившие мужчины перестали деликатничать и, не обращая внимания на постороннего, как господа обычно не замечают слуг, продолжили ругать Хаскилей и новые налоги.

— Он ещё и льготу по пошлинам на лес получит, вот увидите, — проворчал Бжезинский, повернувшись к мужчине со шрамом. — А она вам, Севриным, давно была обещана.

Йожеф Севрин насупился и примолк. Такой подлости от своего старого друга он не ожидал. Ром Хаскиль тоже приторговывал лесом, но уже несколько поколений эта доходная сфера негласно находилась «под присмотром» семьи Севриных.

— Откуда такие сведения?

— У меня есть знакомые среди бывших ринтарских советников. Так вот, новому тсарю избранные и приближённые уже подавали прошения на льготы. В основном, ринтарцы, но Хаскиль туда пролез. Думает, пусть что-то достанется и ему, чем вообще никому из саврян, но мог бы и нам немного помочь. Так дела не делаются.

Севрин с сомнением прищурился.

— Если Хаскиль войдёт в Совет, нам от этого вреда не будет.

— Да любой из нас мог бы стать Советником по Саврии, — сказал Симон Бжезинский. — Мы должны были встретиться, всё обсудить и проголосовать. А потом все вместе «помочь» избранному.

— И это был бы Хаскиль, — заметил Севрин. — Я согласен, что Ром хочет быть хитрее всех, но он всегда был себе на уме, и его поздно учить скромности. Не отморозим ли мы себе жопы назло врагу? Ведь никто не гарантирует, что в новом Совете будут савряне. Конечно, Шарес молод и побоится ссориться с половиной своего разросшегося тсарства — кроме того, Исенара далеко не овечка, как многие думают, она потребует своё, — но с кого-то надо начинать. Не откусим ли мы сейчас руку, которая со временем может протянуть нам хлебушек и медок?

Томаш Цисарж покачал головой.

— Есть у меня нехорошее ощущение, что вся эта суета для Хаскиля — только прикрытие. Он задумал кое-что поинтересней.

— Например?

— С молодым тсарём происходит несчастный случай, и Исенара, отгоревав, находит себе саврянского мужа. А они с Хаскилем-младшим когда-то в детстве дружили.

— Что за бред? — Севрин поморщился. — Эта старая байка про убитого ринтарского принца никак не испарится. Сколько можно её мусолить? Ром прекрасно понимает, что его взбалмошный сынок не годится в тсари.

— Однако Хаскили когда-то правили Саврией и периодически этим кичатся. Кроме того, сынок может быть взбалмошным только для вида. Унижать наших девочек ему ничего не стоит, а с Исенарой он будет совсем другим, обходительным и разумным. А что ты думаешь, Скрыжан?

Йирж Скрыжан, до этого больше молчавший в белые усы, выразительно рыгнул и расправил плечи. У него был давний спор с Хаскилем-старшим по поводу поставляемой степняками пушнины. Впрочем, у каждого здесь сидящего могли отыскаться претензии друг к другу.

— Я считаю, что Рома Хаскиля надо проучить. А Совет без саврян не останется. Шарес ещё мальчишка и не захочет бунта. Раньше и у Витора, и у Нариды было по пять советников, значит, теперь в Савринтаре должно быть десять. Тсарю нужны наша поддержка и наши деньги, но больше всего ему нужен порядок, — за столом одобрительно зашумели. — Каждый из нас знает, на кого и как можно надавить, чтобы Хаскили перестали считать себя достойней других. А чтобы детали никуда не просочились, оставим их при себе. Нас пятеро, а он один.

— Может, стоит с ним поговорить? — с сомнением спросил Йожеф Севрин. — Пусть подвинется сам. Если мы начнём топить друг друга, по нашим спинам могут прошагать другие.

Но его не поддержали и решили скрепить благородную саврянскую дружбу жаренным на вертеле поросёнком.

* * *

Лешчич был маленьким саврянским городком, расположенным чуть северней Брбржыща. Ему повезло оказаться на пересечении сразу трёх дорог: из столицы на север, из приморских земель в Плынь и из района бывших медных рудников в сторону Холмогории. Зимой в нём, конечно, было потише, чем в другие сезоны, но даже в самые снежные недели по одной из дорог умудрялись пробираться обозы, а за ними и смелые всадники.

Кормильня «Кедрышка», не раз горевшая и сохранившая следы многих драк, была популярной благодаря внимательному и приветливому хозяину, честному повару и самым красивым в округе служанкам. Пиво там подавали так себе, вино не разбавляли только для своих, зато собачатиной и кошатиной никогда не кормили. Тушеные вороны в свекольном соусе были фирменным блюдом, благо этих тварей в ближайших лесах водилось несметное количество, твороги с клюквой подавались к медовухе, а пирог с печёнкой не заказывали только полные скряги.

Хозяин любил порядок, но в придорожной кормильне за всеми не уследишь, так что и драки тут частенько бывали, и посуду били, и мечами иногда махали. Тех, кто мог навлечь проблемы, хозяин чуял с порога.

Двое зашедших с утра посетителей сразу привлекли его внимание: плечистые, глаза бегают, в ножнах за поясом не мечи, а незаметные ножи. Сели за столик в углу и, просидев весь день, попросились на ночлег.

Назавтра повторилось то же самое, а затем их сменили двое других, не менее плечистых, и хозяин понял, что в его кормильне кого-то «пасут». Он уже хотел предложить свою помощь, потому что связываться с тайной службой не любил — кого-нибудь безнаказанно укокошат, посетителей распугают, урон не компенсируют, — но побоялся ввязываться в неприятности. Ну как слежка заказана за кем-то из постоянных посетителей, с кем хозяин дружен, или за богатеем, который потом и отомстить может за содействие «хорькам»?

Так они проторчали целую неделю, сменяя друг друга, пока один из «хорьков» наконец не подозвал хозяина и не спросил, давно ли здесь был Хаскиль.

Фамилия эта хозяину кормильни была, конечно, известна, да вот только приезжие сменялись каруселью, не представляясь. Подробно описав потенциальную жертву, «хорьки» добились лишь уверений, что такой молодой человек действительно частенько останавливается в кормильне по пути в Плынь и предпочитает воронам куропаток, а пирогу с печёнкой — капусту. Обозвав хозяина идиотом, шпионы продолжили наблюдение, поигрывая в карты, чтобы побороть скуку.

Служанки «хорьков» не жаловали, а когда один из них решил навязать самой красивой девице свою дружбу, в кормильне чуть не разгорелась драка, потому что девица эта уже была сосватана местному кузнецу, у которого в городке было много друзей.

— Что за дурь, — услышал как-то хозяин обрывок разговора, — почему мы сидим тут, когда известно, что у него в Плыни дом?

— Он же видун и почует опасность в доме.

— Нет, дело не в этом, — сказал третий. — В доме нападают на кого? На хозяина. А в кормильне — на случайного задиру.

Хозяин кормильни очень надеялся, что молодой Хаскиль нескоро захочет навестит свой дом в Плыни, но «хорьки» упрямо сменялись и не исчезали, так что «Кедрышку» наверняка ждали неприятные потрясения.