Как Амелия Боунс слепое правосудие зрячим делала и что из этого вышло (джен)

А ещё, когда они оказались у Гермионы дома, Гарри ждала министерская сова. В доставленном ею послании Гарри опять предлагали явиться пораньше. Только уже не на час, а на целых два.

Утром, в Министерстве, в атриуме их встретила мадам Боунс. Их, потому что его одного Гермиона, разумеется, не отпустила. Точнее, настояла на своей компании. Впрочем, Гарри и сам был не против, что бы она была рядом. А из атриума они спустились на лифте на самый нижний уровень Министерства и оказались в Отделе тайн. И уже там мадам Боунс познакомила Гарри с Главой отдела Солом Кроакером и вчерашним невыразимцем. Ну, тем который на заседании присутствовал. Откликался он, когда к нему обращались по... непонятно тут было. То ли прозвище, то ли так его должность назвалась. В общем, он потребовал, чтобы к нему обращались «Номер двадцать три». Видимо, поэтому-то, их и называли невыразимцами, потому что их никто не знал. Точнее, знать-то их знали, в их повседневной жизни. Но, вот то что люди, которых знали как Джона, Сару или Патрика, работают в Отделе тайн не знал никто. Единственным известным всем невыразимцем был Глава Отдела. Потому, что личностью он был публичной.

Оказалось, что попросили Гарри прийти пораньше не просто так, а потому что вчера Номеру двадцать три не понравились показания его магического сигнализатора. Который среагировал на Гарри. Ну, точнее реагировал он на проявления вредоносной магии, носителем которой оказался, почему-то, мистер Поттер. В общем, Гарри разъяснили ситуацию и попросили разрешение на его обследование. Поттер, разумеется, согласился и невыразимцы замахали своими палочками. Для начала, правда, им пришлось перейти в другое помещение, пол которого был исчерчен разными кругами, геометрическими фигурами и какими-то... Гарри назвал их "кракозябрами". А Гермиона пояснила, что никакие это не "кракозябры", а самые, что ни на есть настоящие, руны. Вот.

Невыразимцы посовещались и направили Гарри в центр одной из фигур. А затем Кроакер ткнул палочкой в одну из рун и запустил процесс. Тут же, в воздухе, появившись неизвестно откуда, повис лист пергамента, который стал заполняться текстом. Процесс длился недолго. Уже, после пяти минут стояния Гарри в центре этой фигуры он завершился и пергамент оказался у Кроакера в руках. Они, с Номером двадцать третьим, его прочли, а потом стали общаться на каком-то непонятном языке, слов которого разобрать было нельзя. И, только после того, как их разговор был закончен, они сообщили Гарри две новости. Одну, как водится, хорошую, а другую — плохую.

Плохой новостью оказалось то, что Гарри был хоркруксом. Правда, пришлось сначала объяснить и Гарри, и Гермионе, а что же это, собственно, за штука такая. Гарри, само собой, полученное известие сначала взволновало, а потом разозлило. Так что, пришлось Главе невыразимцев его успокаивать. Для чего он сообщил вторую новость. Хорошую.

— Да не злитесь вы так, мистер Поттер. Это, наоборот, очень здорово, что мы с вами пересеклись именно сейчас, до вашего семнадцатилетия, — успокоил его Сол Кроакер. — Видите ли, в семнадцать лет... хм-м... как бы сказать-то, чтобы попроще? В общем, в семнадцать лет у мага наступает совершеннолетие и происходит некоторое... закостенение, что ли, некоторых магических структур организма. И тогда бы, вам могла помочь только Авада. Теоретически.

— Как это? — уточнил Гарри. Он, когда услышал такое, то очень возмутился. Это получается что? Что, Дамблдор, оставляя его в неведение собирается подставить под Риддловску Аваду, так что ли? Вот ведь... козёл бородатый.

— Ну, — продолжил свои объяснения Глава невыразимцев, — видите ли, мистер Поттер, Авада воздействует на человека, примерно как поцелуй дементора. Только она выбивает душу из тела мгновенно, а дементор постепенно высасывает. Так вот, после Авады, когда ваша душа будет отделена от тела, имеется шанс, что осколок чужой души отвалится сам, автоматически, и тогда у неё появляется возможность вернуться в своё тело. Уже без довеска. Но, опять же, это всё в теории. Практически, как вы понимаете, никто этого не проверял.

— А сейчас мне что делать прикажете? — заинтересовался Гарри.

— Да ничего, собственно. Вам, — пояснил Кроакер, — нужно будет, всего лишь, на этот раз улечься в ритуальный круг, примерно на полчасика. А вот нам... Ну, мы, прямо сейчас, вызовем Номера третьего с парочкой его подчинённых и проведём ритуал.

Сам ритуал, как и обещал Кроакер, занял примерно полчаса. В тот момент, когда он начался, Гарри ощутил как его лоб в районе шрама, заледенел. А потом, как бы, взовался тысячью мелких осколков. Разлетевщихся во все стороны. И в том месте, где был шрам, появилсь ямка. Которая потом, как водой стала заполняться теплом. А когда она вся заполнилась, то и ритуал завершился.

Прервым делом, после окончания ритуала, Гарри ощупал свой лоб. Разумеется ничего чужеродного он там не обнаружил. Даже его знаменитый шрам выглядел теперь почти незаметно, как и положено старому и давно зажившему. В общем, перестал он сильно в глаза окружающих бросаться.

И, разумеется, сразу после ритуала Гермиона спросила у Гарри, как он себя чувствует.

— Чувствую я себя... странно, — ответил Гарри. — Знаешь, очень похоже на то, как будто бы груз с плеч сняли. Стало так легко, что вот сейчас возьму да и полечу без всякой метлы. И думаться стало гораздо легче. Кстати... — он вдруг замолчал, «погрузившись» в мысли.

Гермиона схватила его за руку и отконвоировала в кабинет Кроакера, куда он их всех пригласил. Сам же Гарри задумался настолько глубоко, что и не заметил как Гермиона привела его в другое помещение и усадила в кресло. К счастью думал Поттер не очень долго. После того как он «вынырнул» из своих размышлений, то осмотрелся, уяснил где находится, кто перед ним и, обратился к присутствующим.

— Леди, джентльмены, — начал он говорить, — у меня появились вопросы. На которые вы, вполне возможно, подскажете ответы. Вот смотрите, если уважаемый Номер двадцать три засёк на мне... э-э-э... плохую магию, то почему в Хогвартсе ничего такого нет?

— Как это, нет, мистер Поттер? — удивился Сол Кроакер. — Вообще-то Хогвартс, сам по себе является весьма... многофункциональным артефактом. И, разумеется, в него встроены функции не только определения наличия такой магии, но и защиты от неё. А вот в самом Министерстве такой функции нет. Потому что, в противном случае, магов с такими довесками нельзя было бы ни в здешнюю камеру определить, ни на суд представить.

— Вот как? — Гарри ещё на немного задумался. — Но, тогда почему?

— Почему что, Гарри? — спросила у него Гермиона.

— Почему я беспрепятственно нахожусь в школе, если я носитель тёмной магии? Почему в замок свободно заходит Малфой-старший? И ещё, почему в школе целый год преподавали: на первом курсе одержимый Волдемортом Квиррелл, а в этом году Крауч-младший под видом Аластора Муди? Как на территорию школы проникли дементоры? Ведь если такая зашита существует и работает, то меня просто-напросто должно было отшвырнуть от самых её границ. Да... даже в лодку сесть бы она мне не позволила. Ну, когда мы плыли к замку перед первым курсом.

Все удивлённо уставились на Гарри. Скорее всего, они просто, ещё не успели рассматреть этот вопрос с такой точки зрения.

— Э-э-э..., Гарри, — первой "отмерла" Гермиона. — А ведь тут, пожалуй, напрашивается сразу несколько выводов. Например, защита может не сработать потому что «сдохла», за давностью лет.

— Или же, ослабла настолько, что практически не действует, — включилась в разговор мадам Боунс.

— Ну, или тот, у кого есть право ею управлять, а в нашем случае это директор, ведёт свою игру и для этого «отключил» некоторые защитные функции, — внёс свою лепту Кроакер.

— И я кажется догадалась, почему он это сделал, — предположила мадам Боунс. — Из-за Снэйпа.

— А причём тут Снэйп? — спросили хором Гарри и Гермиона.

— Так ведь он тоже из меченных.

— Ну, если это так, — продолжил разговор Гарри. — То, тогда понятно, как дневник Тома Риддла в школе оказался. И, как он же потом василиска на учеников стал натравливать. Причём, почти только на одних магглорождённых.

Он было хотел продолжить рассуждения, но его перебила Гермиона.

— А вот тут я бы не была столь категоричной, Гарри, — выразила она свои сомнения. — Утверждаю, что это именно артефакт. Сам посмотри, во-первых, окаменела миссис Норрис, из-за которой ты, незадолго до этого, попал на отработку к Филчу. Во-вторых, Колин, который «задолбал» тебя, да и не толко тебя, со своей фотокамерой. Но, тебя — в первую очередь. В-третьих, Финч-Флетчли, который на тебя напраслину возводил.

— А ты и Пенни? — уточнил Гарри.

— Ну, Пенни просто за компанию под раздачу попала, а я... Видишь ли, Джинни очень хотела занять моё место рядом с тобой тогда, да и сейчас, сдаётся мне, не отказалась от своего желания. Так что, думается, всё спихивать на тёмный артефакт будет не совсем... корректно.

— Вот ведь... — возмутился Гарри. — Знаешь, Гермиона, что-то в последнее время рыжая семейка начинает нравится мне всё меньше и меньше. Даже близнецы. Ведь видели же в каком я был состоянии сразу после Турнира. И это не добавило им чести. Ну, то что они воспользовались моментом, чтобы мою призовую тысячу "выцыганить".

— Ладно, молодые люди, — вмешалась мадам Боунс. — Свои личные дела вы потом обсудите. Наедине. А сейчас нам пора в зал номер десять.

В зале, после того как все уселись на места, продолжилось заседание. А начала его мадам Боунс с опроса Хагрида.

— Скажите, мистер Хагрид, а как вы попали в дом Поттеров, в Годриковой Впадине? Ведь если мне не изменяет память, то дом был под Фиделиусом.

— Дык... это... Дамблдор, великий человек, дал мине прочитать пергамент с ихим адресом. Только кады я там оказалси, то никакого Фиделиуса-то и не было.

— Вот как? — удивилась мадам Боунс. И обратилась к Альбусу.

— А был ли он вообще, Фиделиус, если хранитель до сих пор жив? — спросила она у Альбуса. — Что вы на это скажете, мистер Дамблдор?

— Загадка для меня самого, — пожал плечами Альбус. — Сам до сих пор понять не могу.

— Ну, тогда позвольте я объясню, — Амелия иронично улыбнулась. — Вам, Великому магу.

Она вытащила из стопки пергамента один лист и продолжила говорить.

— Вот здесь у меня имеется заключение Отдела тайн, — показала она его Альбусу. — Не буду зачитывать его полностью, из-за обилия в нём научных терминов, понятных лишь узким специалистам, скажу только, что ничего необъяснимого в доме Поттеров не произошло. И, совершенно точно, что дело было не так как вы объяснили мистеру Поттеру. Что вы там сказали ему на его первом курсе?

Боунс достала ещё один лист из стопки и зачитала Альбусу его же собственные слова. Не зря же она вчера, помимо всего прочего ваяла у Гарри несколько воспоминаний.

— Твоя мать умерла, пытаясь спасти тебя. — процитировала она Дамблдора. — Если на свете есть что-то, чего Волдеморт не в силах понять, так это любовь. Он не мог осознать, что любовь — такая сильная любовь, которую испытывала к тебе твоя мать — оставляет свой след. Это не шрам, этот след вообще невидим... Если тебя так сильно любят, то даже когда любящий тебя человек умирает, ты все равно остаешься под его защитой. Твоя защита кроется в твоей коже. Именно поэтому Квиррелл, разделивший свою душу с Волдемортом, не смог прикоснуться к тебе. Прикосновение к человеку, отмеченному таким сильным и добрым чувством, как любовь, вызывало у него нестерпимую боль.

Она закончила читать и вновь заговорила с Альбусом.

— Так вот, мистер Дамблдор, — она пристально посмотрела на него сквозь свой монокль. — На самом деле, той ночью были проведены два ритуала. Ценой успеха которых явились две жизни. И не надо сбрасывать со счетов второго родителя. Отца Гарри, Джеймса. Именно его жизнь стала ценой за защиту, наложенную на Гарри. А Лили пожертвовала собой, чтобы обеспечить успех ритуалу Изгнания и Развоплощения. Но они... эти ритуалы... как бы сказать... вступили в противоречие с Фиделиусом. Вот тот и слетел.

— Что?! — возмутился Дамблдор. — Не может этого быть. Никогда не поверю, что Поттеры решились на запретные ритуалы.

— А вы их воскресите, предъявите обвинение и под суд отдайте, — со злостью бросила в ответ Боунс.

Дамблдор замолчал с «обиженным» видом. Нет, на самом-то деле он знал, что дело было не в материнской любви. Уж не настолько он был невежественный, что бы не знать таких вещей. Кстати, убеждая себя в том, что Гарри жизнено необходимо было поместить именно к его маггловских родственничкам, Дамблдор прекрасно осознавал, что лукавил сам с собой. Сделал он это, помимо всего, ещё и из мести. Разозлился он тогда, в восемьдесят первом, что Гарри жив остался. И, что Джеймс и Лили оказались не столь слепо преданными лично ему Дамблдору и решись на проведение таких ритуалов. Но, тщательно загонял это чувство вглубь сознания.

Поэтому, прямо сейчас он старательно изображал из себя «обиженного». Дескать, разочарован он сильно, что такие хорошие и «светлые» люди как Поттеры вступили на «запретный» путь.

Вот только, Амелии на его «обиды» было наплевать. Закрепляя эффект сказанного, она продолжила:

— Кстати, не соизволите ли уточнить, а не с вашей ли «лёгкой» руки, почти все ритуалы стали запретными? Здесь, у нас, в магической Британии, но не во всём остальном мире. И, не с вашей ли «лёгкой» руки у нас теперь запрещена абсолютно вся Магия крови? Из-за чего число выздоровевших в Мунго существенно снизилось. А, мистер Дамблдор?

После чего, на место свидетеля был приглашён Гарри и присутствующие выслушали рассказ о его приключениях на первом курсе. Благодаря наводящим вопросам, умело задаваемым Амелией, рассказ Гарри проходил чётко и без изложения не относящегося к делу. Рассмотрены были только главные события. Начиная с момента получения Гарри письма из Хогвартса, адресованного в чулан под лестницей. После чего были рассмотрены другие события. Полночная «дуэль» с Малфоем-младшим, квиддичный матч, визиты Гарри к Зеркалу Еиналеж, спасение дракончика Норберта и отработка в запретном лесу. И, само собой, заключительное приключение. Схватка с Квирреллом, одержимым духом Волдеморта.

Разумеется, Гарри в своём повествовании, не обошёл стороной участие в событиях школьных преподавателей. Особенно, в невыгодном свете, по итогам его рассказа, предстали Макгонагалл и Снэйп. Дамблдор, конечно, пытался убедить всех что его преподаватели являются крепкими профессионалами. И, что самое главное, он всецело доверяет профессору Макгонагалл, а профессору Снэйпу ещё... всецелее. Вот только аудитория тут была не та, чтобы безоговорочно с ним согласиться. А ещё члены Визенгамота были... шокированы, наверное, известием, что целый год их детям преподавал Тот-Самый-Который. И что он, как оказалось, не умер в ту ночь. И, что надо же что-то делать, чтобы предотвратить его возвращение. И, кто виноват в том, что до сих пор ничего не делалось?

— Кстати, мистер Дамблдор, — задала ему вопрос Боунс, — если послушать мистера Поттера, то в школе был спрятан Философский камень Николя Фламеля. Но, вот такой у меня в связи с этим появился вопрос. Как это он так прокололся? Фламель, я имею в виду. Целых шестьсот лет он успешно предотвращал попытки желающих завладеть его камнем, а тут вдруг раз и испугался какого-то Этого-Самого. Уж прежним-то Тёмным Лордам, нынешний и в подмётки не годится. А он всех их пережил.

Боунс остановилась, чтобы перевести дух, и задала ещё пару Альбусу вопросов.

— Вы тут в чём пытаетесь нас убедить, мистер Дамблдор? В том, что проживший шестьсот лет Фламель идиот и трус, а вы, проживший всего сто лет — гений. Эдакий новый Мерлин. Поэтому, именно вас Фламель попросил присмотреть за его камнем?

— Фламель мой друг. Мы с ним вместе работали, — со снисходительностью в тоне пояснил Дамблдор. — К тому же, это я победил Гриндевальда. Которому, как вы говорите Волдеморт не чета.

— А Фламеля? — не дала ему оставить за собой последнее слово Боунс. — Его вы, случись что, тоже смогли бы победить?

После чего она закрыла сегодняшнее заседание и все отправились по своим делам.