Яблоко Гесперид (гет)

Джинни шла по совершенно темному коридору. Когда свет, сочившийся снаружи, померк, она прошептала: «Люмос». На идеально ровных стенах галереи высветились высеченные заклинания, с которыми Джинни никогда в жизни не сталкивалась. По мере того, как она углублялась в коридор, четкие ровные буквы заклинаний постепенно вытягивались в острый готический шрифт, тот в свою очередь уступал место греческим и финикийским письменам. Дойдя до иероглифов, Джинни сообразила, что проделывает своеобразный путь назад во времени, возвращаясь к истокам письма, чар и магии. Когда впереди показалась пещера, пиктограммы на стенах были столь древние, что их едва можно было рассмотреть.

Плескавшееся посередине пещеры чистое озеро иллюминировало мягким голубым светом. Джинни не остановилась, пока вода не достигла ее бедер. Она сбросила отяжелевшее платье и продолжила путь нагишом, углубляясь в озеро по пояс, затем по шею и, наконец, поплыла. Она нырнула под воду с головой, и на минуту ее охватил ледяной холод. Однако уже в следующее мгновение Джинни вынырнула, чувствуя себя очищенной, хотя и не могла определенно сказать, от чего именно. Она вышла из воды, удивляясь теплоте, исходящей от стен пещеры и, проведя рукой по волосам, обнаружила, что те опять вьются. Однако она все еще оставалась блондинкой; очевидно, вода смыла все наложенные заклинания, но не справилась с магловскими средствами маскировки. Наконец она добралась до круглого помещения, посередине которого пылал огромный костер. От возбуждения по коже Джинни побежали мурашки.

* * *

Драко лениво взмахнул волшебной палочкой. На стенах коридора высветились заклятия, высеченные многими поколениями волшебников, бывшими тут до него. Он ускорил шаг, зная, что его ожидает в конце прохода. Достигнув пещеры с озером, он быстро разделся. Люциус Малфой когда-то объяснял, что одежда, в которой волшебник начинает свою брачную церемонию, является воплощением прошлого. Драко был уверен: его прошлое настолько темное, что, сделай он еще шаг, — отяжелевшая одежда тут же утащит его под воду. Он полюбовался отражением своего стройного, безупречно сложенного тела, затем нырнул в воду и быстро переплыл на другую сторону озерка.

Перед тем как направиться в следующую пещеру, Драко собрался с духом. Шагая по проходу, он чувствовал возрастающее тепло. Его не удивляло ощущение жарких поцелуев по всему телу, сопровождаемых томными прикосновениями. Вокруг него буквально клубились воспоминания о женщинах, с которыми он когда-то был, ощущение их прохладной нежной кожи, рук, определенно знающих его тело. Драко вдохнул, пытаясь собраться с мыслями. И тогда его сознания коснулись воспоминания о тех ночах, которые он провел с Джинни. У него перехватило дыхание.

«Черт возьми, я хочу ее. Я хочу ее прямо сейчас. Что со мной случилось, почему я ждал?»

Драко заставил себя идти дальше. Его желание постепенно начало спадать, пылающая кожа остыла. Здравый рассудок взял верх.

«Потому что знал — она достойна этой... этой чертовой церемонии».

Последний поцелуй, и воспоминание об их сплетенных телах улетучилось, оставляя Драко в одиночестве. Он с облегчением вздохнул.

Наконец Драко вошел в низкое помещение, в центре которого пылал костер. К нему подошли трое юношей, каждый из которых в руках держал большую чашу. Они все были необычайно бледными, с волосами чернее ночи. Несмотря на то, что на теле юношей вырисовывалась женская грудь, они, вне всякого сомнения, были мужского пола. Один взгляд на их нежные и одновременно резко очерченные лица вызывал неловкость. Драко уставился на их странные тела, стараясь не опускать взгляд.

* * *

Джинни неуверенно пялилась на гермафродитов. Что-то в их почти змеиных движениях вызывало у нее смущение. Когда они начали покрывать ее тело золотой пастой, Джинни приятно удивилась их нежным, умиротворяющим прикосновениям. Затем эти странные существа пропитали ее волосы ароматическим маслом и жестом показали, чтобы она шла через огонь.

«Не бойся огня, он ненастоящий. То есть настоящий, но он тебя не обожжет. Просто это еще один ритуал очищения», — вспомнила Джинни напутствия Нарциссы.

Она встала напротив костра и, закрыв глаза, шагнула вперед. Языки пламени тут же скользнули по ее волосам, поднимая пряди вверх и закручивая их в сложные орнаменты. Огненные кольца обвились вокруг рук и ног, однако, когда Джинни вышла из огня, ни один дюйм ее кожи не был опален. Девушка очутилась в маленькой круглой комнате — последней на ее пути. Мраморные стены помещения тут же преобразились, превращаясь в высокие витражные окна, уходящие в головокружительную высоту. В центре освещенной цветными стеклами комнаты стоял человек, с ног до головы укутанный в мантию, сотканную, казалось, из света. За ним Джинни разглядела, как в комнату вошел Драко. Неожиданно осознав свою наготу, она инстинктивно прикрылась руками — тот факт, что они с Драко провели не одну ночь вместе, даже не пришел ей на ум. Малфой ее движение заметил. Его тело было все еще напряжено после путешествия, в мозгу крутились воспоминания об их совместных ночах. Ухмыльнувшись, он покосился на Джинни. Та ответила ему широкой улыбкой и убрала руки, чувствуя, как затвердевшая золотая паста обтянула ее тело, словно вторая кожа. Драко игриво облизнул губы. Джинни показала ему язык.

«Мерлин, мы что, действительно женимся?», — размышляла Джинни, не зная, то ли ей удивляться, то ли смириться с этим.

«О, да», — только и смог подумать Драко.

— Драко, сын сыновей Луга (1) Мал-Фуа, — произнес кристально чистый голос. Фигура в мантии протянула руку в сторону Драко, а затем, повернувшись к Джинни, продолжила: — Джиневра, дочь дочерей Вегойи (2) Вэссил.

Драко и Джинни шагнули в центр комнаты, оказываясь лицом друг к другу, разделяемые только «жрицей», как ее называли в своих рассказах Нарцисса и Люциус.

— Плоть от плоти человеческой, чистокровный потомок волшебного рода, Драко, сын Луга Мал-Фуа, находишься ли ты здесь добровольно и осознанно? — нараспев спросила жрица.

— Да, — прозвучал уверенный ответ Драко.

— Согласен ли ты, Драко, сын Луга Мал-Фуа, делиться с этой девушкой своим кровом и пищей, окружать ее любовью и заботой?

— Да, — повторил он.

— Защищать и поддерживать, любить ее и детей, рожденных ею, согласен ли ты, Драко, сын Луга Мал-Фуа?

— Согласен.

Жрица повернулась к Джинни и обратилась к ней с теми же вопросами. Джинни отвечала тихо, но уверенно: да, она согласна. Жрица возвела руки вверх, и с цветного потолка опустился довольно длинный разукрашенный кинжал. Он повис в воздухе напротив жрицы, а та тем временем жестом пригласила Джинни и Драко подойти. Драко шагнул вперед и схватил кинжал, а Джинни протянула ему свою руку. Взяв ее за запястье, он одним быстрым движением сделал на ее коже неглубокий надрез, и из него тут же закапала кровь. Одарив Джинни непроницаемым взглядом, Драко передал ей кинжал. В ее взгляде мелькнула тень безрассудного удовлетворения, пальцы уверенно сжали рукоятку.

Джинни полоснула ножом быстро, умело, немного смягчая излишний напор. Драко едва вздрогнул, когда лезвие прорезало его кожу и плоть, и Джинни восхитилась его самообладанием — жаль, конечно, что она не могла перерезать ему горло, однако и руку поранила не самым нежным движением.

Кинжал стал плавиться, превращаясь в светящуюся веревку и обвивая руки Драко и Джинни до тех пор, пока их порезы не прижались друг к другу и кровь не смешалась.

— Дети эпохи такой древней и темной, что едва ли можно представить, желаете ли вы соединиться ради жизни?

— Да, — ответили они одновременно, и вокруг их рук до самых плеч обвились тонкие светящиеся щупальца.

— Дети ночей таких сладких и ясных, что вы едва ли когда-нибудь такие пережили, хотите ли вы соединиться ради надежды?

— Да, — прозвучал их ответ, и щупальца пробежали по их груди, достигая самого сердца.

— Дети приходящих и уходящих времен года, дети увядающих цветов и созревающих плодов, дети животных убитых и рожденных, дети явлений таких замечательных, что трудно вообразить, желаете ли вы соединиться ради любви?

— Да, — ответил Драко, подавляя желание фыркнуть, услышав слово «любовь». Щупальца тут же скользнули по его лицу и вонзились в глаза. На короткое мгновение у Драко мелькнуло видение: он держит Джиневру в объятиях, ее лицо искажено яростью, а вокруг головы пылает яркий ореол рыжих волос. На его собственном лице — маска безупречного спокойствия, за которой он обычно прячет свою боль.

— Да… — повторила Джинни после секундного колебания. Оставалось только молиться, что это обещание не слишком ее обяжет. Как только щупальца света добрались до ее глаз, она тут же увидела рыжеволосую женщину с круглым животом, молча смотрящую на своего мужа. Его серые глаза не выражали ровно ничего, в то время как ее потерянный, полный боли взгляд говорил о неудавшихся попытках, о нежеланной беременности и сквозь все это пробивалась искорка подавляемой любви.

Пылающие щупальца стали тускнеть, и Драко с Джинни, наконец, смогли открыть глаза. Они смотрели друг на друга, словно представ перед будущим, словно только теперь осознав, что связали себя друг с другом, возможно, на всю жизнь. Они встали, все еще держась за руки, и, не оглядываясь, вышли из комнаты в страхе утратить то, что только что обрели. Они вышли из темных галерей с их иероглифами, бирюзовыми озерами и кострами, прямо в ночь, встретившую их свежим влажным воздухом и усыпанным звездами небом. Джинни вдохнула и взглянула вверх, где темные ветви деревьев окаймляли небосвод. Драко обнял ее за талию, прижал к себе и горячо поцеловал. Она инстинктивно подалась ему навстречу.

Как только Драко и Джинни вышли из подземелья, воспоминания об их видениях тут же исчезли.

Они аппарировали в Мэнор.

* * *

Тела Драко и Джинни окутывала только темнота — в простынях они больше не нуждались. Его тело, влажное и блестящее от пота, нахлынуло на нее, словно волна на песчаный берег. Ей хотелось улыбаться, смеяться и стонать, когда он заполнял ее. Невероятно, но ей действительно нравилось чувствовать его в себе, однако это изумление быстро ушло, уступая место необычайному удовольствию. Драко доводил ее до грани снова и снова, подпитывая то наслаждение, которое нарастало внутри нее, пока его собственные ощущения не вспыхнули подобно взрыву. Последний сильный толчок, он застыл, чувствуя, как она сжимается вокруг него, и, наконец, обессиленно на нее упал. Джинни лежала, обвивая его тело руками и ногами, и боялась пошевелиться, не совсем осознавая, что она только что пережила.

Драко несколько раз вздрогнул, передавая ее коже последние импульсы удовольствия, сковавшего их сильнее, чем она могла себе представить. Наконец, он выскользнул из нее и заключил в объятия. Джинни нежно прикоснулась к его губам, а затем погрузилась в дрему, позволяя ему одному наслаждаться этой новообретенной частичкой магии. Губы Драко тронула слабая улыбка.

«Не знаю, кто был у тебя первым, — думал он, — но с ним ты осталась девственно невинной, так и не познав удовольствия. Я исправил эту ошибку».

Он знал, этого было достаточно, чтобы связать двух людей воедино. Такие вещи были известны еще задолго до Христианства и его идеализации девственности, где первому разу уделялось такое важное значение.

* * *

Джинни протянула руку Адриану Прюитту, проклиная судьбу за то, что он оказался самым близким родственником мужского рода для Малфоя. Она знала, что за вуалью ее трудно узнать, вдобавок Прюитт никогда ее не встречал в прежней жизни, однако Джинни не могла унять свою тревогу. Они медленно двигались вдоль нефа, за ней тянулся шлейф платья. За алтарем их дожидался Фролло Яксли, министр по делам чистоты крови, облаченный в темно-красную мантию, слева от него стоял Драко. Резкие черты Малфоя смягчились от изумления и радости при виде Джинни, глаза жадно следили за каждым ее движением.

Все вокруг утопало в прозрачном полумраке: густая листва над Ривенделлом заслоняла полуденный свет. Приблизившись к Драко, Джинни тайком огляделась, надеясь, что вуаль надежно скрывает ее лицо. Мало кто из богато одетых гостей был ей знаком, но и те, которых она знала, не доставляли большой радости. Здесь были Беллатрикс и Рудольфус Лестрейндж — когда-то жестокие и изнуренные, их лица теперь расплылись благодаря нескольким годам респектабельного существования. Вместе с ними пришли их дочь Сесилия и маленький Лео. Рядом с Сесилией стояли Вивиан Сильверспринг, трое молодых людей, которые, похоже, были ее братьями, и их родители — все высокие, светловолосые, точь-в точь эльфы. Нарцисса Малфой — само очарование — держалась по-королевски, однако не могла оторвать взгляда от своего сына. Любовь и чувство гордости, которые она испытывала по отношению к нему, были столь очевидны, что этого не мог не заметить никто.

На другой стороне нефа стояли Блейз и Каталина Забини. Темнокожая, с ясными глазами, мать Блейза была поразительно красива. Дальше стояли молодая женщина в бежевом платье, оттеняющем ее шоколадную кожу, и мужчина, по-отцовски обнимающий ее за плечи. Скорее всего, это Серафина и мистер Забини, предположила Джинни, и внутри нее немедленно зародилась глубокая неприязнь и ревность. Ведь она заметила, каким тоскующим взглядом Серафина смотрела на Драко. Панси Паркинсон с обеих сторон поддерживали явно отчаявшиеся родители. Вокруг глаз девушки залегли темные круги, ко всему прочему, светло-зеленое платье придавало ее лицу болезненно-бледный оттенок.

Позади них были видны Гойлы, Крэббы, Дэвисы, Голдстейны и еще несколько человек, похоже, тоже учившихся когда-то в Хогвартсе. Но, несмотря на то, что на свадьбе присутствовало около двухсот гостей, единственным родственником Джинни, к сожалению, был Адриан Прюитт — седовласый, с кое-где еще пробивающимися рыжими прядками волшебник. Он и передал Джинни Драко, перед тем поцеловав ей руку. Жених запечатлел четыре легких поцелуя на пальчиках своей невесты, а затем повел ее к алтарю, где они опустились на колени перед Фролло Яксли. Министр смотрел на них поверх своего кривого носа, скосив глаза, что придавало его лицу слегка сумасшедший вид.

— Дамы и господа, добро пожаловать на праздник бракосочетания Драко Малфоя и Джиневры Вэссил, — голос Яксли резал слух, словно тупая бритва. — Этот мужчина, потомок самого знатного чистокровного семейства, является примером...

Джинни быстро перестала слушать евгеническую проповедь старика, чувствуя, как вскипает от его хвалебных речей по поводу чистокровности жениха и невесты и значения сего факта для будущего всего магического общества. Драко расслабленно играл с ее пальцами; он старался подавлять вздохи, зная, что большинство гостей жадно следят за каждым их движением и проявление скуки на собственной свадьбе окажется грубой ошибкой.

— ...согласны ли вы взять в жены Джиневру Вэссил?

— Да, — сразу же ответил Драко.

— Джиневра Вэссил, согласны ли вы взять в мужья Драко Малфоя?

— Согласна, — ответила Джинни, возвращенная в реальность голосом Драко.

Яксли прошептал: «Nuptaligo»(3), и вокруг их палочек, парящих над алтарем, образовалась сфера. Она тут же начала сдуваться, покрывая палочки своими серебристыми стенками.

— Объявляю вас мужем и женой, — провозгласил Яксли, и серебряное сияние на палочках погасло.

Зал взорвался аплодисментами. Драко помог Джинни встать и поднял вуаль. Он взглянул в ее карие глаза, а затем запечатлел поцелуй на ее неуверенно улыбающихся губах. Джинни пылко ответила на поцелуй. Когда аплодисменты начали утихать, молодые повернулись к гостям и улыбнулись. В тот момент они были поразительно похожи на Нарциссу и Люциуса Малфоев.

На гостей посыпались лепестки белых цветов. Драко и Джиневра Малфой двинулись по проходу — она, заключенная в его объятия, он с довольным блеском глазах. Со всех сторон сверкали вспышки, озаряя счастливую пару ярким светом.

Лучезарно улыбаясь, Нарцисса сжала руки Драко и Джинни.

— Я так счастлива, — тихо произнесла она, ее глаза искрились неподдельной нежностью.

Драко почтительно поцеловал матери руку, но Джинни, неожиданно поддавшись чувствам, заключила свекровь в теплые объятия. Сначала ей показалось, будто она обнимает деревянную куклу, тонкую, хрупкую, напряженную, но когда Нарцисса расслабилась, Джинни почувствовала, что она чего-то достигла. Драко наблюдал за женщинами с легким волнением. Подскочивший к нему Блейз Забини весело хлопнул его по плечу и поздравил с женитьбой на такой прекрасной ведьме.

— Ты ее не знаешь, — прорычал Драко, однако под его раздраженным тоном явно слышалось, что он доволен.

— Не знаю, — рассеянно согласился Блейз, хотя весь его вид говорил о том, что он не разделяет мнение Драко, — не знаю...

Драко принял поздравления Горста, Каталины и Серафины Забини, последняя из которых не переставала тоскливо пялиться на жениха.

— Мегера, — шепнул ей на ухо Блейз и добродушно усмехнулся над слепой влюбленностью своей младшей сестры. За Забини следовало семейство Паркинсонов, которое выразило свое теплое отношение к Драко, но никак уж не к Джинни. Они вспомнили старые добрые времена, и Панси даже порозовела от удовольствия, заметив, что Джинни оставлена в стороне. Молодая госпожа Малфой спокойно оглядывалась по сторонам и широко улыбалась окружающим ее людям. Внезапно врезавшееся в Джинни маленькое тельце едва не вышибло из нее дух.

— Спасибо, спасибо, спасибо, — бормотал Лео Лестрейнж, обняв руками ее бедра и уткнувшись носом ей в живот.

— Привет, — теперь уже искренне улыбнулась Джинни. — Что случилось, малыш Лео?

— У меня получилось вызвать Синее пламя, — прошептал он. — Правда, оно было не синее, а розовое, но ведь это не так важно, правда?

— Разумеется, нет. Поздравляю, — ответила Джинни и, нагнувшись, взъерошила ему волосы.

— По-моему, это он должен тебя поздравлять, — послышался глубокий, звучный голос.

Джинни подняла голову и уставилась в темные, запавшие под тяжелыми веками глаза Беллатрикс Лестрейндж. Женщина была одета в темное платье сливового цвета, густые блестящие локоны спускались вниз по спине. Стоящий рядом Рудольфус Лестрейндж смотрел на Джинни со зловещей ухмылкой. Его глаза были ясно-голубыми — Лео явно унаследовал цвет глаз у своего отца. Что-то в грубых чертах Рудольфуса, в его горбатом носе, впалых щеках и агрессивно сжатых губах вызвало у Джинни чувство дискомфорта, и она торопливо повернулась к Сесилии Лестрейндж.

— Поздравляю, — произнесла та, и ее каштановые волосы скользнули по тонким плечам, наполовину скрывая лицо, подобно темной завесе. Джинни не была уверена, насколько Сесилия похожа на своих родителей, так как часто за ее сдержанными, отчужденными манерами пробивались вспышки жестокости, делающие ее схожей с Беллатрикс.

— Спасибо, — несколько раз повторила Джинни, поскольку к поздравлениям Сесилии присоединились и ее родители. Беллатрикс раздраженно пихнула Лео вперед, и они все шагнули в сторону Драко. К Джинни тем временем подошли Буллстроды и Гойлы, поздравляя невесту так, словно они знали ее всю свою жизнь. Панси Паркинсон, Миллисент Гойл и Ромильда Нотт набросились на нее, словно стая неудовлетворенных эриний (4).

— Поздравляю, дорогая, — промурлыкала Ромильда, наигранно пылко целуя Джинни.

— Присоединяюсь, — Миллисент охватила ее своими большими руками и поцеловала ее в обе щеки. Панси Паркинсон держалась поодаль, как обычно глазея на Джинни со смесью неприязни и грусти. Наконец она подошла к невесте и взяла ее за руки. Темно-лиловые глаза Панси встретились с янтарным взглядом Джинни.

— Ты ведь понимаешь, что я никак не рада твоему замужеству с Драко, — медленно начала она, впервые за их знакомство озвучивая свое недовольство, — потому что он должен был жениться на мне. Я не могу себя заставить пожелать вам счастливого брака, да и не буду. Однако знай, я справлюсь со своей обидой, и единственное поздравление, которого ты от меня дождешься — это поздравления с тем, что ты сумела-таки охомутать Драко.

Джинни стояла, потрясенная смыслом слов Панси. Она попыталась представить, как бы она сама себя повела, появись из ниоткуда какая-нибудь таинственная девица и уведи у нее Гарри, даже если бы все на свете желали, чтобы Джинни стала миссис Поттер. И она поняла. Джинни обняла Панси, и та, хоть и напряглась, но неловко ответила ей тем же.

Вивиан Сильверспринг поздравила Джинни отрепетированной складной речью и представила ей своих братьев Гэвейна, Гахери и Гарета. Все трое поклонились, и на их красивых лицах появились совершенно одинаковые ненатуральные улыбки. Джинни ответила им тем же, затем, не переставая улыбаться, повернулась к остальным гостям, продолжая со всеми здороваться, пока у нее не заболели челюсти. Наконец поток поздравляющих иссяк, и все направились в обеденный шатер.

Измученный болтовней старых отцовских друзей и их жен, Драко выбрался из толпы и отыскал Джинни. Она как раз обменивалась поцелуями с Лорелеей Прюитт — своей кузиной, которая даже не подозревала об их родстве, да еще имела несчастье родиться сквибом. Джинни часто навещала эту девчушку, когда наведывалась в МЦДИ.

— Сохрани свои поцелуи для того, кто в них больше нуждается, женщина, — прорычал Драко.

— И кто же это? — невинным голосом осведомилась Джинни, обивая руками его шею.

Драко прижался к ее губам, и из горла Джинни вырвался тот особый стон, означавший, что она довольна. Она рывком прижалась к нему всем телом, и Драко, осознав вдруг, что стягивает с нее платье, оборвал поцелуй.

— Пошли, — хрипло произнес он, — ужин без нас не начнется.

— Я не голодна, — надула губки Джинни, — по крайней мере, если говорить о еде.

Его глаза, потемневшие от желания, умоляли ее прекратить. Джинни широко улыбнулась, погладила его по щеке и, схватив за руку, потащила в обеденный шатер.

Они присоединились к своим гостям, собравшимся под навесом из каскадов ткани. Драко и Джиневра уселись рядом друг с другом за главным столом, рядом с сыном расположилась Нарцисса, а возле Джинни — Блейз. Джинни теперь начала понимать, как гриффиндорцы заблуждались насчет дружбы Малфоя с Крэббом и Гойлом. Они полностью просчитались, поскольку абсолютно очевидно, что если кто и мог быть другом Драко Малфоя, так это Блейз Забини.

Когда начали подавать закуски, Блейз прекратил разговоры с Панси и, поднявшись, постучал волшебной палочкой по винному бокалу.

— Дамы и господа, приветствую вас на свадьбе Драко и Джиневры Малфой! — начал он, улыбаясь милой улыбкой и широко раскинув руки. — Мне очень приятно присутствовать здесь, в вашей компании, в их компании, на празднике единения, которое сулит немалое благополучие всему волшебному обществу. — Его речь напоминала проповедь Фролло Яксли, однако говорил он с тенью насмешки, поэтому Джинни заинтересованно прислушалась. — Я встретил Джиневру несколько недель назад, и, должен сказать, Драко, ты сделал правильный выбор. Разве кто-нибудь из вас видел более очаровательную женщину? Посмотрите на нее и ответьте мне. Вам когда-нибудь в жизни приходилось встречать волшебницу такой поразительной красоты, такую остроумную и одаренную природной грацией... — Нарцисса кашлянула. — Ах, да, правильно... Я же шафер Драко, а не подружка Джиневры... Итак, как я и говорил, мы с Драко были друзьями с самого рождения. Если точнее — с его рождения, так как я старше, и соответственно умнее, привлекательнее, красивее, что не помешало ему увести у меня из-под носа большую часть девушек в Хогвартсе и после его окончания. В любом случае, мы росли вместе: учились ходить, играть в квиддич, колдовать палочками, и не только колдовать — помнишь, Драко, чем заканчивались эти игры?

Нарцисса и Каталина Забини обменялись веселыми взглядами, прекрасно понимая, о чем речь. Тогда они были не особенно рады при виде палочек, торчащих из носа Блейза и уха Драко.

— Мы открыли для себя девушек тоже одновременно. Сесилия, я должен тебе сказать, мы оба ужасно сожалеем о том, что обрезали когда-то твои косички. Панси, мы правда не хотели, чтобы ты упала тогда с домика на дереве, но ты должна признать, что сама напросилась, постоянно нас задирая... Но все это теперь уже неважно, так как мы все быстро стали образцами зрелости и добродетели. В Хогвартсе нас, гм... прибрали к рукам, однако они хорошо подготовили нас к вступлению в настоящую жизнь.

«Интересный эвфемизм, объясняющий издевательства над младшими студентами как подготовку к вступлению в ряды Пожирателей Смерти. Я бы сама лучше не придумала»,-подумала Джинни.

— Но когда мы выбрались оттуда, мда... — беспечно продолжал болтать Блейз, — вот это были деньки. Ты встал у руля империи Малфоев, я начал вникать в тонкости работы своего отца, а в конце недели мы встречались, чтобы пожаловаться друг другу на свои дела, а затем отправлялись громить пабы по всему миру.

Несколько человек фыркнули от смеха — они или сопровождали парней в их похождениях, или читали о них на следующее утро в газетах.

— Но это нас кое-чему научило. — Гости недоверчиво заулыбались, — нет-нет, я серьезно. Во-первых, даже самая трудная работа — ничто по сравнению с похмельем; во-вторых, настоящие друзья всегда остаются рядом несмотря ни на что. Панси, Сесилия, Вивиан, спасибо, что обездвижили нас, когда мы ради смеха собирались пробежаться по магловской части Лондона голышом. В-третьих, мы научились слушаться старших, особенно тогда, когда они говорили, что смешивание Огневиски с Перечным Зельем — идея неудачная.

Лицо Драко приобрело слегка зеленоватый оттенок, поскольку он все еще помнил, каковы последствия этой смеси. Вивиан и Миллисент, не сдержавшись, прыснули.

— Затем умер Люциус, — резко проговорил Блейз, погрустнев, — и Драко перестал с нами выходить. Фактически он остановил наши гуляния. Больше не было ни ужинов, ни танцев, ни сумасшедших вечеринок... Он по-прежнему прилежно работал, но затем пропадал. Как-то совпало, что именно в это время мне удалось удержать возле себя девушку дольше месяца. Но даже это не стоило того вида мрачной печали, который преследовал Драко, словно тень. Джиневра смогла — я уже говорил, какая она прекрасная женщина? — Джиневра смогла вернуть того Драко, которого мы все знали.

Джинни внимательно посмотрела на Драко. Как могло случиться, что из всех людей именно ей удалось изменить такого непоколебимого и хладнокровного человека? Со слабой улыбкой на губах Драко смотрел прямо на Блейза, не выказывая ни одобрения, ни недовольства его словами. Нарцисса с удовольствием отметила, что ее усилия не остались незамеченными.

— С тех пор, как он встретил тебя, Джиневра, он стал появляться на приемах Панси, он был у Рудольфуса на дне рожденья и его видели на нескольких матчах по квиддичу. Черт! Да он даже сам устроил вечеринку! Даже две, если считать свадьбу. Конечно, кто-то заметит, что он не напивался вздрызг за эти прошедшие недели или что он не увел у меня девушку, но мы уже работаем над первой проблемой, а что касается второй, тут у меня есть чем ответить — девушки-то у меня нету. Вот, я признался, и теперь я надеюсь, что он прекратит скакать и ухватится за свою очаровательную жену покрепче, а то в противном случае это сделаю я.

Гости засмеялись и захлопали в ладоши, а Драко крепко обнял Блейза.

Джинни тем временем гадала, кто из ее друзей мог бы сказать речь о ней. Луна? Нервы у гостей не выдержали бы. Нефер Эймон? Семья Джинни вряд ли оценила бы его рассказ о тех нескольких годах, что они провели вместе в Хогвартсе... В конце концов, она бы скорее выбрала Гермиону, чей здравый ум и проницательность нарисовали бы вполне приемлемый, соответствующий реальности портрет. Проницательность Гермионы помогала им не один раз, в разных ситуациях...

* * *

Джинни уже отправилась в Дурмстранг, осунувшаяся и истощенная сутками хриплых рыданий.

Гермиона лежит на кушетке, глядя на колдографию, где снята вся семья Уизли, Гарри и она сама и вспоминает то время, когда они с Роном поняли, что могли бы быть друг другу больше чем друзья. Она смотрит долго и внимательно. Она не может поверить, что большинства из них не стало за одну единственную ночь. Она даже не думает о чувствах Гарри или Джинни, уверенная, что их боль подобна ее боли — бесконечная, неповторимая, не нуждающаяся в сочувствии.

Короткий резкий стук в дверь.

Она тащится к выходу. Сейчас ей действительно все равно, кто это. Может это они пришли за ней, как уже приходили за ее любимым человеком и его семьей, однако это уже не имеет значения. Ничто не имеет значения. Поэтому она открывает дверь и оказывается лицом к лицу с Перси Уизли.

Как он выжил? Это первая злобная мысль, пришедшая ей в голову.

Однако в его лицо уже успело въесться мрачное отчаяние, и он молит «пожалуйста», поэтому Гермиона впускает его в квартиру. Она даже позволяет ему сесть на ее кушетку, даже если и придется его убить после всего. В его запавших глазах, на изнуренном лице иногда вспыхивает печаль. Перси заламывает руки. Губы Перси дрожат. Вина прямо-таки записана на каждом дюйме кожи Перси, и Гермиона понимает это.

— Это моя вина, — хрипит он.

И только тогда Гермиона осознает, что не в силах поверить ему. Ей надо узнать больше, однако она намеренно говорит то, что он хочет от нее услышать.

— Почему?

— Скримджер. — Его голос пуст, как и он сам.

— Но Темная Ме...

— Ты что, не понимаешь? — шипит Перси. — Я был Хранителем их Тайны. У тебя на шее медальон, а в нем бумажка, с которой ты читаешь «Нора», когда хочешь туда попасть — это я написал. Ты не можешь мне не верить. Посмотри сама.

Перси погружает два пальца в рот и достает оттуда черную пульсирующую нить. Он протягивает ее Гермионе, которая знает, что только глубокое горе позволяет волшебникам достать подобные воспоминания прямо из горла. Она знает также, что такие воспоминания невозможно подделать. Они являются такой частью человеческого существования, что лишиться их — то же самое, что вырвать себе глаз. Почти трепетно Гермиона берет пульсирующую память двумя пальцами. Она идет в спальню и склоняется над своим думосбором, присланным ей профессором МакГонагалл после закрытия школы. Змейка воспоминания падает в клубящиеся омуты. В гостиной в этот момент слышится звон бьющегося стекла.

Гермиона бежит туда, а там — разбитое окно, и несколько осколков на полу. Она подбегает к окну. В комнату врывается холодный январский ветер. На восемь этажей ниже, на замерзшем тротуаре распласталась темная фигура, больше похожая на сломанного паяца.

— Пакуйся! — визжит Гермиона и бросается в спальню, где одежда уже начинает сворачиваться, а мебель сжиматься.

_________

(1) Луг («Сияющий») — один из наиболее значительных богов племени Туата Де Дананн в ирландской мифологии, имеющий солярную природу.

(2) Этруски верили, что их религия была открыта им в древности провидцами, двумя главными из которых были Тагет и Вегойя.

(3) Nuptaligo — образование из двух слов: nupta — брачный, ligo — узы.

(4) Эринии — в древнегреческой мифологии богини мести. В римской мифологии им соответствуют фурии.