Яблоко Гесперид (гет)

— Поворачивай налево, — прошептала Джинни нерешительно остановившейся девчушке. — Там принц-лягушка попросит тебя вернуть ему золотой шар, это же лучше, чем подстригать ногти на ногах у человека-тыквы.

Девочка улыбнулась Джинни лучезарной улыбкой и по ее совету свернула налево. Леди Малфой продолжила свой путь, ежась от холода и колючих ветвей ежевики. Неожиданно за спиной зашуршали листья, и Джинни, выхватив палочку, развернулась.

— Кто ты? — крикнула она, ненавидя себя за страх. Ведь, скорее всего, это какой-нибудь ребенок. — Покажись!

Никто не ответил, но в ее сторону двинулась тень. Зная, что заклинанием она может причинить кому-то вред, Джинни не решалась произнести даже «Люмос».

«Что же делать?»

— Брось, дорогая... Ты ведь знаешь, кто я, — произнес глубокий голос, в котором проскальзывали нотки веселья и...

«Жестокости? Мерлин, помоги мне... Неужели?.. Нет, только не Том. Не может быть. Что же теперь делать?»

Притаившийся в темноте Драко прислушивался к ее мыслям.

«Думай, Джинни, думай».

«Джинни?» — удивленно подумал он. Имя показалось знакомым.

— Хватит, — произнесла она вслух, однако голос ее дрогнул. — Пожалуйста, выйди из тени.

«Пожалуйста, прошу, прошу, выйди», — с нарастающим отчаянием думала она.

Драко чувствовал исходящие от нее волны ужаса. Он на секунду задумался, что еще можно почерпнуть из ее безумных мыслей, однако, почувствовав, что она на грани срыва, выступил из тени.

— Что за игры? — крикнула она, заметив его удовлетворенный взгляд. Двигающийся кошачьей поступью Драко был так похож в этот момент на Тома Риддла, что Джинни напряженно застыла.

«Том Риддл? — уловив ее мысль, поразился Драко. — Откуда она знает настоящее имя лорда Волдеморта?»

— О чем ты говоришь, Джиневра? Я всего-навсего разыскивал тебя, — ответил он. Любая женщина пришла бы в дикий восторг из-за того, что ее разыскивает сам Драко Малфой, однако оказалось, что в настоящий момент об этом известно только ему одному.

— Ты испугал меня, — резко ответила Джинни. Она чувствовала, как кровь понемногу приливает к онемевшим конечностям, однако сердце все еще бешено металось по грудной клетке.

— Я не хотел, — бессовестно солгал он. — Как мне загладить свою вину?

Идя на поводу у собственных желаний и полагая, что знает, чего хочет его жена, Драко запустил пальцы в волосы Джинни и притянул ее к себе. Это всегда срабатывало с другими женщинами.

— Просто извинись, — пораженная его поведением, ответила она.

В ее потемневших глазах мерцали медно-красные отблески, цвет платья неимоверным образом смешивался с оттенком ее волос и теперь, в лучах заходящего солнца, она выглядела словно золотое изваяние.

«Я точно где-то встречался с ней раньше», — подумал Драко. Мысль была абсурдной, но его не покидала уверенность в своей правоте.

— Малфои не извиняются.

— Конечно же нет, с чего бы это? — в голосе Джинни прозвучали металлические нотки. — Мне нужно убедиться, что все дети добрались до центра лабиринта.

Она развернулась и зашагала прочь.

— Ты была права, — крикнул ей вдогонку Драко.

Джинни замерла.

— Ты о чем?

— Ребенок Лестрейнджей.

— Лео, — поправила она. Черты ее лица смягчились.

— Он вернулся. Ты выиграла пари.

Драко осторожно двинулся в ее сторону. Глядя на него, Джинни улыбнулась уголком губ: на Драко было трудно злиться, в особенности, если он этого не хотел, — намного труднее, чем, скажем, искренне его ненавидеть.

«Да, именно это я и делаю. Ненавижу его», — подумала она.

— Драко Малфой, неужели ты только что признался, что был неправ?

— Нет, — ответил он вкрадчиво, скользя ладонью по ее бедрам. — Я просто признаю твою правоту. А теперь можешь позаботиться о безопасности детей, пока я буду следить, чтобы ты нечаянно не прокляла какого-нибудь несчастного прохожего, замершего в ступоре при виде твоей неземной красоты.

Драко поднял бровь, и она засмеялась. Сигнал перемирия был подан, и он поцеловал ее. Джиневра как всегда ответила со всей страстью, хотя чувствовалось, что она немного напряжена из-за предстоящего праздника.

«Лео... Не поранился... Лорелей...» — уловил Драко обрывки ее мыслей между стонами удовольствия. Не желая отвлекать Джиневру от ее прямых обязанностей, которые она воспринимала так близко к сердцу, Драко прервал поцелуй и повел ее по лабиринту. Он попытался еще раз проникнуть в ее сознание, но в этот раз оно оказалось наглухо запечатанным.

В последующий час они столкнулись с еще несколькими озадаченными детьми. Все они были целы и невредимы, только немного сбиты с толку то загадкой фей, то шумным исчезновением упыря. Драко и Джинни быстро двигались по освещенным гигантскими светлячками тропам лабиринта. На промерзшую землю падали дрожащие тени колючих веток ежевики, похожие на огромные шипы. Драко заметил, что Джинни поежилась. Он наложил на ее мантию согревающее заклинание и поставил себе на заметку купить ей новую. Джинни ему улыбнулась, и они продолжили свой путь.

Прочесав внешние уровни лабиринта, Джинни успокоилась и заявила, что об остальном позаботится команда Анджелы, после чего они оба аппарировали в центр лабиринта. Им оказалась большая квадратная площадь, по углам которой, потрескивая, горели четыре костра. В их свете волшебники и волшебницы устанавливали тяжелые деревянные столы. Между столами и скамьями Панси Паркинсон и Вивиан Сильверспранг волшебными палочками выводили на земле толстые борозды. Увидев чету Малфоев, Панси закончила заклинание и подошла к ним.

— Все готово, Джиневра, — сказала она. Неприязнь, которой ее голос сочился первые недели помолвки Драко и Джиневры, бесследно исчезла. — Вивиан выводит последние руны, но я в этом деле абсолютно бестолковая, поэтому больше ничем не могу помочь. Когда прибывают наши семьи?

— Спасибо. Постой... Наши семьи? — удивленно переспросила Джинни.

— Паркинсоны роднятся с Карлайлами, Хопкинсами, Диггори... — начал перечислять Драко.

— Ноттами, Забини и Крэббами. Я уверена, где-то есть связь и с Малфоями, но не в последних четырех поколениях, — закончила Панси с тенью улыбки на лице. — Возможно, в следующий раз.

— Возможно, в следующий раз, — согласился Драко. Ему понравилось вежливое поведение Панси по отношению к Джиневре.

Джинни, при мысли о том, что ее дети могут иметь что-то общее с детьми Панси, содрогнулась. Ей вообще не понравился намек на то, что она будет вынашивать детей Драко, хотя сама идея ей не показалась такой отталкивающей, как прежде.

— Прюитты не придут. Сомневаюсь и насчет Лестрейнджей. Собственно, Эйвери, Крэббы, Гойлы и Розье тоже отказались присутствовать. Но родители остальных вроде будут здесь, — известила Мллисент, заглядывая в маленький блокнот.

— Спасибо, Милли, — к их маленькой группе присоединилась Вивиан. — Пентаграмма готова. Ты уверена, что это все? Никаких порошков, растений, зелий?

Джинни покачала головой.

— Все больше зависит от времени года и душ временно вернувшихся на землю умерших, чем от нас. Полагаю, мы будем просто... смотреть. Пентаграмма — это словно окно, позволяющее нам увидеть то, чего обычно мы не видим.

— Они будут такие же, как при жизни? — настороженно поинтересовался Драко.

— Не знаю, — ответила Джинни, — до недавних пор у меня никто не умирал.

От ее слов повеяло леденящим холодом, и это почувствовали все собравшиеся.

«Интересно, — подумала Ромильда Нотт, — не чувство вины ли заставило Драко задать этот вопрос?»

Если все, на что намекала Джиневра, было правдой, он по понятным причинам должен был избегать встречи с призраком Люциуса. И, тем не менее, лорд Малфой совсем не выглядел обеспокоенным, когда обратился к одной из нянек с вопросом, где угощение и почему его так долго нет.

— Домовые эльфы все доставят с минуты на минуту, лорд Малфой, — ответила молодая девушка, почтительно опуская глаза и стараясь не пялиться на его красивое лицо. Джиневра тем временем колдовала над тыквами, привезенными из Малфой-Мэнора, заставляя эти огромные оранжевые овощи парить прямо в воздухе. Неожиданно на столах появилось несметное количество разноцветных блюд. Между множества деревянных кубков и глиняных тарелок, заполненных початками кукурузы, небольшими тыковками и конфетами, горели расставленные свечи. Джинни, улыбаясь, повернулась к Драко.

— Ты думаешь, им это понравится? Здесь, в центре, им никогда не предлагали подобные лакомства, а конфет тут столько, что всем хватит еще на несколько недель!

— Кто ты, как не ангел? — усмехнулся он и поцеловал ее в лоб.

— Не передергивай. Тебе не понять, каково это — оказаться на вечеринке, где можно есть конфеты, не ограничивая себя!

— Ты права, я не понимаю, — без тени сожаления согласился он. Неожиданно его внимание привлекли желтые фантики, надпись на которых гласила: «Всевозможные Волшебные Вредилки: Канареечная помадка». На Драко накатила волна тошноты, и он с отвращением отбросил конфету.

«Кто-то опять открыл этот магазин?»

Драко постарался сохранить невозмутимый вид, однако душу пронзило не свойственное ему чувство сожаления или вины. Надо будет попросить своего секретаря, чтобы он разузнал о магазине.

Тем временем народ прибывал. В основном все оделись в черные мантии, однако были и исключения. Джорджиана Диггори, например, нарядилась в серое платье и сверкала украшениями, сделанными изо льда. Аманда Карлайл облачилась в травянисто-зеленый наряд и украсила запястья бледно-желтыми розами, а в ее собранных на затылке волосах, словно в гнезде, восседала кукушка.

Джиневра отошла от Драко и теперь стояла в стороне от увеличивающейся толпы, на самом краю пентаграммы. Опустив голову, она глубоко о чем-то задумалась. Драко, ни секунды не колеблясь, потянулся к ее сознанию. Джиневра резко подняла голову, прищурившись, огляделась, одновременно в ее руке появилась палочка. Посчитав, что момент неподходящий, Драко отступил.

Неожиданно послышался вскрик — это группа ведьм приветствовала Элизабет Диггори, выходящую из лабиринта под аплодисменты взрослых. Джорджиана Диггори, обычно спокойная и сдержанная, подбежала к сестре и заключила ее в крепкие объятия. Ее реакцию многие могли бы посчитать ненормальной: то, как она лихорадочно гладила волосы девочки, выглядело как-то неестественно. Однако все помнили другого Диггори, которому в похожем лабиринте повезло гораздо меньше.

Зеленые глаза Элизабет Диггори светились от счастья. Она направилась во главу детского стола, а за ней последовали родители, гордые достижением своей дочери. И не имело значения то, что она вряд ли использовала магию, или то, что большую часть лабиринта она преодолела с двумя своими друзьями, с которыми рассталась только в конце, чтобы не разочаровывать своих родителей. Элизабет весело провела время, а эмоции в глазах миссис Диггори, Джорджианы и леди Малфой вполне искупили тот страх, который она испытала.

— Смотрите, там Лорелей Прюитт, — покричал кто-то при виде рыжеволосой головки, показавшейся из зарослей ежевики. Глаза девочки возбужденно блестели, когда она огляделась, словно надеясь кого-то увидеть.

Джинни прямо почувствовала, как болезненно сжалось сердце девочки, когда она осознала, что ее родители так и не появились. Завидев Джиневру, одиноко шагавшую ей навстречу, Лорелей испытала легкое разочарование, однако уже через мгновение широко улыбалась.

— Ева и Лео идут следом, — собщила Лорелей Джиневре.

За их спиной радостно зашумел Хопкинс, словно его дочь единолично выиграла Кубок факультета. Джиневра грустно подумала о Лео: его родители, также как и родители Лорелей, так и не показались на празднике, чтобы поздравить своего сына. Джинни наклонилась и крепко обняла Лорелей.

— Кажется, девочки берут верх, — прокомментировала Вивиан Сильверспринг, когда Ева Хопкинс бросилась в объятия родителей.

— Ничего удивительного, — заметила Панси Паркинсон, не забыв еще, как бывало в Слизерине: в то время как мальчики только и умели болтать попусту, девочки творили истинные дела. Разве что кроме тех случаев, когда за дело брались Драко Малфой и Блейз Забини.

— ... а потом человек-тыква сказал, что я должна подстричь ему ногти на ногах, а ты бы их видела — они все такие грязные и пожелтевшие! Поэтому я сказала: «Нет, я не буду», но он ответил, что у меня нет выбора. И тогда я использовала заклинание «Petrificus Totalus», и оно сработало! — радостно взвизгивала Лорелей.

— Потрясающе! Полная парализация тела. Довольно сложное заклинание, знаешь ли.

— Да! А вместе с Гретель мы выяснили, какие части пряничного домика ядовиты, — заклятие «Revelio» помогло выявить компоненты. В дверях, окнах и дымоходе была зубастая герань, так что мы не смогли бы пройти дальше никакими путями. Поэтому мы отломили кусочек от ступенек и часть ежевичной стены рухнула. В этом месте мы разделились.

— Revelio? По-моему, я училась этому заклятию только на третьем курсе, — произнесла Джинни, будучи неуверенной, учила ли она подобное заклятие вообще. Эти дети учились таким вещам...

Неожиданно она вспомнила о Лео Лестрейндже, который, наверное, уже достиг центра лабиринта и теперь стоит в одиночестве, никем не встреченный, даже ею. Джинни огляделась. Он стоял в сторонке, оживленно болтая с Драко, присевшим рядом с ним на корточки. У Джинни в груди потеплело. Когда Драко поднял голову и их глаза встретились, она одними губами произнесла задушевное «спасибо». В ответ он всего лишь изогнул бровь.

Дети продолжали прибывать на площадку, нередко сопровождаемые одной или двумя няньками. Все они выглядели довольными собой. После принятия родительских поздравлений, на которые старшие дети реагировали с возмущением, все спешили к столам, где из рогов изобилия фонтанами сыпались конфеты. Они уже начали бросаться друг в друга карамельками, когда Анждела Бъёрк заявила, что все на месте и никто не пострадал. Она кивнула Драко, который, в свою очередь, громко кашлянул. Шум немедленно прекратился.

— Дети, я вас поздравляю, — неожиданно тепло произнес Драко. Джинни такое его обращение к детям-сквибам очень обрадовало. — Добираясь сюда самостоятельно, вы проделали отличную работу. Уверен, ваши родители очень вами гордятся — неважно, здесь они или нет, — подчеркнул он, подмигнув при этом Лео Лестрейнджу. — А теперь угощайтесь, пока не наступит полночь.

Все последовали его совету, и вскоре по кругу из рук в руки пошли миски с тыквенным супом, сладкой картошкой и индейкой. Со стороны детского стола слышался смех и возбужденные рассказы о приключениях в лабиринте. Дети, казалось, совсем забыли о взрослых, сидящих у соседних столов. Наверное впервые в жизни они не обращали внимания на людей, которые отвернулись от них когда-то, выяснив, что их отпрыски лишены магии.

Взрослые волшебники, однако, тоже выглядели расслабленными, словно их совсем не пугала скорая встреча с мертвыми. Джинни догадывалась, почему некоторые персоны так и не появились на празднике. Многие из них, по слухам, относились к Пожирателям Смерти, иные принадлежали к ним совершенно явно. Было очевидно, что они не желали встречаться лицом к лицу с призраками своих жертв. Что касается себя, Джинни не знала, чего ожидать, и с нарастающей тревогой наблюдала за текущим временем.

Драко тем временем обсуждал с Гахери Сильверспрингом и Леандером Карлайлом реформы британской судебной системы, предложенные и поддерживаемые министром магии. Несмотря на участие в беседе, он отчетливо чувствовал приближение полуночи. Все вокруг него стало острым и ясным, словно вырезанным бритвой. Драко всюду стал чудиться образ отца: то в эльфийских чертах Гэвейна Сильверспринга, то в мелькающих тенях, то в бушующем пламени костров, очерченных полукругами рун. Джиневра положила руку на его бедро и прошептала:

— Нам пора. Хочешь, чтобы правила объяснила всем я?

До Драко не сразу дошел смысл слов Джиневры, так как все свое внимание он немедленно переключил на то место, где лежала ее рука. Он кивнул.

— Леди и джентльмены, — обратилась она ко всем, поднимаясь с места, — через несколько минут часы, если они у нас есть, пробьют двенадцать. Как я понимаю, многим из вас уже известны ритуалы праздника Самайн, но здесь еще есть дети, поэтому я объясню правила. Кто желает участвовать, прошу пройти вон туда. — Она указала на круглую площадку, расположенную в углу пентаграммы. — Это самое близкое место к центру, где вы можете стоять. Ближе уже нельзя, потому как там может быть опасно из-за особой магии и временно утончившегося барьера между жизнью и смертью. Пентаграммы, вычерченные вокруг костров, защитят вас от призраков. Если вы решите на них встать, духов вы не увидите, но также не сможете почерпнуть у них силу. Остальной участок, расположенный между призывающей и охранными пентаграммами, нейтрален. Возможно, то тут, то там вы увидите мелькающих духов, может быть, вам даже удастся заполучить частичку их магии, но результат в любом случае не гарантирован. Для тех, кто никогда не делал этого прежде, я предлагаю или держаться поближе к кострам, или выстраиваться в линию вдоль магической пентаграммы призыва, но не оставайтесь в нейтральной зоне слишком долго, вам ясно? — она вопросительно взглянула на детей.

Они закивали головами. Некоторые волшебники сразу же прошли в основную пентаграмму и жестами поманили своих детей, призывая присоединиться. Те неуверенно повиновались. Джинни одарила взрослых злым взглядом, а затем улыбнулась тем детям, родители которых отсутствовали. В глубине души она надеялась, что дети поймут, — они сами должны сделать свой выбор. Джорджиана Диггори встала рядом с охранным костром, однако ее родители нетерпеливо подтолкнули Элизабет в направлении основной пентаграммы, прежде чем удалиться вслед за старшей дочерью. Ева Хопкинс, которая стояла рядом со своими родителями, поймала Элизабет за руку, и они ободряюще друг другу улыбнулись. Лео Лестрейндж гордо промаршировал в призывную пентаграмму. Джинни догнала его и схватила за руку; ее второй рукой вскоре завладела испуганная Лорелей Прюитт.

— А за чью руку буду держаться я? — язвительно поинтересовался Драко. Джинни одарила его насмешливым взглядом, но не шевельнулась.

— Может, за мою? — спросил кто-то тихо.

Джинни и Драко удивленно обернулись и увидели Нарциссу Малфой, облаченную в темно-серую мантию. На ее шее и в волосах мерцали нити черного жемчуга. Она все еще пребывала в глубочайшем трауре, и Джинни потрясла та боль, которая, казалось, волнами исходила из нее. Драко немедленно подошел к матери, взял ее за руку и позволил ей опереться на его плечо, пока они шли к пентаграмме.

Джинни стояла очень тихо. Волшебники, не впервые праздновавшие Самайн, почувствовали внезапный холод, пронзивший конечности; все вокруг, казалось, замедлилось и приобрело сверхъестественную четкость. Ярко желтое пламя костров задрожало, поутихло, а затем запылало серебристыми бликами. Из центра пентаграммы выстрелил столб света. Наступила жуткая тишина.

Светящийся столб начал медленно раскачиваться, образовывая тонкий конус, который, вращаясь вокруг своей оси, стал расширяться. Наконец он раскрылся словно цветок, распластав лепестки на земле сквозь фигуры людей, стоящих в пентаграмме. Всех осветило бледным синеватым светом. Из центра пентаграммы стали выступать тени. Некоторые из них, не обретя ясных очертаний, двинулись в сторону лабиринта, другие толпились в пятиугольнике, явно разыскивая свои семьи.

— Ох, Виолетта, — прошептала Панси Паркинсон призраку подростка со вздернутым носиком и копной вьющихся волос. Призрак медленно протянул руку к щеке Панси. Этот жест выявил на его руке вырезанные руны. Панси, рыдая, опустилась на землю.

Волшебники вокруг нее один за другим утирали слезы. В основном всех посещали иссохшие старухи и сгорбленные старики, но тут и там можно было разглядеть сорокалетнего мужчину, хлопающего своего живого брата по плечу, или маленького мальчика, обнимающего своего двоюродного брата, потерянного во время нападения Пожирателей Смерти.

Драко и Нарцисса, побелевшие как мел, глядели на приближающегося Люциуса Малфоя, выглядевшего живее живых, если бы не бледная прозрачность. Он нежно коснулся ладонью щеки Нарциссы, всматриваясь в ее большие голубые глаза, заполненные слезами. Драко Малфой смотрел на родителей, чувствуя в груди щемящую боль и жалея, что не умеет плакать. Горечь тугим комом собралась в горле, отравляя мозг печалью, но никакие слезы не могли его от этого избавить.

Лео Лестрейндж неуверенно пялился на призраков. Многие из них, проносясь мимо, окидывали мальчика испытующими взглядами, а затем, словно обвиняя в чем-то, показывали угрожающие жесты. Лео бы уже давно потерял всю свою смелость, однако его сдерживали ощутимые потоки магии: его тело пронизывала плотная масса чистой энергии, и она, несомненно, исходила от призраков. Лорелей Прюитт открыла глаза и обнаружила перед собой два совершенно одинаковых удивленных лица. Двое молодых парней, явно близнецы, поочередно показывали то на нее, то на Джиневру, рука которой в ее ладошке задрожала.

Первым к Джинни пришел призрак Билла, одной рукой защищающе обнимая Флер. Она шла медленно, осторожно, ее живот с двойняшками внутри был огромен. Флер чмокнула Джинни в обе щеки и улыбнулась ей той абсолютно божественной улыбкой, какой умеют улыбаться только беременные женщины. Билл заключил Джинни в объятия, и она почувствовала, как от его прикосновения по телу пробежал холодок. Покрытое шрамами лицо Билла разгладилось, и он улыбнулся ей сдержанной, смиренной улыбкой. Фред нежно подтолкнул Джинни в плечо, а Джордж попытался взъерошить ей волосы и смутился, когда у него не получилось запустить пальцы в ее прическу; у Джинни в горле застрял смешок. Близнецы положили руки ей на плечи и уставились на нее испытующим взглядом. Такими серьезными Джинни их еще никогда не видела. Быстро обняв сестру, близнецы испарились.

Перед ней предстал Перси, с осунувшимся от чувства вины лицом. Он резко обнял Джинни, и она почувствовала в этом жесте такие несвойственные Перси отчаяние и слабость, что по щекам покатились слезы.

Следующим показался Чарли. Он быстро заключил сестру в объятия, и Джинни опять улыбнулась: будь Чарли настоящим, его объятие сокрушило бы ее. Удивленно взглянув на Лорелей, Чарли помахал рукой кому-то за своей спиной, словно приглашая подойти, а затем погладил Джинни по щеке.

К ней метнулся пухлый призрак Молли Уизли. Она попыталась заключить дочь в невесомом объятии, но затем, отказавшись от этой затеи, миссис Уизли вытерла глаза рукавом и обхватила ладонями лицо Джинни. Та в свою очередь наклонила голову вперед. Молли поцеловала дочь в лоб, крепко ее обняла, поколебавшись, еще раз обняла, затем быстро поцеловала удивленную Лорелей и умчалась прочь. За ней появился Артур Уизли. Его глаза сияли гордостью, и, как и любой гордящийся отец, он заключил Джинни в объятия. Она отпустила ручки Лео и Лорелей, чтобы обнять его в ответ, но он, грустно покачав головой, отступил назад.

Наконец показалась долговязая, неуклюжая фигура Рона, потерявшего уже черты подростка и только-только начавшего превращаться в мужчину. Он нежно ей улыбнулся; такой же улыбкой Рон встретил ее, когда она очнулась после происшествия в Тайной Комнате. Улыбкой, означавшей: «Прости, я не смог тебя защитить». Улыбкой, означавшей: «Я слишком тебя люблю, чтобы понять, что для тебя лучше». Джинни горячо обняла брата, и на мгновение ей показалась, что она чувствует его.

Неожиданно Рон вздрогнул, словно о чем-то вспомнив, затем сжал ее руку и поспешно удалился. Лицо Джинни раскраснелось, щеки щипало от соленых слез. Он взяла детей за руки и принялась ждать призрака Гарри Поттера.

* * *

Люциус Малфой положил руку на плечо сына и удовлетворенно кивнул. Драко все понял без слов. Жесты отца, редко чувственные, но всегда выразительные, говорили лучше любых его речей, которые нередко имели двоякий смысл. Люциус улыбнулся — губы растянулись, обнажая острые клыки, — и Драко облегченно вздохнул. Отец его действия одобрил; отец им гордился. Когда Люциус повернулся обратно к Нарциссе, в нескольких шагах позади него Драко увидел призрака в очках. Шрам, когда-то отметивший только его лоб, теперь пересекал все лицо и заканчивался под нижней губой. В остальном он не изменился. Безупречный Поттер смотрел на Драко с раздражающим выражением на лице, которое можно было истолковать только как лютую ненависть и еще, как ни странно, сожаление.

Гарри Поттер исчез из виду. За ним стояла тощая фигура Перси Уизли. Драко отпустил руку матери и отступил назад. Нарцисса ничего не заметила. Во взгляде Перси читалось обвинение. Однако это еще было ничего, по сравнению с полными ненависти глазами близнецов Уизли и их низкорослого, коренастого брата. А вот на лицах Артура и Молли Уизли читалось презрение, пронизанное жалостью. Почему именно жалостью, Драко не понял. Он еле сдерживался, чтобы не броситься бежать. Горечь во рту усилилась при виде молодого человека с собранными в конский хвост волосами — он был бы привлекательной копией молодого Артура Уизли, если б его лицо не было изуродовано шрамами. Рядом с ним шла красивая ведьма, в которой Драко без особого труда узнал Флер Делакур. Взглянув на ее большой круглый живот, Драко почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Билл Уизли одарил его свирепым взглядом, в котором не было ни жалости, ни понимания.

Чувствуя, что ему станет плохо, если он увидит хоть кого-нибудь еще, Драко попятился назад, подальше от матери и призрака Люциуса, подальше от своих жертв.

* * *

Джинни с жалостью смотрела на съёженную фигуру Панси Паркинсон, когда какое-то внутреннее чувство заставило ее поднять взгляд. Перед ней стоял обезображенный Гарри Поттер. Его лицо разделял шрам, пересекающий глаз, щеку и губы. Из глаз Джинни опять хлынули слезы, хотя особой тоски она не чувствовала. Смерть семьи Уизли и год, проведенный в поисках хоркруксов Волдеморта, неузнаваемо изменили Гарри, и Джинни сомневалась, что, в конце концов, он хотел избежать своей участи. И только эта мысль ее спасала, когда волшебный мир потрясла новость о его гибели.

Гарри улыбался. Будь он живым, его глаза сверкали бы: Джинни с облегчением отметила в них безмятежность и смирение. Лео Лестрейндж и Лорелей Прюитт таращились на Гарри разинув рты. Он жестом показал на левую руку Джинни, и та, высвободив пальцы из ладошки Лео, вложила ее в невесомую ладонь молодого человека. Гарри заметил кольцо. Она поймала его взгляд в тот момент и чуть не поддалась желанию отдернуть руку. Гарри, все еще улыбаясь, медленно покачал головой, то ли осуждая ее замужество с Малфоем, то ли не соглашаясь с планом мести. Джинни так и не поняла.

* * *

Драко не решался подойти к Панси и помочь ей встать. Она все еще рыдала, припав к ногам своей мертвой сестры, словно преданность ее родителей Волдеморту и та цена, которую они впоследствии заплатили, теперь стали ее жизненным крестом. Он перевел взгляд на свою жену и застыл, увидев, как она подалась вперед, наклонила голову в сторону и закрыла глаза, словно отвечая на чей-то поцелуй. Внутри у Драко закипела волна гнева, смывая ранее возникшие чувства вины и сожаления. Призрак Гарри Поттера оставался ему невидим, Джиневра, казалось, целовалась с пустотой. Затем она отстранилась. Стараясь контролировать клокотавшую в нем холодную ярость, Драко приблизился к своей жене как раз вовремя, чтобы заметить на ее лице безоблачное счастье. С каким удовольствием он бы стер эту улыбку пощечиной.

Схватив руку Джинни, он потащил ее из пентаграммы. Ошеломленная и не пришедшая в себя после действия волшебства Джинни с содроганием смотрела на своего мужа, который в тот момент был поразительно похож на изображение павшего ангела из Библии Артура Уизли. В детстве она и Рон очень любили истории об Адаме и Еве, Каине и Авеле, также как и легенды о короле Артуре, любовались иллюстрациями книг, которые порождали в их головках фантазии о монстрах и святых. Точеная красота Люцифера, его горящие крылья, когда он был изгнан из Рая, — эта картинка всегда была ее любимой. И, о чудо, сейчас стало очевидным, что она вышла замуж за его далекого потомка.

— Драко, что... — начала она. — Ой, мне больно!

Он подтащил ее к одному из костров. Пламя высвечивало одинокие фигуры нескольких оставшихся волшебников. Ночь, подгоняемая нашествием мертвых душ, легко скользила к рассвету, окрашиваясь на горизонте розовыми и золотыми тонами. Нарцисса все еще стояла на том же месте, продолжая молчаливый диалог со своим мужем. Миллисент Гойл помогла Панси встать, и они аппарировали.

— Мы отправляемся домой, — произнес Драко.

— Но дети... — Джинни попыталась вырваться из его хватки.

— Анджела позаботится о них, — отрезал он.

Джинни напоследок взглянула на обескураженных Лео и Лорелей. Драко резко потянул ее на себя, и она врезалась в его грудь, словно в стену. Обняв ее обеими руками, Драко аппарировал в Малфой-Мэнор.