Отверженные (гет)

Простая деревянная дверь. Ее легко выбить, просто нужно отойти на пару шагов и с силой стукнуть плечом. Да, конечно, на память может остаться синяк, но зато дверь слетит с петель, и путь будет свободен.

Ещё молодой и сильный мужчина стоял в трех шагах от двери и, ехидно улыбаясь, смотрел на жалкий кусок дерева, созданный из прогнивших, плохо пригнанных друг другу досок. Пустыми глазами мужчина смотрел на дверь. Наверное, он даже не видел ее перед собой, он просто понимал, что путь на свободу закрыт, и выйти он не может. Даже если бы вместо дерева в проеме двери весела занавеска, узник бы все равно не вышел из камеры. Тем грешникам, что сидят в этой тюрьме, незачем выходить наружу там их никто не ждет. И вот сейчас еще один узник терял надежду, теперь три доски, сцепленные воедино, стали для него высоким каменным бастионом, который никогда не преодолеть.

Пестрые картины, подкидываемые беспощадным подсознанием, мельтеша, сменялись темными пятнами спасительного забытья, чтобы вновь быть извлеченными из глубин сознания, неся с собой однажды пережитую боль.

— Сказать, что ненавидим тебя, — а это уже Джинни.

Плевок. Она плюнула мне под ноги и ушла, а за ней так же презрительно ушли и Рон с Гермионой. Мои друзья.… А друзья ли?!

Хриплое дыхание дементора рядом со мной и воспоминания меркнут не оставляя в моей душе ничего кроме холода.

Мечущееся в бреду тело маленького мальчика на минуту застывает в новой позе. Кажется, что вот — кризис миновал, и ребенок вскоре откроет глаза. Но память услужливо подкидывает новое воспоминание, и кошмар продолжается.

— Ну, здравствуй, ублюдок. Вот пришла сказать тебе о том, как у меня дела, как живу. Я вышла замуж, скоро родится ребенок. Я его назову Драко, в честь отца — героя войны.

И она, сказав это, ушла. Ушла, моя милая Джинни. Она приходила, чтобы еще сильнее сломить меня, и у нее это получилось. Как же я желаю, чтобы и эта картинка исчезла из моей памяти.

На смену ей практически без ожидаемого перерыва торопится следующая, жестоко смакуя исходящую от нее боль.

— Знакомься, наш сын, Сириус. Жаль, нет фотографии твоей дочурки, как и её самой…— договорить я ему не дал, рванувшись к ним из последних сил.

— Да будьте вы прокляты! — Я долго кричал после их ухода. Я точно знал, что они меня слышат, и кричал еще громче. Они лишили меня всего: надежды, веры, любви, дочери, даже этого имени — Сириус. Имени, которое я берег для своего сына!

Я рву на части собственно сознание, пытаясь выбраться и не видеть больше ничего. Не видеть больше своего прошлого, не видеть того, что причиняет мне боль. Как я хочу умереть, исчезнуть… или просто закричать. Выпустить в крике всю свою боль.

* * *

— Что с ним? — сухо, как прогнозом погоды, поинтересовался у целителя Джеймс Поттер состоянием своего старшего сына.

— Он бредит, у него сильный жар, — пожилой колдомедик проделал какое-то странное движение палочкой над лежащим в постели мальчиком и тихо добавил. — У него полное истощение магических сил, как будто их кто-то высосал. К тому же, мальчика мучают кошмары, — и как бы в подтверждение слов медика мальчик заметался в постели, непрестанно шепча: «Уйти»

— Можно ему чем-нибудь помочь? — смотря на дорогую картину над кроватью мальчика, поинтересовалась Лили.

— В принципе, опытный легилимист мог бы попытаться, но пробовать я бы не советовал — это может нарушить тот хрупкий магический импульс, что начал излучать мальчик. Как решит Бог. Больше я помочь вам ничем не могу.

Родители проводили целителя до каминной залы, где пожилой целитель вернулся на свое рабочее место, а родители же со свойственным только им непринужденным отношением разошлись заниматься своими делами. Лили пошла к близнецам, а Джеймс переместился в министерство, будто в их семье все в порядке, и в комнате на четвертом этаже не умирает в страшных муках маленький мальчик.

* * *

— Что с ним происходит? — обеспокоено спросил Том, напряженно всматриваясь в гладь зеркала Земли.

— Он умирает, — очень точно и четко ответила Девона, боясь упустить из вида что-то, заметное только ей.

— Как ему помочь? — с нарастающим чувством паники в голосе поинтересовался подросток.

— Врач же сказал, какая помощь ему нужна, — непривычно громко раздался ответ Иеговы в этой напряженной тишине, с которой демоница и Темный Лорд всматривались в гладь воды.

— Эти идиоты даже не подумали о сыне, после того как спровадили целителя! — разгневано выплюнула Девона, наконец, переведя взгляд на отца.

— Да, и такое бывает, — опустив руку в фонтанную чашу и взбаламутив изображение, произнес пророк.

— Но почему? Я не понимаю, почему так происходит! Почему они так к нему относятся? Они же его семья! — сев на край фонтана спросил, недоумевая, Том, непрерывно посматривая на воду, ожидая, когда же картинка вновь станет четкой.

— Они были его семьей, Том. Они были его семьей в той жизни, когда мать, защищая дитя, умерла ради него. Когда отец ринулся в бой, не имея в руках волшебной палочки. Теперь семья Гарри Поттера совершенно другие люди. Семья Гарри Поттера — это Натан и его мать. А все прочие — просто окружают его, и всё, — меланхолично, как будто наставление нерадивым ученикам, произнес пророк.

— Его силуэт появился в Междумирье, — раскатом грома прозвучала фраза в напряженной тишине.

— Нужно что-то делать, иначе он умрет! — вспыльчиво воскликнул Том.

— Надо. Ну, вот и сделай, Том. Помоги ему, — мягко произнес Иегова и стал удаляться от фонтана.

— Как помочь— то? — услышал он вдогонку вопрос своей дочери.

— Не ты, Девона, а Том должен ему помочь. А у тебя, девочка моя, и без этого дел много, не пора ли ими заняться? — не поворачиваясь, бросил старик. Извиняюще улыбнувшись, демоница растворилась черной вспышкой. Том остался сидеть на чаше фонтана, внимательно смотря на метающегося по постели мальчика.

* * *

Эта темная маленькая камера не отличалась ничем особенным от множества других, за исключением того, что я присутствовал здесь как наблюдатель, попросту проникнув в кошмары Гарри. Вот, что его так мучит — он видит время, которое провел в Азкабане. Он видит все ужасы, что творил я! Раньше я бы мог этим гордиться, сейчас же… не очень. Сколько же я причинил страданий этому мальчишке?! Но я верну его к жизни — пусть не ради любви и поэтической бредятины, но верну! Так, раз уж я могу видеть кошмары Гарри, то я могу их и менять. Итак, начнем экскурс по жизни Гарри Поттера!

Воспоминания закружились хороводом мимо двух мужчин: молодого юноши и тонкого силуэта, что станет играть роль голоса боли.

В одном из вагонов поезда находилась парочка. Молодая рыжеволосая девушка сидела на коленях юноши. Крепко обняв подругу, молодой человек слегка поглаживал её живот. Эти двое были счастливы — они шутили, смеялись, строили планы на будущее. В общем, вели себя как молодая пара, которая скоро должна будет законно оформить свои отношения.

— Джини, потерпи немного. Мне необходимо сегодня быть у Дурслей. Я должен сделать там одно, последнее дело, — медленно с расстановкой произнес Гарри. — Завтра мы всем расскажем. Всё будет завтра, а сегодня пусть наша тайна остаётся тайной, — заговорщески подмигнув девушке, Гарри притянул ее ближе, чтобы поцеловать.

— Зачем я здесь? Я не хочу этого видеть, — очень тихо произнес мужчина, присев на соседний диванчик в вагоне. Воспоминание продолжало идти своим чередом, и вскоре в вагон зашли Рон и Гермиона.

— Я хочу, чтобы ты увидел хоть что-то, помимо страданий. Ведь ты был счастлив в тот момент. Ты мечтал, любил, желал. Почему сейчас ты этого не хочешь? — откуда ни возьмись, раздался голос. Мужчина дернулся, пытаясь увидеть, кто говорит, но, так никого не заметив, сел обратно.

— Да в тот момент я любил, а сейчас не хочу. Сейчас я ничего не хочу. Все мои мечты умерли в этот момент, — картина воспоминаний стала меняться и вместо залитого солнцем вагончика, мужчины снова оказались в камере.

— Зачем вы пришли? — голос звучит холодно и отрешенно. Внутри становится пусто — надежды не оправдались. Хрупкое стекло, что защищало мою душу, лопнуло, а осколки больно застряли в сердце.

— Сказать, что ненавидим тебя, — а это уже Джинни.

Голос девушки эхом отдает от стен камеры. Две призрачные фигуры, запертые в воспоминаниях, одинаково злобно смотрят на трех подростков.

— Но ведь с этим их поступком твоя жизнь не закончилась, — картина воспоминания снова смазалась, и на этот раз перед призраками предстала та же камера. Стоя у противоположной от двери стены, чуть пониже окна узник, разбив костяшки пальцев в кровь, медленно задирая кожу на пальцах, кровью выводил на стене надпись: «Прошу Тебя, сохрани мне разум!»

— Ведь ты же просил у Бога разума не просто для того, чтобы каждый день благодаря дементорам видеть ужасы. Ты же хотел чего-то другого?! — провокационно спросил Том.

— Да, я хотел другого, — тень Гарри подошла к самому себе выводящему на стене букву Я. — Я хотел точно знать, кто меня предал, и кто не заслуживает прощения. Я хотел увидеть ужас в их глазах, когда, выйдя из тюрьмы, я бы пришел в их дом, чтобы, так же как и они, унижать. Я хотел увидеть их кровь на своих руках. Я хотел умереть, точно зная, что за все мучения я сполна воздал почести моим надзирателям.

— Так почему же сейчас ты этого не хочешь? — Том подошел чуть ближе, чтобы заметить, как узник, оторвав зубами кусочек кожи с указательного пальца, стал выводить букву Х.

— Я больше ничего не хочу, — Гарри развернулся к стоящему позади него Темному лорду и, смотря сквозь него, уставился на дверь. — Я больше не хочу… У меня нет на это сил. Я так мечтал, чтобы они были живы… а что из этого вышло? Тут я был один со своей болью, там я один — просто один. Я хочу уйти. Неужели моя жизнь важна для кого-то?!

— Важна, — эхом повторил Том, и воспоминания пролетели мимо мужчин цветным хороводом.

— Я — бунтарь! — кричал малыш, булькая ложкой в стакане чая.

— Маленький плут!

— Разве ты не важен для него? Разве ты не назвал его своим сыном? Разве ты не хочешь увидеть его снова? Почему ты решил уйти из жизни, даже не вспомнив о нём? — холод презрения в голосе Тома беспощадно резал хрупкую душу Гарри.

— Но как я найду его? Что мне делать? Как жить? — печально смотря на то, как Гарри щекотал Натана, произнесла тень Поттера.

— Если пока в твоей душе нет сил на любовь и привязанность, то просто живи. Бесцельно, глупо, переживая день за днем. Живи так, как жил в Азкабане. Потом ты найдешь в себе силы на то, чтобы вновь научиться чувствовать и желать.

— Да, пожалуй, — вереница воспоминаний вновь сменяется, и на этот раз мужчины оказываются на вершине горы. Счастливо улыбаясь, Гарри смотрит на синее небо.

— Живи ради этого неба. Ради его отсвета в глазах Натана, — ласково произнеся эту фразу, Том исчез из воспоминаний Гарри, открыв глаза на бортике фонтана. Переведя взгляд на воду, он увидел, как маленький мальчик, глубоко вздохнув, открыл глаза.

* * *

Лишь через год мне удалось справиться с последствиями своего колдовства. Первые четыре месяца я даже с кровати встать не мог; лишь потом настали периоды, когда медленно садишься, встаешь, начинаешь вновь ходить. За этот год из упитанного, хорошо развитого мальчика я превратился в скелет — организм затрачивал на своё восстановление очень много энергии.

Пожалуй, создание кольца в таком возрасте было слишком опрометчивым решением. В тот раз мне было двадцать лет, да плюс ещё парочка веков существования, к тому же, я был с Натаном. Я вообще удивляюсь, как остался в живых. Но поздно говорить стоп прыгуну, когда он уже прыгнул в бездонную яму. Все обошлось — и я рад. Кольцо создано, и ему не будет равных, так же, как и кинжалу. Наверное, мне на роду написано создавать легендарное магическое оружие. Сейчас я уже вернул утраченную форму. Моя болезнь меня закалила. И, пожалуй, пора начинать учиться желать.

Стоя ночью на крыше замка, обдуваемый теплым июльским ветром, я не хотел идти в свою спальню — лишь бы не ложится спать и не видеть очередной кошмар, а он точно мне приснится, ведь завтра мой День Рождения. Это уже стало определенной традицией — получать кошмар в подарок. За год моего лечения я слишком часто видел ужасы и сейчас научился ценить ночи без снов дороже золота.

Я стоял с письмом в руках, любопытно рассматривая конверт. Я принят в магическую школу для дошкольников «Стронг». Когда тогда я узнал, то был даже горд и, может быть, немного рад. Правда, вся моя радость улетучилась в тот момент, когда я поднял взгляд на родителей. Презрение в их глазах стало последней каплей, перевесившей чашу моих весов на безразличие к ним. Чуть позже ко мне пришло осознание того, что ничего хорошего меня в школе не ждет. Я, конечно, понимаю, что это довольно важное событие в моей жизни, но мне не очень то хочется идти вообще в какую-либо школу. Вновь встретиться с учителями, заданиями и одноклассниками. Вновь попытаться обрести друзей для меня будет очень сложно, я всегда буду оглядываться назад и вспоминать то, что произошло там.

Шумно выдохнув, я выкинул из своей головы все мысли, просто стал смотреть на темное небо. Россыпь звезд, тонкий серп луны, свист ветра. Сейчас как никогда я чувствую себя свободным. Свободным от бремени прошлого, неопределенности настоящего и страха будущего. Сейчас я — ребенок. Но, всё же, как ни заманчива мысль простоять на парапете всю ночь, я заставил себя спуститься с крыши, пройти в свою комнату и лечь спать.

* * *

Стройная, высокая девушка с длинными, вьющимися, русыми волосами, одетая в черное декольтированное платье, уверенно шла по коридорам старинного замка. Размеренный звук ее шагов разносился по длинным коридорам. Девушка держала подол платья, чтобы он не волочился по полу. Подойдя к тяжелой дубовой двери, она нервно останавливается и, делая глубокий вздох, открывает двойные двери. Огромный, темный зал был освещен лишь коридором из свечей, по которому придется ей пройти. Как только незнакомка сделала первый неуверенный шаг вперед, створки дверей закрылись, отрезая путь назад. Дорожка между свечей была усеяна лепестками белых и красных роз. Отпущенный подол платья сметал лепестки за ней. Коридор казался бесконечным, но уже вскоре она заметила молодого человека, стоящего к ней спиной. Он был высок, хорошо сложен. Его черные волосы были коротко подстрижены. Черный пиджак валялся у его ног, сам же он был одет в красную рубашку и черные брюки. Девушка подошла к мужчине на расстояние в шаг и остановилась.

— Мне просто хотелось тебя увидеть.

* * *

Впервые мне приснился не кошмар, а приятный сон. Так странно, казалось, я чувствовал что-то родное в той девушке и что-то непонятно свое в юноше. Было немного обидно, что я так и не увидел их лиц. Но должно быть, это была прекрасная пара. Я уже давно приметил, что мне снится прошлое. Может посмотреть в учебнике истории? От размышлений меня отвлекают родители, пришедшие поздравить с Днем Рождения. В глазах отца я вижу насмешку, а взгляд матери обжигает завистью. Что они задумал?

Еле дождался вечера. И вот, наконец-то, гости начали прибывать. Семья кого-то, еще кого-то, и опять кто-то. Не представляю, зачем их всех приглашают; я их фамилии даже не все произнести-то могу: Лонелайнес, Фиделити, Прайд, Круэлт, Тендэрнес. Слава Мерлину, Малфоев нет! А вот и отпрыски славных родителей. Что-то мне подсказывает, что сговорили меня с кем-то.

Все дети собрались в одну кучку, а взрослые в другую. Многое я бы сейчас отдал, чтобы оказаться со взрослыми. Мои родители о чем-то разговаривают с довольно приятной супружеской парой. Оба высокие и стройные, мужчина с довольно резкими чертами лица, которые смягчали добрые карие глаза; женщина с аристократично-правильными чертами лица и фиалковыми глазами. Но то, как они дружественно разговаривали и смеялись над шутками, мне очень не нравилось. Знать бы как их зовут! Моя идиотская мечта сбылась почти сразу же.

— Дорогие гости, — мой отец постучал по бокалу ножом, привлекая внимание; парочка девушек постарше глупо вздохнули, смотря на отца. Было из-за чего. Высокий, подтянутый брюнет со шкодливым взглядом карих глаз.

— Я рад вам сообщить, что сегодня, в День Рождения моего сына, — все обернулись в мою сторону — а у меня было такое выражения лица, как будто собираюсь убить всех взглядом — отец нервно сглотнул и продолжил, слегка сбившись. — Я рад … э… рад сообщить вам, что мой сын, Гарри Джеймс Поттер и Флер Эмилия Тендэрнес обручены.

Все захлопали и стали поздравлять моих родителей и ту пару. Пожалуй, в тот момент, только матери удалось заметить адский блеск ненависти в моих глазах. Отвернувшись, я ушел из зала. Пулей выскочив на крышу и призвав скоростную метлу, я сиганул с карниза. Я носился по вечернему небу, выписывая неимоверные пируэты. В какой-то момент мне стала мешать мантия, и я скинул ее, оставшись в белой рубашке и черных брюках. Поднявшись высоко в небо, я устремил метлу вертикально к земле и камнем стал падать вниз. Отпустив древко метлы и откинув руки за спину, я держался за нее лишь ногами. Земля стремительно приближалась, перед глазами проносились картинки моей прошлой жизни, и уже почти у самой земли я вскочил на метлу и, как на скейтборде, провел ее древком по траве. Никто не видел моего падения — и, слава Богу.

Когда пришло время провожать гостей, я даже не спустился вниз, так и летал. Набирая высоту, я пулей падал вниз, тормозя у самой земли. За такие пируэты меня бы безоговорочно приняли в спортивную команду!

Медленно, но верно в свои права вступила ночь. Мои родители даже не искали меня. Ну и пусть, пусть они не любят меня, но из всех детей семьи Поттеров я сильнейший. И именно я выбьюсь в люди, а не Ричи с Крисом. Набрав большую высоту, я камнем стал падать. Какие-то глупые мысли бились в моей голове, и я почти не следил за падением, а надо было. Земля она, знаете ли, не увернется, если на нее падаешь! В общем, то, что скоро я с разгону впечатаюсь в твердую поверхность земли дало мне некоторый стимул попытаться от нее увернуться. Резко рванув древко метлы на себя и в сторону, я немного не рассчитал скорость метлы, свою силу и то, что на метле была трещина, ну и конечно тот факт, что до земли 2 метра. Падение мне удалось замедлить, но все-таки я пробуравил метра 4 правым боком по жесткой поверхности. Неуверенно поднявшись на ноги, я до сих пор сжимал в одной руке древко метлы, а в другой ее остаток. Бросив уже бесполезные куски дерева, я медленно побрел в замок, подобрав по дороге свою мантию.

Оказавшись в спальне, я первым делом зашел в ванную и, раздевшись перед большим в человеческий рост зеркалом, посмотрел на творение рук своих. Вся правая рука и бок превратились с один большой кровоподтек. Да, весело я отпраздновал своё обручение, ничего не скажешь!