Отверженные (гет)

Стоя на самом краю глубокого обрыва и смотря вниз, ты не сможешь увидеть дна. Настолько бездонной будет пропасть. Но с маниакальной решимостью ты будешь желать перебраться на другой край. Твое желание узнать, что там, будет настолько сильным, что страх отступит, и ты шагнешь на тонкую веревку, что соединяет два берега. Вот так и начинается жизнь каждого человека. Только со временем запал проходит, и идти по путеводной ниточке становится сложнее. Мы начинаем думать, решать, взвешивать каждый шаг и… оступаемся. Накреняясь, то вправо, то влево на расшатавшемся пути. Мы инстинктивно стремимся к равновесию, и оно наступает, просто мы платим за него болезнью, неудачами, порой даже смертью. Но иногда нить расшатывается на столько, что к равновесию уже прийти невозможно, и тогда … казавшееся вначале бесконечным падение заканчивается слишком быстро. И ты вновь попадаешь на край той же пропасти, если, конечно, не задержишься где-нибудь в гостях.

— А может, спрыгнуть? — я смотрел вниз, не в силах увидеть дна, и прикидывал, долгим ли будет мое падение.

— Нет, ты все-таки псих, — подлетев ко мне, меланхолично заметил бесплотный дух, составляющий мне компанию.

— Конечно, я — псих! Я разговариваю сам с собой! Что, скажешь, не так? Ты — это я, просто ты — это та часть меня, что была в кинжале! — неожиданно громко закричав, я покачнулся.

— Ты сам-то сейчас понял, что сказал? — облетев меня кругом, он, то есть я, вернулся назад и, взмахнув рукой, сделал так, что ниточка плавно засияла. — Неужели ты не хочешь пройти дальше? Неужели не хочешь прожить свою жизнь до конца? Стать мужем, отцом? Неужели бросишь в эту бездну все, о чем мы мечтали? Позволишь собственной слабости взять над собой верх, Гарри?

— А ты еще больше псих, чем я, — мои причитания стали более ленивыми, взгляд все чаще возвращался к сияющей нити впереди и белеющему противоположному берегу. — Ты и сам прекрасно знаешь, чем заканчиваются наши попытки все исправить, сделать лучше, чем есть.

— Да, сначала мы совершили парочку ошибок: стали мстить. Но неужели тебе не понравилось это чувство. Чувство собственного превосходства и правоты, когда они приняли свое наказание. Джинни заслужила смерти — она убила нашу дочь! Рон — он так желал нашей славы — он ее получил! Гермиона…

— Гермиона не заслужила своей участи…. Уизли остались прежними — жаждали того, что им не принадлежит, а Гермиона — она была другой. Эта не предала бы меня! — горечь от осознания собственной глупости заполнила мое сердце. Я не судья, а решил судить и сразу же совершил ошибку.

— Тогда верни ей то, что отобрал! Вместе мы можем все! Нам открыты все пути! Все дороги, все двери откроются перед нами! Все падут ниц, отдав жизни нам! Давай, исправим свою ошибку! — он протянул мне руку, и я принял ее.

Магия кинжала окутала меня. Теперь я понимаю, почему никто не мог ее вынести. Казалось, что все твое естество растворяется, становится таким же холодным, как исковерканная дементорами душа. Таким же яростным и безрассудным, как мальчишка, что рванулся на меч. Таким же спокойным и радостным, какими были мы в пустоте. Сколько разнообразных чувств сплеталось вместе, образуя причудливый кокон всесилия! Отдавшись порыву магии, я перенесся в небольшую комнату. Непривычно яркий летний свет проходил сквозь меня, причудливо преломляясь. Дух кинжала пришел исправлять свои ошибки.

Гермиона сидела перед окном в кресле. Она, наверное, задремала, и я решил подойти к ней ближе, благо из-за моей бесплотности, не смогу ее разбудить шорохами.

— Кто здесь? — она встрепенулась на мой первый шаг, повернувшись. Ее белые глаза, казалось, смотрели прямо на меня.

— Не бойся, я не причиню тебе зла, Гермиона. Я пришел… просить у тебя прощения.

— Прощения? У меня? Но я даже не знаю Вас!

— Нет, ты знаешь, Гермиона. Я твое прошлое! Прошлое… та часть его, что смертельно обиделась на тебя и пожелала отомстить. Та часть, которая не смогла простить и отпустить. Та часть, которая не желала опускаться до Вас, но стала ничем не лучше. Прости меня, Гермиона. Прости, что предал дружбу и не дал шанса смыть мою кровь со своих рук. Прости меня, мой друг! — положив свою руку ей на лицо, я выпустил на свободу магию. Заморгав от непривычного света, Гермиона встала с кресла, оглядываясь, ища своего собеседника. Цвет не вернется больше в ее глаза, но она видит. Теперь уже видит.

— Прости меня, Гарри, и ты за все прости меня! — слабым отголоском ее слова донеслись до меня, когда я вновь вернулся на ту же самую путеводную ниточку, серебристый цвет которой все сильнее стал манить меня.

— Знаешь, Гарри, а ты прав — это прекрасно, когда ты можешь все: уничтожить, создать, разрушить — все! Но все должно быть на своем месте, Гарри! — и сделал шаг вперед.

Никогда еще воздух мне не казался таким пьянящим, таким чистым и таким желанным. Приятный ночной ветер влетал в распахнутое окно, и сейчас мне казалось, что нет ничего больше на этой земле, кроме ветра и чувства решимости, что заполнило меня там, над бездной. Быстро встав с кровати, я оделся и, взяв с тумбочки кинжал, вышел из комнаты.

— Господи, Гарри, зачем ты встал? Господи, Гарри, как ты вообще встал? Епа мать, что я пропустил!!! — Эрик очумело шипел, ползя за мной.

— Где Элеон? — на все вопросы можно ответить потом — сейчас нужно раздать долги.

— В спальне. Я только что выгнал ее из твоей комнаты и велел лечь спать. Том уже два дня как ушел искать какого-то целителя. А Флер мы силой напоили снотворным.

— Прекрасно. Флер ведь выкупила свой замок, теперь он снова принадлежит ей? — барабанная дробь, сейчас Эрик придерется ко мне — «откуда я это знаю?».

— Да. Откуда ты знаешь? — вопрос не заставил себя ждать.

— Нужно знать места, быстро бегать, а еще — быть полным психом с раздвоением личности. Флер проснется часа через три, скажи ей, чтобы пришла в замок, я буду ее ждать, — положив руку на дверную ручку спальни Элеон, отдал я последний приказ.

— Что ты хочешь сделать? — как-то озлобленно спросил змей.

— Отдать долги, — дверь открылась без скрипа. Элеон сидела в кресле у камина, бессмысленно смотря на огонь.

— Элеонора Адулэтио, я приказываю тебе встать на колени перед своим Господином, — приказ, наполненный магией, отгремел в комнате, заставив побледневшую Элеон упасть передо мной. — Достань крылья! — тонкий шелк халата разошелся по швам. Огромные белые крылья, перо к перу — как же они прекрасны. — Прости, Элеон, но я очень хочу стать крестным твоей дочери, и потому они нам ни к чему, — вырвав одно перышко, я обошел коленопреклонную ангелицу и рубанул кинжалом у самым лопаток. Величественная светлая магия оказалась разрушена, а два белых крыла рассыпались перьями, чтобы, коснувшись пола, стать легкой дымкой и быть развеянной уже в следующее мгновение. Только перо в моей руке осталось. Шрам между лопатками на спине Элеон останется ей напоминанием о былом величие.

— Надеюсь, ты не слишком сильно будешь о них жалеть. Теперь ты смертна, Элеон — помни об этом, — опустившись на пол, я смотрел в сияющее лицо девушки. Она была безумна в своем счастье и улыбалась так искренне, что мимолетное сожаление о том, что я уничтожил ее крылья, прошло само собой.

— Нет, не буду, Гарри, не буду, — радостные слезы текли по ее лицу. Порывисто меня обняв, она засмеялась. Улыбнувшись, я отдал ей перо и вышел.

Бешеный круговорот магии, и я оказался у красивого фонтана. Серебристые струи воды наполняли чашу, чтобы показать то, что желает увидеть твое сердце. Флер спала, запутавшись в тонкой простыне вместо одеяла. Ее длинные русые волосы хаотично разметались по подушке. Она хмурилась во сне и прикусывала губу.

— Она прекрасна, — высокая женщина, одетая в черное шелковое платье, казалось, была воплощением тьмы, неожиданно появившись рядом и с интересом смотря на гладь воды.

— Да, Девона, она прекрасна. Ты ведь знаешь, зачем я здесь? — в черных глазах моей собеседницы не отразилось эмоций, только серебристый цвет воды как-то неправильно преломился.

— Ты пришел судить нас, — забавный старикан, который когда-то на Карибах дал мне книгу Судеб вышел из-за спины Демоницы.

— Однажды я уже был судьей — мне не понравилось, — рассматривая лезвие кинжала, честно признался я. — Я хочу, чтобы больше вы никогда не стали играть с судьбами людей. Все должно идти своей чередой. И все ошибки должны случиться, даже несмотря на их ужасные последствия. Отпустите тех, кого я сюда заточил, и поклянитесь, что больше такого не случится.

— Клянусь, — старик протянул мне руку, и я разрезал его ладонь — алые капли упали в серебристую воду.

— Клянусь, — кровь Хозяйки Подземного Мира упала следом. Кроваво — серебреным вихрем вода из фонтана обдала нас, скрепив данную клятву. Кивнув на прощание, я переместился в последнее запланированное на сегодня место.

* * *

Стройная, высокая девушка с длинными вьющимися русыми волосами, одетая в черное декольтированное платье, уверенно шла по коридорам старинного замка. Размеренный звук ее шагов разносился по длинным коридорам. Девушка держала подол платья, чтобы он не волочился по полу. Подойдя к тяжелой дубовой двери, она нервно останавливается и, делая глубокий вздох, открывает двойные двери. Огромный, темный зал освещен лишь коридором из свечей, по которому придется ей пройти. Как только незнакомка сделала первый неуверенный шаг вперед, створки дверей закрылись, отрезая путь назад. Дорожка между свечей усеяна лепестками белых и красных роз. Отпущенный подол платья сметает лепестки за ней. Коридор кажется бесконечным, но уже вскоре она заметила молодого человека, стоящего к ней спиной. Он был высок и хорошо сложен. Его черные волосы коротко подстрижены. Черный пиджак валяется у ног, сам же он одет в красную рубашку и черные брюки. Девушка подходит к мужчине на расстояние в шаг и останавливается.

— Зачем все это? — приятный мелодичный голос, похожий на перезвон росы.

— Тебе не нравится? — слегка надтреснутым голосом произносит мужчина.

— Нет, почему же, нравится! Но зачем все это? Я же не просила!

— Мне просто хотелось тебя увидеть, — развернувшись, я смотрел на стоящую передо мной красивую девушку. Она беспокоилась обо мне и нервно покусывала губы. — Мне просто хотелось, наконец, сказать тебя, что я уже никуда не уйду, и тебе придется свыкнуться с мыслью, что я стану еще хуже, чем Эрик, — я сделал тот шаг, что отделял нас друг от друга. — Я хотел сказать, что люблю тебя!

* * *

— Тише, глупец, ты его разбудишь! — мама шикнула на рвущегося к детской кроватке Тома — он так рьяно пытался посмотреть на своего крестника, что успел достать всех.

— Отстань, женщина, я так долго ждал, когда он родится. Мне можно и пошуметь, — Флер весело фыркнула, прижавшись ко мне. Я поцеловал ее в макушку, наблюдая, как Томас достает из кроватки спящего Натана. Да, он долго его ждал.

Их дочка — Эллис — родилась через год после моего воскрешения. Я тогда как безумный сбежал из Хогвартса с экзаменов в больницу. Знатная была потом пьянка! Даже не знаю, как мне удалось на следующий день сдать экзамен. Вообще встать с кровати мне, по началу, казалось ужасно сложным делом! Хогвартс закончился, и теперь я мог стать тем, кем хотел; и первое же принятое мною решение — свадьба. К тому дню я уже отреставрировал имение Эвансов и торжество было назначено провести там. Как же мне было приятно увидеть алчность в глазах всех этих снобов — богатство, которого жаждали все волшебники, теперь мое. Но золото в тот день меня волновало мало. Я стоял у алтаря, смотря, как медленно шаг за шагом, под руку со своим отцом ко мне приближается Флер. Белый шелк ее платья струился на ветру, непослушный локон, выбившийся из прически, падал ей на нос, и она забавно его морщила. Наконец рука Флер была передана мне: ее ладошка была такой маленькой и хрупкой, что я даже боялся ее сжать. Мягко улыбнувшись, я откинул выбившуюся прядь. Священник начал церемонию. Золотые нити обвязали наши руки, а серебро церемониальных фраз осыпалось на нас ворохом пыли, как только два «ДА» были произнесены. Так много было гостей на нашей свадьбе, казалось, весь мир был здесь, но из моей семьи пришла только мама. Мать, которая со слезами на глазах обняла нас и попросила прощения. Лили, та, которая отдала за меня жизнь, наконец, вернулась.

Два года со дня нашей свадьбы пролетели незаметно. И вот в свой двадцатый день рождения я подпирал спиной стену в родильном отделении Святого Мунго. Мой сын появился на свет в тот день, и даже в тот час и в ту же минуту, когда я его увидел в первый раз. Натаниэль — мой сын появился на свет. И сейчас Том с озорством в глазах смотрел на спящего мальчика в своих руках. Да, Гарри, все должно быть на своем месте! Многие друзья пришли поздравить меня с рождением сына. Драко, усмехнувшись, велел учить Натана как можно лучше, его Скорпиус будет общаться только с достойными. Ну, это мы еще посмотрим, кто лучше!

Первый день Натана в его доме, казавшийся сначала для меня бесконечным закончился, и сейчас Флер укладывала его спать что-то напевая. Печально кивнув, я вышел из детской и, забрав из своего кабинета Кинжал, исчез из имения, переместившись куда-то в горы. Порезав свою ладонь, я смотрел, как ветер уносит куда-то капельки крови.

— Разве это не прекрасно, Гарри?! — мой личный псих, откликнувшись на призыв, выскользнул из кинжала.

— Да, прекрасно, Гарри, но, к сожалению только один из нас увидит это до конца, — сжав лезвие в одной руке, а рукоятку в другой, я смотрел на печальный сияющий силуэт себя.

— Что же ты ждешь, иди к ним! — магия свободно выпорхнула из моего тела, разрушая кинжал в руках. Терзающий воспоминаниями холод прошлой жизни исчез, оставшись где-то там, в расколотом на части магическом оружии.

Переместившись обратно в имение, я положил части лезвия и рукоятки кинжала Боли к ножнам на тот камень, в который когда-то он был воткнут — «Могущество есть Величие, но в Величие этом слишком много Боли, чтобы стать его Владыкой». Своего Величия я уже достиг, а Натан сможет добиться его сам, без чьей-либо помощи — ведь ему судьбой предначертано стать Целителем.

* * *

Серебристые струи воды падали в фонтанную чашу, освещая ровным приятным светом тьму Преисподней.

— Будь счастлив, — слезинки, срываясь с красивого греческого лица, падали в воду. Демоница улыбаясь, наблюдала, как, обнявшись, супружеская пара смотрела на спящего в колыбели сына.