Мемориум (гет)

«В связи с распространением случаев использования одноименного зелья в решении личных проблем Министерство магии предлагает ограничить деятельность компании Мемориум. Готовится закон, который будет регламентировать работу корпорации. Мы считаем, что маги начали вести себя безответственно, зная, что любую неудачу теперь им помогут забыть. Использовать столь серьезное зелье в качестве панацеи от любовных ошибок будет запрещено. В скором времени обратиться за помощью смогут лишь те, кто действительно в ней нуждается. Корпорация перейдет в ведомство Визенгамота».

Из интервью Министра магии Рите Скиттер, 7 ноября 2001 года

«А потом он нашел мой дом и появился на пороге с огромным букетом роз…»

Нателла отложила в сторону журнал. Какая любовь к глупой, бессмысленной, а главное, однотипной романтике! У всех этих женщин в жизни не происходит ровным счетом ни-че-го. Они рассказывают о самых счастливых моментах так, словно лучше букета белых роз или кольца с бриллиантом ничего и нет. Вот одна написала: «Лучшее, что со мной было — мгновение, когда я увидела своего ребенка». Нателла пожала плечами и забралась под плед с ногами.

Может быть, это и есть самое прекрасное, что происходит с женщиной? Определенно, она была счастлива, когда родился Дерек. Счастлива примерно на три дюйма выше пола, может, немного больше. Она не летала, как утверждают все эти романтичные дурочки, нет. Душа подпрыгнула и опустилась на землю, к сыну, потому что с его рождением проблем прибавилось. Счастье — это личное, доступное лишь ей. Восторг — эмоция для невоспитанных идиоток. Она предпочитала хранить всё лучшее в душе, но вот уже два года воспоминания казались размытыми.

Нателла думала о сыне, о том первом мгновении, когда взяла его на руки, и не помнила этого. Теплые воспоминания пришлось извлекать из глубин памяти: вот она учит его говорить, ходить, а здесь — малыш улыбается, пытаясь поймать бабочку. Только минута их первой встречи исчезла из сознания. Неужели это не лучшее в жизни любой матери мгновение?

Увы…

Чувство вины перед собственным ребенком накатывало и душило. Если бы журналист подсел к ней, делая пару заметок в блокноте, а потом непременно спросил бы: «А ваш лучший момент в жизни, мисс Рой, каким он был?», то Нателле было бы стыдно.

Она побледнела бы, расстроено глядя на собеседника. Потому что лучший момент слишком непростителен для человека, прожившего долгую жизнь со своей семьей. Такой моветон — отвечать, что ей никогда не было лучше, чем пару недель назад в том прокуренном кафе, где Корвус Леблан касался её ладони. Стыдно было признавать, что то воспоминание самое настоящее в её жизни — живое, подвижное, наполненное эмоциями. Будто вся остальная жизнь была спектаклем.

Вряд ли её ответ опубликовали бы в женском журнале. Он слишком неформатный. В её возрасте говорят о детях, о муже, иногда о карьерном росте, успехе, но не о случайной интрижке. Она дернула плечом от отвращения к слову.

Интрижка.

С ней никогда не происходило ничего подобного. Скольжение теплых пальцев по прохладным ладоням и понимание во взгляде спрятаны теперь глубоко в сердце.

Вздохнув, Нателла высунула ноги в тонких носочках из-под пледа. Нужно было встряхнуть себя и заставить подняться, найти подходящее платье, сделать прическу и отправиться в «Жан-Жак Руссо», то самое французское кафе, где они с Корвусом провели обычный вечер вторника.

Мама провожала её с улыбкой. Уже две недели она была уверена, что у дочки появился ухажер. Стараясь не перечить, Нателла отвечала уклончиво. Надевала в прихожей пальто и повязывала шелковый шарф.

Она ходила в это кафе, как на дежурство. Сомнений не было — однажды он снова придет. Корвус Леблан не приходил.

Присев за столик, Нателла вынула из сумочки книжку и заказала чай. Вскоре официант поставил перед ней небольшую белую кружку. В кафе было привычно тихо, и она погрузилась в чтение, стараясь отвлечься от дурных мыслей. Строчки путались и толпились, толкая друг дружку, норовя то и дело быть прочитанными дважды. Что ж, систематизировать ум чтением не удавалось.

…Семь дней она вздрагивала от каждого телефонного звонка, выглядывала в коридор на уроках, присматриваясь к посетителям, замирала посреди дороги, когда видела высокого брюнета перед собой. Если бы кто-то рассказал ей, что так будет, Нателла бы наверняка рассмеялась. Только жизнь иногда слишком похожа на дурную шутку. В душе творился кавардак, все люди вокруг начали казаться глупее, чем были на самом деле, обязанности превратились в тяжелый груз, висящий на шее, как камень. Мир стал чужим. Она попыталась поговорить с психоаналитиком, но та не нашла ничего нового: боль, стресс после потери родных, страх перемен.

— Может, вы просто боитесь, что встречи с мужчиной, который вам понравился, изменят привычный уклад жизни?

— Он мне не понравился. Я его ненавижу, — упрямо произнесла Нателла и хлопнула дверью, покидая кабинет.

…И вернулась в кафе ровно через неделю. Присела за столик с красной клетчатой скатертью и выпила чашку чая. Он не явился. На следующий день ничего не изменилось. Она приходила утром, днем, поздно вечером, жадно всматривалась в лица посетителей.

Чашечка мелодично звякнула, опускаясь на белое блюдце. В изящном фарфоре отражалась реальность: расторопные официанты, подростки с ноутбуками, смеющиеся компании, мужчины и женщины, заскочившие в уютное место после работы, чтобы немного расслабиться и согреться после объятий ледяного ноябрьского ветра. Мир в белых тонах казался настолько привлекательным, что Нателла отложила книгу.

…Случается, что принимаешь решение слишком рано. Ждешь, не находишь себе места, гонишься за желаемым, не в силах уцепить его за хвост, тонкая ткань, из которой небеса соткали мечту, рвется и расползается на глазах. И вот, когда последняя нить лопается с надрывным треском, принимаешь решение — отпустить. Пусть желаемое останется недостижимым. В мире столько всего, требующего внимания, столько прав и обязанностей…

К черту!

Так бывает, что, приняв решение и отвернувшись от идеи, продолжаешь свой путь с высоко поднятой головой, только уйти от мечты не удается. Она сама находит тебя, похлопав ладонью по плечу: «Эй, ты ведь шла за мной? Я здесь».

Увы, решение уже принято. И назад пути нет. Желаемое уходит, пожав плечами в недоумении. Ведь прошлое осталось позади, приоритеты сменились.

А иногда заветное прикосновение ощущаешь чуть раньше, за мгновение до того, как разум пошлет сложную сеть сигналов, заставляющих подняться и покинуть уютное кафе, чтобы никогда больше сюда не вернуться…

…Нателла подвинула чашечку, едва заметно улыбаясь. Хватит. Пора забыть, уйти навсегда и больше не думать о проклятом Леблане, распрощаться со случайностью, которая въелась в подсознание.

Она уже расплатилась по счету и поднялась, собираясь надеть темное пальто и выйти под осенний ливень, только интуиция вынудила ее замереть. Ощущение чужого взгляда — не тепло и не холод, чувство иной природы — заставило сердце забиться чаще. Нателла обернулась и замерла.

Он сидел за столиком в углу с ехидной улыбкой и смотрел на неё, сложив руки на груди. Не подходил и не приглашал сесть, просто смотрел, как люди смотрят на то, что давно является их собственностью — с гордостью, спокойствием, благодушием.

И она сдалась.

* * *

Он не допускал ошибок.

Так повелось, что Корвус Леблан всегда продумывал собственные действия с маниакальным вниманием, не упуская ничего. На деловых обедах он следил за каждым жестом компаньонов, не забывая оценить поведение конкурентов. Анализируя особенности характера, привычки и поступки, Корвус составлял на собеседника подробное досье и умело им пользовался. С легкостью находил слабое место и давил на него каблуком новенького ботинка, вынуждая противника сдаться без боя. Схожую тактику он использовал и в общении с женщинами. Романтичные особы получали море комплиментов; старомодные дамы — поцелуи, стихи и прозу; страстные стервы наслаждались обществом послушного раба, жадно ловящего каждое слово; скромные простушки капитулировали перед коварным обольстителем. Этот принцип действовал всегда.

Встретив Нателлу, он ошибся.

Впервые в жизни он не учел все факторы. По крайнейй мере, теперь ему казалось именно так.

Она была логична и последовательна, умна и недоверчива. Чтобы увлечь Нателлу Рой, пришлось сыграть беспринципного подонка. План сработал, но не до конца. Потому мелкий с виду промах он счел своим долгом назвать неудачей, ошибкой.

Покидая уютную кофейню, Леблан был уверен, что на следующий же день обнаружит Нателлу за столиком с клетчатой скатертью. Потому что он заинтриговал её, заставил сдать оборону, довериться. Было в этой встрече и что-то куда более важное, чем прикосновение рук, пробуждающее желание обладать. За всем видимым различием их характеров, судеб и жизней было сложно разглядеть нечто общее, но он разглядел. Сердцевина, основание, стержень — иные слова не находились. Они как близнецы, выросшие в разных семьях. Нателла должна была прочесть между строк, понять, что встречи ждать долго не придется — в то же время, на том же месте.

Корвус явился в кафе на следующий день, ровно в три часа. «Жан-Жак Руссо» пустовал. Обеденное время прошло, а до ужина было ещё далеко. Заняв столик у окна, он принялся ждать...

Позже, вечером, он смеялся над собой, проклиная глупость. Не стоило ставить её в один ряд с другими. Даже на мгновение. Конечно же, она не пришла! Придет завтра, а может, послезавтра. Нателла выжидает, чтобы не показаться простушкой. Гордая, умная, настоящая леди.

Дни Корвус проводил за работой, спеша в «Жан-Жак Руссо» ближе к вечеру, уверенный в собственной правоте. Можно было просто зайти в школу, сказать «Привет» и пригласить куда-нибудь, хоть к самому дьяволу, но это казалось неправильным. Стремясь отойти от штампов, установленных изготовителями романтических открыток, он искал способ сделать их встречу закономерно-случайной. Она не любит навязчивость — это первое правило, которое он записал в досье на Нателлу Рой. А значит, судьба сама должна подкинуть им шанс. Только судьба, похоже, насмехалась, тыкая костлявым пальцем в спину.

Время шло, и Корвус успел возненавидеть кафе с его красно-белыми скатертями, вместе с этими студентами, болтающими по телефонам, умеренно-вежливыми официантами, хихикающими девицами и строгими бизнесменами.

Вечерами он поднимался в спальню, терпеливо ожидая, когда появится избавление от одиночества. Принцесса приходила чуть позже восьми, то веселая, то задумчивая, усталая и немного разозленная. Он целовал её плечи и клялся, что с Нателлой Рой покончено. Она верила и присаживалась на стол, болтая ногами, чтобы расспросить о том, как прошел день, а заодно позволить ему рассмотреть себя полностью. Леблан не врал. Он рассказывал о работе и о том, что снова ждал Нателлу. Принцесса надувала губки, напоминая, что ещё вчера, позавчера, на выходных он обещал забыть о другой, наслаждаться тем, что есть сейчас между ними.

— … Ты просто не понимаешь, — принцесса цокнула язычком, пролистывая какую-то книгу в белой бумажной обложке.

— Не понимаю? — Корвус облокотился на кресло, наблюдая за её действиями. Она прошла по комнате, усаживаясь на подлокотник.

— Она не придет. Ты думал, что ваша беседа в кафе заставит её поступиться собственными принципами? Люци, ты всегда недооцениваешь женщин. Она очень гордая, ты же видишь. Что тебе мешает пойти в школу, сказать, что хочешь пригласить её в ресторан?

— Это будет неправильно… — он пересадил принцессу на колени, любуясь насыщенной зеленью элегантного вечернего платья. Сегодня у них был романтический ужин при свечах. Пили шампанское, танцевали и смеялись. От неё пахло дорогими духами и вишней. Запах до сих пор не выветрился. — Я должен заставить её подчиниться.

Принцесса звонко рассмеялась и распустила волосы, одарив его задумчивым взглядом:

— Почему тебе так важно, чтобы все слушали лишь тебя? Это всё воспитание. Родители совершенно тобой не занимались.

— У них были другие дела — он фыркнул, утыкаясь носом в ее шею и слизывая маленькую капельку пота.

— Поместье, род, чистота крови…

Корвус пожал плечами и обернулся на стук. Дверь приоткрылась, и Эльмира заглянула в кабинет.

— Тебе идет костюм, — она вздохнула и протянула ему серый конверт без опознавательных знаков. — Кто-то оставил под дверью письмо.

Принцесса лишь фыркнула. Не секрет, что Эльмиру всегда её раздражала. Она устроилась на коленях поудобнее и, когда дверь, наконец, закрылась, поинтересовалась:

— Что в письме?..

Очередная записочка с угрозами. После слияния Амоко с мировым нефтяным гигантом слишком многие желали его смерти. Никогда нельзя угодить всем. Кое-кто таки остался за бортом, бросать спасательный круг — не его обязанность. Корвус начинал привыкать. Воспринимать слова всерьез не хотелось, а вот принцесса проплакала весь вечер, прижимаясь к нему в какой-то детской панике. Предчувствие, мучавшее ее, начало передаваться и ему…

* * *

Нателла не пришла ни завтра, ни послезавтра, ни через два дня, не вернулась на выходных, не появилась в дождливый вторник. Среда стала итогом. Прошла неделя. Уроборос укусил собственный хвост, и Леблан вернулся к условному началу. Осознание этого заставило его подняться и, оставив щедрые чаевые, направиться к машине с одной-единственной мыслью: судьбе всё это неугодно. Неугодна их встреча. Маленькие соринки, попавшие в логово моллюска — они давно нарастили слишком разные панцири. Нателла идеальная белая жемчужина — ровная, изящная, в гранях перламутра отражается мир, а он — кривоватое подобие. Такой жемчуг не подойдет для ожерелья. У них ничего не получится.

…Ровно две недели назад он решил не возвращаться в это кафе больше никогда. Время пролетело очень быстро. От среды до среды. Он и забыл, что недели обычно заканчиваются воскресеньями. Напивался по вторникам. Смотрел на пляшущее в камине пламя и улыбался своим мыслям. Вторники ему нравились. Эльмира задерживалась на работе, вела дополнительные занятия для отстающих, да и принцесса тоже не приходила. Вторник был днем для фантазий. Он звал их воспоминаниями и представлял, что когда-то был совсем другим человеком — таким же свободным и уверенным в себе, но существующим в ином мире. Он жил воспоминаниями придуманной личности. Это казалось невинной игрой. До шизофрении далеко, очень далеко. По крайней мере, хотелось в это верить.

Среду он не любил. Он возненавидел её, когда всё пошло не по его плану, и успешно презирал ровно две недели. Бил бутылки, оставшиеся после вечера игры-в-другое-я. Горничная молча собирала осколки, понимая, что любое слово равносильно самоубийству. Нет, Корвус бы не прикончил её. Среда запрещала убийства. По средам он был господином Лебланом — финансовым аналитиком и успешным человеком. Просто любое замечание стало бы предлогом уволить горничную без рекомендаций, унизить, опорочить её имя.

Вчера принцесса появилась в доме, когда бутылка портвейна уже была выпита наполовину. Сознание ещё не отправилось в полет, но желание общаться с кем бы то ни было отсутствовало. Принцесса посмотрела на него устало и вылила остатки дорогого напитка в раковину. Пустую бутылку оставила у камина. Его маленький идеал, семнадцатилетняя кокетка, знающая, что в среду без пустой бутылки обойтись не выйдет. Осколки должны разлететься по дорогому ковру, оставляя на стене насечки.

— Собирайся и иди отсюда.

Корвус примерил эту фразу, раздумывая, как бы она прозвучала, если бы вылетела из его уст? Кажется, слова бы очень подошли. Не Корвусу Леблану, напивающемуся по средам до головной боли и жутчайшего похмелья, а Вторничному Я, которому так свойственна категоричность.

— Ты понимаешь, что я говорю? Давай, вставай и иди отсюда.

— Куда, моя девочка? — он улыбнулся язвительно, но тут же спохватился, испугавшись, что обидел её. Не обидел. Принцесса лишь расправила плечики и сняла серый плащ, оставаясь в коротком костюмчике горничной. Вынув из кармана пушистый ершик для пыли, принялась стряхивать с камина следы пепла от сигарет Эльмиры.

— Давай, будь послушным мальчиком.

Леблан улыбнулся, заинтересованно разглядывая выглядывающую из-под короткой юбки резинку чулок.

— Зачем ты это делаешь? Думаешь, взглянув на тебя такую, я куда-то пойду? Теперь я точно останусь здесь.

— А если я скажу, что сейчас судьба желает, чтобы ты сделал выбор? Она ведь любит такое? — принцесса сдула со лба прядку волос и поправила фартучек. — Уфф… сколько здесь работы!

Выбор?

— Судьбе плевать на меня. Иди сюда, я не могу смотреть на это долго.

— И ради нескольких минут со мной ты готов попрощаться с последним шансом? Ты ждал её неделю, потом две недели пытался смириться, что это конец. Теперь время последнего шанса. За ним не будет ничего. Если не придет — забудешь и станешь прежним. Если она придет… — принцесса столкнула с камина на пол фото в изящной рамке. Рамка треснула, а стекло разбилось. Принцесса улыбнулась, косясь на счастливые лица Корвуса и его жены, а потом наступила ногой в лакированной туфельке. Послышался хруст.

— Пока-пока! — она засмеялась. — Никогда не нравилось это фото.

Корвус только пожал плечами. Пусть развлекается.

Значит, последний шанс?..

Он послушался, потому что принцесса никогда не обманывала. Приняв душ и приведя себя в приемлемый для вечерней прогулки вид, вышел из дома. Путь не занял много времени. В кафе было накурено сильнее, чем обычно, людей было немного больше, а официанты казались ещё вежливее и спокойнее.

Как они не столкнулись в дверях? Когда Корвус вошел, Нателла уже заняла тот самый столик у окна, за которым он провел много-много часов. Вот и всё. Если бы было можно перечеркнуть те две недели терпеливого ожидания, передвинуть эту среду на свое положенное место, сложить реальность веером. Но, увы, такое бывает лишь в сказках.

— Теперь ты видишь? — принцесса села напротив, разматывая шарф, но не собираясь снимать плащ. Ещё бы, такой откровенный наряд мало кто оценит.

— Вижу.

— Закажи мне гляссе.

Официант кивнул и удалился.

Нателла не смотрела в его сторону, изучая усталым взглядом то тихонько звякающую Музыку ветра, то бойкого бармена и шумных подростков за дальним столиком.

— Подойдешь к ней? — принцесса улыбнулась, поглаживая его пальцы.

— Она сама подойдет, когда решит, что всё потеряно… — Корвус посмотрел на её ручки и улыбнулся.

— Думаешь, она часто бывала здесь?

— Да…

Люди косо поглядывали в их сторону. Официант поставил кружечку с кофе и удалился.

— Ты слишком молода для меня, — Корвус вздохнул, игнорируя взгляды окружающих и всматриваясь в профиль Нателлы, словно стремясь понять, что происходило с ней эти три недели. — Думаю, сегодня она разочаруется в судьбе и больше не придет.

— Как не пришел больше ты?

— Именно.

— Только не опоздай, — она поднялась, с тоской глядя на тающее в кофе мороженое.

Корвус проводил принцессу взглядом и сложил руки на груди, наблюдая, как Нателла расплачивается.

— Я успею.