Мемориум (гет)

…Воспоминаний было много. Очень много. Недавно ему казалось, что вся жизнь превращается в одно сплошное воспоминание. Сидя на ледяном полу Азкабана, многое воспринимаешь иначе. Дни тянутся слишком долго. Кажется, что звук падающих на пол капель может свести с ума. Так бывает поначалу. А потом учишься засекать время по звону капели, словно по тикам и такам часов. Кап-кап, кап-кап.

Он успел вспомнить всю свою жизнь. Потому что раньше никогда и в голову не приходило, насколько это страшно — забывать. А сейчас, лежа в мутной белой пене, теплой, как утроба матери, Люциус пересматривал воспоминания, словно маггловское кино, кадр за кадром. Плохое, хорошее, грустное, веселое, безнадежно потерянное, забытое когда-то — каждое мгновение жизни, как на пленке.

* * *

…Он — ещё ребенок, носится по розарию матери, играя в истребителя драконов. Мать кажется сосредоточенной и грустной, нездорово бледной. Но Люциус считает, что именно так и должна выглядеть мама. Он привык.

Случайно ломает её любимую розу, чайного цвета, так давно заказанную отцом, только отказывающуюся расти в чересчур сыром климате. Она расцвела лишь вчера. Впервые за три года. И мама плачет, а Люциус, никогда не видевший её такой, ощущает себя неловко. Он прячется в углу оранжереи и втыкает сломанный стебель в землю. Смотрит на вянущий на глазах цветок.

— Я же маг. Расти. Я приказываю! Расти здесь! Расти!!!

… Он уносится на улицу и больше никогда не появляется в этой части розария. Потому что в глубине души уверен — роза цветет там и по сей день. Разочарования маленький Люциус ненавидит куда больше, чем ложь.

* * *

… Праздник в Малфой-мэноре. Взрослые танцуют в большом зале, а детей отправляют играть отдельно, лишь бы не путались под ногами. Эльфы пытаются справиться с оравой избалованных малышей, но выходит не очень-то удачно.

Дети играют в королевство. Библиотека — огромный город, у которого, конечно, есть король. Он. Люциус Малфой — потомок древнего рода. Единственный и неповторимый. Розье фыркает и надувает губы:

— Почему ты всегда кололь!?

— Потому что я умею выговаривать все буквы. Это многое решает.

Лестрейнджи тыкают друг друга недавно отломанными от столика ножками. Вот этого папа ещё не знает. Ну и надерут им задницы.

— Вы будете атаковать королевство. Я — оборонять. Ммм… Нотт! Ты будешь моим рыцарем без страха и упрека. Вот тебе меч, — Люциус протягивает ему большую линейку.

— А мы? — Белла — самая бойкая из трех сестер — вечно сует нос в дела мальчишек. — Я тоже хочу сражаться за королевство, без упрека. Ты вечно играешь нечестно, Люсик.

Он ненавидит, когда Белла лезет в их игры.

— Рыцарь! Злая тупая ведьма хочет украсть наше королевство! Убей её.

Теперь Нотт носится по лестнице за рыдающей Беллой и лупит её линейкой по голове.

Нарцисса хихикает…

Конечно, это она. Воспоминания о детстве прятались где-то в глубине памяти. Как глупо было думать, что познакомились они только в школе!

-…А ты будешь моей королевой.

Сколько неожиданных истин иногда можно найти в забытых воспоминаниях.

— Холосо…— она всё ещё немного картавит. И всегда на все отвечает «холосо». Потому что «да» — это слишком по-детски. Потому что у Цисси в шесть лет уже безупречные манеры.

Люциус берет её под ручку, как обычно делают родители…

Малфой ухмыльнулся в мутном белом мареве. Всё неправильно — это Нарцисса должна держать его под руку, а не наоборот. Она поправляет. Идеальная маленькая королева.

Воспоминание пропало. И он поморщился, желая увидеть ещё.

* * *

…Но перед глазами Косая аллея и поход с отцом за вещами для школы. Люциус нетерпеливо тянет руку к первой предложенной палочке. Олливандер угадывает сразу. Он щурит глаза и улыбается маленькой победе:

— Редкий случай, мистер Малфой. Вы сразу отыскали свою палочку. Берегите её… и не давайте кому попало.

Не давать.

Беречь.

«Твоя палочка, Люциус…Я хочу получить твою палочку», — Темный Лорд протягивает руку.

— Мою палочку…бери! Блэк! Быстро!

Нарцисса тянется к волшебной палочке из вяза, так не вовремя закатившейся под куст, и направляет её на огромного акромантула.

— Венгардиум левиосса!

Паук взлетает в воздух. Палочка слушается, но не стоило им ходить в Запретный лес. Дурацкая идея, дурацкая! Дурацкая!

— Что теперь?! — в голосе Нарциссы истерические нотки.

— Я не знаю! — Люциус отползает к дереву, глядя на кувыркающееся в воздухе чудовище. Палочка Блэк должна валяться где-то рядом. Доигрались! Он пытается отыскать её между корней, но ничего не выходит.

— Арания экземи! — за спиной раздается голос Дамблдора. Паук падает на землю и уносится прочь. Снимут баллы, точно… Ну и ладно, лишь бы не отчислили.

* * *

— И ты… с ним. Ты! С ним! Целовалась! — они стоят в коридоре вдвоем. Кругом темнота, и Люциус орет слишком громко и слишком неприлично для старосты факультета. Нарцисса смотрит гордо и уверенно. На ней вечернее платье цвета мирта, а волосы забраны в высокую прическу.

— Не кричи так, Малфой! Я могу делать всё, что захочу!

— Не можешь! Ты… не можешь! Я его убью… уничтожу. Испепелю. Его не будет. И больше ты его никогда не поцелуешь!

— Хватит! С чего тебе это решать? Ты — заносчивый, надутый индюк! Ты меня раздражаешь! Ведь мог пригласить меня на бал раньше! О чем ты думал? Я ни за что не стану…

Он толкает её к стене одним рывком и целует с восторгом и страстью. Его руки уже блуждают под подолом, и, в сущности, всё равно, увидит кто-то или нет. Нарцисса не сопротивляется, ведь теперь он делает хоть что-то правильно, а она, похоже, сдается своим чувствам.

* * *

— …дурацкая традиция. Почему она обязана идти в эту чертову комнату?

Люциус мерит шагами кабинет отца — пять в одну сторону, пять в другую.

— Потому что иначе род не примет твою супругу. Мэнор её уничтожит. Вы должны быть связаны Узами. Хватит перечить!

…Галерея портретов в библиотеке. Мальчиком он забрел туда по глупости и чуть не поплатился за это. Десятки картин в одинаковых золотых рамах, парящие вдоль стен — причина его ночных кошмаров на протяжении многих лет.

Малфои.

Все ожившие портреты владельцев поместья висят здесь: сумасшедшие, скряги, злодеи, корыстолюбцы, ловеласы… Люди, которые и при жизни не были добродушными, а после смерти, находясь в вечной пустоте и темноте, озлобились вдвойне. Тогда отец спас его, вовремя заприметив исчезновение Люциуса. Портреты чуть не погубили его, а что будет с Нарциссой? Она такая хрупкая, как цветок. Роза… Белая.

— Что если они её убьют?!

— Не убьют. Мы будем рядом. Держать её за руки весь обряд. И, что бы тебе ни говорили предки, не отпускай.

— Не отпущу. Можешь быть уверен.

Он не отпустил.

* * *

— Ты… Не сказал.

— Я думал, ты не сможешь понять меня. Мы не должны жить в мире, где отбросы общества на каждом шагу… Это унизительно. Чистокровные не могут быть на одном уровне с этими грязнокровками! Ни-ко-гда! Они должны умереть, — голос звучит уверенно и серьезно.

Он действительно так думал. И думает до сих пор, но сейчас приоритеты сдвинулись. Тогда все мысли занимали идеи Волдеморта — идеи главенства чистой крови. Так было правильно. Молодая жена была забыта. Все в мире отошло на второй план. Только Темный лорд. Только его последователи.

— Ты мне не доверяешь… — она сидит в гостиной. Туфельки валяются где-то под креслом, а в руке бокал вина. Она никогда не пила вот так. И это заставляет задуматься, вспомнить о ней — скучающей в темном старом поместье с домовиками и книгами.

— Ты же не пьешь.

Нарцисса словно не слышит.

— Ты не сказал. Я узнала об этом от Беллы.

— Ты могла не понять. Ты и сейчас не понимаешь. Это долг! Мой долг перед родом.

— Ему нужны только твои деньги… — она делает пару глотков. Вино красное. Она всегда пьет белое.

Опускает руку и ставит хрустальный бокал на пол.

— Мелочь, он не требует слишком многого. Все платят, Нарси.

Он понимает, что оправдывается. Делает то, над чем смеялся бы ещё пару лет назад. Люциус боится… Боится потерять женщину, которая заставляет его сердце биться почти как у всех — гулко, торопливо.

— Ты не сказал…

Нарцисса повторяет, как заведенная. И она права: не сказал. Метка появилась на предплечье на следующий день после их свадьбы. Боль была страшная. Он с трудом вернулся домой, пролежал в постели все выходные, никого к себе не пуская. Кричал на Нарциссу, когда она пыталась помочь, угрожал доктору смертельным проклятием. Эти воспоминания стали едва ли не самыми яркими в жизни. Утром он молча спустился к завтраку. Она не стала спрашивать ни о чем. Ждала, что сам расскажет. Видимо, всему рано или поздно приходит конец.

— Ты клялась быть на моей стороне. Это ради нас. Ты должна понять!

Что за чушь он несет? Замолчи, придурок! Неужели не видишь, что ей больнее от этих слов? Подросток. Мальчишка! Эгоист…

— Ты не сказал… — повторяет она снова и толкает кончиком пальца бокал с вином.

Они вместе так много и так мало.

— Я не обязан отчитываться перед тобой!

Не то. Скажи, что был дураком. Признай, что должен был сказать правду, а не накладывать каждое утро маскирующие чары на черную метку, врать, что нужно работать, много работать, даже ночами. Она такая терпеливая, такая верная.

Изменник.

Люциус знает секрет. Нарцисса считает, что он спит с другой. Или другими. Представляет, что их много, разных, не таких худых и бледных, как она, а высоких, с большими полными грудями. Красотки… Она считает себя ущербной: слишком тонкой, чересчур угловатой и бледной.

Дурочка.

Идеальная дурочка.

— Ты не сказал… — бокал падает и катится по полу, расплескивая алые кляксы по бежевому ковру. Некрасивые кляксы, как кровь.

Он прислоняется к стене, изучая лицо Нарциссы в свете камина. Словно восковая кукла — идеальные черты, печальный, мертвый взгляд серых глаз. А если она теперь сбежит?

— Ты моя. Ты моя, Блэк. Моя… — он бормочет часто и тревожно, потому что сердце готово выпрыгнуть из груди, а страх разливается по артериям. Страх жжет. В глубине души возникает чувство, что её нет. Она мертва и даже не дышит.

Люциус смотрит на её тонкую, изящную шею и простое домашнее платье с глубоким декольте, изучает с маниакальным вниманием ямочки на груди. Она чересчур худая и хрупкая, как принцесса, принадлежащая только ему. Никуда не уйдет, он никогда не отпустит.

— Что не так? Объясни, что я сделал не так! Поговори со мной!

Она молчит, и лишь блики огня пляшут по стенам.

— Блэк! — Люциус бросается к ней, сжимая худенькие плечи, и трясет, осторожно, чтобы ничего не сломать, но убедиться, что она живая. Он её не убил, как в детстве маленького мотылька, которого поймал в саду Мэнора. Тот летал по банке. Серебристая пыльца сыпалась на дно. Он сломался. Умер. Люциус похоронил его там же, рядом с большой клумбой в розарии.

...Или как сломал мамин цветок.

Он всё ломает.

— Почему ты не сказал?

Она живая, а на щеках блестят бриллианты. Малфой касается их кончиком пальца, и драгоценные камни тают. Что это? Она плачет?

— Я… потому… я никогда… никому… я не знал…

Он и правда не знал, что ей можно доверять. Не знал, что кому-то вообще можно доверять. Что другие живые люди так поступают: доверяют супругам. Наверное, он и не жил никогда в полном понимании этого слова.

— Я не знал.

Она дышит спокойно и размеренно, а слезинка катится вниз, по шее, и Малфой следит за блестящей дорожкой, остающейся после её движения.

— Не знал, что мне можно доверять?

«Не смейся так, не пристало аристократу.

Хватит реветь, как сопливый мальчишка, сейчас же спрячь чувства — это слабость!

Не доверяй никому, кроме себя.

Всегда делай то, что принесет выгоду.

Нет ничего важнее семьи. Только это навсегда, всё остальное — прах.

Дому нужен наследник.

Сохраняй и приумножай капитал.

Иди по головам, если этого требует жизнь.

Защита — лучший способ победить.

Чистая кровь — превыше всего»

Десять отцовских заповедей, которые навсегда засели в подсознании. Их теперь не вытравить, не стереть.

Он смотрит с надеждой и страхом. И, кажется, тоже плачет. По крайней мере, кожу на щеках пощипывает, и её образ расплывается.

Нарцисса берет его за руку. Её пальчики такие маленькие. Сжимает ладонь и учит. Как она учит его уже много лет — жить, чувствовать, понимать людей, эмоции и мотивы. У родителей Люциуса никогда не было на это времени.

— Если люди вместе… (а этим словом она уже несколько лет заменяет то, что есть между ними) они могут доверять друг другу, чтобы суметь найти верные решения. Я ведь могу помочь.

Она помогает: обнимает, целует или сжимает его пальцы. Иногда уводит в спальню и позволяет всё. Нарцисса — его личное зелье, универсальный антидот против всего. Как этот чертов безоар.

— Ты меня винишь? Ты не согласна?

— Нет. Ты — глава рода. Но я имела право знать, Люциус. Я не пустое место.

Он кивает с пониманием и замечает алое пятно на брюках. Вино. Люциус стоит на коленях, а вино уже впиталось в светлую ткань.

Нарцисса поднимается, но даже так она не кажется главной. Скорее порабощенной его волей. Супруга Малфоя всегда подчиняется, подобное даже не обсуждалось никогда. Такова её роль в этой пьесе без режиссера.

— У нас будет ребенок.

Смотрит в его глаза, потом чуть касается светлых волос.

— Это значит, что я беременна и скоро…

— Я знаю…

Это ему доступно. Он понимает: значит, родится долгожданный наследник. Он уверен, что это будет маленький светловолосый мальчик. Поместье станет принадлежать Люциусу — новому главе рода, а главное…

Он будет папой.

На губах расцветает улыбка.

* * *

…полночь. Часы тикают громко и навязчиво. Доктор чересчур много времени проводит у постели его жены. Люциус ходит по коридору, ощущая себя лишним.

— Мне главное, чтобы выжил ребенок, — отец сует доктору Клерману мешочек с деньгами. Лекарь пытается спорить — он сделает всё возможное, чтобы помочь и Нарциссе, и наследнику, но Абрахас непреклонен. Главное — внук.

Шаги отражаются от стен гулким эхом, а портреты предпочитают молчать. От их спальни к комнате отца и обратно пятнадцать шагов. Иногда шестнадцать, если он сбивается или замирает. Одна из половиц громко скрипит, где-то примерно в середине пути — Люциус уже знает и обходит её стороной, слегка задевая небольшую стойку с цветами. Фарфоровые кашпо подрагивают и звенят.

— Добби…

Домовик появляется незамедлительно.

— Принеси мешочек с галлеонами из сейфа внизу. Немедленно.

— Да, хозяин…

Он управляется быстро и испуганно прижимает ушки, глядя на Люциуса, который забирает полотняной мешок и взвешивает его в руке.

— Можешь идти.

Тихий скрип двери, и в коридор выходит задумчивый доктор.

— Мистер Малфой…— он словно собирается с мыслями, и от этого в животе у Люциуса всё стягивается тугим узлом. — Ваша жена очень слаба. Не знаю, справится ли она. Я принял решение дать ей несколько минут, чтобы передохнуть. Роды очень тяжелые — ребенок не развернулся головкой вперед, и таз слишком узкий, я боюсь, что…

— Вот, — Люциус протягивает мешочек, не сводя с доктора глаз.

— Не стоит. Я много лет служу вашей семье и сделаю всё, чтобы наследник…

— Нет. Нарцисса. Если встанет такой вопрос… кто должен… жить. Пусть это будет моя жена. Это приказ.

— Но ваш отец…

— Это решать мне, а не ему. Мне нужна моя жена.

Взгляд доктора излучает недоверие и непонимание.

— Я не могу пойти против воли вашего отца.

— Здесь больше… денег. Если нужно ещё — я дам еще. Я сделал выбор.

— Но леди Малфой сказала, что…

— Мне плевать, что она сказала! Она должна выжить, независимо от того, что будет с ребенком.

Доктор исчезает за дверью из японской вишни, и проходит ещё несколько тяжелых часов, прежде чем дом оглашает крик маленького наследника. На этот раз беда миновала…

Лишь на этот раз…

Через пару месяцев Абрахас и Герделина Малфой умирают от драконьей оспы. Он помнит это время, но переживать снова не желает. Нет, он не плакал, он просто не умеет. Больше всего Люциус боялся, что заболеет сын или Нарцисса. Тяжелое время.

* * *

Нарцисса все время проводит с Драко, а Люциус почти не ночует дома.

Лорд…

Снова и снова. Убийство за убийством. Ему кажется, что вся одежда пропахла грязной кровью и этот смрад не смыть. Он спрашивает у супруги, чем от него пахнет, но она мягко улыбается, твердя, что пахнет Люциусом. Нет ничего чудеснее минут вдвоем, когда они лежат рядом в редкий день, когда метка не жжет кожу. Теплые объятия, кожа, горячая и чуть влажная от желания, шорох простыней и её тихие стоны. Так редко, но так приятно…

— .. когда-нибудь вернешься?! Когда это закончится, Люциус?! Я не могу… не могу больше, понимаешь? — она кричит на него впервые за все годы вместе, потому, что терпение имеет свой конец. Нарцисса кричит после того, как его не было дома двое суток. Люциус не знает, что сказать. Он просто забыл, что есть жена, дом, сын. Драко плачет и испуганно обнимает плюшевого зайца. Мама никогда не кричала.

— Ты пугаешь ребенка, — это единственное, на что его хватает. В комнате звякает хрустальная люстра тонко и мелодично. Это всё магия, которую не удается удержать в пылу ссоры. Он не знает, как объяснить, почему явился лишь сейчас. Кажется, Люциус сходит с ума всё больше. Теперь лишь Лорд, Лорд, Лорд, смерть, магглы, хохочущая Белла, лица, лица…

Ужас.

Он — чудовищный человек, убийца. Нормальной жизни больше не будет. Неужели она не видит? Он летит в пропасть, а Нарциссе кажется, что балансирует на грани. Больше некого водить за ручку, он сорвался. Поскользнулся на самом краю и, как ни пытался уцепиться леденеющими пальцами, полетел вниз и вот-вот разобьется. Чувство полета нереально — это последнее, что запоминается перед ударом о землю. Он забыл о семье.

— Мама, мама… бо…

Драко всхлипывает так несчастно, словно его бросили. Забыли одного. А Нарцисса не плачет. Она просто кричит. Волосы растрепаны, пальцы дрожат. Вся обида на него за эти годы, вся злость облекаются в обидные слова, которые не задевают. Его вообще никогда и ничего не задевает.

— Ненавижу тебя! Ненавижу! Лучше бы ты умер, Малфой! Лучше бы тебя не было!

Она испуганно закрывает ручкой рот, тянется к нему, вцепляясь в рубашку, и плачет навзрыд. Люциус понятия не имеет, что делать с женскими истериками. Он просто стоит, глядя сверху вниз на Нарциссу — единственную, кто ещё способен разбудить в нем жизнь.

— Нет-нет-нет… никогда… никогда, Малфой. Не бросай меня. Прошу. Живи только. Это всё чушь, бред. Ты только возвращайся домой. Хоть когда. Только живым…

Сдержаться не получается, и Люциус опускается к ней, нежно обнимая.

— Конечно, конечно. Только не плачь.

А потом Лорд исчезает. Жизнь становится спокойной, размеренной и такой правильной. Драко растет. Учится летать на метле, читать. Он — послушный мальчик и слишком похож на отца, который желает, чтобы он учился в Дурмстранге. Только мама против. Не хочет отпускать сына так далеко. Они спорят какое-то время, и Люциус сдается, когда непоседливый наследник в очередной раз падает с метлы и ломает руку. Здесь проще. Есть Дамблдор и рычаги давления на директора. А ещё здесь есть Снейп. Пусть он очень молод, но жизнь сына Люциус готов доверить лишь другу. Единственному другу.

.. они покупают палочку в лавке Олливандера. Такой юный, но настоящий аристократ, и Люциус гордится сыном. И если бы не странная встреча с Мальчиком-который-выжил, то Малфой смог бы отпустить своих демонов навсегда. Только мерзким тварям суждено возвращаться. Они боятся дневного света, но ночью выползают из углов. Лорд вернется…

Сын уезжает, и они остаются с Нарциссой вдвоем. Чудесное время. Годы, которые кажутся маленьким раем для двоих. Но итог всего ясен заранее: человек, которому не суждено быть счастливым, никогда им и не станет. И глупо считать иначе. В тот вечер, когда Люциус снова ощущает жар метки, когда змея и череп чернеют едва ли не на глазах, и Лорд — ужасающий, больше напоминающий призрака или демона, вернувшегося из загробного мира, — смотрит на некогда приближенного с презрением. В ту минуту Люциус понимает, что мир развивается по спирали. Каждый виток вновь и вновь повторяет предыдущий с некоторой разницей — он не молодеет, а стареет, так же, как люди вокруг. Кто-то теряется на пути, но спираль раскручивается только вперед с постоянной амплитудой, от которой уже кружится голова и темнеет в глазах. Он плачет после этой встречи, закрывшись в ванной, как маленький мальчик, потерявший веру в будущее. Потому что новый виток ещё страшнее предыдущего, а итог… Итога словно нет. Спираль бесконечна.

Собрания, рейды в маггловские районы, чужая кровь на руках…

Снова.

* * *

— Ты понимаешь, что должен сделать? — Нарцисса едва сдерживается, чтобы не заплакать. — Милый… ты должен совершить самое страшное: убийство.

— Ты думаешь, что я ни на что не способен? Почему ты в меня не веришь?! — Драко поднимается с кресла в кабинете отца.

— Я верю. Но убить — это не так просто. Ты ещё слишком мал, чтобы понять. Ты можешь…

— Не могу! У меня выбора нет, как ты не поймешь?! Я сделаю это. Ясно?! И мне не нужна ничья помощь!

Уходит, хлопая дверью.

Откуда он знает о произошедшем? Ведь несколько месяцев Люциус Малфой проводит в тюрьме, и воспоминания о том периоде спутаны, пусты. Вода… Тьма и свет. Ах да! Нарцисса ведь показывала в думосборе. Сразу было ясно, что Драко не справится. В нем чересчур много от Блэков, он слишком любит семью.

Нарцисса взяла Непреложный обет с единственного человека, которому действительно можно доверять. Северус поклялся и убил вместо Драко. Когда Люциус просматривает воспоминания супруги, Дамблдора уже нет. А Северус Снейп — темноволосый, взъерошенный мальчишка, которого Малфой впервые увидел на церемонии распределения — убийца и новый директор Хогвартса в одном флаконе. Наконец в этой школе будет порядок.

* * *

— Он будет какое-то время жить в нашем доме.

Нарцисса стоит у окна. Услышав его слова, она вздрагивает и оборачивается. Она бледна и выглядит не очень здоровой.

— А этого нельзя как-то избежать?

— Ты сама знаешь ответ на этот вопрос, — Люциус носится по комнате, из угла в угол, стараясь не показывать страха. Скоро из школы вернется Драко. Каким будет это лето? Толпа Пожирателей в их доме — кровь на ковре, как алое вино когда-то. — Я ничего не могу сделать.

— Я знаю. Нужно предупредить эльфов, чтобы подготовили комнаты. Я займусь этим.

Она уходит, даже не взглянув в его сторону.

* * *

— Твоя палочка, Люциус…Я хочу получить твою палочку.

Лорд протягивает серые пальцы, ожидая, когда в них окажется палочка из вяза и сердечной жилы дракона.

Нарцисса сжимает руку под столом на один краткий миг. Так, словно они собираются на прогулку. Всё в порядке, можно жить и без палочки, к которой привык. Можно… Главное ведь жить. Он отдает.

* * *

Последняя битва — повод сделать самый ответственный шаг в жизни, потому что они выбирают политику невмешательства. Не по трусости. Просто Малфои и сами не знают теперь, на чьей стороне стоят, кого готовы поддерживать: Темного Лорда, отнявшего нормальную жизнь у семьи, которая недолго, всего несколько лет, но была счастлива, или армию Дамблдора — грязнокровок, предателей.

Примкнуть к последним слишком унизительно для тех, кто всегда преобладает над святостью. Они стоят на каменном полу разрушенной школы, в которой учились когда-то, и держатся за руки, потому что нет ничего важнее семьи. Лишь эту заповедь отца Люциус соблюдает беспрекословно.

…А ещё он попрощался с другом. Это самая значительная и самая страшная потеря в войне. Снейп. Он сам отправил его на смерть, по приказу Лорда.

— Приведи ко мне Северуса.

Он привел. Пытался остановить: предупреждал, убеждал, просил, но тот был непреклонен.

А после… бесконечные суды над бывшими друзьями. Обезглавливание богатых и влиятельных семей — Люциус называл казни именно так. Множество смертей, наполненных смыслом для победителей и абсурдных для проигравших. Мир ликовал, отмечал победу. Так началась эра парадоксов. Никто больше не умрет, не будет страданий и боли, дети не потеряют своих родителей, люди станут свободными. Розовые очки с толстыми-толстыми стеклами. Когда-то чистокровные маги были всем, теперь — становились пустым местом, убийцами, заслужившими только смерть. Мир не заметил потерь. Победители живы и счастливы — не это ли самое важное?

Он на пару мгновений забыл, что всё это прошлое. А будущее — Tabula rasa — чистый лист, не испачканный кровью. Можно было бы улыбаться, вопреки гадким ощущениям в легких, которые дарит Мемориум. Только улыбаться нечему.

Драко…

Юный наследник, казавшийся когда-то таким беззаботным ребенком, для которого самой большой неприятностью был проигрыш кубка школы Гриффиндору. По крайней мере Драко будет жив и останется в этом мире. Сын не пришел на казнь, и это правильное решение. Теперь его семья — это молодая Астория Гринграсс. Выбор сына Люциус одобрял. Он восстановит традиции, их поместье, отвоюет по галлеону у проклятых бюрократов состояние Малфоев и сможет воскресить былое величие.

Нарцисса…

Прекрасная, как роза из их оранжереи, вся его жизнь. Он так и не сказал самого главного. Но сейчас смел надеяться, что ей всё известно. Поняла за многие годы, когда он балансировал между благом семьи и её счастьем. Нарцисса… Хочется шептать её имя снова и снова, целовать её губы и делать то, чего он никогда не умел — просить прощения. Она так и не научила.

Он бросил взгляд в ту сторону, где стояла жена, но перед глазами мелькнуло лишь мутное белое марево. Её образ исчез из памяти последним.

Нар-цис-са…

… юная, в саду Мэнора. Она набирает озябшими руками снег и формирует из него комочек. Снежок летит в Люциуса. Принцесса смеется заливисто и счастливо, сражаясь с непослушной застежкой мантии.

Расстегивается она куда проще.

Щеки Нарциссы кажутся алыми от мороза, волосы растрепались и выбились из-под капюшона. Её смех — будто тысячи маленьких колокольчиков на ёлке, которые он когда-то, шутки ради, наколдовал для Драко. Канун Рождества — время, когда сбываются мечты или рушатся надежды.

— У тебя замерзнут пальцы!

— Ты отогреешь…

Очередной снежный комок летит куда-то в шею, и он ёжится, скорее по привычке, снег не холодный. Не было такого воспоминания, кажется, не было. Они не играли в снежки.

— Надень перчатки. Ты простудишься!

— Мы попросим домовиков сварить горячий шоколад.

— Ну же, Люциус, играй! Это так весело.

— Это глупо…

— А когда-то что-то веселое было умным? — она падает на снег, как на пуховую перину.

— Не лежи на морозе.

— Не будь занудой.

Он подходит ближе.

— Ляг со мной рядом.

Ложится слишком послушно, без протестов.

— Ты обещал не забывать меня.

Нарцисса берет его за руку. Это не воспоминания, Малфой сам всё себе придумал. И теперь знает способ — помнить…

— Ты не забудешь?

— Нет. Я тебя спрячу. Туда, где никто не достанет.

— А есть такое место? — светлые волосы разметались по плечам, пряди лежат на белом снегу, и тонкие резные снежинки тают, превращаясь в капельки воды.

— Есть. В моих фантазиях.

— Мне там понравится? — она вздыхает, выпуская в воздух колечки белого пара.

— Там немного страшно. Я сам иногда боюсь. Но тебе там ничего не грозит. Так я смогу помнить.

— Это очень хитрое решение, знаешь? — на руках уже перчатки из тонкой драконьей кожи. — Эй! Я так не хочу, — она капризно фыркает, чуть закусив губу.

— Зато пальцы не озябнут.

— А в твоей фантазии может быть лето?

— Да. В моей фантазии может быть всё. Ты только не убегай далеко, — он переворачивается, нежно целуя её в губы. — И держи меня за руку, как тогда, в галерее, ладно?

— Ладно…

Её губы прохладные. Она пахнет розами, а у кожи едва ощутимый привкус меда. А может быть, он и это выдумал.

— Не оставляй меня.

— Не оставлю. Я же клялась, помнишь?

Нет…

Уже не помню…

Больше ничего из прошлой жизни. Пустота…

Новые воспоминания полились в подсознание быстро, волнами, проскальзывая перед глазами. Они казались слишком пустыми, чтобы обращать на них внимания.

…Нарцисса смеется.

— Это ничего, Люци. Это всё же лучше, чем, если бы ты был продавцом в Макдональдсе.

— Кем?

— Ты узнаешь. Потом, — сжимает ручку и тихонько поет колыбельную. Ту самую, что пела Драко:

— Ты не плачь, мой малыш…

Звезды спят, ты не спишь.

Если в небо взлететь,

Звездную мантию можно надеть.

Дурацкая колыбельная. А новая жизнь и вовсе кажется отвратительной.

— Я же буду рядом.

В воспоминаниях появляется его новая семья. Была жена, но она умерла от рака. Что такое рак? Ах да… Какая-то тяжелая маггловская болезнь.

— Она брюнетка, — Нарцисса морщит носик, — тебе ведь нравятся блондинки.

— Это не я решил, — сжимает руку чуть сильнее.

— Они, наверное, тебя подстригут. Представляешь?

— Ну и ладно… — он стряхивает снежинки с её волос. Пытается, только они давно уже превратились в воду — серебристые капельки, словно слезы, оплакивают прошлую жизнь.

— А ещё у тебя сестра есть, которая вместе с тобой живет. Смотри какая.

— Пф… Мы разве похожи? — Люциус морщится, глядя на странноватую брюнетку из новых воспоминаний, немного пухлую и явно старше его.

— У вас одна мать, отцы разные.

— Ясно… — он вздыхает, следя за тем, как она поднимается на ноги.

— Ну, всё. Мне пора. А то совсем замерзну.

— Эй! Не уходи… — он спешно встает, ловит её за запястье, но рука выскальзывает.

— Я приду. Только выпью чашку чая. А ты пока устроишься. Договорились?..

* * *

Когда все флаконы были вылиты и нужные заклинания произнесены, Септимус кивнул Гарри Поттеру из-под темного капюшона. Казнь приведена в исполнение, если происходящее можно назвать казнью.

Он ощущал себя немного неуютно. Нарцисса… Она могла бы узнать владельца Мемориума, только ей было наплевать на мир вокруг. Гордая аристократка, жизнь которой рушилась на глазах — ей важнее было держать себя в руках. Она всегда была сильнее мужа. Сейчас его вынут и унесут, чтобы разбудить в маггловской клинике, где и начнется новая жизнь. Совсем другая, без магии, без семьи.

Этой семьи.

Всё лучше смерти. Это Септимус уже успел уяснить для себя. Иногда лучше потерять смысл, чем жизнь, полную смысла.

— Нарцисса Малфой, вы обвиняетесь…

Второй быть ещё страшнее, Люциус бы не справился. Септимус кивнул Поттеру снова и удалился из зала. Достаточно заниматься самобичеванием, он увидел всё, что хотел. Впереди ещё много работы.

Мутная белая пена сомкнулась над головой Нарциссы.

Первый вздох новой жизни. Спешить было некуда.