Мемориум (гет)

«Я видел её. Выглядит такой растерянной, измученной. А самое ужасное, что я ничего не могу сделать. Если бы не Астория, то наверняка плюнул бы на всё — забрал бы её домой. И будь что будет. Что мама делала на Косой аллее? Увижу ли я её ещё когда-нибудь?»

Из дневника Драко Малфоя, 12 ноября 2001 года.

— Ты видел Драко? — они шли по коридорам здания корпорации «Мемориум». Серые стены дарили ощущение щемящей, давящей пустоты. Светильники горели тускло. То и дело навстречу попадались сотрудники в темно-зеленых мантиях с капюшонами. Здание жило своей жизнью, словно муравейник.

— Видел. Он в порядке, — Северус не обращал внимания на приветствия. — Драко удалось получить назад поместье, часть денег. По крайней мере, теперь на него снова смотрят, как на главу древнего рода, а не на Пожирателя смерти.

— Хорошо, — Люциус вздохнул, стараясь особенно не смотреть по сторонам. Здесь и взглянуть было не на что, сплошная серость.

Словно прочитав его мысли, Северус фыркнул:

— Эти коридоры часто путают с больничными. Меньше воспоминаний об этом месте в первые минуты после пробуждения.

— Разумно.

…Он почувствовал её за пару мгновений до того, как заметил. Чары всё ещё действовали. Какое-то время после свадьбы они привыкали к непривычным ощущениям. После ритуала в библиотеке тело чувствовало всё так остро, будто нервы были оголены. Стоило потерять друг друга из вида, и сердце начинало стучать тревожно. Со временем это стало обыденностью. Уникальное чувство друг друга: тепло, если они рядом, холод и боль, если кому-то из них плохо.

Узы.

Нарцисса шла по коридору вместе с Тамарой, мягко улыбаясь её словам. Такая же красивая, родная. Люциус замер, не сводя с неё глаз, а Северус просто прислонился к стене.

— Она тебя уже не помнит. Даже не пытайся, Малфой.

Слова отозвались в сердце волной боли, такой сильной, что выдох получился судорожным и напряженным.

Не помнит…

Уже.

Почему это всё происходит с ними?

На ней было платье до колена, кофейного цвета, волосы спадали по плечам ровными волнами. Черное пальто в руках, а на ногах те самые сапожки, которые свели их когда-то. Ей уже за сорок, но она по-прежнему заставляла его сердце подпрыгивать и стучать быстрее, на износ. Нарцисса подошла ближе, сбиваясь с размеренного шага на пару мгновений. Во взгляде — интерес, удивление и непонимание. Она не узнала. Словно сейчас они были совсем чужими, будто он — один из миллиарда людей, на которых принцесса будет смотреть именно так. Пустой интерес.

— Простите, сэр? Мы знакомы?

Родной голос. Сколько раз он слышал его? Грустный, сердитый, усталый, сонный, заботливый, удивленный, грубый, разный, но всегда звучащий лишь для него.

Пустота затягивала, а ответ не находился. Что же сердце так болит? Годы определенно брали свое. Он чуть пошатнулся, морщась, но старый верный друг сжал его плечо.

— Вам нехорошо? — поинтересовалась Нарцисса снова. Голос приобрел нотку беспокойства, едва уловимого, ровно такого, какое она может допустить в отношении совершенно незнакомого человека. Люциус прекрасно знал все черты её характера.

— Жан-Жак Руссо был кутилой, знаете? Совершеннейшим нигилистом. Невоспитанным, развратным мерзавцем, не ставящим ни во что окружающих людей. Он не умел подчиняться нормам общества, стремился постоянно выходить за рамки. В основном его презирали, кто-то просто боялся и стыдился. Он совершенно бесчестно развлекся с какой-то бестолковой маггл… крестьянкой, а позже женился на ней. Просто так. Ради хохмы. Клянясь при этом, что никогда её не любил. Отдал всех своих детей на воспитание и даже не поинтересовался, что с ними случилось потом. Ну да, он писал оперы, философские трактаты. Хотя по мне, они не дотягивали даже до скучных современных книжонок. Он умер без особенной чести. Вряд ли кто-то плакал на похоронах. Но был один-единственный момент в его жизни — справедливое наказание. Он любил. Влюбился в графиню, жившую по соседству. Так вышло, что дама была возлюбленной его близкого друга. Руссо рыдал у её ног, страдал. Слабак! А графиня играла с ним, выслушивала, жалея. Позволяла себе излишнее кокетство, разжигала чувства безумца. Кто-то разболтал о подобном поведении другу Руссо. Дружбе пришел конец, да и любви тоже. Больше в его жизни чувств не было.

Нарцисса молчала, выслушивая странный рассказ.

— Кто вы? Почему вы рассказываете мне это? — она приподняла бровь, глядя непонимающе на странного незнакомца.

— Любые поступки несут за собой воздаяние. Неважно, как вел себя человек, он получает свое. Руссо был занятным. Он понравился бы вам, — Люциус мягко улыбнулся.

— Мы с вами знакомы? — она повторила свой вопрос, бросая мимолетный взгляд на Солорса.

— Нет, конечно, нет, — он сбросил руку друга со своего плеча и направился вперед, по коридору, чтобы подавить в себе единственное желание — сбежать с ней куда угодно, на край света, чтобы быть вместе хоть несколько проклятых часов. Только за опрометчивостью следует бесконечность, мертвая, тягостная, и встреча со страхом в черном балахоне. Нет. Для неё он не желает такой судьбы. Не теперь. Настало время исправлять свои ошибки. Чувства для того и даны. Обидно лишь одно — он так ни разу и не сказал, что чувствует к ней, ни разу за все эти годы рядом.

Руссо…

Руссо — это он. Проклятый грешник, в котором никогда не было ничего святого. Глупому французу достался шанс быть счастливым, а он упустил его. Люциусу же шанса не дали. Лишь несколько мгновений вместе, недостаточно светлых для того, чтобы называть это счастьем. Кажется, этого слишком мало, чтобы вызвать Патронус.

Он так и не научился. Потому что в жизни Малфоя все мгновения счастья, словно белое пятно на черном похоронном саване. Кругом лишь тьма, мрачная, густая. Она укрывает покойников с головой, чтобы никто из окружающих не увидел мертвых лиц. А может быть, чтобы мертвец не видел больше солнца? Светлых пятен недостаточно. Его память никогда не отдает момент непорочным. Следом за каждым из них идет боль, старая добрая подружка. Люциус привык распивать с ней кофе вечерами. Боль — часть него самого, всегда. И каждый шаг сейчас равносилен Круциатусу — простому наказанию от великого Лорда Волдеморта, которого больше нет, как нет и его последователей. Не существует прошлого, ветер рассеял пылинки. Не будет улыбающихся лиц бывших одноклассников, тех, с которыми Люциус когда-то сидел за одним столом, чудил и делал маленькие пакости гриффиндорцам, не будет тех девушек, что он целовал в коридорах школы, скрываясь от кары завхоза. Из памяти исчезли серебристо-зеленые галстуки. Остались только кровь на черных мантиях, впитавшаяся, подсохшая, и маски Пожирателей смерти. Те глупые мальчишки выросли и превратились в бессердечных чудовищ.

То было раньше. Сейчас нет и убийц. От друзей остался прах — чужие тела, почти мертвые внутри, пустые оболочки без памяти, неспособные держать в руках палочки. Интересно, как у них складывается жизнь?

Кем ты стал, Люциус? Лучший друг предал тебя, сын — отвернулся, жена…

Штампы. Он снова и снова навешивал ярлыки на тех людей, кто был рядом в не самые удачные годы. Снейп предал? Тогда зачем добивался для него жизни? Пусть такой, как сейчас, пустой, бессмысленной, но жизни. Сын отвернулся? Но почему нашел способ вернуть поместье, честь фамилии, женился на женщине, которая никогда ему не нравилась, лишь бы возродить традиции?

Жена…

Он не смеет и слова сказать. Нарцисса пошла за ним в ад, хоть и казалась ему ангелом. Она пала для него, потеряла свои крылья, испачкала белые одежды. Вот кто действительно заслужил жизнь.

Потому он уходил, вслушиваясь в отзвуки женских каблучков, стучащих по мраморному полу. Звуки всё дальше и дальше…

Прошлого нет.

А наказание осталось.

* * *

— Странные ощущения.

— Я знаю. Тебе нужно погрузиться полностью.

— А помнишь, как мы…

— Не надо. Просто закрой глаза и вдохни. Ничего уже нельзя изменить.

Люциус кивнул, улыбаясь немного безумно.

— Хочешь потягаться со мной? Это ты принес те нарциссы в мою палату. Я знаю, Сев. Не нужно ничего говорить.

Северус только фыркнул.

— Не нужно бороться с этим. Ничего не изменится.

— Ты будешь снова и снова таскать меня сюда? Каждый раз, когда Леблан мне смертельно надоест? — Люциус рассмеялся, наблюдая за золотистыми ручейками памяти на мутно-белой глади зелья. Мемориум можно было бы назвать приятным, мягким, теплым, словно шелковые простыни в его старом поместье. Но, увы, эта дрянь тянет воспоминания, как проклятый дементор.

— Ты создал маленького дементора, Снейп. Такого же навязчивого, только белого.

— Ты бредишь, — он покачал головой.

— Так ни слова и не скажешь? Я ведь вернусь снова. И заберу её. Ты не найдешь нас, и ваше проклятое Министерство не найдет.

Северус вынул из кармана палочку.

— Чары слежения. Не забудь про них, ладно? Если вернешься.

— Когда вернусь, — Люциус фыркнул, опускаясь в белую пену и вдыхая, куда спокойнее, чем в прошлый раз.

Золотые ручейки скользнули по глади, темнея. Это искусственные воспоминания. Отличить их было несложно.

…Двое мужчин в капюшонах появились в зале.

— Мы поможем собрать…

— Вон! Я справлюсь сам.

Пальцы Северуса сжали палочку. Он пытался разыскать нужную светлую линию, самую золотую и прозрачную, олицетворяющую реальные, живые нити памяти. То, что Люциус успел запомнить за эти два года. Ещё предстоит найти там Нателлу Рой. Это будет довольно сложно. А главное — не пропустить воспоминаний его реальной личности, чтобы не возвращаться к этому этапу еще раз.

Он скинул пальто и принялся накручивать нити на кончик палочки, рассматривая их в ярком солнечном свете.

* * *

… Тишина и размеренное тиканье часов. Маятник в гостиной. Люциус улыбнулся, оглядываясь по сторонам.

Малфой-мэнор.

Ноги сами повели его наверх. Только бы не опоздать.

Она сидела у кровати спящего Драко и напевала колыбельную. Малыш тихонько сопел носиком, обнимая пушистого Мистера Кролика. Люциус замер на мгновение, любуясь картиной.

Он помнил этот вечер. Сын заболел, подхватил очередную простуду. Он частенько болел, температурил ни с того ни с сего. Доктор только разводил руками, а Нарцисса сидела рядом часами, пела ему, рассказывала что-то. Люциус так не умел. Он был способен только учить, ругать, спорить. Плохой из него был отец. Ужасный.

Он поморщился, но подошел ближе. Нарцисса вздрогнула и улыбнулась:

— Ты меня напугал… Он только что уснул, температура спала.

— Идем со мной, — он взял её за руку и потянул прочь из комнаты.

— Куда, Люци? В чем дело?

— Нам нужно уходить отсюда, понимаешь? Подальше… Скоро всего этого не будет, — Люциус замер у лестницы, сжимая её запястье, потому что Нарцисса уперлась ногами.

.

— Что? Ты с ума сошел. Я сына не оставлю, — она повернулась к комнате.

— Послушай меня, Цисси, они заберут тебя, навсегда заберут. Идем со мной!— он снова дернул, но супруга фыркнула, хлопая его по руке:

— Мне больно! Отпусти сейчас же. Я никуда не уйду без Драко.

Он отпустил, глядя на неё с ужасом.

— Мы не бросаем его! Просто момент другой! Это уже было. Пойми, эти мгновения — всего лишь воспоминания. Понимаешь? Он — воспоминание, и ты тоже. Я не могу забыть тебя…

— Но ты можешь забыть его? Люциус, он же наш ребенок. Неужели тебе не важно, чтобы он был рядом? Что же ты за отец такой! — она покачала головой, а он ощутил почти физическую боль от её слов.

— Он справится сам. Уже взрослый. Ты всегда слишком опекала его, Цисси. Он сильный, он ведь Малфой.

— Нет! Ты совсем не знаешь его. Совсем! Он — Малфой, но ему нужен отец. Настоящий, а не такой, каким был ты. Он же любит, тянется только к тебе и мечтает быть похожим на тебя. Не отталкивай его, — Нарцисса открыла дверь в комнату, бросая мягкий взгляд на спящего ребенка. — Я хотела бы, чтобы он любил меня хоть вполовину так же сильно…

— Цисси, ты говоришь…

— Глупости? — она вздохнула, обнимая себя руками. — Ты никогда меня не слушаешь. Почему тебе так сложно чувствовать? Почему не можешь признать, что мы тебе нужны?

Люциус сглотнул, пожимая плечами. Белая пустота начинала поедать картинку, как омерзительный опарыш, желающий сожрать всё настоящее, существующее в его мире.

— Я не уйду, Люци. Ребенок болен. Я не могу уйти, — она шагнула в комнату, исчезая в пустоте.

Он вдохнул глубже, отчаянно ища нужный, самый важный момент. Пусть будет он…

Свадьба…

Гости уже собрались, но кажутся пустыми и безликими. Люциус не помнил, кто именно приходил. Никого не помнил. Смазанная картинка: все танцуют, веселятся, ждут, когда Нарцисса спустится вниз. Она отдыхает от обряда. Слишком тяжело ей было, слишком…

Проклятая галерея выпила все силы. Когда они покинули библиотеку, Нарцисса, так стойко вытерпевшая все муки, вдруг опустилась на пол, теряя сознание. Он испугался тогда. Уложил её на диван, стараясь привести в себя, заставил отца вызвать доктора. Клерман давал какие-то зелья, а Люциус трясся, как осиновый лист, потому что казалось — сейчас страшный сон превратится в реальность. Противный, назойливый кошмар, в котором она умирает каждую ночь в проклятом темном зале, под смех его обезумевших предков. Но Цисси всегда была сильной, очень сильной. С виду хрупкой, болезненной, но в душе такой невыразимо смелой, что он завидовал.

Нарцисса открыла глаза, пришла в себя и взяла его за руку, чтобы успокоить.

Его жена.

И вот теперь собиралась наверху, чтобы стать королевой на этом балу.

Он поднялся по лестнице, старательно обходя безликих гостей, и наткнулся на отца, покосившегося на него с привычным отвращением.

— Почему ты ещё не одет? Гости ждут. Живо, Люциус!

— Разумеется, отец, — пробормотал он по привычке, прислушиваясь к скрипящему шепоту пола в темно-зеленом коридоре. Стучать не было необходимости. Он осторожно открыл дверь, любуясь на свою юную принцессу. Волосы собраны в прическу, фата и прекрасное белое платье — давно забытый образ.

— Я кажусь слишком бледной, да? — она улыбнулась, оборачиваясь.

— Нет, — он вздохнул, наслаждаясь воспоминанием. — Ты — прекрасный бриллиант.

— Merci...11

— Если я скажу тебе сейчас, что нам нужно бежать отсюда, чтобы быть вместе, ты пойдешь со мной? — он привалился к косяку, разглядывая её, изящную аристократку.

— Да.

— И ты даже ни о чем не спросишь?

— Нет. Я скоро должна буду дать клятву идти за тобой всегда. Только мало кто знает, что я уже дала её твоим предкам. Никто не знает про Узы, которые теперь связывают нас. Я уже жена, и если ты скажешь идти — я пойду.

— Тогда идем, — он подошел ближе, снял с неё фату и улыбнулся юной красоте.

Она сама потянула его к двери, выглядывая в коридор. Он исчезал в слепящем белом свете вместе с часами и изящными ламбрекенами на окнах.

— Что это?

— Дементор Снейпа, — фыркнул Малфой, утаскивая её обратно в комнату и открывая окно.

— Люци, тут ведь высоко! Ты что?!

— Ты доверяешь мне? — он встал на подоконник, протягивая руку.

Нарцисса оглянулась назад и снова посмотрела на него, потом на раскрытую ладонь, кивнула и встала рядом.

— На счет три?

Люциус улыбнулся.

— На счет три. Один, два… — он набрал в легкие побольше воздуха. — Три!

Полет и падение, ни грамма боли.

______________________________________

11 [ (пер. с фр.) Благодарю.

* * *

…Нарси рассмеялась и упала на траву.

Драко присел рядом, глядя на мать. А Люциус задумался, пытаясь понять, что это за воспоминание. Поле чуть в стороне от поместья, жаркое солнечное лето. Судя по тому, как сопел сын, смазывая сопли на кулак, и свирепел сам Люциус — это тот день, когда он пытался научить Драко летать на метле.

— Папа, я не могу!

— Это унизительно! — он обреченно вздохнул. Ну конечно, он вечно ничего не может! Что за ребенок? Сначала надо уговаривать по полчаса, прикрикнуть или вовсе огреть тростью, а потом он с восхищением занимается новым делом.

— Но у меня не выходит! Я уже пробовал.

— Малфой, встань сейчас же.

Драко нехотя поднялся, а Нарцисса, улыбаясь, посмотрела на него, расправляя складки на платье.

— Это наш сын? Он красивый.

— Он ленивый и упрямый! — Люциус поморщился.

— Встань у метлы, Драко. Сейчас же, иначе я уйду, и ты будешь позорить нашу семью в Хогвартсе! Все станут потешаться над тобой.

— Я не буду, — Драко всхлипнул, стирая слезы рукавом рубашки.

— Ты к нему слишком строг, Люци. Ему всего семь. Не рано ли летать?

— Нет, не рано. Я в его годы уже в квиддич играл.

Сын вздохнул и повторил:

— Вверх! — метла отлетела в сторону и упала на траву.

Люциус закатил глаза.

— Акцио, метла! — он вернул предмет сыну. — Пока ты не полетишь, мы будем стоять здесь. Слышал? Без завтрака, обеда и ужина.

— Я устал…

— Ты не устал. Ты еще ничего не сделал. Сосредоточься!

— Вверх! — метла оказалась в редких, но колючих кустах барбариса.

— Ты бездарен! — «Акцио» прозвучало в очередной раз.

— Ты ничего не объяснил, — Драко всхлипнул.

— Вот именно, Люци. Почему ты не объяснишь ему нормально? — Нарцисса посмотрела с упреком, гладя сына по голове и нежно обнимая. — Ну не плачь, малыш, ты попробуй ещё раз.

— Прекрати с ним сюсюкать. Драко, давай учиться. Ты сам знаешь, что я не лгу. Ты знаешь, что тебя ждет.

— Малфой! — супруга нахмурилась и поднялась, топнув ногой. — Попроси его нормально, как отец, а не как… не знаю кто! — она фыркнула и вытерла слезы платком, целуя сына в лоб.

— Хорошо… Драко, пожалуйста, попробуй ещё раз. Я уверен, что всё должно получиться, — пробормотал Люциус, нетерпеливо скрипя зубами.

— Вверх, — всхлипнул Драко, и метла, наконец, оказалась в руках. — Получилось, пап! Получилось! — он подпрыгнул на месте, искренне радуясь, глядя на отца с надеждой и неподдельным счастьем.

— Ну, хоть так, — фыркнул Люциус.

— Почему ты думаешь, что у него все должно получаться само собой? — Нарцисса покачала головой, усаживая Драко на метлу.

— Потому что у меня получалось. Он мой сын.

— Все люди разные, Люци. Он умный мальчик, он очень старается. Неужели ты не видишь? Драко, надо оттолкнуться ногами хорошенько и взлететь. Сжимай метлу крепко и держись. Заставь её зависнуть в воздухе, а потом опуститься.

Драко засопел, качая головой:

— Папа объяснял иначе… Я сделаю, как он сказал.

Люциус замер.

— Нет, Драко…

Конечно, нет… Он тогда был чертовски зол из-за неудач сына, даже не подумал сказать всё как положено, объяснить правила взлета, посадки. Что можно, а что нельзя делать. А Драко так хотелось показать, что он не бездарен и не боится, а может летать, как отец. Плохое воспоминание. Он его ненавидит всем сердцем.

— Нарси, пойдем, пожалуйста, — он потянул её за руку. — Пойдем, пусть воспоминание стирают. Пусть всё это исчезнет. Я не хочу.

— Почему?— она зашагала следом, оглядываясь на сына. — Почему ты не любишь этот момент?

— Потому что из-за меня он упадет. И сломает себе руку, ударится очень сильно и будет потом болеть две недели. Ты станешь смотреть на меня как на садиста, а Драко будет плакать, потому, что у него не получилось, и я опять недоволен. Но все ведь не так. Я виноват, что он упал. И не приходил к нему, не знал, что сказать, как объяснить…

— Какой ты дурак, Малфой, — она вздохнула, поглаживая его руку. — Какой дурак.

— Я знаю.

Он потянул её дальше, поскорее, пока пустота не появилась и здесь.

— Нужно спрятать тебя. Так, чтобы он не нашел.

— Кто? — она улыбнулась, крепко сжимая его руку.

— Снейп.

— Северус? Тот странный полукровка, который иногда приходит? Он же почти ребенок.

— Уже нет, Цисси, совсем нет.

Он покачал головой и ускорил шаг.

— Почему мы постоянно идем? Я устала. Туфли трут.

Ах да… Туфли. Она ведь истерла ноги на свадьбе, потом он целовал её пальчики, ругая, что не сказала о неудобстве. Ведь можно было использовать магию.

— Присядь, — он снял с неё туфельки и взмахнул палочкой, делая каблук поменьше, а подъем посвободнее. — Вот так, моя Золушка…

Улыбнулся, вспоминая встречу с Нателлой, и нахмурился, потому что она мгновенно пропала из памяти. Снейп нашел.

— Не подсказывай ему больше, Люци, не надо, — Нарцисса благодарно поцеловала его в уголок губ, надевая обувь.

— Не буду.

* * *

Макнейр что-то рассказывал Лорду вот уже битый час, дрожащим от переживаний голосом. Тот слушал с безразличным интересом.

Мэнор… Поместье больше не принадлежало Малфоям. Теперь здесь царствовала проклятая компания фанатиков.

Нарцисса терпела. Она старалась ничего не замечать, следя лишь за тем, чтобы домовики вовремя убирали осколки, следы крови, бесконечный мусор. Драко тоже терпел. Всё лето. Он делал вид, что всё в порядке. Ходил за отцом хвостиком, хоть Люциус и не понимал причины. Может быть, ему было страшно, а может, желал просто побыть рядом. В любом случае, Люциуса всё устраивало. Ему почему-то было спокойнее от того, что сын всегда поблизости. Драко задавал разные вопросы, старательно воспринимал всё новое, иногда что-то записывал или тут же пробовал заклятия. Сын менялся. Становился серьезным и совсем взрослым. Пожалуй, слишком рано он вырос, но жизнь всё расставляла по местам.

Макнейр закончил, и Пожиратели смерти расползлись по дому, словно крысы в поисках пропитания. Драко всё еще сидел рядом, глядя на отца.

Люциус вздохнул, бросая вопросительный взгляд на Нарциссу, но та лишь пожала плечами.

— Здесь мне тоже не нравится. Снейп отыщет нас с легкостью, ты же знаешь. Он в первую очередь сотрет всё, что связано с нами двумя, те места, где мы были вместе.

Сын послушно кивнул, словно понимая, о чем разговор. Люциус не сдержался и чуть сжал его плечо. Драко вздрогнул и воззрился на него с недоумением. В глазах появился привычный восторг. Неужели он всё это лето был рядом, потому что не хватало отцовской заботы?

— Он скучал по тебе, пока ты был в Азкабане. Очень волновался, — уверенно прошептала Нарцисса. — И стал Пожирателем Смерти не потому, что это почетно. Он надеялся, что сможет заслужить у Лорда свободу для тебя.

Люциус погладил сына по волосам.

— Я знаю. Всегда знал. Просто не умею платить за это.

— Пойдем, — Нарцисса поднялась, дергая его за мантию. — Идем скорее, Северус нас нашел… — комната медленно разрушалась, пропадая в водовороте, белом и мутном.

— Да, идем, — он потянул её прочь из зала.

Они побежали по коридорам, стараясь обходить бледнеющие, как на засвеченной фотографии, места.

— Куда теперь?

Развилка… Путь в библиотеку или в сад. Нет, в саду Снейп станет искать его в первую очередь. Именно там Люциус всегда наблюдал, как Нарси ухаживает за розами. Фыркал, злясь, что его принцесса копается в земле. Снейп знал об этих воспоминаниях. Наверняка помнил недоумение друга.

— Сюда, — Малфой потянул её в библиотеку, натыкаясь на Северуса, худощавого, совсем юного. На вид ему было лет пятнадцать, но взгляд казался слишком взрослым.

— Ты просто не хочешь учиться, Люциус. Признайся.

— Ох, Сев, не начинай.

— Окклюменция — это не твое, — Северус улыбнулся, присаживаясь на стол. — Сдавайся.

— Чушь. Я вполне способен к окклюменции.

— У тебя получается скрывать чувства, Малфой, но не мысли, увы, — Северус торжествовал, ещё бы уязвить в чем-то старшего друга.

— Полукровка.

— Бездарность! — Снейп приподнял бровь, совсем так же, как делал, будучи деканом.

— Хорошо, давай ещё.

Друг поднял палочку изящно и быстро, шепча: «Легилименс».

Люциус рассмеялся.

Да это же отличный момент, как не хотелось его терять, потому что…

Снейп покраснел. Когда ещё такое можно увидеть? Совершенно красный Снейп, которому было стыдно до чертиков. Ещё бы, ему шестнадцать и девушки у него не было. Зато у Люциуса была Нарцисса.

Он улыбнулся победно, усаживая Цисси на свои колени.

— Он что, покраснел? — она захихикала тихонько, утыкаясь носом в его шею.

— О да, ещё как.

— Что он такое увидел в твоих мыслях?

Люциус проследил, как друг отворачивается, тщательно подбирая слова.

— Ты бездарен, Малфой.

— А ты — совершенно скучный девственник, Снейп.

Северус едва заметно улыбнулся. Люциусу, конечно, не было ничего видно из-за пелены вечно сальных черных волос. Но тот точно, непременно, улыбнулся. Люциус с легкостью читал настроение друга. Раньше…

Нарцисса прикрыла глаза.

— Мне нравится здесь. Мы останемся?

— Не знаю, — он пожал плечами. — Сев всё равно найдет нас здесь. Этот момент из нашего общего прошлого, которое помнить запрещено.

— Но вроде тихо, — она оглянулась по сторонам, прислушиваясь к звукам библиотеки. — Почему он так много знает о тебе?

— Мы дружили, — легкое движение плечами. — Нужна какая-то мелочь, значимая, способная оставить осадок. Чтобы спрятать там тебя. Я должен узнать тебя в новой жизни. Непременно узнать, когда увижу в следующий раз.

— Мелочь? Как, например, воспоминание о баловстве?

— Да, — Малфой копался в памяти, пользуясь передышкой, пусть временной, но так ему необходимой.

— Подумай, Люци, подумай хорошо, — она поцеловала его в лоб, глядя грустно и измученно, — подумай. То воспоминание, о котором не знает никто, немагическое воспоминание, иное. Что-то особенное. Пусть я буду там, пусть? Даже если меня там нет.

— Я не знаю. Не помню ничего подходящего.

Тяжелая белая капля опустилась на её руку.

— Мемориум… Цисси, скорее, — он поднялся, хватая её за запястье. Только поздно. Они слишком рано расслабились. Пути к отступлению уже были отрезаны. Чересчур увлекся мыслями, упустил шанс. Дверь библиотеки была сплошь покрыта густым белым раствором, стекающим вниз и скапливающимся на полу в виде огромной лужи.

— Отсюда есть ещё выход? — Нарцисса испуганно сжала его руку. — Пожалуйста, скажи, что есть!

— Нет… Выхода нет, — он потянул её вглубь библиотеки, проносясь между стеллажами и наблюдая, как молочно-белая река течет следом, петляя, словно живая змея, и оставляя за собой лакированный след.

Он задыхался, мечась от стены к стене, потому что это был конец. Больше не будет ничего. Лишь пустота. Если он ничего не придумает, то потеряет Нарциссу навсегда. Его задумке не суждено будет сбыться.

— Люци, я не хочу, — она прижалась к нему, обнимая и всхлипывая, — не отпускай меня, не отпускай!

Что-то незначительное. О чем никто не знает.

Что-то незначительное…

Но важное.

Что-то очень страшное. Воспоминание из детства? Тогда всё казалось сложнее, чем есть на самом деле.

Книга!

Он потянулся к самой верхней полке и снял толстую книгу «Защита от темных искусств. Продвинутый курс». Отцовский учебник. Обложка отвалилась, падая на бурлящий у ног Мемориум, который вдруг замер, отступая в сторону.

— Я совсем ребенок… мне шесть. Я хотел палочку. Очень хотел получить на Рождество палочку, но магия ещё не проснулась. Я подумал — научусь по учебникам, велика беда. Забрался сюда. Взял отцовскую книгу. Пальцы были потными, страшно ведь, вдруг кто-то застукает. Книга упала, обложка отвалилась.

— Кто видел это? Кто-то должен был видеть, Люци. Чтобы там, в воспоминании, была я. Ты ведь не зря вспомнил.

— Сестра… Двоюродная сестра. Она гостила у нас. Ей было шестнадцать. Мэри… нет, Молли! Она засмеялась и обещала сдать меня отцу. Но я-то знал, что нам обоим нельзя ходить в библиотеку. Я сказал:

— Молли, папа будет зол, если узнает, что ты ходила сюда… — он улыбнулся, глядя на Нарциссу, на которой теперь красовалось черное платьице с клетчатым воротничком.

— Закрой рот, мерзкий мальчишка. Ты ничего не скажешь! — она захихикала, вживаясь в роль.

Мемориум покрыл все стены, пол, потолок, оставляя небольшой угол, где стояли они. Люциус — совсем маленький в серой рубашке и шортах — и высокая блондинка в излишне коротком платье.

— А вот и скажу. Ты скажешь про книгу, а я скажу, что ты здесь искала какие-то темные заклятья! Отец тогда тебя выпорет!

— Скотина ты, Малфой. Такой маленький, а гадкий, — она нахмурилась, поднимая обложку и стряхивая с неё капли жидкости. — Пф, было бы из-за чего переживать. Сейчас прилепим, — она прижала свою находку к тонкому пергаменту учебника, старательно приклеивая её Мемориумом, и поставила книгу на место. — Вот и всё. А ты нюни распустил.

— Трусиха, — фыркнул Люциус, улыбаясь совсем по-взрослому, с легкой нежностью в глазах. — Трусиха.

Нарцисса засмеялась. Тихий, мелодичный звон колокольчиков потонул в звуках больницы.

— Перекладывайте его на кровать. Глюкозу внутривенно! Зрачки расширены.

— Ничего, оклемается. Молодой ещё.