Исход земной цивилизации: Анклав (гет)

Несмотря на то, что сентябрь считается бархатным сезоном в Израиле, сейчас температура была едва ли отличимой от августовской. Ривка и Рэйчел попивали мохито на пляже, замешанный прямо в стаканах для фитнеса с крышками. Рэйчел, на фоне побелевшей во время нахождения под землей Ривки, намазывала солнцезащитный крем на ровный бронзовый загар, перехватив непослушные черные как смоль кудри резинкой, чтобы не испачкать. Подруги хихикали, глядя на попытки самцов обратить на себя внимание. Самцы, объявившиеся через пару шезлонгов от них, громко разговаривали по-немецки, отвешивали друг другу приличные подзатыльники и играли мускулами, точно крупные приматы в брачный период.

— Как думаешь, сколько им? — поинтересовалась Рэйчел, доставая из пакета контейнеры с черешней и порезанным арбузом и ставя их на столик между шезлонгами.

— Думаю, им уже хватит, — засмеялась Ривка, глядя на выгруженную на стол батарею из бутылок.

— Я про возраст, глупышка, — захихикала Рейчел. — На вид так лет по тридцать.

— А по развитию лет так по пятнадцать, — ответила Ривка, отпивая освежающий мохито, в котором практически не было алкоголя, и едва не подавилась из-за скосившего ее приступа смеха, когда один из парней, пытаясь сделать один из сложных акробатических этюдов йоги, шлепнулся на пятую точку, повалив шезлонг.

— Чего смеемся? — на горизонте появился Бен, на чьем идеально гладком жилистом теле блестела морская вода; он зализал прическу назад и встал под зонт, обрызгав Ривку.

— Бен! Чего ты творишь? — заверещала она, закрыв лицо ладонями, однако на солнечные очки все равно попали капли.

Вместо того чтобы вытереться полотенцем, Бен встал на одно колено на шезлонг и, без труда дернув Ривку на себя, обнял ее, не позволив выкрутиться.

— Спасаю тебя от назойливых ухажеров, — сообщил он, пытаясь не попасть в взбесившуюся «мельницу» ее кулаков.

— А меня, значит, спасать не надо? — в шутку возмутилась Рэйчел, и вот, соскочив с шезлонга, она уже бегала меж рядами отдыхающих, а Бен устремился за ней, схватив со стола бутылку ледяной воды, которую вознамерился выплеснуть на нее.

— Взрослый человек, а ведет себя как эти парни, — заключила Ривка, покачав головой, но тут же вспомнила сегодняшнюю жаркую ночь и внутри нее все потеплело; кажется, она скучала по Бену, он был единственным человеком после мамы, которого она действительно стремилась увидеть, даже на какое-то время выкинув из головы учебу.

Бен, довольный собой, нес на плече визжащую Рейчел, фонтанирующую эпитетами в его сторону, обещающими ему как минимум кастрацию с летальным исходом.

— Фу, как непристойно! — бросила Ривка и протянула подруге полотенце, но та скинула его на шезлонг и, освободившись из рук Бена, полезла обниматься, выжимая на подругу волосы. — Рейчел, тебе конец! — Ривка вскочила с шезлонга и внезапным резким движением заломила ей руки за спину, затем, подставив подножку, уложила на песок, так что Рейчел едва успела повернуть голову в сторону, чтобы не съесть вместо черешни на обед немного песка.

Бен стоял обескураженный сценой, а самцы неподалеку притихли, глядя на них в немом молчании, один парень, вместо того чтобы пить пиво, лил его себе на грудь, не замечая, что оно ледяное. Ривка только спустя секунду осознала что натворила, и выражение моментальной ярости на ее лице превратилось в испуганную маску. Она отскочила от Рейчел и ударилась лодыжкой о шезлонг, зашипев от боли.

— Ты с ума сошла? — сдув прядь волос, налипшую на губы, грозно воскликнула Рейчел, и подруга тут же бросилась к ней отряхивать от песка, рассыпаясь в извинениях.

— Рейчел, я не хотела. Прости, пожалуйста, — запричитала Ривка, пытаясь понять, нанесла ли ей физический урон. — Тебе больно?

— Нет, просто дико испугалась, — ответила та, совершенно не злясь, но пребывая в конкретном шоке.

— Вау, не знал, что ты так умеешь, когда успела пройти курсы самообороны? — уточнил Бен с явным подозрением. — Ты ведь даже в армии не была.

— Я выросла в Англии, Бен, какая нафиг армия? Я гражданка другой страны, — бросила Ривка, усаживая Рейчел на шезлонг. — Просто Ал научил парочке приемчиков, после того как спас меня на улице от пьяницы.

— Да, и поэтому ты получила тедаут зеит* в двадцать шесть лет, когда уже была непригодна по возрасту. И до этого ты жила здесь по бизнес визе от компании своей матери. Очень патриотично для еврейки.

Ривка бросила на него полный скепсиса взгляд, но, в целом, была даже рада, что тема инцидента так быстро сошла на нет при помощи сарказма Бена.

— Если тебя это каким-то образом оскорбляет, — она поднялась, поравнявшись с ним, и шепнула на ушко: — не могу более навязывать свое общество, — затем чмокнула его в щеку.

Ривка, виляя задницей с такой амплитудой, что на «багажнике» не хватало только таблички «осторожно, занос», отправилась к морю, на ходу надевая верх от гидрокостюма и кепку.

— Последи за вещами, — бросил Бен вмиг возмутившейся Рейчел и направился следом, захватив футболку.

Ривка, подойдя к работникам сёрф клуба, поздоровалась и взяла валяющийся на песке большой голубой сап, словно он был пушинкой, подхватила весло и направилась к кромке моря. Работники сёрф клуба, примостившиеся возле досок для винд-серфинга, сидя на красных пластиковых стульях, блаженно смотрели вслед удаляющейся заднице в черных бразильенах. Бен, бросив приветствие, схватил с песка другой свободный сап и устремился в море, надеясь нагнать подругу, работающую веслом с таким энтузиазмом, будто она сдавала норматив по академической гребле.

Спустя год после того как Бен поставил ее на доску, Ривка превратилась из новичка в уверенного серфера. Обогнав другие доски, она уже приближалась к каменному волнорезу, отделявшему место купания туристов от открытого моря. Балансируя на доске, она с легкостью «перепрыгивала» неспокойные волны, устремляясь вдаль. Бен, будучи опытным серфером, едва смог нагнать ее, когда Ривка сбросила скорость в двухстах метрах от берега и присела на сап, наслаждаясь видом на раскинувшуюся по береговой линии череду отелей и бухту с парусниками.

— Издали отели не выглядят такими обшарпанными, верно?

Бен проследил за ее взглядом, отмечая то же самое.

— Я помню, ты рассказывала как плевалась от вида израильского пляжа в первые месяцы жизни здесь. Все еще не привыкла?

Она пожала плечами и, закрепив потуже липучку шнура на ноге, соединенного с доской, спрыгнула в воду и подплыла к Бену, забравшись на его доску, затем подтащила свой сап поближе.

— Подвинься, — попросила она, толкнув его в живот, и улеглась на Бена спиной.

— Тебе обязательно сегодня ночью улетать? — спросил он, обняв ее за талию и поцеловав в висок.

— К сожалению, да, Бен, — спустя паузу ответила она. — Но я могу прилетать практически каждую неделю.

— Ума не приложу, как за две недели твой загар практически смылся, ты что, под землей сидела все это время? — усмехнулся он, отмечая про себя, что Ривка еще никогда не позволяла касаться себя вне ее квартиры; может, она и впрямь скучала, и Бен в разлуке стал для нее чем-то большим?

— Можно и так сказать. Мы работаем почти круглые сутки, пытаемся доработать приложение, более того, к нам приходят все новые идеи, посему частенько мы сворачиваем с курса, увлекаясь чем-то иным. Поверь, нам даже поесть некогда.

— Да я вижу, ты, кажется, похудела. Смотри, совсем не исчезни.

Так далеко от берега не заходил практически ни один серфер. Ривка и Бен качались на крупных волнах, подставляли лицо морскому ветру и неспешно наслаждались легкими ласками. В какой-то момент Ривка развернулась к нему и просто поцеловала: спокойно, обыденно, но так щемяще нежно, что Бена пробрала дрожь. Что-то неуловимо в ней изменилось, будто сработал некий переключатель, позволив ей стать более внимательной, нормальной.

Но Бен даже отчасти представить не мог насколько поменялась ее жизнь, что где-то под Мертвым морем, позади Иерусалима она живет в военном режиме, совершенно одинокая в толпе, скучая по теплу летнего солнца, пляжу, по своим друзьям. И что через каких-то четыре с лишним месяца она планирует переезд не в другую страну, а, как бы странно даже для нее самой это не звучало, на другую планету — на Марс. Возможно именно эта неизбежность делала ее мягче и отзывчивее — словно последняя попытка насладиться жизнью обычного человека, перед тем как решение стать пилотом поглотит ее и перечеркнет прошлое окончательно.

Вот поэтому ее поцелуй и был наполненным нежностью — один из последних, он вел к неминуемому расставанию.

А потом она просто перебралась на свой борд и направилась к берегу, предлагая себя догонять. Бен и Ривка неслись по попутным волнам наперегонки, подобно двум дельфинам. Кажется, вставая на сап, она становилась еще более дикой, чем на дорогах, падая с него, тут же поднималась и неслась брать новые волны, не поддаваясь мимолетным страхам, но страх, который ей пришлось пережить сейчас едва ли был сравним с остальными. Стоило ей повернуть голову, чтобы что-то крикнуть отстающему «лузеру», как в ее глазах отразился невероятный ужас, когда Бен, решив обогнать ее, чтобы не напороться на встречного серфера, взял слишком вправо, и неуправляемая внезапная волна в секунду отнесла его на камни волнореза.

В горле Ривки потонул крик, ноги ее одеревенели, заставив сап зашататься. И в этот момент какая-то неведомая сила перенаправила волну в сторону от волнореза, и Бен чудом сохранил равновесие и выскочил на следующей волне прямо в сап Ривки, налетев на нее и уронив в воду. Послышались крики серферов, ставших свидетелями столкновения и тут же направившихся к ним.

Ривка вынырнула, но ее тут же снесло другой волной, она наглоталась воды, но успеть справиться со страхом ей не позволили. Бен, обхватив ее за талию, уже подтаскивал к сапу, а вокруг них порозовела вода. Кровь? Серферы, увидев, что они оба на доске, замедлили ход и подплыли, чтобы подобрать уплывшие весла.

— Бен, ты ранен? — Ривка, откашливаясь, наконец увидела, чья кровь розовела в море; рваный порез красовался у него на голени и зацепил артерию, но, кажется, порезавшись, он и не заметил этого.

Ривка не смогла ничего придумать, кроме как, изловчившись, достать из-под водолазки бюстик от купальника и скрутить его в веревку, чтобы наложить подобие жгута, пока серферы, пришедшие на помощь, дотолкают их к берегу.

Кровь хлестала уже меньше, но стоило скорее отвезти его в больницу, чтобы оказать первую помощь и зашить…

* * *

— У вас тут кровь, — заметил Александр побуревший развод на бежевом замшевом коврике, однако в машину сел. — Надеюсь, не ваша.

— Друг поранился о камни во время серфинга, — не стала оглашать подробности Ривка, вспомнив позеленевшего Бена, оказавшегося не в состоянии доковылять до стоянки; посему машине пришлось заехать практически к кромке моря, благо песок там был утоптан.

— Выходные, полагаю, были веселыми. Вы выглядите уставшей.

Александр позвонил ей около восьми вечера, когда Ривка была у Бена, она планировала лечь раньше, но подай-принеси от раненого друга позволили ей лечь только в одиннадцать ночи. Бен думал, что она поспит на борту самолета, поэтому настаивал на «еще нескольких часах бодрствования». А Ривку беспокоило лишь одно — как она будет выглядеть на утренней побудке, ведь ей пришлось встать в три ночи.

Она искренне надеялась, что у декана не войдет в привычку использовать ее как бесплатный транспорт между Тель-Авивом и Иерусалимом, хотя в целом не была против его компании.

— Выходные были вполне сносными, просто конец оказался немного омрачен травмой Бена.

— Он в порядке?

— Жить будет.

Ривка приготовилась тронуться с места, но Александр, положив ладонь поверх ее руки на ручнике, остановил:

— Давайте я поведу, вам бы поспать, выглядите не очень.

 Она посмотрела на него вряд ли измученным, но немного усталым взглядом. Он был прав, ночь из-за переживаний оказалась бессонной, а впереди ждал еще целый учебный день.

— Я настаиваю.

И Ривка как-то слишком легко согласилась, хотя прежде вряд ли могла кому-то доверить своего малыша, но Александр был анкийцем, поэтому за сохранность машины она не переживала.

— Могу сменить вас на середине пути, вам тоже нужно покемарить.

Он кивнул, и Ривка, отстегнув ремень безопасности, лениво выползла наружу, заняла пассажирское место, позволив себе положиться на декана, и, едва они выехали со двора его дома, она уже уснула, чуть откинув сидение…

* * *

Александр припарковал машину и посмотрел на сладко спящую курсантку. Ребекка не просыпалась с самого отбытия из Тель-Авива, наверное, что-то вымотало её, но на часах уже была половина шестого, значит через полчаса будет побудка.

— Курсант МакГрегор! Подъем!

— Есть, сэр! — она моментально открыла глаза, выпрямилась на сидении и шлепнулась рукой о ручку двери.

Александр засмеялся, пока она фокусировала на нем сонный взгляд.

— Я что, всю дорогу проспала? Почему вы не разбудили меня раньше? Мы же договорились, что поменяемся на середине пути.

Он усмехнулся, глядя на ее чуть взлохмаченный вид:

— Вчера я спал почти весь день, так что я переживу, и на зарядку мне не нужно. Однако советую поторопиться, до побудки двадцать две минуты, — он бросил взгляд на часы на панели управления.

Глаза ее приобрели почти идеально круглую форму, Ривка выскочила из машины, схватила из багажника дорожную сумку, Александр последовал ее примеру и вытащил свою. И вот они уже ехали в лифте — Ривка невидящим взглядом смотрела сквозь пространство и, кажется, досматривала последний сон. Невзирая на правила запрета находиться вне казармы между отбоем и побудкой, студентам, живущим в Израиле, разрешалось покидать академию на выходные, а иным, кто жил в Европе и прилегающих странах, летать домой. Разойдясь на нижнем уровне, Александр, думая, что Ребекка растрачивается попусту на Лахму, посмотрел вслед ее фигуре, поднимающейся в кабине прозрачного второго лифта, лавирующего между ресепшном на нижнем уровне подземного здания и казармами на верхнем этаже. Затем он отправился в свою комнату, располагавшуюся в дальнем коридоре возле ресепшна, чтобы переодеться к завтраку и успеть подготовиться к занятиям.

* * *

— Я просто безнадежна.

Ривка стояла в коридоре и билась головой о стенку после урока химии. Курсантам, выбравшим Лахму, химия преподавалась практически с нуля, но и это не спасало. Помогали только зубрежки учебников, но Ривка вместо этого провела выходные в Тель-Авиве, а вечер субботы — ухаживая за «немощным» Беном, сделавшим из нее сиделку. В последнее время после ужина вместо того, чтобы учиться, выполнять домашнюю работу, она наматывала круги по аэродрому и отрабатывала удары на манекенах, изучая муай тай буквально по ютьюбу и занималась на летных тренажерах.

Успехи в рукопашке, конечно, были не супер, учитывая, что с начала самостоятельных тренировок прошло только две с половиной недели, но нескольких анкийцев на уроках у капрала Конорса она уже могла повалить на маты. В пару с фараонами ее больше не ставили, так как знали, что ее с ними заварушки обычно заканчиваются шуруппаком. На уроках силы профессор Вагнер не требовал от курсантов особых успехов, пока еще никому не удавалось хотя бы нарушить гладь воды в стакане усилием мысли, с физикой становилось проще, как и с остальными дисциплинами. Благодаря феноменальной памяти Ривка держала в голове сотни страниц учебников, только не знала как их применять, потому что знания эти пока были не систематизированы, они хранились в ее голове вразброс.

— Пойдем на обед, — Мин Чжи похлопала Ривку по плечу, затем взяла под руку, но проходящий мимо капрал Конорс вынудил их выпрямиться по стойке смирно и отдать честь, приложив ладони ребром ко лбам.

— Что-то и есть вовсе не хочется, — пожаловалась Ривка, но поплелась вслед за Мин Чжи в сторону лестниц на уровень ниже, где располагалась столовая. — Мин Чжи, а ты где пропадала вчера? Не видела тебя на ужине.

— Да так, немного позанималась в казарме, Харука принесла мне сандвич, — ответила та, когда они зашли в наполненную курсантами столовую.

Теперь серые курсантские униформы уже не сливались в единое пятно — на плечах появились крупные нашивки разных цветов направленных сужающейся частью к локтю, такие же — на голенищах серых сапог из легкой ткани. Факультет Ривки, где упор шел на пилотирование и кибернетику, носил темно-бордовые, наверное, символизировавшие цвет Марса, пехота — черные военные, курсанты, выбравшие направление Тильмуна, наук химии и физики — белые, а сиппуровцам достались бежевые. Мара и Летти, как назло, попали на факультет подготовки Лахму и, черт возьми, теперь постоянно маячили перед глазами и раздавали указания. Две старосты на одну из четырех групп было слишком много. Сет — единственный из фараонов носил бежевые нашивки, избрав коммуникации с внешним миром. Джек теперь принадлежал к тильмуновцам, так как его специализацией были точные науки, а двое, видимо, «самых умных» из фараонов — Ларс и Мадетту — властвовали в пехоте.

Пехотинцев было больше всех — те, кто не сдал переводные тесты, это означало, что и среди анкийцев превалирующей частью были вполне среднестатистические тупицы. Их было пятьдесят четыре человека. Пилотов оказалось тоже немало — тридцать девять. Сиппур по убыванию был на третьем месте — тридцать пять человек, а тильмуновцев и того меньше — всего двадцать четыре.

Дана, как и планировала, попала в Тильмун, Медея — в Сиппур; Мин Чжи, Харука и девушка со странными белыми волосами вместе с Ривкой — на Лахму. Сэм оказался в пехоте, чем был крайне недоволен. Казармы перераспределили согласно факультетам, однако Ривке повезло, так как все девушки группы, попавшей на Лахму, жили в одной казарме, их не стали переселять, поэтому ее капсула все еще принадлежала ей. Правда, количество занятых мест уменьшилось — почему-то пилотов-женщин было всего шестеро вместе с Марой и Летти. Огромная казарма была в распоряжении четырех девушек, так как старосты занимали отдельные комнаты.

Бездумно набирая в тарелку все подряд, Ривка прогоняла в голове полученные знания по химии. Кажется, она поняла почему в большинстве своем курсанты выглядели слегка отстраненными — они занимались тем же самым, систематизировали полученные знания, стараясь стать лучше. И Ривка превращалась в их подобие, иначе не смогла бы выжить. Через полтора месяца будет зачет, и она не хотела бы попасть в пехоту. Учеба давалась ей все лучше, на зарядке она больше не выбивалась из общего ритма, на самообороне показывала неплохие результаты, а на тренажерах по пилотированию и вовсе была одной из лучших, чем вызывала зависть и злобу отстающей Мары. На удивление, весьма посредственная на других занятиях Летти стала главной ее конкуренткой в борьбе за звание лучшего пилота, однако так было даже интересней. Но все тренажеры и не шли в сравнение с тем, что ожидало их на Лахму — настоящие космические корабли и истребители, а еще… бескрайняя темень Вселенной и звезд далеких свет.

В общем и целом Ривка оказалась не так плоха, как думала ранее; прилагая немалые усилия, ей удавалось держаться на равных с анкийскими курсантами. И с каждой неделей становилось все легче, правда домой она попадала не каждые выходные, теперь предпочитая постоянные тренировки и учебу.

— Говорят, канцлер Геб совсем плох, — шепнула Мин Чжи, присаживаясь рядом и ставя на стол поднос с едой и глядя в телевизор, где седой канцлер пожимает руку министру здравоохранения Даичи Ито после согласования очередного нововведения в мир человеческой медицины. — Ему от силы осталось пару лет.

— Давно понятно, что ему недолго осталось, он ходит-то с трудом. Как он вообще дожил до тысячи трехсот восьмидесяти двух лет! — Дана, выделявшаяся белыми нашивками среди бордовых, как всегда обедала с подругами. — Вагнеру и то меньше.

— Да нормально он ходит… — Ривка, не заинтересованная в разговоре, механически ворочала ложкой в супе, предаваясь своим мыслям, пока ее не вывели «на поверхность» щелчки пальцев перед носом.

— Прием, — в который раз повторила Мин Чжи. — Ривка, я скоро разочаруюсь в тебе, хватит уходить в себя. Ты нужна мне энергичной, — и она наклонилась, шепнув на ушко: — Вон, даже с фараонами давно не цапалась.

— Ну, тема канцлера мне не очень интересна, знаешь ли, — и Ривка, подобно сокурснице, понизила голос: — А времени на разборки с фараонами у меня катастрофически мало.

Дана и Мин Чжи переглянулись, но за них ответила Харука:

— Вот когда начнется активное противостояние кланов, поверь, тема канцлера станет еще интереснее. Кланы готовят своих представителей на эту должность, у всех есть свои козыри.

— А какой прок в соревнованиях, если все равно Анкиа выберет потомка египетской крови? Судя по тому, что я прочитала в истории, он был в не слишком хороших отношениях с Нинуртой и Инанной, какой ему прок сажать потомков этих кланов, — она взглянула на Летти, Джека, Ларса и Медетту, — на позицию канцлера? У клана Мары шансов, конечно, чуть больше, так как она происходит от отца Анкиа — Энки, но я думаю, это тоже маловероятно. Трон ведь наследуется от отца к сыну.

— Видимо, историю ты читала по диагонали, — ткнула Дана в невежество. — Лет тридцать назад подписали либелус* о том, что после смерти канцлера приемник будет выбран путем соревнований между кандидатами.

— Я читала, — Ривка хмыкнула, — только как там сказано, последнее слово будет за Анкиа. Это приписка мелкими буквами в конце закона, так что ваша демократия гроша ломаного не стоит.

Она случайно бросила взгляд на преподавательский стол, откуда на нее задумчивым взглядом смотрел Александр, и ей на миг показалось, что он слышал их разговор, что-то для себя решая. Мог ли у него быть суперслух? Она тряхнула головой, отгоняя подобные мысли, но внезапно спросила:

— Как вы думаете, у анкийцев, как одна из сверхспособностей, может быть развит суперслух? — она мельком взглянула на Александра, но тот уже общался с Вагнером, кажется, оба над чем-то смеялись.

— Никогда не слышала о подобном, а что? — уточнила Дана, перевязывая потуже хвост на затылке.

— Да так, ничего, — ответила Ривка, поднимаясь с места, чтобы отнести поднос к стеллажам с грязной посудой возле входа на кухню.

Она посмотрела на поваров, а также вспомнила обо всем прочем персонале, обслуживающем академию. Все они тоже проходили здесь учебу и, как она узнала позже, с трудом сдали выпускные экзамены, а кто-то и вовсе провалился. Здесь, на Земле было много простых рабочих анкийцев вплоть до охранника на въезде в парковку у яффских ворот, их разум и силы были слабее, а продолжительность жизни меньше. Она знала, что Мэри, которая не слишком дружелюбно встретила ее на ресепшне в первый день, было всего сто лет, но выглядела она уже далеко за тридцать. Чаще всего эти анкийцы были результатом кровосмешений людей и анкийцев и служили прямым доказательством того, что ген вырождается.

Ривка хоть и была рождена от простых людей, но искренне надеялась, что не попадет в эту категорию анкийцев. Они не были третьим сортом, но стояли где-то посередине между анкийцами и людьми. Отсюда и произрастала классовость этой расы.

Во время перерыва между занятиями Ривка занялась подготовкой к экзаменам, до которых оставалась неделя. Не переставая штудировать учебники, она все явственнее ощущала потерю связи с внешним миром и уже как два дня не общалась даже с Беном. Увидев уведомление на планшете, Ривка ткнула на него.

«Ребекка, не захватите меня завтра в Тель-Авив?» — гласило сообщение от Александра, который после единственной поездки в обе стороны больше не просил об этом.

Курсанты и преподаватели общались по внутренней социальной сети. Ривка не почувствовала ни капли неловкости, чирканув отрицательный ответ.

«Я пригласила на семейный ужин О Мин Чжи. Как вы знаете, у меня не густо с пассажирскими сидениями».

Она отложила планшет, сидя за столиком и решая химические задачки на обыкновенной бумаге. Все-таки сложно привыкнуть к полностью интерактивному обучению. Планшет пискнул новым сообщением.

«Мне найти ей на выходные занятие получше? (trollface) »

Ривка вперилась в шутливое сообщение декана, не веря своим глазам. Ей казалось, что у этого человека с юмором было не очень, он практически всегда был профессионально холоден и сторонился более близкого общения с курсантами своего факультета. То, что она его подвезла ни капли их не сблизило, а эпизод с мимолетным сексом и вовсе стерся, будто его и не было.

«Сэр, тогда мне проще выкрутить свечи», — сарказмом на сарказм ответила она, однако ответа не последовало, что заставило Ривку понервничать, отдаваясь паранойе, что ее фраза прозвучала слишком грубо, особенно по отношению к нему.

Она закусила губу, думая, что подобное своеволие может вылиться ей в проблемы, но спустя пару секунд пришло новое сообщение:

«Уже чувствую вибрации вашего страха перед неотвратимой чисткой унитазов зубной щеткой».

И еще одно:

«Вольно, туалеты отменяются, но на кибернетике ждите мести >:) ».

Что это? Четырехсотлетний человек ставит смайлы? Какая прелесть. Ривка невольно улыбнулась и написала ответ:

«Жду с нетерпением».

Но вместо того чтобы отправить, ее пальцы замерли над планшетом. Удалив сообщение, она написала другое:

«Я готова к любому вопросу, сэр: P»

Дурацкие сообщения декана подняли настроение, и Ривка, насвистывая мелодию, стала собираться на следующую пару. После изменений в расписании, согласно распределению, в четверг первым после обеда стояла пара по кибернетике.

— Ты чего такая веселая? — спросила Дана, зашедшая в гости в соседнюю казарму.

— Не знаю, наверное, радуюсь тому, что завтра, спустя две недели, увижу семью.

— В следующий раз обязательно возьми с меня собой, — посетовала Дана. — Если бы не юбилей отца, мне бы не пришлось лететь в Ирландию.

— Мама думает, что я живу в Милане, — созналась Ривка, и ее настроение вмиг омрачилось этой долговременной ложью. — Как и мои друзья.

— Бен и Рейчел? — Дана понимающе взглянула на подругу. — Я старалась не заводить друзей среди людей, потому что рано или поздно с ними придется расстаться. Люди не должны запоминать наших лиц, потому что бывают случаи, когда они узнают не изменившуюся тебя через двадцать, тридцать, пятьдесят лет на улице. И тогда приходится прибегать к помощи гирсу.

— Что еще за гирсу? — удивилась Ривка. — Какая-то технология? Вроде был город в Шумере с похожим названием.

— Это один из опер штабов от Бад-Тибира, они занимаются изменением памяти у людей, филиалы есть практически во всех уголках Земли. Но ты права, название организации исходит от шумерского города Гирсу. Я все время забываю, что ты маленький несмышленый ребенок.

— Разрешаю себя просвещать. А кто туда попадает? В Гирсу?

— Обычно анкийцы, окончившие Сиппур, и естественно не сразу после выпуска, потому что умение это очень трудное. Их обучают влиянию на человеческий разум. В некоторых случаях это гипноз, в некоторых — непрямое вмешательство, к примеру, просто прохожий на улице, который мягко и ненавязчиво касается твоих воспоминаний, удаляя их или корректируя, доказывая, что похожий на тебя человек, встретившийся на улице, не так уж и похож на тебя. Но таких сильных гирсу мало. Что, передумала быть игигом? — рассмеялась Дана, назвав пилотов по-нибируански. — Мне казалось, ты влюблена в космос и просто мечтаешь управлять истребителем.

— Нет, ни разу не усомнилась в решении. Вот касательно Медеи, думаю, она надеется с промежуточными перевестись в Сиппур, она все-таки политологию оканчивала. — Нам пора бежать, — Ривка, взглянув на часы, быстро запихнула планшет в сумку и, расставшись с Даной в учебном корпусе, отправилась на кибернетику.

Когда она вошла в класс, все уже сидели на местах, профессор стоял у доски, задумчиво глядя на проекцию головы робота. Он и не заметил как вошла Ривка. И стоило ей занять место, как прогудела короткая сирена, возвещая о начале урока. Курсанты встали по стойке смирно возле парт, а Александр наконец обернулся и, молниеносно проверив, все ли на месте, пересчитав по головам, начал урок. Ривка обиделась, когда он несколько раз проигнорировал ее поднятую вверх руку и спрашивал других курсантов. Он задавал интересные вопросы с подвохом и когда кто-то ошибался Ривка еще сильнее тянула руку, но безрезультатно. Конечно, программирование искусственного интеллекта, которое они начали проходить совсем недавно, не было ей знакомо, но на кибернетике и летательных тренажерах она выкладывалась по максимуму и знала все наперед.

После окончания пары, недовольная Ривка, чиркнув преподавателю одну строку в мессенджере, надменно прошествовала мимо него, задрав нос. Сообщение содержало всего два слова: «отличная месть»…

* * *

Мин Чжи в развевающемся летнем «рваном» топе стояла в кабриолете, ловя порывы встречного воздуха. Складывалось впечатление, что еще никогда прежде она не ощущала такой свободы и потому, вытянув одну руку вверх, напевала заводную корейскую песню, и Ривке даже отдаленно показались знакомыми некоторые слова, ведь она выбрала спецкурсом из азиатских языков именно корейский.

— Мин Чжи, сядь, пожалуйста, сейчас будет крутой поворот, — прокричала Ривка, и та послушно присела, отпив крепкого темного израильского голдстара. — Меня все зовут дикаркой, но сейчас немного дикой кажешься ты, как будто впервые едешь на машине с открытым верхом и пьешь пиво.

— Я выросла в очень строгой семье, — задорно щелкая пальцами в такт заоравшей из динамиков «Escape» Rupert Holms, ответила она. — Еще никогда не уезжала никуда с друзьями.

— Я всего лишь пригласила тебя на семейный ужин.

— Ты обещала потом ночную жизнь Тель-Авива показать!

Но Ривка ничего не ответила, а, посмотрев на Мин Чжи, не сговариваясь, вместе с ней запела на припеве:

— Yes, I like Pina Coladas and getting caught in the rain!..

Они мотали головами, наслаждаясь каждый своим: Ривка — дорогой, ведь теперь ее порше не часто выезжал с парковки, а Мин Чжи — возможностью побывать вне надзора родителей, фараонов и профессоров, а также хмелем пива в предвкушением сегодняшней ночи, словно в ожидании некоего бала для Золушки. Ривка даже пообещала откопать ей какое-нибудь платье, благо их было превеликое множество.

— Мин Чжи, ты главное не ляпни ничего лишнего, — глядя на совершеннейшим образом экзальтированную девушку, попросила Ривка. — Давай пробежимся по легенде…

* * *

— Какой приятный сюрприз! — не без скепсиса заметила Ривка, заходя домой и видя встречающего ее Бена, но когда за ним выросли его мать и Яэль, она тут же нацепила одну из своих самых доброжелательных масок. — Тетя Ариэль, как давно мы не виделись! — она расцеловала ее в обе щеки. — Это моя подруга Мин Чжи, она из Франции, — лица Яэль и Ариэль при взгляде на «француженку» слегка вытянулись.

— Oui. j’habite Paris*, — надо было видеть идиотски-доброжелательное лицо Мин Чжи в тот момент; Ривка захотела ударить себя по лбу и спрятаться в кустах.

— Миленькая француженка, а какие у нее французские глаза. Нашла самую французистую из французов, да?

Ривка ткнула нашептывающего ей на ухо Бена кулаком в плечо, провожая взглядом подругу и матерей, решивших сначала вручить той бокал красного вина, а затем показать гостиную и кухню. Что удивительно, мать Бена как-то уж совсем уверенно чувствовала себя в этом доме, что не могло не настораживать.

— Мог бы и предупредить, что собираетесь к нам на ужин. Как твоя нога?

— С ногой все в порядке, зажила. Вообще-то я сам узнал только час назад и сразу написал тебе. Телефон надо чаще проверять, — шепнул он и подтолкнул ее вперед.

— Дедуля! — Ривка расплылась в улыбке и бросила обнимать любимого деда, который при виде нее едва не прослезился, да так, что не смог встать с кресла, а только повалился обратно, обнимая долгожданную внучку.

— Где ж тебя носит, наша Ривка? — хрипловатым добродушным голосом произнес он, улыбаясь со всей искренностью и добротой.

Он был всегда строг с Яэль, частенько отчитывал ее, как дочь, которую он «неправильно» воспитал, виня при этом только себя, но его сердце смягчалось при виде любимой внучки. После смерти жены он сильно сдал и все глубже стал уходить в религию.

О Мин Чжи больше не вела себя как дура, осознав, что немного перестаралась с французским на пороге и вполне оживленно влилась в беседу за столом. Слава Богу, не пришла любившая внезапно наведываться тетя Фира, уж ее крутой нрав был известен не только в кругу семьи, но и на ближайших к ее дому улицах, попадавших в радиус ее шумных обсуждений поганых соседей.

Бен и Ривка тихо перешептывались, изредка вставляя реплики в общий разговор, чтобы не выглядеть отстраненными, хихикали над душой компании, в которую превратилась Мин Чжи, и обсуждали сегодняшний вечер. Бен осторожно промакнул салфеткой уголок губы Ривки, негромко обозвав свинтусом, когда разговоры за столом стихли. И, о Боже, ну конечно же, все взгляды обратились к ним, никто не понимал их братских отношений. Мама Бена с улыбкой и гордостью смотрела на сына, а Яэль — на дочь. Дедушке, кажется, уже слышался звук бьющегося свадебного бокала, а лицо Мин Чжи приобрело слегка удивленный оттенок.

— Нет! — сказала Ривка, глядя на открывшую рот мать. — Это не то, о чем вы подумали. Мы друзья и всегда ими будем.

— Что? Я еще ничего не сказала, — возмутилась Яэль. — И вообще, что за выступления?

— Да-да, вас, молодежь, нынче не поймешь! — повысил голос дедушка.

— Сколько нам еще ждать, когда ты поймешь, что вы не просто друзья? — внезапно вступила Ариэль, заставив Ривку соскочить со стула.

— Ариэль, прошу прощения, я… Постойте, а почему только я? — Ривка чуть обомлела, но потом перевела настороженный взгляд на Бена, но увидела только лишь кипу на его затылке. — Я что-то пропустила?

— Огромное тебе спасибо, мама! — раздался внезапно негромкий, но наполненный шипящими нотками голос Бена; он содрал с колен салфетку, встал, бросил ее на стул и добавил: — Спасибо за чудесный ужин, Яэль. Исаак, — он кивнул в полупоклоне и отчалил к выходу, оставив после себя немое молчание.

— Как это понимать? — возмутилась Ривка. — Бен, подожди меня. Идем, Мин Чжи, — безапелляционно приказала она, и та, тихонько извинившись и попрощавшись тремя быстрыми поклонами каждому участнику ужина, усвистела вслед за мечущей молнии Ривкой.

Она едва не сломала каблук на ступени крыльца, пытаясь догнать Бена. На улице накрапывал мелкий октябрьский дождик, навевая прохладу. Ривка, на ходу накидывая легкий пиджак, уже и не слыша просьб подождать от догоняющей Мин Чжи, вылетела за калитку. Бен стоял там, подставив лицо мелким каплям, словно принимая холодный душ, чтобы прийти в себя.

— Бен! — она подлетела к нему, схватив за руки. — Бен, что за глупости? Почему ты ушел? — даже чуя неладное, Ривка не могла сказать что-то более вразумительное.

Он положил ладони на ее плечи и притянул к себе, зарывшись носом в ее волосы, и тут она наконец-то осознала свою глупость и слепоту. Его объятия были печальными, словно он прощался, прекрасно понимая, что ничего хорошего из предстоящего разговора не выйдет. Мин Чжи стояла возле раскрытой калитки, прячась от дождя под деревом, молчаливо наблюдая за сценой…

* * *

тедаут зеит — израильский внутренний паспорт, айди карта.

либелус — Билль (англ. bill; от среднев. лат. libellus) — слово, означавшее первоначально рукопись, грамоту и получившее впоследствии в английском юридическом языке весьма разнообразное значение: под ним стали понимать разные бумаги, относящиеся к администрации, торговле, судопроизводству и т. п. Главным образом под Б. разумеют предложение об издании нового закона или постановления, вносимое в одну из палат, или же, в наиболее обширном смысле — сам закон или постановление.

Oui. j’habite Paris* — да, я живу в Париже.