Последняя битва (гет)

Когда стемнело, Экберт материализовался возле ворот школы Кэкл. Немного погодя, рядом с ним появился и Алджернон.

— Должны ли мы? — спросил он, глядя на своего друга.

Экберт кивнул, и они постучали в двери. Стук эхом разнесся по всему замку, и Верховный волшебник подумал, что даже через стену и двор слышит возбужденный шепот девочек, которые еще не заснули и теперь недоумевали, кто мог прийти в замок в столь поздний час.

Констанс Хардбрум рассуждала в этом же направлении. Она возникла снаружи ворот рядом с волшебниками, и ее губы сжались в тонкую линию.

— Сколько по-вашему времени? — спросила она, и ее голос походил на опасное шипение.

— Я не уверен, — ответил Алджернон, глядя в небо, чтобы попробовать прикинуть время по расположению Луны. Констанс закатила глаза, и Алджернон смущенно кашлянул, переведя взгляд себе под ноги.

Экберт склонил голову набок, в тусклом лунном свете разглядывая Констанс. Что-то было не так. Обычно грозная учительница зелий казалась сгорбившейся и напряженной, а ее глаза постоянно бегали по окрестностям, будто бы кого-то высматривая. За все годы их знакомства Экберт еще ни разу не видел Констанс такой нервной.

— Хорошо, — сказала она, немного успокоившись. — Чего вы хотите? Почему вы решили прибыть сюда в середине ночи и перебудить всех наших девочек?

— Мы должны поговорить с вами и с Амелией, — ответил Экберт, пристально глядя на нее. — Констанс, что-то случилось? Все в порядке?

— Все в порядке, — отрезала она. — А ваш разговор не мог подождать до утра?

Экберт ненадолго замолчал. Теоретически никакой срочности не было. Жизни не угрожала непосредственная опасность, и не было доказательств, что волшебный мир находится на грани экономического и политического краха. Однако слова Изабеллы все еще крутились в голове Верховного волшебника. Что-то надвигалось, и он понятия не имел, что это было и когда это должно было произойти. У них не было никаких подтверждений того, что происходит что-то ужасное, и Экберт не знал, когда такие подтверждения могут возникнуть, и не будет ли тогда слишком поздно, чтобы предотвратить катастрофу, поэтому и настоял на решении немедленно отправиться в школу Кэкл, чтобы предупредить Амелию и ее коллектив.

— Нет, — наконец ответил он на вопрос Констанс. — Это вопрос чрезвычайной важности.

Констанс обеспокоенно прикусила нижнюю губу, явно не осознавая этого, и Экберт удивился перемене в ее поведении. Несмотря на ее категоричное заявление, волшебник был уверен, что Констанс что-то нервировало, и из-за этого Экберт и сам начинал нервничать. Из всех ведьм, что он знал, Констанс, без сомнения, была самой стоической, и если что-то смогло довести ее до такого состояния, то значит, происходило что-то серьезное.

— Вам лучше войти, — сказала Констанс, пытаясь замаскировать слабый страх, звучащий в ее голосе. Ведьма открыла ворота и Алджернон и Экберт без лишних слов последовали за ней. Они прошли по коридорам школы и наконец достигли учительской. Констанс пропустила волшебников вперед, а потом вошла следом, заняв свое обычное место в конце стола.

— Верховный волшебник! — начала Амелия, поднимаясь со своего места, и идя вперед, чтобы поприветствовать их. — Что привело вас сюда в столь поздний час?

Экберт рискнул взглянуть на часы. Была половина одиннадцатого, и волшебник знал, что если бы он и Алджернон не явились, учителя разошлись бы по своим кроватям. Вопреки своему обычному многословию, Экберт решил, что нет смысла ходить вокруг да около, когда происходит что-то настолько непостижимое и беспрецедентное.

— Амелия, я получил сообщение… — сказал он и заколебался. Как мог он рассказать директрисе школы о том, что дух его умершей возлюбленной вернулся и предупредил его о том, что должно произойти что-то ужасное? Все это звучало так нелепо, и если бы Алджернон тоже не видел Изабеллу, то все это можно было бы списать на мечту или галлюцинацию.

— Вы получили сообщение, — повторила Амелия, придвигая стулья для своих посетителей. — Садитесь.

Экберт с благодарностью присел и, глядя на темные окна, прикидывал, как бы от всего происходящего не сойти с ума. Алджернон, очевидно почувствовав его дискомфорт и смятение, избавил его от объяснений.

— Призраки, — просто сказал он.

— Простите? — переспросила Давина, резко отрываясь от своего вязания крючком.

— Призраки, — серьезно повторил Алджернон. — Духи, вернувшиеся в мир живых всегда были предвестниками грядущих беспрецедентных событий.

Никто ничего не сказал. Ведьмы переглядывались между собой, явно думая о неуместности слов Алджернона.

— Я так понимаю, у вас тоже были видения того, чего нет на самом деле? — тихо спросила Амелия. — Некоторые из нас в последнюю неделю видели то, что никак нельзя было увидеть, — продолжила она. — По крайней мере, теперь мы знаем, что это не ограничивается только нашим заведением.

— Это не просто галлюцинации или обман света, Амелия, — сказал Экберт. Образ посетившей его Изабеллы был еще жив в его памяти. Она была не простым фантомом или миражом. В ней было нечто большее, нечто невероятно настоящее. Кроме того, Алджернон тоже увидел ее. — Мертвые возвращаются в царство живых и знают, что что-то должно произойти. — Констанс и Амелия смотрели на него, ожидая, когда он продолжит. Экберт понял, что ему придется подробно рассказать о сообщении Беллы и обстоятельствах, при котором оно было получено. — Изабелла Хэллоу, — тихо сказал он.

Сразу же атмосфера в учительской изменилась. Ведьмы, собравшиеся в учительской были в курсе об отношениях Экберта и Изабеллы, так что для них это не стало неожиданностью.

— Продолжайте, — попросила Амелия, искренне желающая узнать, что же это за тайна, в которую они оказались втянуты.

— Она появилась… У нее было сообщение. Белла сказала, что что-то меняется, что-то за пределами жизни и смерти. Вот почему духи, тени, призраки… назовите как угодно… Вот почему они возвращаются.

Экберт подумал, что было несколько странно рассказывать об этом другим. Это было почти также, как если бы он выставлял напоказ все свои мысли. После стольких лет, в течение которых ему приходилось держать в тайне их отношения с Изабеллой, было несколько странно обсуждать это так открыто. И тем не менее, это было неизбежно. Они все были втянуты в эти обстоятельства, и, возможно, потребуется каждый кусочек информации, чтобы придумать способ борьбы с неизвестными силами (а Экберт был уверен, что это злые силы), грозящими им на этот раз.

— Что-то за пределами жизни и смерти… — размышляла вслух Милдред, что-то рассеянно рисуя на клочке бумаги. Краем глаза Экберт увидел, что это крошечные птицы, которые сейчас слетали со страницы и вылетали в ночную тьму сквозь открытое окно. Волшебник бросил быстрый взгляд вправо и взглянул на Констанс, удивляясь ее нервному поведению. Конечно, они принесли новость о том, что должно было случиться что-то скверное, и тем не менее… Нет, причиной ее поведения определенно было что-то еще. Вздохнув, Экберт отбросил эту мысль. Сейчас необходимо было сконцентрироваться на текущей проблеме. Как заметил Алджернон, мертвые редко приходили в мир живых, и всегда это было предзнаменованием чего-то нехорошего. Но одно дело — предупреждение духа, и совсем иное — границы миров. Что могло случиться, чтобы нарушить их? Это просто не укладывалось в пределы привычной магии. Это было так, если бы Экберту вдруг стали доказывать, что земля на самом деле плоская, или что небо розовое…

Как ни странно, первой предположение высказала Давина, и ее голос дрожал, когда она заговорила:

— Я знаю, что это такое, — тихо сказала она. — По крайней мере, я думаю, что знаю, что это может быть. — Она оглянулась на остальных, ища поддержки, и продолжила: — Дьявол.

В учительской повисла звенящая тишина.

— Это имеет смысл, — подтвердила Милдред. — Бессмертный демон. Он не был рожден, и он не умрет, значит, он находится за пределами жизни и смерти.

— Наверняка там должно быть что-то еще. — Голос Амелии был почти умоляющий, будто она была готова к чему угодно, кроме этого. И Экберт понял, что не может ее винить. Две предыдущие сделки с Дьяволом достаточно травматично отразились на академии, и никто из присутствующих не хотел и думать о новой встрече. И тем не менее, предположение Давины было очень правдоподобным. Все плохое имело тенденцию происходить трижды, и согласно этой извращенной логике Дьявол тоже должен был завершить свою трилогию встреч с ведьмами. Но чего они могли ожидать? Снова будет открыта Пустота? Замок снова переместится в девятый круг? Экберт вспоминал слова Изабеллы, надеясь обнаружить в них какой-нибудь скрытый смысл. Может быть, в них было какое-то зашифрованное послание, которое она почему-то не могла сообщить в открытую. Барьер размывается. Существующие ранее границы постепенно истончаются. Что-то меняется. То, что должно оставаться неизменным… Барьер… Граница между мирами… Между миром живых и миром мертвых.

Волшебник резко вскинулся. Наконец-то ему все стало ясно. И почему он не понял этого раньше, как только Изабелла сказала об этом? Почему ему понадобилось так много времени, чтобы понять?

— Экберт? — спросил Алджернон, заметив перемены в настроении друга. — Экберт, ты в порядке?

— Я знаю, что произойдет, — сказал Верховный волшебник, но тут же умолк. Он собрался было произнести эти ужасные слова вслух, но боялся, что сказанные вслух, они станут слишком реальными. Экберт сделал глубокий вздох и оглядел собравшихся в учительской людей.

— Дьявол сумел освободить свою истинную сущность изо льда, — сказал он. — Это никогда не должно было случиться. Этого не должно было произойти. Он вечно должен был оставаться в заточении там, где он был. А теперь он планирует вернуться в царство живых.