Последняя битва (гет)

Сидя у окна в доме на берегу реки, Экберт Хэлибор удовлетворенно вздохнул и расслабился. Он гостил у своего друга и коллеги Алджернона Роун-Уэбба. Алджернон, или Алджи, поселился возле реки, и Экберт подозревал, что это в большей степени из-за того, что он долгое время был превращен в лягушку. Говорят, что чем дольше человек остается в образе животного, тем больше его черт перенимает, и Экберт иногда думал, что было бы, если бы Алджернон был превращен в муху, паука или совершенно непонятное животное, вроде утконоса…

Мысли Верховного волшебника плавно переключились на другое. Экберт думал о том, что с нетерпением ждет своего выхода на пенсию: тогда он сможет, сколько хочет, сидеть и размышлять на любые темы, а не присматривать за целой школой недисциплинированных молодых волшебников. Экберт уже был слишком стар, чтобы исполнять обязанности директора школы. С момента начала семестра прошел всего месяц, а он уже вынужден был взять выходной, чтобы оправиться от выходок новичков, поступивших в школу Камелот. Верховный волшебник лениво размышлял об Амелии и о том, как она справляется с новыми ученицами, и готов был поспорить на любые деньги, что с девочками было гораздо легче. К тому же в школу Кэкл поступали учиться довольно интересные личности. Ярким примером была Милдред Хаббл. Экберт был несколько озадачен, когда в прошлом году, как обычно, посетил школу Кэкл на Хэллоуин, и обнаружил, что девушка, которую раньше называли самой плохой ведьмой в школе, теперь работает там преподавателем. Волшебник с грустью отметил, что никто из его ребят не выбрал профессию преподавателя. Это вовсе не означало, что они не свершают великие дела, но иногда Экберт желал, чтобы хоть один из его учеников последовал его примеру.

Экберт устал, ему нужно было немного покоя, но прежде чем он найдет себе такой же тихий уголок, как и его друг, было еще полно забот. Волшебнику нужен был кто-то, кто займет его место. Амелии в этом плане крупно повезло. Хоть об этом и не говорили вслух, было очевидно, что Констанс была единственной преемницей директрисы. Его собственный заместитель, Бенджамин Венгерку был очень квалифицированным специалистом, но он тоже был на закате своей карьеры, а никто из остального персонала не обладал достаточным опытом или уровнем магии, чтобы занять пост директора школы. А значит, придется искать новые кадры, обращаться в различные магические комитеты, ища новое руководство для школы Камелот. Экберт знал пару волшебников, которых можно попробовать убедить.

Волшебник как раз размышлял о своем хорошем друге Терренсе Джонсе, когда заметил слабое мерцание, которое обычно говорило о том, что вот-вот кто-то должен появиться.

— Алджи? — спросил Экберт, прикрыв глаза. Обычно волшебники не пользовались мгновенным перемещением на такие короткие расстояния. Ответа не последовало, и это немного удивило Экберта. Алджернон был довольно разговорчивым мужчиной. Верховный волшебник открыл глаза, и у него перехватило дыхание при виде своей посетительницы.

Посреди комнаты стояла женщина, примерно сорока лет, настороженно и удивленно разглядывающая окружающую обстановку. Но не это вызвало такую реакцию Экберта. Хотя он не видел это лицо двадцать восемь долгих, одиноких лет, он узнал бы его из тысячи. Перед Экбертом стояла Изабелла Анжелина Хэллоу. Любовь всей его жизни и мать его дочери: красивая женщина, которая умерла двадцать лет назад.

— Белла? — выдохнул он, не в состоянии произнести что-то еще. Услышав его восклицание, женщина повернулась к нему.

— Экберт?

Изабелла нерешительно подошла к нему, осторожно ступая, будто боясь провалиться сквозь пол, словно призрак. Дрожь пробежала по спине Экберта, когда он понял, что Белла должна быть призраком, иллюзией, эфирным духом.

— Что… — он не знал, как продолжить. Что он мог сказать? «Что ты здесь делаешь»? Это прозвучало бы слишком грубо, будто он не рад ее видеть. Напротив, Экберт чувствовал совершенно противоположное. Его сердце билось где-то в районе горла. Было так много вещей, о которых хотелось поговорить в последние двадцать лет, и которыми Экберт так и не успел с ней поделиться. Наблюдала ли она за ним из могилы? Экберту всегда нравилось думать, что она стала его неким ангелом-хранителем. Сейчас у него появилась возможность поговорить с Беллой, но на него напало редкостное косноязычие.

— Берт, у меня не так много времени. — Голос Изабеллы был мягким и неторопливым, но в нем чувствовалась спешка. — Что-то пошло не так, Берт, я не должна быть здесь.

Экберт во все глаза смотрел на явившееся ему чудо. Давно умершие люди обычно не появлялись без предупреждения. Глубоко внутри него просыпались чувства, которые спали в течение двадцати лет. Ощущение было подавляющим, и Экберт не мог выразить словами всю их глубину и сложность.

— Почему? Что происходит? — только и смог спросить он.

— Барьер размывается, — ответила Изабелла. — Существующие ранее границы постепенно истончаются. Что-то меняется. То, что должно оставаться неизменным.

Экберт не мог ничего понять, и если честно, не хотел даже пробовать. Изабелла снова была здесь, рядом с ним, и это все, что сейчас имело значение. Разве это может быть плохо?

Изабелла строго посмотрела на него, и Экберт понял, что должно быть, высказал эти мысли вслух.

— Это не конец, — сказала она. — Это только начало. Худшее еще впереди, Берт, гораздо худшее. Происходит какая-то трагедия, и мы все чувствуем это. — Она оглянулась вокруг, будто ожидала, что эти другие тоже появятся здесь. — Мы не должны быть здесь, не в этой физической реальности. — Экберт вдруг понял, что те, о ком она говорит, должно быть тоже давно мертвы. Означает ли это, что его знакомые тоже встретились с призраками тех, кого давно потеряли? — Что-то вне нашего контроля… — Изабелла покачала головой. — Кто-то за гранью жизни и смерти манипулирует тем, что ни в коем случае нельзя трогать. — Она на мгновение опустила глаза в пол, а потом снова посмотрела на Экберта. — Я не должна быть здесь. Кто знает, как это скажется на хрупком равновесии, но я должна поговорить с тобой и предупредить тебя… Я не могу повлиять на эти события. Вы должны быть готовы.

— Готовы к чему? — спросил Экберт, задыхаясь от противоречивых и непонятных эмоций, конкурирующих за доминирование в его сознании.

— К тому, что грядет. — Изабелла сделала маленький шаг назад, указывая на то, что их беседа подходит к концу. — Дорогой, я должна идти…

— Останься, — задыхаясь умолял Экберт. — Не бросай меня снова.

— Я никогда не оставляла тебя, Берт, — тихо сказала Изабелла и на ее обеспокоенном лице появилась милая улыбка. — Я всегда здесь. — Она подняла руку, чуть-чуть не коснувшись груди волшебника. — Я всегда смотрю. Я просто не всегда… здесь.

Помимо своей воли, Экберт протянул руку в сторону Изабеллы. Он не хотел касаться ее. Она была так прекрасна, как радужный мыльный пузырь, который из-за прикосновения лопнет, перестав существовать, а Экберту хотелось остаться с Беллой как можно дольше. Он не хотел прерывать их встречу своим неосторожным касанием. Изабелла протянула свою ладонь навстречу его, почти как в шекспировском жесте, означающем торжество любви над смертью.

— Делия, — снова заговорил Экберт, немного разобравшись с роящимися в голове мыслями. — Ты видела ее? Она…

Изабелла кивнула. Ее улыбка стала еще шире, а глаза наполнились слезами печали и радости.

— Я видела ее, Берт. Я так рада, что ты наконец-то встретился с ней.

Между их ладонями оставалось всего четверть дюйма, и они продолжали двигаться, вот-вот готовые соприкоснуться. Экберт хотел отстраниться, но не мог, и что-то в глубине его сознания начало паниковать. Он не хотел оставлять Изабеллу: он ждал ее более двадцати пяти лет, чтобы увидеть снова и не мог позволить ей ускользнуть, когда так много вещей осталось невысказанными. В животе Экберта сейчас порхали бабочки, также, как и в тот раз, когда он впервые встретил мисс Хэллоу, почти четыре десятилетия назад.

— Она великолепна, — выдохнул он.

— Конечно, — кивнула Изабелла, и ее лицо засветилось от материнской гордости. — Наша дочь.

Их ладони наконец-то соприкоснулись, вызвав что-то сродни удара тока, и Изабелла начала таять в воздухе. А от дверного проема позади кресла, в котором сидел волшебник, донеслось покашливание. Экберту не нужно было оглядываться, чтобы знать, что там стоит Алджернон, выронивший из рук чашку чая.

— Это была Изабелла Хэллоу, — тихо пробормотал Алджернон. Экберт ничего не ответил. Его рука все еще была вытянута в пространство, туда, где только что стояла дорогая ему женщина. До его ушей, словно легкий ветерок, донеслись слова:

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Белла, — прошептал Экберт.

— Это была Изабелла Хэллоу, — повторил Алджернон. Экберт услышал в голосе друга изумление и тревогу, и наконец, ответил:

— Я знаю.

— Но она… как?

— Я знаю, Алджернон, — процедил Экберт сквозь стиснутые зубы, желая сохранить в памяти те несколько драгоценных мгновений, которые он провел рядом с Беллой, не омрачая их мыслями о предстоящих ужасах.

— Это невозможно! — выпалил Алджернон.

— Я знаю! — рявкнул Экберт, разворачиваясь, чтобы встретится лицом к лицу со своим шокированным другом, который осматривал гостиную своего дома с открытым от удивления ртом. Наконец он посмотрел в глаза Экберту и высказал мысль, которая уже и так вертелась в голове Верховного волшебника.

— Мы должны предупредить ведьм.