Мы пришли на встречу раньше Насилия. Причём я дошла с трудом и матами сквозь зубы. Поначалу всё было хорошо: я более-менее бодро вышагивала рядом с Тамаки, переговариваясь о последних новинках в отоме-играх. Вскоре я начала уставать, из-за чего нам пришлось сбавить темп, а подруга теперь поддерживала меня под локоть. В конечном итоге я еле доползла до места назначения. И это при том, что большую часть дороги мы проехали на автобусе.
Уже сидя в близлежащих кустах и ожидая прихода героя-любовника, я мысленно проклинала себя. Я ненавидела быть слабой, ненавидела нуждаться в чужой поддержке и помощи. А теперь… Я смешна. Даже идти нормально не могу. Как мне Шо защищать, если я такая слабая? Как мне в принципе хоть кого-то защищать? Я ж теперь превратилась в лёгкую мишень для балахонов. Узнай они о моём состоянии, в два счёта похитить смогут.
Оставалось лишь материть себя и надеяться, что вся эта слабость пройдёт как можно быстрее, иначе я просто не вывезу.
Я ненавидела Хайджиму ещё сильнее, чем прежде.
От невесёлых дум мне отвлёк запах волнения вперемешку с клубникой и звук шагов. Я встрепенулась, подобралась и закусила щёку изнутри. Навстречу Тамаки вышел Насилие.
Признаться, я никогда раньше не встречала его, а потому мне было интересно, кем же был тот мужчина, что так сильно взволновал мою подругу. А Насилие оказался весьма представительным. Он был высок, мускулист, с широким размахом плеч. У него была смуглая кожа и сильно выделяющиеся на её фоне светло-серые, практически белые глаза. А в вопросе пирсинга он переплюнул даже меня: у меня было всего пять проколов в ушах, тем временем как у него — шесть в ушах и ещё четыре на месте бровей. Последние, кстати, отсутствовали. Интересно, он их сам сбрил или это генетическое?
Но важно было другое. Важен был запах, витающий с приходом Насилия. Клубника. От него отчётливо пахло клубникой, в его взгляде я видела нежность, а в действиях — робость.
Тамаки краснела, бледнела, злилась и смущалась.
— Ты опять оставил мне послание, — констатировала она. — Тебе не надоело постоянно встречаться здесь и драться? Хотя это даже дракой назвать сложно.
Насилие нахмурился — я поняла это по складке меж отсутствующих бровей.
— Я должен отыграться за тот проигрыш. И за все остальные, — спокойно признался он, но я чувствовала запах волнения и смущения.
Тамаки скрестила руки на груди.
— Больше не приходи сюда. Не хочу тратить своё время попусту, — фыркнула она, делая шаг прочь.
Вот только Тамаки оставалась Тамаки в любой ситуации. Непонятно как она умудрилась подскользнуться на траве и мгновенно упала на землю. При этом шорты магическим образом слетели прочь, являя мне и Насилию нежно-голубые трусы с бантиком. Я приподняла бровь. Насилие застыл, тяжело дыша и пялясь в одну точку. Я почувствовала опустившийся запах мускуса.
Казалось бы, вот он финал, развязка их сегодняшнего поединка, однако Тамаки попыталась встать. Перевернувшись на живот, она подставила под себя руки, опёрлась на них и вытянула. И тут её ладони заскользили по всё той же траве, и майка задралась, демонстрируя всё такой же голубой, как и трусы, лифчик. Запах мускуса усилился.
Насилие упал и больше не двигался. Тамаки хлюпнула носом.
— Ну вот опя-я-ять! — заныла она, с трудом подбирая под себя ноги и одёргивая майку вниз. — Ну за что мне это-о-о?
Я улыбнулась из своего укрытия. Ах, Тамаки-Тамаки! Жалко тебя, конечно.
А подруга тем временем уже встала, ткнула носком ботинка Насилие, убедившись, что тот отрубился, и принялась натягивать шорты.
Я вышла из-за кустов.
— И что скажешь? — спросила подруга.
— Ну, он под конец возбудился, — поделилась я. — И сильно.
Тамаки пуще прежнего поалела щеками, схватила меня за руку и побежала прочь с места встречи. Я изо всех сил спешила за ней, но стоило нам завернуть за угол, как я окончательно выдохлась и, вырвав конечность, остановилась, тяжело дыша.
— Ты мне такие марафоны не устраивай, — попросила я сквозь частые вдохи и выдохи. Подруге стало неловко.
— Ой, прости. Я… Я забылась на мгновение, — смущённо призналась она. — Ты как? Стоять можешь?
— Лучше давай присядем где. О, — я моргнула, — впереди есть автобусная остановка. Давай сядем и поедем куда-нибудь отсюда, а то мало ли его дружки припрутся.
Так мы и поступили.
До остановки я-таки доковыляла, а там просто упала на лавочку, одновременно молясь и о том, чтобы автобус опоздал, и о том, чтобы он пришёл поскорее. У меня не было желания оставаться в этом месте, где неподалёку лежал вырубленный враг. Но я и не хотела заново собирать все силы, чтобы сесть в общественный транспорт.
Судьба решила всё за меня: через две минуты подошёл автобус, проезжающий рядом с парком, что находился неподалёку от нашей церкви-базы. С трудом загрузившись в салон, я развалилась на свободном месте и тяжело дышала.
Чёрт, какая же я немощная. Аж тошно.
Тамаки успокаивающе погладила меня по голове, но облегчения это не принесло, стало лишь противнее от самой себя. Чужая жалость была хуже смертного приговора, а успокаивающие объятия ощущались самым настоящим унижением.
Невольно я вспомнила капитана Шинмона. Он не возражал, когда я схватила тряпку и начала убираться. Он не стал меня успокаивать или запрещать заниматься делом. Вместо этого он нажал на несколько акупунктурных точек, заставив расслабиться, взял вторую тряпку и принялся помогать. А самое главное, он лично доставил меня в Восьмую бригаду, пусть и знал, что мне нужен отдых. Он не считал меня слабой, а мою немощность воспринимал как лёгкое недомогание.
Тепло в груди вспыхнуло с новой силой, и я ощутила волну благодарности. И всё же капитан — удивительный человек. Порой он понимал меня как никто другой из мои друзей, которые, казалось бы, знали меня куда дольше.
О, я не винила Тамаки и остальных в таком отношении ко мне, я была достаточно благоразумной, чтобы понимать причины. Просто рядом с капитаном Шинмоном я ощущала себя иначе, просто он сам относился ко мне иначе, чем остальные.
Я не знаю, сколько мы с Тамаки ехали, в какой-то момент я даже задремала. Разбудила меня подруга, осторожно пихнув в плечо и говоря, что пора выходить. За короткий отдых сил у меня прибавилось, так что мне практически не понадобилась помощь, чтобы выбраться из автобуса и пройти десяток-другой шагов.
Мы зашли в парк, где уселись на скамейку поближе к тени, под занавес деревьев. Тамаки сбегала за мороженым, и вскоре я грызла вафельный рожок от пломбира. Не уверена, что с моей диетой стоит есть подобное, но чем чёрт не шутит. Тут же просто молоко и сахар, верно?
— Рассказывай, — сказала я, как только с десертом было покончено.
— А что тут рассказывать? Ты и так всё знаешь, — смутилась подруга. — Встретила его во время драки, он мне проиграл, теперь требует реванша. Постоянно встречаемся с ним, он всегда вырубается. Вот и вся история.
— Да не это, — отмахнулась я, — а про свои чувства. Что ты вообще о нём думаешь? Собиралась, будто на свидание! Да краснеешь тут, а про запах я вообще молчу. М-м-м… — и хитро замычала, с весёлым прищуром глядя на подругу.
— Ну… — вздохнула Тамаки. — Он… довольно мил? Но он странный. А ещё у нас разница в возрасте, и он — наш враг. Ну и… Не сказать, что он мне прям нравится, но он довольно симпатичен. Довольно лестно, что он постоянно обо мне думает.
— Любишь тот факт, что тебя любят, — поняла я. Что ж, Котецу тоже умела быть эгоисткой. Впрочем, как и любой другой человек.
— Люблю, — призналась она. — Но я не думаю, что стоит развивать наши с ним отношения во что-то большее. Мы в первую очередь враги, он угрожает тебе и Шо. И если он не решит поменять сторону, то в наших отношениях будет стоять жирная точка.
Я кивнула. Тамаки выглядела решительной, когда говорила всё это, и я не могла не похвалить её. Помнится, на первом курсе училища она постоянно смущалась и стеснялась, боялась говорить прямо и постоянно скрывала свои мысли. Теперь же она раскрылась, не боялась быть жестокой, но честной. Я гордилась тем, как выросла моя подруга.
Протянув руку, я потрепала Тамаки по голове, чем немного подпортила причёску, но мне было плевать.
— Ты знаешь себе цену, и это похвально, — улыбнулась я. — Ты молодец.
На щеках подруги расцвёл смущённый румянец, а в воздухе запахло радостью: она была счастлива. Думаю, Котецу окончательно преросла свою травму, связанную с Реккой, а я своими словами подтолкнула её к пониманию того, что она делает всё правильно.
— Кстати, а что насчёт тебя? — спросила Тамаки. — Зачем тебе было следить за мной и Насилием? Зачем ты в принципе вернулась в бригаду? Что-то случилось?
— Можно и так сказать, — уклончиво согласилась я. — Я осознала кое-что важное, и мне требовалось проверить свои догадки. И благодаря тебе у меня это получилось. Спасибо.
Собеседница удивлённо склонила голову к правому плечу, и весь её вид выдавал недоумение с нотками нетерпения. О, она желала узнать, что же сподвигло меня сорваться с места и прибежать к ней. Что ж, не стану её томить.
— Пока что, — неторопливо начала я, — это секрет. Никому не рассказывай, тем более ребятам из нашего отряда. — Тамаки аж заёрзала на месте от нетерпения. — Несколько месяцев назад я начала замечать, что от капитана Шинмона пахнет клубничными моти, что было удивительно, ведь он не любит сладкое. Тогда я не придала этому значение, но со временем запах клубники начал усиливаться. Когда капитан пришёл за мной в Хайджиму, привкус моти ушёл, осталась лишь чистая клубника.
— Это какая-то эмоция! — поняла подруга.
— Бинго! — я кивнула. — Я долго этого не понимала, но буквально пару часов назад капитан сам натолкнул меня на эту мысль. Я пыталась вспомнить, могла ли я раньше встречать подобный запах. И такое было дважды. Во-первых, шоколадом с клубничной начинкой пахнет Хибана. Во-вторых, запах клубничных моти я почувствовала, когда мы с Шо сидели в кафе, а неподалёку находилась какая-то парочка.
Рот Тамаки приоткрылся, а её глаза засверкали от предвкушения. О, я уже знаю, о чём она подумала, а потому не смогла сдержать поистине счастливую улыбку. Тяжело сглотнув, я взволнованно продолжила:
— Сегодня я встретилась с Насилием, который, как мы все знаем, сохнет по тебе. И от него пахло той же клубникой, что от капитана Шинмона.
— Он любит тебя! — воскликнула Тамаки, подпрыгивая на месте и хлопая в ладоши. Я быстро-быстро закивала, а дурацкая улыбка всё никак не хотела сползать с моего лица.
— Да, — восторженно прошептала я. — Представляешь??? Он! И меня! И он! Меня! — у меня аж слов не находилось, чтобы выразить всю глубину своего восторга.
— О, Шинра, это же прекрасно! Я, конечно, подозревала что-то такое, потому что капитан уж слишком очевиден, но что насчёт тебя? Ты сама-то? Ты сама осознала свои чувства? Поняла их? Приняла?
Мой рот приоткрылся от возмущения. Эта странная формулировка вопроса, эти расставленные акценты! Тамаки знала всё с самого начала! Она знала и скрывала от меня! Ждала, когда я сама пойму!
— Вот ведь ведьма, — восхищённо выдохнула я.
— Ну не всё же тебе быть всезнайкой, — подмигнула подруга. — Итак, рассказывай, когда и как ты всё поняла.
Я неловко почесала в затылке, отводя взгляд и поджимая пальцы на ногах. О божечки-кошечки, мы действительно (!) говорим о моих чувствах (!) к капитану Шинмону (!!!). Я не верила в происходящее.
— Ну, пока ты мылась? — неуверенно ответила я. — Мы лежали с Шо, я старалась не думать о плохих вещах и начала… просто думать о капитане? Обдумывала его характер, его поступки, как ко всему этому отношусь. И, ну… просто поняла.
— Просто поняла, — передразнила Тамаки. — Поверить не могу! Такое важное открытие — и ты «просто поняла»! А как же бессонные ночи? Волнение во время разговора? Бабочки в животе? Недоумение, что же это такое за странное чувство?
— Ты перечитала сёдзё-манги, — я засмеялась. — В реальности люди это просто понимают.
— А вот и нет! — возмутилась подруга. — Когда я влюбилась в бывшего лейтенанта Рекку, я даже спать нормально не могла! И с трудом говорила с ним без запинки! И вообще, постоянно смущалась и краснела.
Я задумчиво почесала подбородок.
— А ты… точно его любила? — спросила я. — От тебя не пахло клубникой.
Тамаки во все глаза уставилась на меня, не веря услышанному. А я почувствовала себя так, будто только что перевернула её мир с ног на голову.
Если Тамаки свои первые полтора месяца в Первой бригаде не любила Рекку, то тогда что это было? Я даже влюблённостью это не могу сказать — не было привкуса клубничного моти. Зато я чувствовала запах апельсинов.
— Может, — неуверенно начала я, — ты просто была им очарована? Как и окружающие? А в силу неопытности приняла очарование за любовь?
Подруга посмотрела на меня странным взглядом, и я поджала губы. Ей надо самой обдумать всю ситуацию, понять, что чуть не совершила преступление ради человека, которого даже не любила. Хотя отсутствие любви объясняло то, как быстро она бросила Рекку, стоило ей понять, кем он являлся на самом деле. Здравый рассудок оказался сильнее какого-то там очарования.
Я откинулась на спинку скамейки. Да уж, у нас у обеих сегодня день открытий.