Осень на двоих. Чертог Пустоты (гет)

Дамблдор снял очки, помассировав переносицу, после чего снова нацепил их на нос и очень серьезно взглянул на Снейпа, расположившегося в кресле напротив рабочего стола директора Хогвартса.

— Больше он тебя не вызывал?

— Нет, — Северус покачал головой. — Он, кажется, не спешит делиться деталями своих планов со всеми и задания раздает по отдельности. Наверняка можно сказать лишь, что в скором времени он планирует вытащить своих людей из Азкабана. Но как и когда это произойдет, никому неизвестно.

— Он слишком острожен, — протянул Дамблдор.

— И оттого непредсказуем, — согласился Северус.

— Хотелось бы понять, что ему нужно от Гарри.

— Перетягивать на свою сторону он мальчишку точно не собирается, — Снейп болезненно скривился. — Возможно, он хочет, чтобы кто-то из слизеринцев следил за ним.

— Полагаешь, среди студентов есть шпион?

— Сложно сказать. Он лишь упомянул, что вопрос шпионажа в Хогвартсе решен, но не упомянул о каком шпионе речь.

— Он мог говорить о тебе?

— Не знаю, — зельевар вздохнул. — Мне он, похоже, не слишком доверяет. Такое чувство, будто ему многое известно о происходящем. Не знаю, где он был все эти годы, но, возможно, ему действительно открылись тайны нам неведомые?

Альбус покачал головой.

— Мне кажется, кто-то просто снабжает его всей необходимой информацией.

— Крауч?

— Либо варна, — ответил директор. — Нельзя забывать о нём.

— Среди Пожирателей его не было.

— Либо был, но о своем присутствии не объявил. Он в принципе предпочитает действовать из-за кулис, — задумчиво протянул Дамблдор. — И я совершенно не понимаю, чего он добивается. Лично с ним общался только Гарри, и пока мы сами не столкнёмся с ним лицом к лицу, понять его мотивы будет сложно.

— Он год сидел у нас под носом, пока изображал Айскальта, — напомнил Снейп, чудом удержавшись, чтобы не сказать «у вас».

— В том-то и дело, Северус, он вел себя как профессор целительства, — Альбус покачал головой. — Как Шакала его знает лишь Гарри.

— Может, ещё раз поговорить с Поттером?

— Не думаю, что это нам чем-то поможет.

— Кстати, как обстоят дела с Министерством? — вспомнил Северус.

— Боюсь, всё так же, — Дамблдор вздохнул.

— Так вы позволите Фаджу подсунуть в школу свою шавку? — Снейп нахмурился.

— Корнелиус полагает, что я вмешиваюсь в дела Министерства магии. Назначение его помощницы на должность профессора в Хогвартсе ничто иное, как ответная «любезность» с его стороны.

— То есть теперь ему мало третировать Поттера? Нужно ещё и в школу сунуть свой нос? — процедил Снейп. — Почему вы ему это позволяете?

— Подумай сам, Северус, — терпеливо объяснял директор, — как отреагирует Корнелиус, если я сейчас буду оспаривать его решения. Мне с трудом удалось не раздувать из истории с Гарри скандал с судебным заседанием и то пришлось согласиться на допрос. Отказ принять в школу его человека он бы воспринял как открытое противостояние, а наш министр и так уже слишком боится за своё положение в обществе.

— Нужно ли так осторожничать с ним? — скривился Снейп. — С вашей властью, вы легко могли бы добиться его отставки.

— Учитывая ситуацию, переворот в Министерстве — это последнее, что нам нужно, — покачал головой Дамблдор. — Мы до сих пор не знаем, какие планы у Волдеморта, и любой неосторожный шаг может стать фатальной ошибкой.

— Но этот кретин только мешает вам! — не выдержал Снейп. — Из-за его глупости и страха мы связаны по рукам и ногам.

— Рано или поздно Корнелиусу придется столкнуться с печальной правдой, и он поймет, что я не действую против него. Тогда Министерство будет на нашей стороне. Но пока этот день не настал, нам придется действовать осторожно.

— Главное, чтобы этот день не настал слишком поздно, — мрачно заметил Северус.

Какое-то время оба профессора молчали, наконец Снейп прочистил горло, решив сменить тему.

— Возвращаясь к делам более прозаичным, — начал он, — я сегодня получил письмо от Грэхэма Монтегю с отказом от назначения капитаном команды по квиддичу. Какие-то проблемы в семье, как он говорит, — Снейп мысленно фыркнул, он прекрасно знал какое новое и весьма опасное «увлечение» могло вынудить помешанного на квиддиче Монтегю отказаться от капитанства, но развивать тему не пожелал: не стоит лишний раз устраивать мальчишке проблемы, вдруг тот ещё одумается. — На данный момент у нас опять нет капитана команды, что ставит меня перед дилеммой, кого…

— Думаю, самым разумным вариантом будет сделать капитаном Гарри, — мягко вклинился в речь Дамблдор.

Снейп взглянул на директора так, словно ничего безумнее в жизни не слышал.

— Мы, кажется, уже это обсуждали, Альбус, — напомнил он.

— Мы говорили о другом назначении, — улыбнулся директор. — И обдумав хорошенько твои слова, я вынужден согласиться, что делать Гарри старостой не слишком разумно. Но вот капитан команды — другое дело.

— Его никто даже слушать не станет, — настойчиво процедил Снейп. — К тому же у Поттера фокус внимания как у золотой рыбки, он не справится с командой.

— Мне думается, ты рановато критикуешь мальчика, Северус, — тихонько засмеялся Дамблдор. — Уверен, из него получится отличный капитан. К тому же, то, что Гарри будет работать на пользу своему факультету, возможно, немного успокоит особо ретивых недоброжелателей.

Снейп нахмурился. В целом, мысль была неплохая, но…

— Вы же понимаете, что после первого же провала, мои «ласковые» слизеринцы похоронят Поттера в Запретном лесу.

На это директор Хогвартса улыбнулся, лукаво блеснув голубыми глазами поверх очков-половинок:

— Но ведь именно во избежание подобных ситуаций у нас есть староста.

* * *

На второй неделе августа пришли письма из Хогвартса со списком литературы на грядущий учебный год. Том получил значок старосты, что в целом, хоть и было ожидаемо, казалось немного странным, потому что Гарри всегда считал, что Дамблдор слишком недолюбливает Арчера, чтобы давать ему в руки такую власть над слизеринцами. С другой стороны, у Тома эта власть была и без значка, так что, по сути, пост старосты просто придавал его статусу формальности.

— Ну по крайней мере он не сделал старостой тебя, — заметил Арчер, небрежно забросив серебристо-зеленый значок в сундук с вещами, — иначе я начал бы думать, что старик пытается тебя подставить.

— Подставить? — недоуменно уточнил Поттер, отрываясь от изучения списка литературы. — Почему?

— Окажись ты старостой это только бы всё усложнило, — пояснил Том. — Представь, как стали бы вести себя слизеринцы, если бы их лидером оказался враг.

— Во-первых, староста просто следит за порядком, — протянул Гарри, — ты же не на баррикады их поведешь. А во-вторых, я им не враг.

— Некоторые могут думать иначе. Откуда тебе знать, что им наговорили родители. Обрати внимание, в этом году из слизеринцев тебя с днем рождения поздравили только Забини, Гринграсс и Булстроуд, да и те сделали это весьма сдержано.

Гарри флегматично пожал плечами. По правде, это его не сильно беспокоило. В конце концов, он всегда может просто поговорить с однокурсниками и решить все вопросы. Или просто игнорировать их. Враждовать он ни с кем не собирался.

— Хм, — он нахмурился.

— Что? — без особого интереса уточнил Арчер.

— Учебник по защите, — пояснил Гарри, — «Теория защитной магии» Уилберта Слинкхарда.

— И что?

— Очень, хм… сомнительный автор, — пробормотал Поттер. — Я читал несколько его работ и, честно говоря, мне он не понравился.

— И отчего же?

— Ну, во-первых, как-то всё очень примитивно написано, а во-вторых, у него просто-таки жуткие предубеждения насчет волшебных существ. Он придерживается мнения, что все волшебные существа — это тёмные твари и их надо если не истребить, то держать на цепи.

— Очередной узколобый кретин, — пожал плечами Том.

— Но кто станет учить на основе таких книг? — недоуменно пробормотал Гарри.

— Вот и узнаем.

Поттер только покачал головой. Он очень надеялся, что их новый преподаватель ЗОТИ выбрал этого автора не потому что сам придерживается такой точки зрения. В конверте лежал второй лист, где, как правило, было обычное напоминание, что учебный год начинается первого сентября. Вытащив его из конверта, Гарри бегло скользнул взглядом по тексту и недоуменно моргнул.

— Ого…

— Что там? — заинтересовался Том.

— Меня сделали капитаном команды по квиддичу, — Поттер протяжно застонал, рухнув на кровать. — А всего пару минут назад жизнь была простой и понятной.

— Боюсь представить, чтобы с тобой случилось, получи ты значок старосты, — фыркнул Арчер, раскладывая на полу свои вещи и придирчиво их изучая. — Ты ныл бы и ныл, не переставая, целый год.

— Я бы просто отказался, — пожал плечами Гарри и тут же просиял: — О! А это ведь мысль!

— Что угодно, лишь бы не брать на себя лишнюю ответственность, — аккуратно складывая мантию, прокомментировал Том. — Браво, Гарри.

— Хотя с другой стороны, — тот закинул руки за голову, задумчиво глядя в потолок, — у меня теперь будет доступ в ванную для старост.

— Очень весомый аргумент, — язвительно заметил Арчер.

— Да и «капитан команды» звучит куда круче старосты, — продолжил размышлять Гарри, иронично глянув на друга.

— О? И отчего же?

— Ну как же? — Поттер широко ухмыльнулся. — Староста это всего лишь нудный идеалист, который следит за порядком на факультете (кстати, угадай, кто будет старостой на Гриффиндоре), но вот капитан команды — это совсем другое дело! Пока ты будешь носиться с первогодками и дежурить, я буду играть в квиддич и очаровывать девчонок! Идеально!

Арчер искоса глянул на друга, иронично изогнув бровь.

— Напомни мне, будь добр, тот эпизод твоей биографии, в котором ты вдруг стал Казановой? — сухо попросил он.

— Эм, ну…а кто такой Казанова?

— Очень содержательный ответ, — насмешливо заключил Том. — Уверен, твоя эрудиция и красноречие сведут с ума всё женское население Хогвартса.

Гарри покраснел и тут же воинственно насупился.

— Где ты видел эрудированных и красноречивых спортсменов? — чопорно протянул он.

— А где ты видел, что бы спортсмены были такими задохликами? — в тон другу парировал Арчер.

— Я просто худощавый! — сконфуженно буркнул Гарри.

— Как можно в слове «костлявый» допустить столько ошибок?

— Зануда.

— Нытик.

* * *

Новость о назначении капитаном Сириус воспринял так, словно Рождество наступило раньше срока, и закатил по этому поводу целый праздничный ужин. Том, к молчаливому раздражению Поттера, удостоился лишь сдержанного поздравления, впрочем, Арчеру на мнение Блэка как обычно было плевать, и Гарри решил в этот раз не ссориться с крёстным. Рон буквально плавился от злости, и весь ужин просидел за столом мрачнее тучи. Близнецы в меру доброжелательно подшучивали над Гарри, то говоря, что с таким капитаном победа у Гриффиндора в кармане, то наоборот, выражая опасения, что теперь Кубка по квиддичу им не видать, раз уж любимчик директора теперь капитан команды. На прямой вопрос Поттера о том, как именно личные симпатии Дамблдора могут повилять на исход игры, оба уклонились от ответа.

К Арчеру Фред и Джордж шутливо подлизывались, предполагая, что раз они с Томом «хорошие приятели», он не станет чинить им препятствий, если вдруг уличит в противозаконной деятельности, когда они поедут в школу. Миссис Уизли при этом с подозрением косилась на сыновей, сухо интересуясь, в какой это такой «противозаконной деятельности» их может уличить староста Слизерина.

За шутками и разговорами вечер пролетел незаметно. На следующий день пришло письмо от Гермионы, в котором она делилась с друзьями своим восторгом касательно её назначения старостой. Гарри шутливо предположил, что теперь у Тома есть масса поводов проводить с Грейнджер больше времени, на что тот никак не отреагировал, уткнувшись в книгу, и это было даже немного странно. Гарри думал, что друг не упустит возможности позлорадствовать по этому поводу, а он пропустил информацию мимо ушей, словно это его и не касалось вовсе.

Ещё через три дня после получения писем, Сириус, Ремус, миссис Уизли и Тонкс отправились вместе с младшим поколением волшебников на Косой переулок, чтобы купить всё необходимое для школы, а вечером того же дня Гарри все-таки решился на разговор с Люпином, к которому говорился ещё с Рождества. Как он и ожидал, вышло все не очень гладко.

— Гарри, как ты не понимаешь?! То, что ты предлагаешь — чистое безумие! — нервно расхаживая по комнате, сказал Ремус.

Поттер, сидящий в кресле у окна, вздохнул. Он знал, что разговор получится непростой, но надеялся, что Люпин хотя бы дослушает до конца.

— Ремус, но ты только выслушай…

— Я уже слушал, Гарри, — нехарактерно сердито перебил его Люпин. — И больше слушать не собираюсь. Ты хоть осознаешь риск?!

— Ремус, но ты не понимаешь! — настаивал Поттер. — Ты ничего не теряешь…

— Да пойми же, я говорю не о себе! Ты собрался рискнуть своей жизнью! И почему? Потому что ты решил, будто есть лекарство…

— Лекарства нет, — спокойно поправил его Гарри. — Но способ есть.

— Какой? Перестать принимать Ликантропное зелье на шесть месяцев, чтобы потом — что? Договориться с волком? Ты хоть слышишь себя?!

— Это ты, похоже, меня не слышишь, — нахмурился Поттер. — Тебе не нужно ни с кем договариваться. Это сделаю я. Но для этого нужно, что бы в крови не осталось следов ликантропного зелья или других веществ, способных одурманить волка. Шести месяцев как раз хватит.

— Хватит на что? Чтобы я взбесился и переубивал кучу народа?!

— Будешь запираться где-нибудь. В Хогвартсе ты прятался в Визжащей Хижине, — напомнил Поттер.

— И чуть не убил Северуса.

— Да. И виноват в этом был не ты, а идиотизм Сириуса. Ремус, неужели ты даже не хочешь попробовать?..

— Гарри, — Люпин резко остановился, обернувшись к сидящему в кресле подростку. — Ты даже не представляешь, как я хочу избавиться от своей болезни, но это невозможно.

— Возможно.

— Потому что ты прочитал об этом в книжке?

— Нет, — Гарри выдержал небольшую паузу, собираясь с силами признаться в том, о чем никто кроме Тома не знал. — Потому что я заклинатель.

Люпин уставился на него так, словно тот вдруг заговорил на другом языке.

— Прости, что?

— Ты же знаешь о наследиях?

— Да, знаю, конечно, — Ремус помассировал лоб, с таким видом, словно у него вдруг разболелась голова. — Но последние записи о заклинателях встречались в начале двадцатого века. Это наследие давно считается мёртвым.

— Ну, выходит, не таким уж и мёртвым, — словно извиняясь, Гарри развел руками.

— Но как ты… откуда ты знаешь, что ты заклинатель? — недоверчиво уточнил Люпин.

— Просто знаю, — Поттер пожал плечами.

Оборотень несколько мгновений молча рассматривал его лицо, после чего со вздохом опустился в соседнее кресло.

— Гарри, послушай, нельзя просто неожиданно стать заклинателем, — сказал Люпин. — Этот дар передаётся по наследству. А в роду Джеймса точно заклинателей не было.

— О, — Гарри весело глянул на собеседника. — И как хорошо ты знаешь мою родословную, чтобы делать подобные заявления?

Ремус ещё немного помолчал, с подозрением разглядывая Поттера.

— Почему-то мне вдруг начало казаться, что ты свою родословную знаешь лучше меня, — тихо признал он. — Я прав?

— Ага, — Гарри широко улыбнулся.

— И ты абсолютно уверен, что кто-то из твоих предков умел управлять животными?

— Я абсолютно уверен, что кто-то из моих предков обладал наследием заклинателей, — с нажимом перефразировал тот, в тайне очень благодарный Ремусу за то, что он не завалил его подозрениями и вопросами, на которые Гарри совсем не хотел отвечать. — И совершенно случайно мне в руки попала книга, где написано, как можно помочь оборотням. И у меня совершенно случайно оказался знакомый оборотень, которому эта помощь могла бы понадобиться. Интересует?

— Я… — Люпин медленно провел рукой по лицу, — Гарри, прости, но мне сложно в такое поверить.

— Я понимаю, — терпеливо кивнул Поттер. — Поэтому я буду верить вместо тебя. Тебе нужно только согласиться на мою помощь.

— Но отказаться от ликантропного зелья…

— Всего на шесть месяцев.

— Ну хорошо. И что потом? Что будет, когда я обращусь, и моё сознание захватит обезумевший зверь?

Гарри улыбнулся.

— Я с ним поговорю.

— Со зверем нельзя поговорить. Это чудовище, Гарри, жесткое, кровожадное чудовище.

— Нет, Ремус, — мягко произнёс Гарри, качнув головой, — это очень несчастное существо, обреченное на страдания, так же как и ты. Но в отличие от тебя, он совсем одинок. Он годами был скован в крошечной клетке, где нет ни единого лучика света, где нет свободы, где нет надежды на спасение. Многие называют это проклятьем, но кто на самом деле проклят? Человек или зверь? Он страдает, Ремус и страдает куда сильнее, чем ты.

— Гарри, то существо, оно… не способно на такие мысли. Оно осознает только ярость и жажду крови. Я знаю это. Я прожил с ним большую часть своей жизни и чувствую его безумие, когда приближается полнолуние.

— А откуда взяться другим чувствам, если его годами сковывали, травили и подавляли? Если его только ненавидели? — Гарри пожал плечами. — Вспомни годы в Хогвартсе, Ремус, вспомни волка, когда с ним были Бродяга и Сохатый. Разве он хотел разорвать их на части?

— Нет, но это ведь были не люди, это были другие животные.

— Да. Собака и олень. Я уже не говорю про крысу. Для бешеного волка они стали бы идеальной мишенью, но вместо того чтобы убить, что он делал?

— Он… — Люпин запнулся и удивленно моргнул, словно эта мысль впервые пришла ему в голову. — Он считал их частью стаи, в каком-то роде… он… принял их и… оберегал.

— И ты всё ещё думаешь, что волк знает лишь жажду крови? Это живое существо. Разумное живое существо. Измученное и одинокое. И я хочу помочь ему.

— Так кого же ты все-таки хочешь спасти, — с легкой улыбкой уточнил Ремус, — его или меня?

— Вас обоих, конечно! В конце концов, ты и он — единое целое. Но чтобы спасти тебя, нужно спасти и его. Я знаю, что ты ненавидишь волка, Ремус, знаю, ты думаешь, что он разрушил твою жизнь, но на самом деле вы оба жертвы проклятья и волк ненавидит тебя так же сильно, как и ты его. И для того, чтобы спастись, вам нужно примириться друг с другом. Только представь, что ты обретешь, если согласишься!

— Это невозможно.

— Без меня, да, невозможно, — невозмутимо согласился Гарри. — Поэтому, — он просиял широкой улыбкой, — я стану вашим посредником.

— Но тебе всего пятнадцать, ты уверен, что тебе удастся…

— Какая разница пятнадцать или пятьдесят? Возраст не решает ровным счетом ни-че-го.

— В пятьдесят люди обычно более благоразумны, — иронично заметил Люпин.

— Том говорит, что имя Гарри Поттер со словом «благоразумие» нельзя ставить в одно предложение, — шутливо припомнил он. — Так что в моём случае разницы никакой.

— Пойми правильно, я благодарен, что ты так хочешь помочь, но стоит ли рисковать?

— Ремус, говорю же, давай верить в успех буду я? — весело сказал Поттер. — А ты хотя бы просто поверь мне.

Подперев рукой голову, Люпин с удивленной улыбкой рассматривал сидящего напротив юношу.

— А я ведь даже и не заметил, как сильно ты повзрослел, Гарри, — негромко признался он.

Поттер рассмеялся.

— Знаешь, профессор Снейп с тобой, наверное, не согласился бы.

* * *

Комната была маленькой и грязной. Здесь пахло плесенью, было холодно и сыро. И главное отсюда нельзя было выбраться ни магическим, ни анимагическим способом. Она не помнила, как попала сюда, и не знала, чего ожидать. Сидя здесь, уже, казалось бы, целую вечность, она не видела ни солнечного света, ни людей. От нее пахло потом, грязные волосы превратились в спутанные колтуны, порванная испачканная одежда провоняла так, что ее хотелось просто снять и сжечь.

Каждое утро на полу в углу камеры появлялись плошка с едой и стакан воды, а каждый вечер опустевшая посуда сама собой исчезала. Больше ничего не происходило. И это ожидание было самым невыносимым. Поэтому, когда тяжелая дверь камеры со скрипом открылась, образовав на полу прямоугольник оранжевого света, льющегося снаружи, она почти закричала от счастья. Впрочем, радость её была мимолётной и растаяла так же быстро, как и появилась, когда порог её камеры переступил высокий темноволосый волшебник с пергаментно-белой кожей, резко выдающимися высокими скулами и глубоко запавшими алыми, как кровь, глазами. В этот момент в душе пленницы зашевелились очень нехорошие подозрения относительно того, к кому в гости она угодила. Хотя… это ведь было невозможно, так? Этот человек считался мертвым вот уже четырнадцать лет.

— Мисс Скитер, — негромко и даже как будто мягко протянул волшебник. — Рад видеть, что вы всё ещё живы. Признаться, я почти забыл о вашем существовании.

— Кто… — в горле пересохло и ей пришлось откашляться, чтобы продолжить: — Кто вы такой?

— Как быстро люди забывают своих героев, — театрально вздохнул мужчина. — Я почти оскорблен.

— Героев? — прохрипела Рита. — Каких героев? Вы безумны?

— Возможно, — не стал спорить он.

— Зачем вы меня похитили? Что вам нужно?

По губам незнакомца скользнула холодная усмешка.

— Хочу предложить вам самое скандальное интервью в вашей карьере, — он сделал небольшую паузу. — В обмен на пару услуг.

— Я… — она снова прочистила горло, — я отказываюсь что-либо с вами обсуждать до тех пор, пока не узнаю кто вы такой.

— Что ж, извольте. Моё имя Лорд Волдеморт, — его глаза опасно блеснули в свете факелов. — Ещё какие-нибудь требования, мисс Скитер?

Рита нервно сглотнула. Сложно было принять такую правду, поверить было ещё сложнее, но она вдруг с поразительной ясностью поняла, что если и дальше продолжит задавать неосмотрительные вопросы, то всё, на что она может рассчитывать в будущем, это скромный некролог в её честь на последней странице «Ежедневного пророка». А жить все-таки хотелось очень-очень сильно.

— Я вся во внимании, господин Тёмный Лорд, — хрипло прошептала она.

* * *

На платформу 9 и ¾ они с Арчером, Гермионой и младшими Уизли приехали рано. Ребята сразу разошлись в разные стороны. Рон, Джинни и близнецы отправились искать однокурсников, Том и Гермиона ушли в головной вагон на собрание старост, а Гарри неожиданно остался совсем один в компании Сириуса.

— Ну, эм, пока, — пробормотал Поттер, ухватившись за ручку сундука.

— Гарри, подожди, — крёстный вздохнул, глядя на подопечного с ужасным напряжением.

Гарри запаниковал. Не мог же тот догадаться, что он стащил из библиотеки Блэков кучу сомнительной литературы?

— Ты… мы почти не разговаривали весь месяц, — нехотя сказал крестный.

Поттер мысленно выдохнул — не догадался.

— Ну отчего же? — скупо улыбнулся он. — По мне, так мы достаточно обсудили.

— Гарри, слушай, — Сириус нахмурился, — я знаю, что иногда веду себя необдуманно, но, пойми, я просто беспокоюсь за тебя. Я совершенно не хотел, чтобы это зашло так далеко.

— Если бы ты этого не хотел, то не относился бы к Тому с таким презрением, — холодно заметил Гарри. — Оставь уже этот разговор, Сириус. Ничего нового ни ты, ни я из него не вынесем.

— Я просто хотел извиниться…

— Тебе нужно извиняться не передо мной, — перебил его Поттер. — Не меня ты третировал весь месяц, настраивая против меня весь Орден.

— Неужели ты не видишь, как подозрительно он себя ведет?! — снова начал заводиться Блэк.

— Сириус, это Том! Он всегда так себя ведет! В этом нет ничего подозрительного! Я тебе уже сто раз об этом говорил! Но какой в этом смысл? Ты же не хочешь слушать, — Гарри развернулся, чтобы уйти, но Блэк снова его остановил, положив руку ему на плечо.

— Гарри, пожалуйста, просто будь осторожен, — попросил он. — Можешь сколько угодно ненавидеть меня, но только будь осторожен.

Слова крестного мгновенно успокоили бушующее в душе негодование. Поттер медленно обернулся, взглянув тому в глаза.

— Я тебя совсем не ненавижу, Сириус, — куда мягче сказал он. — Просто злюсь из-за того, что ты так относишься к моему другу. Но, пожалуйста, не думай, что я ненавижу тебя, это не так.

Сириус облегченно улыбнулся.

— А я-то уже начал думать, что тебя от меня воротит, Сохатик.

Гарри закатил глаза.

— Честное слово, — рассмеялся он, — спросил бы сразу. Просто, ну, — он вздохнул, — встань на моё место. Как бы ты себя чувствовал, если бы кто-то третировал моего отца?

— Я бы определенно взбесился, — помедлив, согласился Сириус, — но Джеймс — другое дело! Он не был…

— Слизеринцем? — Гарри пристально всматривался в лицо крестного. — И именно поэтому твоя мать и твой брат презирали его?

— Просто они были другими.

— Вот и Том другой. Прекрати уже скалиться на него при каждой встрече.

— Я… постараюсь, — сдался Блэк.

Гарри просиял улыбкой.

— Правда? Спасибо!

— Ну всё, теперь иди, — поторопил его Сириус. — А то мы выглядим как пара балбесов.

— Я тут вижу только одного балбеса! — отшутился Поттер.

— Тебе просто нужно зеркало, — рассмеялся Сириус и крепко обнял крестника. — Не влезай в неприятности.

— Это ты мне говоришь? — весло уточнил Поттер, обнимая крёстного в ответ.

Распрощавшись с Сириусом, Гарри нашел пустующее купе и закрылся там с книжкой. По мере заполнения Хогвартс-экспресса к нему заглядывали несколько ребят с разных факультетов, но ни с кем из них он близко не общался, поэтому после сухого приветствия те быстро ретировались, а никого из однокурсников Поттер так и не встретил.

Когда до оправления поезда оставалось минут десять, к нему присоединилась Луна, и в итоге всю дорогу до Хогвартса Гарри провел в её компании, да и то первые минут тридцать они даже не разговаривали. Поттер изучал пособие по чарам из библиотеки Блэка, а Луна что-то увлеченно рисовала в блокноте, периодически бросая долгие задумчивые взгляды на проплывающие за окном пейзажи.

— Как прошло твоё лето, Гарри? — вдруг спросила она, не прекращая своего занятия.

— Сумбурно, — признался он, глянув на соседку по купе. — А как твоё?

— Познавательно, — та чуть улыбнулась. — Мы с отцом ходили в лес и нашли там маленькое поселение гимзли. А потом я помогала папе работать над статьей о них.

— Очень интересно, — признал Гарри. — Гимзли — это те, которые живут в корнях деревьев?

— Да. Очень хорошенькие, но пугливые, — Лавгуд что-то черкнула в блокноте, придирчиво изучила получившийся результат и снова взялась за карандаш. — Пришлось потратить много времени, чтобы убедить их, что мы не представляем угрозы.

— О? И как вы это сделали?

— Не вмешивались. Просто наблюдали.

— И всё?

— Наблюдать и не вмешиваться иногда очень важно, — Луна кивнула. — Вмешательство всегда расценивается, как попытка изменить текущий ход вещей. Вмешавшись, нужно брать ответственность за последствия. Нужно понимать, зачем ты вмешиваешься и чего хочешь достичь.

— Странно это, — признался Гарри. — Просто смотреть и ничего не делать.

— Порой бездействие заставляет тебя грустить, — отвлеченно согласилась она. — Ты хочешь сделать что-то хорошее и помочь, но это лишь твое видение ситуации. Нельзя сделать себя причастным к чему-то малому, а потом отойти в сторону и проигнорировать нечто большее. Если совместить вместе две ленты судьбы, они тут же спутаются, и чтобы разъединить их, потребуется эти ленты разорвать, а это всегда приводит к чему-то плохому.

— Но разве можно просто смотреть, если можешь помочь? — нахмурился Гарри.

— А ты уверен, что действительно можешь помочь? — Луна склонила голову к плечу, с интересом взглянув на собеседника. — Вдруг тебе просто кажется, что ты можешь?

— Но если бы никто никому не помогал…

— Это был бы очень холодный мир, — Лавгуд улыбнулась. — Но, помогая, ты принимаешь последствия. Если откажешься, сделаешь только хуже.

— То есть, если не хочешь принимать последствия, лучше бездействовать? — уточнил Гарри. — Но разве это не трусость?

— Конечно же трусость, — невозмутимо отозвалась та. — Или осторожность.

— Ну хорошо. А если к целителю, например, принесут умирающего злодея, он будет должен спасти его, но испугается последствий и позволит ему умереть. Кто же он тогда?

— Человек, — Луна пожала плечами. — Человеку свойственны ошибки. Потому что человеку свойственны чувства. Они делают нас теми, кто мы есть.

— Ну а что же тогда такое долг? Целители должны помогать.

— Тем, кто просит о помощи. Долг исключает личные эмоции и, принимая долг, ты принимаешь последствия. Принимая долг, ты соглашаешься вмешиваться, независимо от того, к чему это приведет. Как заклинатель, ты должен это понимать.

Гарри кивнул. А ведь действительно, собираясь помочь Ремусу, он был твёрдо уверен в своём решении и готов был принять любые последствия. Летопись заклинателей весьма ясно описывала возможные варианты развития событий и не всегда они были положительными. Тем не менее, Гарри это не пугало. Он знал, что и зачем делает. Он не испытывал ни страха, ни сомнений, потому что помочь в данном случае было в первую очередь его ответственностью, а не душевным порывом.

Совсем другое дело, когда вмешиваются чувства. И всё же… всё же…

— Разве так плохо просто желать помочь кому-то, если он в этом нуждается? Не из чувства долга, а просто так? — сказал он.

— Каждый твой поступок порождает цепь событий, — задумчиво протянула Луна. — Но если идешь вслепую и не желаешь сталкиваться с последствиями, лучше бездействовать.

— Всё равно как-то это неправильно, — покачал головой Гарри. — Если бы все думали такими категориями, то никто никому бы не помогал. Люди вообще бы ничего не делали, ведь невозможно предсказать, к чему приведут твои поступки.

Некоторое время Лавгуд молча грызла карандаш, рассматривая свой рисунок, потом заговорила снова.

— Пока мы были в лесу, я видела, как на одного из гимзли напала змея и ужалила его. Я хотела её отпугнуть, но папа меня остановил.

— Почему?

— Он спросил, что я буду делать, когда спасу его. Яд змеи убивал его, а значит, я должна буду исцелить его. Он спросил меня, как я это сделаю. Но я не знала, как вылечить умирающего гимзли. Папа сказал, что если я отпугну змею, то просто обреку его на долгую мучительную смерть. Что же в этом хорошего? Что я смогла бы сделать для умирающего зверька в том лесу?

— Ничего? — подумав, предположил Гарри.

— Да. Это было грустно. Но это было милосердно. Папа сказал, что отпугнув змею, я не смогу просто уйти. Мне нужно будет принять решение: либо попытаться спасти его, либо смотреть, как он страдает и умирает, либо убить его самой. Нельзя спасти всех. Никому это не под силу.

— Но иногда просто хочется прогнать змею, — прошептал Гарри.

— Это лишь твоё желание, не так ли? — равнодушно заметила девушка. — Ты хочешь прогнать змею, потому что её действия тебе не нравятся. Ты спасаешь для себя. Чтобы ты жил, осознавая, что смог остановить крошечную несправедливость. Но ведь это не несправедливость. Это закономерный ход жизни. Даже змея знает, зачем убивает — чтобы питаться и выживать. Быть может, после того как ты её прогонишь, она сама погибнет? Или, нападет на кого-то ещё? Возможно, пытаясь спасти одного, ты губишь сразу двоих?

По спине Гарри пробежал холодок. Призрачное эхо воспоминаний растекалось по сознанию затуманенной пеленой голосов и образов.

«Кого ты спасешь?»

Он тряхнул головой, отгоняя колючий, ядовитый страх в дальний уголок души. Луна рассказывала о зверях в лесу. Её рассказ совсем не имел отношения к тому, что сейчас творилось в душе самого Гарри, ведь так? Но почему же у него возникало чувство, будто она имеет в виду совсем другое? Будто совершенно точно знает, о чем и о ком говорит? «Наблюдать и не вмешиваться», — сказала она. Но что если он уже вмешался? Спас умирающего от яда, прогнав змею, но обрек на более страшную судьбу не только его, но и… кого-то ещё? И что же теперь?

— А если я прогнал ту змею? — едва слышно озвучил он собственные мысли. — Что делать тогда?

— Принимать последствия.

— Но я не хотел этих последствий.

Луна пристально взглянула в его глаза, так, словно видела насквозь.

— Тогда ты не стал бы этого делать. Ты не несешь ответственности лишь за то, к чему непричастен, так?

— Да.

— Значит, раз ты решил стать причастным, то и к последствиям был готов.

— А вдруг я о них даже не задумался?

Она ещё немного помолчала, накручивая на палец локон своих светлых волос.

— Ты всегда можешь уйти, не оборачиваясь, и просто жить с осознанием своей ошибки. В конце концов, все эти действия сведутся лишь к тому, что ты будешь пытаться успокоить собственную совесть. Потому что, по сути, тебе плевать и на змею, и на её жертву.

— А если мне не плевать на жертву? — хрипло спросил Гарри. — Если я не хотел его смерти? Если ради него я готов был на что угодно?

— Был? Или готов до сих пор?

— Готов до сих пор, — не раздумывая, кивнул он.

Луна подняла голову, с грустью взглянув на него.

— Тогда осталось лишь понять, как далеко ты готов ради него зайти, потому что как бы ты ни страшился исхода, ты всегда будешь вмешиваться.

— Но каковы будут последствия?

— А это действительно имеет для тебя значение? — она склонила голову к плечу. — Или это лишь шепот твоей совести? Ты спас его, потому что твоя совесть не позволила тебе бросить его умирать? Или потому что твоё сердце потребовало этого?

— Мне начинает казаться, что моё сердце и совесть в тот момент разошлись во мнениях, — горько усмехнулся Гарри.

Луна рассматривала свой рисунок, водя пальцем по странице альбома.

— Ты всегда можешь отступить и позволить событиям течь так, как должно было быть изначально, — предложила она.

— Но это будет неправильно!

— А что такое правильно и неправильно? — она добавила ещё пару штрихов в свой рисунок. — Что такое «нормальность»? Кто решает, что нормально, а что нет? Что правильно, а что нет?

— Мораль, — тут же ответил Гарри. — Здравый смысл, сострадание, милосердие, совесть! Они определяют границы, за которые не следует заходить. Они создают правила и нормы поведения. Они формируют решения, мнение, идеалы, цели, мировоззрение. А я просто всё это переступил.

— Что тебя пугает, Гарри? — вдруг спросила она.

— Что я совершил нечто ужасное.

— Совершил или думаешь, что совершил? — невозмутимо уточнила Луна.

— Я… наверное, совершил, — глухо признался он. — Я, похоже, как ты и сказала, эм… спас гимзли и прогнал змею, но не подумал, совсем не подумал, о том, к чему это приведет.

— Ты жалеешь о том, что спас гимзли?

«Если Том когда-нибудь узнает, что я обозвал его именем несуществующей зверушки, которая живет в корнях деревьев, он меня прикончит», — отстраненно подумал Гарри и покачал головой:

— Нет, не жалею. Но…

— Не знаешь, что теперь делать со змеёй, — понимающе улыбнулась Луна.

Гарри нервно рассмеялся, запустив пальцы в волосы.

— Примерно так.

— Можешь убить её, — негромко предложила она, — чтобы больше никто не пострадал. Но змей в лесу много, придется избавиться ото всех, чтобы защитить тех, кто может быть в опасности. Или… — по её губам скользнула задумчивая улыбка, — можешь попробовать накормить её.

— Накормить?

— Сытая змея нападать не станет.

— Но тогда кормить её придется постоянно, — нахмурился Гарри.

— И это совсем неплохо, — призналась Луна. — Помогая змее, ты поможешь и тем, кто может стать её жертвой.

Гарри мысленно переложил воображаемый сюжет на реальность, представив, как заботливо подкармливает чем-нибудь Шакала или Волдеморта и категорично покачал головой.

— Это невозможно. Такую змею ничем не накормить. И убить её я не смогу.

— А чего ты сам хочешь?

— Просто хочу, чтобы, эм, гимзли жил, — Гарри вздохнул, в подобной интерпретации это звучало чертовски глупо, но как ещё он мог о таком рассказать? — Я знаю, что это эгоистично с моей стороны, но я не считаю, что спасти ему жизнь было ошибкой. Я не жалею о своем решении! С остальным я как-нибудь смирюсь, — он в отчаянии взглянул на Луну. — Но разве это правильно? Разве так можно? Разве не должен я исправить то, что натворил?

— А как ты можешь это исправить?

— Я… ну… пока не решил…

— Ты сам знаешь, что натворил?

— Я… — Гарри запнулся. — Не совсем. Я не помню, что на самом деле произошло. Не понимаю. В голове какие-то обрывки образов и голосов. Я толком ничего не могу разобрать — все они слишком смазанные и неясные. Я даже не уверен, реальны ли они. Но меня не покидает ощущение, будто я забыл нечто очень важное и никак не могу этого вспомнить, — он замолчал, мрачно разглядывая свои руки и водя большим пальцем по запястью. — Но что если… — он глубоко вдохнул, вспоминая разговор со Снейпом, который состоялся в конце прошлого учебного года, — что если я… предпочел одну жизнь сотне и даже ничего не почувствовал при этом?

— Порой одна жизнь куда важнее сотни.

— Да. Для меня так и есть. Но разве жертвуя другими, я не должен был испытывать… хоть что-то? И я… я чувствую себя просто ужасно.

На этот раз Луна молчала гораздо дольше, разглядывая его бледное лицо.

— Ты чувствуешь вину, потому что ты её чувствуешь? Или потому что чувствовать её правильно?

Гарри уставился на неё широко распахнутыми глазами.

— Я… — он вдруг понял, что у него нет ответа, и покачал головой. — И как тебе удается, а?

— Что именно?

— Ты как будто всё знаешь.

— Знание относительно, — отстранённо протянула Луна. — Оно обитает в океане неведения. И чем больше становится знание, тем бескрайнее и глубже этот океан. Нельзя знать всё.

— Но у тебя всегда находятся ответы на мои вопросы. Даже на те, которые я никогда не произносил вслух. Как так выходит?

— Я не дала тебе ни одного ответа, Гарри. Всё что я говорю, ты знаешь сам. И знаешь куда лучше, чем я. Я лишь могу показать, где спрятаны эти ответы. Находишь ты их всегда самостоятельно.

— Но какие из этих ответов правильные?

Она пожала плечами.

— Как знать…. Они все по-своему правильные и неправильные. Всё зависит от того, с какой стороны на них смотреть.

— Скажи, — помедлив, произнес Гарри, — а тебе было известно о том, что я чувствую? О том, что беспокоит меня?

Она помолчала, глядя в окно с мечтательной улыбкой на губах.

— Мне просто показалось, что ты очень запутался.

— Запутался — это мягко сказано, — пробормотал он. — Вся эта история меня с ума сводит.

— У любой загадки есть ответ. Просто некоторые разгадать сложнее.

— Да уж, — протянул Гарри. — Только вот моя, похоже, оказалась слишком заковыристой.

— Возможно и так. Но даже самая коварная загадка однажды станет лишь воспоминанием.

— Ага. При условии, что в конце она меня не погубит. (1)

Оставшуюся часть пути они почти не разговаривали. Гарри снова и снова мысленно возвращался к этому странному разговору, который отзывался в его душе колючим холодом и тупой ноющей болью. Луна сказала, что можно просто отойти в сторону и позволить событиям иди своим чередом. Но имел ли он на это право? Если Волдеморт действительно вернулся из-за желания Гарри спасти Тома, может ли он просто остаться в стороне? Ведь всё что произойдет в будущем, все, что уже происходит, происходит по его вине. И не имеет значения, хочет он этих последствий или нет. Он обязан всё как-то исправить. Но как? Присоединиться к Ордену Феникса? Почему? Потому что это правильно? Что это исправит?

«Кто решает, что правильно, а что нет? Люди вокруг? Общепринятые нормы? Я сам? И если я сам должен это решить, то что конкретно для меня правильно?»

Гарри прислонился лбом к прохладному стеклу, глядя на темнеющее небо за окном.

«А нужно ли что-то исправлять? Я не могу изменить или исправить то, что случилось. И вряд ли моя героическая гибель станет достаточно изящным извинением перед обществом за возрождение Волдеморта. И ход истории я изменить не могу. Но я могу повлиять на то, куда всё это приведет. А могу ли? И не сделаю ли я только хуже?»

Гарри понимал, что должен принять решение. Том прав, ему не позволят оставаться в стороне, как бы он сам этого ни хотел. Значит, он должен выбрать сторону и придерживаться её до конца. Должен определиться, что для него имеет значение и за что он готов сражаться. Возвращение Волдеморта принесет в мир перемены, возможно ужасные… чудовищные, но перемены. Орден будет биться за то, чтобы сохранить мир таким, каков он есть сейчас. Но сам Гарри не хотел ни того, ни другого. Ему не нравилось Министерство магии, не нравилось нынешнее положение дел и сражаться за то, чтобы всё осталось как есть, он не хотел. Но и путь жестокости и кровопролития был сомнительной альтернативой. Так что же ему делать?

Гарри безрадостно усмехнулся. У него вдруг появилось ощущение, будто он вновь оказался в Большом зале на высоком табурете со старой Волшебной шляпой на голове, принимая решение о том, на какой же факультет он хочет поступить. Ему вспомнилось, каким напуганным, растерянным и сбитым с толку он тогда был. Как сложно ему было определиться с выбором. А ведь тогда на кону была лишь его дружба с Томом, а не судьба всего магического мира и его собственная жизнь.

«Судьба изменчива и непостоянна… — негромко шептал в его памяти голос Волшебной Шляпы, - судьба хитрая особа, очень хитрая, Гарри Поттер, и очень мудрая, если ты прислушаешься к её шепоту, многое откроется тебе… Она подскажет тебе. Слушай. Слушай, Гарри Поттер».

И он слушал. Слушал так напряженно и сосредоточенно, что боялся даже дышать. Он слушал. Но в ответ раздавался лишь мерный стук колес паровоза, что вез его обратно в Хогвартс навстречу неясному и пугающему будущему.

Примечание:

(1) Меня понесло на игру слов. В русском её передать сложнее, но она мне так нравится в английском, что я не удержалась. Если вообразить что во время разговора Луна использует слово Riddle, говоря о загадке получается забавное раздвоение смыслов J

— У любой загадки есть ответ. Просто некоторые разгадать сложнее.

— Да уж, — протянул Гарри. — Только вот моя, похоже, оказалась слишком запутанной.

— Возможно и так. Но даже самая коварная загадка однажды станет лишь воспоминанием.

— Ага. При условии, что в конце она меня не погубит.

“Any riddle has an answer. It's just that some of them are more difficult to solve”.

"Yes," said Harry. "But then again mine seems to be too confusing."

"Maybe so. On the other hand even the most devious riddle will become only a memory one day".

"Yeah, as long as it won’t ruin me in the end."