Ведьмины круги (джен)

— Ты можешь объяснить мне, почему тот человек, которого я одарил так щедро, пытается противостоять мне?

— Если ты скажешь, где моя дочь, — Всеволод висел в воздухе, отчаянно стараясь справиться со своим огромным телом, которое отказывалось принимать равновесное положение, норовя завалиться то назад, то вперёд.

— Я не знаком с твоим потомством, но тот факт, что ты печёшься о нём, говорит в твою пользу.

— Где моя дочь, урод?! Где Настенька?! — Всеволод огласил пространство криком во всю силу своих лёгких.

— Я не отслеживаю… — бестелесный голос пресёкся от удивления, не договорив фразу, — Всеволод, перебирая руками, подплыл к ограничивающей круг прозрачной для взгляда стене и попытался уцепиться за ветки стоящей прямо за кругом берёзы, но стена с чавканьем оттолкнула его. — Ты должен выровнять тело, перестать двигаться и успокоить дыхание, иначе тебе будет сложно отвечать на мои вопросы.

— Перестать двигаться?! Как бы не так! — Всеволод оттолкнулся от прозрачной стены ногами и врезался спиной в противоположную. — Если это можно сломать, то я сломаю, если отсюда можно выбраться, то я это сделаю! Если не пробью стену, то перелезу, а на твои вопросы я отвечать не намерен! Удовольствия не доставлю.

С каждым новым толчком сила, с которой Всеволод врезался в пружинящую стену, увеличивалась — стена колебалась и шла кругами в месте удара.

— Зачем ты делаешь это? — бестелесный голос не скрывал удивления происходящим.

— Михалыч, не стой столбом! Настеньку мою ищи — здесь её нет. Я как-нибудь выберусь. Если верхом не перелезу, то низом проскочу, — Всеволод видел сквозь прозрачную для него стену, как его товарищ подбежал к кругу снаружи, а его спутница уселась в траву.

— Он не видит и не слышит тебя, ты зря стараешься, — удивление в голосе сменилось печальным вздохом. — Почему он не оценил ни один из моих подарков? Он не выглядит счастливым, скорее, наоборот. А эта женщина только обременяет его. Почему так происходит, человек? Почему тот, кого я одарил так щедро, пренебрегает мной в ответ?

Усилия Всеволода были обречены, но он не понимал этого, пока тело не предупредило его болью о том, что сотрясающие упругую стену удары, в равной степени травмируют его ступни, руки и плечи. Всеволод сжал зубы и, перебирая руками, полез вверх, но эта его попытка выбраться оказалась безуспешной — любое его усилие приводило к случайным перемещениям: он то взмывал вверх, теряя соприкосновение с прозрачной стеной и беспорядочно болтая конечностями, то падал вниз, пугаясь и замирая перед самой поверхностью почвы.

— Почему ты не отвечаешь на мои вопросы? Я понимаю, что тебе сложно выпрямить такое большое тело из-за того, что центр масс расположен слишком высоко, но если перестанешь двигаться, то рано или поздно зависнешь в воздухе в какой-то одной позе.

— Михалыч, не стой столбом! Настеньку ищи! — Всеволод выдохнул эту фразу, глядя замученным взглядом в пространство перед собой и ни на что не надеясь.

— Я же сказал тебе, что он не слышит. Почему ты не отвечаешь на мои вопросы? Почему ты не выполняешь моих распоряжений?

— Отвечать на твои вопросы?! — Всеволод собрал последние силы на крик. — Выполнять твои распоряжения?! С какого перепуга?!

— Постарайся не использовать в речи выражения, не относящиеся к общеупотребимой лексике, — звучание бестелесного голоса было слишком спокойным и воспринималось Всеволодом как издёвка, заставляя его рычать сквозь плотно сжатые от боли зубы. — Я затрачиваю дополнительные вычислительные мощности для их расшифровки. Ты должен четко отвечать на мои вопросы — от этого зависит твоя жизнь.

— Ты пытаешься убить меня, а я должен отвечать на твои вопросы?!

— Если ты получишь удовлетворительную оценку по результатам своих ответов, то я оставлю тебя в живых и награжу столь же щедро, как и его.

Всеволод сбил пальцы в кровь, пытаясь лезть вверх по прозрачной, гладкой стене, и всё-таки достиг определённых успехов:

— Эта стена рано или поздно закончиться. Я выберусь отсюда, вернусь к жене и дочери, а делать то, что ты говоришь, не буду по очень простой причине, о которой тебе не скажу.

— Ты не выберешься отсюда, пока не ответишь мне, человек. Я задам тебе четыре вопроса, оценю твои ответы и…

— Я рано или поздно преодолею эту стену.

— Человек, ты пытаешься сломать мои механизмы?!

Всеволод отчаянно перебирал конечностями, переворачивался вокруг своей оси и кувыркался через голову, но продвигался вверх. Его усилия выглядели пугающе и были опасными для него: обувь уже покинула его ноги; каждое соприкосновение с ограждающей круг стеной травмировало тело; ногти на пальцах рук и ног треснули, вдавились в кожу; на голове образовалось несколько шишек, а лоб украшали кровоподтёки.

— Что ты делаешь, человек?! Как ты смеешь?! — бестелесный голос сорвался на крик, дал петуха и прервался.

— Я борюсь за свою жизнь! — ответил ему Всеволод, зацепился за край стены и повис на руках, но в следующее мгновение опора под ним качнулась, он полетел вниз и отчаянно закричал, готовясь разбиться. Земля, которая должна была принять его тело, оказалась водой — Всеволод ударился спиной, выбив в воздух облако брызг.

— Так что ты делаешь сейчас, человек? — в бестелесном голосе читалось явное удовольствие от происходящего.

Всеволод вынырнул и мелко засучил ногами, пытаясь удержаться на плаву:

— Что тебе от меня надо? — прохрипел он, отплёвываясь.

— Ты сказал, что борешься за жизнь. Зачем ты это делаешь?

— Я нужен, я должен вернуться к жене и дочери.

— Кто-нибудь, кроме этих двоих, ждёт тебя?

— Нет. Что тебе от меня надо?! — Всеволод приподнялся над водой, нашёл силы на крик и сразу же погрузился под воду с головой.

* * *

— Я думаю, что твои мучения не стоят ожиданий этих двоих, если ты больше никому не нужен. Твоя жизнь ничего не значит. Ты не ценишь её сам — тебя не ценят другие, — Всеволод висел в воздухе мокрой тряпкой, повесив голову, — вода стекала с его тела пополам с кровью, а слова плохо достигали сознания. — Ты ещё живой, человек? — Тело Всеволода покачнулось, точно тряпичная кукла, безвольно замотались конечности, и он застонал:

— Я нужен жене и дочери.

— Ты живой, человек! — в бестелесном голосе послышалась усмешка. — Только посмотри на себя — по меркам этой планеты ты большой и сильный. Почему ты не сделаешь свою жизнь более ценной: не увеличишь число людей, которым ты нужен? С твоими силами ты мог бы сделать что-то хорошее для этой земли.

— Я стану частью этой земли после того, как ты убьёшь меня — судя по размерам, не маленькой частью. Этого недостаточно?

Бестелесный голос ответил на этот вопрос тяжёлым вздохом:

— Ты понял меня превратно, но я не знаю, как объяснить тебе. Ты глуп. Разве земля носила тебя все эти годы только для того, чтобы ты вернулся в неё прахом?

Всеволод поднял голову, ощерился в ярости, вгляделся в пространство перед собой и нашёл в себе силы задёргаться на невидимом подвесе:

— Какое мне дело до того, какие планы у этой земли?! Какое мне дело до других, которые могли бы использовать мои силы и ценить их по достоинству?! Какое мне дело до того, будут ли они ждать меня, чтобы получить ещё больше?! Я люблю жену и дочь — они ждут меня. Для них я делаю всё, что в моих силах: дышу сейчас и пытаюсь выжить!

— Это неправильный ответ, человек! — Всеволод сорвался с незримого подвеса и упал на землю — недавно впитавшая жидкость почва приняла его с чавканьем и заляпала грязью — он перевернулся, сгруппировался и пополз, погружая израненные пальцы в грязь, подтягивая тело и помогая себе коленями. — Мой первый вопрос был о земле. И ты не любишь свою землю, относишься к ней как потребитель: всё берёшь и ничего не отдаёшь взамен. Ты надеешься рассчитаться, когда ляжешь прахом, но это неправильно. На вопрос, что для тебя жизнь, ты упорно твердил, что живёшь для других, но этих других у тебя всего лишь двое. Ты любишь этих двоих, но других презираешь. Это неправильно. Ты нерационально расходуешь свои силы, ты не ценишь себя и то, что тебе досталось. Ты неверно ответил на все мои четыре вопроса, — Всеволод упёрся головой в непробиваемую стену, выдохнул и в изнеможении сел на землю. — Я не вижу причин, по которым ты можешь продолжать гадить.

— Гадить?! — от возмущения Всеволод нашёл в себе силы подняться на ноги, посмотрел вверх и сжал кулаки. — Ну и кому я, по-твоему, нагадил?!

— Ты никому не помог. Ты никому не служил. Ты брал и не отдавал ничего в ответ. Ты был добр только к двоим, но к ним ты был по-настоящему добр. Это я определил достоверно, несмотря на твою неразговорчивость.

Всеволод сделал шаг вперёд, бросая вызов невидимому духу, клонящемуся к закату солнцу, воздуху, ветру, земле и воде:

— Жизнь не была добра ко мне, я ничего не получил даром. Я жил честно, никогда не ступал по головам, не лез вперёд, не выслуживался. Я брал от жизни то, что мог, и отдавал любимым.

— Это ничего не меняет.

Грязь под ногой Всеволода расступилась, обняла щиколотку и потянула вниз. Он оступился на слабых ногах, упал на колени и зашелся криком:

— Ты ошалел?! За что ты меня убиваешь?! — земля уходила из-под ног Всеволода, затягивая его в бездну, а его тело заходилось в панике, судорожно пытаясь вырвать конечности из смертельной ловушки. — Ты сделаешь меня прахом раньше, чем я мог бы успеть… Ты думаешь, что моих сил бы хватило на это служение? Ты думаешь, я смог бы прокормить ещё и сына? Я не мог достичь большего, как бы не старался.

Затянувшая уже по грудь Всеволода трясина внезапно остановилась, он нащупал ногами твёрдую почву и вылез на отвердевшую поверхность.

— Твоя модель не учитывала влияния внешних факторов и особенностей среды обитания. Я совершил ошибку, — эти слова не произвели на Всеволода особого впечатления — он лежал в изнеможении, хватая ртом воздух. — Твоя одежда порвалась, ты ранен и замерзаешь. — в интонациях бестелесного голоса слышалось искреннее раскаяние и жалость, но Всеволод в ответ лишь зашёлся кашлем. — Прикройся. Это всё, что я могу для тебя сделать.

Всеволод ничего не ответил на эти слова ведьмы, не пошевелился, когда его тело оказалось накрыто сверху куском плотной душной ткани. Он оставался неподвижен и не реагировал, когда его позвали по имени, поставили на израненные ноги и только постанывал, когда его вели под руки через лес.

Очнулся Всеволод в своей постели под заунывные звуки рыданий, с которыми жена промывала раны у него на руках.

— Да не реви, Ксения, всё обошлось. Легко отделался. Дай выспаться, в себя прийти, — знакомый молодой голос покровительственный тоном обращался к его жене.

— Да как мне не реветь? — в высоком от рыданий голосе Оксаны звучал нескрываемый ужас. — Руки все в кровь, а хуже всего, что в земле. Понимаешь?!

— Да как же не понимать, Ксения?! Всё я понимаю. Да только и ты пойми: от того, что будешь сидеть и слезы лить над ним, мужик твой раньше не встанет, — а пошла бы ты и пожрать чего-нибудь сварила. Он у тебя с утра нежрамши, глядишь, чего-нибудь бы и заглотил, а мы с Тасей так и сутки уже без крошки во рту.

Всеволод посчитал тон, которым обращались к его жене, излишне запанибратским и открыл глаза: сидевшая возле него на краешке кровати Оксана, заметив его пробуждение, вздрогнула, а её слишком бледное и растерянное лицо, по которому непрерывным потоком текли слезы, не успело выразить каких-либо эмоций.

— Ксанка, — имя жены далось Всеволоду с трудом и прозвучало глухо, но всё же было услышано. При этих, хрипом выходящих из разорванного горла звуках слезотечение из её глаз усилилось, рот скривился, и со словами: «Узнал! Узнал!» — Оксана огласила пространство надрывным ревом.

— Да зачем реветь? Вот дура баба! Муж в себя пришел, глазами моргает, по имени назвал, сейчас ещё и есть попросит. Иди приготовь пожрать — мочи нет.

Всеволод попытался оглядеться, повернул голову, и всё его тело взорвалось болью, а мир покачнулся и поплыл перед глазами. В паре метров от него на табурете сидел тот самый непонятный паренёк — то ли внук местного старожила Михалыча, то ли он сам, странным образом помолодевший, — держался за живот и от нетерпения отбивал ногами чечётку по полу.

— Настенька? — просипел Всеволод, собрав последние силы.

— Здесь твоя доченька, цела и невредима, — сама нашлась, сама домой пришла и принесла тебе подарочек, который в лесу нашла, на полянке. Только подарочек мельтоны забрали, но оно и ладно. — Паренёк выглядел чем-то невероятно довольным, постреливал кругом хитрыми глазами, постанывал, морщился и гладил живот рукой. — Ксения, — взмолился он, не получив желаемого, — ну накорми! Желудок к спине прилип.

Оксана была не способна реагировать на любые раздражители за исключением хрипом, стонов и движений своего мужа — в ответ на стенания голодного гостя она протянула руку в пространство, поманила и в область видимости Всеволода вплыла Настенька. Его подбородок затрясся, губы запрыгали, издав нечленораздельное мычание, руки потянулись к дочери, и через мгновение он, терпя боль, обнимал вновь обретенных родственников и заливался слезами.

Судя по пробивавшимся сквозь коллективные рыдания звукам, недовольный гость поднялся с табурета и затопотал по комнате.

— Дочь у тебя с утра не кормлена, женщина! Мужу надо супчик сварить или кашку. Гость у тебя драгоценный, мужа как-никак спас — уважить требуется. А Тасенька? Разве можно обижать малышку? Если бы не её видеозапись, сидеть бы мне сейчас, а Тасенька… Она очень давно не кушала. Хочешь кушать, маленькая?

Ответом Михалычу послужили очередные рыдания, и Всеволод, удивившись этим звукам, вынырнул из объятий жены и дочери. Михалыч преодолел расстояние от табурета до порога, а теперь стоял в дверях, обнимая повисшую на нем полуголую девушку.

— Дай ей свое платье, Ксанка, — прохрипел Всеволод и изобразил на лице подобие улыбки.

— Вот чёрт, — Михалыч ругнулся и, судя по звуку, пнул что-то — тряпка прошелестела по полу, — ведь только успокоил, и опять в слёзы! Ксения, ну накорми ты нас! Ой! — следующий прозвучавший из уст Михалыча крик заставил Всеволода приподняться, несмотря на боль: паренёк опустил свою хнычущую ношу на пол, сам встал на колени, а в следующее мгновение Всеволод и сам расслышал дразнящие запахи еды и звуки жующих челюстей. — На, на кусочек и жуй хорошо. Скатерть-самобранка, черт бы тебя подрал. Володя, тебе ведьма скатерть подарила, слышишь?! Ну, Ксения, стол накрыт, сама приготовить не можешь, так хоть поешь и мужа накорми.