Игра Хеймитча: спонсоры (джен)

Продолжение разговора президента Сноу, сенатора Хаммерсли с Победителями.

Таймлайн: спустя две недели после 50-х Голодных игр.

POV Хеймитча Эбернети

У госпожи Ниобы Хендриксен сильный, хорошо поставленный голос, и она умеет держать речь перед могущественными, как президент Сноу, людьми:

— Двадцать шесть Победителей написали, что они думают о том, чего категорически нельзя делать, что считается оскорблением или проявлением бесхребетности. Только после этого я, Калипсо и Алисия Мордекай из Одиннадцатого [1] составили текст. Для меня Алисия умерла [2], про смерть Калипсо знают все, следовательно, за кодекс теперь отвечаю одна я. Господин президент, — торжественно обратилась она к Сноу, — я прошу вас официально санкционировать право поединка мистеру Эбернети.

«Безумно храбрая женщина», — подумалось мне. Но, конечно, в моей голове крутился вопрос: почему потрясающий факт о том, что уроженка моего дистрикта, девчонка (!) победила на Первых играх, я совершенно случайно узнал только сегодня? В кабинете президента! Аж дух захватывает, угольный черныш мне явись во мраке самой дальней штольни!

Почему об этом не рассказывают в школе? Что-что, а выгода для Капитолия налицо: мои земляки ни за что бы не забыли такое! Почему господин Хаммерсли, который уж точно должен хорошо помнить те игры, ровным счётом ничего не знает об этом? Очень странно… Неужели здесь кроется какая-то очень неудобная и опасная для Капитолия тайна? Если так, мне ни за что не докопаться до правды, а смириться с этим я не смогу. Хотя… Есть одна зацепка — Холли Хэмиш знает, но выудить из него ответы будет непросто — он человек «сам в себе», так, кажется, это называется? Клянусь, я выпытаю у него всё, что он знает про эту Анну! Ведь она должна была быть его ментором, а победить без участия ментора невозможно.

А мой отец? Разве он не должен помнить эту самую Анну? Неужели и он ничего не знает? Не верю.

— Сатисфакция? — в негромком голосе Сноу звучали непривычные нотки. Печаль и задумчивость. Я сразу обратил на этот факт внимание.

— Да, господин президент! Подвергшийся нападению имеет право ответного поединка при свидетелях из числа Победителей. Правила очень жёсткие: мисс Бьюти Джуэлз лишается права первого удара, а Эбернети должен выбрать время поединка сам. Выбор места и вид оружия также за ним, — уверенно ответила госпожа Хендриксен.

— Да, вижу, Победители выработали стройную конструкцию. Но я считаю, что это преждевременно. Югурта! Не надо с таким возмущением смотреть на меня! Я не лишаю мистера Эбернети его законного права. Но ты должен не забывать: Бьюти Джуэлз нарушила строгие правила иммунитета президентской резиденции, проводится специальное дознание! До его окончания, дамы и господа, она останется в тюрьме. — Сноу поворачивается ко мне, и его тонкие губы изгибаются в неприятной улыбке. — Мистер Эбернети, вы хотели что-то сказать? Прошу вас.

Меня бросает в жар от одного его взгляда, но я всё же произношу:

— Господин президент! Я хочу попросить вас, сэр, дать мне время на подготовку, — Сноу чуть склоняет голову набок, а я продолжаю говорить, — я желаю дать достойный ответ моей обидчице! Не уронив честь моего дистрикта, — последнюю фразу произношу слишком пафосно и фальшиво, и президент расценивает её как проявление слабости. Мой прокол!

— Вы настаиваете на сатисфакции, мистер Эбернети! Понимаю вас, — Сноу, не сводя с меня глаз, поглаживает свою чуть тронутую сединой бороду. — Хорошо, я даю вам моё согласие. Вы выберете время, вид оружия и затем сообщите мне. Через моих помощников. Уверен, вы не склонны торопиться и отдаёте себе отчёт в том, что опыт не на вашей стороне, значит, вы благоразумны. Не все Победители таковы. Поступим так: госпожа Хендриксен, согласны ли вы помочь мистеру Эбернети подготовиться к поединку?

— Несомненно, — незамедлительно ответила Ниоба Хендриксен. — Сделаю всё, что в моих силах.

— Ну, тогда остановимся на этом. Все необходимые распоряжения будут отданы немедленно. Мистер Хэмиш! Думаю, вам и нашему герою стоит дождаться мистера Джоэнта, он скоро прибудет. Югурта, я могу быть уверен в том, что все формальности будут соблюдены?

— Несомненно, — ответил господин Югурта Хаммерсли.

— Отлично. Дамы и господа! Вы можете быть свободны, — закончил говорить президент.

Наконец мы покинули президентский кабинет. Никто из нас не успел и слова произнести, как к нам бросилась целая толпа народа — военные в зелёных мундирах с эполетами и золотыми аксельбантами окружили Хаммерсли. Конечно, он же вождь партии «синих».

Один из военных, кажется, майор, отдав честь Хаммерсли, произнёс:

— Сенатор! Я — адъютант генерала (имени я не расслышал), прошу вашего разрешения изменить план по усилению в Одиннадцатом.

Югурта Хаммерсли незамедлительно начал отдавать срочные распоряжения, подписывать какие-то документы, принимать отчёты, короче говоря, работать. Мне было интересно наблюдать, как быстро и толково он это делал — точно завертелось огромных размеров колесо.

Какие-то люди, наверное, чиновники президентского дворца, одетые в серое, не давали проходу и без того бледному и раздражённому Холли Хэмишу. Они требовали с чем-то согласиться и что-то там подписать, но Холли категорически отказывался:

— Господа! За кого вы меня принимаете? За полнейшего идиота? Или, может быть, вы думаете, что я вчера родился? Вы должны добиться согласования! Вы, а не я! Без подписи министра я ничего не подпишу! Что? Министр не даст своего согласия? И вы что, хотите выставить меня дураком в его глазах? Не позволю! Распоряжение отдано самим президентом, вот вы его и исполняйте. Прочь! Когда всё будет сделано, как полагается, тогда и приходите ко мне! Наряд на усиленную охрану Эбернети? Давайте, где мне подписать?

«Хозяин положения — явно он», — подумалось мне. А ещё я успел понять, что речь идёт обо мне, вернее, о моей охране и безопасности.

Однако побездельничать мне не дозволила госпожа Хендриксен. Как только Хаммерсли и Хэмиш оказались вдали от нас, она основательно взялась за меня.

— Так, время дорого. Пока не прибыл мистер Джоэнт, я хочу познакомиться с вами, молодой человек! — твёрдо, тоном, не терпящим возражений, обратилась она ко мне.

— Я не против, мэм, — ответил я, по-прежнему внимательно наблюдая за происходящим в огромном зале.

— Пойдёмте-ка вот туда, не хочу, чтобы вы отвлекались. 

Я вздрогнул и повернул лицо. Наши глаза встретились. Так и есть: в голубых глазах ментора и тренера профи я в упор не видел злости или враждебности по отношению к себе.

С детства я усвоил одно: профи — самые настоящие сволочи и убийцы. Всё, что я видел с младых ногтей по Capitol-TV, буквально вопило об этом! Взять хотя бы эту ведьму из Первого — Бьюти, которая жаждет моей крови. Поэтому отношение ко мне госпожи Хендриксен казалось слишком необычным. Пожалуй, мне очень повезло, ведь теперь я — страшно сказать — её подопечный, пусть и временно.

Понимание этого неправильного и невероятного факта выбило воздух из моих лёгких. В последнее время всё в моей жизни меняется с безумной скоростью, а я только и делаю, что стараюсь успеть подстроиться под новый ритм. Но то, что происходит сейчас… Хеймитч из Двенадцатого, сын диссидента-капитолийца станет таким же, как профи? Как машины-убийцы? Ну уж нет!

Моя жизнь теперь в руках этой женщины, но могу ли я ей доверять? Нужно срочно это понять, иначе мне не выкарабкаться. Холли не обучит меня приёмам, которыми владеют только профи.

Я последовал за Победительницей 26-х Голодных игр. Она ниже меня ростом — на дюйм или около того. Я остро осознаю элементарную истину: женщине, которая при её росте и атлетическом телосложении передвигается с такой лёгкостью, практически бесшумно, ничего не стоит за пару секунд лишить меня жизни. Этот навык мне необходим, и если она может меня научить, значит, имеет смысл быть с ней максимально откровенным. И учтивым!

Мы уединились в дальней части зала, где кроме нас не было ни души. Ниоба села на большой диван, украшенный, как и всё капитолийское, позолотой и обитый тёмно-красной тканью, кажется, шёлком. Она указала мне на кресло рядом с собой, такое же вычурное, как диван. «Бессмысленная роскошь», — всплыла в памяти не раз сказанная отцом фраза.

Я и заметить не успел, как выложил женщине историю всей своей жизни. Впервые я не чувствовал никакой скованности в общении с посторонним человеком: с лёгкостью отвечал на все её вопросы, откровенно рассказывал о семье. Разговор очень быстро зашёл о моих родителях.

— Хеймитч, можно я буду обращаться к тебе на «ты»? Эбернети. Так значит, твоя фамилия Эбернети. Твой отец — капитолиец, мне известно об этом. Горный инженер. И он из «чёрных», иначе мистер Джоэнт в такую рань не ехал бы сейчас сюда. Но кто твоя мать?

Я украдкой рассматривал госпожу Хендриксен. Лицо без единой морщинки, но следов пластических операций, как у многих капитолиек, я не заметил. Чёрные, очень тонкие брови и длинные волосы, зачёсанные назад, иссиня-чёрные, на большом пальце правой руки золотое кольцо с большим красным камнем. Рубин, наверное.

Мисс Ниоба — особа строгая и, чего там скрывать, суровая, и я сразу понял, что юлить и отнекиваться она мне не позволит.

— Моя мать из «наших». Но она не из Шлака, то есть, я хотел сказать, не из посёлка Угольного. Она из торговых.

Ниоба не знала, что касаться этой опасной темы мне категорически не хотелось. Поначалу мне показалось, что я умудрился с неё соскочить, но вышло иначе.

— Так-так. Значит, в Двенадцатом есть квартал, в котором живут шахтёры. Ты что-то хотел возразить? Говори.

— Не квартал, мэм, посёлок. Несколько тысяч жителей, семьи которых работают на шахтах. Их две, Вторую основал мой отец.

— То есть, твоя мать родилась в семье состоятельных торговцев, верно?

Не думаю, что она желала выпытывать у меня подробности. Я виноват сам: занервничал, а мисс Ниоба заметила.

— Не совсем так, мэм. Она родилась в торговом квартале. Но, как бы это вам сказать…

Мне не впервой врать про свою семью, но сегодня всё пошло не так. Я вспотел, заёрзал на стуле. Да и, если честно, мне не очень хотелось её обманывать. Я должен заручиться поддержкой этой женщины. Нет, врать в глаза нельзя. Но рассказать постороннему человеку, ментору чужого дистрикта, правду… Трудно на подобное решиться.

— Говори прямо, — кажется, Ниоба начинала сердиться. Ещё бы — ей показалось, что я начал юлить по пустяковому поводу.

— Это неудобно, мэм, — мой голос показался чужим. Я занервничал не на шутку, лицо горело, в голову никак не шло решение, как мне ей ответить.

— Говори, — её голос смягчился, она не пыталась давить на меня. Примерно так ведёт себя мой отец в непростых ситуациях.

— Пообещайте никогда никому не рассказывать. Пожалуйста, это важно для меня… — мне раньше не доводилось говорить с незнакомым человеком на такую деликатную тему, и я понимал, что это большой риск, но что-то в госпоже Хендриксен располагало к доверию, поэтому я решился честно рассказать о происхождении моей матери.

— Я обещаю, никто не узнает о рассказанном тобой. Хеймитч, во Втором дистрикте клятвы нерушимы, а пренебрегающий этим умрёт и умрёт быстро, — на последних словах Ниоба понизила голос.

Я огляделся по сторонам — нет ли посторонних ушей — и с облегчением заметил, что никому нет до нас дела. Я и госпожа Хендриксен уединились в той части огромного зала, где не было ни единого посетителя. К тому же, мой негромкий голос заглушал громкий бас какого-то капитолийского генерала шагах в полуста от меня:

— Президент отдал приказ! Приказы исполняются моментально! Это — Капитолий, кто смеет забывать об этом, тот разгильдяй.

И я решился:

— Она была незаконнорожденной. В пятнадцать её усыновил мистер Шепард, мой дед…

— Я поняла тебя. Это семейное дело, — она замолчала, и пару минут мы сидели молча.

Первым заговорил я:

— Вам важно услышать, кем был мой дед? Глава миротворцев. Подполковник Децим Валерий Сальвидиен Шепард. Он скончался пять лет назад. А вообще, он пятнадцать лет был нашим главой.

Лицо Ниобы изменилось: я ясно видел её удивление и чувствовал, что удивление это было приятным. Кроме того, — не думаю, что мне показалось, — я заметил в её взгляде уважение.

— Хеймитч Эбернети! У тебя отличная память и острый ум. Ты запоминаешь самое важное. Ты знаешь, что твой дед капитолиец.

— Оба деда, мэм. Со стороны отца и со стороны матери, оба они — капитолийцы. Но это не защитило меня от игр.

Думаю, мою страшную обиду она заметила. И злость мою она тоже заметила. Злость на Капитолий.

— Но свои чувства ты не всегда умеешь сдерживать. Придётся тебе помочь, — её холодный голос загадочным образом сочетался с источающим тепло взглядом.

В этот момент к нам подошёл Холли Хэмиш, разделавшийся с докучавшими ему капитолийцами:

— Ниоба! Ты позволишь? — женщина лишь кивнула в ответ, и Хэмиш присел на диван рядом с мисс Хендриксен. — Как тебе этот парнишка?

— Он как губка: впитывает в себя все, что помогает выживать. Инстинкт самосохранения. Невероятно сильный, — выдала свой приговор Ниоба Хендриксен.

— Холли, что знаешь про его семью? Расскажешь? — спросил Хэмиш, и я напрягся.

— Что знаю? Отец этого парнишки — «хозяин Угольного посёлка», который еще называют «Шлаком». Мистер Асканий сумел так себя поставить, что миротворцы входят в посёлок лишь с его дозволения! И это не из-за того, что женился на приёмной дочке нашего бывшего главы, Шепарда.

Я ожидал, что разговор и дальше будет касаться моей семьи, но услышал совсем иное:

— Децим Валерий? Так звался ваш покойный глава?

Вопрос Ниобы заставил Холли покопаться в его старых воспоминаниях. Кажется, Хэмиш в них так ничего и не обнаружил, что не удивительно: Двенадцатый дистрикт знал главу как мистера Сальвидиена Шепарда.

— Прости, я не знаю. 

Надо же! Посадить такого ловкого человека, как Холли Хэмиш, в лужу мало кому по силам!

— Внук знает, как звали деда, — с довольной улыбкой на устах промолвила Ниоба Хендриксен, — по законам Капитолия, сын приёмной дочери — законный внук и наследник деда. Но я не то хотела сказать. Шепард — клиент Хаммерсли, потому как они оба из Валериев. Один род, но разные семьи. Парень кровно связан с нашими. С «синими».

У меня едва не отнялся язык: о том, что дед Сальвидиен Шепард — капитолиец, мне известно давно, но я понятия не имел, что его номен — Валерий совпадает с номеном Хаммерсли! Вот почему президент Сноу сердился и выговаривал Мистеру Югурте Хаммерсли! Знающему человеку капитолийские имена могут рассказать очень о многом!

Выходит, я в родстве с «машинами-убийцами» из гор Второго? Ни за что! Дед соблазнил бабушку, а потом его загрызла совесть, и он усыновил мою мать, но это ещё не повод причислять меня к этой банде! Никогда!

Я не заметил сразу, но Холли Хэмиш моментально сделал вид, что ничего выдающегося не услышал. Обман, конечно, но обман — истинная стихия этого человека. Очень скоро на основании «вкусностей», которые узнал обо мне, он начнёт играть сложнейшую партию с высокими ставками.

— Убеждён, тебе будет интересно узнать побольше о его семье. Вы, Вторые, так щепетильны в семейных делах!

— Это правда. Все мы, горцы — большая семья! — убеждённо, но мягко заявила госпожа Победительница.

— Миссис Эбернети — дама строгая, у неё не забалуешь. Ни ему, ни его сестре вольности не дозволяются. Кажется, твою сестру зовут Дейдра, я прав? — с лукавым выражением лица обратился ко мне Холли.

— Чистая правда, мистер Хэмиш!

— Миссис Эбернети — суровая женщина, особой породы человек, как у нас в дистрикте говорят. Сынок весь в неё, я это твёрдо знаю. Митч, ты позволишь рассказать мисс Хендриксен историю знакомства твоих родителей? — ментор всё же не стал ставить меня в невыгодное положение перед новой знакомой.

— Я не против, — с некоторой опаской я посмотрел на ментора Второго дистрикта. Она дала мне слово молчать. От Холли я не ждал подвоха: он из наших, из Двенадцатого, не предаст!

Но её мысли текли в несколько ином направлении:

— Митч? Не самая удачная идея называть юного Победителя его домашним именем. Президент неспроста поставил на вид Хаммерсли, что он назвал номен. Только не здесь! Только Эбернети!

Но Холли Хэмиш, человек ловкий скользкий и ловкий, состряпав виноватую мину, повернувшись ко мне, произнёс:

— Хеймитч! Обычно у трибута один ментор, но и у Победителя должен быть наставник. В западных дистриктах придумано разделение на старших и младших менторов, на востоке такого нет. У тебя же будет сразу два наставника.

Я уж было хотел поинтересоваться, что это такие за «западные» и «восточные дистрикты», но не успел. Победительница-ментор Второго своей мгновенной реакцией опередила меня:

— Время не терпит. Расскажи о его матери, Холли.

— Не в обиду вам, «вторым», будет сказано, но пьют ваши как лошади. И покойник, полковник Шепард, к моменту, когда отец нашего героя прибыл к нам в дистрикт, допился до того скотского состояния, что частенько имени своего не мог вспомнить. И знаешь, кто спасал нашего главу от скандала и отставки? Его воспитанница, Рионна. А всеми делами заправляли мэр и помощник главы, Агостиньо.

— Возмутительно! Всегда бывает так: однажды допустишь беспорядок, так всё и покатится. Опозорил своё имя подполковник Шепард. И он не из нас, он из Города. Больше никогда так не говори, Холли! — Ниоба заметно рассердилась, но сумела удержать в узде свой гнев.

— Виноват! За неточность прошу прощения. Но был из «синих», ведь так? — сладким, но ядовитым голосом ответил ей Холли.

— Да, — от злости у неё сводило скулы, а взгляд метал молнии, но она продолжала держаться с замечательным спокойствием.

— Так вот: мисс Рионна заправляла в доме главы. Как хозяйка. Первая жена Шепарда, капитолийка, сбежала из Двенадцатого, когда тот ещё был молодым лейтенантом, вторая жена ушла к другому офицеру, третья тоже сбежала — жизнь в Двенадцатом оказалась несладкой. Больше наш глава не женился. А однажды по дистрикту пополз слух, что глава удочерил девочку-подкидыша. Мало кто этому слуху поверил, как оказалось, зря: бездетный Шепард взаправду удочерил по всем строгим капитолийским правилам Рионну Имярек (фамилии у подкидыша не оказалось), и она стала зваться Рионной Шепард.

— Капитолийская история, — сдержанно произнесла женщина, но по её брезгливому выражению лица ясно читалось насколько аморальным подонком она считала моего непутёвого капитолийского деда. А ещё она недовольно взирала на Холли Хэмиша: кажется, такой откровенный рассказ о деде присутствующего здесь Победителя показался ей на грани приличия.

— Когда в Двенадцатом появился мистер Асканий Эбернети, он сразу принялся за дело. С мэром они быстро нашли общий язык, но система везде выстроена таким образом, что санкция главы нужна даже в пустяковом деле. А тут строительство новой шахты. Эбернети заказал дорогое, очень дорогое оборудование, начал процедуры согласования в Министерствах, как вдруг ему докладывают, что виза главы миротворцев необходима на сотнях бумаг. А глава недосягаем, не ведёт приём двенадцать дней. Терпеливо ждать? Не такой человек Асканий Эбернети! Узнав, что официально Шепард не болен, он с утра пораньше, в полвосьмого утра, — особо выделил, — отправился в дом главы, — продолжил рассказ Холли.

— Я не поняла лишь одного…

— Мистер Эбернети прекрасно знал порядки «восточных дистриктов» — то, что у нас принято вставать с петухами, и подготовился… Он изумился и возмутился, когда в прихожей дома Шепарда ему сказали, что полковник не принимает. Ведь он предупредил, что явится. Другой бы откланялся, но мистер Эбернети привык, что в Капитолии должностные лица подчёркнуто предупредительны… Так, кажется, это называется? Он вспылил и потребовал объяснений! И прямого ответа на вопрос: «Когда глава сможет его принять?».

— Хеймитч, мне нравится твой отец. Определённо! Я догадываюсь, что Шепард был в запое и разгневанный инженер столкнулся с Рионной. Любовь с первого взгляда? — сказано это было почти издевательским тоном, и во мне начал подниматься гнев.

— Ты удивишься тому, что случилось потом. Рионне не понравилось, что на первом этаже шум, и она спустилась вниз. Привычка — всё делать самой! Незнакомый господин, в котором она не сразу опознала капитолийца, недопустимо громко говорил. Она сделала ему замечание, чтобы он вёл себя прилично и не шумел. — Холли улыбнулся. — Узнав, что её должны были предупредить о его визите, но не удосужились этого сделать, Рионна с легкостью забрала у стушевавшегося при этом инженера гигантскую стопку документов. Как говорил мистер Эбернети: «Женщина в Капитолии просто физически не удержит в руках такую махину! А она унесла четыре большие папки, не изменив гордой осанки. Какая девушка!».

Хэмиш замолчал на минуту, а затем снова продолжил:

Вернулась Рионна не сразу: Шепард пребывал в тяжком запое. Более того — полном забытьи, даже не узнал собственную дочь! Ни о каких делах и речи идти не могло, поэтому она попросила мистера Эбернети подождать до обеда, пообещав, что она сделает все необходимые распоряжения. Молодой директор ещё не построенной шахты не смог возразить. А в обед всё-таки получил свои документы. По словам мистера Эбернети, он заметил, что глава расписался женской рукой. Но Агостиньо, помощник Шепарда, заверил его, что подпись «правильная».

Мягкая версия знакомства моих родителей. Я слышал её неоднократно, в разных вариантах: от отца, от матери, от секретаря мэра — госпожи Лайонз… И от сына главного мастера шахты, Бретта Енша, но тот рассказ закончился жестокой дракой: я намеревался выбить наглецу все зубы, а затем лично отрезать ему язык! Но нас слишком быстро заметили взрослые и растащили в разные стороны. Эх, жаль дед умер, попробовал бы кто болтать вздор про нашу семью — урезанием языка не отделались бы! Дед чтил Закон, «особый отряд» собрал бы и всё — петля!

В момент, когда воспоминания нахлынули на меня, я заметил, что к нам направляется незнакомый капитолиец. Вскоре его увидели и менторы. Капитолиец обратился к мисс Хендриксен и Холли Хэмишу, но смотрел, не отводя взгляд, прямо на меня:

— Здравствуйте, господа! Мне поручено оперативно обеспечить охрану и защиту мистера Хеймитча Эбернети! И мне хочется знать, где вы решили поселить мистера Эбернети на ближайшие сорок восемь часов?

— Мистер Эбернети, позвольте представить вам мистера Гонория Калдера, помощника президента по особым поручениям, — с предельной учтивостью в голосе вступила в разговор Ниоба, но в глазах… Лёд.

— Рад знакомству, сэр, — я наклонил голову, Калдер сделал то же и улыбнулся. Его улыбка окончательно испортила мне всё настроение.

— В тренировочном центре, полагаю, — со скованностью в голосе ответил ему ментор и Победитель 15-х Голодных игр. Я успел заметить, что появление капитолийца вызвало у Холли тревогу и беспокойство.

— Категорически не подойдёт! Сейчас прибудет мистер Джоэнт, он просто запретит это делать! Мисс Хендриксен, надеюсь, вы согласитесь со мной, что единственное подходящее, абсолютно защищенное место — это Палатин? — продолжил помощник президента Сноу. У него даже манера речи сильно копировала президентскую.

— Вы совершенно правы, Калдер! Нет других вариантов — только Палатин. Одно затруднение — спецпропуск. Мгновенно его изготовить не под силу даже вам, — с непроницаемым выражением лица ответила Победительница 22-х Голодных игр. Я уже понял, что такой тон у неё бывает тогда, когда собеседник ей не нравится, но общение с ним совершенно необходимо для дела.

Моё внимание сосредоточилось на новом знакомом. Две вещи были невероятно замечательны в этом субъекте: его костюм и взгляд темно-карих глаз. Мистеру Калдеру на вид можно было дать от двадцати двух до двадцати шести лет, роста он высокого, пружинящая походка хищного животного и взгляд очень умного и, кажется, проницательного… Хищника. Внимание от этого взгляда отвлекал, вводил в заблуждение его внешний вид.

В Капитолии все одеваются безвкусно и очень богато — тратят деньги, не считая. Мой отец — капитолиец, и манера одеваться у него типично капитолийская. Но куда важнее, как именно он одевается. «Безукоризненно».

В Двенадцатом очень многое поменялось именно с появлением моего отца: молодой деятельный инженер буквально перевернул все представления его обитателей о капитолийцах — раньше о столичных жителях они судили только по старому тихому алкоголику Шепарду, главе миротворцев.

Именно мой отец ввёл моду на чёрный цвет для жителей Двенадцатого Дистрикта. Мой родной дистрикт принадлежит партии «чёрных», и отец очень ревностно отнёсся к цветовой гамме своего костюма. Но однажды он понял, что чёрная рубашка, чёрный галстук, чёрная жилетка, чёрный костюм и чёрные туфли — это уж слишком, и стал экспериментировать с цветами и фасонами. Он первым додумался не выписывать готовые бешено дорогие костюмы из Капитолия, а заказывать ткань и кожу для обуви в Восьмом! Шить всё на месте, в Двенадцатом. Впятеро дешевле! Экономия и огромная выгода!

Портные лавки Уолша, Кроссуэйда и Линдли, женского портного, для маленького дистрикта, по-моему, это очень немало. И ни дня без заказов: «подновить», «ушить», «перелицевать», а то и полностью переделать. И цены сносные: дистрикт Двенадцать не шикует, даже зажиточные его жители экономят каждый доллар.

Одного отец не терпел никогда — грязь. И то, что некоторые не следят за собой. А ведь раньше, до моего рождения, беднота с гордостью обречённых ходила в лохмотьях и рванье. Но «хозяин Угольного, в кварталах торговцев презрительного именуемого Шлаком» начал беспощадную борьбу с нищетой, грязью и пьянством, а когда он стал желанным гостем в доме главы миротворцев, неисполнение его воли стало опасным вольнодумством и за него начали драть со всем капитолийским неистовством.

Очень быстро посёлок преобразился: «бедность, а не нищета» — так стали говорить о месте, где я вырос. Отец первым из капитолийцев построил свой дом в посёлке. «Директор должен всегда быть рядом с его шахтой, даже находясь дома», — заявил мой отец.

Асканий Эбернети завёл моду на готовое платье и не в кредит, а исключительно за звонкую монету. И, чтобы в шахтёрских семьях она была, отец начал борьбу за двойное увеличение заработной платы шахтёрам. Обеих шахт — своей и номер один. Это была самая настоящая война, которую он и «чёрные» начали в Капитолии. Через два года ему удалось её выиграть, с тех пор шахтёры помнят, кому они обязаны тем, что вырвались из нищеты.

«Недорого, но с вкусом!» — это выраженьице навсегда въелось в голову, оно — словно правило жизни в семьях моих соседей. А всё потому, что мой родитель своим примером приучил шахтёров, не говоря уже о преуспевающих торговцах, одеваться недорого, но очень аккуратно и пристойно: теперь даже алкоголики, спившиеся бывшие шахтёры в «Угольном», выглядят как люди.

И, конечно, как только я попал в Капитолий, мне сразу бросилось в глаза, что здесь всё по-другому. Не так, как дома. Хорошей одеждой меня не удивишь, но за те несколько суток до начала игр я ходил ошарашенный.

Что меня изумило, так это, во-первых, абсолютное неумение одеваться. Денег куры не клюют, но многие точно вылезли из помойки! Как говорит отец: «плебейские манеры лезут из всех щелей». Кто такие эти самые «плебеи» до этого года у меня было весьма смутное представление — капитолийцы из телевизора, ведь на них отец так реагировал! Постепенно я начал догадываться: в Капитолии есть «такие» и «не такие» капитолийцы. Но отличать их я и сейчас не умею. Это не как у меня дома: «чёрненькие» — дети шахтеров и «беленькие» — детишки из двух кварталов слева и справа от дворца правосудия. С капитолийцами ясно только одно: почти все они — эти самые «плебеи». Например, Летиция.

Во-вторых, капитолийцы безобразны в том, как они живут. Я, конечно, не думаю, что все должны вставать в полседьмого утра, я и сам не прочь поспать подольше. Но ведь полнейшее свинство — подниматься с постели позднее некуда, жаловаться на головную боль, откладывать все дела «на потом», а в конце дня психовать, что «ничего не успела», как делает моя знакомая, Даная из подготовительной команды.

В-третьих, капитолийцы слишком легкомысленны. Они зависят от чужого мнения и верят любому вздору, который им сказали по Capitol-TV, в итоге транжирят свои деньги, рискуя впасть в бедность, а то и в нищету!

Понятное дело, что мой отец не из числа плебеев, своими глазами вижу. Но есть ещё и, как я их называю, «другие капитолийцы»: президент Панема Кориолан Сноу — он умеет себя правильно подать, и в чувстве вкуса ему не откажешь, мистер Джоэнт, глава нашей партии, мистер Югурта Хаммерсли. Но все они — мужчины уже не молодые, самые могущественные в Капитолии. В отличие от господина Калдера. Он тоже «другой капитолиец». Наверное, моему отцу понравился бы его наряд. Сейчас начало лета, и он одет в светлый костюм — выделяется на фоне зелёных мундиров военных и серых одеяний чиновников дворца. Под костюмом — рубашка стального оттенка, галстук цвета червонного золота. Сталь и золото — великолепное сочетание. Тёмные волосы набриолинены, как у многих здесь. Коротко подстриженные усы. И взгляд… Вызывает дурное предчувствие. Но какая опасность может исходить от «другого капитолийца»?

Замечаю брошь на лацкане пиджака — зелёный лист в окружении крохотных неограненных алмазов.

Вдруг меня осенило. Как всё просто, если уметь правильно читать знаки и быть внимательным к «якобы мелочам»: Мистер Калдер из партии «зелёных», которая не дружит и не враждует с «чёрными». К «зелёным» принадлежит и президент Сноу.

Я слышу громкий крик лидера «чёрных», мистера Джоэнта. Он ищет именно меня:

— Где он? Покажите мне Хеймитча Эбернети!

Примечание к части

Общий замысел знакомства Рионны и Аскания Эбернети, родителей Хеймитча, придуман Biscuits with tee.

[1] Алисия Мордекай — Первая Победительница от Дистрикта 11, победила в 15 лет на 20-ых Голодных играх. Арена того года представляла собой гигантских размеров пшеничное поле.

[2] — Про это не говорится прямо, но только Хеймитч, Победитель этого года не знает, что капитолийцы лишили Алисию менторского звания за неявку и опоздания на Жатву, пьянство, и иное позорящее имя Победительницы поведение. Поэтому Ниоба и сказала, что для неё Победительница 20-ых Голодных игр умерла.