Игра Хеймитча: спонсоры (джен)

Итак, двадцатилетний Хеймитч с головой ушёл в «тайную капитолийскую жизнь» патриция: торжественные, хотя и неофициальные только «для избранных лиц» обеды в резиденции президента, в его портмоне лежит кредитка на имя Кориолана Сноу, его приглашают на свою брачную церемонии его друзья, дети и наследники лидеров «черных» — самой могущественной и богатой клики капитолийских «хозяев жизни». Жизнь удалась, казалось бы. Вот только он совершенно не успевает исполнять свои обязанности ментора. Подготовка к играм скоро закончится, совсем скоро прозвучит гонг и начнутся ежегодные Голодные игры.

Пролог.

Накануне 54-х Голодных игр.

POV Летиции Майерс

(прим: распорядительница Двенадцатого дистрикта)

Ну вот скоро начнутся игры, и этот кошмар закончатся. Подобного беспорядка я и не припомню. Мистер Холли Хэмиш (прим.: ментор Хеймитча, победитель Пятнадцатых игр), искренне желаю ему выздороветь, ни за что не допустил бы подобного! Молодой Эбернети, это невозможно скрывать, пускай он жених самой мисс Сибиллы, дочери нашего горячо любимого президента, как ментор показал себе не с лучшей стороны — отсутствие на Параде, а теперь манкирование своими обязанностями при подготовке к Интервью. Нет, когда мистер Хэмиш был ментором такого вопиющего безобразия не было! Мистер Хэмиш относился к исполнению своих обязанностей исключительно тщательно. Рьяно, я бы даже сказала. Такой замечательный мужчина и отличный ментор. А ведь ему сказочно не повезло: его родина, Двенадцатый дистрикт — самый никчёмный и самый отстающий район во всём государстве. Вот уж не повезло, так не повезло. Дистрикт номер Двенадцать отстаёт во всём. Постоянно. Маленький, затерянный в лесной глуши на самом краю страны. А если бы туда в своё время не приехал мистер Эбернети-старший (прим.: директор шахты, капитолиец, отец Хеймитча) всё оставалось бы совсем безнадёжно. Но он принёс культуру, настоящую капитолийскую культуру. Как же! Человек из такой уважаемой семьи, близкой к покойному президенту, генералу Пемблтону (прим.: правил в Капитолии до Сноу). Патриций. Когда произносишь это слово, внутренне как-то подбираешься, какое благородное, возвышенное понятие!

Я далека от мысли, что Хеймитч, сын и наследник мистера Аскания Эбернети, не достоин отца, о нет! Но у меня очень большие сомнения, что его дебют, такой обнадёживающий в начале, приведёт в финале к победе трибутов Двенадцатого. Тут ничего не поделаешь, факты говорят сами за себя, а бешеные деньги, увы, они не помогут. Вот и Тинея (примечание: стилист Д. 12 на протяжении приблизительно тридцати четырёх лет) так думает. Хотя этот дикарь, это чудовище из Угольного посёлка, не помню его имени, а ведь он всё-таки имеет неплохие шансы прожить на арене достаточно долго. Может быть, даже выйти в полуфинал, хотя я не допускаю мысли, что он может оказаться в финальной четвёрке! Это совершенно немыслимо. Конечно, это животное, это чудовище не имеет ни малейшего шанса выиграть соревнование, распорядители такого вопиющего безобразия не допустят. Да и госпожа Ланс (примечание: в ту эпоху место Сенеки Крэйна занимала женщина, замечательная во многих отношениях. Жестокосердная Цейония Ланс) никогда не допустит подобного. Я убеждена, что в президентском офисе за всем происходящем внимательным образом следят, поэтому нет и ещё раз нет.

Про девочку и говорить нечего, она умрёт в первый же час. Таков удел всех неподготовленных участников Голодных игр. И это справедливо, природа всегда выбраковывает самых слабых в первую очередь. Так говорила наша преподавательница естествознания в лицее номер девять, суровая и подчас жестокая госпожа Трэвис. Именно она научила меня никогда не проявлять слабость. Это слишком дорогое удовольствие.

* * *

Из дверей не до конца открывшегося лифта вылетает Хеймитч. Его лицо перекошено. Он не бежит, он мчится по коридору Тренировочного центра управления Голодными играми. Скорость, с которой он летит, опасна: навстречу ему идут двое, молодой щуплого вида распорядитель игр и офицер-миротворец средних лет. Первого он опрокидывает на пол, сбивая с ног. Миротворец обладает завидной реакцией, ему удаётся избежать столкновения со стремительно летящим по коридору Хеймитчем. Но чудом. Хеймитч не оборачиваясь, летит дальше. Миротворец от случившегося не просто не восторге, он в бешенстве. И ему отнюдь не кажется, что подобная наглость может сойти с рук, он кричит вдогонку убегающему Хеймитчу:

— Молодой человек! Немедленно остановитесь! — он требует, он привык, что все его приказания исполняются.

Но Хеймитч есть Хеймитч! Он не останавливается, вместо этого он бросает фразу. На лету, не оборачиваясь. И звучит она как форменное издевательство:

— Извините, сэр! Мои искренние извинения!

У миротворца глаза вылезают из орбит от подобной наглости. Он готов броситься вслед, уж он сумеет призвать смутьяна к ответу. Но к нему обращается молодой распорядитель, которого уронил Хеймитч:

— Капитан, вы не могли бы подать мне руку, похоже я повредил ногу при падении.

Встав кое-как на ноги, молодой человек восклицает насмешливым голосом:

— Передвигаться с подобной скоростью травмоопасно!

И он абсолютно прав: Хеймитчу двадцать лет, он сильный молодой мужчина, столкновение с ним, что называется, чревато.

Капитан-миротворец раздосадован главным образом тем, что ему не представилась возможность поквитаться с «бегуном». Теперь пытаться его догнать безнадёжно. И он решает узнать его фамилию и имя: спрашивая у распорядителя, не знает ли он кто такой этот молодой человек. Ответ его шокирует:

— А вы не узнали? Да это мистер Эбернети, тот самый!

— Не может быть! Неужели тот самый Эбернети? — лицо капитана вытягивается, он потрясён, его удивлению нет границ. Он абсолютно не готов в подобному повороту.

— Да, это именно он. Я его узнал. Капитан! Вы не поможете мне? Сам дойти я не смогу. Какая жалость! — у юноши-распорядителя, оказывается, своеобразное чувство юмора.

— Извольте, — миротворец помогает захромавшему распорядителю идти по коридору. — Я уверен, что у мистера Эбернети была весомая причина так торопится! — офицер моментально поменял своё мнение о случившимся, как только узнал, что на его пути оказался ни кто-нибудь, а жених единственной дочери самого президента. Которому по негласному распоряжению из самых высоких сфер дозволено многое. Да почти что всё.

— Всё возможно, — уклончиво отвечает ему распорядитель Голодных игр. — Очень вам благодарен, дальше я сам.

Так куда так спешит Хеймитч Эбернети? Ему мало одного инцидента, через некоторое время он едва не сбивает женщину-техника. Крупного телосложения. Вот она-то в силах постоять за себя, но ему здорово повезло и на этот раз: женщина спешит, и у неё нет времени догнать и надавать ему по шее, что ей очень хочется сделать.

И тогда она обещает Эбернети, вполне искренно:

— Я тебя найду и ты узнаешь, что значит рассердить Оксанну!

Итак, что за ненужная суета, что за спешка, сулящая Хеймитчу весьма крупные неприятности? А ведь дело очень серьёзно, серьёзнее некуда — опять Хеймитча задержали непредвиденные обстоятельства и теперь он фатально опаздывает на первое совещание менторов у главы распорядителей! А это уже не пустяк — то, что глава распорядителей госпожа Ланс вообще не терпит от менторов (и кого бы то ни было вообще) вольностей, а опоздание на первое совещание — недопустимый поступок в её глазах, ведь первое совещание имеет особенное значение, про это знают абсолютно все. Госпожа ни в коим случае не простит Хеймитчу опоздания, оттого он так и спешит.

Поскользнувшись на скользком мраморном полу, ушибив правую руку, к счастью не серьёзно, Хеймитч резко сбросив скорость и не желая ни в коем случае привлекать к себе внимание, появляется в зале для совещаний и конференций. Он был так огромен, что в нём легко затеряться. На везение Хеймитча (в который раз, не слишком ли часто ему везёт?) для презентации новой арены госпожа Ланс (прим: Lance — «копьё») приказала погасить свет, лишь на рабочих местах каждого из менторов горит неяркий свет люминисцентных ламп. Поэтому Хеймитч некоторое время остаётся невидимым, что, собственно, ему и нужно. Глазами он ищёт своё место, но сразу найти его не удаётся — здесь он впервые и как всё устроено Хеймитч пока не знает.

Госпожа Ланс, спиной к собравшимся в огромном зале менторам, а значит и к Хеймитчу, уже начала презентацию:

— … Пятьдесят четвёртую арену спроектировали давно. Два года назад. Вероятно, не все из вас в курсе, что по графику её планировалось запустить на 53-их играх, но по обстоятельствам не зависящим от управления игр, сделать этого не удалось. Министерство обороны наложило вето на использование технологии мерцающих звёзд. А создание каких-либо запасных технологических решений при таком уровне финансирования не представляется возможным. Поэтому мною было принято решение отложить введение в эксплуатацию этой арены ровно на один год. А арену-53 экстренно возвели по запасному варианту, по образу арены-45. Мистер Уордэн хорошо помнит её, не так ли?

— Да, мэм. Я отлично помню эту мясорубку, — отзывается однорукий Победитель из Дистрикта Одиннадцать, Рубака. — Спасибо, что разгадали эту шараду, а то я не мог взять в толк, что за ерунда такая. Такое всё знакомое…

Реплика Рубаки позволяет Хеймитчу догадаться в такой стороне находится стол ментора Одиннадцатого дистрикта, а ведь где-то рядом должен находится его собственный стол. Минута и Хеймитч уже устраивается за своим столом. Теперь факт его опоздания замикширован. Поди теперь докажи!

— Это называется дежа ву, — не оборачиваясь откликнулась на эту реплику госпожа Ланс.

— Вот-вот, — согласился с ней Одиннадцатый.

— Но в этом году, господа, всё будут сугубо оригинальным. Я отвечаю за свои слова: ни единого повторения, — продолжала госпожа Ланс.

Хеймитч, как и прочие менторы, занят изучением арены. Здесь есть на что посмотреть. Арена Пятьдесят четвёртых игр, пусть и в виде колоссальных размеров голографической проекции, предстала перед ним во всём великолепии. Голографическая картинка потрясала воображение: никак не меньше десяти метров в ширину. Но даже не её размеры потрясали воображение больше всего: качество картинки, проработанность деталей, сверхчёткость, вот что было самым невероятным.

Собственно, арена представляла собой обширную плоскую равнину, без малейших возвышенностей, идеально плоская равнин, по краям поросшая довольно-таки жидким лесочком, точнее скорее пролеском, высоких деревьев не было вовсе, главным образом кустарники и низкие, но коренастые деревья. Всё это он без малейшего труда рассмотрел со своего места. В центре картинки располагался жилой комплекс. Трёхэтажный, он был сложен из красного кирпича. Хеймитч сразу обратил внимание на то обстоятельство, что главный корпус сверкал новенькой оцинкованной стальной крышей, в то время как боковые корпуса (сам дом был в форме буквы П), не были достроены: в левом корпусе частично отсутствовали стёкла в рамах. Правый корпус во-первых, не имел крыши, во-вторых, рамы в окнах вставлены не были. С ближайшей к менторам стороны двор ограничивала кирпичная стена с монументальными воротами, которые были открыты.

«Чем-то это напоминает крепость, — рассматривая голограмму подумал Хеймитч. — Но крепость, которую не успели закончить».

— А что за пределами Рога изобилия? — прозвучал звонкий голос Ниа, ментора Девятого дистрикта, — Ведь это именно Рог?

— Отчасти вы правы, мисс Фицджеффрис. (прим.: Н. Фицджеффрис победила на 39-х играх, ей было всего четырнадцать) В какой-то степени это Рог изобилия, — ответила госпожа Ланс. Вновь не поворачивая головы, она догадалась, кто из менторов спрашивает, исключительно по голосу. А также в её голосе, голосе «Хозяйки Голодных игр» (было у неё и такое прозвище) Хеймитчу почудился привкус смертельного яда. — Жилой комплекс окружают поля, двадцать акров полей. Картофельных полей, если быть точнее.

— А этот картофель он съедобен, не отравлен? — задал вопрос Маккензи Ремар. Победитель из Пятого дистрикта.

— Да, он годится в пищу, — тут же последовал ответ госпожи Ланс. — Правда он успел немного промёрзнуть.

— А какая температура на арене? — последовал следующий вопрос следующего из менторов. Говорила женщина, но ее голос Хеймитчу знаком не был.

— Мисс Кесслер! — Митч попытался вспомнить, кто из Победителей обладает такой фамилией, но не смог (прим.: Даймё — Шестой дистрикт, Морфлингистка) Интуиция вас не подвела. Холодно, будет холодно, в особенности ночью. Не все доживут до утра. — сказано это было таким голосом, что Хеймитч, которому ничто не угрожало, невольно поежился от холода.

— А как насчёт топлива в этом доме? Что необходимо моим ребятам для того, чтобы выжить? — задал прямой и чёткий вопрос «Горец», т. е. Брут, двадцатитрёхлетний Победитель, которому в этом году доверили неслыханное — быть ментором в одиночку. (прим.: в Первом и Втором дистриктах менторы в обязательном порядке ездили на ГИ вдвоём)

— Правильный вопрос, мистер Саммерс, — Цейония Ланс вновь ответила не поворачивая голову. — Могу вас уверить, что этот дом — надёжное убежище. Крепкие стены, окна первого этажа расположены на высоте свыше трёх футов, укреплены и окна подвального этажа. Также имеются съёмные ставни из стали, но их ещё нужно поставить на окна первого этажа. В комплексе имеется недельный запас дров, если вас это интересует.

— Защита. От кого придётся защищаться моим ребятам? — задал вопрос Грацио Уэйдер, старший ментор Первого дистрикта. (прим: Победитель 36-х Голодных игр. Лучник)

— Волки, — последовал чёткий ответ госпожи Ланс. — К сожалению их большие голографические изображения не готовы, но вы можете изучить их уменьшенные копии. Прямо на вашем столе, мистер Уэйдер. Возьмите пульт управления и нажмите на кнопку «F13».

В следующее мгновение Хеймитч услышал громкий вопль. Это орал во всю глотку Грацио. Все без исключения менторы повернули головы, в том числе и Хеймитч повернул голову и увидел замечательную с любой точки зрения картину: Грацио Уэйдер, бледный с выпученными от страха глазами, резко дёрнулся назад, едва не опрокинув свой менторское кресло. А прямо на ним навис огромный, не меньше двух с половиной метров, белый с рыжим волчище. В первую секунду Хеймитчу даже показалось, что он живой, такой невероятно реалистичной была голограмма.

— Вижу вы впечатлены! — звонкий голос госпожи Ланс отразил её удовлетворённость произведённым эффектом и её отличное настроение.

— Волки ещё крупнее? — задал вопрос невозмутимый, но весьма и весьма мрачный Брут.

— Да. Где-то на треть. Голограмма в три четверти реального размера, — с некоторой, леденящей кровь, такой жуткой была фигура волка, весёлостью в голосе ответила Бруту Цейония Ланс.

— Благодарю вас, госпожа. Больше вопросов не имею. — подвёл итог Брут. Он встал со своего места и пришёл на помощь Грацио, который никак не мог вернуться к реальности. А ведь у него была отличная выдержка и всё же «волк госпожи Ланс» напрочь выбил из него весь дух. Опёршись на Горца, ментор Первого дистрикт покинул зал для совещаний, лица на Грацио не было, случайно Хеймитч поймал его взгляд. Всего на одно мгновение, но этого хватило с лихвой: Хеймитча передёрнуло, ненависть смешалась со страхом, помноженным на дикую злобу, вот что он там увидел.

— Есть вопросы, господа? — вопросов у собравшихся менторов не нашлось. Ни одного. — Ну тогда презентация закончена. В течении трёх часов все параметры арены будут сообщены каждому из вас.

И менторы начали расходится. Потрясённые и впечатлённые увиденным. Рубака Уордэн молча подал руку Хеймитчу, как только совещание закончилось и менторы направились к лифтам. Рубака покачал головой как бы предупреждая его. Он хотел что-то сказать, но возникший словно из-под земли Брут его опередил:

— Он опоздал, но причина была весомой, ты уж мне поверь, друг, — и он специально изобразил на лице «заговорщическое выражение». И продолжил, обращаясь к Хеймитчу:

— Привет, как прошла встреча?

— Привет, она назначила встречу очень рано. Я не ожидал… — приглушённый голос Хеймитча отражал его беспокойство и волнение.

— Это такой секретный приём, — сообщил ему приятель.

— Дайте угадаю. С кем он встречался, — улыбнулся подошедший к ним Кензи Ремар, Победитель Первой Квартальной Бойни. Ментор Пятого дистрикта.

— Попробуй. Но у тебе лишь одна попытка, — отозвался Брут.

— Рея-Сильвия Кауфман? — предположил Ремар. Неверно.

— Мимо, — сказал как отрезал Горец.

Ремар ухмыльнулся, подал Хеймитчу, как младшему по возрасту, руку и исчез.

— Привычку рано утром назначать встречи имеет Она. Миледи, — негромко произнёс Рубака.

— Ты прав, но не надо имён, — взволновано ответил ему Хеймитч.

— Да, это тайна, — кивнул в знак согласия Брут. — Митч, сейчас мы идём в банк. А ты, — обратился он к Рубаке, — идёшь с нами?

— Нет. Не пойду, ментор Одиннадцатого Сидер! — резко отрицательно ответил ему Рубака.

— Не согласен с тобой, дружище. Сидер знает все тонкости, а ты? Позволь задать вопрос? Неужели ты не будешь учиться у неё? — возразил ему Брут.

— Нет, не пойду! — упрямо ответил Рубака, попрощался и быстро ушёл.

Горец сделал безразличный вид. Якобы ему всё равно. Но это было неправдой. Брут надел маску безразличия. А в душе его бушевало пламя: поведение Рубаки его изрядно разгневало, но всегда и везде Брут Саммерс умел сдерживать свою неукротимую пылкую натуру. Ну, почти всегда…

— А почему так рано? — задал вопрос Хеймитч, как только они вдвоём оказались в кабине лифта, спускавшегося на первый этаж.

— Нет, не рано. Интервью начнутся через три часа, перед обедом. Мы должны успеть к этому времени, — ответил ему Второй.

— Три часа, почему так долго? — продолжал любопытствовать Хеймитч.

— А потому, Митч, что тебе дадут «просто так» распоряжаться твоим менторским счётом. Тебе сколько полных лет?

— Двадцать, — слегка удивился Эбернети. — А, я понял! Должно быть двадцать один. А у меня в руках такая куча денег.

Брут кивнул ему в ответ. Двери лифта открылись, и они быстро вышли на улицу. На полпути к цели, большому семнадцатиэтажному зданию, наверху которого, чуть ниже крыши, светло-зелёным неоновым цветом светились огромные буквы: «Банк Панема». Брут, необычно задумчивый Брут, стал откровеннее:

— Я в курсе, что Миледи подарила тебе свою карточку. Платиновую.

— Откуда? — удивился Хеймитч, полагавший, что про его секретную встречу с Тицианой Пемблтон известно очень узкому кругу лиц.

Ответ оказался оригинальным:

— Догадался. Этот Город всё обо всех знает. Слухи о том, что в то время как простые плебеи промокли до нитки под вчерашним дождём, на ментора Двенадцатого дистрикта, но не того, которого знают все, а на юношу, который победил на Второй бойне, пролился дождь из золота и бриллиантов. Во Дворце. Тысячи. Десятки тысяч теперь в курсе, Митч! Вот и мне рассказали «на ушко», что Деметрий отдал тебе свою золотую карту. И это было, скажем прямо, недальновидно. Капиталы Хаммерсли неотчуждаемы, только глава семьи имеет право ими распоряжаться как ему заблагорассудиться. Но его-то и нет. «Безкоролевье». Поэтому, в избежание споров, Миледи быстро вмешалась. И теперь ты будешь тратить на своих трибутов её деньги, так безопаснее.

— Запутано, — пожал плечами Хеймитч. Он не спорил, скорее не понимал всего. Но внимательно слушал приятеля.

— Всё довольно просто. Ты быстро освоишься. Я слышал, твой ментор, мистер Холли Хэмиш, освоился в Городе всего за два года. А ведь времена тогда были не те, что сейчас. Тогда было круче. Знаешь, брат, в четыре у меня встреча, обед с исполнительным спонсором нашей партии.

— Не понял тебя, — живо отреагировал Хеймитч.

— Старший, он же исполнительный спонсор, у нас всё очень строго, централизованно, — кратко разъяснил Брут. — Его имя Арверн Монти. Ты его не знаешь.

— Лично нет. Но фамилию Монти слышал, — ответил Хеймитч.

— Фамилия очень известная, «младшие» патриции, ниже по рангу чем Хаммерсли.

— Я слышал что они очень влиятельная семья. Богаты как Крезы. Познакомишь? — внезапно попросил Эбернети.

— С Тайгером Монти? — не меняя интонации, но понизив голос, задал вопрос Брут.

— Тайгер? В каком смысле? — перепросил приятеля удивлённый Хеймитч.

Брут пожал плечами, перед тем как ответить:

— Это его прозвище, личное прозвище. Крайне малоприятный господин. Так ты действительно желаешь познакомиться с ним?

— Да. Хочу.

— Как пожелаешь, — с капитолийской учтивостью ответил Брут. — Хочу предупредить, знакомство будет не из приятных.

Хеймитч хотел-было ответить, но не успел.

— Мистер Эбернети! Мистер Саммерс! Прошу вас пройти в кабинет старшего кассира мистера Вимсдэйла, — на пороге банка их встретила женщина лет сорока-сорока пяти.

"Началось", — подумал Хеймитч.

В кабинете с тёмными красноватого оттенка дубовыми панелями их ждал господин лет шестидесяти.

— Господа, я — Орфит Вимсдэйл, глава операционного отделения кассового отдела. Прошу вас засвидетельствовать ваши личности, после чего мы приступим.

Хеймитч первым предъявил своё удостоверение личности, а затем просто взял и выложил на стол свою коллекцию банковских карт, полученных в президентском дворце от четырёх глав важнейших капитолийских клик, или партий. Брут опешил. Вимсдейл отреагировал быстро: он снял на своём столе телефонную трубку:

— Приёмная? Говорит Вимсдейл. Мистер Лесситер на месте? В моём кабинете Эбернети. Да-да, тот самый, жених мисс Сибиллы Сноу. Ожидать? Да, конечно. — он опустил трубку и обратился к Хеймитчу, — Сэр, ваш случай особенный. Скажите, вы не торопитесь?

— До обеда я свободен. — ответил старику Хеймитч.

Всего через несколько минут, Брут не успел прийти в себя, в кабинете появилась очень красивая девушка. На вид ей было не больше двадцати пяти. Найдя глазами Хеймитча. медоточивым голосом она заговорила с ним:

— Мистер Хеймитч Эбернети! Доброе утро. сэр. Приветствую вас. Я — Фавония Блаунт, личный секретарь главного управляющего Банком Панема мистера Лесситера. Мистер Брут Саммерс? — обратилась она к молчавшему Бруту.

— Да, это я, — «оттаял» последний.

— Вы тоже приглашены, идите за мной, господа, — и она подарила молодым мужчинам свою ослепительную улыбку.

Трое молодых людей сели в лифт в вестибюле здания. Лифт начал двигаться с огромной скоростью, но у Хеймитча всё же было время заметить создаваемый зеркалами (не считая стеклянных дверей все три стены в этом лифте занимали огромные зеркала, от пола до потолка) эффект интимности и комфорта.

Брут с первых же секунд «зацепился» взглядом с синими глазами мисс Блаунт, которая не только обратила на Саммерса своё внимание, но и отнеслась к нему благожелательно, с симпатией. Между ними произошёл такой обмен мнениями:

— Простите, госпожа Блаунт. Позвольте узнать, а на каком этаже находится оффис мистера Лесситера?

— А вы обратили внимание какая скорость у этого замечательного лифта? — не ответив, но одарив Брут ещё раз белозубой улыбкой, ответила молодому человеку Фавония.

— Да. Она впечатляет. Вы сказала этот лифт необыкновенный…

— Я сказала, что он замечательный…

— Прошу меня извинить за мою неточность.

— Я вас извиняю. Этот лифт замечателен во всех отношениях. Например, вы слышите что-то?

— Нет, не слышу. Он бесшумный?

— Да. А ещё эти зеркала, вы обратили внимание?

— У меня просто нет слов, — и Брут, проявляя деликатность, опустил глаза. Но, лишь на мгновение. Затем он вновь поднял их на Фавонию. Сам Брут, (и Хеймитч также), заметил, что он определённо ей симпатичен, и она не скрывает этой своей симпатии.

— Эффект, ими создаваемый, уникален. Совершенно неповторим.

— Это ещё не всё. В техническом отношении этот лифт уникален, ему нет равных.

— Я уверен, что есть что-то, что я упустил из своего внимания. Но что?

— Надёжность.

— Как неудобно, я должен был догадаться. Так вы каждый день им пользуетесь?

— Нет, что вы. Последний раз я была здесь неделю назад. Обыкновенно я пользуюсь другим лифтом. Он не столь замечателен, но поднимается весьма быстро. Но он проще.

— Неожиданно, весьма неожиданно…

— Я же сказала, что этот лифт замечательный. Буквально во всём. Поэтому только особые гости, гости мистера Лесситера, поднимаются на этом лифте. Например, вы, господа! А вот, кстати, и наш этаж. Пятьдесят восьмой. Я всё помню, мистер Саммерс, — выходя их лифта сказала Фавония.

Хеймитч с удивлением понял, что Фавония говорит с Брутом как с равным, человеком её круга. А именно — капитолийцем! Это было невероятным, но объяснение тем не менее было простым: Брут говорил как уроженец Капитолия, Хеймитч уже перестал обращать внимание на его неповторимым акцент. Выговор жителя Высокогорья Дистрикта Два растворённый в безупречном капитолийском произношении. А ведь Хеймитч помнил, что Фавония назвала Брута по фамилии, значит она знала кто он такой, тем не менее она говорила с Горцем как с капитолийцем.

Подъём завершился: поднявшись на семнадцатый этаж, лифт остановился. Брут, Хеймитч и Фавония прошли через маленький проходной зал и оказались в приёмной Лесситера.

Приёмная главы Банка Панема вызывала у посетителей разные, но неизменно сильные чувства. Без сомнения она являлась шедевром современнейшей передовой архитектуры. Светлое помещение с мраморным, белым с небольшим количества светло-серого, очень скользким полом было собственно приёмной. Сбоку, незаметный для посетителей, стоял стол мисс Блаунт. Светлый деревянный стол. Изящный, не дешёвый, но в общем и целом практически незаметный. У стен имелись удобный кресла для посетителей, также светлой кожи. Но моментально всё внимание переключалось на сам кабинет. Точнее на парадоксально необычный вход в него. Стены как таковой не было. её заменяла стеклянная перегородка. От пола до потолка. В центре которой имелся широкий арочный проход. Двери в кабинет не было. Хотя, как очень скоро выяснилось, прозрачная стеклянная дверь всё-таки была. Но она была совершенно незаметна. К тому же она была открыта. Но даже не стекло было самой замечательной деталью этого шедевра капитолийской дизайнерской мысли, оно служило всего лишь обрамлением для ажурной металлической решётки. Также ослепительно белого цвета. Тонкие линии. Изящество каждой, даже самой незначительной детали. Хрупкость, но в то же самое время невероятная прочность и надёжность. С инженерной точки зрения. Растительные формы. Прямые линии, рядом линии овальные. Эта решётка приковывала к себе взгляд моментально и завладевала вниманием посетителя надолго, от неё было непросто отвести глаза. Это было поистине совершенство, из ряда вон. За аркой располагался небольшой проходной зал. Прекрасно освещённый из окна с правой стороны, находившегося за решёткой. Замечательным был пол этого зала: он был мраморным светлого оттенка. В белый мраморный круг был вписан фигурный орнамент, состоящий из ромбов чёрного цвета. А далее был сам кабинет. В контраст приёмной он был выдержан в тёмной гамме. Стильный паркет из тёмных пород дерева. Тёмные неоштукатуреные каменные стены. Не очень большой письменный стол. Стол для посетителей и два кресла.

Хозяином кабинета был немолодой господин, лет шестидесяти, в строгом чёрном костюме. Он жестом пригласил вошедших менторов садится:

— Проходите, молодые люди. Вопросы, которые необходимо решить непростые, а времени не так много. Проходите и садитесь, господа, — голос у банкира был резкий, но не сказать, чтобы он был неприятным. Скорее, требовательным.

— Благодарю, вас, сэр, — приветствовал хозяина Брут, садясь в мягкое кресло рядом с письменным столом Лесситера. Хеймитч последовал его примеру и сел напротив приятеля.

— Итак, приступим, господа. Согласно протоколу, пусть каждый назовёт своё имя, полное имя, — продолжил глава Банка Панема. — Меня вы знаете, но тем не менее, я — Луций-Аврелий-Цетег Лесситер.

— Марк-Валезий-Брут Саммерс. — Горец перенял эстафету представлений.

— Хеймитч… — начав представляться неправильно, не по-капитолийски, Хеймитч Эбернети быстро поправился, — Гай-Герминий-Кварт (Quartus — Четвёртый) Эбернети.

— Замечательно! А теперь, господин Эбернети, покажите нам свою коллекцию кредитных карт. Прошу.

Хеймитч выложил из своего портмоне четыре кредитные карты. Первая, нежно-зелёного цвета, ничего замечательного из себе не представляла, это была личная карта Х. Э. Сто пятнадцать тысяч личного капитала самого молодого ментора 54-х Голодных игр, Х. Э. Две золотые карты. Первая с именем Аристида Фицрой-Камерона, вторая с именем Кориолана Сноу! Последняя высшего достоинства, платиновая, имя владельца: Деметрий Хаммерсли.

— Однако! — не смог не сдержать восхищения Горец.

— Да, превосходная коллекция. Но, к сожалению, неполная. Исправим это, господа. Вот четвёртая, — и банкир положил на стол платиновую карточку с именем Хеймитча Эбернети. — Эту карту заказала полчаса назад госпожа Джоэнт, но вы имеете право предъявить как её, так и «карт-бланш», как вам удобнее, мистер Эбернети.

— «Карт-бланш»? — искренно изумился Брут.

— Да, придётся поверить, мистер Саммерс. Это правда, — иронично ответил банкир. — Теперь, молодой человек, нам необходимо зафиксировать суммы на этих картах. Мне нужны образцы вашей подписи. Четыре раза.

Получив подписи Хеймитча, Лесситер вызвал Фавонию:

— Милочка, вот вам запрос на проверку этих счетов. Мистера Эбернети. Спуститесь в кассовый зал. — и он передал девушке четыре листа бумаги, на каждом из которых стояли две подписи: Хеймитча (внизу) и Лесситера (наверху). Вернулась Фавония далеко не сразу, минут через сорок.

— Готово, патрон, — и девушка удалилась. Горец проводил её долгим, заинтересованным взглядом. Она ему нравилась.

— Итак, господа. Карта госпожи Джоэнт, вернее мистера Эбернети, предусматривает неограниченное снятие средств. Сумма не ограничена. Далее, карта нашего уважаемого президента. Восемьдесят миллионов долларов. Но имеется отметка, что ожидается пополнение карты. Кто должен сделать перевод, мистер Эбернети?

— Лабеон Деланнуа, — без запинки ответил Хеймитч.

— Понятно. Карта номер три. Аристида Фицрой-Камерона. Четыреста миллионов. Получено его согласие на доверительное использование всей суммы. Затем… А вот с картой господина Хаммерсли затруднение: получен ответ, что был введен мораторий на пользование ею. Мистер Эбернети, вам известно лицо, наделённое подобными полномочиями?

— Леди Тициана Пемблтон, в замужестве Эйнстин, — чётко ответил Хеймитч.

— Верно. По её прямому распоряжению совершено перенаправление со счёта Хаммерсли на другой счёт в нашем Банке, владельцем которого является она сама. Её согласие получено, и вы в праве снять сумму равную ста миллионам. Неограниченное количество раз. По сути это тоже «карт-бланш». Заявляю прямо, мне не известны случае подобные этому, «открытый лист» два раза на одно и то же имя, такого не было никогда.

— У меня вопрос, сэр, — заговорил Брут, — сумма ограничена или нет? Хотелось бы получить ответ именно от вас.

— У меня возник тот же вопрос, — солидарность с приятелем заставила Хеймитча нарушить молчание.

— Сегодня никаких ограничений не будет, — лукаво улыбнулся Лесситер. — А позднее посмотрим. Господа, мне хотелось бы посмотреть, как мистер Эбернети станет распоряжаться доставшимся ему капиталом. В особенности меня интересуют операции по его личному счёту.

— Таким образом, вы заранее намерены в любой момент ограничить Эбернети в его расходах? — жёстко поставил вопрос Брут.

— Нет, мистер Саммерс, ограничивать буду не я. А вы! — ещё более жёстко ответил, правильнее сказать, осадил его банкир. Горец изменился в лице, несмотря на то, что он с самого начала подозревал подобный поворот. А Хеймитч, изумлённый словами банкира, повернул лицо в сторону Брута. В лице его читалось непонимание, а ещё раздражение и высокая степень обиды. Ничего подобного он не ожидал.

— Вы доверяете мне крайне ответственную миссию, контролировать не полностью совершеннолетнего ментора, я так вас понимаю? — продолжил Горец. Банкир еле заметно кивнул. — Но какие на то основания? Я ведь не кровный родственник.

— Я далёк от мысли, что каким-то чудом среди менторов есть кровный родственник мистера Эбернети. Соображение номер два: только сам мистер Эбернети вправе наделить вас такими полномочиями, без его подписи любое ограничение законной силы иметь не будет. Вы, мистер Саммерс, — ментор, данное обстоятельство делает вашу кандидатуру первостепенной.

— Младший ментор, — тяжело вздохнул Брут. Внутри его происходила тяжкая внутренняя борьба, ему крайне не хотелось соглашаться, Горец предчувствовал беду. Небезосновательно.

— Это не важно, мистер Саммерс. Вы наделены правом подписывать финансовые документы, этого достаточно, — жёстко парировал аргумент Брута Лесситер.

— Вы правы. Тезей (прим: Т. Черникофф, победитель 32-х игр, считался весьма талантливым наставником для карьерных трибутов) доверил мне вести наши менторские счета, — согласился с банкиром Брут. — Но всегда я действовал с его разрешения…

— Это не имеет значения, — с ходу отмел довод Горца банкир. Жестко и неумолимо проводя свою линию, он пресекал малейшее сопротивление. Затем он повернул голову к Хеймитчу, — Мистер Эбернети, ведь вам доводилось подписывать финансовые документы? Запросы о переводе средств со счета не счёт, в частности?

— Да, сэр, но это было один раз, — на лице Хеймитча отражалось глубокое потрясение, которое он переживал. Он начал догадываться, что «просто так» распоряжаться теми сумасшедшими деньгами, волей случая оказавшимися в его руках, ему не позволят.

— Этого достаточно. Против кандидатуры Саммерса возражения имеются? — с Хеймитчем банкир разговаривал всё же мягче, чем с Брутом.

— Нет, возражений нет. Разрешите вопрос, сэр?

— Конечно, — а теперь Лесситер был сама любезность.

— Данное ограничение распространяется на сумму перевода? — вопрос прозвучал если не резко, то напористо и с неудовольствием в голосе.

Ответ отказался неожиданным:

— Нет. Никто не имеет права ограничивать вас в ваших действиях. Владелец этих карт — вы. Вы в своём праве, — лицо Лесситера было непроницаемо.

— Тогда я не понимаю. Простите, смысл ускользает, — недоумевал Хеймитч — В чём подвох?

— Действительно, в чём? — присоединился к нему Брут.

— Всё просто, господа, — улыбнулся Лесситер. — Мистер Эбернети страхует самого себя от случайности. Многоопытный мистер Холли Хэмиш далеко и предостеречь его от фатальной ошибки некому. А решения придётся принимать, как говорится, со скоростью молнии, ведь это Голодные игры, к концу игр всё решают минуты, а бывает и секунды. Мистер Саммерс, подтвердите правоту моих слов?

— Подтверждаю, — с большой неохотой согласился Брут. — Кажется, я начинаю догадываться о ваших мотивах, сэр.

— В самом деле? — наклонил голову на бок банкир. Выражение его лица было полно скепсиса и недоверия.

— Вы просто страхуетесь. Клиент может предъявить вам претензию, что его вовремя не остановили от необдуманного решения, — предположил Брут. Он никак не мог решиться и начал сильно нервничать.

— Мистер Саммерс, вы так и не поняли. Я вообще не имею подобных полномочий. Технически это возможно, приостановить, временно задержать перечисление средств. Но Банк Панема обязан сделать это лишь в исключительных случаях. Например, по распоряжению госпожи Ланс, либо по решению суда, что случается крайне редко.

— Я не знал, что она имеет на это право. Буду иметь это в виду, — удивился Брут.

— Рад вас просветить на сей счет. Сдается мне, господин Саммерс, вы и сами сомневаетесь, надо соглашаться или нет. Хочу внести ясность, господа, в случае вашего отказа я возьму на себя роль контролёра мистера Эбернети…

— Разве вы имеете на это право, сэр? — с совершенно излишней горячностью, перебив банкира, задал вопрос Хеймитч.

— Нет, не имею, но могу получить его от городского судьи Города Капитолий. На это потребуется около двенадцати часов. А до этого времени я заблокирую все ваши счета, полномочиями такого рода я наделён, — улыбка Лесситера превратилась в хищный оскал.

— Ладно, я согласен, — прозвучала самая важная, так интересующая банкира реплика Горца. Сам Брут опустил голову. А на его висках стали заметны выпукло выступившие вены.

— Мистер Эбернети? — банкир ни на мгновение не ослаблял стальной хватки.

Ответа Хеймитча пришлось ждать, выдержки Горца у новоиспеченного ментора Двенадцатого не имелось, он медлил некоторое время. Наконец, он произнёс:

— Да, я согласен, — не сказал, а почти что прошептал, одними только губами, побледневший Хеймитч.

— Превосходно. Господа, попрошу вас не расслабляться, теперь вам предстоит подписать пакет согласительных документов. Надеюсь, вы не запланировали важные встречи на ближайшие два часа. Времени мало, приступим немедленно.