Игра Хеймитча: спонсоры (джен)

* * *

Спустя два часа.

— Господин Саммерс, убедительно прошу вас не делать следующего: не просить, но главное не принимать в подарок спонсорских сумм с банковских карт Эбернети. В самом крайнем случае рекомендую использовать карту госпожи Пемблтон, но лишь в случае крайней необходимости. — жёстко, тоном не терпящим возражений, начал банкир.

— Но… — попытался возразить банкиру очень сильно уязвлённый его словами Горец. Он ничего такого не планировал и не имел в виду.

— Ни слова больше! Мне было пятнадцать, когда отец привёл меня в Первый Банк Капитолия. Это было было до знакомства с Ливией. Ну, вы же знаете девичью фамилию моей жены? — Лесситер на корню пресёк попытку Горца невпопад открыть рот.

— Кардью, её фамилия до замужества была Кардью. — ответ Горцу дался с лёгкостью: он обладал превосходной памятью, а тесные семейные связи с капитолийским патрициатом всегда его выручали.

— Верно. Молодой человек, за пятьдесят лет я вывел следующую железную закономерность: ошибки совершаемые менторами можно разделить на типичные и фатальные. Первые можно исправить, хотя далеко не всегда. А вот само название вторых подразумевает, что их необходимо избегать любыми средствами. Ни-ког-да. Понимаете меня? Я уверен, что вы в шаге от того, чтобы совершить одну из них. Поэтому я говорю вам, мистер Саммерс: если только вы не хотите жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, деньги Эбернети для вас — табу. Если ваш трибут выйдет в полуфинал, а все прочие возможности будут исчерпаны, вы можете принять в дар оплаченный Эбернети один подарок вашей подопечной. Только один.

— Подопечной? — удивлённо поднял левую бровь Брут. Он ловил каждое слово банкира. Такое не каждый день услышишь.

— Да. Именно так. Девочке, а не юноше. Запомните то, что я вам сказал. Это важно. Помните: просчёт, молодой человек, просчёт о котором я говорю, может быть лишь раз. За всю жизнь. Но и платиновые карты в распоряжении менторов, что-то не припомню. Хеймитч Эбернети — первый! Ну, а про «карт-бланш» даже не говорю. Феномен. — банкир замолчал. Вид у него был задумчивый и несколько отрешённый, Брут старался внимать ему, не перебивая и не возражая. Просто слушая. — Саммерс, вы слышали про историю Хлодвига Боржевого?

— Разумеется, Победитель Девятнадцатых игр. — ответил Горец. Моментально. Он был настороже, предчувствуя получение очень важной для него информации.

— Это понятно. Я имел в виду, приключившуюся с ним. То были Двадцать третьи игры, на них от вашего дистрикта приехал Ромул, основатель вашей академии и Хлодвиг. А меня в тот год повысили до руководителя операционного отделения, поэтому все денежные переводы контролировались мною. Лично. Итак, мистер Боржевой, Хлодвиг. Очень, очень примечательный молодой человек. На трёх играх, на которых он участвовал в роли младшего ментора, Веста и в особенности Ромул давали ему задания, которые не поручишь неопытному юнцу. Предъявить претензию главе распорядителей, знаете ли, одной наглости недостаточно.

Брови Брута взлетели наверх, про эту историю он слышал. От самого Хлодвига. В то время бюджет Голодных игр был более скромен. Хлодвиг по поручении Весты предъявил претензию по поводу выключенных камер. Всё случилось из-за режима жесткой экономии. Как следствие менторы Второго лишились возможности видеть гибель своего трибута и были мягко говоря не довольны. Хлодвиг предъявил официальный протест и претензию, сделал это от собственного имени, решительно, по-втородистриктовски, те бескомпромиссно. Жёстко. Взбешенный глава распорядителей потребовал от юноши, который годился ему в сыновья, юридическое обоснованиею. Он полагал, что молодой ментор просто не может знать регламент проведения Голодных игр наизусть. Но мистер Хлодвиг Боржевой не дрогнул, он блестяще доказал правильность своих действий, после чего убедительно доказал неисполнение обязанностей со стороны распорядителей. В итоге ему принесли глубочайшие извинения. Брут был уверен, что эта давняя история в Капитолии забыта.

Банкир же продолжал говорить:

— Все без исключение молодые менторы совершают элементарные ошибки. Но не он. Естественно, этот молодой человек не мог не привлечь мое пристальное внимание. Его ум производил сильное впечатление, хладнокровие подкупало. Ливия попросила меня представить его ей, я тотчас согласился. Так началось наше близкое знакомство. Большое везение заключалось в том, что этот чек попал именно в мои руки.

— Простите, сэр, а каком чеке речь? — задал вопрос Горец. Он помрачнел.

— Да, да. Вижу, что что-то вам рассказывали. — фальшиво ухмыльнулся банкир. — Речь именно о нём. Чек на тридцать миллионов. Чек за подписью леди Авроры Кёнисегг. Кто ещё мог с непринужденной лёгкостью подписать чек на такую сумму. Это сейчас чек на триста миллионов не такая уж и редкость, но тридцать лет назад эта сумма была исключительной. Итак, по словам Хлодвига, чек он получил от Стромера. Гермеса Стромера.

— Основателя академии Первого дистрикта? — переспросил не веривший собственным ушам Горец. О таком ему ничего не рассказывали! Брут Саммерс чувствовал себя мальчишкой. Победители первой декады Голодных игр самыми невероятными, самыми потрясающими воображение историями с ним не поделились. Бруту было обидно. Обида прямо-таки жгла ему глаза.

— Да, Стромер передал чек Хлодвигу, а он предъявил его мне. Я незамедлительно санкционировал перечисление суммы. Три с половиной миллиона долларов. Но это не сработало, времени не хватило, девочка умирала от сепсиса. Она умерла уже после того, как ей вкололи лекарство.

— То есть? — ещё раз переспросил Брут.

— У меня имелись полномочия, но главное: я знал: слухи о близких отношениях мистера Стромера и леди Авроры Кёнисегг — правда. А самое главное, что Стромера связывают особые доверительные отношения с мистером Фергюсоном (прим.: Ромул, основатель академии Второго дистрикта) и факт такого «подарка» удивительный, но заслуживает доверие. Я не стал наводить справки, сразу дал разрешение на проведение платёжной операции. А теперь представьте, как бы себя вёл кассир отделения в Тренировочном центре, попади этот чек в его руки? — улыбнулся, но весьма недоброй улыбкой банкир.

Понявший, наконец, о чём речь, Горец кивнул головой, говоря:

— Они ни за что не дал бы чеку ход. Он позвонил бы старшему кассиру, а тот ничего не сделал бы, не получив вашего одобрение.

— Верно, мистер Саммерс. Верно. А счёт времени шёл на минуты. Это случилось в финале! А в финале, не мне вам говорить, дорога каждая секунда.

— Случалось, что всё менялось за доли секунд и вот тогда скорость с которой я могу отправить посылкe… Нет ничего более важного. — согласился с банкиром Горец. — Я понял вас, мистер Лесситер, подобный вариант является фатальной ошибкой.

— Именно. сэр. Вам придётся молниеносно принимать решения, а самое фатальное, что может случится, это отсутствие резервных средств в финале. Но я верю в вашу выдержку и в ваше хладнокровие, Саммерс. Эбернети сейчас закончит подписывать комплекты документы и ему понадобиться ваша поддержка. Помните: он, а не вы в опасной ситуации.

— Опасной ситуации? — с холодной невозмутимостью переспросил Горец.

— Именно. Его задача — не сломать себе шею, а ваша — помочь ему в этом. И я не думаю, что это будет просто.

— Я тоже так думаю. — кивнул в знак согласия Брут.

— Тогда прощайте, я желаю вам удачных игр, мистер Саммерс. — Лесситер встал и протянул Горцу руку. Брут её церемонно, очень медленно, с поклоном, пожал.

— Благодарю вас, сэр. — холодно ответил, прощаясь с главой «Банка Панема», Брут.

Ему пришлось тщательно скрывать тот факт, что не верил не единому слову этого человека. Он вынужден был улыбаться, но Диокл Лесситер вызывал у него отвращение.

* * *

Собственно говоря, беседа Брута и банкира длилась недолго. А до того времени Горец активно помогал Хеймитчу. Помогал не сойти с ума, не рехнуться, от того огромного количества бумаг, которых приходилось подписывать. Фавония три раза привозила новый комплект документов на особой тележке, так много страниц они содержали и такими весомыми они были. Поначалу Хеймитч не желал ничего подписывать наугад, не зная тонкостей, в частности юридических. Поэтому первый час ждя Брута стал настоящей пыткой: ему приходилось всё подробно разъяснять, назначение каждого документа, Хеймитч ловил всё на лету, но времени на это требовалось так много, что настал момент, когда терпение у Горца закончилось. И он сказал с неудовольствием:

— Митч! Ты решил провести в этой замечательной комнате весь день. Воля твоя, но я не могу это себе позволить. Извини! Через час у меня назначена встреча с «Тайгером» Монти, отменить её я не могу. Перестань же задавать одни и те же вопросы, доверься мне, пожалуйста.

— Ладно! — с обидой, скрепя сердце, ответил ему Хеймитч. Приходилось идти на известный риск. А делать это очень не хотелось, он не успевал понять и пятой доли информации, который он получал онлайн. Он сердился и был весьма обижен на приятеля, для него было очевидно, что явиться сюда неподготовленным было громадной ошибкой. То, что Горец не предупредил его об этом, он полагал натуральной «подставой».

Разговор менторов происходил в небольшом, но очень уютном, превосходно освященном помещении. Отделанном белом мрамором, сам вид его внушал хорошее настроение, предрасполагал к уверенности в своих силах и придавал энергичности.

Процесс подписания документов ускорился, но к концу второго часа Хеймитч практически не чувствовал пальцев на правой руке, а в его голове надёжно воцарился тихий звон абсолютной пустоты. Голова его отказалась работать по соображениям принципиально характера.

Вошедший банкир жестом поманил к себе Горца и с определённом удовлетворением отметил (и запомнил) полуобморочное состоянии Хеймитча, после чего состоялся описанный выше разговор. После которого Брут торопливо вернулся в «мраморную комнату», где Хеймитч заканчивал подписание последнего увесистого тома «Согласований и разрешений на проверку и контроль производимых транзакций».

— Ты плохо выглядишь. — вздохнул сочувственно Горец.

— Е-е-е-е. Я почти закончил. — с некоторым замедлением ответил приятелю совершенно не соображающий Хеймитч.

— Сейчас тебе принесут чего-нибудь выпить. — отозвался Брут. Он тысячу раз пожалел, что взял на себя роль «контролёра». Ему было предельно ясно, что очень скоро ему придётся крепко держать за руку Хеймитча, не давая ему совершать одну ошибку за другой, терпеть его неудовольствие, злость и обиду. Он понял: Эбернети быстро почувствует, как сильно «опека Горца» связывает его по рукам и ногам. Брут полагал, что освободиться от неё проще, чем кажется, Хеймитч обязательно скинет с своего плеча его руку и вот тогда… За всё ответит именно он, Брут. Неизбежно.

Он отправился за Фавонией, которая принесла чашку крепкого чая, после которой Хеймитч почувствовал небывалый прилив сил. А сам Брут ни есть, ни пить, просто физически не мог, настолько сильное потрясение на него вдруг навалилось. Однако, он и вида не подал, сохраняя на лице маску холодного спокойствия, это было сейчас совершенно необходимо. Для Хеймитча. И Горец прекрасно это понимал.

Два часа истекли и «Банк Панема» выпустил их из «заточения». Потому что все требуемые бумаги были подписаны, а удерживать двух менторов более смысла не было.

Вышедших из «комнаты с мраморными стенами» молодых людей ждал сюрприз, их уже ждали. Довольно высокая девушка с хитрым выражением на физиономии:

— Привет, парни! Вы закончили, а то я вас заждалась.

— И тебе доброго утра, Жаклин! Как ты нас нашла? — невозмутимый и внешне холодный как лёд Горец улыбнулся широко и по-доброму и протянул обе руки перёд, давая ей заключить себе в объятия.

— Привет, Брут. Ты ещё спрашиваешь? Хотела и нашла, ты меня знаешь — если хочу, найду! — рассмеялась девчонка. Победительница 51-х игр Жаклин Карлсен из Третьего дистрикта.

Она сама по себе была незаурядной личностью: «Убийца с ослепительной улыбкой», так её прозвали в столице. Так ещё одета она вызывающим образом: брюки в Капитолии носили лишь самые отчаянные модницы, желавшие бросить вызов своим кавалерам, мужьям и отцам. Очень богатые и материально ни от кого не зависящие. Единственные наследницы крупных состояний, как правило. Широкополая шляпа скрывала короткую, очень короткую для девушки стрижку, свободного покроя серый костюм был абсолютно мужским, модные бриджи Жаклин, широкие и не стесняющие движений, были заправлены в краги, высокие сапоги на шнуровке. Последний аксессуар был исключительно женским. Слишком изысканным и очень дорогим, без всяких сомнений. «Убийца с ослепительной улыбкой» всегда одета была одета «с иголочки», её сложно было не узнать и она никогда не повторялась.

Затем она повернула голову в сторону Хеймитча, на его лице появился здоровый румянец и озорная улыбка, Жаклин подействовала на него как самое лучшее лекарство.

— Привет, куда идти? — просто спросил девчонку Хеймитч.

— Куда скажу! — сдвинула брови Жаклин. Хеймитч рассмеялся, страшное напряжение как рукой сняло. Он опять был готов к приключениям.

И троица направилась в скоростной лифт, тот самый про который рассказывала Фавония. Внезапно лифт затормозил и сделал незапланированную остановку. Кажется, на девятом этаже.

— Это что такое? — воскликнула Жаклин и отправилась на разведку. И «разведка» дала следующий результат:

— Аристид! Твоих рук дело? — строго спросила она у мужчины лет двадцати восьми.

Аристид Фицрой-Камерон, собственной персоной, стоял у лифта в картинной позе, опёршись на трость, сделанную из орехового дерева. На патриции был строгий чёрный костюм, дополненный золотистой каймой. Белый жилет, голубая рубашка и самое главное: сотканный из золотых нитей галстук. Образ завершали светлой кожи туфли.

— Разумеется, моих. Жаклин, я знаю, куда вы направляетесь. Но никому не скажу. Взамен я украду у тебя Митча на двадцать секунд? Идёт? — бархатный баритон мужчины усыплял бдительность. Этот мужчина был олицетворением опасности и силы.

Но это совершенно не производила впечатление на девушку:

— Двадцать секунд. — милостиво дала она своё своё разрешение. Мнение Брута, не спрашивалось вовсе. Впрочем, Горец умел многозначительно сохранять молчание, когда это было необходимо. Согласие Хеймитча не требовалось, он заранее был «только за».

Мужской разговор на двадцать секунд.

— Привет, Митч! — Аристид умел быть учтивым, галантным и потрясающе хватким. В этом ему равных не было. Вожак «жёлтых», самой молодой и самой агрессивно-дерзкой клики не мог быть другим. Выражение его лицо не оставляло сомнений: разговор обещает быть жестким и предельно конкретным. Х. не ждал от него ничего хорошего.

— Оу. Привет, что хотел? — Хеймитч успел неплохо узнать Аристида, он не забывал, что перед ним человек, для которого двадцать секунд — достаточный отрезок времени для решения серьёзных дел.

— Хочу просить тебя об одолжении. По-взрослому, — честно предупредил Аристид. Уловив в глазах Х.Э заинтересованность и пару невысказанных и даже несформулированных до конца вопросов, принялся отвечать на них. — Я знаю, о чём вы говорили с Леди Тицианой. О войне и мире. Что причиной войны может стать Брут. Покушение на которого — дело рук мерзавцев из моей партии. Собственно, как только я об этом узнал, тотчас нашёл тебя. — Затем он жестом попросил Х. не открывать рта. Полуобещая, что он всё расскажет сам. — Не был бы уверен, не говорил бы. Ты — единственный, кто сможет его остановить. Не спорь. Дай мне объяснить. Горец страшен в гневе. Сейчас у меня довольно мало шансов остановить войну, но я сделаю все чтобы она не началась. Брут — кровный родич Хаммерсли. А даже хуже, если бы он родным племянником Леди Тицианы. Они — патриции, я — патриций, и ты, Митч, тоже… Не спорь, пожалуйста… Я прошу о многом, Митч, остановить Горца, под силам лишь двоим. Ниобе, его ментору… но она пока не сможет прибыть в Город. Второй человек — ты.

— Почему? — в глазах Хеймитча была обида, когда двое самых могущественных людей Капитолия просят его об одном, о помощи, отказаться нельзя. . Но цена ошибки! Хеймитча откровенно пугал ответ на этот вопрос.

— Открою тебе небольшую, но очень важную тайну. Брут считает тебя более достойным Победителем чем он сам. Достойным, понимаешь?

— Я догадывался. — промолвил поражённый и очень обеспокоенный словами Аристида Хеймитч.

— Просто прими этот факт как должное. Так будет проще. — попросил Х. капитолиец.

— То, о чём ты просишь меня, как мне это сделать? Точнее, ты и Леди Тициана! Я пока понятия не имею, как это исполнить! — с лёгким раздражением ответил Х. Э.

— Да, тебя просят помочь обе стороны. Твоя задача — сохранить жизнь лучшему другу. Но тебе нужны доказательства. Хорошо! Я назову тебе имена тех, кто «оплатил» смерти Тиро Жуайез и Горца! Овидий Хемфри и его отчим, Блез Хоуп. Они — «мои люди», я обещаю наказать их. Но не сейчас, во время игр у меня связаны руки. — начал раскрывать карты Аристид.

— Ты должен всё оставить в тайне? — предположил Хеймитч.

— Да, ты прав. — и он продолжил называть имена. — Следующее имя — Бьюти. Да, это именно она. Причастность Грацио не может быть доказана., но… Ты понимаешь?

— Понимаю. — с горечью с голосе ответил Хеймитч. Когда Аристид произнёс имя Победительницы, едва не забравший его жизнь в первый год после его Победы, Эбернети дёрнулся. Рефлекторно. Непроизвольно. Словно от удара.

— Среди «синих» у них есть соучастник. Назови Леди Тициане имя предателя. Тайгер Монти. В долгу «волчица» не останется.

Волчицей молодые патриции за глаза окрестили Леди Тициану Пемблтон, но так как оно ей не понравилось лишний раз произносить вслух остерегались.

— Она спросит источник. Я могу назвать его? — очень тихо спросил Хеймитч. Ему было трудно скрывать потрясение, который переживал в эти мгновения.

— Нет, не можешь. Скажи, что ты его назвал. Этого будет достаточно. — отрицательно покачал голову Аристид. — Но самое главное — Горец. Только ты можешь его остановить, когда до него дойдут чёрные вести. Не обещай и не клянись, Митч! Ведь ты мне ничего не должен…

— Я должен. Теперь должен. — тихо ответил Хеймитч. Он сейчас чувствовал страшную тяжесть, наваливающуюся на его плечи.

— Не мне. Ему. — Камерон старался не давить на Хеймитча, но сила убеждения этого человека была такова, что Х.Э. невольно «прогибался» под ней.

— Знаю. — Хеймитч чувствовал себя отвратительным образом. Похоже, этот день, был очень близок, чтобы стать днём его смерти.

— Моё время истекло, Митч. Я рассказал тебе всё, что мне известно.

— Ты правильно сделал, что всё мне рассказал. Когда Ниоба приедет?

— Через неделю, не раньше. Я — твой должник, Митч!

— Сделаю всё, что смогу. — очень слабый Хеймитч отвечал одними губами.

— Извини, что втравил тебя в эту историю.

— Победители помогают друг другу, а друг — это друг. Без вариантов. Пошли, нас ждёт Жаклин и… Ты знаешь, куда я спешу. — Хеймитч говорил медленно. Ему казалось, что силы покидали его. Насовсем.

— Догадываюсь. Беги, счастливчик. — Аристид каким-то образом сумел вдохнуть в друга силы в самый последний момент. Сил у Эбернети прибавилось и они расстались. На куда больший срок, на который рассчитывал Хеймитч. И рассчитывал Аристид.

* * *

— Скорее, Митч! Едем скорее, она ждёт. — торопила парня весьма недовольная Жаклин. — Парни! Вы меня достали. Понимаете, достали! Брут, что ты молчишь?

— А что могу сказать? — бесстрастно ответил Горец.

— Да ну вас обоих! — ещё пуще разозлилась Жаклин. Нечто заставляло её сильно нервничать.

Молодые люди продолжили спуск вниз. Выйдя из Банка Панема они, вместо того, чтобы вернуться в Тренировочный центр, свернули налево, в здание Капитолийской зерновой компании. Жаклин шла впереди, парни сзади. Девушка ускорила шаг, она явно торопилась, или боялась куда-то опоздать.

Вместо того, чтобы подняться на лифте наверх они направились в подвал. Вернее, Жаклин привела юношей к закрытой железной двери, которую она отперла электронным ключом. Который не мог принадлежать Победительнице, если только она не была инженером в Трансфере, капитолийской подземной железной дороги. Именно туда привёл их технический коридор.

Оказавшись перед матовым стеклом, за которым можно было разглядеть станцию «Банк Панема», куда как раз прибывал пассажирский поезд, удивлённый Брут спросил Жаклин:

— Что мы тут делаем?

— Без вопросов, за мной, — не останавливаясь и не поворачивая головы буркнула Жаклин.

Хеймитч с Брутом вынуждены были следовать далее за уроженкой Третьего дистрикта. Ведь только там рождались настолько технически продвинутые девушки. Следующую запертую дверь она открыла другим, на этот раз металлическим ключом. В помещении, куда они вторглись, находилось несколько работников Трансфера. Они были не очень удивлены появлению Жаклин. Один из них даже помахал ей в знак приветствия, Жаклин сдержано и скупо ответила на приветствие. Следующая дверь была открыта и вела она в длиннющий тускло освещенный коридор. Который вёл, как оказалось, на подземную автостоянку. Которая находилась под зданием Капитолийской электротехнической компании. Которой принадлежал в сущности Третий дистрикт. Там их уже ждала Сибилла Сноу. Невеста Хеймитча.

Страшная-страшная тайна.

POV Хеймитча Эбернети

Она была в голубом платье. Это может быть лишь тогда, когда настроение у неё боевое. А чтобы даже сомнений не было, что это именно так и есть, Сибилла одела белые туфли. Короче, умри сомнения, я вам сейчас покажу…

— Привет, Митч! — любимая говорит мне. Слишком уж мрачное выражение застыло на её лице. Слишком мрачное. Слишком серьёзное. Для влюблённой девчонки девятнадцати лет, она на год младше меня. Отмечаю это про себя.

Я не отвечаю. Молчу. Таков ритуал, понятный только Сибилле и мне. Я отвечаю посредством своего лица. Сдержанное дарю любимой улыбу. Больше не требуется, большего не надо. Улыбка не капитолийская, капитолийских улыбочек в тридцать три зуба она терпеть не может. Насмотрелась. Имеет право, я это понимаю и признаю. Зато так улыбаются люди в Дистрикте Двенадцать, и в Дистрикте Восемь, и в Дистрикте Три, и в Дистрикте Пять.

Как улыбаются в Дистрикте Один я не знаю, меня встречало угрюмое молчание. И ненависть, ею меня окатило с первых же секунд прибытия. А всё потому, что я убил Сторми. Она была «из наших» в этом дистрикте, в этом всё дело, короче я мечтал в Первом только об одном: убраться оттуда поскорее. Как оказалось, когда я оттуда уехал, радоваться было рано. И расслабляться тоже. Как быстро выяснилось…

Я не спрашиваю Сибиллу ни о чём. Мне всё расскажут. Только торопиться не следует. Она презирает торопящихся без толку людей. Капитолийцев. Своих земляков. Я нисколечки не осуждаю её за это. Всей душей я понимаю это. И разделяю. В этом мы с любимой заодно.

— Жаклин, пожалуйста, — обращается Сибилла к весьма опасной девушке, родина которой Третий дистрикт.

Жаклин молча достаёт из кармана некий прибор. Небольшой меньше ладони предмет тускло зелёного металла. Направляет его на стены. Направо. Налево. Сзади. Впереди. Это помещение не такое и обширное, стены шагах в пятидесяти, не более. Наконец, она произносит. С мрачной удовлетворенностью в голосе:

— Готово. «Слушать» нас не получится.

— Ты уверена, что хотя бы часть слов нельзя записать? — спрашивает Сибилла.

— «Писать» нас обязательно будут, но только запись будет испорчена. — пряча прибор, отвечает Жаклин.

— Но разобрать хотя бы часть разговора будет можно, или нет? — строго спрашивает Сибилла.

— Очень-очень проблематично. На пять дней работы это точно. Подбор кода, код сверхсложный, я тебе говорила. Дешифрование, устроение помех. Восстановление. Попытка восстановить фрагменты, которые не подлежат восстановлению. Мартышкин труд. — преспокойно отвечает Сибилле Жаклин.

Девчонки говорят, мы с Брутом молча слушаем. Слушать их одно удовольствие.

— А сколько в итоге удастся расшифровать, по твоего мнению? И когда? — следующий вопрос Сибилла задаёт уже нормальным голосом.

— Процентом пятнадцать, на это уёдёт неделя. — чётко отвечает Жаклин.

— Идёт. Спасибо. Меня это устраивает. — наконец, Сибилла удовлетворена. Именно это можно прочитать на её лице.

И вот Горец не выдерживает. Решает сказать то, что я говорить не могу. И не хочу. Мне нельзя.

— Мисс Сноу! Можно вопрос.

— Разумеется можно, мистер Саммерс. Вы здесь имеете право знать. Сейчас я всё объясню. Немного терпения. Я внимательно наблюдая за Сибиллой и то, что я замечаю, мне совершенно не нравится.

— Митч! — Сибилла не торопясь начала говорить. Она абсолютно спокойна. Слишком. Отрешённое выражение лица, так для неё не свойственное. Это верный знак, что ей страшно. Её что-то гнетёт, но из-за всех сил Сибилла старается сделать вид, что ей всё равно. Я насторожился. Очень. — тут такая каша заварилась, не знаю с чего и начать… Я всегда считала себя умной и разумной девушкой. И осторожности мне не занимать. Но сейчас я понятия не имею что делать.

«Что-то не так пошло на гаданиях» — догадался я. Прочие реагировали по разному: Брут никак, без эмоций, впрочем, он всегда такой. Жаклин и так была мрачная, теперь она стала более мрачной. И недовольной.

— Начало замечательное. — подала голос Жаклин. Вот что в ней не всегда к месту, так это привычка к откровенности.

Сибилла тем временем продолжила:

— Всё случилось вчера днём. Вначале всё было как всегда. А потом… — Сибилла сделала неловкую паузу. — Понтий начал гадание, я стояла сзади. Священные куры. Митч! Ты знаешь.

Я знаю, Горец в курсе, в вот Жаклин? Выражение её лица не изменилось. Сибилла почему-то сделала вид, что нет необходимости разъяснить суть гадания. Наверное, а что-то не знаю? Не имею представления, как так можно? Капитолийцы, они не такие как мы. У них всё по-другому! Каждый раз я удивляюсь, когда дело касается Леди Латоны, матери Сибиллы и вот теперь её самой! Патриции. Да, с ним проще, всё более-менее. . Но это так кажется. У патрициев всё крутится вокруг империя, то есть власти. И вообще кому это придёт в голову, если только тебя не кормили этим с детства? Почему Сибилла убеждена, что Жаклин всё поймёт? Да, палец ей в рот не клади, девчонка смертельно опасная и соображает она очень хорошо. Но. Нет, не понимаю. Сибилла невозмутима: всё сложно, но надо быть ко всему готовой! Хорошо, вот только сейчас она натянута словно струна, уж я-то знаю!

— Пять отрицаний. Обычно и один это дурной знак. Понтий удивился, я тоже была шокирована.

Я бы тоже очень удивился. Понтий — авгур, жрец бога война Марса. Сибилла — его помощница. Лет пять, это много. И я с ним знаком. Не близко. Он молчалив и спокоен. Практически всегда. Чувствую, как неприятно сосёт под ложечкой. Дрянное чувство, давно это знаю.

Сибилла тем времени продолжила говорить:

— Дальше-больше. Курицы очень странно себя вели. Сначала необъяснимое возбуждение, затем апатия. Резко. И они все уснули. Прямо во времени гадания. Дурной знак, это я точно знаю. Понтий решил поискать в гадательных книгах, лучше бы он этого не делал, стало значительно хуже. Никогда не видела его таким бледным и растерянным…

Понтий растерян, это что за бред? Да его ничто на свете не может ни напугать. Или удивить!

Горец всё это время молчал, а сейчас решил подать голос. Чтобы успокоить Сибиллу, я полагаю:

— Мисс Сноу! Труднее всего нам даётся всё то, что нам приходится делать первый раз. И это объяснимо.

— Согласна, такого ещё никогда не случалось. Понтий нашёл в гадательных книгах, что причина может быть неожиданной. Например, какие-то игры…

— Игры. Голодные игры? — с великой заинтересованностью, у неё даже глаза заблестели, отреагировала на слова Сибиллы Жаклин.

— Но. Я не уверена. — дёрнула правым плечом Сибилла. — Не могу исключить, что ты права.

А я и не знал, что Сибилла и Жаклин на ты.

— Понтий очень обеспокоен тем, что он прочёл. Во время игр некто мог попытаться устранить другого участника. Во время игр или до старта игр.

— Очень интересно. — произнесла Жаклин и скосила правый глаз на меня. Взгляд получился заговорщическим.

Я ей еле заметно ответил. Знаком согласия. Полагаю, Брут не имел возможности это заметить, он не отводил глаз от лица Сибиллы.

Сибилла решив, что она рассказала достаточно, подытожила решительным голосом:

— Вот такие дела, господа, могу ошибаться, но мне очень-очень кажется, что первая, кто попадёт под раздачу, это я.

Жаклин неожиданным образом среагировала на её фразу, получилось не особо вежливо, но, признаю, весьма весомо:

— Ты оказалось не в то время, в не том месте. Поздравляю, хуже не могло быть.

Сибилла зыркнула на Победительницу, но ничего не ответила. Пока я подбирал слова и собирался с мыслями — любимая трусит, но не признается в этом, к тому же она троекратно перестраховалась, поделившись своими опасениями не только со мной, но пригласила ещё двоих Победителей, Жаклин продолжила солировать:

— Ты всё правильно сделала! Не держи страхи в себе, с подобными гадостями лучше справляться в компании. Друзей, желательно.

Затем голос подал Горец, как оказалось без толку:

— Мисс Сноу! — начал он тихо и вкрадчиво. — Случившееся очень странно, но я уверен, что катастрофы нет. Я не говорю, что поводов беспокоиться у вас нет. Они есть и они весомые. Но не следует относиться к ним слишком серьёзно и…

Брут пришлось досрочно завершить свою речь. Сибилле категорически не понравилось что он сказал, а главное как. Выражение её лицо стало угрожающе недовольным. Любимая сделала жест правой рукой. Требовательный знак. И Брут вынуждено замолчал.

— Мистер Саммерс, — слишком горячо для уроженки Палатина начала девушка. — Не надо меня успокаивать. Я ломаю голову, что всё это значит. Я хочу понять. Потому что мой внутренний голос сейчас кричит, он просто орёт что опасность огромная и что она здесь. Рядом! — закончила она с яростью. Ярость её была холодной, но но всё же…

Брут не ожидал такого жёсткого отпора и немного смутился. Ответ Сибиллы ему очень не понравился. Обстановка накалялась и я решил, что пора мне вступить в разговор. Хватит молчать, пора внести своё веское мнение.

— Сибилла! К чему такая резкость? Ответь мне, пожалуйста, ты позвала нас чтобы получить поддержку?

— Ну, да, — вынужденно признала всё ещё очень злая Сибилла.

— Немного терпения. Зачем ты встаёшь на дыбы?

Сибилле мой ответ не понравился ещё более чем слова Брута. Но такт не позволяет патрицианке Сибилле Сноу начинать со мной спор, или действовать более жёстко. Она вынужденно подчиняется, но не может не задать мне вопрос. Возмущенная и гневная:

— Это я встаю на дыбы?

— Ты ещё наори на своего жениха. Вот тогда точно будет хуже. — саркастически заметила Жаклин. Вовремя. Потому как Сибилле удалось совладать со своими чувствами и осознать, что она зря обидела Горца. Нет, он ни за что не признается, но я всё собственными ушами слышал.

— Хорошо. Я позвала вас, чтобы выслушать. И да, Митч, я обещаю, что буду спокойной. Просто мне пришлось понервничать сегодня. Ничего подобного в жизни я не видела.

— Мы тебе верим. — заверил я Сибиллу. — Я ещё успею сказать, что думаю. Давайте все выскажутся по очереди. Хорошо, — спрашивая главным образом Сибиллу.

— Ладно. Говорите. Я слушаю. — более спокойным голосом ответила мне любимая.

— Первая ты, Жаклин. — Я опередил Горца, который хотел открыть рот. Ну лучше он пока помолчит. Брут с неудовольствием смотрит на меня, в то время как Жаклин делает то, что по моему скромному мнению сейчас самое то:

— Сибилла! Скажи мне, пожалуйста, что сейчас самое нежелательное и опасное?

Следует небольшой блиц вопрос-ответ.

— Наделать глупостей. — чётко формулирует ответ любимая. Есть! Молодец. Люблю-уважаю-восхищаюсь.

— В точку! — говорит Жаклин. — Мой совет: как можно скорее поговори с своей матерью.

Сибилла всем лицом старается выразить своё несогласие. Но Жаклин не даёт ей открыть рот:

— У госпожи Латоны железная выдержка, ты согласна со мной?

— Да, — с неохотой признаёт любимая.

— Она никогда не позволит себе сделать что-то необдуманное. И другим не позволит. Задушит дурацкую попытку в зародыше. Самым беспощадным образом. Это тебе сейчас может помочь.

Как же так? Как Жаклин смогла охарактеризовать мать Сибиллы, госпожу Сноу, так удачно? Браво! Верно, очень верно. Но я полагал, что Жаклин и Леди Латоны не знакомы. Ладно, признаю: я ошибался. Сибилла решает промолчать: хамить не позволяет палатинское воспитание, а хочется, я же вижу! Но Сибилла сдерживает буйствующий всплеск эмоций.

— Сейчас лучше ничего не делать, ничего не предпринимай. Не проиграешь, точно говорю. — продолжает делиться своими соображениями Жаклин. — Ты ничем не можешь помочь, а вот навредить — запросто! Когда не знаешь, откуда грозит опасность и узнать нельзя никаким образом, это может быть. Всегда следует помнить про цену ошибки. И если Понтий обеспокоен, это серьёзно.

— Знаю. — мрачно отвечал ей Сибилла. Тихим голосом. Мрачная-мрачная.

Я мне не известно, что Понтий, великий авгур, не покидающий Палатин, ему просто запрещено это делать и Жаклин знакомы. Так-так. Очень интересно. Обожаю узнавать что-то интересное. И новое. Узнавать первым. Желательно.

— Теперь ты, Брут. — старательно пытаюсь охранить любимую от нервного срыва. Жаклин всё верно сказала, но такая уж у неё манера: бить наомашь, Жаклин убила на арене девятерых, шестеро из которых парни и спит спокойно.

— Мне особо нечего добавить, — начал не торопясь Горец. — Но то, что всё плохо, лучше не отрицать. А ещё я рекомендовал не говорить ничего вашему отцу. Не надо, мисс Сноу, так будет лучше.

И это всё!!! А я ожидал, что Горец будет говорить минут десять. Неужели резкий ответ заставил его резко сбавить обороты. Да ладно?

На этом тайное совещание двух Победителей, Победительницы и одной очень сильно нервничающей девушки девятнадцати лет из очень непростой капитолийской семьи заканчивается. Мы с Брутом возвращаемся с своим менторским обязанностям, а Сибилла и Жаклин (???) уходят. Уходят вместе. Попрощавшись, но куда-то очень торопясь. Что за тайны, угольный чарныш меня побери! Терпеть не могу, когда Сибилла так делает.