Волшебство Петунии Дурсль (джен)

Когда они наконец вышли из лабиринта магазинов, у Снейпа было странное выражение лица. Не знающий его человек решил бы, что это очередная злобная гримаса. Но Петуния помнила его еще тощим мальчишкой и глазам своим не верила. То, что сейчас блуждало у него на лице, вполне можно было назвать... улыбкой.

— Знаешь, я не могу понять, чего бояться больше — твоего волчьего оскала или хорошего настроения, — Петуния и не заметила, как эти слова вылетели наружу. Впрочем, даже просто подумай она их про себя — у ее провожатого была весьма мерзкая привычка читать мысли на лету. Петуния замолчала, мучительно пытаясь сообразить, как ей обращаться к своему спутнику. Лилькин бывший, как она давно окрестила его про себя, все же было слишком грубое прозвище. Снейп — слишком сухое и формальное. Особенно после всего, что этот странный человек уже сделал для них.

— Вообще-то у меня есть имя, — тихо произнес Снейп, прервав поток размышлений Петунии. Догадался ли он, о чем она думает, по неловкой паузе, повисшей в воздухе, или, как обычно, просто залез в голову к собеседнику — как всегда, осталось неизвестным.

— Сколько мы тебе должны? — спросила Петуния, почему-то шепотом. Ей казалось невозможным разбить хрупкую тишину этой странной минутки.

— Пф. Глупости. Это лишь то, что вам и без того задолжал магический мир, — ответил Снейп так же тихо, и даже почти не сердясь. — В конце концов, я могу это себе позволить. Я декан факультета.

— Пф, — настала очередь Петунии фыркать и отплевываться. — Хвастаешься, как мальчишка. Какая бы ни была у тебя месячная зарплата, сейчас ты спустил явно больше.

Снейп лишь неопределенно пожал плечами, что заставило Петунию удостовериться в правоте своих слов.

Они постояли еще немного в тишине, чувствуя, как истончается и тает странная минутка.

— Что ж, пошли, — решительно сказал Снейп, и лицо его приняло обычное издевательское выражение.

— Ты всегда ходишь с таким видом? — не удержавшись, поинтересовалась Петуния. Почему-то ей было очень жаль той спокойной теплоты, на секунду промелькнувшей у Снейпа на лице.

— Всегда, — охотно откликнулся Лилькин бывший. — Должность обязывает.

Петуния чувствовала, что за этой неловкой попыткой отшутиться скрывается что-то еще, но решила поразмыслить об этом в более безопасной обстановке, когда ее мысли некому будет услышать.

Словно почувствовав ее сомнения, Снейп решил добавить объяснений.

— Таким образом я избегаю вопросов.

Петуния не могла не согласиться, что методика весьма эффективная. Человека с таким выражением лица не только не хотелось ни о чем расспрашивать, но и появлялось жгучее желание вообще избегать встречи с этим типом во веки веков.

— Тебе, должно быть, очень одиноко, Северус.

Имя, произнесенное тихим спокойным голосом, казалось, ударило ее собеседника наотмашь. На минуту он как будто забыл, как дышать.

«Но ты же сам просил называть тебя так», — как можно более громко подумала Петуния. В то же время она и сама понимала, что невольно нарушила какую-то границу, допустила вторжение в очень личную зону.

«Как же часто его зовут по имени?» — озадачилась Петуния, и вдруг помимо своей воли услышала внутри себя тихий свистящий шепот: «Северус-с-с», не предвещавший ничего хорошего. Шепот оборвался внезапно, как будто на говорившего накинули петлю, и сменился более звучным, но все равно каким-то неприятным голосом: «Северус, мальчик мой…» Что-то было в этом обращении очень фальшивое, но Петуния постаралась отложить свои мысли до лучших времен, видя, как некомфортно для ее собеседника невольное подслушивание.

— Нам пора, — Снейп решительно шагнул вперед и взял Петунию за локоть. В голове у нее наступила оглушительная тишина.

«Нет, я никогда не привыкну к этой ипо.. эпо... упорации, одним словом. Главное — перед ней не есть», — думала Петуния, стараясь унять головокружение и перестать видеть зеленых мошек, скачущих у нее перед глазами. Все это время она опиралась на руку Снейпа.

— Вы уже приехали, здорово! — раздался тихий возглас, и несносный племянник, Гарри бросился к ним со всех ног. Вопреки ожиданиям он даже не весь измазался, и аккуратно подстриженные симметричные розы и ровная лужайка под ними сохранили свой первоначальный цвет. Зато покраска забора была практически завершена.

— Мама, я почти закончил. Дядя Северус, привет! Вы с покупками? Булочки с вишней или с клубникой? Ой!

На глазах покупки выросли в размерах.

— Ух ты! Глобус! — завопил Гарри и незамедлительно схватил его. Глобус в липких, измазанных краской руках не удержался и выскользнул. А затем покатился, подскакивая, как мяч, по двору. Петуния рванулась было, чтобы остановить его падение, но было поздно. Глобус подлетел на небольшой кочке и, высоко подпрыгнув, смачно впечатался в гладкий камень дорожки. Его новая лучезарная поверхность треснула и рассыпалась на мелкие кусочки.

Гарри застонал от разочарования.

У Петунии не было времени на раздумия. Ведомая каким-то странным чувством, она подошла к осколкам и осторожно взяла их в руки. На глазах они стали срастаться, и вскоре глобус — целый и невредимый — был водворен в комнату Гарри.

Поглощенная спасением глобуса и утешением ребенка, Петуния на время совершенно забыла о Снейпе. И зря — такого выражения лица она еще никогда не видела на его лице. Это была смесь глубокой задумчивости с оттенком почти испуга. Кажется, он задался вопросом, на что способна волшебница, если она захочет отомстить своему обидчику, когда-то насмехавшемуся над ней за отсутствие волшебных способностей.

Но Петуния была далека от мести. Она вообще, как и всегда, когда из пальцев неожиданно вытекало волшебство, чувствовала себя на удивление растерянной.

— Эм, ну вот. Кажется, я все-таки тоже волшебница, — неуверенно произнесла она, беспомощно разводя руками. И выражение лица у нее было такое, что казалось, еще секунда — и она расплачется.

Северус пристально смотрел на нее. Как будто хотел разглядеть спрятанное будущее, как будто ожидал подвоха или взрыва. Пытаясь скрыть смятение и растерянность, Петуния покрепче взялась за косяк двери и мотнула головой в сторону кухни.

— Давай хоть чаю попьем, — умоляюще произнесла она, — мне надо с тобой о многом посоветоваться.

Руки порхали над белоснежным фарфором чайника. Вернон не любил крепкой заварки. Считал ее вредной для здоровья. Ага. А Петуния теперь полюбила чай покрепче. «Ничего, что…» — начала она мысленно, но была прервана тихим усталым, неслышным для других шепотом: «Делай, как считаешь нужным. Это всего лишь чай».

Всего лишь чай, мягко шурша, сыпался с поблескивающей серебристой ложечки в узкое горло чайника. Пританцовывал вместе с паром, будоража тонкими, многообразными, едва уловимыми ароматами. Петунии неожиданно пришло в голову, что Северус тоже горевал о Лили. Внезапно вспомнилось, как он пережил смерть матери. «Остался почти совсем один, — ужасным шепотом приговаривала Лили, делая большие испуганные глаза, — у него же никого нет, кроме этого алкоголика, ты представь». И Лили качала головой, рыжие локоны рассыпались потревоженными прядями у нее по плечам, и Петуния все никак не могла отделаться от ощущения некоторой театральности переживания, как будто Лили не только говорит в этот момент, но и смотрит на себя со стороны и восхищенно шепчет: «Какая милая, отзывчивая девочка! Ах, как она переживает».

Подавив привычное раздражение, Петуния передернула плечами. Мрачное облако раздумья набежало и у Снейпа на лицо.

«Надо его хоть о чем-то расспросить, пока он не ушел», — подумала Петуния и, как всегда в эти последние дни, отодвинула переживания подальше и занялась решением насущных вопросов.

— Понимаешь, я не знаю, откуда оно все берется. И как происходит. Я даже не могу ничем управлять, оно само.

Северус хотел отказаться от чая. Это было самым первым порывом. Ничто не связывало его с этой чужой, придавленной горем растерянной женщиной. Слишком растерянной. Похоже, у нее были тысячи вопросов, ответов на которые никто не собирался давать. Решив начать вежливо, обратив внимание прежде всего на дела собеседника, Петуния спросила:

— Тобиас жив еще или нет?

Повисший в воздухе вопрос оказался удивительно глупым и даже грубым.

Неудивительно, что Снейп просто промолчал в ответ.

Петуния лихорадочно искала еще общие, подходящие темы. Но в голову ничего не приходило. Слишком много горя, слишком много потерь, с ними наваливалась какая-то чугунная, бесконечная усталость.

«А мы похожи с тобой», — с удивлением и какой-то грустной полуулыбкой прошептал хрипловатый голос в голове.

Петуния тоже тихо улыбнулась в ответ, горько, едва сдержав странный порыв схватить Снейпа за руку и хорошенько встряхнуть. Наверное, так действовала усталость. Но Петуния неожиданно поняла, что Снейп на самом деле не так уж и ужасен. По крайней мере, не настолько, как казалось ей в детстве. В любом случае, он оставался почти единственной ниточкой, что объединяла ее прошлое и настоящее, волшебство в прошлом и в будущем. Кроме того, при всей переменчивости судьбы, Снейп оказался островком стабильности. С его неизменной мрачностью, чернотой в глазах и одежде, мерзком характере, издевательских ухмылках — и странном желании помочь. Нет, к нему никак не применимо выражение "друг детства". Заноза детства? Северус всегда был невыносим — упрямый, ехидный, саркастичный. И в то же время Петуния, неожиданно для себя, увидела сегодня еще и усталого человека, внимательного, ответственного и щедрого. Странноватый друг странноватой сестры вдруг оказался рядом. В тот самый момент, когда весь мир, казалось, разлетался на куски и летел в тартарары.

Каким-то шестым чувством Петуния поняла: этот человек не примет хвалебных речей. От любой попытки дружеского контакта убежит за тридевять земель. С ним надо было как-то по-другому. Просто быть молчаливым спутником, благодаря и поддерживая взглядом и улыбкой. Просто быть собой. Не хитрить и не обманывать. Быть искренней и честной. Не позволять хандре и отчаянию овладеть собой и своими немногочисленными близкими: двумя этими такими странными, на первый взгляд случайными, но такими важными для нее сейчас людьми. Единственными, на которых еще держался ее мир.

«Ближе к делу, — раздался у нее в голове ехидный голос. — Ты, кажется, собиралась у меня что-то спросить?»

«Только честность», — напомнила себе Петуния, на всякий случай, чтобы не раздражаться.

— Ты можешь мне объяснить, как я стала на третьем десятке лет волшебницей? И что мне теперь делать?

— Купить свою первую волшебную палочку и изучать волшебство, — как можно ехидней ответил Северус.

Петуния уловила его изменившееся настроение и поджала губы, чем стала похожей на Минерву Макгонагалл. Северус протер глаза от странной ассоциации: Трансфигурацию в Хогвартсе ведёт молодой профессор Петуния Эванс!

— Класс! — восхитился Гарри. Иронию он не уловил. — Я тоже хочу! Я ведь тоже волшебник?

Северус кивнул.

— Тогда пойдем в волшебный магазин! Сейчас!

— Сейчас уже поздно, мы пойдём завтра! — мягко сказала Петуния ребенку.

Неожиданно ее губы сложились сами собой в улыбку, хотя, казалось, Петуния забыла о счастье на сотни веков. Пришлось даже спрятаться от всех за чашкой чая. Совершенно нечаянно Петуния увидела свой образ в мыслях Снейпа. Как ни странно, ей новая должность понравилась. Было в этом что-то лихое, сумасшедшее, но почему-то отзывающееся теплой волной в груди. Даже на кончиках пальцев забегали теплые мурашки.

Гарри просиял. Его даже не огорчило, что новая мама Петуния отдала дяде Северусу последнюю булочку с вишней. Сколько тот ни упирался, Петуния была неумолима, так что Гарри сам собою надулся от гордости: вот такая у него настойчивая и неотразимая мама. Никто не в силах противиться ее напору. Вечер пролетел незаметно.

Гарри уснул счастливый. Ему снились волшебные сны. Снилась мама, крылатые черные лошади, мрачные люди в капюшонах. И ветер. Сильный ветер. И шёпот могущественной феи: «Иди ко мне».

Гарри не пугали мрачные силуэты странных существ. Он не боялся людей, ставших бесплотными тенями. Он хотел одного — оказаться рядом с мамой, прижаться к ней всем телом, вновь ощутив ее сладкий душистый запах и тепло — единственное, что хранили детские воспоминания.

Гарри проснулся от мысли, что мама теперь у него и на самом деле есть, это тетя Петуния — и эта мысль наполнила его ощущением огромного счастья. Но легкое облачко задумчивости охраняло его всю ночь, и лишь утро развеяло его тревогу.

Петуния хлопотала допоздна на кухне и уснула заполночь. После незначительного и такого краткого разговора с Лилькиным бывшим на душе почему-то стало спокойнее, и Петуния всю ночь спокойно спала, и никакие сны ее не тревожили.

Северус Снейп, как обычно, долго не мог уснуть. Он был растерян и даже расстроен. Он считал себя то жертвой, то охотником. Совершенно точно он не был достоин хорошего к себе отношения. Северус отчетливо помнил слова Дамблдора, там, на горе, когда он смиренно просил защитить Лили. «Вы мне омерзительны, Северус».

Это были справедливые слова. Единственно правильные. Презрение и ненависть к себе испытывал и сам Снейп.

Но сегодня чувства сыграли странную шутку. Почему-то сегодня Снейп не казался себе омерзительным. Внутри, где-то глубоко в душе зародился островок счастья и надежды.

Таких островков на самом деле было два. Один из них сильно охранялся. На нем жили воспоминания, теплые случайные лучики из детства: Лили и волшебство, Лили и дружба, Лили и Хогвартс, Лили и первая любовь. Охраняли эти воспоминания чудовищные драконы — Смерть, Отчаяние и Судьба. Окклюменция. Холод и Бесстрастность.

Но второй островок никак не поддавался драконам. Он вообще не был мертвым, пустым и холодным. Он не был воспоминанием. Это было то, что происходило прямо сейчас. Здесь можно было просто мысленно препираться, не опасаясь задеть или быть задетым, можно было долго пить чай, упражняясь в остроумии. Здесь можно слышать и слушать. Искать ответы и просто молчать. Здесь было странно светло и тихо. Какая-то манящая, давно забытая теплота пронизывала каждое мгновение жизни на этом острове.

Мысли об этом согревали и убаюкивали, так что Северус мгновенно успокоился и заснул. Сегодня, кажется, он смог впервые думать о Лили и не видеть призраков в ночи. Потому что была Петуния, сестра Лили. Может быть, им обоим станет легче, если они хотя бы помолчат вместе о своих потерях.

Северусу снилось кладбище. Джеймс и Лили Поттер. Дата смерти — 31.10.1981.

«Последний враг истребится — Смерть».

Отчаянье, как всегда, холодной острой глыбой накрывало и погребало под себя. Но в этот раз Северус был не один. Его руки обхватывали ладони двух человек. Одна принадлежала ребенку, вторая — женщине.

Были скорбь и печаль. Но такие легкие, будто всю его боль разделили на всех людей мира. Чувство разделенного горя не казалось ему больше невыносимым и не принадлежало ему одному. Был Гарри, которого Северус поклялся защищать. Стояли поодаль Альбус и Минерва.

Но Северус никак не мог опознать лицо и внешность женщины, державшейся за его левую руку.

Сон закончился внезапно. Северус открыл глаза. Он так и не понял, что тревожило его во сне. Может быть, то, что женщина слева смутно напоминала кого-то и была волшебницей.

Глядя на белеющее предрассветное небо, Северус вспомнил, как беспомощно кривились губы Петунии. Она надеялась на его помощь, она доверила ему свою растерянность. Нужно поискать в библиотеке книги о приобретении волшебства в зрелом возрасте. Он понял, что должен разгадать эту загадку. Помимо всего прочего, это казалось еще и неимоверно важным. Северус еще не знал, что точно будет делать. Но оставлять без присмотра семью Эвансов он не собирался.