Волшебство Петунии Дурсль (джен)

День подходил к концу. Липкий, вяжущий. Серый. Накрывающий с головой равнодушной неизменностью. То же небо. То же солнце. Тот же воздух. А Петунии хотелось выть и плакать. Вся жизнь, казалось, рухнула в пропасть, склизкую волчью яму. Без всякой надежды выбраться оттуда даже через тысячу лет. Внутри все застыло, заморозилось, превратилось в лед. Холод сковывал движения, дыхание и мысли. Согреться не было ни возможности, ни желания.

Безнадёжно. Наверное, стоило бы выплеснуть эмоции и свое горе, показать их свету и людям. Но воспитание не позволяло рыдать в голос и рвать на себе волосы. Тем более, что повсюду была одна тьма и пустота, равнодушие. Пустой интерес и лживые слова сочувствия были Петунии ни к чему. Поэтому, как истинная англичанка, Петуния лишь слегка поджимала губы и хмурила тонко очерченные брови, молчаливым кивком отвечая на слова соболезнования и пожелания скорее пройти тяжелый путь скорби и печали. Негоже выражать свои чувства на людях. За несколько дней после автомобильной катастрофы, когда погибли ее муж и ребёнок, дней, подобных бесконечности и превративших ее жизнь в ад, Петуния научилась обуздывать свое горе. Умело прикрывать обычным скорбным выражением лица весь ужас отчаянья, когда поселившиеся в доме тьма и холод грозили поглотить ее саму, разрастаясь внутри, превращаясь в космическую поглощающую пространство и время черную дыру.

Внешне Петуния держалась стойко. Когда были засыпаны землей два гроба — один большой, второй маленький — она не плакала. Когда священник ушел, а соседи и знакомые стали подходить, выражая соболезнования, ее голос был сух и тверд.

Руки сами потянулись к пачке сигарет, которые Вернон курил обычно. Петуния тайком выкуривала по одной сигарете из пачки, понемногу выпуская напряжение на волю и не позволяя гневу взять верх.

Причиной ее гнева были всего три вещи — бардак на кухне, бесконечные счета и племянник. С первым она справлялась самостоятельно, выдраивая кухню до идеальной чистоты. Бесконечные счета оплачивались в первой декаде каждого месяца, причем Петуния закрывала глаза от ужаса, поскольку семейный бюджет сокращался практически вдвое.

Племянник же вызывал глухое раздражение и досаду. Он был помехой подобно больному зубу или занозе в пальце. В обычное время, то есть практически всю свою жизнь в доме Дурслей, он молча играл в одиночестве со сломанными игрушками Дадли. Но стоило паршивцу однажды упасть и сломать руку, Петунии тогда пришлось самой отвозить его в больницу — Вернон был занят на работе, и Петунии, не любящей водить машину, еще долго снились неприятные повороты дороги и пролетающие мимо на бешеной скорости дорогие авто — так вот, после того случая мальчик сразу заговорил целыми предложениями.

Это был прорыв. Гарри стал изъясняться связно уже в три года, сразу много и по существу. Он говорил, что солнце горячее, небо плачет, собачка гуляет сама, суп пересолен, кофе — гадость. Но на фоне Дадли, который едва-едва говорил по паре слов и больше выражался на своем детском языке, эти маленькие и очевидные фразы, сказанные Гарри, казались невозможно важными, а сам мальчишка необычайно смышленым.

Петуния трясущимися пальцами достала последнюю сигарету из пачки. Она не чувствовала ни вкуса, ни запаха. Сигареты Вернона дарили иллюзорное чувство близости. Так ребенок обнимает одежду матери, если оказывается с ней в разлуке. Дым горчил и выжимал из глаз скупые слезы. Одиночество накрывало с новой силой.

Вернон обещал бросить курить буквально неделю назад. Говорил, это будет его последняя пачка.

Сизая струя дыма красила все в невыразительный цвет. Петуния бездумно курила, пытаясь уверить себя, что гибель сына и мужа — это обман или сон.

Но это была реальность, которую не вмещали в себя ни ум, ни мир, ни настоящий день. Родственники, знакомые и соседи кивали ей, для вида прикладывали платки к сухим глазам и, прощаясь, расходились по своим домам. В тепло и привычный уют.

Внезапно постаревшая и подрастерявшая былой задор Мардж сидела, пока не ушел последний человек. Дверь хлопнула, свет на крыльце погас и воцарилась поистине гробовая тишина.

Её нарушал только будильник Вернона, память о покойном деде. Теперь это память о трёх покойниках сразу. Тихое цоканье наполняло тишину многозначным смыслом. Здесь больше не будет слышно крика и смеха Дадли и ворчания Вернона, пришедшего с работы. Некому будет приглашать гостей и репетировать исполнение шуточных историй. Некому будет охать на лестнице, грузно скрипя старыми половицами. Тишина. С этих пор здесь будет лишь полная тишина.

Было слышно лишь громкое сопенье грузной Мардж, которая хмурилась от густого терпкого табачного дыма, наполнившего гостиную. Она молчала, но молчание было с нотой осуждения и гнева. Петуния решила не замечать укоризны во взгляде и поджатых толстых губ Мардж. Да, еще пару недель назад миссис Дурсль изо всех сил постаралась бы скрасить неловкость и снять напряжение милой беседой. Теперь же ей было всё равно.

Петуния выкурила предпоследнюю сигарету и встала. Ей стало чуть легче. Пора было ложиться. Дать покой усталому телу, чтоб хоть как-то прийти в себя и начать новую жизнь с самого утра.

Она ясно осознала, что дом полон привидений. Ей слышался плач Дадли, привычный кашель Вернона, подымавшегося в спальню, бормотание телевизора, крики воронья на улице.

Внезапно раздался скрип двери из гостевой комнаты. Послышались тихие и неуверенные шаги пожилой женщины.

— Мальчик спит, — осторожно прошептала миссис Фигг, как будто боясь спугнуть притихшие на минуту привидения. — Гарри непривычно долго хныкал и так смотрел, будто понимал, что в доме навсегда поселилось горе.

— Этот выродок? — сощурилась Мардж. — Ему не место здесь, когда погибли Вернон и Дадли. Ему место в приюте, а еще лучше — на помойке!

— Заткнись, Мардж, — спокойно проговорила Петуния. — Гарри — мой племянник. Я его воспитаю, как нормального человека.

— Но он… — пыталась возразить Мардж.

Фраза осталась незаконченной, так как Петуния вышла из гостиной и направилась на кухню, прихватив пепельницу, полную окурков.

Стоило ей выйти за дверь, как Мардж встала с места. Стул скрипнул, словно вздохнул с облегчением.

Мардж произнесла нарочито громко, почти прокричала:

— Я бы хотела остаться в гостевой комнате, но, по-видимому, этот… хм, выродок, как раз в ней спит.

Петуния еле-еле сдержалась, чтобы не выругаться, да пожестче. Черная усталость пополам с отчаяньем брали свое. Только массивная Мардж обладала такой толстой кожей, что от нее, как от брони, отскакивали любые замечания и упреки.

Как объяснить, что мальчишке — племяннику — надо где-то спать? Почему-то при мысли о чулане под лестницей Петунии становилось не по себе. Но вряд ли сестре Вернона стоило все это объяснять.

Петуния закрыла глаза. Не сказать, чтобы Гарри ей был по душе. Иногда очень хотелось от души отшлепать паршивца, который своим спокойным созерцательным видом мог свести с ума кого угодно. С другой стороны, стоило поблагодарить небеса за то, что мальчишка не унаследовал тяжелый характер прадеда Марка Эванса, которого побаивались и недолюбливали даже соседи на улице.

Иногда Петуния думала, что своим характером в большей степени мальчик был обязан поттеровской породе. Даже странно, что у этого высокомерного лохматого прохиндея оказался такой покладистый сын.

Грузное звяканье и шелест заставили Петунию открыть глаза.

Мардж покопалась в своей сумочке и достала ключи от машины.

— Я позвоню тебе, как только выдастся минутка, — сквозь зубы бросила она.

Строго следуя правилам приличия, Петуния изобразила удивление и тихо, чтобы не разбудить чертового мальчишку, спросила:

— Ты уезжаешь? Сейчас? Ночью?

На самом деле сил удивляться уже не было. Еще немного — и на Петунию рухнет и придавит своей тяжестью небо всего мира.

Стараясь держаться из последних сил, Петуния с трудом удерживала вежливую улыбку на лице. Безумно хотелось только одного — забиться под одеяло, закрыть глаза и больше не открывать их никогда.

Прощание в прихожей все длилось и длилось. Мардж, как нарочно, невыносимо медленно надевала безразмерное красное пальто со множеством ограненных блестящих пуговиц. Мысленно хмыкнув, Петуния отметила про себя нелепое сочетание идеальной модной безвкусицы и внушительных объемов увядающей молодости старушки Мардж. «Кого она собирается привлечь, расхаживая в этом пальто? Бегемота в перьях или попугая какаду с ирокезом?» Пока был жив Вернон, Петуния запрещала себе даже тень мысли о том, насколько неприятна ей эта самоуверенная агрессивная ничтожная старуха.

И все же пришлось соблюсти приличия до конца, стоять в дверях, с трудом опираясь на холодный свежепокрашенный косяк — Петуния уговорила Вернона вместо отпуска устроить нынче летом небольшой косметический ремонт в доме, уж очень неудобно было перед соседями. И вот красные огоньки машины Мардж, гнусно ухмыляясь и подмигивая, наконец растаяли в ночном осеннем тумане.

С трудом удерживаясь от истерического смеха, Петуния с чувством захлопнула дверь и судорожно вздохнула. Как же она устала.

Поднявшись в спальню, Петуния с закрытыми глазами рухнула на постель. Подушки все еще хранили аромат Вернона, и Петуния невольно вспомнила последнюю ночь, проведённую с ним. Несмотря на грузную фигуру и мощный торс, он был ласков и нежен с ней. Как Вернон постоянно крепко обнимал ее во сне, а она отпихивала его руку…

Теперь она все бы отдала, чтоб крепко ее обняли и дали возможность поплакать.

Но сон не шел. Как и слезы. Петуния лежала в постели и смотрела в окно, где ветер гнал тучи прочь.

А ведь сегодня Хэллоуин, с некоторым неудовольствием отметила Петуния. Она даже и не вспомнила об этом. Проклятый Хэллоуин! Четыре года назад погибла Лили, а теперь…

Ветка вяза била в окно, и Петуния явственно услышала тихий то ли стон, то ли плач. Плакал ребенок. Не Дадли. Он всегда плакал громко, настойчиво. Теперь этого уже не услышать больше никогда. Это лишь тени. Призраки. Наверное, она уже сходит с ума и совсем скоро отправится вслед за семьей в замогильный мир. Прошла еще пара мучительных минут. Тихий стон-плач не прекращался. Петуния закрыла глаза, проваливаясь в сон. И через секунду вскочила на кровати. Гарри.

Несносный мальчишка. Она ведь в доме не одна. Осторожно направляясь прямо в ночной рубашке в гостевую комнату, Петуния включила свет в коридоре, чтобы разглядеть ребенка, не потревожив его.

Так и есть. Одеяло скрутилось в два узла на тельце малыша, а сам он плакал. Не так, как Дадли — требовательно и с визгом «Отдай!» Нет. Гарри плакал почти шепотом. Так плачут дети, когда понимают, что пришла беда и ее уже ничем не исправить.

Не совсем отдавая себе отчет в том, что делает, Петуния осторожно освободила мальчишку из плена тяжелого одеяла, убрала черные лохматые волосы с покрывшегося испариной лба. А потом привычным движением — так она наклонялась четыре с половиной года к кроватке Дадли — приблизила сухие губы и поцеловала теплые, пахнущие чем-то сладким, спутанные колтуны волос.

Внезапно Петуния почувствовала, как сильно ей не хватает живого тепла, ощущения тяжести ребенка у себя на руках. Она обессиленно опустилась на диван и притянула Гарри к себе.

— Тихо, маленький, я с тобой!

Мальчик заворочался, лицо его исказила гримаса тоски и печали. Он заплакал чуть громче и, не вполне осознавая, что делает, вцепился Петунии в волосы, потащил её ближе к себе. Петуния сжала ребенка еще крепче и вдруг поняла, что ее руки, воротник пижамы и угол одеяла мокрые.

Сперва она решила, что это от слез ребенка, который слишком долго, по-видимому, плакал здесь в темноте и одиночестве, а потом поняла, что это ее собственные слезы. Они нескончаемым потоком лились и лились из уставших глаз, прочерчивая соленые теплые дорожки на сухих замерзших щеках.

«Все же осень уже, не стоит экономить на отоплении», — пронеслось в голове у Петунии.

Гарри вдруг отчетливо прошептал: «Мама! Мамочка!» и обнял Петунию за шею. Еще вчера она бы ударила негодного мальчишку, но сейчас, ночью, ей и самой так отчаянно нужны были тепло и поддержка, и ей вдруг стало не до мнения соседей и общества, тем более, что в темноте никто не увидит ни слез, ни объятий.

Никто не знает, как долго плакала Петуния Дурсль, погружаясь вновь и вновь в пучину боли, отчаянья, холодного одиночества и животного страха неизвестности.

В конце концов усталость одолела печаль, и Петуния уснула, свернувшись на краю дивана, все еще прижимая худого мальчишку к себе.

Никто не увидел, как вокруг спящих женщины и ребенка засветились маленькие теплые искорки, закружились веселым танцем и завернули их обоих в кокон из уютного тепла и мягкого света.

Утро начиналось осторожно, на ощупь. Петуния выдохнула и проснулась. Ей совсем ничего не снилось. Ощущения были странными, как будто вчерашние отчаянье и боль замерзли или потерялись где-то в глубине сна. Петунье даже стало не по себе от того, что вместо горя она чувствовала лишь тупую ноющую боль в груди. Былой мир разлетелся вдребезги, но сегодня начался какой-то новый, холодный, гулкий и пустой, но она продолжала в нем жить. Хотя, наверное, надо было умереть от тоски и отчаянья.

Необъяснимым образом наступил вполне заурядный и обычный день. Привычные заботы и суета обязанностей подхватили и окутали необходимостью. Надо уже вставать.

Мозг заработал с лихорадочной скоростью. Сейчас проснётся Вернон, и надо успеть приготовить завтрак. А еще обычно каждое утро Петуния начинала с чашечки кофе. Это превратилось в своеобразный ритуал, помогавший подготовится к хлопотному и полному забот дню.

Кофе, глянцевые журналы, бормотание радиоприемника… Они стали символом ее утра, и Петуния не собиралась отказываться от привычного распорядка.

Однако было слишком тихо для суетливого дня. Ни радио, ни телевизор не работали. Зато четко слышны были за окном ветер и дождь.

Первая мысль, пришедшая в голову из навсегда потерянного прошлого, была: «Я все проспала! Вернон уехал на работу сам, а Дадли наверняка устроил погром в своей комнате».

Петуния заворочалась. Кто-то над ухом угукнул, и маленькие ручонки обняли ее за шею.

А потом Петуния открыла глаза и все вспомнила. Реальность набросилась на нее с такой силой, что захотелось вновь зажмуриться и уснуть. А лучше вообще никогда больше не просыпаться.

— Мама! Мамочка! — пропищал где-то сбоку Гарри. — Хочу!

— Ох! Сейчас! — простонала Петунья и отвела его в туалет.

«Как же он раньше-то справлялся?» — царапнула вдруг мысль. Петуния неожиданно для себя осознала, что никогда особенно не замечала Гарри. Он был слишком тихим и удобным ребенком.

В отличие от Дадли. Дадли... Мальчик-тыковка. Громкий, скандальный, требовательный. Живой, настоящий. Весомый. Зажмурившись, Петуния схватилась за стену, не в силах вобрать воздух сквозь сжатые зубы. «М-м-м», — тихонько захныкал мальчишка, и Петуния вдруг поняла, что схватила полусонного ребенка слишком сильно, наверняка останутся на руке синяки. «Иди, иди, поспи еще, малыш», — прошептала она, приникнув к детскому уху. И опять удивилась, что почему-то никогда не называла его так раньше.

После быстрого горячего душа стало немного лучше. Петунии даже на минуту показалось, что она сможет прожить этот день. И пару еще таких же потом. Горе за ночь скаталось в тяжелый ком. Он давил, но острые углы притупились. Кровь из открытых ран уже не текла, продолжая лишь ныть разорванными тканями внутри. Пожалуй, сегодня лучше выпить не кофе, а мятный чай.

На кухне царил жуткий бардак. Петуния не могла вспомнить, когда она в последний раз вообще здесь была. Святая святых — идеально белоснежная поверхность плиты, в которой раньше отражались проплывавшие мимо окна облака, теперь походила на остатки Помпеи после извержения Везувия. Или Явы. Кто знает, какой там был вулкан. Петунии такие вещи раньше были совершенно не интересны. Вернона радовали лишь бокс и дрели. А соседки обсуждали новые сорта роз, да покрой скатертей для чайного столика. Нет, некоторые еще увлекались вязанием. Акорше — так, кажется, это называлось. А может, и нет. Словом, вулканы раньше совсем не интересовали Петунию. Пока сама ее жизнь не оказалась погребена внезапным извержением горящего ужаса. Да, именно так начинался последний роман в яркой блестящей обложке, который Петуния начала читать. Как раз в то злополучное утро.

«Горящий ужас неизбежности светился в его глазах». Теперь она точно знает про неизбежность. И ужас. Может быть, поэтому читать роман больше совсем не хочется.

Петуния вздохнула и зажгла огонь под медной туркой с кофе. Все же она решила его выпить. Англичанам не пристало так просто менять свои привычки. «Мы не сгибаемся под ударами судьбы», — подумала Петуния и крепче сжала вытянутые в ниточку сухие губы. И попутно поставила вариться кашу для Гарри.

Оказалось, что кофе гораздо вкуснее, если пить его, глядя в окно, а не пялясь в журнал или телевизор. Последний Петуния сегодня вообще не включала. Почему-то хотелось, чтобы Гарри подольше поспал. С каких это пор она стала так волноваться об этом чертенке?

Когда мальчишка проснулся и вбежал на кухню, он улыбался. Петуния поняла, что почти никогда не видела раньше улыбки на этом бледном худом лице. Или, может, просто не приглядывалась? Останется ли время смотреть хоть на что-нибудь другое, когда рядом Дадличек? Ох, Дадли. Мальчик-тыковка.

Глядя, как черноголовый Гарри серьезно собирает посуду со стола и деловито ставит ее в раковину, Петуния и сама невольно улыбнулась.

Почему-то сегодня не хотелось ни ругать мальчика, ни шлепать его. Еще одна странность непривычно тихого утра.

Впрочем, весь день выдался очень странным. Петуния рассеянно ходила по дому, переставляла вещи в комнатах и пыталась наводить привычный порядок. Как, наверное, ящерица пытается приладить к себе мертвый отпавший хвост. Как тычутся слепые щенки в свою сбитую машиной мать, не понимая, что ласки от нее уже не дождутся.

Гарри таскался везде следом. Складывал вещи в неуклюжие кривые кучки, возюкал по столикам и полкам невесть откуда взявшейся тряпкой. Глядя на то, какая абсолютная сосредоточенность выступала на чумазой мордочке мальчика, Петуния не удержалась, провела рукой по лохматой макушке. Прошептала вдруг, неожиданно для себя:

— Умница!

Взглянувшие в ответ огромные зеленые глаза, увеличенные толстыми стеклами поцарапанных очков, до краев были полны счастья.

Петунии опять захотелось плакать.

После тихого обеда она решила выйти на улицу. Хотя бы попытаться привести в порядок маленький садик перед входной дверью. Тучи, нависавшие над Литтл Уингингом с самого утра, постепенно рассеялись, и даже пропустили пару робких, неуверенных в собственных силах, солнечных лучей.

Почти все жительницы Литтл Уингинга соревновались за звание лучшего садовода. В солнечные дни и дождливые вечера только и разговоров было, что о новых примулах и ирисах. А уж сколько споров вызывала новая система полива наперстянки или манжетки. Петуния тяжело вздохнула. Как хотела бы она вернуть те счастливые времена, когда буйное цветение соседской герани было самой большой печалью, а слезы лились только по поводу сохнущих по непонятным причинам незабудок, которые все больше напоминали последний вздох умирающего.

Выходя в сад, Петуния проверила почтовый ящик на двери. Там лежали новые счета. Привычным движением она положила их на комод в прихожей. «Не забыть отдать Вернону», — почти было подумала Петуния. А потом поняла, что проверять счета сегодня придется ей самой.

Упрямо качнув головой, она вышла на крыльцо. Еще не хватало, чтобы соседи подумали, будто миссис Дурсль прячется от горя в доме.

Почти у самого крыльца рос когда-то могучий куст роз. Совсем недавно его толстые прутья, усеянные темно-зелеными листьями, похожи были на молочные толстые щеки Дадли. А сейчас... Куст завял. Налетевший ночью ураган или зловредная соседская собака повредили его, и теперь из земли торчала лишь пара сухих почерневших веток. Не было больше ни Дадли, ни куста. Подумать только, как мелкая неприятность может полностью добить измученного человека. Сраженная окончательной глубиной своего горя, Петуния села на крыльцо и беззвучно разрыдалась. Она размазывала слезы по некрасиво искаженному лицу, крупные капли падали на безупречно чистый передник. Губы кривились, со дна души рвался сдавленный, черный, звериный крик.

И вдруг, посреди пустыни отчаяния Петуния ощутила прикосновение. Легкое, едва ощутимое присутствие маленькой ладошки, опустившейся на плечо.

— Не плачь, — тихо сказал ей мальчишка и протянул замусоленный носовой платок в красную каемку. Края его были безнадежно обкусаны, и Петуния вскользь подумала — сколько горестных слез было пролито на него, и как мог ребенок, живущий с ней в одном доме, носить в себе столько печали?

— Не плачь, потом голова будет болеть, — повторил тоном маленького мудреца худой и мелкий мальчишка.

Петунии вдруг захотелось прижать его к себе, обнять, расцеловать испачканную в земле — и когда только успел? — мордашку, но она сдержала свой порыв. Истинные англичане никогда не показывают своих чувств на публике. А этот мальчишка станет истинным англичанином. Петуния все решила. У нее есть племянник. Гарри Поттер. Петуния воспитает его. Никто не заберёт у нее этого малыша.

Платок пах пылью и горем. Отдавая его назад ребенку, Петуния решила, что после подумает о том, откуда у домашнего приличного ребенка могла взяться подобная вещь. С другой стороны, можно ли было назвать приличным ребенка этих жутких Поттеров?

Пожав плечами, Петуния обещала себе, что постарается сделать из этого странного заморыша приличного человека. Истинного англичанина. Она почти уже вошла в дом, но что-то заставило ее обернуться. От открывшейся глазам картины сердце буквально замерло в груди. Негодный мальчишка аккуратно держал обеими руками засохший прутик куста и что-то серьезно нашептывал ему. С каждым словом мелкого негодника куст оживал, набирал силу и хорошел. Минут через пять совершенно противоестественных и противоправных действий перед входной дверью Петунии красовался полный сил роскошный куст, сверху донизу усыпанный цветущими розами. В конце промозглого октября. Немыслимо! Что скажут соседи?

Петуния поманила мальчишку к себе.

— Проголодался? Давай сделаем нам с тобой по кружке горячего шоколада?

Глядя, как беззаботно улыбнулся в ответ на предложение негодный мальчишка, Петуния вдруг поняла, что ее впервые в жизни совершенно не волнует, что подумают соседи. Перед тем как окончательно закрыть на улицу дверь, она еще раз взглянула на куст. Яркие сочные лепестки цветка в детских ладонях. Где-то это уже было. Несносная мелкая Лили. Конечно, яблоко от яблони недалеко падает. И все же... В полутьме коридора Петуния тихо, но отчетливо сказала мальчику:

— Спасибо.

Зеленые ясные глаза удивленно вскинулись на нее.

— За что, тетя?

— За розы, — только и ответила она, про себя отметив, что утром сквозь сон он называл ее мамой, и это было почему-то очень приятно.

После суеты сегодняшнего дня и теплого молока с разведенным в нем шоколадом Гарри незаметно для себя уснул. Петуния осторожно переложила потяжелевшего во сне ребенка на диван. Сегодня они пили какао в гостиной, так что сделать это было легко. Несмотря на свою худобу, мальчик все же оказался довольно внушительной ношей.

Кажется, настало время проверять счета.

На стол легло два конверта. К ним добавился еще третий, который Вернон так и не успел распечатать. Итак, что там у нас? Электроэнергия. Неужели двое взрослых с двумя детьми тратят так много? Или у них втайне заряжал свой электромобиль низкорослый эмигрант-китаец из соседнего квартала? Услуги телефонной компании немыслимо дорогие, просто удивительно, как Вернон это мог терпеть. Счета. Кредиты. Ипотека.

Петуния враз перестала дышать. Внезапная паническая атака застала ее врасплох. Ворох счетов на столе поплыл перед глазами, пол покачнулся, и ей пришлось покрепче ухватиться за стол, чтобы не свалиться со стула. Размер катастрофы впечатлял.

— Ничего, мы что-нибудь придумаем, — прошептала Петуния.

— Ага, — поддакнул ей неожиданно лохматый мальчишка с дивана. Негодник давно уже проснулся и все это время беззастенчиво смотрел, как взрослая женщина теряет голову от горя и тревоги.

— Лови! — вдруг почти крикнул несносный мальчишка, и из-под его руки вылетела птица, сложенная из куска ткани.

Петуния с изумлением узнала свое любимое полотенце, которое само открыло окошко и улетело прочь.

— Гарри Поттер! Что ты творишь?

Гарри испугался. Наверное, случись это неделей раньше, на голову ребенка обрушились бы тонны криков и наставлений, угроз и упреков, и все закончилось бы наказанием в виде отсидки в чулане. Но за последние дни все чувства Петунии притупились, казалось, она не может уже в полную силу ощущать как радость, так и гнев.

— Собственно, тут нечему удивляться. Ты тоже волшебник. Этого следовало ожидать, — услышала со стороны свой спокойный голос Петуния.

— Кто я? — переспросил Гарри.

— Кто ты — понятно, а вот я просто-напросто старая дура! — в сердцах рявкнула Петуния.

Гарри удивлённо сморщил носик и спросил:

— Разве ты старая?

— Ну, не молодая же! — отрезала Петуния и издевательски расхохоталась. — То, я что дура, тебя совершенно не смущает, да?

Гарри замер, подыскивая ответ, но Петуния просто махнула рукой. Что об этом говорить.

— Лучше спать в кровати. Думаю, нам обоим не повредит отдых, — безапелляционно заявила она.

Ребенок послушно вздохнул и поднялся с дивана.

И тут… Одно неловкое движение и… Следствие стресса и неприятных открытий. Хотя, вероятно, всему виной теснота гостиной. Сколько раз говорила Вернону, что им нужна новая мебель. Старая была слишком громоздкой. Словно в замедленной съемке, Петуния видела, как падает с комода пузатая сиреневая чашка с белой завитушкой у края ручки. Любимая чашка Вернона.

Он в ней всегда заваривал чай покрепче, с сахаром и мятой, и пил в течение всего вечера. Во второй раз за день у Петунии просто подкосились ноги, и она медленно сползла на пол. Осторожно взяла в руки тонкие осколки. И с удивлением заметила, как они тянутся друг к другу. Едва соприкоснувшись краями, два куска фарфора словно приросли друг к другу. Петуния только тихо охнула.

По воздуху медленно плыли три маленьких кусочка, самостоятельно выбравшиеся из-под стола. Еще один упорно пытался вылезти из-под ножки стула. Гарри осторожно приподнял массивный лакированный стул, помогая маленькому осколку освободиться.

Глаза мальчишки озорно сияли.

— Выходит, ты тоже волшебница? — заговорщически прошептал он.

— Нет, этого просто не может быть, — отрезала Петуния, все еще сидя на полу и сжимая в руках вновь сросшуюся чашку. — Я не могу быть волшебницей! Никак! Я просто Петуния Дурсль, и я — нормальная!

Утро началось как-то вдруг и сразу, понеслось неровной рысцой — то резко вверх, окрыляя Петунию решимостью, то стремительно скатываясь вниз, когда Петуния чувствовала налитую чугунную усталость. Счета. Кредиты. Ипотека. А еще тоскливая холодная супружеская кровать, куда Петуния так и не решилась больше залезть. Так и спала в гостиной на диване. И то, о чем не было сил даже думать — пустая детская. Дадли. Тыковка.

Горечь, боль, черное пламя тоски вновь накрыли Петунию, как делали это каждое утро с тех пор как... Накрыли, потопили в своих мутных водах. Отняли воздух и свет. Петуния лежала, полностью предаваясь своему горю, безотчетно, безгранично страдая. Даже всхлипнула громко пару раз. С безнадежностью посмотрела на тусклый сероватый свет, пробивающийся сквозь полузадернутую штору в гостиной. Подарок Мардж на свадьбу. Тогда шторы показались ей совершенно безвкусными. Да она бы боготворила эти шторы сейчас, если бы только к ним прилагались Вернон и Дадли. Слезы опять подступили, в животе скрутило резкой болью. Петуния еще полежала, раздавленная своим горем. Бездумно глядела перед собой и не видела ничего. Вздохнула. Прислушалась к тишине, навечно теперь прописавшейся в ее доме. Вот тихо крякнули часы в кухне. Сколько раз просила Вернона сносить их в часовую мастерскую. Вот хлопнула дверь у соседей. Чего это им понадобилось на улице в такую рань? Вот неуверенно затренькала под окном малиновка. Нахальная птица. Того и гляди залетит в полуоткрытое окно и стащит что-нибудь со стола, пока хозяева не видят.

Петуния тяжело вздохнула и мгновенно села в кровати. Ноги как-то сами нашли уютные, повторяющие все неровности и шероховатости ступней, домашние тапочки. "Дурная голова мыслями полнится", — вспомнилось выражение матушки, и Петуния, потягиваясь и запахивая на ходу халат, поплелась на кухню. Почему-то со смерти Вернона она перестала носить дома платья. Только широкие халаты мужа. Опустив руку в карман, Петуния нашла там еще одну случайно уцелевшую початую пачку сигарет. Гоня от себя мысли о том, что пачка не дождалась своего владельца, Петуния быстро прикурила от зажигалки у плиты. Поспешила к полуоткрытому окну. Гарри вредно дышать табачным дымом. Он обязательно должен прожить долгую, здоровую жизнь. На плите засвистел, зафыркал взбодрившийся кипятком чайник. Со вчерашнего дня Петуния решила не использовать электрический. Может быть, это поможет немного сократить безумные счета.

«Все-таки кофе приводит в нормальное и бодрое состояние», — решила Петуния через некоторое время, допивая вторую чашку обжигающей, дымящейся черной лавы напитка.

Гарри уже сидел рядом за столом и довольно энергично ел овсянку с ягодами. Он не привык к вкусному завтраку, которого обычно удостаивался лишь Дадли, и был чрезвычайно счастлив есть непривычно сладкую, всю утыканную сочными ягодами кашу. Пребывая в чрезвычайно приподнятом состоянии духа, мальчишка непрестанно болтал ногами, по-видимому, даже не отдавая себе в этом отчета. Пару раз твердая мальчишеская пятка с грохотом ударялась о ножку стула. И Гарри съеживался, в ужасе ожидая окрика или потока ругательств. Но Петуния словно не замечала ничего вокруг себя. Она дважды роняла чашку, пока не пришла в себя от осколка фарфора, впившегося в палец.

Как и вчера, чашка на глазах срослась, ни один осколок не пропал, все встали на место. Петуния устало глянула на практически новую чашку и поспешила в ванную комнату за пластырем. За это время Гарри успел поесть и перевернуть тарелку с остатками еды на стол. «Хорошо, хоть не на пол», — беспечно подумала Петуния, глядя на суетящегося племянника, который бумажным полотенцем самостоятельно пытался вытереть стол.

В голову пришли странные слова, которые использовала сестричка после окончания своей дурацкой школы. Лили повторяла их по пять-десять раз на дню, и ее комната становилась на глазах чистой и прибранной. Петуния же злилась, потому что на мытье полов, посуды, стирку и починку вещей уходило множество усилий и времени.

— Экскуро! Эванеско! Репаро! — громко произнесла Петуния, взмахнув руками, как дирижёр.

Ничего не произошло, кроме того, что у Петунии потемнело в глазах и закружилась голова, и она еле-еле удержалась на ногах.

Только потом она заметила, что комки каши со стола исчезли, стол заблестел, а пол оказался слишком скользким и чистым, будто после влажной уборки. Над холодильником затикали старинные часы, не ходившие уже тридцать лет. Часы примечательны были тем, что являлись частью антикварной мебели, которую поторопилась продать бывшая хозяйка дома, так как уезжала из Британии.

— Я сошла с ума! — громко сказала Петуния, а Гарри вытаращился на нее.

Петуния будто и не удивилась, но это на первый взгляд. Слишком много сил отняли похороны, и на раскрытие магических способностей не осталось эмоций для осознания этого факта. И вообще, как они могли раскрыться? «Ну, уж точно не из-за смерти родных!» — упрямо решила Петуния, подспудно понимая, что стресс — отличная возможность для невероятных вещей и раскрытия необычных способностей.

— Лучше бы ты, Смерть, вернула мне семью! Слышишь?! — крикнула в сердцах Петуния, ударив кулаком по столу.

Рука разболелась, а на плечи легла еще большая тяжесть утраты.

Так что день шел своим чередом, и Петуния двигалась по дому, вяло собирая вещи Дадли в шкаф.

На глаза попадались милые безделушки, стоявшие в огромном количестве всюду. Это и коллекция мундштуков, доставшаяся Вернону в наследство от дяди, и коллекция грозных собак — подарок Мардж, и собственная коллекция милых ангелов, которую Петуния очень любила. «Ее можно продать», — мелькнула мысль. И тут же пропала. Петуния усилием воли подавила панику, разраставшуюся от понимания размеров катастрофы.

Мысли лезли совершенно неуместные сейчас. Вместо планирования будущего Петуния думала о прошлом. Она не думала о том, что ее образование никак ей не пригодилось. Она вспоминала, как бегала под дождем к Вернону на свидание. Он смущался, но преодолевал собственную неуклюжесть и обнимал Петунию, забывая о букете роз, который крепко держал в кулаке. Вернон любил скачки и бокс, но, к счастью, азартным не был, предпочитая тратить деньги на обустройство дома и оплату кредита.

Вместо заботы о няне для Гарри Петуния стала размышлять о своих нелегких родах. Четырнадцать часов. Беспокойная и бесконечная ночь. Обилие разрывов. Дадличек. Как выжила Петуния? О чем только думала? Но Дадли, Дадличек жив, и это самое главное.

Для полного счастья можно было завести кошку. «Никаких собак!» — воспротивилась Петуния, вспоминая злобность и ярость псов Мардж. Но мысль о кошке была задушена появлением Гарри на пороге дома.

Казалось, жизнь должна была перевернуться в тот момент. Но нет. Она просто заботилась о двух малышах одновременно. Было нелегко. Бесконечная готовка детской еды в двойном количестве — малыши ели протертые супчики и кашки. Болезни Дадли два раза в год. К счастью, Гарри почти не болел и избавлял от хлопот по уборке, будучи аккуратным и тихим ребенком.

Что всего тяжелей было оформить документы об опеке над Гарри, Петуния поняла сразу. К счастью, было свидетельство о рождении, и Петуния благодарила бога, что Лили оказалась не совсем уже дурой, иначе проблем уже было бы больше. Но и так было нелегко. Вернон зарабатывал деньги, он только-только расширил производство своей компании, и Петунии пришлось самой ходить в опекунский совет, убеждая, что они в состоянии прокормить и воспитать еще одного ребёнка.

Так, в раздумьях и воспоминаниях, прошел первый день новой жизни.

А ночью Петунии приснился странный сон. Лили. Ее младшая умершая сестренка. Она была очень зла. Глаза полыхали огнем, кулаки сжаты, брови нахмурены.

— Радуйся, Петуния, твое наибольшее желание исполнилось, — сказала она. — Но знай, что вместе с единственным твоим желанием оживут самые потаённые страхи. Готова ли ты к неожиданным подаркам самой Смерти?

Нагнувшись над цветочной клумбой, Лили сорвала самую красивую розу. Петуния во сне смотрела, как, будто в замедленной съёмке, чернеет цветок в руке Лили. А внезапно до нее дошло, что это не Лили. Это Смерть пришла к ней домой и приняла облик младшей сестры.

Она забрала Вернона и Дадли. У Петунии ничего не осталось.

— У тебя остался мой сын. Любимый, — сказала Смерть-Лили. — Отдай его мне!

Петуния проснулась в холодном поту. Руки сами потянулись к пачке сигарет. Одна осталась. Она встала и вышла на кухню. Необычное тиканье часов только усилило гнетущую тишину ночи.

Вернон, когда был жив, курил на кухне, включая вытяжку, если на улице шел дождь или снег. Летом он выходил на крыльцо и садился в уютное кресло-качалку, устроившись поудобнее. Курил и поглядывал на летние облака, здороваясь с соседями, проходившими по улице. Так уж случилось, что Дурсли жили в начале улицы, а супермаркет находился на площади, и все соседи шли мимо их дома, чтобы закупить продукты.

Петуния курила и размышляла. Сон оставил горький осадок. Это предупреждение? Наибольшее ее желание? В детстве это было — стать волшебницей, как Лили. Сейчас — хотелось только тишины и покоя. Тихого семейного счастья и уюта. Где это все?

Так Петуния и сидела на кухне, пока не рассвело. Она не замечала ни слез, ни рыданий, которые ее утомили окончательно. Надо попробовать еще поспать, пока Гарри не проснулся.

Но пока Петуния размышляла, в окно раздался стук. Стучала сова в окно.

— Вали, — пробормотала Петуния сквозь зубы. — Здесь нет волшебников. И я не волшебница! Я — нормальная.

Но сова упрямо смотрела на нее.

— Ладно! — сдалась Петуния. — Сегодня я чудесным образом убрала на кухне. Это считается за волшебство?

Сова мигнула один раз. Петуния приняла это за знак согласия.

— Однако я не умею зажигать огни, варить зелья и превращать свинью в стол. Оставь фокусы клоунам!

Сова постучала еще раз. Мол, дура ты, письмо тебе. И, судя по всему, именно что от волшебника.

Петуния вспомнила инцидент с чашкой Вернона. Но это не единственный факт ее колдовства. Хотя, скорее всего, это сделал Гарри и подыграл ей. Как же доказать, что это сделал Гарри? Петуния — нормальный человек, и чистенько убрал на кухне именно Гарри. Ведь это он — волшебник? Да? Да. Скорее всего.

Но факты — упрямая вещь. Как бы Петуния ни хотела бы свалить всю вину за уборку на Гарри, это, скорее всего, сделала она. Но как?

Пока Петуния размышляла, появилась еще одна сова. И еще. Около пяти сов смотрели на нее выжидающе.

— Ладно, давайте ваши письма!

Петуния открыла окно, и совы по очереди побросали свои письма и улетели.

Чудеса. Все письма были адресованы ей.

Первое письмо — о поступлении в Хогвартс от профессора Макгонагалл. Второе — о невозможности там учиться. Третье — о немедленной постановке на учёт анимагов от Министерства магии. Это явно какая-то ошибка. Петуния точно не умеет превращаться ни в какое животное.

Четвёртое и пятое были самыми загадочными. Четвертое было от А.П.В.Б.Дамблдора. «С чем он мог обратиться ко мне после письма, написанного пятнадцать лет назад? Он мог только поиздеваться!» — пришла к выводу Петуния и со злости разорвала письмо на клочки, не раскрывая конверт и не читая.

Пятое было от банка Гринготтс. Толстое, увесистое, плотное.

Каждое письмо имело свою печать. Но банк Гринготтс имел явное преимущество перед всеми. Несмотря на его значимость, Петуния открыла это письмо последним.

Банковское письмо разочаровало. Хотя оно казалось довольно толстым, но там только сообщалось, что ей необходимо немедленно прибыть в банк Гринготтс независимо от времени суток в связи с информацией, полученной банком.

— Ночью? — пробормотала про себя Петуния.

Но Гарри… Гарри она не может бросить. И как она появится там ранним утром? Она же обычный человек, не волшебница, хотя…

Хотя все эти письма подтверждали, что Петуния не так проста, как казалось.

И тут из письма выпал второй конверт, оправдывавший его толщину. В нем находился лист пергамента, где было написано, что способ явиться в банк немедленно — разорвать этот лист.

Брови Петунии взлетели вверх. Чудеса транспорта! Она и не знала о таких возможностях магии. Что она вообще знала? Лили ничего ей не рассказывала. Она зазналась в своей школе и шепталась только со своим Снейпом.

Петуния с трудом уняла тревогу, злость и обиду. Сейчас не время вспоминать о прошлом, но, как нарочно, эмоции захлестнули ее с головой.

Пока она колебалась между осторожностью и любопытством, прибежал Гарри. Взъерошенный и с мокрыми волосами, он напоминал цыплёнка.

— Я умылся! — заявил он счастливо.

— Кушать хочешь? — деловито спросила Петуния, мгновенно переключившись из режима мечтательной и злой девчонки во взрослую ласковую мамашу-наседку.

— Да! — тихо сказал Гарри.

Он внезапно съёжился и сгорбился, будто его сейчас ударят.

— Что ты, малыш? — обеспокоенно спросила Петуния.

— Раньше ты не спрашивала, хочу ли я кушать, — заметил Гарри.

— Теперь буду спрашивать, — твердо ответила Петуния.

Она быстро разбила яйца, взбила их с молоком и начала жарить омлет. Пока готовился завтрак, Гарри умудрился сам сделать чай. Для этого он набрал воды в чайник и нажал кнопку, чтоб вода быстро закипела. Петунии только потребовалось достать две чашки, в одну из них она насыпала кофе, а Гарри положил себе пакетик чая и полез за сахаром. Сахарница опрокинулась, и содержимое оказалось на столе.

Гарри съежился. Сейчас Петуния его ударит.

Но чудеса продолжались. Тетя не только не ударила, но даже глазом не моргнула. Она спокойно вытерла сахар со стола тряпкой и улыбнулась. Магию она и не вздумала применять. Иначе потеряла бы нужные сейчас время и силы на восстановление.

— Молодец! — сказала Петуния. — Ты такой большой! Сам сделал мне кофе и себе чай!

Гарри опешил. Это его тетя или ее подменили? Он пощупал себя. Нет, он точно проснулся.

Чудеса только начинались. После завтрака они оделись. Петуния стояла с банковским письмом в руках, не зная, что делать дальше. Гарри же не понимал, почему они не выходят на улицу, раз они одетые.

— Иди ко мне на руки! — наконец-то Петуния решилась.

Гарри с удовольствием обнял тетю за шею, сжимаясь от страха, что она его шлёпнет по попе. Но случилось невероятное. Тетя разорвала неизвестную бумагу в руках, и перед глазами все поплыло.

На мгновение у Гарри поменялись верх с низом, и он потерял ориентир, едва удержавшись на руках у тети. Затем, проморгавшись, Гарри увидел роскошный кабинет и самое удивительное существо в мире.

Петуния объяснила Гарри, что они находятся в банке, где люди держат деньги. Удивительными были и банковские служащие — зеленые человечки с большими зубами и со зловещим выражением лиц.

Петуния подошла к одному из них.

— Здравствуйте! У меня срочное письмо из вашего банка.

Она протянула пергамент.

Гоблин брезгливо взял его и внимательно прочел короткое сообщение. Гарри показалось очень долгим чтение документа, хотя там было написано не более трёх строчек.

— Следуйте за мной! — наконец-то сказал гоблин и пошел куда-то вглубь помещения.

Бесчисленные коридоры и повороты будто нарочно пересекались и запутывались, и Гарри почти сразу потерял ориентир в этом лабиринте денежных тайн и сокровищ.

Наконец они вошли в кабинет, где стоял массивный стол, за которым сидел такой старый и суровый гоблин, что Гарри поежился от его проницательного взгляда.

Имя Гарри не запомнил. Но Петуния как раз внимательно посмотрела на мудрого и хитрого гоблина. Ей сразу стало не по себе. Почему-то показалось, что новости совсем ее не обрадуют.

Но встреча началась вполне невинно. Петуния сделала реверанс и слегка наклонила голову. Гоблину явно понравились манеры прибывших посетителей, и он хищно улыбнулся. Он проговорил длинную формулу и протянул какую-то непонятную вещь. И вот тут начались чудеса. Именно в момент, когда Петуния коснулась предмета, напоминавшего длинную указку, похожую на ту, которой иногда бил его дядя. Указка выстрелила искрами, и Гарри рассмеялся.

Это была волшебная палочка. Он был точно в этом уверен. Глубинное знание, похороненное под далекими детскими воспоминаниями среди тех, когда слышался громкий женский крик и сверкала зеленая вспышка света. Но это воспоминание грело душу, наполняло светом и дарило радость.

Гарри рассмеялся еще громче и потянулся к волшебной палочке, чтобы выпустить искры. И не удивительно, что ему вместе с тётей удалось совершить маленькое чудо. Держась вдвоём за палочку, они выпустили разноцветные пузыри. Петуния нахмурилась, а Гарри, наоборот, расцвел.

— Мама! Мамочка! — вдруг потянулся он к ней.

Гарри поверил в чудо и признал тетю, признал, что она — его мама, и будет любить его и заботиться о нем. И он будет любить и защищать свою мамочку.

Гоблин с изумлением смотрел на документы, преобразившиеся на глазах. Имена "Гарри Поттер и Петуния Дурсль — тетя, маггловский опекун", изменились на "Гарри Эванс и Петуния Эванс, мать и сын".

Это было уже совсем непонятно и грозило неприятностями самому банку. К счастью, самая существенная часть документов не изменилась, и гоблин выдохнул.

— Итак… — начал он медленно, подбирая слова, чтоб их смысл дошел до присутствующих.

— Итак… — начал ворчливо гоблин, но Гарри его перебил. Он взмахнул палочкой, и бланк с печатью замерцал еще сильнее. В очередной раз магия явственно проявилась, пролетев по кабинету плотным потоком теплого воздуха. Черные волосы Гарри взъерошились на затылке, Петуния ощутила теплое прикосновение за ухом, а у гоблинов опрокинулась массивная вычурная чернильница на столе. Черная жидкость, каждую секунду меняя цвет, разлилась по бумагам витиеватым пятном. Петуния заметила странные имена Слизерин и Певерелл, которые взметнулись вверх и повисли в воздухе. Имена ей ничего не говорили, но гоблин был ошеломлён. Он даже не заметил происшествия с чернильницей. Эти имена возникли на бланке распознавания родства. Гоблин прекрасно понимал, что происходит. Но стремительно развивающаяся череда событий все равно вызвала некоторое замешательство, с немалой примесью ужаса. Не каждый день или год появляется наследник двух самых знаменитых магических родов. Казалось, все они были мертвы, но перед Крюкохватом находился малыш Гарри Поттер, наследник Поттеров, Слизеринов и Певереллов. На такого еще мелкого и жизнерадостного детеныша свалилась, как из рога изобилия, гора проблем и неприятностей. "Лучше б вам никогда не находить дорогу сюда", — с тоской и странным, удивившим его самого сочувствием подумал гоблин.

Вслух же сказал:

— Надо же! — и зачем-то вскочил со своего стула.

Гоблин оказался невысоким, и Гарри засмеялся вновь. Ему все нравилось в этом странном мире, в отличие от Петунии, настороженно стиснувшей его руку и поджимавшей сухие губы. Все происходящее напоминало ей яркие фокусы шарлатанов на ярмарке — сейчас туман рассеется, эйфория пройдет, и окажется, что они с Гарри должны непонятно кому огромную кучу денег. Служащий банка стремительно вышел из кабинета, кивком головы попросив Петунию и Гарри следовать за ним. Место, куда они попали, оказалось еще более странным. Роскошные витиеватые узоры испещряли стены, украшенные светящимися матовым светом сферами. Золотистые цветы и листья, венчавшие сферы, вполне могли оказаться из чистого золота.

«Не нравится мне все это», — подумала Петуния и притянула Гарри поближе к себе.

Все собравшиеся сохраняли молчание. Когда тягучая мрачная пауза провисела, звеня, почти целую вечность, Петуния испугалась. Она начинала понимать, что, кажется, попала на крупные деньги. Даже не так. На ОЧЕНЬ КРУПНЫЕ.

Так и оказалось. Гоблин зачитал отдельные статьи расходов семьи Поттеров. Поскольку перед ним находились сам Гарри и ближайшая родственница, приемная мать по магии, Петуния Эванс, они обязаны выплатить пятизначную сумму галлеонов Д. Линчу, четырёхзначные суммы — Л. А. Малфою, А. Дамблдору и А. Грюму. Самые значимые счета Крюкохват оставил напоследок. Десять миллионов галлеонов должно поступить на имя С.О. Блэка и двадцать пять миллионов — на имя Б. Лестрейндж, урождённой Блэк.

— За что? — вскричала Петуния. — За что я должна каким-то Блэкам такую сумму? Господи, я даже за десять жизней не расплачусь!

— За оскорбление чести, — обьяснил Крюкохват.

— Что? — не поняла помертвевшая Петуния.

— Вы должны миссис Б. К. Лестрейндж, урождённой Блэк, за оскорбление чести, а мистеру С. О. Блэку за злоупотребление доверием. Ох, простите, не вы, а… Мерлин, как это? Муж вашей сестры. Он должен, но поскольку он… м-м-м… погиб, и его жена, ваша сестра, тоже…. А раз у вас открылся магический потенциал и вы ближайшая родственница Поттеров, и опекун и магическая приемная мать, то унаследовали эти выплаты вы, мисс Эванс.

Кажется, Петуния потеряла дар речи. Воздух стал отчего-то твердым, нет, твердым и резиновым, он не желал оставаться в легких, а отталкивался от них как резиновый шар и стремился умчаться вверх, ввысь, оставив Петунию жалкой изломанной куклой.

— Но все не так плохо, мисс Эванс. — Этот пройдоха гоблин на мгновение даже, казалось, проникся сочувствием к встрепанной, осунувшейся женщине, на которую за считанные доли секунды навалилась мощь магического мира. — Не все так мрачно. Посмотрите: вот баланс и статьи расходов и доходов семьи Поттеров.

Сеть заводов фарфоровой посуды по Европе, акции сети магазинов мадам Малкин, акции АйБиЭм, трастовый фонд на имя Гарри Пот… простите, Эванса. Ученический сейф Гарри Пот… простите, Эванса, авторские права на "ПростоБлеск" мистера Флимонта Поттера.

При перечислении доходов Петуния начала оживать. Ненужное образование пригодилось прямо сегодня. Она верила в компанию АйБиЭм, и, если оставить Гарри ученический сейф — на обучение в школе и колледже, и трастовый фонд — по достижении совершеннолетия, а доходы от "ПростоБлеск" будут уходить на уплату бесконечных счетов, то у Петунии все нервы остановятся на нуле. Но этот ноль был спокойствием, залогом жизни, которую Петуния может реализовать и приумножить, исходя из собственных возможностей, желаний и способностей.

Крюкохват обеспокоенно смотрел на прояснившуюся физиономию Петунии. В сердце, вопреки всякой логике, зародилось что-то, похожее на... сочувствие? Жалость?

Мысли всплывали в сознании, неповоротливые, как толстые рыбы, щурящиеся на солнце в погожий день. «Этого очень мало. Она не сможет жить в магическом мире. Дело даже не в деньгах. Ей нужны знания и опыт, которых у нее нет и никогда не было».

Потом взгляд гоблина упал на черноволосого лохматого мальчишку, завороженно разглядывающего резьбу на подлокотнике кресла. Почти утопая в мягком сиденье, он ни секунды не смущался, со всей силы размахивая не достающими до пола ногами, и с любопытством пытался пощекотать за ухом резного гиппогрифа, выглядывающего из-за ножки кресла. «Жаль, что Мальчик-Который-Выжил уйдёт с арены. Но, может, это судьба? Пусть Гарри Пот… Эванс проживёт спокойную жизнь как маггл. Незачем ему все эти дрязги самовлюбленных, чванливых волшебников. Вряд ли его новоявленная приемная мать останется в нашем мире. Ей не хватит ни сил, ни хитрости, Может, оно и к лучшему. На самом деле, все эти дрязги родовитых семей, интриги в министерстве омерзительны и не принесут им счастья».

Тем удивительнее было мудрому служащему банка увидеть, как встрепенулась эта слабая, вскормленная маглами женщина. Лицо ее прояснилось, угрюмая сосредоточенность уступила место робкой надежде, а затем удивительному, почти тролльскому упрямству.

Усевшись поудобнее у стола, Петуния придвинула к себе пачку бумаг, сдула непомерно отросшую челку когда-то безупречной прически и, чуть высунув кончик языка, погрузилась в чтение. Гарри некоторое время сидел в кресле. Еще дольше — под креслом. Пытался забраться под стол, за которым Петуния читала документы, но был выдворен оттуда строгим взглядом гоблина. Сжалившись над несчастным ребенком, банковский работник принес ребенку старый, немного пожухлый бутерброд со слегка пожелтевшей рыбкой и вяло молодящимся салатом. Гарри, косо взглянув на тетку, погруженную в чтение, принялся осторожно поглощать бутерброд. Это заняло его еще на какое-то время. В конце концов насытившийся с грехом пополам ребенок уснул, свернувшись, подобно бродячей собаке, на самом кончике стула.

Между тем Петуния, проговаривая про себя наиболее заковыристые фразы, все листала бумаги, составляя в уме списки, описи и сравнительные листы. Даже ей самой стало странно, когда спустя пару самых насыщенных часов своей жизни она ухватила логику финансовых потоков и смогла представить себе их в виде двух мощных полноводных рек. Если немного перенаправить вот этот, и слегка повернуть тот...

— Я готова, — сказала она, выпрямившись в кресле. Лишь теперь она заметила, как неудобны были стулья в банке, подходящие, очевидно, только для гоблинов, но чрезмерно жесткие и тесные для других существ.

Продиктовав распоряжения и дождавшись оформления уплаты по всем долгам, Петуния получила, наконец, все оригиналы и копии документов и собралась уходить. Уже привстав с кресла, она перехватила вдруг цепкий и немного странный взгляд гоблина Крюкохвата и вопросительно наклонила голову.

— Не хотите положить документы в свой сейф?

— Свой сейф? — оторопело спросила Петуния. Все-таки ей до конца не верилось в реальность происходящего, в глубине души она подозревала, что сейчас услышит звон будильника, и странный банк с его невозможными служащими и хитро составленными документами, родовыми долгами и доходами семьи тоже растают как дым. Наличие собственого сейфа делало в глазах Петунии всю эту фантасмагорию еще более реальной, и в то же время абсурдной.

— Да, остатки былого наследства. Вы унаследовали артефакторскую мастерскую, драгоценности, сами артефакты, книги, манускрипты, зелья, магические инструменты.

Гоблин говорил это таким жарким тоном, что Петуния невольно начала вспоминать рассказы сестрицы Лили о гоблинских восстаниях. Как там она говорила: "Нет существ более хитрых и ненадежных, чем гоблины"? Неужели это правда? Неужели в сейфе есть вещи, принадлежащие Петунии и Гарри по праву, но, судя по всему, так нужные этим маленьким суровым существам?

Петуния прислушалась к своему внутреннему голосу и осторожно ответила:

— Да, конечно, я положу документы в сейф. Я хочу оформить наследство на этот сейф, сейчас.

Смутный огонь вожделения почти мгновенно затух в глазах гоблина, будто и не бывало. Служащий стал просто очень предупредительным и спокойным.

В этот день время для Петунии сжалось в один миг и одновременно растянулось на целую вечность. Она абсолютно потеряла связь с реальностью. На самом деле настал вечер, когда бумажные дела по правам и обязанностям были почти завершены. Оставалось только спуститься в сейф. Проснувшийся и взъерошенный со сна Гарри был рад новым впечатлениям. При виде крутой дороги, тоненьким рельсом уходящей в подземные недра, глаза его разгорелись огнем исследователя-первопроходца. Петуния только фыркнула, подумав, что все мальчики немного дурачки, и тяжело вздохнула, забираясь в неудобную и крайне ненадежную вагонетку.

Но Петуния почти полностью забыла неудобства пути, когда перед ней предстал огромный сейф, набитый множеством драгоценностей, артефактов, оружия, зелий, книг и засушенных статуй эльфов. Это было то, что Петуния не смогла бы продать в антикварные магазины, даже если бы захотела.

Самым примечательным предметом в сейфе был родовой камень. Он выглядел очень старым, как будто создавался добрую тысячу лет назад. Его нельзя было ни обменять, ни отдать никому чужому, а передать его можно было лишь в руки следующих поколений. Когда они приблизились к артефакту, даже сварливый гоблин уважительно замолчал. А Петуния смешалась от смущения. Что она должна была спросить об этом камне? Она не знала, а момент, казалось, был безнадежно упущен.

Кусая губы, Петуния осознала, что, по сути, не знает ровным счетом ничего об этом новом мире, частью которого она так внезапно стала. И кто был всему этому виной? От печальных мыслей ее отвлек звук громкого зевания. Маленький Гарри был переполнен впечатлениями, но глаза его стали остекленевшими и тяжелыми, похоже, ребенок просто засыпал на ходу.

— Я могу вернуться домой таким же способом, как сюда попала? — непринужденно спросила Петуния, когда они вновь оказались наверху, в зале для клиентов.

— Нет, — осклабился гоблин, — этот билет предназначен доставить волшебника прямо в банк. И никуда больше.

Петуния могла бы поклясться, что в обратную сторону билет существует, только обратно она бы попала не домой, а в долговую яму.

Приняв решение, Петуния попросила обменять оставшиеся у нее на ближайшее время два десятка фунтов. Гоблин снисходительно обменял на четыре галлеона пять сиклей и десять кнатов.

Вздохнув, она гордо тряхнула головой и церемонно осведомилась о дороге к месту, где им с Гарри можно было бы переночевать. Разыскивать сейчас магловский поезд и ехать в родной городишко на ночь глядя Петунии совершенно не хотелось.

Перебирая в кармане галеоны и кнаты, Петуния поймала себя на том, что понятия не имеет, много это или мало. К своему удивлению, она сравнительно быстро нашла дорогу к, похоже, единственному месту на этой волшебной улице, предоставляющему ночлег. Название не предвещало ничего хорошего, хотя Гарри был в восторге. Несмотря на то, что глаза у него уже закрывались даже во время ходьбы, оказавшись напротив дверей невзрачного заведения, этот неутомимый ребенок самостоятельно, хоть и медленно, разобрал название:

— Ды-ря-вы-й ка.. нет, ко-те-л-л.

Ребенок помолчал секунду. А потом уважительно добавил:

— Ого...

Петуния от комментариев воздержалась. Не при ее капиталах было высказывать сомнения. А грязноватая, в потрескавшейся краске массивная дверь с давно не мытым стеклом вызывала у обладательница самой чистой кухни в Литтл-Уингинге множество сомнений. Задвинув подальше вопросы санитарной безопасности, Петуния отдала два галлеона за комнату под крышей и за три сикля заказала завтрак на утро.

Едва войдя в комнату, Петуния неровной походкой подошла к кровати, помогла сонному мальчишке раздеться, а сама рухнула, как была, в дорожном платье прямо на нерасправленную кровать. Уже проваливаясь в дрему, Петуния мельком подумала, что кровати в этом заведении намного лучше, чем двери, и от белья на удивление приятно пахнет. Гарри уснул, кажется, еще до того, как голова его коснулась подушки. Во сне он теснее прижался к Петунии, ткнувшись носом ей в плечо. Который раз эти двое, растерянные и заброшенные, засыпали в объятиях друг друга. Магия грела их обоих, сплетаясь в причудливые узоры, связывая воедино нити жизней этих неожиданно оказавшихся близкими друг другу людей.

Они так и проснулись, Гарри — всем телом вжавшись в Петунию, а та — нежно полуобняв его рукой. Маленькую комнату заливали золотистые лучи солнца, искрами плящущего в зеленых глазах ребенка.

Глядя на этот веселый танец, Петуния вдруг заулыбалась. Кажется, впервые с того дня как Дадли и Вернон отправились в ту злополучную поездку.

-Ну что? — тихо прошептала она. — Новый день начинается?

Завтрак оказался на удивление вкусным и сытным. Петуния и Гарри смели все, что им принесли: и теплую картошку с политой лимонным соусом рыбой, и странное на вкус сливочное пиво.

Уже спокойная и насытившаяся, Петуния с юмором отнеслась к финансовым «приключениям» и решила посмотреть достопримечательности. Она уже догадалась, что находится в Лондоне, и размышляла, каким наименее затратным способом можно попасть домой. К счастью, у неё оказалась с собой транспортная карта, и осталось только сообразить, как отсюда побыстрее добраться до дома.

Однако бежать домой срочно не было нужды. Поэтому с невероятной легкостью на душе Петуния прогулялась по Косой алее. Строгое пальто ничем особенным не отличалось от местной одежды, лишь Гарри в зеленом пуховичке вызывал неимоверный ажиотаж. В него тыкали пальцем и шептались.

В конце концов Петунии надоело, и она зашла в булочную.

— Эх, сладкой воды и гамбургеров.

— Не держим!

— Сок и четыре булочки с котлетой!

— Не держим!

— А что у вас есть?

— Чай и хлеб с сыром.

— Два чая и четыре… нет… два бутерброда с сыром… — глотнула Петуния.

У нее невольно забурчал желудок. Увидела цену, и желудок сжался от ужаса. Что это за лавочка, где дерут втридорога?

— Не хватает пяти кнатов, — бросил продавец.

— Это все мои деньги, — пролепетала Петуния.

— Ничем не могу помочь, — буркнул неприветливый продавец.

— Тогда один бутерброд с сыром и один чай. Можно еще просто кипяточку в бумажный стакан? — нерешительно спросила Петуния.

— Не держим! — рявкнул продавец.

— Флетчер, опять мурыжишь клиентов? — буркнул зашедший покупатель.

— Конфету хочу! — вдруг закапризничал Гарри.

— Гарри, положи обратно, у нас нету денег!

Но Гарри не отдавал.

— Не твое дело, Снейп! — рыкнул Флетчер.

— Я могу сказать Дамблдору, что ты спустил наследство, доставшееся от дяди, и перебиваешься от перепродажи несвежих продуктов, — раздался до жути знакомый голос.

— Снейп?! — переспросила Петуния. — Северус? Северус Снейп?

Перед ней стоял бывший приятель ее сестры, Северус Снейп. Он давно не выглядел мальчишкой, скорее мужчина без возраста. Строгий, суровый, с морщинкой между бровей. Уставший, угрюмый и худой. Хорошо одетый и с отличной осанкой. Выговор как у профессора, хотя иногда проскальзывал и беззаботный кокни.

— Да, это я. Ну и что? Милостыню не подаю.

— Ма! Хочу домой!

— Действительно, ничего. Я тебе никто, да и ты мне тоже! Только почему таскался все время за моей сестрой и не уберег ее? — не удержалась Петуния и отвернулась, собираясь уходить.

— Петуния??? Петуния Эванс?

Черные глаза уставились с изумлением. Пристальный оценивающий взгляд на покупку и на Гарри.

— Идем, надо поговорить, — коротко бросил он и зашагал прочь, не обращая внимания, идет ли Петуния следом.

Петуния недовольно нахмурилась. Снейп — грубиян! Хотя бы руку подал. Где его манеры?

Снейп привел в миленькое кафе-мороженое Флориана Фортескью. Столики, музыка, спокойный интерьер. Петуния начала верить, что все наладится.

— Нам особое меню для маленьких детей, — безапелляционно заявил этот нахал.

Подошедший мистер подмигнул и исчез. Появился с огромными двумя стаканами мороженого. Гарри радостно пискнул и потянулся к кондитерскому чуду.

Петуния хотела многое сказать этому … благодетелю, но аромат мороженого был настолько силен, что удержаться было невозможно. Поэтому Петуния глубоко выдохнула и вдохнула. Стало легче. Зачем ругаться? Может, встретятся они как-нибудь на нейтральной территории. Кстати, он сейчас по-прежнему живет в Коукворте? Надо бы двоюродную бабушку навестить. Да и за домом ее и своим — домом родителей — присмотреть.

— Да, — усмехнулся Северус, и Петунья поняла, что говорила вслух.

Улыбка украсила его, и оказалось, что он очень молод. Да и сама Петуния не стара…

Они поговорили. Петуния сказала, что унаследовала неимоверное богатство в виде чая с бутербродом и сейчас поедет домой в Литтл Уингинг. Как раз хватит денег на проезд…

— Я тебя аппарирую, и ты сэкономишь свои галлеоны, — небрежно сказал Северус.

— Отличная идея! — обрадовалась женщина.

Хоть Петуния боялась, но испытать новые ощущения очень хотелось. Да и сэкономить время было бы неплохо.

Перемещение Петуния перенесла легко. Очутились они прямо возле дома. Правда, Петуния не догадалась спросить, откуда он знал, где она живёт, хотя следовало задуматься.

Гарри уснул в несусветную рань, а Петуния сделала себе кофе покрепче. Почему-то хотелось спать, а эта марка кофе хорошо бодрит. Так она и уснула за столом.

Она не слышала и не видела, как Северус Снейп глядел в окна, проник в дом и исследовал содержимое.

— Мерлин! Здесь поселились мертвецы, — пробормотал он. — Дьявол! Не сочувствую ей, нет, ни в коем случае. Но малыш не должен жить в голоде! И денег у нее нету. И клятва Лили… Буду думать…

На утро Петуния проснулась с неожиданным решением продать этот дом и переселиться в Коукворт. В родительский дом. Так она сэкономит в деньгах и сможет начать свое дело. Главное — определить цель и стремиться к ней. И теперь предстояла задача не просто выжить, но и вырастить Гарри достойным человеком. Волшебником, которым он был по праву рождения.

Только Петуния забыла о себе. Как всегда. Но кое-кто о ней помнил.

И неожиданностм только начинались. Одно дело решить сделать дело и совсем другое — осуществить на практике. Подоспели выплата пособия Петунии за Гарри, затем наследство от Вернона в виде контрольного пакета акций фирмы «Граннингс», и неожиданно оказалось, что Петуния не так уж плоха в ведении небольшого, но крепкого домашнего хозяйства. Гарри уже пора было отправлять в начальную школу, но навязчивое и непреодолимое желание продать дом и переехать в Коукворт оказалось сильнее.

Так что покупатели вскоре нашлись, Петуния любовно упаковала коллекции старинных мундштуков, собак и ангелочков, прихватила и старинные часы, множество нужных и ненужных вещей, и в качестве победительницы въехала в Коукворт.

Гарри подрос. Мама рассказала ему о родной маме, что она была волшебницей, училась в волшебной школе, и что ее убил какой-то злой волшебник.

— А папа? Кто был мой папа?

— Джеймс Поттер, но я его не знала. Ты можешь узнать о нем у родственников, — неожиданно неуверенно сказала она. Должны же быть у Джеймса Поттера хоть какие-то родственники? Искать же самой не было смысла. Нужен был бы Гарри, нашлись бы родственники давно, а на долги Поттеров наследников не нашлось.

Итак, мать и сын Эвансы переехали в Коукворт в первый день лета, и Петуния могла немного передохнуть. На море она решила ехать ближе к августу. Да! Она могла дней на семь-десять отдохнуть на побережье понежиться на солнышке.

«Солнце! Воздух! Вода! Дом! Родной дом!» — завопило подсознание, и навязчивое состояние приехать пропало.

— Старый дом, — буркнул Гарри.

— Наш тоже был старый, — возразила Петуния.

— НАШ, — подчеркнул Гарри, — был новее, лучше и красивее. Краска облупилась.

— Покрасим, — бодро возразила Петуния.

— Крыша прохудилась, — заупрямился Гарри, лишь бы перечить. Он не хотел переезжать сюда и искал недостатки похуже. — Завод рядом — дымят трубы. И вообще.

— Здесь есть речка и мои секретные места. Таинственный остров и совершенно волшебные места. И волшебный дуб. И…

— Правда? — перебил Гарри.

Петуния запнулась. Глаза Гарри сияли. Он рано начал читать, хоть ему самому шесть исполнялось в конце следующего месяца. Гарри быстро читал, часто не по возрасту книги, и так уж получилось, что он добрался до «Необыкновенных путешествий и приключений». Прелесть этого цикла книг Петуния не оценила и только гадала, что сложилось в мальчишечьей голове, но Гарри твердо решил увидеть весь мир.

Странное желание, но пусть исследует окружающий мир сквозь призму тайны и волшебства. Для мальчика его возраста Гарри стал весьма развит умственно и психологически. Он рано научился заботиться о себе, и не потому, что горе его заставило, хотя это тоже ему придало взрослости, но и потому, что он хотел быстрее вырасти.

Петуния каждый день давала ему задание, и не обязательно по чтению. Это было и позаботиться о хромой птице, и накормить приблудившегося котенка, и нарисовать гусеницу, и провести опыт уксуса с содой, и пожарить лук к мясу, приготовить соус, прибраться на чердаке. В общем, находила кучу вещей, чтобы Гарри не ходил сам к речке. Она опасалась за него и твердо решила отдать его в бассейн.

Когда Гарри взбунтовался, Петуния вручила ему кисть, ведро с краской и дала задание покрасить забор.

— Это потому, что я сказал о заборе и о доме плохое?

— Нет, — хитро улыбнулась Петуния. — Это такая загадка.

— Загадка? — глаза мальчика заблестели.

Какой же он наивный! Но Петуния, сохраняя таинственный тон, сообщила, что ответ он получит в «Приключениях Тома Сойера».

— А это кто? — настороженно спросил Гарри.

— Вечером начнем читать, и ты узнаешь.

Гарри послушно пошел в гостиную, где располагалось множество детских книг — богатство Петунии Эванс. Лили читать не любила, ей больше нравилось играть со Снейпом и творить волшебство.

Петунии же было некогда. Она и по хозяйству помогала, и за сестрой смотрела, и уроки учила. Лишь когда сестренке было пора спать, Петуния читала ей все книги подряд. Лили засыпала, и Петуния читала молча, погружаясь в дивный мир детских фантазий.

Гарри же старался читать сам, хотя были книги, которые читала сама Петуния. Точнее она начала с длинных повествований, не подозревая, что спокойный и уверенный тон, который Гарри так внимательно слушал, так повлияет на него. Он слушал и, казалось, запоминал.

И вот тут поняла Петуния, что у Гарри необыкновенная память и способности. Он много спрашивал, Петуния пыталась обьяснить, и так получалось, что за книгой они говорили обо всем на свете.

И Гарри за восемь месяцев сильно подрос, но оставался худеньким, как тростиночка, стал настоящим исследователем, все хотел знать, и Петунии стало казаться, что он станет настоящим ученым.

Петуния и не заметила, что сузив внимание до одного ребенка — и прогресс в развитии Гарри был налицо. Тоска по Дадли была неугасимой, но притупилась, а множество работы и хозяйства не оставляли времени горевать.

Внимание, общение и безусловная любовь были основой воспитания Гарри Эванса и дали толчок в развитии умственных и душевных способностей.

Прошло три недели. Петуния наконец-то оставила дела на помощников и сосредоточилась на племяннике. Она называла его сыном, а он в свою очередь — мамой, но суть главного — любовь — не менялась.

В какой-то день Петуния решила сходить в магазин пешком. Взяла только молока, булочек к чаю и корм котенку.

Внезапно перед ней появился силуэт человека в плаще и Петуния отшатнулась от неожиданности.

— Петуния? — спросил знакомый голос.

— Снейп? — неуверенно в ответ пробормотала Петуния.

На молодого двадцатишестилетнего человека Снейп был мало похож. Острые заострившиеся скулы, тонкий нос, и сам общий измождённый вид выдавали нездоровый образ жизни. Сам Северус выглядел в черной мантии слишком мрачным, слишком нездешним, каким-то призраком из сказки. Чудным вороном из холодной зимней ночи, но никак не человеком яркого летнего солнечного утра.

Снейп заглянул в сумку Петунии, цыкнул и направился вперёд. Петуния только недоуменно уставилась в спину. Снейп обернулся.

— Ты идёшь?

— Куда?

— Со мной.

— А ты меня звал?

— Зачем? Я разве тебе не дал понять, что надо идти со мной?

— Откуда мне знать?

Звучал разговор слепого с глухим. В общем, Снейп протянул руку и потащил ее куда-то вниз по улице.

Петуния уже знала местные достопримечательности и поняла, что они двигаются к небольшому ряду местных магазинов. Но они прошли мимо. Снейп ее приобнял, и они очутились… в Лондоне.

Петуния и Северус оказались в Лондоне на одной из тех улочек, где ряд блестящих самодовольных витрин затягивал человека в свой лабиринт, из которого простому смертному было не так-то просто выбраться. Плечом к плечу стояли, подмигивая прохожим, магазины всего на свете: от самых простых черных носков, стирающихся до дыр после третьей стирки, до роскошного мехового боа, производящего неизгладимое впечатление на окружающих поклонников. Для более возвышенных личностей шелестели страницами старомодного вида книжные магазины с зеленой подсветкой витрин. Даже самые привередливые или изысканные натуры могли соблазниться дарами антикварных лавок, высокомерно подобравших острые ступени к благородно потускневшим вывескам. Довершали картину неизменные атрибуты глобализации: большой магазин китайских товаров, супермаркет с кричащей вывеской, парковка и подрагивающая неисправным неоном витиеватая надпись над входом в кафе. Чуть поодаль от всего этого великолепия, как будто стесняясь, ютились неказистый кинотеатр и чуть покосившийся паб. Было в их облике нечто, выдававшее некоторую изначальность, и Петуния могла легко представить себе, как гордо когда-то возвышались эти строения, окруженные лишь пыльными задворками пустырей далекого пригорода Лондона.

Нескладная и отталкивающая фигура Снейпа как нельзя лучше подходила именно к этим осколкам прошлого, так что Петуния не смогла удержаться и сквозь полуулыбку спросила:

— Ты в кино меня приглашаешь?

От негодования у Снейпа порозовели уши.

— Конечно, нет! — моментально среагировал он. — Просто... вам нужно кое-что купить.

Смесь ярости, негодования и какой-то странной растерянности была столь неожиданной на обычно строгом и неприступном лице Лилькиного бывшего ухажера, что Петуния прыснула от смеха.

— Ради пары покупок стоило тащиться на край света, — саркастически заметила она.

Снейп лишь фыркнул в ответ и быстрыми шагами направился к супермаркету. Там, на втором этаже располагался большой детский магазин. Петуния неожиданно для себя поняла, что никогда раньше не была в таких заведениях. Обычно Вернон предпочитал фирменные магазины, где специально обученный человек подбирал для Дадличка лучшие варианты одежды, обуви и еды. Старая рана привычно заныла в груди. Но действительность требовала незамедлительного вмешательства. Глядя, как решительно отправляются в телегу для покупок вереницы белоснежных рубашек, серебристых носков, мягких свитеров и жилеток, Петуния ощутила ужас.

«Нам никогда с ним не расплатиться», — пронеслась в мозгу обжигающая мысль.

— Северус, послушай, у нас с Гарри все есть. Нам действительно ничего не нужно, — как можно убедительнее произнесла она и даже попыталась удержать Снейпа за руку. Это было подобно усилиям остановить ветер. Лилькин бывший только хмыкнул в ответ, пробурчал что-то, подозрительно напоминающее: «Вот еще, слушаться несносную женщину... бывшую маглу», — и продолжил набивать тележку. Через какое-то время Петунии показалось, что Снейп похож на изголодавшегося человека, дорвавшегося наконец до еды. «Наверное, он и сам мечтал купить все это кому-нибудь, просто повода не было», — мысленно постаралась она утешить свою совесть. Снейп только плечом встряхнул. То ли Петуния думала слишком громко, то ли ему показалась слишком маленькой стандартная магазинная тележка.

В конце концов Снейп водрузил на вершину кучи вещей, закрывших собой поскрипывающую тележку, желтоватый, блестящий лакированный глобус мира величиной с три футбольных мяча.

— Вот это уже точно лишнее, — почти сказала Петуния, а потом вспомнила, как мечтательно загорались глаза племянника, когда он осмеливался заговорить о путешествиях. Пришлось даже зажмуриться. Как ни крути, а глобус оказался необходимейшей вещью.

Незаметно уменьшив покупки, Снейп также безапелляционно последовал в супермаркет.

— Наверное, вот это и называется неконтролируемое поступление, — подумала вдруг Петуния, вспомнившая некстати свой опыт бухгалтерской учебы.

"Поступления, не поддающиеся отчету и упорядочиванию", — мысленно добавила она. И вздрогнула от неожиданности, услышав у себя в голове сердитый голос: "Женщина! Здесь только самое необходимое".

Петуния лишь выразительно посмотрела на самую лучшую и дорогую рыбу, сыр и морепродукты.

"Это еще хорошо, что мы вина не пьем, — подумала она. — А то бы он точно разорился!"

"Пф!" — только и услышала она у себя в голове.

Потом они пошли в магазин «Все для дома», где Снейп купил пузатую зеленоватую настольную лампу. «Вот уж в жизни ни за что бы не подумала, что этот человек способен оценить такую уютную вещь», — очень тихо подумала про себя Петуния, поневоле любуясь покатыми боками удивительно домашнего предмета обновки. Снейп все же не удержался и хмыкнул еще раз. «Много ты в жизни думала, женщина», — пронеслись в мозгу ехидные слова, сказанные хриплым заговорщическим шепотом.

Позже Северуса понесло в антикварный магазин. "Это шопоголизм называется, — изо всех сил громко подумала Петуния. — От него лечиться надо".

Но вся показная ворчливость Петунии растаяла через пару мгновений, когда она увидела в руках Снейпа две изящные книги, которые он выбрал для Гарри. Сдержанная красота пропорций, совершенство линий. Петуния вдруг поняла, что не может отвести от книг глаз. «Как хорошо будет рассматривать их перед сном в постели»,— вдруг некстати подумала она. И вздохнула. Дадли не любил книг, а читать Гарри книги оказалось не так-то просто. Он капризничал при виде сказок, но с удовольствием слушал о далеких поездках и путешествиях.

Все покупки Северус выносил в неприметное место и уменьшал. Покупок было много, пакеты даже с уменьшенными вещами производили впечатление обрушившегося потока, и Петунии стало не по себе при мысли о том, какую здоровую дыру в бюджете Лилькиного бывшего они все вместе только что проделали. «Утром завтра проснется, как с похмелья, и наверняка жалеть будет», — не успев приглушить мысли, подумала Петуния. И поймала на себе немного удивленный и растерянный взгляд этого худого и невзрачного, неожиданно щедрого мужчины. Услышав последний эпитет, он только закатил глаза и быстро зашагал прочь. Семеня за ним, Петуния думала на ходу о том, как же это все-таки неудобно — быть волшебником. Мало того, что она оказалась внезапно в мире, законы и обычаи которого оказались ей совершенно неизвестны, она очутилась в нем к тому же с кучей долгов, маленьким непредсказуемым ребенком, да еще и сопровождал ее там человек из прошлого, самый неприятный бывший хахаль давно погибшей сестры, которому — почему-то одному из всех — было до них с Гарри дело.

Когда Петуния думала о сестре, чего не делала, наверное, уже лет пять, то внутри своего сознания она внезапно услышала чей-то подавленный вздох. Быстро взглянув на Лилькиного бывшего, Петуния наметанным взглядом любительницы сериалов отметила излишнюю браваду и невозмутимость. «Нет, этого просто не может быть, — подумала она про себя. — После стольких лет? Да и Лилька никогда особенно не жаловала этого заморыша». В ответ рядом красноречиво и немного обиженно промолчали.

"Нет, положительно, первое, что нужно сделать в этом странном взъерошенном мире волшебников — просто необходимо — это научиться скрывать свои мысли. Сестра рассказывала, есть даже такая целая наука. Оккуленция. Нет... Овуленция? Нет, это совсем из другого... — И Петуния даже покраснела, вспомнив на секунду журнал, который обнаружила как-то раз в дальнем ящике стола Верона. — Но наука все же есть. И, бесспорно, она начинается на "О".

Петуния тяжело вздохнула, осознавая, как много ей еще предстоит узнать о себе и о том мире, куда она невольно оказалась втянута своими внезапно открывшимися магическими способностями.

Но горевать было некогда. Вместо того, чтобы быстро перенести их домой, Снейп безапелляционно направился в магазин женской одежды и обуви.

— Еще чего! Ты с ума сошел? Разориться вконец хочешь, да? Почему ты решил, что я это тебе позволю? — шипела Петуния не хуже змеи. Но все ее попытки остановить Снейпа были похожи на попытки муравья остановить лесной пожар. Северус только отмахнулся от слов Петунии.

Он ходил и ходил по магазину, ощупывая платья и встряхивая их так, словно вознамерился вытрясти из них самую страшную тайну мира. Потом тяжело вздохнул и стремительно приблизился к Петунии. На лице у него по-прежнему царило это давнишнее, запомнившееся еще с детства выражение: «Не трожь, убью». Петуния уже набрала в легкие воздуха, чтобы напомнить этому странному мужчине, что Гарри наверняка заждался дома и, не дай Бог, изукрасил не только забор, но и траву, маргаритки и себя впридачу.

— Вот, этого должно хватить, — голосом самого северного ветра произнес Снейп. — Иди и выбери себе платья, женщина. Ты сопровождаешь ребенка и вообще являешься теперь представительницей семьи Эвансов в волшебном мире. Нужно соответствовать.

Возразить на это было нечего. Да и сил на споры уже не оставалось. «Все-таки от покупок очень устаёшь, — подумала Петуния. — Даже если не ты за них платишь». Что-то было очень тоскливое в этих словах — «представительница семьи Эвансов». Последняя. Единственная, больше никого не осталось. Этот несуразный растрепанный мальчишка унаследовал не только фамилию, но еще и какие-то бесконечные долги и бумаги Поттеров. "Что за идиотская была у них семейка, — раздраженно подумала Петуния и услышала одобрительный смешок своего провожатого. — Вот нарочно сейчас пойду и выберу себе самые дорогие и приличные платья, — с вызовом подумала она. — В конце концов, мы, Эвансы, уважаемая фамилия, и окружающие должны знать...» Что должны знать окружающие, Петуния придумать не успела. Ее прервал все тот же чуть хриплый шепот в голове, звучащий сейчас очень устало: "Иди уже к платьям, последняя Эванс".

Петуния невольно оглянулась. У окна, чуть ссутулившись, стоял Лилькин бывший. Как обычно -: худой, мрачный и весь в черном. «Нет, с самого начала было понятно, что у них ничего не выйдет, — подумала Петуния свою обычную мысль, но сейчас почему-то ей стало грустно от нее. Показалось на мгновение, что, будь у этого мрачного человека жена и хотя бы пара ребятишек, он выглядел бы не так неприступно. «Платья иди выбирать, нечего меня жалеть», — услышала вновь Петуния ворчливое замечание.

— Все-таки шалава эта Лилька. Выбрала на мою голову совсем не того, — шепотом произнесла Петуния и отправилась навстречу платьям.

Они ждали ее, горделиво перешептываясь, надменно поднимая повыше плечи, шелестя длинными рукавами и оборками подолов. «Сейчас я вам всем покажу, что значит — Эвансы», — решительно поджав губы, Петуния смело взглянула на все простирающееся перед ней разнообразие.

— Вот это зеленое надо примерить. И еще то, с полосками. Ага. И с рукавами тоже ничего... — бормотала она себе под нос, отбирая платья для похода в примерочную.

Внезапно она остановилась, пронзенная мыслью: все эти годы, все это время она никогда не выбирала платья для себя. Нет, не в том смысле, что Вернон жалел денег на жену. И не в том, что она, как домохозяйка, никогда не покупала себе платья. Но все они были... к случаю. Для очень важного приема с серьезным клиентом фирмы Вернона. Для знакомства с будущим директором школы Дадлика. Для совместной семейной фотографии. «Благополучие Дурслей и процветание фирмы дрелей. Купите нашу дрель, и у вас будет такая же идеальная семья». Эти слова невысказанным, но отчетливым рекламным слоганом пронизывали большую часть прежней жизни.

Не молодая, но еще не старая женщина растерянно смотрела на себя в зеркало. «Это бы привело Вернона в ужас, — думала она, в задумчивости наматывая на палец выбившуюся из растрепавшейся прически прядь. — Да и мама бы не одобрила».

И тут же прервала свои сомнения:

«А мне нравится! Лилька бы, конечно, подняла на смех. Лягушачий наряд. Ну и пусть. А мне вот нравится».

Решительно встряхнув головой и изо всех сил стараясь не смотреть на цену, Петуния сгребла в охапку еще пару понравившихся платьев и вышла к Северусу.

— Ну вот, я все, — почему-то очень растерянно сказала она.

— Ну и слава Мерлину! — с видимым облегчением ухмыльнулся Снейп. — А то я уже думал, что на тебя там накурившиеся пикси напали.

— Даже не буду спрашивать, кто это такие, — подумала Петуния, глядя в спину направлявшегося к кассе Снейпа.

Когда они наконец вышли из лабиринта магазинов, у Снейпа было странное выражение лица. Не знающий его человек решил бы, что это очередная злобная гримаса. Но Петуния помнила его еще тощим мальчишкой и глазам своим не верила. То, что сейчас блуждало у него на лице, вполне можно было назвать... улыбкой.

— Знаешь, я не могу понять, чего бояться больше — твоего волчьего оскала или хорошего настроения, — Петуния и не заметила, как эти слова вылетели наружу. Впрочем, даже просто подумай она их про себя — у ее провожатого была весьма мерзкая привычка читать мысли на лету. Петуния замолчала, мучительно пытаясь сообразить, как ей обращаться к своему спутнику. Лилькин бывший, как она давно окрестила его про себя, все же было слишком грубое прозвище. Снейп — слишком сухое и формальное. Особенно после всего, что этот странный человек уже сделал для них.

— Вообще-то у меня есть имя, — тихо произнес Снейп, прервав поток размышлений Петунии. Догадался ли он, о чем она думает, по неловкой паузе, повисшей в воздухе, или, как обычно, просто залез в голову к собеседнику — как всегда, осталось неизвестным.

— Сколько мы тебе должны? — спросила Петуния, почему-то шепотом. Ей казалось невозможным разбить хрупкую тишину этой странной минутки.

— Пф. Глупости. Это лишь то, что вам и без того задолжал магический мир, — ответил Снейп так же тихо, и даже почти не сердясь. — В конце концов, я могу это себе позволить. Я декан факультета.

— Пф, — настала очередь Петунии фыркать и отплевываться. — Хвастаешься, как мальчишка. Какая бы ни была у тебя месячная зарплата, сейчас ты спустил явно больше.

Снейп лишь неопределенно пожал плечами, что заставило Петунию удостовериться в правоте своих слов.

Они постояли еще немного в тишине, чувствуя, как истончается и тает странная минутка.

— Что ж, пошли, — решительно сказал Снейп, и лицо его приняло обычное издевательское выражение.

— Ты всегда ходишь с таким видом? — не удержавшись, поинтересовалась Петуния. Почему-то ей было очень жаль той спокойной теплоты, на секунду промелькнувшей у Снейпа на лице.

— Всегда, — охотно откликнулся Лилькин бывший. — Должность обязывает.

Петуния чувствовала, что за этой неловкой попыткой отшутиться скрывается что-то еще, но решила поразмыслить об этом в более безопасной обстановке, когда ее мысли некому будет услышать.

Словно почувствовав ее сомнения, Снейп решил добавить объяснений.

— Таким образом я избегаю вопросов.

Петуния не могла не согласиться, что методика весьма эффективная. Человека с таким выражением лица не только не хотелось ни о чем расспрашивать, но и появлялось жгучее желание вообще избегать встречи с этим типом во веки веков.

— Тебе, должно быть, очень одиноко, Северус.

Имя, произнесенное тихим спокойным голосом, казалось, ударило ее собеседника наотмашь. На минуту он как будто забыл, как дышать.

«Но ты же сам просил называть тебя так», — как можно более громко подумала Петуния. В то же время она и сама понимала, что невольно нарушила какую-то границу, допустила вторжение в очень личную зону.

«Как же часто его зовут по имени?» — озадачилась Петуния, и вдруг помимо своей воли услышала внутри себя тихий свистящий шепот: «Северус-с-с», не предвещавший ничего хорошего. Шепот оборвался внезапно, как будто на говорившего накинули петлю, и сменился более звучным, но все равно каким-то неприятным голосом: «Северус, мальчик мой…» Что-то было в этом обращении очень фальшивое, но Петуния постаралась отложить свои мысли до лучших времен, видя, как некомфортно для ее собеседника невольное подслушивание.

— Нам пора, — Снейп решительно шагнул вперед и взял Петунию за локоть. В голове у нее наступила оглушительная тишина.

«Нет, я никогда не привыкну к этой ипо.. эпо... упорации, одним словом. Главное — перед ней не есть», — думала Петуния, стараясь унять головокружение и перестать видеть зеленых мошек, скачущих у нее перед глазами. Все это время она опиралась на руку Снейпа.

— Вы уже приехали, здорово! — раздался тихий возглас, и несносный племянник, Гарри бросился к ним со всех ног. Вопреки ожиданиям он даже не весь измазался, и аккуратно подстриженные симметричные розы и ровная лужайка под ними сохранили свой первоначальный цвет. Зато покраска забора была практически завершена.

— Мама, я почти закончил. Дядя Северус, привет! Вы с покупками? Булочки с вишней или с клубникой? Ой!

На глазах покупки выросли в размерах.

— Ух ты! Глобус! — завопил Гарри и незамедлительно схватил его. Глобус в липких, измазанных краской руках не удержался и выскользнул. А затем покатился, подскакивая, как мяч, по двору. Петуния рванулась было, чтобы остановить его падение, но было поздно. Глобус подлетел на небольшой кочке и, высоко подпрыгнув, смачно впечатался в гладкий камень дорожки. Его новая лучезарная поверхность треснула и рассыпалась на мелкие кусочки.

Гарри застонал от разочарования.

У Петунии не было времени на раздумия. Ведомая каким-то странным чувством, она подошла к осколкам и осторожно взяла их в руки. На глазах они стали срастаться, и вскоре глобус — целый и невредимый — был водворен в комнату Гарри.

Поглощенная спасением глобуса и утешением ребенка, Петуния на время совершенно забыла о Снейпе. И зря — такого выражения лица она еще никогда не видела на его лице. Это была смесь глубокой задумчивости с оттенком почти испуга. Кажется, он задался вопросом, на что способна волшебница, если она захочет отомстить своему обидчику, когда-то насмехавшемуся над ней за отсутствие волшебных способностей.

Но Петуния была далека от мести. Она вообще, как и всегда, когда из пальцев неожиданно вытекало волшебство, чувствовала себя на удивление растерянной.

— Эм, ну вот. Кажется, я все-таки тоже волшебница, — неуверенно произнесла она, беспомощно разводя руками. И выражение лица у нее было такое, что казалось, еще секунда — и она расплачется.

Северус пристально смотрел на нее. Как будто хотел разглядеть спрятанное будущее, как будто ожидал подвоха или взрыва. Пытаясь скрыть смятение и растерянность, Петуния покрепче взялась за косяк двери и мотнула головой в сторону кухни.

— Давай хоть чаю попьем, — умоляюще произнесла она, — мне надо с тобой о многом посоветоваться.

Руки порхали над белоснежным фарфором чайника. Вернон не любил крепкой заварки. Считал ее вредной для здоровья. Ага. А Петуния теперь полюбила чай покрепче. «Ничего, что…» — начала она мысленно, но была прервана тихим усталым, неслышным для других шепотом: «Делай, как считаешь нужным. Это всего лишь чай».

Всего лишь чай, мягко шурша, сыпался с поблескивающей серебристой ложечки в узкое горло чайника. Пританцовывал вместе с паром, будоража тонкими, многообразными, едва уловимыми ароматами. Петунии неожиданно пришло в голову, что Северус тоже горевал о Лили. Внезапно вспомнилось, как он пережил смерть матери. «Остался почти совсем один, — ужасным шепотом приговаривала Лили, делая большие испуганные глаза, — у него же никого нет, кроме этого алкоголика, ты представь». И Лили качала головой, рыжие локоны рассыпались потревоженными прядями у нее по плечам, и Петуния все никак не могла отделаться от ощущения некоторой театральности переживания, как будто Лили не только говорит в этот момент, но и смотрит на себя со стороны и восхищенно шепчет: «Какая милая, отзывчивая девочка! Ах, как она переживает».

Подавив привычное раздражение, Петуния передернула плечами. Мрачное облако раздумья набежало и у Снейпа на лицо.

«Надо его хоть о чем-то расспросить, пока он не ушел», — подумала Петуния и, как всегда в эти последние дни, отодвинула переживания подальше и занялась решением насущных вопросов.

— Понимаешь, я не знаю, откуда оно все берется. И как происходит. Я даже не могу ничем управлять, оно само.

Северус хотел отказаться от чая. Это было самым первым порывом. Ничто не связывало его с этой чужой, придавленной горем растерянной женщиной. Слишком растерянной. Похоже, у нее были тысячи вопросов, ответов на которые никто не собирался давать. Решив начать вежливо, обратив внимание прежде всего на дела собеседника, Петуния спросила:

— Тобиас жив еще или нет?

Повисший в воздухе вопрос оказался удивительно глупым и даже грубым.

Неудивительно, что Снейп просто промолчал в ответ.

Петуния лихорадочно искала еще общие, подходящие темы. Но в голову ничего не приходило. Слишком много горя, слишком много потерь, с ними наваливалась какая-то чугунная, бесконечная усталость.

«А мы похожи с тобой», — с удивлением и какой-то грустной полуулыбкой прошептал хрипловатый голос в голове.

Петуния тоже тихо улыбнулась в ответ, горько, едва сдержав странный порыв схватить Снейпа за руку и хорошенько встряхнуть. Наверное, так действовала усталость. Но Петуния неожиданно поняла, что Снейп на самом деле не так уж и ужасен. По крайней мере, не настолько, как казалось ей в детстве. В любом случае, он оставался почти единственной ниточкой, что объединяла ее прошлое и настоящее, волшебство в прошлом и в будущем. Кроме того, при всей переменчивости судьбы, Снейп оказался островком стабильности. С его неизменной мрачностью, чернотой в глазах и одежде, мерзком характере, издевательских ухмылках — и странном желании помочь. Нет, к нему никак не применимо выражение "друг детства". Заноза детства? Северус всегда был невыносим — упрямый, ехидный, саркастичный. И в то же время Петуния, неожиданно для себя, увидела сегодня еще и усталого человека, внимательного, ответственного и щедрого. Странноватый друг странноватой сестры вдруг оказался рядом. В тот самый момент, когда весь мир, казалось, разлетался на куски и летел в тартарары.

Каким-то шестым чувством Петуния поняла: этот человек не примет хвалебных речей. От любой попытки дружеского контакта убежит за тридевять земель. С ним надо было как-то по-другому. Просто быть молчаливым спутником, благодаря и поддерживая взглядом и улыбкой. Просто быть собой. Не хитрить и не обманывать. Быть искренней и честной. Не позволять хандре и отчаянию овладеть собой и своими немногочисленными близкими: двумя этими такими странными, на первый взгляд случайными, но такими важными для нее сейчас людьми. Единственными, на которых еще держался ее мир.

«Ближе к делу, — раздался у нее в голове ехидный голос. — Ты, кажется, собиралась у меня что-то спросить?»

«Только честность», — напомнила себе Петуния, на всякий случай, чтобы не раздражаться.

— Ты можешь мне объяснить, как я стала на третьем десятке лет волшебницей? И что мне теперь делать?

— Купить свою первую волшебную палочку и изучать волшебство, — как можно ехидней ответил Северус.

Петуния уловила его изменившееся настроение и поджала губы, чем стала похожей на Минерву Макгонагалл. Северус протер глаза от странной ассоциации: Трансфигурацию в Хогвартсе ведёт молодой профессор Петуния Эванс!

— Класс! — восхитился Гарри. Иронию он не уловил. — Я тоже хочу! Я ведь тоже волшебник?

Северус кивнул.

— Тогда пойдем в волшебный магазин! Сейчас!

— Сейчас уже поздно, мы пойдём завтра! — мягко сказала Петуния ребенку.

Неожиданно ее губы сложились сами собой в улыбку, хотя, казалось, Петуния забыла о счастье на сотни веков. Пришлось даже спрятаться от всех за чашкой чая. Совершенно нечаянно Петуния увидела свой образ в мыслях Снейпа. Как ни странно, ей новая должность понравилась. Было в этом что-то лихое, сумасшедшее, но почему-то отзывающееся теплой волной в груди. Даже на кончиках пальцев забегали теплые мурашки.

Гарри просиял. Его даже не огорчило, что новая мама Петуния отдала дяде Северусу последнюю булочку с вишней. Сколько тот ни упирался, Петуния была неумолима, так что Гарри сам собою надулся от гордости: вот такая у него настойчивая и неотразимая мама. Никто не в силах противиться ее напору. Вечер пролетел незаметно.

Гарри уснул счастливый. Ему снились волшебные сны. Снилась мама, крылатые черные лошади, мрачные люди в капюшонах. И ветер. Сильный ветер. И шёпот могущественной феи: «Иди ко мне».

Гарри не пугали мрачные силуэты странных существ. Он не боялся людей, ставших бесплотными тенями. Он хотел одного — оказаться рядом с мамой, прижаться к ней всем телом, вновь ощутив ее сладкий душистый запах и тепло — единственное, что хранили детские воспоминания.

Гарри проснулся от мысли, что мама теперь у него и на самом деле есть, это тетя Петуния — и эта мысль наполнила его ощущением огромного счастья. Но легкое облачко задумчивости охраняло его всю ночь, и лишь утро развеяло его тревогу.

Петуния хлопотала допоздна на кухне и уснула заполночь. После незначительного и такого краткого разговора с Лилькиным бывшим на душе почему-то стало спокойнее, и Петуния всю ночь спокойно спала, и никакие сны ее не тревожили.

Северус Снейп, как обычно, долго не мог уснуть. Он был растерян и даже расстроен. Он считал себя то жертвой, то охотником. Совершенно точно он не был достоин хорошего к себе отношения. Северус отчетливо помнил слова Дамблдора, там, на горе, когда он смиренно просил защитить Лили. «Вы мне омерзительны, Северус».

Это были справедливые слова. Единственно правильные. Презрение и ненависть к себе испытывал и сам Снейп.

Но сегодня чувства сыграли странную шутку. Почему-то сегодня Снейп не казался себе омерзительным. Внутри, где-то глубоко в душе зародился островок счастья и надежды.

Таких островков на самом деле было два. Один из них сильно охранялся. На нем жили воспоминания, теплые случайные лучики из детства: Лили и волшебство, Лили и дружба, Лили и Хогвартс, Лили и первая любовь. Охраняли эти воспоминания чудовищные драконы — Смерть, Отчаяние и Судьба. Окклюменция. Холод и Бесстрастность.

Но второй островок никак не поддавался драконам. Он вообще не был мертвым, пустым и холодным. Он не был воспоминанием. Это было то, что происходило прямо сейчас. Здесь можно было просто мысленно препираться, не опасаясь задеть или быть задетым, можно было долго пить чай, упражняясь в остроумии. Здесь можно слышать и слушать. Искать ответы и просто молчать. Здесь было странно светло и тихо. Какая-то манящая, давно забытая теплота пронизывала каждое мгновение жизни на этом острове.

Мысли об этом согревали и убаюкивали, так что Северус мгновенно успокоился и заснул. Сегодня, кажется, он смог впервые думать о Лили и не видеть призраков в ночи. Потому что была Петуния, сестра Лили. Может быть, им обоим станет легче, если они хотя бы помолчат вместе о своих потерях.

Северусу снилось кладбище. Джеймс и Лили Поттер. Дата смерти — 31.10.1981.

«Последний враг истребится — Смерть».

Отчаянье, как всегда, холодной острой глыбой накрывало и погребало под себя. Но в этот раз Северус был не один. Его руки обхватывали ладони двух человек. Одна принадлежала ребенку, вторая — женщине.

Были скорбь и печаль. Но такие легкие, будто всю его боль разделили на всех людей мира. Чувство разделенного горя не казалось ему больше невыносимым и не принадлежало ему одному. Был Гарри, которого Северус поклялся защищать. Стояли поодаль Альбус и Минерва.

Но Северус никак не мог опознать лицо и внешность женщины, державшейся за его левую руку.

Сон закончился внезапно. Северус открыл глаза. Он так и не понял, что тревожило его во сне. Может быть, то, что женщина слева смутно напоминала кого-то и была волшебницей.

Глядя на белеющее предрассветное небо, Северус вспомнил, как беспомощно кривились губы Петунии. Она надеялась на его помощь, она доверила ему свою растерянность. Нужно поискать в библиотеке книги о приобретении волшебства в зрелом возрасте. Он понял, что должен разгадать эту загадку. Помимо всего прочего, это казалось еще и неимоверно важным. Северус еще не знал, что точно будет делать. Но оставлять без присмотра семью Эвансов он не собирался.

День с утра не задался. Петуния так боялась проспать встречу с директором в новой школе Гарри, что не спала ночью. Как всегда бывает в таких случаях, чем меньше времени оставалось до важного момента, тем сильнее хотелось спать. Слабость накатывала волнами, и в результате Петуния буквально клевала носом в автобусе всю дорогу, что они ехали с Гарри от дома до школы. За окном, кивая головами, расплывались черноствольные липы. Спешащие прохожие неуклюже шлепали по налившейся мокрой серостью мостовой. Даже свежий утренний воздух не помог взбодриться. Так что Петуния практически уснула под дверями директора, которого пришлось ждать еще часа два. И чего она так волновалась? Разговор прошел формально, ни о чем. Годен, зачислен. Согласны. Стоило ради этого всю ночь не спать?

На обратном пути Петуния решила сделать небольшой крюк и зайти в магазин. Хоть чем-то себя порадовать посреди унылой тусклой серости этого дня. Но порадовать не получилось. Супермаркет встретил их шумом и теснотой вечернего наплыва посетителей. От ярких ламп и нарочито бодрой музыки быстро заболела голова. Ничего значительного Петуния все равно не могла себе позволить. А покупка маленьких пустяков больше походила на обман и все равно пробивала брешь в довольно тощем бюджете на ближайшие дни. Бесконечная очередь в кассу растянулась как полудохлая мифическая змея. Минуты тянулись медленно и падали на плечи как раскаленный воск.

От незапланированных, хоть и пустяковых покупок разорвался хлипкий магазинный пакет, и яркие обертки незатейливых товаров оказались в грязи тротуара. Поохав немного, Петуния принялась собирать желто-красные пакеты с чипсами и ядовито-зеленые упаковки жевательных конфет. Гарри очень любил эту ерунду, и, поскольку он тоже заметно нервничал сегодня, Петуния решила немного побаловать ребенка. Покупки пришлось наскоро обтирать ободранной листвой от грязи и распихивать по карманам и сумкам. В общем, к дому они подходили уже затемно. Дни неизбежно становились короче, и августовские равнодушные сумерки выскакивали неожиданно, словно из-за угла.

Уже приближаясь к родной калитке, Петуния ощутила свинцовую усталость. «Еще немножко», — уговаривала она саму себя.

Но едва войдя в сад, миссис Дурсль почуяла неладное. Инстинкты завопили об опасности. Насторожили плохо прикрытая калитка и форточка на кухне, которая болталась на одной петле. Стекло, еще недавно так любовно отмытое Петунией, пошло кривыми трещинами и щерилось теперь парой сквозных дыр. «Воры!» — моментально подумала Петуния. Северус предупреждал, что район не вполне благополучный. Сердце забилось гулко и тяжело.

— Тихо! — зачем-то пригнувшись, скомандовала Петуния Гарри, по-прежнему безмятежно держащему ее за руку.

Раздался слабый звон. Выглянув из розового куста, куда зачем-то поспешила укрыться с ребенком Петуния, она заметила, что разбитая форточка на глазах собралась в целое стекло.

От этого стало почему-то сухо во рту и неприятно заныло в животе. «Волшебство», — холодная констатация факта вызвала прилив тошноты. «Значит, это кто-то из волшебников. И не Северус. Ох, темное дело», — мысли неслись скачками, путаясь и запинаясь друг о друга. Ее разыскивают? Хотят что-то подбросить? Петунии казалось, что стук ее сердца слышен на другом конце улицы. Гарри доверчиво и чуть удивленно смотрел на нее. В новой замшевой куртке, недавно купленной ему Снейпом, мальчик выглядел особенно беззащитным.

Петуния с силой зажмурилась. Как не нравилась ей эта новая, неожиданно наступившая реальность. Аварии и смерти, неприятные открытия, и странная, почти чужая магия, просыпавшаяся в ней иногда. Волшебный мир оказался настораживающим, неприветливым и предельно коварным. Как хорошо, если бы все это оказалось лишь сном. Вот сейчас она проснется и увидит перед собой дверь директорского кабинета в новой школе Гарри. Никакого волшебства. Никаких гоблинов. Никакой аварии. Вот сейчас...

Из дома вышел прихрамывающий мужчина. Обычный такой. В солнцезащитных очках, джинсах и кожаной куртке. С виду казался ничем непримечательным обывателем. Но что-то в нем было неправильное. Как будто мертвое.

Петуния аккуратно и бесшумно вытащила доску из забора и приготовилась ударить неприятного незнакомца. Гарри выудил из рюкзака баллончик. Их действия были синхронны и четки. Когда мужчина поравнялся с кустом, Петуния и Гарри выскочили одновременно из своего укрытия и с воплем «Йоху!» отчаянная женщина от души приземлила доску на череп подозрительного мужчины, так невозмутимо вышедшего из ее собственного дома.

Раздался хруст ломающейся доски. Но мужчина не упал, теряя сознание, наоборот, он отпрыгнул и, вытащив откуда-то волшебную палочку, напал на Петунию.

Петуния зажмурилась еще сильнее и открыла глаза. Они по-прежнему стояли на улице, прямо перед ней была целая и девственно чистая форточка окна кухни. «Может, померещилось это все?» — с надеждой подумала Петуния.

— Ма, давай в полицию позвоним, — вернул к действительности горячий шепот Гарри. — Там кто-то есть, в доме.

Никакого баллончика в руках у ребенка, конечно не было. Да и крепко сбитые доски забора вряд ли поддались бы слабым женским рукам.

«Черт возьми, и тем не менее — это мой дом!" — подумала Петуния и, поджав губы, решительно направилась к входной двери.

В это мгновение произошло сразу несколько вещей. Во-первых, непонятно откуда перед ней возник худощавый Лилькин хахаль. Решительно отодвинув ее, он первым вошел в дом. Во-вторых, из прихожей послышался скрежет и шум, и вошедшая туда секундой позже Петуния увидела двоих мужчин, яростно смотрящих друг на друга. Только в руках одного из них была темная узловатая палочка, и приставлена она была к беззащитному горлу другого.

— Что здесь происходит? — едва узнавая свой голос, прошипела Петуния. Вид безоружного Снейпа почему-то очень действовал на нервы. — Какого черта вы тут творите? Вы оба?

Произнеся это "оба", Петуния вдруг поняла, что ей отчаянно хочется, чтобы Северус сейчас же извернулся, сплюнул и стер в порошок назойливого незнакомца и саму память о нем. Но чуда не произошло. Темная, казалось, налитая кровью палочка врезалась в белую тонкую кожу. Эти двое ее даже не слышали.

Тут только Петуния почувствовала, как вспотела в ее ладони рука ребенка.

— Малыш, иди-ка ты пока в свою комнату, — как можно более ласково произнесла Петуния. С силой оторвав взгляд от двух мужчин в собственной прихожей, она постаралась очень спокойно и настойчиво посмотреть на ребенка. «Бога ради, уйди сейчас отсюда», — подумала она.

— Нет, ма. Я никуда не уйду, — громко и четко произнес маленький паршивец.

Его слова как будто заставили очнуться обоих мужчин.

— Думаю, нам лучше выйти, — холодно и спокойно произнес Снейп. Как будто продолжил светскую беседу.

— Боишься, патлатый? — хищно ухмыльнулся неприятный мужчина.

— Здесь находится несовершеннолетний ребенок, — звенящим от ярости голосом начала Петуния.

— Да понял я, понял, мы уже уходим, — развязно протянул незнакомец, и они с ухажером Лили послушно отправились во двор. И тут Петуния совершила, наверное, самый идиотский поступок в своей жизни. Поплотнее закутав мальчика в плед и включив ему погромче телевизор — слава богам, есть же детские каналы — Петуния выскочила за мужчинами в сад. Поплотнее прикрыв за собой дверь, она решила от всей души надеться, что оставляет ребенка в безопасности. Почему-то ей сейчас было очень важным оказаться там, в саду, рядом с этими непонятными мужчинами и их неприкрытой ненавистью. Как будто боясь упустить что-то важное, Петуния поспешила вниз с крыльца. Но спешка ее оказалась напрасной. Под плотным, почти черным холодным ночным небом перед ней разворачивалось непонятное, но очень напряженное действо.

Освещенные блеклым светом старого уличного фонаря фигуры казались особенно нелепыми и угловатыми. Петунии показалось на миг, что она попала в странный театр теней, дающий представление на неведомом языке.

— И сюда уже успел проникнуть, сволочь сопливая, — шипел сквозь зубы незнакомец.

Снейп лишь криво ухмылялся.

— И тебе не хворать, колченогий, — выплюнул он сквозь зубы. Внешне Снейп оставался спокойным и безучастным, но Петуния чувствовала, как вибрирует воздух вокруг, напитываясь горячей всепоглощающей ненавистью.

— Поговори у меня еще, — угрожающе зарычал незнакомец и...

Дальше все пошло как во сне. Петуния увидела, как неведомая сила оторвала мужчину от земли и легонько прихлопнула головой о ступеньки крыльца. Не успела Петуния испугаться, как замершая на минуту, осевшая кулем фигура неуклюже заворочалась и, отплевываясь от текущих из носа кровавых соплей, снова встала на ноги.

— Сговорились уже, значит, — процедил мужчина сквозь плотно сжатые зубы.

Снейп молчал и лишь как-то удивленно смотрел на Петунию. Почувствовав странным образом, что инициатива оказалась в ее руках, Петуния решительно повернулась к потрепанному незнакомцу.

— Что вы делали в моем доме?

Последовало минутное молчание, как будто тот не знал, что сказать.

— Отвечайте немедленно! — зашипела Петуния, чувствуя, как ее глаза растягиваются в узкие щели, а к горлу подступает горячая волна ненависти. Никогда она не чувствовала в себе такого всепоглощающего чувства злости и ярости.

— Думаю, лучше не слишком усердствовать, — произнес рядом холодный голос Снейпа, и Петуния вдруг заметила, что ожившие толстые стебли роз плотно вгрызаются в тело незнакомого мужчины. Острые шипы пропороли кожу в нескольких местах, и на месте их соприкосновения темными густыми каплями выступила кровь. Вид у мужчины был немного ошарашенный и притихший. Внезапно страх перед собственной силой охватил Петунию. Она ощутила в себе магию, как древнего неизведанного и совершенно чуждого ей зверя, эдакого динозавра, ворвавшегося в ее опрятную жизнь, как могло бы влезть хтоническое чудовище в элегантный лондонский бутик. Очень захотелось закрыть глаза и заплакать.

— Я не знаю.. Оно само... — беспомощно забормотала Петуния, переводя взгляд на Снейпа.

Тот легко провел рукой, и стебли роз послушно встали на место.

— Ты справишься, — прошептал Снейп.

Петуния лишь мотнула головой и опять посмотрела на неприятного, теперь уже порядком потрепанного незнакомца.

Простые слова, брошенные Снейпом, неожиданно придали ей силы.

На мгновение прикрыв глаза, Петуния опять почувствовала волны раздражения и гнева, пульсирующие в воздухе. «Нет уж, я все-таки выясню, что тут происходит», — подумала она и крепче поджала и без того тонкие губы.

— Кто вы такой? — спросила она опять.

— Аврор.

Видя полное непонимание на лице Петунии, незнакомец поморщился и добавил:

— Полицейский по-вашему. Волшебный полицейский.

— Полицейские не вламываются к людям в дом и не угрожают невинным! — выпалила Петуния, опять чувствуя, как закипает в ней горячая волна жгучей горечи, и как немедленно хочется стереть в порошок этого неприятного типа. С усилием вспомнив о только что вышедших из-под контроля стеблях роз и о ребенке, сидящем в доме, Петуния на минуту задержала дыхание. «Ты справишься», — звучали в голове тихие слова Снейпа.

Если от первой части фразы незнакомец лишь досадливо поморщился, то ее окончание привело его в бешенство.

— Невинным? — прошипел он, вращая глазами. — Невинным? Да перед тобой, милочка, настоящий пожиратель смерти. Убийца. Не знаю, что он тебе наплел о своем несчастном детстве, но только этот ублюдок виновен в смерти твоей сестры.

Наступила гулкая тишина. Петуния вдруг ощутила жуткий холод. Холод и бессилие. Испепеляющие ненависть и злость растаяли в мгновение. Только пустота и отчаянье. Исходили они от человека, стоящего рядом с ней. Лилькиного ухажера. Нескладного. Неудачливого. Какого-то неправильного волшебника.

— Я сама разберусь со своими друзьями, — устало произнесла Петуния. — Убирайтесь к чертовой матери.

— Хорошо, — неожиданно согласился незнакомец. — Я уйду. Пусть он сам расскажет. И тогда вы сами придёте ко мне, миссис Дурсль, и попросите защиты. Я еще вернусь.

Эти слова, обычное «я вернусь» прозвучало как угроза. Даже удивительно, насколько неприятным и устрашающим было все, что исходило от этого человека.

— Пойдем, пожалуйста, в дом, — почувствовав себя неимоверно уставшей, попросила Петуния.

Но кошмарный день все никак не хотел кончаться. Снейп стоял неподвижно в наливающемся чернотой ночи саду. Петуния осторожно прикоснулась к его плечу. Снейп вздрогнул от ее прикосновения, как от удара.

— Он прав. Ты должна знать, — тихо проговорил он.

— Он прав. Ты должна знать, — тихо проговорил Снейп.

И поморщился от того, насколько мелодраматично это прозвучало. Иногда он ненавидел себя за то, что любую ситуацию видел одновременно изнутри и снаружи, оценивая происходящее как бы со стороны. «Ну, расплачься еще, чтобы оправдать прозвище», — хлестко бросил он себе в мыслях. И быстро кинул взгляд на Петунию, не услышала ли. Но ей было явно не до этого. Она стояла на дорожке перед домом, все еще растерянная от своей неожиданной магии, все еще раздираемая противоречивыми чувствами по отношению к аврору. Снейп видел, что ей хотелось стереть того в порошок, но добропорядочность обычной маглы не позволяла ей отдаться кровожадным наклонностям. К тому же он подозревал, что ненависть к аврору Петуния большей частью считала с ощущений Снейпа. Ее магия пока во многом подпитывалась магией окружающих, как бы держалась на них.

— Послушай, — мягко сказала Петуния и опять легко тронула за руку Лилькиного друга. — Давай в дом войдем. Холодно здесь, — и она зябко повела плечами. — А там Гарри ждет, — добавила она последний неоспоримый аргумент, зная откуда-то шестым чувством, что Снейпу не безразлично благополучие племянника.

Северус лишь фыркнул в ответ. Опять им управляли и решали за него.

— Ладно, пойдем в дом, — безучастно сказал он. Темная усталость навалилась неподъемной глыбой и стало совершенно все равно.

— Ух, все целы! — радостно завопил Гарри, повисая одновременно на руках Петунии и Снейпа.

А потом, внезапно посерьезнев, добавил: — Почему так долго не приходили? Я тут совсем замерз.

Только сейчас Петуния и Снейп заметили, что в окне прихожей нет стекла.

— Этот мерзкий проходимец… — начала, снова вскипая, Петуния.

Гарри потянул ее за руку и замотал головой.

— Ма, это не он... Это, наверное, я... Оно само... Мне было страшно за вас, и я хотел послушать...

Только теперь Петуния поняла, как не права была, оставляя взволнованного ребенка одного с бесполезными мультиками... Они и сейчас мелькали на экране, только звука в них не было.

— Ты еще и телевизор сломал, — беззлобно констатировала Петуния.

Снейп вытащил из рукава волшебную палочку и молча взмахнул ей. Стекло встало обратно на место, а телевизор заорал во всю мочь.

— Давайте-ка я вам какао сварю, — сказала Петуния, заметив, как наливаются тяжестью веки ребенка и как с трудом сдерживает мелкую дрожь Снейп. — Горячий шоколад — лучшее лекарство от печалей, — повторила она фразу своей мамы и заметила, как счастливо распахнулись зеленые глаза неугомонного мальчишки. И как почему-то вздрогнул Снейп, мученически скривив губы.

Они сидели на кухне, Гарри немилосердно болтал ногами под столом и непрестанно тормошил словно бы заледеневшего, напряженного Снейпа.

— А здорово ты эти кусты остановил. Одним щелчком — р-раз и готово. А ма как классно приложила того обормота об ступеньки! Высший класс!

— Он не обормот, он аврор. Так его должность называется, — машинально поправил мальчишку Снейп.

— Все равно обормот, — упрямо мотнув головой, произнес Гарри. — Это ты — аврор! Светлый, решительный, сильный! — мальчик смотрел прямо на Снейпа открыто, тепло.

От этого взгляда тому стало еще невыносимее. Снейп почувствовал, что задыхается, нервно отодвинул и без того разорванный ворот от горла.

— Не говори ерунды, — бросил он и только через секунду понял, что это была любимая фраза его матери.

После того, как Петуния повторила невзначай фразу Лили, ту самую, которую молодая Лили Эванс повторяла тысячи раз, про какао, теперь еще и это наваждение. Прямо парад ожившего прошлого. Потирая ушибленные колени, подшивая разорвавшийся старый свитер, вылезая из тысячи гораздо более мерзких передряг, Снейп иногда закрывал глаза и шептал себе под нос: «Горячий шоколад — лучшее лекарство от всех печалей». Так хотелось верить в это. И пусть Лили ушла, выбрав другого, верить в целительную силу горячего шоколада все же отчаянно хотелось. А потом Снейп понял, что не имеет на это больше права. Даже на это. Сидеть сейчас с ними на кухне становилось просто невыносимо. Петуния неторопливо позвякивала блестящими начищенными кастрюльками. Мальчишка неостановимо болтал, инстинктивно стараясь избавиться от стресса. Если бы они только знали. Если б знали... Необходимо было срочно объяснить наконец Петунии, с кем она на самом деле имеет дело. Раньше Снейп об этом как-то не думал. "Подлая трусливая душонка" — поставил диагноз он. Видя, в каких непростых условиях оказались женщина и мальчишка, которого он, между прочим, поклялся защищать, Снейп не задумывался о своей роли в этой истории. Просто хотел им помочь. Встреча с Муди словно открыла глаза. Напомнила, что у убийцы и предателя нет права находиться среди обычных людей. Надо было как можно скорее разъяснить это недоразумение. Наивная, неискушенная Петуния просто ничего не знает о прошлом Снейпа. Введена в заблуждение должностью. Надо лишь открыть ей глаза, и она с ужасом отшатнется от убийцы и Пожирателя. Ей просто нужно как можно быстрее узнать правду. Скорей бы уже это все закончилось, и можно было бы уползти в свою берлогу!

Словно услышав состояние Снейпа, Петуния нежно подхватила Гарри за шкирку и направила мальчишку к двери.

— Чистить зубы и спать. Идем — я подоткну тебе одеяло.

Простые фразы несли в себе столько тепла и уюта, что Снейп даже зажмурился. «У меня нет ровно никакого права даже на отблески этого тепла, — повторял он себе. — Сейчас она вернется, я объясню ей все и избавлю этот чистый мирный дом от своего присутствия».

Несмотря на то, что Гарри был сильно уставшим и здорово переволновавшимся сегодня, сон к нему, очевидно, пришел не сразу. Снейп нервно ходил по кухне, не зная, с чего начать свой рассказ. В какой-то момент ему даже показалось, что Петуния уснула и сама вместе с ребенком. И мучительная неопределенность, неведение, в котором она пребывала по его вине, продлится еще дольше. Через секунду в коридоре раздались шаги, и на кухню вошла Петуния. Лицо ее и правда было немного заспанное, помягчевшее от сна.

— Северус, пожалуйста, не бросай меня, — неожиданно попросила она его.

Не давая себе раскиснуть от этих простых и теплых слов, Снейп решил привести самый сильный аргумент. Мгновенно закатав длинный узкий рукав, он обнажил запястье и подсунул прямо под нос Петунии. Выцветшая, но по-прежнему уродливая змея глумливо ухмылялась со светлой кожи.

— Н-да, интересная татуировка, — вежливо произнесла несколько озадаченная Петуния.

Снейп зашипел в ярости. «Конечно, она же ничего не знает. Сейчас вообще мало об этом говорят, а раньше она жила в другом мире».

— Этот знак мы поднимали над домами людей, которых убили. Понимаешь? Я убийца. И твоя сестра погибла из-за меня.

«Ну, Лили никогда не была подарком», — хотела пошутить Петуния, но даже не смогла додумать эту мысль, натолкнувшись на волну ярости и боли Снейпа.

— Хорошо, рассказывай. Я, наверное, действительно должна знать.

Механическим, бесцветным голосом Снейп говорил и говорил. От сна остались одни ошметки. Только боль и отчаянье. Отчаянье и боль.

Вступил в ряды, разделял идеи, ходил на рейды, узнал о пророчестве, передал лорду…

— Подожди, подожди, — прервала Петуния наполненную холодным всепожирающим пламенем речь Снейпа. — То есть, когда ты услышал ту чушь подслеповатой алкоголички, ты не знал, о ком идет речь?

Снейп мотнул головой:

— Нет. — Потом слабо возразил: — Почему вы все думаете, что она подслеповатая?

Петуния лишь ухмыльнулась. Все же не зря она читала магическую прессу. То, что учительница прорицаний — алкоголичка, сомнений не вызывало..

Снейп снова мотнул головой.

— Совершенно не важно, кто произносит пророчество. Ни смысл, ни суть его от этого не меняются… — произнес он холодно и четко, как на уроке.

— Ладно, учтем, — пробормотала Петуния. — Хотя нас всегда учили — важно не столько что говорят, сколько кто, но у вас может быть и не так, проехали пока… Когда ты узнал, что речь идет о моей сестрице, что ты сделал?

Снейп даже удивился, подняв на нее глаза:

— Как что? К Дамблдору пошел, конечно. К директору. Только он мог ее защитить.

— Ага. — задумчиво сказала Петуния. — К этому хитрому подозрительному старикашке, значит. С темным прошлым, с неясными родственниками. Ага. И что потом?

— Потом не было. Я не успел, — горько и почти шепотом сказал Снейп,

— То есть, ты просил директора защитить мою сестру и делал то, что он требовал от тебя взамен? И он ее не защитил, а винишь ты себя? Правильно?

— Да, но ведь если бы я не передавал пророчество… — начал было Снейп, но Петуния не дала ему договорить.

— О, да, ты в свои восемнадцать или девятнадцать лет был абсолютно незаменим, и никто, кроме тебя, не смог бы пересказать твоему князю слова этой нелепой дуры, — начала терять терпение рассвирепевшая Петуния. Нет, все-таки как по-идиотски устроен этот их магический мир!

— Ты просто не понимаешь, — устало замотал головой Снейп..

— Ну да, куда уж мне, — саркастически заметила Петуния. Потом продолжила с неожиданными для себя яростью и запалом: — У вас действительно тысячи идиотских правил, но даже олуху понятно, что вся эта история яйца выеденного не стоит. Шла война. Воюющие стороны наносят урон друг другу.

— Я убийца, — упрямо проговорил Снейп.

— Можно подумать, это ваш колченогий не убийца, — презрительно поджала губы Петуния.

— Ты не понимаешь, это другое, — устало повторил Снейп..

— Да, я вообще мало что понимаю, — неожиданно согласилась с ним Петуния. — Давай я тебе еще какао налью.

Снейп машинально подставил ей свою чашку и удивленно уставился на нее.

— Женщина, ты меня слышала? Перед тобой сидит профессиональный убийца, неоднократно лишавший жизни невинных людей и виновный в смерти твоей сестры.

— Да, конечно, — согласилась Петуния. — Жуткий убийца, девятнадцати лет от роду. Ага. Я, конечно, не суюсь не в свое дело, но, насколько я понимаю, то, что тебя не отправили в тюрьму, говорит о том, что ты что-то делал и для другой стороны. Что-то важное.

Петуния не могла не заметить, как замкнулся и без того закрытый человек, как будто железные ворота захлопнулись. «Ага. Значит, не только делал, но и делаешь сейчас или рассчитываешь быть полезным в будущем», — очень тихо подумала она про себя и, чтобы поскорее отвлечь внимание проницательного собеседника, добавила: — У вас же есть тюрьмы?

— Есть, — просто ответил Снейп, слава богам, видимо, не почувствовавший подвоха. — Волшебная тюрьма называется Азкабан. Ее сторожат дементоры.

Снейп ощущал странное дежа вю. Когда-то давно, в позапрошлой жизни, он, смешной самоуверенный мальчишка, рассказывал веселой девочке с золотистыми волосами о волшебной тюрьме и сторожащих ее чудовищах. По странной иронии судьбы все повторялось вновь.

— Кстати, — внезапно переменила тему Петуния, — почему ты не защищался? Если ты одним щелчком пальца смог остановить те жуткие кусты роз, неужели ты не мог хотя бы в челюсть дать этому аврору?

— Почему он тебе так не нравится? — спросил, вдруг ухмыльнувшись, Снейп. На самом деле его рассмешила возникшая перед глазами Петунии картина, как он лихо, по-ковбойски изворачивается и со всей силы дает Аластору кулаком в челюсть. Летят выбитые зубы, и тот падает без сознания... Ради такого действительно стоило учиться легилименции.

— Так почему? — словно не слыша вопроса, гнула свое Петуния.

Снейп вздохнул. С этими Эвансами было иногда так трудно. Если уж они вбили что-то в свою голову, убедить их в обратном оказывалось практически не возможно. И тогда он решил использовать самый последний аргумент. Распахнув свое сознание, он мягко направил туда Петунию. Всего один вечер. Один. Запах гари почти удушает. Кажется, он пропитал каждую клетку тела. Жар разбушевавшегося пламени опаляет щеки. Пол под ногами закапан темной густой кровью. Он и сам не знает, кто пролил ее. Засевшие в доме оборонялись. Вредоносные проклятия неслись во все стороны, и он отвечал наугад, направляя свои туда, откуда вырывались заклинания противника. Сектусемпра. Авада Кедавра. Стена дома разлетелась в щепки. Искалеченная фигура человека упала на припорошенный известкой пол. Конечно, из-за нее выпала фигура поменьше. Ребенок прятался за родителем. Проклятие прошило их обоих. Во внезапно наступившей тишине как гром зазвучали облегченные смешки Пожирателей. Он так никогда и не узнал, чье проклятие поразило тех двоих.

Вот и все. Глядя в посеревшее лицо Петунии, Снейп тихо добавил:

— У меня нет права на защиту. Я виновен.

— Я буду тебя защищать, — неожиданно жестко сказала Петуния, глядя прямо в темные глаза Снейпа.

Тонкие губы искривились в усмешке. Острые, ранящие слова уже готовы были выплеснуться наружу. Но тут произошло неожиданное: вспыхнула золотистая искорка, связывающее разум Петунии и Снейпа. Понимание напрямую связало два сознания, быстрее всяких слов.

Он увидел искреннее, сумасшедшее желание помочь и защитить. Почему-то именно его. Несмотря на горькую реальность. Предубеждения. Темное прошлое. Непредсказуемое настоящее. И абсолютно неопределенное будущее.

А еще он увидел растерянность. Смертельный испуг ставшей внезапно одинокой не старой еще женщины, оказавшейся в незнакомом, но крайне враждебном мире.

— Ага, это как канарейка будет защищать крокодила, — тихо подумал Снейп, осторожно выходя из сознания Петунии.

— Глупости. Я не канарейка, а ты совсем не похож на крокодила, — обиженно поджала губы Петуния. А потом вдруг неожиданно улыбнулась.

— Что это сейчас было? Эта ваша легали легули, короче, вот эта знаменитая менция?

— Что-то вроде того, — ухмыляясь чему-то своему протянул Снейп.

Петуния облегченно вздохнула. Там в сознании Снейпа она увидела много боли, острые камни отчаянья, тяжелые глыбы сожалений, вечный огонь вины... И под всем под этим робкую надежду.... На что? Он, кажется, и сам не знал. И запрещал себе даже думать об этом, не пуская робкую искру света, старательно заваливая ее бездной невыговоренного раскаяния. "Э, веришь ли ты в то, что говоришь, Северус Снейп? Действительно ли мир так несправедлив, как ты утверждаешь, или где-то в самой глубине души тебе хотелось бы верить в счастье?"

— Гм-хм, Северус, — нерешительно начала Петуния, изо всех сил стараясь думать о шароварах и подшипниках, чтобы этот скрытный, внешне холодный, но такой, как оказалось, ранимый человек, не заметил не дай Бог ее мыслей..

— Для начала, Петуния, тебе надо бросать этого бога, — неожиданно сказал Снейп.

В ответ на удивленное молчание Петунии он добавил:

— Никто у магов не говорит "не дай Бог". Мы говорим: Мерлин. Мерлин тебя побери, слава Мерлину, не дай Мерлин, понимаешь?

— Ага, — еле слышно пробормотала Петуния, сгорая от стыда, что невозможный лилькин хахаль опять прочитал ее мысли.

— Ты просто неопытная романтичная особа, — быстро сказал Снейп. — Со временем это пройдет и ты сама попросишь меня уйти.

Не успела Петуния набрать воздух для возражений, как Снейп продолжил:

— Но пока у нас есть какое-то время, я постараюсь соориентировать тебя в нашем мире. Для начала тебе нужны уроки защитной магии. Да и для магловского мира тебе надо быть более подготовленной. — Снейп задумчиво окинул Петунию оценивающим взглядом. Потом продолжил, решительно встряхнув головой: — Да, наверное, еще курсы вождения. Ты умеешь водить машину, Петуния?

— Нет, — честно призналась она. И растерялась от того, насколько неприспособленной и слабой она оказалась для обоих этих миров. Ее даже не очень удивило то, как Снейп по-прежнему спокойно ориентируется в обоих этих мирах. "Полукровка", — вспомнила она, как называла его Лилька. Петуния вздохнула. Навалилась дневная усталость. Переживания бурного вечера с оживающими растениями и внезапным вторжением тоже не прошли бесследно. Снейп тоже выглядел уставшим.

Дальше разговор не особо клеился. Петуния тихо допивала почти остывшее какао. С тоской думала о предстоящих делах. Он сказал "уроки защитной магии". "Для начала". Ага. Она и с обычной то магией справится не может. Все валится из рук и горячая струя магии, непослушно вильнув хвостом, выскальзывает меж пальцев, опрокидывая землю под ногами.

А еще Петуния никак не могла переварить свои ощущения от столкновения с чужой болью. Там, у Снейпа в сознании. "Я бы сдохла давно от таких чувств", — подытожила она. И вздохнула.

"Еще теперь от бога как-то избавляться", — снова подумала Петуния, пытаясь изо всех сил заглушить острое чувство жалости и невесть откуда взявшейся вины. Хотелось немедленно что-то сделать для защиты этого странного, колючего, внешне холодного и неприятного человека.

Коричневая сладкая жидкость безнадежно остыла и болталась теперь в кружке, как воспоминание о лучших намерениях.

Снейп тоже держал в руках полу пустую кружку. Потом решительно, одним глотком допил ее содержимое и рывком встал.

— И да, никакой защиты мне не нужно. Со своей жизнью я прекрасно справляюсь сам, — сказал он, уходя, и хищно ухмыльнулся.

Петуния потом еще долго сидела на кухне. В окно заглядывал поздний вечер, постепенно оттесняемый глухой ночью. Дел было отчаянно много. Даже в голове, на мысленной чистой странице ежедневника они никак не умещались. Курсы вождения и самообороны, и это при том, что ее собственная магия не стабильна и сыра, как у маленького ребенка. Петуния все еще помнила, как округлялись Лилькины глаза в далеком детстве, и в полет отправлялись тапки, подушки, стаканы лопались, а волосы на голове соседа внезапно становились ярко-зеленого цвета. Но то — объяснимые и милые детские шалости. Терпеть же подобное от старой перечницы... И потом, кто же вообще возьмется ее, Петунию, учить хоть каким-нибудь заклинаниям? В ее то возрасте? Как там Снейп думал "не старая еще женщина"? Ага, не старая. И брюшко уже выросло, и жирок по бокам. И мертвецы в шкафах завелись. И надежды разбились...

— Ты чего еще не спишь, ма? — громко спросил сонно щурящийся Гарри, зачем-то посреди ночи пришлепавший на кухню.

— А дядя Снейп уже ушел? Его точно сегодня не убьют?

— Почему его должны убить? — недоуменно, но встревоженно спросила Петуния.

— Ну тот человек, колченогий, он мечтает убить Снейпа.

Петуния осторожно взяла на руки Гарри. Тот доверчиво прижался к ее груди. До чего он щуплый, на самом деле. Как воробушек. Почему Петуния не замечала этого никогда раньше? Осторожно опустив полусонного ребенка в постель, Петуния наклонилась над кроватью.

— Мы не допустим, чтоб Северуса ранили или убили. Мы будем его защищать, — сказала она подтыкая одеяло.

— Обязательно! — сказал Гарри, отчаянно зевая. — И тебя будем защищать. Вот куплю пистолет... — пробормотал он, засыпая на полуслове.

"А это хорошая мысль, пистолет", — подумала в полудреме Петуния. Она пообещала себе пару минут полежать, но проснулась от яркого солнца, заглянувшего в спальню, прохладного ветра, обещавшего дождь, и пения птиц, которые неистово щебетали, собираясь в стаи и готовясь к перелету на юг.

Дел было много. Вначале они выбралась в деловой центр Коукворта, где оказалась единственная спортивная секция по самообороне. Большое, полупустое ее помещение с полуподвальными окнами находилось рядом с полицейским участком, что было весьма символично. Спасение пропадающих дело рук самих пропадающих. Или что-то вроде того. В секции Петунию встретил хмурый шкафообразный мужчина, записавший ее телефон, взявший предоплату за месяц вперед и велевший приходить на первое занятие группы для начинающих на следующей неделе. Уже выйдя из помещения и сжимая в руке грубый картон членской книжки, Петуния глубоко вздохнула. Она представляла себе все намного страшнее. Никто не расспрашивал ее о целях столь нетривиальных занятий, не заставлял приседать и отжиматься. И не кричал, как совсем недавно в ее сне, что женщинам ее возраста и комплекции следует кладбищенские дорожки учиться подметать, а не на курсы ходить.

Теперь предстояло осуществить вторую часть задуманного. Петуния набрала полную грудь по-осеннему холодного воздуха. Взглянула изподлобья на серое низкое небо. Покрепче взяла малыша Гарри за руку и отправилась в оружейную лавку.

Само место, где она располагалась, не внушала оптимизма. Грязный покосившийся забор. Пара неприметных, облезлых строений. Чуть вдалеке коптит заводская труба. На кривом столбе висит подозрительно ощерившийся фонарь, вероятно, когда спускается тьма, тут нет ни одного источника света. Петуния с замиранием сердца зашла в пошарпанную лавчонку, где вывеска имела настолько ветхий вид, что казалось рассыплется от одного ветра. Про себя Петуния твердо решила, что при первом же признаке опасности просто развернется и унесет отсюда ноги на максимальной скорости.

Неожиданно внутри оказалось чистое и ухоженное помещение, где между кадками с на зависть разросшимися Сансеверинами опасно мерцали несколько рядов с оружием.

Где-то глубоко засосало под ложечкой, и Петуния ощутила как разом вспотели у нее ладони и пересохло во рту. Прищурившись для надежности, Петуния отправила свой страх к Мерлиновой бабушке. И подошла к прилавку.

Старичок продавец оказался небольшого роста, сухенький и щуплый, почти болезненный на вид. На лице его, впрочем, жили своей загадочной жизнью черные блестящие глазки-жучки, с лихвой искупающие недостаток красок и эмоций во всем остальном. Он внимательно и неторопливо изучал Петунию все то время, что она присматривалась к оружию. Не то, чтобы Петуния всегда мечтала иметь дома дробовик. Тем не менее, события последнего времени все больше склоняли ее к мысли о том, что женщина должна уметь постоять за себя. И лучше всего с оружием в руках. Тем более, нагнетали обстановку все эти Гаррины вопросы насчет того, не убили ли уже Снейпа, да и заявления последнего относительно того, что у него нет права на защиту, оптимизма не внушали. К тому же, Петунии часто стала сниться Смерть. Ее очертания были то яснее, то боле расплывчатее, фигура вызывала беспокойство и желание дать отпор. Глупо, конечно, было надеяться, противостоять ей с каким-нибудь кольтом в руках. Но, сжимая сейчас в ладони легкие и тяжелые рукоятки всех этих наганов и пистолетов, Петуния все же ощущала внутреннюю уверенность. И решимость дать отпор любым врагам, посягнувшим на ее родных и близких. Не так уж много у нее их осталось.

— Обычно я советую новичкам-одиночкам глок или кольт, но такой даме, как вы, я порекомендовал бы лёгкий и изящный револьвер с двухдюймовым стволом, — сказал вдруг продавец.

— Так вы мне продадите оружие? — едва ли не умирая от страха, спросила Петуния.

В ответ старичок лишь пожал плечами.

— Вообще-то нужна справка и лицензия, но я вижу, что вы нуждаетесь в защите, больше чем кто-либо в этом городке.

И продавец неожиданно подмигнул.

Жестом он подозвал Петунию к прилавку. Пошуршал чем-то под ним и извлек на свет тусклой лампы крохотный револьвер, удививший Петунию своим изяществом. Черный не очень длинный ствол. Небольшое утолщение для патронов. "Как грудь у стареющей женщины", — подумала про себя Петуния. И отливающая коричневым, теплого дерева изогнутая ручка. Револьвер выглядел почти как игрушка. Или искусно сшитая дамская сумочка. Будет ли он стрелять?

Словно бы прочитав недоверие на лице Петунии, продавец улыбнулся.

— Смертоносная на самом деле вещь. В комплект входят патроны. Восемнадцать штук. Три блока по шесть патронов. Я оформлю как полагается, можете брать револьвер прямо сейчас. Приходите через две недели. Для получения лицензии.

Он назвал сумму. Петуния выдохнула. Она поняла, что слишком долго сжимала пальцы, так что остались следы на ладони. Сумма оказалась большой для её бюджета, но защита важнее.

— Холостые патроны есть, чтоб тренироваться? — овладев собой, спросила Петуния.

— Конечно! — охотно откликнулся старичок и достал ещё два блока патронов.

Петуния пообещала себе взять пару уроков в тире и двинулась к выходу.

— Назовите свое имя, прекрасная незнакомка.

Петуния задумалась. Свое настоящее имя она не хотела говорить и назвалась первым, попавшим ей на ум.

— Чёрная Нарцисса. Нарцисса Блэк.

Неожиданно ей понравилось имя. Его можно было использовать в шифрованных письмах тому же Снейпу.

Петуния рассмеялась. Поиграть в шпионскую игру захотелось? Что за блажь! Глубоко вздохнув, Петуния решительно направилось к выходу, ощущая в сумочке приятную тяжесть новоприобретенного "приятеля".

Нервное напряжение не покинуло её и на улице. Петуния так была погружена в свои переживания, что не заметила, как от стены магазина бесшумно отделилась худая высокая фигура.

— Ох уж эти Эвансы, — тихо ворчал про себя Снейп. — всегда и все хотят получить немедленно. А мне потом за колдовство над маглами отвечать.

И он раздраженно повел плечами.

Петуния решила пройтись домой пешком. Ей все еще было немного страшно, но и весело в тоже время. Гарри задумчиво загребал сухие листья ботинками и что-то напевал себе под нос.

Петуния улыбнулась. Прошла половина дня, а она уже, кажется, переделала большую часть всех дел. Осталось только приготовить обед и заглянуть в маленькую старую библиотеку, в двух кварталах от дома. Гарри требовал новые книги. Хотя Петуния не представляла, будет ли он будет успевать читать, когда начнет ходить в школу.