Наши пути (гет)

Объятия были чересчур долгими, но Мириам наконец успокоилась. Хельга для себя отметила, что похлопывания по спине работают — они даже её саму немного убаюкали.

Пока мать шумно сморкалась в салфетку и бормотала извинения, Хельга глянула на свою водолазку с мокрыми пятнами на плече. Забавно. Сегодня днём реветь в плечо должна была она, но даже представить сложно, зачем ей реветь. Уж точно не из-за страха остаться одной в большом доме — её квартирка и для двоих не слишком подходит. И уж точно не из-за ушедшего — они ведь оба решили, что так будет лучше. Ну не из-за Боба же ей реветь, честное слово.

— Ты могла бы продать дом, — попыталась она внести хоть каплю рациональности. — Взять что-то поменьше.

Мириам замерла на секунду, явно осмысливая. Боже, она что, не задумывалась об этом?

— Но в нём столько воспоминаний… — всхлипнула она, и Хельга испугалась, что опять всё по новой, но мать смогла взять себя в руки. — Я подумаю, дорогая. Надо обсудить это с твоей сестрой.

Ну конечно, куда без Ольги.

Мириам ушла отдыхать, что ей точно не помешало бы, и какое-то время Хельга сидела на кухне в комфортной тишине. За аляповатыми занавесками чернело окно. Если присмотреться, можно было даже увидеть редкие падающие снежинки, а если ещё сильнее присмотреться — силуэты голых деревьев. Из её квартиры было видно только дом напротив и кусочек неба, если смотреть снизу.

Теперь, когда Алекс уехал, она может вернуться к своим старым привычкам: заказывать китайскую еду, которую он терпеть не мог, спать в позе звезды, бросать ключи где попало, а не класть их в специальную мисочку. Прибираться, только когда возникают комья пыли вдоль стен, а посудомойку ставить — когда не осталось ни одной чистой тарелки.

Интересно, забрал ли он свой кактус, и если нет, насколько быстро тот двинет кони. Интересно, получится ли у него теперь бросить курить, когда никто «вызывающе» не «дымит перед лицом».

Без Алекса не будет ссор по вечерам и завтраков по утрам. И это к лучшему, хотя по завтракам она уже немного скучает.

Может, поэтому матери так больно? Может, она вспоминает их с отцом «завтраки» — что бы ни было хорошее между ними, оно ведь точно когда-то было. Даже Хельга, если постараться, найдёт в памяти хотя бы парочку хороших моментов с Бобом.

Другое дело, что она не хочет их искать.

Ровно на этой кухне, за этим самым столом было гораздо больше моментов, которые и вспоминать намеренно не приходится. Сами лезут из грязной затхлой коробки, куда она годами тщательно их запихивала и которую ни один психотерапевт до сих пор не помог разгрести.

Вот она совсем мелкая, принесла золотую звёздочку из подготовишки — а даже Фиби не смогла её с первого раза получить, — но очередная грамота Ольги оказалась важнее, хотя ими весь дом обклеен.

Или она постарше, уже в школе, и Мириам уехала на две недели. В доме шаром покати, Хельга доедает последнюю пачку хлопьев с чуть скисшим молоком и думает, как сильно ей не повезло проводить с отцом каникулы.

Очередной праздник, в котором всё внимание на приехавшую из колледжа Ольгу, а Хельга молча ест, забирает подарок и уходит к себе, пока дело не дошло до праздничных фото, где она всегда как пятое колесо.

И прямо здесь много, много раз Боб принимает за неё решения — важные, судьбоносные, и её мнение его не интересует, ведь он старше, а значит умнее.

Вихрем всплывают бесчисленные моменты со скандалами, которыми пропитана вся её юность до отъезда в колледж. Повод всегда разный, но всегда всё сводится к одному: почему ты не она. Что с тобой не так. Будь нормальной.

Как будто Хельга знала, что такое нормальность.

Мысли об отце всегда вызывали у неё желание курить — как и многие другие мысли, — так что она даже не задумываясь подошла к окну и открыла его. На кухню потянуло вечерним холодом, и он вкупе с дымом успокоил вскипающую внутри жалость к себе.

Ну, подумаешь, родители были мудаками всю её сознательную жизнь. Это на каждом шагу встречается, куда ни плюнь, у каждого детская травма. К счастью, она уже давно не ребёнок и может себе позволить видеться с дорогими родственничками только по праздникам. Или не по праздникам, как сейчас. Или вообще не видеться.

— Мы же договаривались, что ты не дымишь в доме, сестрёнка.

Чёрт. Хельга потушила сигарету, помахала рукой в сторону окна и пробурчала:

— Извини, забылась.

Ольга прошла до посудомойки, брезгливо морща нос и одной рукой поглаживая живот. Интересно, зачем она его вечно трогает, неужто боится, что ребёнок сбежит от её занудства ещё до рождения?

— Соседи столько всего принесли, это было очень мило с их стороны, — говорила меж тем Ольга, доставая чистые блюда, и появилось предчувствие, что она не ведёт ни к чему хорошему. — Но я думаю, что посуду надо вернуть сейчас, а не оставлять это маме. Она ведь точно забудет.

— О нет, — чуйка не подвела.

— Не вредничай, Хельга, маме и так тяжело, — посмотрела Ольга серьёзно и праведно, ещё чуть-чуть, и нимб проклюнется. — К тому же, ты сделаешь это гораздо быстрее.

Ага. Как удобно, что миссис святоша не в том положении, чтобы шататься вечером по району. Как удобно.

— Кое-что я уже освободила, так что иди прямо сейчас, пока не поздно, а остальное завтра занесёшь.

На секунду Хельга ощутила себя игроком, которому НПС даёт квест. Один из тех бесячих квестов, что нельзя пропустить, но они такие скучные и бездарно написанные, что ты буквально ненавидишь каждую секунду потраченного времени.

— Это блюдо мистеру Фросту, это Джейн из дома напротив, эту кастрюльку Арнольду, это Хейердалам, а это…

— Стоять. — Нет, нет и нет. После встречи днём она точно к нему не пойдёт. — Не-не-не. Нет.

— Что нет? — нахмурила Ольга идеальные брови. — Тебе так сложно помочь своей беременной сестре? — теперь к нахмуренным бровям добавились стремительно подступающие слёзы и опустившиеся уголки губ.

Чёрт бы побрал эту беременность. Ольга потеряла последние капли эмоциональной устойчивости. Вторую сцену за день Хельга точно не выдержит, проще утопиться в блюде мистера Фроста.

— Ладно! Господи, ладно! — выкрикнула она, закатив глаза. — Только перестань! — подскочила к посуде, поставила её горкой. — И завтра я не пойду, Марка отправляй.

Ольга что-то пролепетала, мол, Марк не знает никого в этом районе, но Хельга сделала вид, что не услышала — не её проблемы. Посуду пришлось поставить в прихожей, чтобы надеть пальто и открыть дверь, после чего сцапать снова максимально небрежно, выскочить на улицу и демонстративно быстрым шагом перейти дорогу. Кажется, даже пар из её рта выходил очень гневно, как из ноздрей мультяшного быка.

Окей. Много времени это не займёт. Подойти, позвонить, отдать блюдо, поблагодарить, уйти. Всё. Сперва Джейн, потом мистер Фрост, потом родители Фиби, потом та злая тётка, которой Хельга однажды разбила мячом окно, а напоследок… да, пусть он будет в самом конце. Вдруг она внезапно устанет — упс! — что поделать, придётся отложить на завтра, а завтра её уже не касается.

С Джейн разобрались действительно быстро, она ещё раз выразила соболезнования, передала привет Ольге и забрала свою стеклянную посудину. Две минуты шлепания по слякоти, в которую превратился вчерашний снег, и мистер Фрост тоже получил своё блюдо. Но этим не ограничилось — видимо, жизнь вдовца была слишком одинокой, так что он изрядно подсел Хельге на уши: погода совсем испортилась, дорогу мэрия ремонтировать не хочет, а он летом поедет в круиз по Карибскому морю впервые со смерти жены. Как одно было связано с другим, непонятно. Хельга собрала всю вежливость, на которую только была способна, пожелала приятной поездки и поспешила ретироваться, пока он не придумал что-нибудь ещё и пока у неё не отвалились задубевшие пальцы.

К дому Хейердалов она шла с детства знакомой дорогой. Жаль, что сама Фиби уже уехала — вчера Хельга так и не смогла вновь поднять тему об Алексе, а выговориться хотелось. Значит, будет отдуваться новый психолог, как-там-его-Смит, зря она, что ли, деньги ему платит? Неудачи на любовном фронте меньшее из её внутренних зол, и если он с ними не справится, можно сразу искать следующего.

Дверь открыла мать Фиби, постаревшая лет на десять с тех пор, когда Хельга видела её в последний раз. Если подумать, десять лет и прошло. Рэба всегда относилась к ней с пониманием и сейчас так искренне обрадовалась встрече, что Хельга с лёгкостью соврала: «Прекрасно выглядите, миссис Хейердал, вы нисколько не изменились». Они немного поболтали о делах насущных, и с каким бы скептицизмом Хельга ни относилась к таким разговорам, ей действительно было интересно, как дела у родителей Фиби. Помнится, в детстве они были для неё тем примером нормальной счастливой семьи, что по-хорошему должен быть перед глазами у каждого ребёнка.

Рэба посочувствовала утрате, хотя Хельга знала, что отношения у них с Бобом были прохладные — интеллигентные Хейердалы в ужас приходили от того, как можно обращаться с ребёнком бобовским образом. В какой-то момент Хельга даже мечтала, чтобы они её удочерили, но поняла, что с ней их семья резко перестанет быть нормальной, да и счастливой тоже.

Заходить в гости она не стала, несмотря на приглашение и окоченевшие пальцы, сжимающие ручки плоской кастрюльки из-под паэльи. На ней стояло старое безвкусное блюдо с розовыми цветочками. Следующий этап её вынужденного квеста.

Злую тётку звали Мюриэль, как и всех, наверное, злых тёток на свете. Она жила на той же улице, что и Арнольд, в очень удобной стратегической позиции для наблюдения за его окном. Раньше Хельга часто ошивалась возле её дома, так было и в тот злополучный вечер. Арнольд долго не появлялся, свет в его комнате был выключен, поэтому от скуки Хельга достала из кармана свой счастливый бейсбольный мяч и принялась швырять его в стену, а после и в столб для усложнения задачи. Видимо, звук ударов о металл разбудил Мюриэль. Она завопила из окна первого этажа прямо над головой Хельги. Рука дрогнула. В следующую секунду полуподвал Мюриэль обрёл новое вентиляционное отверстие.

Очевидно, после этого инцидента пришлось искать другое место, а злая тётка стала злой. Каждый раз при случайной встрече она цокала языком и недовольно на неё смотрела, хотя деньги за окно Хельга отдала почти сразу — и это были все её карманные накопления.

Вчера Хельга её весь вечер избегала — спрашивая себя, зачем спустя столько лет она это делает, — но сейчас избежать не получится. Зато это будет взрослый поступок: встретиться со своим давним врагом лицом к лицу. Лишь бы дойти, а то пальцы она уже буквально не чувствовала.

Хельга снова шла по улице Арнольда, напротив «Сансет Армз». В столовой горел свет, и ей показалось, что она заметила сидящую фигуру, как вдруг во что-то вмазалась со звонким стуком, и кастрюля упёрлась ей в грудь.

Чёрт. Этот треклятый столб!

В следующее мгновение до неё дошло, что это мог быть за звук, и с ужасающим чувством дежавю она повернула блюдо. Скол. Прямо на когда-то позолоченном ободке.

Чёрт тебя побери, грёбаный столб!

Пока она пыталась придумать оправдания, дверь щёлкнула, и из проёма выглянула старушка Мюриэль. Да у неё слух как у летучей мыши!

— Кто там? — проскрипела она вместе с дверью.

— Добрый вечер, — протянула Хельга, хватаясь за пострадавшую сторону блюда. — От лица семьи Патаки хочу сказать большое спасибо, это ваше.

Мюриэль протянула костлявую руку, взглянула Хельге в лицо… и почему-то заулыбалась.

— А, Ольга. Куда же ты по ночам ходишь, тебе надо заботиться о малыше.

О боже.

— Отправила бы сестру свою, она всё равно без дела слоняется, пропащая.

Хельга выдавила подобие улыбки. И, пока Мюриэль не стала всматриваться в своё имущество, поспешила распрощаться практически без зазрений совести:

— Мне тут ещё кое-что вернуть надо, так что я пойду, всего доброго.

Перебежала дорогу, обернулась — старушка щурясь смотрела ей вслед. Чёрт. Пришлось подойти к крыльцу «Сансет Армз», подняться… тихо постучать.

— А что это с блюдом?.. — донеслось с другой стороны улицы, но дверь перед носом Хельги уже открылась, и она буквально в неё влетела, тут же за собой захлопнув.

Сморщилась, понимая, что наделала.

Обернулась.

Перед ней стоял Арнольд с таким видом, будто на призрака смотрел. А она вцепилась в кастрюльку занемевшими пальцами, выдвигая её вперёд, как единственное разумное объяснение.

Хотя разумного в этой ситуации ничегошеньки не было.