Впереди были выходные и не было занятий, что означало возможность не отсвечивать. Ох, если бы…
Чем я отличалась от подавляющего большинства студентов Хогвартса? Ну, кроме того, что была заключённым в тело ребёнка взрослым попаданцем с пачками знаний в каждом кармане… Так вот — последние шесть лет я прожила с маньяком от образования, который искренне считал, что если ты за день не продвинулся на пути познания, ты прожил этот день зря. Шотландский особняк Нильфхейм находился на берегу моря, около песчаной бухты шириной примерно в двести ярдов(1). Пляж там имел форму полумесяца, не больше ста футов(2) в самом широком месте, а от пляжа до особняка было не больше трёх четвертей мили(3). Сам он стоял посреди широкого поля площадью примерно в триста акров(4). Часть поля занимал огород, нежно лелеемый домовиками — там росли овощи и кое-какие растения для зелий. Остальное поле пересекали четыре мощёные подвытертым временем гранитом дорожки, шедшие во все четыре направления. Там совершенно дико росли цветы и травы. Поле окружала полукруглая лесополоса шириной в десять миль(5). И вот всё это пространство было зачаровано так, чтобы никто туда не мог попасть. Маглы не могли даже войти в лес — он их ужасно пугал, а от магов там стоял антитрансгрессионый барьер. Лес был довольно густо населён самыми разными тварями, разные части которых тоже требовались на зелья. В южной части леса обитал наш фамильный, можно сказать, фамильяр — василиск возрастом в семьсот лет. Он родился в особняке, а потом его так и оставили в Британии, потому что датский климат оказался для него слишком холодным. В северной части располагалось гнездо акромантулов, части которых тоже требовались в целом ряде зелий, так что прореживали мы их регулярно. А если молодым паукам хватало придури уползти в южную часть леса, василиск никогда не был прочь схарчить парочку членистоногих… Так вот. За последние шесть лет, благодаря Хеймдаллю, я не могла даже собрать букет полевых цветов без подробной лекции по ботанике. Он считал, что человек обязательно должен быть всесторонне развит, так что не ограничивался в науках: мы изучали зоологию и магозоологию, артефакторику с сопутствующими кузнечным, ювелирным, гончарным, камнерезным искусством, и резьбой по дереву и прочими способами сделать что-то из чего-то, ритуалистику, мировую литературу, языки и математику. Он, возможно, ещё больше углубился бы в магловскую науку, если бы она не противоречила магической. И пробежки тоже относились к категории всестороннего развития.
Честно говоря, я думала, что Девона просто не встанет в шесть утра. Но она встала. Геката и Абигейл опустили пологи своих кроватей с вечера, чтобы наше мельтешение не помешало им спать. Мы старались вести себя как можно тише — кому понравится, если его разбудят в выходной в несусветную рань? Девчонок мы с Девоной в итоге не разбудили и прошмыгнули в коридор. Хеймдалль снова встретил нас у выхода из подземелий.
— Доброе утро, — поздоровался он и улыбнулся. — Ты привела с собой подругу?
— Мы всё ещё в школе, профессор Ольстин, — скривилась я. — Да, Девона выразила желание пойти со мной на пробежку.
— Это чудесно, — расцвёл Хеймдалль. — Я очень рад, что ты заводишь друзей, принцесса.
— О, Мерлин, — заворчала я. — Просила же не называть меня так…
— Профессор? — обратилась Девона. — Почему вы тоже здесь? И почему вы так обращаетесь к Фрейе?
— О, это довольно простой вопрос — я был её частным учителем и гувернёром последние семь лет, — снова улыбнулся он. — Что же касается этого обращения… В Дании все знают о кровном родстве Нильфхеймов и королевской династии.
— О, вот как, — улыбнулась Девона. — Я не знала этого.
— И я надеюсь, что больше никто не узнает, — я поджала губы. — Ни о моих родственниках, ни о наших с профессором отношениях.
— Я никому! — решительно заявила она. И я почему-то ни на йоту не поверила.
— Хорошо, — кивнул Хеймдалль. — Сегодня проведём лёгкий силовой комплекс, да?
Я вздохнула и кивнула. Лёгкий силовой комплекс представлял собой часовую силовую тренировку, в которую, правда, не входили спарринги. Начинался он с небольшой разминки и пробежки, а вот потом… Ну, как небольшой — по меркам Хеймдалля. Разогрев мышц ничего особенного в себя не включал, а вот пробежка предусматривала шесть кругов вокруг стадиона, каждый из которых имел протяжённость в триста пятьдесят ярдов(6). Лёгким темпом на такое расстояние требовалось не более десяти минут. Начала Девона довольно бодро, как это бывает с людьми, не знающими толком возможностей своего тела. Однако уже на втором круге она снизила темп, а где в середине третьего и вовсе пошла пешком, пытаясь восстановить дыхание. Впрочем, надо отдать ей должное — круг она прошла, а затем снова побежала.
— Ускорение на последние полкруга, — бросил Хеймдалль, едва покосившись на меня. Я кивнула.
К этому моменту мы как раз нагнали Девону, так что к этому упражнению она даже условно присоединилась. После бега мы разминали мышцы в ходьбе, пока она пыталась отдышаться. Снова. Ну, я в своей реальной тушке, полагаю, выглядела бы так же, если бы вообще смогла пробежать это расстояние, так что я с сочувствием предложила ей на этом закончить. Она охотно согласилась, наблюдая остальную тренировку со стороны.
Надо ли говорить, что уже к середине завтрака весь факультет знал, что по утрам профессор Ольстин совершает пробежки? Надо ли говорить, что все знали также, в чьей компании? Спасибо, Девона хоть не разболтала, по какой причине, назвав это «датскими привычками». И хотя слизеринцы не имели дурной привычки орать за столом, как не будем говорить кто, говорили всё равно достаточно громко, чтобы к концу завтрака о ЗОЖных привычках Хеймдалля узнали вообще все. И вместо того, чтобы одолевать его с вопросами, одолеть с ними решили меня. Желание исчезнуть из школы и никогда больше в неё не возвращаться нарастало во мне с каждым мгновением, хотя я прекрасно понимала, что учиться мне всё равно нужно. Вот бы отмотать время назад и прикинуться валенком с хлебушком вместо мозга… Вот бы вообще всю биографию переиграть…
К обеду у меня было почти непреодолимое желание запереться в туалете и переждать, когда проходной двор в нашей комнате закончится. И хотя Девона, в некотором смысле, успешно отбивалась от наплыва девчонок, говоря, что наш «лёгкий силовой комплекс» она не вывезла, желающих пойти на пробежку утром всё равно было много. И я бы даже радовалась такому стремлению, если бы не мысли, которые неконтролируемо лезли мне в голову. Чужие мысли, я имею в виду. Девушкам вовсе не была интересна пробежка — им был интересен Хеймдалль. Не то чтобы я могла осуждать их за это, ведь он действительно производил впечатление. Да и вообще был самым молодым и самым привлекательным преподавателем в Хогвартсе, и в принципе был старше выпускного курса всего на девять лет. Но мне категорически не нравилось, что в это впутывали меня. А это мне ещё надо было каким-то образом пробраться на его дополнительные. Хоть заклинаниями обвешивайся.
В итоге в воскресенье на пробежку вышло человек пятьдесят, наверное. И это были не только девочки Слизерина — были студенты обоего пола со всех четырёх факультетов. Никогда в жизни мне не хотелось так сильно пропустить тренировку. Однако Хеймдалль заметил меня, так что у меня не было и шанса сбежать. Правда, удалось договориться обойтись какое-то время без спаррингов. Я почему-то думала, что он будет крайне доволен собой, когда увидит такое количество желающих заняться физкультурой с утра пораньше, но это оказалось не так. Хеймдалль хмурился и поджимал губы. И это он ещё не слышал того, что думали студенты и студентки. Счастливчик.
Лёгкий комплекс на выносливость предполагал Очень Длинную Пробежку. В очень лёгком темпе, и даже не полумарафон. Но всё же это было двадцать кругов вокруг стадиона, после которых следовал комплекс статических упражнений из йоги. Если не считать долгого бега, это был самый простой комплекс. Однако на студентов жалко было смотреть. Те, кто как-то был связан с миром маглов и посещал обычные школы с физкультурой, тянули хоть как-то. Чистокровные… Короче, мне казалось, что градус разнообразного отношения к моей персоне повысился. И мне казалось, что в основном негативного.
Каким-то волшебным образом мне удалось не отсветить в понедельник. На занятии по чарам мы продолжили заниматься теорией, и профессор Флитвик очень подробно и довольно интересно рассказывал о взмахах палочки. Аудиторию он не спрашивал, так что сидеть на его занятии тихо было проще простого. На сдвоенной трансфигурации с Пуффендуем было и того страньше — весь первый урок профессор МакГонагалл посвятила теории, подробно объясняя все формулы чуть ли не до последней запятой. А на втором уроке опять были спички, которые надо было превратить в иголки. Впрочем, поскольку у меня это получалось, она дала мне личное задание — сделать расчёт для превращения ветки в спицу. От спички в иголку, на самом деле, мало чем отличалось, но я послушно взялась писать. Вот кстати, у меня оказался на удивление приличный почерк, несмотря на то, что писать надо было пером и чернилами. Немного детский и ещё не до конца оформившийся, но вполне ровный и читаемый.
Вторник таким же чудом не порадовал. Потому что на сдвоенных чарах профессор Флитвик предложил нам впервые попробовать заклинание — Вингардиум Левиоса. Полагалось левитировать большие пушистые перья с его помощью. Перо не чемодан, так что левитировать его было довольно легко. Впрочем, я намеренно очень долго просто таращилась на него, пока остальные студенты старательно пытались поднять свои перья. Два пера были сожжены, одно лишено ворсинок, но взлетать они всё же не собирались. К несчастью, профессор Флитвик заметил, что я манкировала обязанностями студента, и прежде чем он привлёк ко мне внимание, я взмахнула палочкой.
— Вингардиум Левиоса, — негромко произнесла я, и перо сделало именно то, что от не требовалось — взлетело.
— Сморите, — обрадовался профессор. — У мисс Нильфхейм получилось!
Я почувствовала себя ужасно, когда он мне ещё и пять очков начислил. Мне казалось, что я жульничала, ведь при прочих равных… Впрочем, мне было не узнать, что именно было бы при прочих равных, потому что понятно почему. Однако настоящая волна страдания прокатилась по моему телу, когда я вспомнила о том, что после чар стояло сдвоенное ОПТИ. Этот урок меня откровенно пугал. Профессор Ольстин встретил нас у входа в класс, выкрутив, как мне показалось, свою харизму на максимум. Я бы побледнела, если бы у моей кожи был хоть какой-то пигмент. Однако прежде чем приблизиться к нему, я с трудом вернула себе самообладание, чтобы он не подумал, будто мне нехорошо. Забившись в дальний угол, я приготовилась к тому, чтобы пытаться слиться с обстановкой. Как будто были шансы, что он меня не заметит.
— Сегодня обойдёмся без игр, — тут же заявил профессор, когда все расселись. — Для начала давайте вспомним, что мы выучили на прошлом уроке. Сейчас выходим по одному и ставим щитовые чары.
А теперь внимание, вопрос: кто-нибудь из студентов практиковался? Разумеется, нет, потому что Хеймдалль «не задавал практиковаться». Как бы сказать… Он предполагал, что… Хотя свитки все честно приготовили и даже выложили на парты, чтобы сдать по первому требованию, это была по сути бесполезная бумага, если студент не мог поставить щит. Не было совершенно никого смысла писать километры текста с исследованиями щитовых чар, если сотворить их не удавалось. Разве что дезориентировать врага, швырнув ему эти исследования в лицо. Студенты начали выходить к его столу и пробовать. Хеймдалль щедро давал три попытки и даже поправлял и подсказывал, когда не получалось. Чем дальше шёл этот процесс, тем сильнее мне хотелось уйти — потому что даже с третьей попытки почти ни у кого не получалось. Собственно, с третьей попытки вышло только у Джинни Уизли и у близнецов Слорру, и он начислил им по три очка. Я оставалась последней. Кто бы знал, как мне хотелось, чтобы Хеймдалль сказал что-то вроде: «У вас вышло на том уроке, можете не выходить».
— Мисс Нильфхейм, не задерживайте класс, — поторопил он меня, поскольку по пути я еле плелась между партами. — А впрочем… Петрификус Тоталус!
— Протего Максима! — тявкнула я, ставя щит так, чтобы прикрыть не только себя, но и тех, кому не повезло оказаться рядом.
— Прекрасно, — улыбнулся Хеймдалль. — Пять очков. Видите? Вы должны быть готовы выбросить щит в любой момент. Абсолютно в любой. Можете вернуться на место, мисс Нильфхейм. Что ж, перейдём к сегодняшней теме урока — стратегии.
Я послушно забилась в свой угол, надеясь, что оставшийся урок пройдёт без меня. Почему меня так воротило со всего этого? Мне более чем хватило внимания в субботу, и я совершенно не горела желанием повторять этот опыт. А впереди маячил квиддич… Мои мысли были в таком раздрае, что я даже не могла вытурить из головы гомон класса. Хеймдалль тем временем вывел на доске слово «Стратегия» и развернулся к классу.
— Итак. Что вы будете делать, если столкнётесь с превосходящим противником? — он улыбался. — Кто из вас вступит в схватку? — руки гриффиндорцев, почему-то Мурки и близнецов, последних троих, правда, не очень уверенно, поднялись вверх. — Мисс Нильфхейм. Вы не подняли руку. Почему?
— Потому что я бы не стала этого делать, — встав, отозвалась я. — Если бы я внезапно столкнулась с превосходящим противником, моей стартовой стратегией был бы побег.
— Это трусость! — выкрикнули с ряда гриффиндорцев.
Я промолчала. Во-первых, мы были на уроке, к тому же, уроке Хеймдалля, который не любил выкриков с места и неуместных перепалок. А во-вторых, я совершенно не горела желанием объяснять, что предпочту остаться живым трусом, а не мёртвым храбрецом. Вдобавок, Хеймдалль дал слишком мало вводных, чтобы можно было дать какой-либо другой ответ.
— Мистер Лоренс, я снимаю с вас два очка за выкрики с места, — произнёс Хеймдалль, не повернув к нему даже голову. — Мисс Нильфхейм, что бы вы делали после побега?
— Вы даёте слишком мало условий, сэр, — тихо отозвалась я. — Дальнейшая стратегия очень зависит от прочих обстоятельств.
— Хорошо. С этим трудно спорить, — кивнул он. — Садитесь.
Мой ответ не был особо вразумительным, как впрочем, и вопрос. Так что после этого Хеймдалль вернулся к доске и начал вещать. Он говорил о ключевых схемах поведения при столкновении с тёмными силами и противниками самого разного уровня. Основой любой стратегии, впрочем, в конечном итоге была здравая оценка противника и разработка плана противодействия. Нельзя просто так взять и выбежать с мечом наголо в толпу дементоров и надеяться, что пронесёт — не пронесёт потому что.
Хеймдалль рассказывал интересно — это уж он умел. Он даже поведал пару историй из жизни, как ему доводилось добывать некоторые редкие ингредиенты и приходилось вступать в незапланированные схватки. Пока он говорил, я немного расслабилась и вполне нормально слушала урок. Ничего нового для меня в нём, правда, не было, а в одной из его историй я вообще была непосредственным участником, но слушать всё равно было увлекательно. Когда урок закончился, студенты довольно шустро засобирались в Большой зал. А на меня накатила странная апатия и даже усталость, так что я еле шевелилась. Я запихала вещи в сумку, тяжело вздохнула и… через шаг врезалась в Хеймдалля.
— Ты кажешься подавленной, — мягко произнёс он. — Что-то случилось?
— Мне ужасно, — призналась я. — Я чувствую себя мошенницей. Ну не должно быть между мной и остальными такой разницы. Меня все ненавидят.
— Я не ненавижу, — хмыкнул Хеймдалль. — Ты определённо преувеличиваешь. Ты не нравишься гриффиндорцам, но они вообще… — он помахал рукой где-то за головой. — А остальные студенты, я уверен, даже рады, что на все вопросы есть кому ответить.
— Думаешь? — изогнула бровь я.
— Сказал же, я уверен, — он усмехнулся. — Учащиеся всегда рады, если в классе есть, кто сможет ответить учителю на любой вопрос. Потому иначе учитель злится, а когда учитель злится — даёт больше домашки. Так что тебе просто кажется. Или у твоей уверенности есть более веские основания? — он нахмурился и посмотрел мне в глаза.
— Если ты о том, что в школе думают, то больше думают о тебе, — я пожала плечами.
— Ну вот и расслабься, — снова улыбнулся Хеймдалль. — Ты много работала, чтобы быть тем студентом, каким ты являешься. Не надо чувствовать себя неловко из-за этого. В конце концов, всем остальным никто не мешал заниматься.
— Наверное, ты прав, — протянула я.
— Ах да, сегодня же у вас урок полётов, — как будто внезапно вспомнил он.
— Се… Сегодня? — опешила я.
— Да, — Хеймдалль кивнул и улыбнулся. — Насколько я помню, у вас занятие сегодня после обеда с Гриффиндором, а завтра должны будут учиться Когтевран и Пуффендуй. Я знаю, что ты не хочешь выделяться, — он скривился. — И Северус наверняка просил тебя не отсвечивать. Так что просто сделай, как скажет преподаватель.
— Хорошо, — понуро отозвалась я. — Ты, я так понимаю, тоже заводишь друзей?
— Если ты о профессоре Снейпе, то, полагаю, да, — он задумчиво взглянул на дверь. — Не думаю, что ему подходит преподавание, но он был бы прекрасным учёным.
— Да нормальные у него уроки, — усмехнулась я. — Не такие, как у тебя, конечно, но нормальные. Если его не бесить.
— Хм… Мои уроки тоже могут превратиться в Ад, если меня бесить, знаешь ли, — кровожадно улыбнулся Хеймдалль.
— Мне-то откуда знать? — сглотнула я.
Он только изогнул бровь и, наконец, отпустил. Надо заметить, психотерапия от Франкенштейна мне помогла. Как-то действительно полегчало. Я понимала, что выделилась слишком сильно, но ничего уже было не изменить, так что нужно было просто принять ситуацию как данность. Так что к своей стратегии «Старайся не выделяться» я добавила пункт «А если не получается, то просто забей». Тем более, я ещё не решила насущную проблему с голосами в моей голове. Стоило засесть в библиотеку, хотя мне почему-то казалось, что в Хогвартсе я мало что найду по зачарованию артефактов, тем более с ментальной магией. Впрочем, у меня была своя, довольно обширная библиотека, да и можно было, наверное, обратиться к софакультетникам. Хотя кто в наши занимается артефактами в Британии? Судя по программе Хогвартса — два долбонтяя из Дании.
Урок полётов был назначен на три часа — через час после обеда. Он должен был проходить на поле за школой, между замком и стадионом для квиддича. Сентябрь радовал — погода стояла прекрасная. И я подумала, что после занятия было бы здорово почитать на улице, пока ещё стоит солнечная и тёплая погода. Домашнюю работу по зельям — правила помешиваний — я сделала ещё в выходные, а задание по трансфигурации было довольно маленьким, так что я успела сделать его после обеда. Мы вышли в поле вместе гриффиндорцами и мадам Трюк — высокой седой женщиной с короткой стрижкой, жёлтыми глазами и ястребиным лицом. Она подвела нас к двум рядам небрежно брошенных старых и потрёпанных мётел. Смотреть на них было прямо жалко. Как будто летать на них учились ещё во времена короля Кристофера Баварского(7). Мадам Трюк выстроила нас так, чтобы у каждого по правую руку оказалась одна из этих перестарков.
— Поднимите руку над метлой и скажите «Вверх», — велела она. — С чувством.
Я чуть было по привычке… Легилименция — дар редкий, и не любят его не просто так. И больше даже не потому, что легилимент невольно нарушает личные границы окружающих — он бы охотно этого не делал, на самом деле. Главная проблема для остальных магов заключалась в том, что легилименту не обязательно было произносить заклинания вслух. Его ментальная энергия изначально была достаточно сильна, чтобы в этом не было никакой необходимости. Так что подчинить метлу, если можно так выразиться, я могла и без голосовой команды. Но я послушно повторила «Вверх». Большинство старых и весьма уставших мётел катались по траве, подпрыгивали и дёргались. Моя послушно легла в руку с первого раза. Скорого успеха достигли Донован, Уизли, Шоу, Криви, оба Слорру и Девона. Остальным это дело давалось труднее. Прошло, наверное, минут десять, когда мётлы оказались у каждого.
— Теперь оседлайте метлу, — уверенно произнесла мадам Трюк. — Крепко держите её за древко. Направьте его вверх, поднимитесь над землёй на два ярда, а затем опустите древко и приземлитесь.
Худо-бедно, в три попытки, получилось у всех. Ни у кого метла не взбрыкнула, не полетела сама по себе, не рванула и вообще не начала творить какие бы то ни было непотребства. Мадам Трюк металась между студентами, зорко следя за каждым. На меня она бросила несколько странный взгляд, и я невольно прочла в её мыслях: «Вам-то что здесь делать?» Когда взлетать и приземляться у всех стало получаться, мадам Трюк выстроила нас в две линии, и мы полетели вдоль стадиона, медленно и аккуратно, приземляясь и взлетая каждые десять ярдов(8). Очень раздражающе.
Когда занятие закончилось, я предложила Девоне посидеть на берегу озера и почитать там. Она согласилась, заметив, что уже сделала всю домашку на завтра. К нам присоединились близнецы, которых я наконец начала различать без залезания им в голову, остальные же понуро направились в замок — делать зелья. Надо будет предложить им делать задания вместе… Это и веселее, и у всех всё всегда вовремя сделано. Но только после того, как я разберусь с шапочкой из фольги или иным головным убором, блокирующим чтение мыслей. Потому что без него это было бы крайне изматывающе.
1) 200 ярдов = 182,88 метра
2) 100 футов = 30,48 метра
3) ¾ мили = 1207 метров
4) 1 акр ~ 4046 м.кв.
5) 10 миль = 16,09 км
6) 328,27 метров
7) Король Дании 1440-1448 гг.
8) 10 ярдов = 9.14 метра
Юфория Ониавтор
|
|
А, ну да. Предупреждение же просто так стоит.
3 |
Как бы еще убрать из текста фразу про «жабью морду» ..,
зачем она?! Вызывает неоднозначные реакции :( |
Юфория Ониавтор
|
|
Nadkamax
Это выражение лица... Оно прожило недолго) |
Katriona14, Аида не девочка, а взрослая тётка. И к сожалению, именно так жизнь взрослого и протекает. Ты поел, поработал, поел, поработал, посмотрел сериальчик, позалипал в соц сетях, читая мемасики, покушал, сходил умылся на ночь, лёг спать.
А в чем конкретно ваша претензия к работе? я не поняла, почему вы так пренебрежительно и презрительно к героине относитесь. В смысле, я так поняла, что вам не нравится жанры повседневность и мери-сью? Если вы знаете, что вам это не нравится, зачем тогда читать? 7 |
Юфория Ониавтор
|
|
Inklove
О, прямо бальзам на душу) |
Спасибо большое за вашу работу, автор. Было интересно и весело, Мэри очень естественная и не вызывающая. Конечно, она выделяется - она же Мэри, но всё это без лишнего пафоса. Хеймдалль прекрасен)
1 |
Юфория Ониавтор
|
|
Анаana
О, Хеймдалль... Откровенно говоря, он не меньше Марти, чем Фрейя Мери) и да, он прекрасен) |
Aprel77 Онлайн
|
|
Юфория Они
Про выражение "Жабья морда". Оно если и жило вообще, то только в лично вашей небольшой по площади местности. Я тоже заинтересовалась фразой и пыталась понять, какое же именно чувство выражает "жабья морда". Пол часа искала во всех источниках, но нашла только отрывки из книг, не связанные с выражением лица. Это никому не известная фраза. Потом просто рассматривала фото жабьих морд. Их опущенные углы рта можно трактовать как грусть или высокомерие, но это не подходит к тем эпизодам из жизни вашей героини, в которые вы эту фразу употребляете. То есть фраза ни о чём. Но произведение мне нравится. Есть, конечно, некоторые неприятные для меня моменты, но на всех не угодишь. Например, Рон Уизли говнюк и расист, а она с ним бесконечно терпелива и добра. Вот вообще ни слова вразумления. Бьют по морде за то, что поступила на Слизерин? Подставим другую щёку. |
Юфория Ониавтор
|
|
Aprel77
Это выражение... Вообще, в моей голове это было скептическое выражение лица. Когда я доползу до полной редактуры это части, я ее уберу, я помню про её невразумительность. Ну, ее отношения с Роном - это что-то вроде "этожеребенок". Ей же не 11, и она хорошо понимает, что у него странно скошенное понимание картины мира. |