Год Крысы. Дороги (гет)

В течение трёх дней после отъезда путницы Рыска была задумчивей и рассеянней обычного. Она проверила, что означало слово «универсальный», и это её весьма озадачило. «Общая свеча»? Неужели Крысолов хотел для неё такой участи? Но зачем? И если это вышло случайно, то что теперь Рыске делать? С одной стороны, было правильно послушаться совета Зофьи и держаться подальше от Пристани и путников, ведь если они разведают о её даре, то смогут безнаказанно использовать её удачу, с них станется. Рыска не знала ни одного путника, который внушал бы ей доверие и уважение. С другой стороны, тайна не давала покоя. Как бы проверить, настолько ли «свеча» универсальна? Лучше всего спросить Крысолова, но тот слишком далеко. Может, в местной Пристани найдутся другие наставники, которые смогут ей помочь?

Когда двое весчан, ухаживающих за школьными коровами, собрались ехать в Плынь, Рыска решила отправиться с ними. Мужики не возражали — им нравились и девчонка, и её сказки. Варвара попросила её прикупить у знакомого лекаря обычный набор трав и порошков, Ириша, сначала пожелавшая составить им компанию, слегла с женской болью, и в итоге в город поехали вчетвером: двое весчан, школьная кухарка и сама Рыска.

Всю дорогу её терзали сомнения: стоит ли проявить смелость и сходить в Пристань, впустят ли её туда — и, главное, выпустят ли? Может, лучше дождаться Алька и посоветоваться с ним? Что-то Рыске подсказывало, что Альк не одобрит её самостоятельности и упрётся рогом, уверяя, что риск того не стоит.

Въехав в город, Рыска слезла с обоза, пообещав весчанам через пару лучин прийти к лавке у мельницы, и медленно пошла по знакомой, припорошенной снегом улице к дому лекаря. Она быстро купила всё, что заказала наставница, немного поболтала с пожилым, охочим до нравоучительных разговоров лекарем и, оставив у него на время свой мешок c покупками, решила прогуляться налегке в сторону центра города.

По пути Рыску стала занимать новая дилемма: Альк предупреждал, что в случае непредвиденной ситуации она может прийти в его дом в Плыни и узнать у слуг, не присылал ли он для неё весточки. Вообще-то, сейчас ей ничто не угрожало, но Алька не было уже больше месяца, и Рыска ужасно хотела узнать, как у него дела. Она не столько стеснялась обратиться к слугам, сколько боялась поставить его в неловкое положение. Ну что она скажет Авдотье и Федуне? «Вы меня помните? Нет ли у вас для меня новостей?» Можно было бы попросить их отправить для Алька письмо с голубем, но о чём в нём писать? О том, как она изучает математику и географию? Об «универсальной свече»? Первое казалось глупым, второе опасным — мало ли кто прочитает, а чернил для секретных посланий у неё не было.

Дойдя до рыночных рядов — довольно людных, несмотря на сезон, — она купила Ирише леденец, а себе пирожок с творогом, немного поторговавшись для вида. Решив, что ничего сама предпринимать не будет, и это не трусость, а благоразумие, Рыска уже собиралась свернуть на улицу, ведущую к мельнице, как вдруг её слух уловил знакомый голос.

Обернувшись и пошарив взглядом между рядами с квашеной капустой и огурцами, Рыска с удивлением разглядела лисью шапку, а затем и саму путницу, стоящую возле лотков с домашней птицей. Обрадовавшись, что Зофья ещё не уехала из Плыни и, возможно, согласится снова с ней поговорить и дать совет, Рыска уже направилась в сторону торгового ряда, но вдруг приросла к месту: рядом с путницей стоял Альк. Незнакомая шуба и меховая шапка так преобразили его фигуру, что Рыска не сразу его узнала. Кроме того, ей и в голову не могло прийти, что Альк вернётся в Плынь и не приедет в школу, чтобы её навестить.

Гадая, как лучше обрадовать его своим появлением, она стала незаметно пробираться между бочек с соленьями, пока не увидела, что именно он покупает: большого гуся. Зофья оценивающе глянула на птицу, усмехнулась и одобрительно хлопнула Алька по плечу. Тот расплатился, сунул гуся в мешок и протянул его своей спутнице — мол, неси сама. Зофья не стала отказываться: водрузила мешок на плечо, и они вместе с Альком направились к лотку с мочёными яблоками.

Вместо того, чтобы с радостным криком выбежать им навстречу, Рыска сначала отвернулась, а затем спряталась за телегой со шкурами. Ей вдруг вспомнилась шуточка, которую отколол Альк, когда они вместе с Жаром жили в Лосиных Ямах: пообещал приготовить ей гуся, а она согласилась на курицу. Саврянскую традицию в благодарность «за это самое» кормить девушку собственноручно приготовленной птицей она хорошо запомнила. Из случайной исповеди Зофьи Рыска поняла, что «это самое» у них с Альком было, и не раз, но давно…

Пробравшись сквозь группу малолетних балагуров, Рыска машинально придержала за пазухой кошелёк и наконец свернула за угол ближайшего дома. Там её ноги подкосились, и она села в большой сугроб.

Ревновать Алька к прошлому казалось глупостью, однако Рыска и подумать не могла, что прошлое станет настоящим и так больно ужалит. Одно дело липнущие к Альку девки в кормильне, которых он видит в первый и последний раз, и совсем другое — первая любовь, да ещё какая!

— Эй, девка, ты что, совсем сдурела? Там же розы! — прокричали у неё над ухом.

— А? — Рыска изумлённо подняла голову.

— А ну брысь с моей клумбы! Такая молодая, а уже пьянь, да ещё с утра. Вставай!

Толстая женщина в пуховом платке замахнулась на Рыску кулаком, но та вскочила с виноватым видом.

— Извините, тётенька, я не нарочно! Просто голова закружилась.

Смягчившаяся тётка покачала головой и стала проверять, сильно ли примялся сугроб, прикрывавший её клумбу. Не дожидаясь окончания проверки, Рыска пошла вверх по улице, не разбирая дороги.

Происшествие на рынке так её огорошило, что она не могла толком понять, что чувствует: на неё навалилось какое-то странное опустошение, сердце гулко стучало в груди, разгоняясь по мере того, как она ускоряла шаг, перебираясь в горло, бухая в висках.

Через несколько щепок Рыска вышла к площади, на которой они с Альком когда-то водили хоровод. Недалеко располагалась молельня, откуда выходили после службы прихожане, а на помосте в центре площади их уже ждали развлечения. Мальчишка лет десяти, несмотря на холод, выразительно декламировал длинное стихотворение, и Рыска остановилась, завороженная тем, как у него изо рта выплывают клубы пара. Две цыганки с бубнами зазывали жителей на представление у кибитки на краю площади.

Мальчишка спрыгнул с помоста и прошёлся по небольшой толпе с шапкой, в которую Рыска тоже бросила медьку, а затем раздался крик скомороха:

— Кто умеет баять, не проходи мимо, повесели народ!

Рыска встрепенулась: не Хольгин ли это знак? Разве она не сказочница? Разве она не выучила саврянский язык настолько, чтобы рассказать историю на потеху местной публике? Альк считал, что она забоится толпы белокосых, что не сумеет ладно говорить на саврянском… Так вот, он был не прав!

Взобравшись на помост, Рыска развернулась к зрителям и, столкнувшись с парой дюжин заинтересованных взглядов, начала свою историю.

— Однажды в небольшом и небогатом тсарстве, где правил белый волшебник, случился год крысы, а за ним второй. Пришли холод и мор. И затеяли жители этого тсарства пойти войной на соседнее, чтобы отобрать у них более тёплые земли и накормить своих детей. Чтобы не губить людей в напрасных битвах, решили они свести в большом сражении двух своих главных волшебников: белого и чёрного. Долго волшебники сражались в поле, метались чёрно-белыми вихрями, пока белый, более ловкий и хитрый, не одержал верх. Когда он уже занёс магический хлыст над телом упавшего чёрного волшебника, тот скинул с себя волшебные чары и оказался… женщиной. И тогда белый волшебник вместо того, чтобы убить соперницу, решил овладеть ею и тем самым доказать своё превосходство.

В толпе довольно заулюлюкали.

— Земли были захвачены, а чёрная волшебница была изгнана из тсарства, — продолжила Рыска. — Но через девять месяцев у неё родилась дочь: пол-лица у неё было белым, а пол-лица чёрным. И владела она силами и белого, и чёрного вихрей.

Слушатели умолкли, внимательно взирая на рассказчицу.

Рыска стала рассказывать о скитаниях волшебницы, которую отовсюду гнали и которой везде боялись, однако Двухцветная не сдавалась и лишь набирала силу. И когда все остальные волшебники, кроме неё, погибли из-за молнии и огня, люди стали её звать править тсарствами.

Толпа слушала, охала и ширилась, а Рыска всё сильнее чувствовала нарастающий внутри огонь вдохновения — и странной горькой обиды. Саврянские слова давались почти без труда.

Двухцветная волшебница править не согласилась, потому что полюбила человека и, соединившись с ним, навсегда потеряла свой дар. А человек, позабавившись с ней, потерял к ней интерес, потому что без дара она стала для него обычной женщиной с уродливым лицом.

К концу истории кто-то из публики горестно всхлипнул, а одна баба прокричала:

— Больно печальную сказку ты завела, девица!

— Не печалься, девка! Иди сюда, я тебя приголублю!

Публика, до этого завороженно слушавшая сказку и горестно вздыхавшая, переменила настроение и стала посмеиваться.

— Где твоя шапка, куда медьку кинуть? — громко спросил какой-то мужик.

Рыска растерялась. Деньги ей были не нужны, кураж рассказчицы пропал.

— Сюда кидайте, люди добрые, — прокричал какой-то молодой незнакомый парень в красной шапке и пошёл вдоль публики.

Рыска спустилась с помоста, глядя на то, как туда забирается новый сказочник, с белой бородой и усами. Не успела она простоять и щепки, пытаясь сосредоточиться на истории, как парень в красной шапке подхватил её под локоть и отвёл в сторону.

— Эй, ты чего? — удивлённо спросила Рыска, пытаясь вырваться.

За месяцы тренировки в школе она стала намного сильнее, чем раньше, но веса для сопротивления мужчине в ней было всё равно маловато.

— Не прикидывайся, — сказал парень, скалясь ей в лицо. — Это было моё время рассказывать!

— А ты его занимал?

— Да, и мзду платил. А ты, крыса вражеская, вали отсюда, пока я тебе не вдул.

Парень громко выругался, и разозлённая Рыска вдруг вспомнила, что тоже умеет ругаться по-саврянки:

— Позавжёнсток мусковонный!

— Что? — завопил парень. — Эй, вы слышали, что эта ринтарская дура мне сказала?

С разных сторон раздались крики:

— Не тронь сказочницу!

— Поддай ринтарской хамке!

— А хорошо она баяла! Нашему Максимке завидно стало!

— Да у неё в сказке все белокосые плохие, а черноволосые хорошие, вы что, не поняли? — выкрикнул парень, по-прежнему крепко держа Рыску за локоть.

Если бы она не была так расстроена, то просто извинилась бы и предложила парню забрать себе деньги, но на Рыску нашло такое яростное исступление, что она размахнулась тренированной правой рукой и залепила ему — нет, не пощёчину — кулаком в живот, а затем коленом в пах. Парень согнулся и взвыл, выпуская Рыскин локоть, но подсекая её ногой снизу. Она ловко подпрыгнула и под смесь осуждающего ропота и одобрительного гомона толпы треснула локтем по красной шапке.

Парень свалился в снег, хватая Рыску двумя руками за сапоги. Она почти удержалась на ногах, но кто-то недобрый толкнул её в спину — полетев вперёд, Рыска выставила перед собой одну руку, но всё равно пребольно стукнулась головой и на время потеряла ориентацию.

Лёжа на утоптанном снегу, она видела, как за неё вступился мужик ринтарской внешности, но на него стала кричать сердитая баба, и вдруг народ как с цепи сорвался: кто-то махал кулаками, крича, что Максимка спёр у него три сребра, несколько человек, посокрушавшись, что на площади давно не было кулачных боёв, с радостными воплями бросились в драку.

Свернувшись клубком, Рыска старалась не попасть под раздачу, но получив пару раз ногой по ягодицам, стала ползком выбираться из кучи-малы. Ей это почти удалось, когда с разных сторон раздались топот ног и суровые голоса.

— Вон зачинщица! — крикнул кто-то, и Рыску схватили уже не юные мужские руки, а суровые лапы стража, за поясом у которого болтались длинные ножны.

Не заподозрив в девчонке серьезной противницы, он приподнял её за шкирку, поставил на ноги и стал сердито трясти. Рыска, не пожелавшая терпеть такую наглость, вывернулась и выхватила меч из ножен стража. Тот удивлённо выругался, но всё же отскочил, а она стала в стойку — зря, что ли, её полгода обучали защищаться от таких вот подлецов? Раздались одобрительные и не очень возгласы, круг зевак выстроился широким кольцом, освобождая пространство вокруг девушки с мечом.

— Страж с бабой сладить не может!

— Во девка даёт!

— Тараканиха, небось, — вон как мечом машет!

Страж отступил вместе с остальными. Стараясь никого не задеть, Рыска сделала несколько выпадов, с диким криком прорвала круговую оборону и бросилась наутёк.

Если бы она не бросила меч, страж погнался бы за ней со всех ног, а так он лишь подобрал своё и позволил Рыске добежать до переулка, где она влетела в двух других стражей, вовремя разглядевших хулиганку. Не особо церемонясь, они скрутили ей руки и повели в тюрьму.

Остыв по дороге и ужаснувшись всему, что натворила, Рыска извинилась:

— Дяденька, простите, я не нарочно…

— Ага, разберёмся!

Выслушав знакомые ей по урокам Алька саврянские ругательства, Рыска покорно дала завести себя в длинный, вонючий подвал с камерами по разные стороны, где её затолкали в одну их них. Глянув вслед удаляющемуся стражу, она не стала возмущаться, лишь тяжело вздохнула, сжав пальцами холодные прутья решётки.

За спиной кто-то недовольно хмыкнул.

Рыска обернулась. В темнице она была не одна.

В полумраке не сразу удалось сориентироваться. Приготовившись к худшему, она уже собиралась дать отпор злобным саврянским бандитам, но на неё смотрели три пары удивлённых и довольно милых глаз.

Камера оказалась женской.

— Ты кто? — спросила самая взрослая заключённая, с цветным платком на плечах и с ярко-красными губами.

— Рыска.

— А что с лицом?

— Не знаю, — она потрогала лоб и только сейчас заметила, что из рассечённой при падении брови капает кровь.

— Совсем уже озверели, — продолжила женщина. — Разве можно так бить? Они не понимают, что портят товарный вид?

Вторая сокамерница, юная и остроносая, протянула Рыске платок и с подозрением спросила:

— Ты из нового «курятника», что у Пристани?

Рыска растерянно помотала головой, вытирая лицо и не совсем понимая, о чём речь. Когда глаза наконец привыкли к темноте, она заметила, что у всех троих женщин были недвусмысленно накрашенные лица и довольно броская одежда.

— Можно, я полежу? У меня голова кружится, — пожаловалась она.

— Вот же зверьё поганое. Небось и воспользоваться успели задарма…

Рыска легла на одну из узких деревянных лавок и закрыла глаза. Платок сполз с её головы, и растрепавшаяся коса черной змеёй скользнула по полу.

Соседки по камере переглянулись. Ринтарки на севере Саврии были редкостью и пользовались успехом, особенно у извращенцев. Своих белокосых баб им лупить было неловко, а черноволосые меньше жаловались.

Женщины попали в камеру, можно сказать, случайно: хозяйка их «курятника», ушлая и надёжная баба, к сожалению, отлучилась как раз в тот момент, когда один из пьяных клиентов вызвал стражу, заявив, что «курицы» спёрли у него деньги, оружие и кольцо — семейную реликвию. Клиент был хоть и нетрезв, но приходился племянником наместнику, так что всех троих веселивших его девушек загребли под угрозой закрытия заведения.

Они торчали в камере уже несколько часов и не сомневались, что «наседка» их вытащит, но до это требовалось подождать, пока стражи выяснят, где именно клиент потерял деньги, меч и кольцо. Им очень не хотелось дожидаться ночи, потому что тюремная охрана могла решить, что за девушек никто не вступится, а с «вольными птичками» в тюремных подвалах не церемонились — вызовут на допрос по одной, воспользуются и спасибо не скажут.

Усевшись на другую лавку, они стали вполголоса переговариваться, а Рыска лежала и думала о случившемся.

«Курицы» приняли её за свою — большего позора и ждать нельзя! Разве что… она устроила драку на площади и напала с мечом на стража… В Ринтаре за такое полагалась дюжина плетей — если судья будет добрый и в драке никого не прибили. Какие законы были в Саврии, Рыска понятия не имела.

Она вдруг поняла, что мужики из вески и кухарка будут напрасно ждать её у мельницы. Рассердятся небось, станут ругаться, но лишь бы не искали. Пусть лучше возвращаются домой, не узнав, что она натворила… Слава Хольге, что она вовремя бросила меч и никого не ранила!

Заныла ушибленная в драке попа, и Рыска тихо застонала.

— Эй, помощь нужна? — спросила одна из соседок по камере.

— Нет, спасибо, — выдавила из себя Рыска, чувствуя, как солёно у неё во рту.

Принять помощь от жриц любви, которых она презирала, осуждала и побаивалась? Лучше она сделает вид, что уснула.

— Это стражи постарались или клиент? — спросила старшая. — Ты скажи, у нас такое не принято. Это в Ринтаре женщин можно бить и унижать как скотину. А у нас есть права и даже свой ремесленный совет.

Рыска не ответила. У неё так кружилась голова, что звуки голосов в конце концов смешались в неясный гул.

Когда она очнулась, в камере больше никого не было; сквозь решётку проникал тусклый свет от лучины охранника. Рыска села на лавке, обхватила колени и затряслась от холода. Она — как их там? — рецидивистка, вот. Сколько ни учи её уму-разуму, всё равно оказывается в тюрьме: в ринтарской, в саврянской… Хольга не благоволит тем, кто теряет терпение и зря машет кулаками.

Рыска вдруг представила, как Альк и Зофья пируют в столовой, запивая вином запечённого Альком гуся, но не расплакалась, сдержалась.

Один лучший друг когда-то уехал и не вернулся, и второй тоже скоро исчезнет. Они не виноваты, у них своя жизнь, и осуждать их не за что. Оба побеспокоились о том, чтобы она была в безопасности. Жар не мог проведать её на хуторе, ведь все думали, что его сожрала такка, зато Альк постоянно навещал её и во всём поддерживал.

Перед отъездом он попросил её быть в порядке, а она? Влипла в историю, опозорилась сама, а если сейчас назовёт своё имя и расскажет, откуда она, опозорит и школу, и Алька.

Рыска стала лихорадочно думать, как бы ей выпутаться из этой истории, сохранив голову, не получив плетей и не упоминая ни школы, ни доброго имени Хаскилей — стыдно! Альк наверняка бы за неё поручился и быстро вызволил, но просить его о помощи Рыска решила лишь в крайнем случае — стоя у виселицы. Ей ужасно не хотелось объяснять, какого Сашия её понесло вещать с помоста про белых, чёрных и смешанных волшебников. Но больше всего она боялась встречи с Альком из-за того, что придётся спросить его про Зофью: правда может быть горькой.

Станет ли Альк ей врать, чтобы не обидеть? Сможет ли она сделать вид, что ей всё равно?

Плохо, что в школе её наверняка хватятся и станут искать. Вот бы передать им весточку — мол, всё в порядке, не беспокойтесь, — а то ведь догадаются расспросить людей в городе и отыщут её в тюрьме. Старшая наставница не лыком шита, но захочет ли она вступиться за столь нерадивую и безрассудную ученицу? У школы и так в последнее время много проблем. Если выяснится, что её воспитанница учинила беспорядки на площади, угрожая стражу мечом, то злопыхатели снова нажалуются властям и потребуют закрыть школу.

Где-то стукнула дверь, раздались шаги, и к камере стал приближаться огонёк свечи.

— Ты Рыска? — спросил недовольный страж, вероятно, потревоженный во время сна.

— Да...

Её сердце ёкнуло. Откуда он узнал?

— На выход.

Страж открыл камеру и, подтолкнув её перед собой, запыхтел ей в спину. По его мнению, заключённая должна была мчаться стрелой на волю, а она ползла, как пьяная муха. То ли правда пьяная, то ли пришиб кто из предыдущей смены... Такое у них не поощрялось, но и не сильно наказывалось, а вот огрести за избитую девку от Зузаны ему не хотелось — «наседка» радела за своих «куриц», будто сама их когда-то вывела из яиц.

— Вот, забирайте, — пробубнил он, передавая девчонку «хозяйке».

— Вы кто? — спросила Рыска, удивлённо глянув на незнакомую женщину неопределённого возраста, дородную и белокосую.

— Заткнись, — прошипела та, беря Рыску за плечо.

— Если что, я ни при чём, — заявил страж, — я только что заступил.

— Да знаю, знаю. Я тут своих красавиц всего лучину назад вызволяла. Поклёп на них возвели.

— А эту чего не забрали?

— Так надо было сначала убедиться, что она ни в чём не виновата, — ловко соврала Зузана.

На самом деле её дорогие вызволенные «курочки» стали наперебой кудахтать о том, что неплохо было бы подсобить одной полукровке, совсем молоденькой, избитой кем-то до привода в камеру. С первого взгляда на Рыску хозяйка дома развлечений поняла, что запертая в камеру девка не была «курицей», но не бросать же её теперь на произвол судьбы, тем более, что и мзда в три сребра за вызволение уже была уплачена. Кроме того, невинные полукровки так высоко ценились среди клиентов — Зузана знала их поимённо, — что с девкой стоило повозиться.

— Иди за мной, милая, — она криво улыбнулась охраннику и повела Рыску на выход.

— Простите, но вы наверняка ошиблись, — начала было та.

Женщина сурово на неё цыкнула.

— Есть куда идти среди ночи?

Рыска замялась.

— Не совсем.

— Так и я думала. Назад не хочешь?

— Нет.

— Тогда вперёд. Раз мои девочки за тебя похлопотали, то и я не обижу. Переночуешь у нас, а завтра видно будет.

— Ага, — Рыска благодарно кивнула. В камеру ей точно возвращаться не хотелось, а в «курятнике» хотя бы будет тепло.

* * *

— Как это вы не знаете, где она?

— Простите, но когда она не вернулась с весчанами, мы подумали, что она у вас — вы ведь ей покровительствуете.

Альк нахмурился.

— И вы даже не проверили?

Старшая наставница сделала грустный вид, но особого раскаяния не выразила.

— Рыска взрослая девушка и может жить не только в школе, но и вне её. Может быть, она остановилась у кого-то ещё, а вы просто не в курсе?

Альк бросил на неё испепеляющий взгляд.

— Пообещав вашим весчанам вернуться через две лучины к мельнице? А вы знаете, что вчера в Плыни были беспорядки, есть пострадавшие?

— Что вы говорите? — она искренне удивилась. — Интересно, из-за чего? Неужели объединение тсарств кому-то пришлось не по вкусу? Вы ведь всё знаете, господин Хаскиль. Просветите нас, как обстоят дела, а то мы в этой глуши всё узнаем последними.

Поняв, что больше ничего от неё не добьётся, Альк не ответил и, быстро попрощавшись, вышел из гостиной и затем вон из школы, во двор.

Он чувствовал себя ужасно глупо. Ведь мог бы заранее посмотреть Рыскины дороги и понять, где она — но ему просто не пришло в голову, что она может быть где-то ещё! Он уже запрыгнул на корову и собирался пуститься в обратный путь в город, как из здания школы выбежала Ириша, подруга Рыски — без шубы, в накинутой на платье шали.

— Постойте!

— Да? — Альк притормозил, предчувствуя не самые приятные новости.

— Вы ведь Рыску ищете?

— Знаешь, где она?

Ириша прикрыла рукой лицо от порыва ветра и сказала:

— Перед самым отъездом она проговорилась, что хочет заехать в Пристань.

— Куда?!

— Ну, к нам недавно приезжала путница. Не знаю, о чём они говорили, но Рыска после этого была сама не своя.

— Зачем ей нужно в Пристань, не говорила?

— Кажется, чтобы что-то спросить у путника или наставника.

Альк нахмурился.

— Что ты ещё знаешь?

— Больше ничего, но я волнуюсь за неё. Путники, они такие… ой, простите.

— Какие? Я не путник, а видун, — пояснил Альк.

Ириша не стала говорить, что большой разницы не видит.

— Скрытные. Холодно, я пойду.

Альк не успел поблагодарить девушку, как та развернулась и побежала к дверям школы.

Тихо выругавшись, он спрятался от ветра за забором и ненадолго замер, проверяя дороги. Дар подсказывал ему, что Рыска находилась в Плыни, но где? Даже в таком мелком городке было слишком много людей, чтобы видун мог вот так запросто определить местонахождение конкретного человека — не говоря уже о том, что путники даже в небольшом количестве не помогали, а мешали друг другу.

— Проклятая Пристань! — пробормотал он. — Какого Сашия она решила туда сунуться? Неужели предостережений Зофьи оказалось мало?

Если эта дурочка отправилась выяснять, что такое «универсальная свеча», то он сможет вызволить её только с боем — эх, зря он не уговорил Зофью остаться ещё на денёк… С ней было бы проще узнать, что к чему. Слишком редко «универсальные свечи» встречаются, слишком силён будет соблазн наставника проверить, как они работают. Как долго путник сможет тянуть из такой «свечи» удачу? Сможет ли она сопротивляться?

До разговора с Зофьей Альк считал, что связка дара осталась только между ним и Рыской, и то лишь потому, что та помогла ему разъединиться с крысой. Об «универсальных свечах» Альк давно читал в «Магии света», но, как и Зофья, никогда с ними не сталкивался и полагал, что это всё фантазии богатых на выдумки авторов.

Альк надеялся, что Зофья не станет держать на него зла, но также знал, что её скорый отъезд из Плыни был вызван его нежеланием «повторить хорошее».

Узнав, что он приехал в Плынь звать Рыску замуж, Зофья сначала расхохоталась, потом недоверчиво переспросила, не шутка ли это, и лишь потом настороженно нахмурилась.

— Намучаешься ты с ней, — заключила она, выслушав краткую, без лишних подробностей, историю Альковых мытарств. — У вас всё с самого начала пошло наперекосяк — значит, ровно уже не будет.

— Зато у нас с тобой сразу всё шло ровно, а потом рассыпалось, — заметил он. — Да так, что нет смысла склеивать.

Зофья не была в этом так уверена, но снизойти до непристойных предложений не пожелала.

— Вы из разного теста. Ты благородный, она простушка.

— Смотря чем мерять благородство.

— Ты перестал быть реалистом? Именем и деньгами, конечно.

— Этого явно недостаточно.

— Не люблю неразгаданных загадок, связанных с магией путников, — сказала Зофья. — Что-то с этой девчонкой не так. Почему она стала твоей «хозяйкой» при живом Райлезе? Почему ты превращался в человека, когда ей грозила опасность? И почему даже Крысолов не понял, как работала ваша связка?

— Меня больше беспокоит вопрос, зачем он попытался вернуть Рыске дар, — хмуро заметил Альк.

— Ты так и не простил его? — сочувственно спросила Зофья.

Они сидели в кормильне на площади, пили вино и третий час подряд не могли наговориться.

— Вроде бы он пытался нам помочь, а после наводнения отмазал меня перед Общиной от всех грехов, но теперь я снова не знаю, что думать.

— Крысолов любит ставить эксперименты. Ты знаешь, что его любимая девушка когда-то стала «свечой», а он пытался её спасти?

— Думал, это слухи, — удивился Альк. — И чем всё закончилось?

— Понятия не имею.

Когда они допивали третий кувшин, кормильня стала закрываться, и Зофья окольным путём напросилась к Альку в гости — предложила ему отправиться в её гостевую комнату в Пристани, чтобы продолжить разговор. Идея Альку предсказуемо не понравилось, и он пригласил её переночевать у себя.

Каждый день своего пребывания в Плыни Зофья проходила мимо дома Радских, проверяя, нет ли там Алька, пока в один прекрасный день они не столкнулись на главной улице — он на корове, она на нетопырихе — а теперь ей не терпелось узнать, как этот дом выглядит изнутри.

— Жаль, что между нами всё закончилось, — сказала Зофья, отмечая, как быстро Альк с ней согласился.

Он её не простил.

Они долго болтали в столовой у него дома, вспоминая прошлое — школьные проказы и промахи — и несколько раз хохотали в голос, тревожа слуг. У Зофьи сложилось впечатление, что служанка следила, не слишком ли Альк напился, и оттого подавала всё больше закусок.

— Кажется, она тебя пасёт, — прошептала ему Зофья.

— Она меня помнит мальчишкой и никак не поймёт, что я вырос.

Зофья усмехнулась. Она тоже помнила его семнадцатилетним мальчишкой, а когда уходила в путницы — ему было всего двадцать три. С тех пор он изменился и через многое прошёл. Ей было невероятно жаль, что ему пришлось страдать — она видела, как мучительно умирали её собственные «свечи» и потому не стала спрашивать Алька о том, что он чувствовал в теле крысы, хотя её одолевало любопытство.

Спать они отправились по разным комнатам, шатаясь от выпитого вина, и Зофья точно знала, что Альк к ней не придёт: слишком ярко горели его глаза, когда он говорил о своей полукровке. Что ей оставалось делать? Позволить ему набить свои шишки в полном объёме.

— Думала, тебе нравится фехтовать с равными по силе, — сказала она напоследок с большим намёком.

Альк понял метафору, потому что иносказания Зофьи были очень похожи на его собственные.

— У каждого своя сила.

На следующий день она решила, что пора ей вернуться в Ринтар.

Поручение Пристани по «налаживанию связей в новом едином тсарстве» было ею давно выполнено, погода ожидалась ветреная, но не слишком снежная, дорога обещала быть безопасной.

Они с Альком вместе сходили на рынок и выбрали гуся для его нелепой затеи — отговаривать его она не собиралась.

Попрощались тепло, но не жарко: подержались с полщепки за руки, по-дружески обнялись. Когда отстранились, у неё ёкнуло сердце, как при последней встрече. Ничего конкретного её путничий дар не предсказал, а потому она не стала разводить канитель и, подмигнув Альку на прощанье, покинула его с улыбкой на лице, вскоре растаявшей, как масло в каше. Но он уже этого не увидел.

Возвращаясь в Плынь из школы, раздосадованный Альк подстёгивал ни в чём не повинную корову, матерился сквозь зубы и пытался прикинуть, как ему отыскать Рыску.

В Пристань соваться очень не хотелось. Как он объяснит свой приход? Спросит, не явилась ли к ним его знакомая ринтарка — кстати, «универсальная свеча»? Альк был уверен — как только он представится, с ним откровенничать не будут.

Когда-то давно дед договорился, чтобы Альк учился именно в этой Пристани — пошёл, так сказать, по его стопам — но внучок удрал в Ринтар, не желая семь лет учиться под пристальным взором родственников. Его искали и не сразу нашли, потому что он не удосужился сообщить о своём решении податься во «вражескую» Пристань. Тогда он ещё верил, что происхождение не имеет для Путника значения — только сила, вера, терпение и дар, а их у него было с избытком. Вот только покорности и послушания было маловато, а это Общине не нравилось.

Его способность читать дороги слабела по мере приближения к городу, и Алька это бесило: уже только поэтому он не захотел бы жить в Плыни. Искать Рыску придётся без помощи дара.